Стратег. Город под серым покрывалом.

Батюшки, дождался в кои-то веки!

— А почему об этом мне сообщаете вы?

— Так уж вышло. Я поторопился. — Джей пожал плечами. И чему он постоянно улыбается? Я что, так смешно выгляжу? — Кстати, в ближайшее время вы почти всю информацию по своей работе будете получать от меня. Если согласитесь, конечно.

— На информацию? — Тупо переспросил я.

— На повышение. И на сотрудничество со мной.

Так... Год я работал на этой должности. Получал какие-то задания, выполнял их, чертил графики, разрабатывал стратегии, строил теоретические планы, писал огромные сочинения на творческие темы "Трое злоумышленников и четыре установки лазерной сигнализации" и имел с этого деньги. Иногда хорошие, иногда не очень. А когда-то и совсем никакие... Но, тем не менее, меня моя жизнь вполне устраивала. Так же я знал, что я не единственный стратег, который работает на организацию ЦУИП, что есть еще люди и, что вполне возможно, выполняющие куда более сложные задания. И получают они соответственно больше. Но все это как-то не затрагивало меня слишком сильно. Еще через годик я готов был показать себя во всех талантах, претендуя на более сложные проекты. О том, что кого-то начальство вызывает к себе на личные разговоры чаще, а кого-то реже, конечно, знал, но не слишком сильно завидовал первым. Сюда же я шел с первоначальной мыслью о ежемесячных психологических проверках. Дальше — ладно, смирились с поднятием квалификации, удивились, затем обрадовались новости о повышении. А что теперь? Вступаем в ряды избранных?

— Мне нужно поговорить с Мелидом... — Произнес я, сердясь на собственный неуверенный тон.

— Это разумеется.

— И уже тогда я решу, подходите ли вы мне, или нет. — Я повысил голос.

— Тогда, думаю, мне незачем вас задерживать, мистер Савеллис. Можете идти, если хотите.

Как так? Мне не будут делать лоботомию? А как же операция по удалению нервов?

— Что, добрый доктор, прием окончен? — Я усмехнулся. — А как же проверка на бешенство?

— Сделаете пару прививок и все пройдет. — Спокойно ответил мне Йохэнсен.

Что такое?? Мне удалось его достать? Да нет, не похоже. Вроде спокоен, как и десять минут назад. Зато я обозлился окончательно. И как этот... этот... в растянутом выцветшем свитере, смеет со мной так разговаривать?! Где он его взял? В армии спасения? Так я думал, там люди гуманнее...

Гордым шагом, не оборачиваясь, я вышел из комнаты, схватив с вешалки пальто и захлопнув дверь с такой силой, какой была моя обида на весь окружающий мир.

4*

— Нет, ну ты представляешь?? — От негодования я махнул рукой и пролил на себя пиво из бокала. — Он мне посоветовал сделать прививку от бешенства.

— По-моему, это очень своевременно. — Хохотнул Макс, — сволочь подлая. — У тебя вся морда в пене.

Я вытерся тыльной стороной ладони. Отлично, теперь любимая футболка будет вонять солодом.

— Ты вообще серьезно можешь относиться к моим словам?

— Я серьезен. Как никогда. Тебе сообщили, что тебя повышают, дают тебе в учителя одного из лучших специалистов в городе, а ты не доволен.

— Да ты опять все не понял. — Я с досады махнул рукой и чуть не свернул непочатую бутылку Heineken. — Рад я...Просто места себе не нахожу от счастья... Мелид мне расписал ситуацию просто вселенского счастья, награды за все мои труды правильные — и интересные задания и высокие гонорары и нужные связи, привилегии... У меня будет больше любимой работы, больше денег, все круто...

— И...? — Макс поднял одну бровь.

— Почему они меня не спросили?!

— Сикомор, любовь моя, ты меня погубишь... Сначала ты возмущаешься, что тебя не ценят по заслугам, потом устраиваешь разнос полетов своему непосредственному начальнику, а сейчас злишься, что тебя, прежде, чем повысить, забыли спросить?

— Я злюсь на...

Я не знаю, на что я злюсь.

— На жизнь злись. Она тебя умом обделила.

Мой друг всегда отличался глубоким пониманием.

— Понимаешь, этот человек... Джей Йохэнсен... Он меня раздражает. А мне с ним работать. Мало того, мне ему подчиняться!

— Нет, я могу понять, что тебе не понравился его свитер...

— И пальто у него ужасное! И прическа.

— ... но я не понимаю, чем тебя раздражает именно он?

— Да я терпеть не могу, когда меня чему-то учат!

— Так... Читай между строк: меня бесит, что он умнее меня. Да?

Да, черт подери... Я в тысячу раз лучше знаю, как мне стоит работать. И не приемлю никакого вмешательства в свои методы.

— Нет.

— Не из-за свитера же ты к нему проникся такой горячей ненавистью. Насколько я тебя знаю, ты периодически удивляешь меня приступами вселенского альтруизма. Так в чем тогда дело?

— Просто он мне не понравился. — Я поморщился, почти насильно втягивая в себя остатки уже теплого пива.

Если не считать незначительного напряжения в разговоре с другом, то вечер удался на славу. Обстановка в комнате напоминала временное пристанище двух заядлых холостяков в окружении грязных тарелок, на которых хрупкой грудкой были скиданы обглоданные куриные косточки, и пустых бутылок. Магнитола ненавязчиво напевала голосом Роберта Смита из The Cure, где-то между раскиданными книгами и листами ватмана гуляла кошка, за окном шумел ноябрьский ветер. Мы с Максом в стиле японских самураев ужинали, сидя на полу. Тихий, уютный домашний очаг...

— Как ты эту дрянь-то назвал?

— Зачем мне её как-то называть, если я уже завтра от неё избавлюсь?

— Зажаришь?

— А смысл? — Я подловил мельтешащее между нами животное и поднял его на одной ладони. — Отдам... одному человеку.

— Дэймон, я не понимаю, зачем нужно было заводить кошку, чтобы потом от неё избавляться?

Я пожал плечами. Как будто в первый раз совершаю необдуманный и необъяснимый поступок. Кто-то живет под влиянием разума... А я на нем только зарабатываю, в остальное время, к сожалению, слушаясь лишь нечаянных эмоциональных порывов.

— Макс, тебя Дана не заждалась? — Очень "призрачно" намекнул я другу на честь, которую желательно было бы знать. Хотя, о чем это я... Максим с этим понятием не совместим, как и всякий, уважающий себя программист.

— Выгоняешь?

— Да что ты. — Я дружелюбно улыбнулся. — Просто забочусь о твоей безопасности. На дворе то уже давно не ясный светлый день и идти домой так поздно в наше время очень не разумно.

А если учесть репутацию нашего трущобного района, то и вовсе самоубийство и редкостное безумие. Длинная стрелка на часах пребывала где то в области цифры двенадцать, за окном на город плотной стеной обрушился снегопад, далеко в глубине которого тускло светили фонари. Скоро Новый год...

Макс тяжело вздохнул, поднялся, ногой попал в стоящую на полу пепельницу.

— Если у меня не заведется машина, я останусь ночевать у тебя.

— А с Данной как-то не лучше, нет?

Я нашел в недрах кармана своих старых домашних джинс пачку сигарет. Наверное, стоило бы отказаться от привычки держать ее там, если я действительно хочу бросить курить... Запер за Максом дверь и через несколько минут проводил взглядом из окна отъезжающую машину. Распахнул окно... закурил. В лицо мне сейчас же полетели крупные хлопья снега...

Десять минут первого. У меня впереди целая ночь на то, чтобы с головой погрузиться в любимое занятие. Или на то, чтобы бесцельно продолжать созерцать стену в золотистую полоску и раздумывать над тем, что пора сменить обои и о том, что жизнь с сущности своей полное дерьмо. У меня, по крайней мере...

Привкус во рту от выпитого пива и скуренной сигареты был отвратительно горько-соленым. Под тон ему было и настроение. Не то, чтобы у меня произошло что-то плохое, да и повода особого не было для тяжких мыслей — горьких раздумий, но вот на душе скребли кошки. Кошки...

Я оглянулся, ища глазами в комнате свое животное. Вот в моей квартире и появилась женщина. Я усмехнулся. Обычно у меня особи женского пола долго не приживались. Им внимания подавай, любви, признаний. Ну, а если нет любви? Если есть единственная и дорогая работа, а так же цель в жизни и амбиций по горло? Какая уж тут любовь... Так, чисто физиологическая потребность в сексе.

"Ну вот... Додумались до самокопания" — Печально констатировал я факт.

Сейчас я выкурю еще одну сигарету, сделаю себе крепкий кофе и по голову окунусь в черную, как воды Ахеронта, депрессию. Такое со мной периодически бывает. Особенно после душещипательных бесед с Максом, которому дай только волю и жертву, чтобы развить свои длинные философские трактаты о жизни, судьбе и смерти. Ох уж мне эти программеры... Тяжелый народец. И не один я это понимаю. Видимо, мы с Максом до смерти останемся закоренелыми холостяками. И в конце-концов, в час последний жизни, перед ним опустится механическая рука компьютеризированного робота со стаканом воды в руке, а я просто тихо загнусь одним прекрасным утром с карандашом в руке, лицом на очередном чертеже с пролитым на него кофе. Поверьте, по испорченному плану мое начальство будет переживать куда больше, чем по нерадивому работнику. А дни Макса в доме Даны сочтены. Ни сегодня, — завтра девушка не вытерпит конкуренции с железным разумом и выкинет обоих из своей жизни и квартиры. Мы оба это понимаем и заливаем предстоящую разлуку теплым пивом в моей гостиной уже заранее.

Двенадцать часов, двадцать пять минут. Я сосредоточенно вожу остро-наточенным карандашом по шероховатому листу ватмана...

Чертежи, схемы, целый мир, состоящий из отдельных, или соединенных вместе четких линий, строгих графиков, цифр, сокращенных обозначений, понятных только мне. Несколько штрихов, скрип грифеля, стук деревянной линейки по столу, нервное движение ластика по бумаге — значат всего ничего пару скомпонованных человеческих действий. Повернуть за угол здесь — шесть секунд. Ввести код на двери — пятнадцать. В случае непредвиденных обстоятельств — пару минут на то, чтобы избавиться от них. Я не буду думать, что подразумевает под собой это небольшое отступление от плана, но точно учту, что на движение пальца на курке уже заряженного пистолета с глушителем уйдет одна двенадцатая от минуты.

Первая часть плана готова. Исчерченный лист летит на пол, описав скошенный полукруг над ковром. Мой уставший, но поддерживаемый кофеином мозг работает в четком сознании. Дымящаяся на краю пепельницы сигарета и металлическая чашка с крепким-крепким кофе — уже давно устоявшийся ритуал. И в такие минуты, когда мысли, живущие отдельно от меня же самого, посредством карандаша летят на когда-то девственные белоснежные листы, мне плевать на то, что я вконец убиваю свое и без того шалящее сердце.

Кто-нибудь задумывался о том, что черчение, это великое творчество? Как и каллиграфия, оно требует не только точности, но и сильнейшего вдохновения. Или это только для меня геометрия всегда была своего рода художественным искусством? Хотя нет, меня отлично поняли бы Пикассо и Пет Мондриан. Не то, чтобы я считал учебники по геометрии своей избранной картинной галереей, простые карандашные линии и структуры сами по себе лишены всякого смысла, но если вложить в эти пустые картинки значение, то они приобретают поистине литературный сюжет. Жаль, что символику своих чертежей понимаю только я...

На второй лист усталой рукой ложатся несколько неровных линий... Наброски. Решая отвлечься, я включаю компьютер. Еще раз свериться с картой здания будет не лишним. Комната озаряется резким светом от открытого монитора. Я с неудовольствием жмурюсь, бросаю взгляд на зеркало, которое отражает серое лицо с темными кругами под глазами, возвращаю взгляд на экран. Моя работа безжалостно меня погубит.

Четыре часа семнадцать минут. Чувствую, что завтра... в смысле сегодня, завтрак у меня будет не раньше пяти часов дня.

Если честно, то я люблю свою работу. Даже очень. Но есть в ней некоторые недостатки... Например недостаток здоровья.

Я с трудом заставил себя подняться с кровати и убрать чертежи в ящик стола. Стоило только прилечь на кровать, как усталость мгновенно взяла свое и освободила ум от рабочих мыслей. Перед глазами поплыла комната, голова отяжелела...

"А ведь сегодня был первый снег" — Неожиданно понял я, вспоминая прошедший вечер. — "И как я не сообразил это раньше?"

Почему-то захотелось подойти к окну, посмотреть на белоснежную, преобразившуюся землю, такую же чистую, как бумагу, с которой я работаю, пока городская жизнь еще не успела начертить на ней свои грязно-серые линии. Безобразно-кривые, циничные и размытые... Но это мысль промелькнула уже слишком поздно, на границе с сонным бредом, который через пару секунд уже охватил мою только что логичную голову.

Еще один прожитый день с запахом крепкого пива и карандашной стружки...

*5

Кошку я так и не отдал. Просто начисто забыл о том, что должен был отвезти её почти туда же, откуда я её взял. Ближе к вечеру вспомнил, но при мысли о том, что придется одеваться, выгонять себя из теплой квартиры и тащиться по темноте куда-то на кладбище, как-то сразу задумался о преимуществе кошки в доме.

— Табби. Назови её Табби. — Предложила Нина, бесцеремонно вваливаясь ко мне в квартиру, когда я уже было собрался провести скучный и уютный вечерок дома над книгой Паланика с оптимистичным названием "Удушье".

— Почему Табби?

— Ну, можешь назвать её плоским сечением или трапецией.

Женщина, которой никак нельзя было дать на вид больше двадцати пяти, ухмыльнулась, сбросила сапоги в прихожей и без приглашения прошествовала на кухню. Любая другая уже свалилась бы под шквалом моего возмущенного недовольства, но...

— Сикомор, детка, объясни старой немощной женщине, как ты умудряешься жить в таком бардаке?

Она каким-то одним едва уловимым движением включила воду в раковине, забитой позавчерашней посудой и смела с кухонного стола несколько книг, шариковую ручку и сотовый телефон.

— Я просто сейчас живу в другой комнате. — Усмехнулся я, доставая кружки и драгоценную банку с кофе из навесного шкафа, который угрожающе скрипнул и покачнулся, когда едва висящая дверца легонько хлопнула, закрываясь.

Заняться своим домом и вправду, что ли?

— Мы с Максом всегда удивлялись, как ты один не теряешься в своей квартире? Нет бы пригласить к себе друзей, пожить недельку-другую... — Нина хитро посмотрела на меня из-под густой черной челки.

Вот уж, дудки. При всей своей любви к друзьям, тишина и одиночество мне как-то ближе, чем компания шумных разновозрастных тунеядцев. Я же сопьюсь с ними, к чертовой матери!

— Дана снова выгнала его из дома? — Быстро перевел я тему.

— Ты же знаешь, милые бранятся, только тешатся...

Вспомнив истеричную, крикливую Дану с командным голосом, я поежился. Хороша потеха.

— И ты здесь в качестве засланного казака?

— Вот, спасибо тебе за казака! — Обиделась Нина. — Я здесь, чтобы уговорить и вытащить тебя с нами в "Плазму".

— В "Плазму" на всю ночь, перед завтрашним рабочим днем? Чудное предложение...

— Ну а почему нет, Дэймон? — Нина женственным движением убрала смоляную прядь волос за ухо. — Наверняка, ты все равно собирался провести вечер один, грузясь и забивая себе мысли негативной литературой... — Она бросила брезгливый взгляд на "Удушье", соблазнительно поблескивающее глянцевой обложкой. — Тухлое занятие, я тебе скажу.