Не я - значит, никто - роман закончен!

Грегор выпучил глаза, да и у Альты и Зенобии брови вверх поползли.

— Что ты несешь?! Да мне какое дело, как они круг делают?!

— Вот-вот, Грегор. Тебе нет дела, потому что есть маги и эфириалы. Но, как ты сам и сказал во время нашей первой встречи, человеку нужен враг. Не будет магов и эфирных выродков — самым главным врагом человека станет другой человек. Это сейчас идея религиозной вражды тебе кажется дикой — но в будущем людей ждет именно это.

— Знаешь, пока ты рассказывал об этих, патронах, и прочем, я удивлялся, как ты до этого додумался... Это звучало разумно. Но теперь тебя понесло в сторону диких, безумных, ничем не подкрепленных пророчеств...

Я покачал головой:

— Увы, я не додумался ни до чего из этого, и мои пророчества — не пророчества. Хочешь, я прочту твои мысли? Скажу, о чем ты думаешь?

— И о чем же?

— Ты думаешь, что перед тобой сидит Рэйзель лин Фаннард, пятисотлетний чернокнижник.

Повисла зловещая пауза.

— А это... не так? — прищурился Грегор.

— Не так.

— Эфириал?!

— Увы, все гораздо страшнее, чем ты думаешь. Рэйзель лин Фаннард, понимая, что сгниет заживо в Цитадели, пошел на крайнюю меру. Он сбежал сквозь грани мироздания, обменявшись душами — ну или телами, как посмотреть — с человеком в параллельном мире, очень похожем на этот. Мне всего семнадцать лет от роду, и я просто паренек из другого мира, где все люди без исключения — затупленные, где никогда не было эфириалов.

Грегор молча смотрел на меня, потом сказал:

— Тогда как ты умудрился повелевать мертвыми, если ты затупленный?! А, кажется, я понимаю, кто из вас двоих на самом деле главный...

— Не угадал, — отозвалась Альта. — Мастер действительно не Рэйзель, но унаследовал его магический дар и с моей помощью подтянул знания. Ирония в том, что дар магии — свойство не души, как полагал учитель, а тела. И главный, как ни странно, тоже он.

Снова стало тихо, пока инквизитор осмысливал услышанное.

— Что ж, теперь все стало на свои места, — тихо сказала Зенобия. — Я все пыталась понять, отчего не могу разглядеть в вас никаких признаков древнего, мудрого, бесчеловечного чернокнижника...

— Ты права. Я — твой ровесник, вот и весь ответ. И я ничего не придумал — просто рассказал историю моего родного мира. И в нем люди делают друг с другом такое, что по сравнению с этим все ужасы Порчи просто меркнут... — Я наклонился ближе: — Грегор, хочешь, я расскажу тебе, как убить миллион человек за одну секунду?

Он помолчал, затем недоверчиво спросил:

— Миллион? Вряд ли возможно убить весь Тантагор, всю Кортанию и половину Болонги за одну секунду.

— Ты прав, очень большая территория. Но что, если я скажу, что жил в городе с населением в два миллиона человек? А вся моя страна, очень маленькая, насчитывает лишь девять миллионов жителей. Всего лишь девять. Ты можешь представить себе дом высотой в шестнадцать этажей? Нет, конечно, тут ведь королевские дворцы только четыре имеют... А что говорить про дом в сто этажей?

— Да не может быть!!

— Еще как может... И одна особенная бомба, сброшенная на такой город, убьет сотни тысяч, а то и миллион. Вспышка света, по сравнению с которой солнце будет тьмой — и самые везучие люди даже не умирают, а просто исчезают. Испаряются в буквальном смысле слова. Те, кому повезет меньше, погибнут при пожаре, а самые невезучие переживут и вспышку, и пожар, чтобы потом медленно умереть от так называемой лучевой болезни. Ну а те, которые в момент взрыва будут смотреть в ту сторону с десяти верст — просто ослепнут, им выжжет глаза. Считай, что дешево отделались. Так вот, Грегор. Я знаю, как устроена такая бомба, и могу тебе рассказать. Там все очень-очень сложно, мне придется объяснять тебе многие секреты сложных наук и неизвестные тебе тайны мироздания — но к вечеру ты поймешь, как такая бомба устроена и как она работает.

— Нет, во имя Пятерых, я этого не желаю знать! И у меня вопрос, откуда это знает паренек семнадцати лет?!!

— Все просто. В моем родном мире нет магии, но наука сама как магия. Школяр в двенадцать лет знает больше, чем тут — любой ученый муж. Я знаю, как устроено самое страшное оружие, потому что к моим услугам куча книжек, написанных понятными словами. Книги издаются в моем мире многими тысячами в год — я имею в виду разные книги. Каждая — многими тысячами экземпляров. Знания доступны всем и каждому.

— Ну, тогда ты сможешь завоевать мир, — хмыкнул Грегор.

— К счастью, этим способом не смогу. Ты знаешь, как устроен твой револьвер, но если я попрошу прямо тут изготовить второй — ты не сможешь. Нет ни материала, ни инструментов, ни навыков работы с металлом. Так и эта бомба. Чтобы ее сделать, нужны новые открытия, новые материалы, новые индустрии, сотни тысяч сверхквалифицированных мастеров. Так что пока мир может спать спокойно... Пока.

Грегор покачал головой и сунул в рот последний кусочек мяса.

— Знаешь, — сказал он, прожевав, — я всегда считал эфириалов величайшим проклятием людей, но если все, что ты сказал, правда... Мне следует возблагодарить богов за Порчу и магов, и попросить, чтобы и впредь все оставалось, как есть. Лучше чернокнижники и эфириалы, чем воздушные яды и такие бомбы...

Я вздохнул.

— И вот тут у меня самая последняя и самая страшная новость, Грегор. Эпоха магов близится к концу, если не мы, то наши дети станут свидетелями ее окончания. А дальше все пойдет по тому же пути, что и в моем мире. Первый шаг — нарезные стволы и патроны. Пока их вроде бы нет, но кто знает, может, прямо сейчас некий мастер экспериментирует с первым нарезным ружьем... Вот представь себе ружье, которое навылет пробивает любую броню и стреляет десять раз в секунду. Знаешь, что оно сделает с любым моим немертвым бойцом? Наизнанку вывернет. Как только способы производства огнестрела улучшатся и само оружие улучшится — некроманты станут бессильными, а маги — уязвимыми. Это сейчас твои револьверы бесполезны против моего эфирного щита. Когда у тебя будет ружье, выпускающее тридцать пуль на раз-два-три, у любого мага шансов уже не останется. Порча? В моем мире каждый солдат имеет такое ружье. А еще у них есть пушки, стреляющие с плеча, легкие, но очень разрушительные. Мы вчера убили жуткую огромную тварь, можешь спросить у Зенобии, как шел бой и чего он нам стоил. В моем мире с ней справится один солдат. Одним выстрелом разорвет ее в клочья. И вот тогда, Грегор, уже не будет важно, есть маги с эфириалами или их нет. Человек, вооруженный наукой и могучим оружием, станет сильнее. И именно тогда главным врагом человека станет человек. В моем мире произошли две всемирные войны. В первой погибло двадцать миллионов человек, во второй шестьдесят — прочувствуй эти цифры. И твой мир идет тем же путем. Да, в деталях есть отличия, но посуди сам. Самодвижущиеся повозки на паровой тяге и револьверы в моем мире были почти ровесниками, и тут то же самое. И между появлением самой первой паровой повозки и первым применением бомбы, испепеляющей города, прошло сто семьдесят шесть лет. Время пошло, Грегор, время пошло. Может, тут будет чуть дольше, двести или двести пятьдесят — но итог тот же. Религиозные войны, летучий яд, жидкий огонь с небес, испепеленные в одну секунду города, войны с десятками миллионов погибших — все это будет. Вопрос времени, не более того.

Снова воцарилась тишина. Грегор молча барабанил пальцами по столу, и я решил доковывать.

— Ты, между прочим, абсолютно прав. Маги — не проклятие рода людского, а дар. Маг — самое разрушительное оружие в мире, но при этом у него есть честь и совесть, как правило. А вот летучий газ — оружие без собственной воли. Кому в руки попадет — тот и будет использовать. В истории моего мира много примеров боен, устроенных безумцами... Более того, именно маги стопорят развитие оружия, потому что всякий король знает, что его главная сила — боевые маги, а мага нельзя выковать или изготовить, сколько есть — столько есть, и новых не будет до следующего поколения. Именно маги — причина, препятствующая большим войнам, ведь если на войне маги погибнут — страна ослабнет. Короли боятся воевать и нести потери в магах, и сам принцип гонки вооружений пока не укладывается в их головы. Но все изменится, когда маги перестанут быть самым сильным оружием. Скорострельные ружья, панцеры, наплечные пушки — все это можно изготовить, и выиграет тот, у кого оружия больше, у кого оно мощнее. И начнется гонка, расходующая баснословные суммы из казны. А там и мировые войны на горизонте замаячат... Так вот, Грегор. Этот мир еще можно спасти. Сделать так, чтобы ни страшные бомбы, ни жидкий огонь, ни панцеры никогда не были изобретены.

— Каким же образом?

— Магократия. Если маги будут править миром — они запретят развитие оружия, потому что это вопрос сохранения их власти. Ну а простые люди без оружия в войнах магов бесполезны, потому все войны будут вестись магами против магов. И какие изуверские заклинание ты ни изобрети — они все равно ограничены мощью мага. И вот тут мы подходим к тому самому делу, ради которого я тебя и позвал. Хочешь спасти свой мир от того, через что прошел мой — помоги мне победить. Пока миром будут править маги — в нем не будет ни страшного оружия, ни войн с десятками миллионов жертв.

Грегор откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— Угу. И сил, способных обуздать чернокнижников вроде Рэйзеля, тоже не будет. Ты предлагаешь отдать мир во власть таких, как лин Фаннард или его ученица?

— Ошибаешься. Напротив, это сейчас проблема, потому что ландграф и его ковен, будучи все вместе сильнее Рэйзеля, сидели тихо, боясь себя выдать. Всякий маг — дитя человеческое, в первую очередь он именно человек, и только во вторую — маг. И то, вырастет ли он в почете и достатке, чтобы оберегать свой народ, или с ненавистью к людям, поставившим его вне закона, зависит как раз от общества. Скажи, ты знал, что Рэйзель оказался вне закона до того, как хотя бы подумал о причинении зла кому бы то ни было? И что его ученица — чудом выжившая наследница дворянского Дома, предательством лишившаяся семьи и положения? И что свои жестокие эксперименты Рэйзель ставил без ее помощи?

— Он запирал меня в моих покоях, — внезапно сказала Альта. — Боялся, что я могу ему помешать...

Я приподнял бровь:

— А ты хотела?

Она пожала плечами:

— Никогда об этом не думала. К чему думать о том, что невозможно? Разумеется, мне не нравилось то, что он делает, только учитель меня не спрашивал...

Я вздохнул.

— Видишь ли, Грегор, не магия делает человека злодеем, стать злодеем может любой, и для этого ему достаточно иметь любой тип власти, не обязательно дар магии. В моем мире один человек, вообразив себя и свой народ высшей расой, истребил миллионы тех, кого он считал низшими. Он не был магом, но это не помешало ему, вместе с парой таких же агрессивных правителей, развязать вторую всемирную войну. И шестьдесят три миллиона погибших в ней — это не только и не столько солдаты огромных армий, их только двадцать пять миллионов. Остальные тридцать восемь — мирные жители, погибшие во время боевых действий или умерщвленные в лагерях смерти, где 'высшие' истребляли 'низших', чтобы расчистить себе жизненное пространство...

— И кто победил?

— Сам-то как думаешь? Превосходство типа высших было воображаемое, и весь остальной мир быстро им это объяснил... Ну как быстро — почти семь лет шла война. Или давай подумаем вот о чем: Рэйзель за пятьсот лет погубил от шести до десяти тысяч человеческих душ. В моем мире во время второй мировой войны был некий целитель, Менгеле. Он в лагерях смерти проводил бесчеловечные опыты над узниками. Пытался изменять цвет глаз, впрыскивая химикаты, удалял органы, сшивал людей, анатомировал живых младенцев... Его очень интересовали близнецы, их он погубил около четырех с половиной тысяч. Например, когда ему попались два мальчика, один из которых замечательно пел, а второй не имел голоса — он вскрыл их обоих, чтобы понять, в чем разница... Его жертвами стали десятки тысяч человек — и это за двадцать один месяц. Он убивал от тридцати до пятидесяти людей каждый день... И Менгеле даже не был магом.

— Тихий ужас, — пробормотала Альта.

Инквизитор тяжело вздохнул.

— Ладно, допустим, я тебе поверил, что ты не Рэйзель...

— Тебе не нужно в это верить — проверь. Нарезное оружие, патроны, многозарядные пистолеты — все это можно изготовить и убедиться, что оно работает, а чернокнижнику этого неоткуда узнать. Пойми, Грегор, магия дает людям силу, но не она делает их чудовищами. В моем мире без магов чудовищ куда больше, чем тут — чернокнижников. Возьми те же страшные бомбы — их применили нелюди, против городов с женщинами и детьми. Погибли от всего двух бомб сотни тысяч людей. И те нелюди, во главе с правителем страны, как ни странно, не были никак наказаны. Их даже не отвергло их общество. Когда у здешних королей появятся такие же возможности, как у правителей моего мира, ты поймешь, что чернокнижники рядом с ними — что мышь против крокодила. Только будет уже поздно. Я прямолинеен и честен с тобой: я планирую жить очень долго, пользуясь ритуалами Рэйзеля, и для этого буду использовать осужденных убийц. Да, аморально, скажешь ты. Но пока я буду жить и править этим миром — в нем не будет всего того ужаса, который тебе сейчас описал... И тут неважно уже, Рэйзель я или нет, потому что на самом деле я хуже Рэйзеля. Рэйзель убил десять тысяч — я убью намного больше в процессе захвата мира. Может быть, сотню тысяч или даже две... Рэйзель не помышлял о мировом господстве, а я планирую этот мир перестроить с учетом ошибок моего собственного. — Я вынул из кармана револьвер и пододвинул его к инквизитору. — На мне сейчас нет щита. Ты можешь спасти свой мир от меня — или помочь мне спасти его от судьбы моего мира. Убив меня, ты спасешь, может быть, сто тысяч ныне живущих, но обречешь человечество на бесконечные войны ужасным оружием, с которым не сравнится ни один маг, на геноциды и зверства. Убьешь десятки миллионов еще не родившихся. Выбирай.

Грегор усмехнулся:

— Как по мне, то лучше уж я не буду выбирать вообще.

— Увы, такого варианта у тебя нет. Твой выбор, на самом деле — между действием и бездействием. Помоги мне — станешь спасителем мира. Или не помогай — тогда я и сам проиграю, а ты лет через тридцать, если доживешь, еще успеешь увидеть нарезные ружья и пулеметы, стреляющие много-много раз подряд. И тогда поймешь, что мир идет именно той дорогой, которую я предсказал, и что твоих потомков ждут большие беды... Но будет уже поздно. — Я пристально посмотрел ему в глаза: — Грегор, я знаю, как избежать всего того ужаса и построить мир без больших кровопролитий, где даже самый убогий смерд будет жить, не боясь завтрашнего дня, не опасаясь, что его детей убьют за то, что они молились не тому богу, или тому, но молились неправильно... Где не будет огромных армий, где люди будут работать, создавая материальные блага, а не маршировать толпами королю на потеху и умирать за чужие интересы... Если ты хочешь добра не только народу Валинора, но всему миру — помоги мне победить.