Время дождя

Он стянул с головы капюшон, улыбаясь сторожам, которые радостно хлопали его по плечам и спине, словно это они его спасли, а не он сам ворвался в трактир. Был он не очень высок — и по торчащим из тёмных волос кончикам ушей в нём нетрудно было узнать эльфа. Наконец он снял короткий плащ и, развернувшись к двери, стряхнул с него лишнюю воду. Его снова захлопали по плечам, всё так же весело галдя и указывая свободные места за столиками. Он кивнул и, шагнув несколько раз, огляделся.

Кэйтрия вставала так, как будто испугалась — отчаянно! Даже травник поразился, что это с нею. Сашка поднялась следом, встревоженная, но долго недоумение, что происходит с девушкой-эльфом, не продолжалось. Она, спотыкаясь, чуть не падая и хватаясь за края столов, чтобы удержать равновесие, выскочила из-за своего стола и устремилась к незнакомому студенту.

— Эйлилл!.. — услышали Доран с Сашкой её шёпот.

Незнакомый студент будто услышал этот шелест губами. Он резко обернулся к девушке-эльфу и поспешил ей навстречу. Кэйтрия быстро подошла к нему, и он, изумлённый и какой-то благодарный, подал ей руку. Сашка смотрела во все глаза: как Кэйтрия поняла, что это Эйлилл? Даже рост другой! Эйлилл — высокий парень, с глазищами небесной синевы. В любой толпе сразу узнаешь! Но этот — неприметный, ну — почти безо всяких особых примет, и среднего роста... Но, если бы девушка-эльф ошиблась, он бы, наверное, не подал бы ей руки и не поспешил следом за нею?

Неужели магия иллюзии может быть такой сильной?!

Или всё же это не Эйлилл?!

Пришлось сесть и буркнуть, пока счастливая парочка шла к столу:

— Доран, ты-то узнал его?

— Теперь — да, — проворчал тот, тоже садясь.

— Привет всем! — спокойно сказал незнакомый эльф, которого Кэйтрия уже дотащила до столов.

Замаскированный иллюзией Эйлилл улыбнулся Сашке и подсел к ним троим, благо что студенты от их стола, сообразив, что ничего страшного не происходит, убежали в зал для танцующих. Подсел, держа за руку Кэйтрию, которая сияла не в силах удержаться от радости. Доран же насупился, расслышав парочку ехидных замечаний, адресованных ему со стороны. Эйлилл подозвал девушку-раздатчицу и заказал ужин на себя и десерт для всех. Кэйтрия смотрела на него... как на божество — усмехнулась Сашка. И снова изумлялась: и как она узнала его под маской иллюзии?! Сама-то она смотрела на него и только ёжилась: ну — незнакомый!! И точка!!

Потом начала замечать — по движениям, что они ей знакомы. Например, любимый жест красавчика эльфа — слегка наклонять голову. Не по этому ли жесту Доран понял, что перед ними и впрямь Эйлилл?

А потом, когда Эйлилл насытился и перемолвился словечком с Кэйтрией... К отчётливому возмущению Дорана, парочка встала из-за стола и направилась в танцевальную комнату. Сашка — по должности, за ними. Травнику тоже пришлось снова встать из-за стола, потому что по нему начали чувствительно проезжаться студенты-едоки: что, де, не потерял ли он хватку любвеобильного студента, если не сумел уговорить такую красотку, если её у него увели так легко...

"Терпи, Доран, терпи, — с некоторым злорадством думала Сашка, стараясь следовать за всеми неразличимой тенью. — Сам себе репутацию создал, что ж теперь делать? Только терпеть! И ждать, когда наступить времечко, когда сможешь предъявить меня своим дружкам... Правда, они будут разочарованы. Я — не Кэйтрия. Не такая красавица. Да и вообще. Симпатичная, — снова невольно улыбаясь, решила она. Но улыбка мгновенно слетела с губ, когда Доран в очередной раз обернулся к ней. Он посмотрел быстро, чуть исподлобья, сразу отвернувшись, но в тёмных глазищах промелькнуло такое тёмное же пламя, что... Что Сашка с новым удивлением подумала: — А если он видит меня иначе? Если я для него другая — не та, что я вижу каждый день в зеркале?"

Она опустила глаза, раздумывая...

А потом и вовсе вышла из зала, справедливо предполагая, что пока её присутствие здесь никому не нужно. Она снова уселась на табурет у стены, рассеянно раздумывая о том, что в каком-то смысле теряет здесь время, хотя могла бы заняться рисованием новых магических картинок... Посмеялась над собой: надо же — уже появилась привычка думать о хлебе насущном именно с помощью картинок! "Ну, что ж. Времени всё равно до фига. Почему бы не подумать? Почему бы заранее не вспомнить картины, с которых можно будет стащить лица для этих картинок? Помнится, у "Кружевницы" Тропинина такое же славное лицо, которое нравится всем здешним. Эх, надо бы спросить у Кэйтрии, можно ли для открыток использовать лица здешних красавиц. Её-то саму я уже для картинки нарисовала, правда смягчив лицо так, чтобы она с трудом сама себя узнала... И как жаль, что нельзя прямо сейчас взять альбом и рисовать с натуры..."

Она посмотрела на открытую дверь в танцевальную комнату. Доран всё ещё стоял там. Может, не заметил, что она вышла? Позвать?

Сашка глянула под ноги, чтобы встать, не споткнувшись, и застыла на месте, заинтригованная. Под ногами мягко колыхалось нечто, похожее на дымный обрывок от облака. Или от затухающего костра. Чей-то фамильяр? Типа, как у Дорана? Дымок гибкой змейкой обвился вокруг ног Сашки, а потом юркнул под стол, появившись перед глазами уже чуть за столом. Сашке вдруг показалось, что этот дымок зовёт её куда-то. Странно. Она всё же выбралась из своего закутка за столами и дошла до двери танцевальной комнаты. Здесь танцевали — пыль столбом. Эйлилл и Кэйтрия примкнули к тому кругу, который танцевал ускоренный менуэт, и отрывались не на шутку, глядя друг на друга влюблёнными глазами.

А Дорана нигде нет.

Сашка озадаченно почесала кончик носа.

А если это он прислал к ней дымок? Типа. На свидание пытается пригласить? Она фыркнула. А что? Пока Кэйтрия занята и под охраной... А мышку-татушку не прислал, потому что её все знают. И травник боялся, что его снова засмеют.

Она вернулась в обеденный зал.

Дымок опять крутанулся вокруг её ног и вильнул в сторону двери в коридор из гостиницы. Пошли, мол. Хмыкнув, Сашка неуверенно постояла на одном месте, поскольку была близко к стене и никому не мешала, прикидывая, надолго ли может оставить девушку-эльфа. Дымок вернулся, словно преданная собачонка. Ласково обвил ноги в очередной раз — и снова пустился наутёк. Потоптавшись немного и рассердившись на Дорана: не мог, что ли, просто сказать, куда идти? — Сашка двинулась следом за дымком. Открыла дверь в коридор, ведущий к гостинице, про себя продумывая тактику общения с травником. Если захочет просто поговорить о том о сём — флаг ему в руки. Но, если полезет, пусть потом не говорит, что не хотел. Хотя пил он, если вспомнить, мало.

Сашка пожала плечами. Можно помечтать о разговоре по душам? И вообще... Позволять себе лишнее Доран вряд ли осмелится — даже наедине, помня о её бойцовских умениях и качествах.

Дымок свернул на втором повороте. Сашка остановилась. Доран ждёт её не в номере? Может, он хочет прогулять её по улицам, пока совсем не стемнело? Но ведь там дождь... Ладно, фиг с ним. Пусть сам при встрече объяснит, чего хочет. Что гадать зря?

Она решительно пошла за дымком, который мягко стелился по полу, то и дело возвращаясь к Сашке, словно чтобы убедиться: девушка точно идёт следом.

Поворот закончился тупиком с лестницей.

Сашка сморщила губы в усмешке. Романтичный Доран! Думает, что ей понравилось на крыше университета, а значит, можно назначить свидание на крыше гостиницы? Хм. Любопытно... Дымок стелился по лестнице, и Сашка побежала за ним, стараясь не грохотать ботинками на деревянных ступенях. Четвёртый этаж. Дальше, выше. Вот и маленькая лестничка — явно на самый верх, к крыше. Сашка потрогала дверную ручку, а потом неуверенно нажала на неё. Дверь оказалась странно тяжёлой и заскрежетала, открываясь. Сашка, вознамерившаяся выскочить на крышу и неожиданным появлением напугать травника, даже обиделась. Ну вот, весь эффект сорван!

На крыше гостиничного здания оказалось далеко не так интересно, как на крыше университета. В мутном от моросящего дождя воздухе Сашка разглядела высокие кирпичные трубы — выше её на голову. Зато удобно — подумалось. Под ногами хоть и не очень скользко, но можно будет схватиться за край трубы, если вдруг нога всё же заскользит по заметно покатой крыше.

Из полукаморки с дверью сюда, на крышу, свет не попадал, потому что его закрывал небольшой простеночный поворот. Но зато здесь блестели следы фонарей, разъезжавшиеся с каждой бегущей лужей. И Сашка огляделась в ожидании увидеть того, кто её сюда позвал. Никого.

— Доран! — попробовала она позвать травника.

Только шелест и постукивание дождя.

А может, она всё поняла неправильно?

Может, её не на свидание сюда вызвали?

И не Доран...

С трудом протолкнула промокшую руку в карман куртки — вдеть пальцы в кастет. Крыша сразу показалась опасным местом. И дымок исчез — в последний раз она видела его, когда он влетел по последним ступеням на крышу. Прыгнул через порог — и пропал.

— Это уже несмешно... — прошептала Сашка, пятясь к двери и осторожно вынимая из кармана руку с кастетом.

Быстро и цепко обшаривая глазами видимое пространство, а заодно пару раз оглянувшись на дверь, от которой и отошла-то всего ничего — шагов шесть семь, она уже поедом ела, винила себя и кляла, что так легко поверила в странное приглашение от травника.

Ещё раз взгляд за спину — осталось два шага д двери. Только начала оборачиваться к ближайшей трубе, как затылок взорвался от боли, а глаза ослепли от ослепительно-белого салюта... А потом всё померкло...

... а потом она смотрела странный кошмар — сон, в котором было много боли.

Но она ему не поверила. Ну, что с ней такое может случиться...

... Она очнулась на полу. Что-то тяжёлое чугуном придавило её спину, не позволяя подняться, разве что поднять голову. Сашку распластали на каких-то плитах так, чтобы её руки-ноги оказались распяленными. Она не видела, что именно прижимает их к полу, но попытка даже шевельнуть руками или подтянуть ноги к себе, оказалась совершенно безуспешной. Та же тяжесть, что и на пояснице. Ничего не понимая, она повернула голову, стараясь определить хотя бы, где она находится. Но видела вокруг только пол. И, когда она собралась крикнуть, чтобы прекратили свои глупые шутки, и таким образом понять, где она находится (одно мгновение она вспыхнула от ужаса: неужели её снова перебросило в иной мир?!), как совсем рядом что-то тяжело прошуршало по полу, как будто открыли тяжеленную дверь. А потом послышался топоток множества быстрых и лёгких ног.

А в следующий миг Сашка закричала — изо всех сил: цверги били кончиками своих тонких мечей или чем там ещё по её ладоням. Захлебнувшись от боли, Сашка охрипла от крика, а потом и вовсе сорвала голос. И только в полуобморочном состоянии дёргалась от ужасающих уколов, когда оружие цвергов вонзалось в каменные плиты, пройдя сквозь её ладони, или соскальзывало с края кости... Милосердная тьма... И тупая боль, из-за которой продолжает, словно в припадке, дёргаться тело. Только всё слабей, потому что сил не оставалось... Совсем...

... А потом сознание начало медленно возвращаться. Но лучше б оно пряталось где-то там — неизвестно где, где было во время обморока. Потому что как только начали возвращаться ощущения... Сашка висела на стене, подхваченная за руки толстыми верёвками, не доставая ногами до пола. Сначала она почувствовала тупую боль в руках. Инстинктивно сообразив, что боль вызывает собственное тело — из-за его тяжести, которая приходится именно на кисти, Сашка попыталась раскрыть пальцы, чтобы, оттолкнувшись ногами от стены, схватиться за верёвки и таким образом сместить давление на запястья.

А пальцы не двигались. Хуже того... Они постепенно наливались горячей болью, пока не взорвались, будто их бесцеремонно сунули в ревущий огонь.

Затрясшись было от сухого безнадёжного плача, Сашка заставила себя умолкнуть. Любое и малейшее движение тела причиняло такую боль, что злые слёзы всё-таки брызнули по лицу, раздражая кожу... Скоро Сашка только извивалась на стене, не в силах остановиться, потому что тело нервно содрогалось от накатывающих приступов боли... Когда Сашка выдохлась и обвисла на верёвках, возникла первая нормальная мысль: "Это из-за моих рисунков — цверги сделали всё, чтобы я больше не рисовала их..."

Крохотная надежда, что всё это только сон, погасла, когда она подняла мокрые от слёз глаза и разглядела: на стене напротив висел кто-то ещё. Два единственных факела горели достаточно ярко, чтобы осветить Дорана.

Шестнадцатая глава

Огонь горел так спокойно, что исподволь приходило понимание: они в замкнутом, полностью закрытом помещении. Углы не освещались, и понять, какого размера это место, было трудно.

Правда, долго смотреть на факелы, мирно потрескивавшие по обеим сторонам от Дорана, Сашка не могла. Яркий свет мучительно бил по глазам. Приходилось смыкать веки... Да и сознание мутилось от боли, которая, даже если девушка не шевелилась, часто взрывалась резкими уколами, от пальцев пронзающими всё тело, напоминая о недавней пытке. Порой сознание уплывало, а когда возвращалось, первой мыслью всегда являлась одна: а если кисти оторвутся? Потом Сашка начинала чувствовать и вспоминать. Немного легчало, когда она ощущала, что верёвки стянули её руки не на самих кистях, а по локоть. Любые попытки подтянуться, чтобы расслабить стиснутую руками голову, немедленно отзывались безумной болью.

В одно из прояснений сознания она не сразу открыла глаза. Возможно, предупредили инстинкты. А может — сквозной ветер, холодком мазнувший по ранам. Или мотание огня, видимое даже за закрытыми веками. Потом она осторожно (и с трудом — грязные, они слиплись от слёз) разлепила ресницы и стала следить, притворяясь обморочной, за мелочью, бегающей по помещению и быстро-быстро болтающей вполголоса. Шаманов нет. Один цверг остановился перед Дораном и суетливо потыкал в него коротеньким копьишком: тот, как и Сашка, висел в метре над полом помещения. Другие двое, остановившись за спиной первого, перебросились резкими словечками, после чего все дали дёру из комнаты, будто их кто-то суматошно позвал...

Огонь успокоился.

"Знать бы ещё, как часто они приходят... — Сашка с усилием открыла глаза. Доран не пошевельнулся с того момента, как она его видела. — А если он не шевелится, потому что и я знать не даю, что прихожу в себя? Может, смотрит на меня, когда я в отключке?"

— Доран!

Она хотела сказать это звучно, чтобы он услышал, но из ободранного горла вылетел лишь сип. Хуже того: старание выговорить слово не принесло ничего, кроме сухого кашля, а потом... Потом пошла цепная реакция: от кашля содрогалось тело, израненные пальцы вновь послали по всему телу импульс боли, похожий на ветвистый прочерк молнии. Сашка не знала, как бывает, когда дотрагиваешься до оголённого провода, но теперь получила представление. Её будто били изнутри — острыми ножами. Снова плача от невыносимой боли, она заставила-таки себя дышать часто-часто, чтобы успокоить болезненно сухое горло.

— Алекс?..