Время дождя

Первая глава

Сашка стукнула кулаком по бордюру, на котором сидела. Неудачно. Задела рюкзак, пристроенный рядом, на тот же бордюр, и тот грохнулся на асфальт. С неохотой подняла и снова поставила поклажу рядом с собой... Думай-думай. Пока в этом сквере никого...

Всё дрянь.

К соревнованиям снова не допустили... Сашка вытянула ногу, хмуро посмотрела на неё. Травма зажила, но при определённых ударах, когда надо бить искоса, чуть-чуть отзывается. У-у, гадина... Вроде мелочь, а чувствуется. Тренер то и дело орёт, чтобы ушла с татами, не мешала другим готовиться.

Всё хреново...

Дома, узнав, где она собирается учиться после двух неудачных попыток поступить в университет, смотрят на неё, как на предателя. И кто за язык дёрнул ляпнуть? Матери на глаза теперь лучше не попадаться. У той сразу больная голова, глаза в слезах и красивое заламывание рук в отчаянии. Больше всего интересует, как она умеет так быстро вызывать слёзы... Ладно, ещё не спросили, откуда у неё деньги на репетитора. Если б не Вера...

Сашка ссутулилась под накрапывающим холодным дождём и, опершись локтями в колени, вцепилась в лохмы коротких волос (когда-то более или менее приличная причёска карэ — сейчас, от нежелания идти в парикмахерскую, здорово подросшая), постепенно мокнущих.

Замуж выгодно выскочить, как старшая сестра, — внешность не позволяет. Как папа пренебрежительно ухмыляется — полный портрет среднестатистического хулигана. Сашка уже пару раз огрызнулась в ответ: "Чё родили — то и получили! Чё — постараться в постели не могли, интеллигенты, блин?.." При маме однажды получилось, так та раскудахталась: "Ах, тебе не стыдно?! Ребёнок из профессорской семьи, а ведёшь себя, как последняя... — Мама интеллигентно задумалась, похлопала глазами и трепетно выдала нехорошее слово: — Как шалава!" Сашка плюнула и ушла. Вот и поговори с такими... Впрочем, о замужестве она если и думала, то с отвращением. Других проблем полно, чтоб к ним и эти добавлять.

Сестра ещё более или менее на её стороне. Пару раз Вера, когда у неё было свободное время, пыталась научить её накладывать косметику: "Какая бы ты ни была пацанка, а пригодится!" Но Сашке-то это неинтересно. Какая косметика, если она на татами валяется постоянно? Ну, смирилась: чтобы сестре приятно было — научилась. Наука-то нехитрая. А что дальше? Замуж, опять-таки, пока не собиралась же... Так, думалось иногда — абстрагированно от личной жизни (Сашка, когда хотела, тоже могла профессорское словечко ввернуть).

А ещё не хочется возвращаться, потому что единственный человек в семье, который поддерживал и защищал от всех, ушёл. Навсегда... Сашка сморщилась от желания пореветь от обиды, но собралась с силами. Дед. Он постоянно орал на родителей, чтобы те не орали на Сашку, а ей при случае говорил: "Внуча, не думай! Не поступила в этом году — значит, в этом году нельзя поступать. Верь, Сашка. Ничего зря не бывает! Наплюй на тех, кто другое говорит!" А когда она провалила экзамены второй раз, дед-фаталист хмыкнул и спросил: "А ты уверена, что тебе нужен именно этот факультет? Мало ли куда тебя мать впихивает. Мало ли куда ты продолжить хочешь. Жизнь ведь штука такая: всех по своим местам расставит, а если на своё не попадёшь, быть тебе битой по судьбе. А то и мимо судьба-то пройдёт, Сашка!" Она воспрянула духом и стала думать, куда она может, кроме филологического и физвоса, поступить... А через три месяца дед умер. Сердце не выдержало. Сашка тогда так плакала, что потом не поняла, как выдержало её сердце...

... Домой бы пора. Октябрь промозглый, а к вечеру заморозки. Толстовка с капюшоном под курткой, постепенно промокающей от накрапывающего дождя, от холода уже не спасает. И ноги в ботинках уже сводить начинает, снова напоминая о травме. Да и сидеть на бордюре в это время года... Сашка угрюмо подтянула утеплённые спортивные штаны, чтобы встать... Погода ещё, блин... Откуда только тучи набежали...

Вставать не хотелось. Куда идти? Домой — в очередные насмешки, что даже на вожделенные соревнования не взяли? К френдам? Ну их на фиг... Вчера только разругались в пух и прах. Из-за чего? Она всё ещё в команде. Из-за этого тренер не может взять новичка в группу. А отчислить её, Сашку, тоже не может — до конца сезона. Если б Сашка сама ушла — взяли бы одного, давно просится в команду. Только Сашка всё на что-то надеялась. Но победа всегда уходила на фиг. Хотя всегда до неё, казалось бы, — рукой подать...

Чувствуя противно холодные и мокрые края рукавов, девушка угрюмо сунулась носом в ладони. Не хочется. Ни фига не хочется. Свалить бы из дома куда-нибудь далеко-далеко, жить в одинокой хижине и... ходить на медведя с рогатиной... Сашка хрюкнула от невесёлого смешка и шмыгнула носом, представив себя с той рогатиной... Хочешь не хочешь, но домой пора. И пора решать со своим присутствием в команде. Харэ сидеть на шее у команды. Завтра надо будет поговорить с тренером, а потом искать курсы для охранников, чтобы самой оплачивать уроки репетитора. Хватит и у сестры на шее сидеть... В городе таких полно — в смысле, курсов. А потом — до следующего поступления — надо работать где-нибудь в магазине. Баб туда тоже в охранники берут — Сашка уже узнавала. А одновременно с работой готовиться к поступлению. Дед прав: сидя на заднице — в задницу попадёшь. Пора шевелиться и идти дальше. С чего начать? Вернуться завтра в секцию, предупредить Иваныча, что уходит, и забрать форму...

На шорох и странный писк она с недоумением отняла ладони от лица. Мать моя женщина... Это когда же?.. Это что же...

Шагах в семи от Сашки, всё ещё сидящей на бордюре, стояли двое. Нет, двигались. Медленно. Какой-то высоченный бугай тяжело, поигрывая ручищами, которые у него чуть не до земли, как у гориллы, угрожающе раскачиваясь, надвигался на хрупкую куколку в лёгком длинном плащике. Та жалобно и даже умоляюще попискивала от ужаса, мелкими шажочками отступая от него, загородившись малюсенькой сумочкой. И, судя по тому, как это видела Сашка, куколке оставалось шага три, чтобы ногами удариться о высокий бордюр и свалиться в кусты.

Чё она не орёт? Боится звать на помощь? Тут же везде город и народу полно...

Сашка не выдержала — встала. Оправила плечи и в тон движению бугая медленно — и с вызовом, добавив в интонации как можно больше обидного презрения, бросила:

— Эй, ты! Бычара! Слабо ко мне подрулить?

Бугай от неожиданности подпрыгнул и развернулся всей тушей. Сашка попятилась. Даже в сумерках разглядела гладко приглаженную башку словно с раздавленным узким лбом и с кучей тощих косичек, тяжёлую морду с широким плоским носярой, в котором покачивалось кольцо, как у настоящего быка — ни фига ж себе пирсинг!.. Глазки, ужасающе маленькие на фоне мясистой морды, поначалу тёмные, едва заметные, сфокусировавшись на неведомом противнике, зажглись рубиновым всполохом, быстро перешедшим в потрясающий огонь, полыхающий так, будто он настоящий!.. Откуда у этого бычары такие стильные линзы? Неужто начали выпускать — для любителей пофорсить? Слышала, что всякие бывают...

Бычара медленно открыл квадратную пасть чуть не до ушей. Блеснули боковые клычища. Сашка хлопнула глазами, ничего не понимая. А вот следующий момент она прекрасно поняла — когда бычара, этот бомбовоз, с запугивающим рёвом бросился на неё. Даже успела разглядеть изумление на его морде, когда тот понял, что она сама пошла — кинулась! — на таран. А чего он хотел? Чтобы она с писком помчалась от него?

За мгновение до сшибки Сашка, оттолкнувшись — ударив под колено пролетающего мимо бычару, упала в сторону. Его мягкий сапог (она даже поразиться не успела: сапог?!) не защитил от рифлёной подошвы ботинка, не то что врезавшего — резко вмявшегося в болезненную точку. Бычара басом мявкнул, взмахнув ручищами, и с налёту пропахал носом асфальт. Упали они почти одновременно, и Сашка, не вставая, стремительно развернулась на бедро и снова ударила ногой — по бычьей морде, норовя достать опять-таки точку на широкой челюсти невероятного противника.

Достала! Бугай всхрипел на выдохе и затих.

Сашка насторожённо встала, аккуратно попинала его по боку. Туша валялась в отключке. Ладно, очнётся ещё.

А потом... Потом она снова присела на корточки — резко, будто упала сама, но не потому, что понадобилось снова утихомиривать бычару. Ничего не понимая, провела ладонью по земле. Какого... какого чёрта?.. Это не асфальт! Это... булыжники! Встала и огляделась. Замерла, глядя на фонарный столб. Вместо привычной ровной белой лампы на нём трепетал факельный огонь. Со столба Сашка перевела потрясённые глаза на здание, которое вздымалось над кустами сквера. Величественное, оно щеголяло колоннами, с какими-то диковинными фигурами на портике явного главного входа, обозначенного высокими и солидными дверями, к которым, ко всему прочему, вели ещё и ступени, кажется, крыльца. Не может быть! Она же сидела в сквере рядом с обычной дорогой, в окружении привычных и даже стандартных домов-высоток! Куда это её... занесло?!

За спиной раздался робкий голосок. Но и этого звука было достаточно, чтобы Сашка резко подпрыгнула, разворачиваясь к говорившей.

Девушка с необычайно тонким личиком, на котором круглели тоже потрясённые громадные глазища, с причёской, будто она собралась на бал, снова о чём-то робко спросила тоненьким голоском. И Сашка полностью осознала, что её желание и впрямь сбылось: её занесло далеко-далеко, и теперь придётся искать рогатину, чтобы... Она посмотрела на лежащего бычару. Нет, пока сойдут и приёмчики.

— В общем, я тебя не понимаю, ферштейн? — хмуро сказала Сашка, когда девица осторожно коснулась её рукава и вопросительно кивнула.

Как ни странно, девица, оказавшаяся довольно-таки высокой, не растерялась и не стала тараторить, пытаясь объяснить жестами то, что желала высказать. Быстро сунула руку в свою сумочку, из которой торчали какие-то листы, и вынула что-то мелкое. Расправив вещицу, то и дело с опаской скашииваясь на громилу, она осторожно стащила капюшон толстовки с головы Сашки и воздела руки, чтобы повесить ей на шею цепочку, чей медальончик блестел в свете фонаря камешком, а может — хорошо отполированным стеклом. Сашка от неожиданности даже нагнула голову, чтобы ей удобней было.

Девица отступила и снова открыла рот.

— Меня зовут Кэйтрия. Кто ты, о мужественный юноша, не побоявшийся сразиться с телохранителем Гарбханом?

— Ни хр... себе... — начала было Сашка, но смутилась. — Меня зовут Саш... — и опять заткнулась. Чёрт. Дурацкая ситуация.

Девица, склонив головку, ждала. А не дождавшись, быстро сказала:

— Если доблестный воин не хочет говорить своего имени, не пора ли... — Она оглянулась на неподвижного бугая и вздохнула. — Не пора ли забрать у Гарбхана кинжал, свидетельствующий о твоей победе? И уйти, пока он не восстал из небытия?

— Блин, — проворчала Сашка, — у вас тут всегда так торжественно говорят?

— Только с незнакомцами, — пискнула девица. — Почему ты не берёшь кинжал Гарбхана, доблестный воин?

— А можно, что ль?

— Ты победил — это твоя добыча, — пожала плечами Кэйтрия.

Сашка присела перед толстобрюхим бугаем. Осмотрела. Ага. Вон что. В следующий раз данного товарища надо будет пнуть только раз, чтобы он свалился набок. Больше не встанет. Весовая категория у него для драк неудобная. И телосложение. Плечевой пояс вон какой толстенный!

Кэйтрия присела рядом и деловито задрала на бугае полу его... ух ты, камзола? Тонкие пальчики рванули на животе Гарбхана какую-то длинную штуку сбоку наверх. Ещё несколько секунд — и в руках Кэйтрии оказались ножны с кинжалом, которые она ловко отстегнула от ремня бессознательного толстяка и передала своему спасителю. Сашка встала первой и протянула руку, чтобы девице было легче встать. И почувствовала, как глаза помимо её собственной воли округляются: из волны красиво убранных волос Кэйтрии мягко выглядывали высокие узкие ушки. Это вот... Хто?! Эльф?!

— Бежим!

После возгласа Кэйтрии Сашка подхватила рюкзак и побежала, влекомая за руку спасённой, — куда только? Они выскочили из сквера, и Сашка с перепугу чуть не метнулась назад. Повсюду вздымались такие грандиозные здания, что она почувствовала собственную чуждость! И... незначительность... Но Кэйтрия тащила её за собой уверенно, и Сашка поневоле подчинилась ей. Обе делали вид, что просто торопятся, но и этих поспешных шагов Сашке хватило, чтобы с трудом удерживать равнодушное выражение лица и не лупить изумлённые глаза на всех подряд: каких только лиц она ни увидела, пока они... торопились! Остановились на небольшой улочке между громадными шикарными зданиями в старинном стиле. Или здесь, у них, это стиль современный?.. Но, Господи, где это — здесь?!

— Я поняла, доблестный воин, что ты нечаянно забрёл сюда, — тоненько и запыхавшись сказала Кэйтрия. — Мы пройдём ещё немного, и Гарбхан нам будет неопасен. Ты ведь не знаешь его, не правда ли?

— Неа, не знаю, — призналась Сашка, до которой только что дошло, что она понимает эту странную девицу лишь потому, что та повесила ей на шею свой медальон.

Спустя ещё пять минут они очутились на другой улице, полной движения: ехали освещённые факелами кареты, ехали величественные машины типа газика, только более мощные и с открытым верхом; ехали всадники. Здания здесь были попроще, то есть архитектурных украшений на них было меньше. Открыв рот, Сашка смотрела на весь этот кошмар и только сильней стискивала ладошку Кэйтрии, понимая, что лишь эта странная девица сейчас сумеет помочь ей хоть что-то понять.

— Там, дальше, будет ещё один сквер, — тихонько прощебетала Кэйтрия. — И там я покажу тебе, как отсюда выбраться.

Смутно заподозрив, что девица не только приняла её за парня, но и решила, что она заблудилась, Сашка всё же послушно последовала за ней.

Наконец они оказались среди высоких кустарников, будто посеребрённых инеем, а на деле блестящих от дождя. Сашка насторожённо огляделась и выдохнула: квадрат мощёной площадки со скамейками и фонарём посередине сквера не показался опасным.

Кэйтрия огляделась и, промокнув край скамейки кружевным платочком, присела. Именно присела — на краешек, словно собираясь чуть что — вспорхнуть и улететь. Пытаясь сообразить, можно ли в этом мире сидеть близко к таким, как эта барышня, не закатит ли она скандал, Сашка, прежде чем что-то сделать, на всякий случай спокойно сказала:

— Кэйтрия, позволь представиться. Меня зовут Александра. И я девушка.

И только после этого уселась на скамью.

Кэйтрия оцепенела, во все глазища рассматривая её. А потом вздохнула.

— Я подумала, что твой голос высоковат для юноши, но решила, что всё дело в твоём небольшом телосложении.

— Кэйтрия, я чужая в этом мире, — медленно и осторожно начала Сашка, — и не понимаю, что произошло в том сквере. Кто этот Гарбхан? И почему он к тебе приставал?

— Чужая? — переспросила девица, но, кажется, её мысли были заняты другой проблемой, поэтому она не стала допытываться, а просто объяснила, отвечая на вопрос: — Гарбхан — телохранитель одного из знатных студентов в нашем университете. А я... — Она снова вздохнула. — Я приехала в столицу из провинции. Моя семья не очень знатная, в сравнении. И не богатая. Поэтому даже чужие телохранители могут себе позволить... — Она опустила глаза, и горестная линия губ подсказала дальнейшее.