— Напрасно крадешься, тебя слышно.
— Игорь, то есть Грэг.
— Не спиться. Бал тебя взбудоражил или что-то еще?
— Я испугалась, что ты свалишься.
Он легко повернулся, перебросив обе ноги через перила.
— Ты решила, что кто-то хочет прыгнуть? У тебя богатое воображение, мрачные фантазии. — Его голос звучал весело и холодно. — Вышла подышать? Воздух тут необыкновенный. Первозданный. Если дышать глубоко и долго начинает кружиться голова, как от тренировок. У нас другой воздух, в двадцатом веке тоже. Я только на острове хотел запомнить, как дышится, теперь здесь. Привык, последние дни остались.
— А мне стало душно. У меня в комнате заперты окна. Слезь оттуда, пожалуйста, а то у меня действительно голова закружиться.
Он мягко спрыгнул с перил.
— Если ты желаешь побыть одна, я уйду, — сказал он.
Ольга смутилась, пожала плечами.
— Я тебя не гоню, это не мой балкон. Как тебе бал?
— Забавно.
— Я ужасно устала. Матильда без конца что-то затевала, какие-то развлечения. Как это? Фанты. Написала мне, как это...
— В бальную книжку.
— Да. Там был целый список. Я пряталась, но они сами меня находили. Меня просто спас сын какого-то посла, он оказался хорошим партнером, я споткнулась и наступила ему на ногу. К счастью я проспала то время, пока баронесса выявляла ваши таланты, а то не избежать мне позора. Какими глупостями тут занимаются люди по вечерам. До сих пор удивляюсь. А как ты?
— Я видел маэстро Иоганна Штрауса. Живого, — с улыбкой сказал он.
— Кого?
— Композитора, чью музыку мы часто здесь слышим. Я играл на рояле, когда он подошел.
— Ты осмелился играть?
— Это фрау Матильда. Эта женщина просто вездесуща. Я моргнуть глазом не успел, как она растрезвонила, что я пишу музыку. Хорошо, что Диана меня спасла.
— Она была здесь?
— Нет. Она купила мне ноты. Шопена. Это тоже композитор. И еще кого-то. Не помню. Я смог сыграть пару пьес в стиле этого времени. Ноктюрн. Я не помню, какой именно, они по номерам.
— Да, я слышала, что кто-то играл. Это ты?
— Нет, не обязательно я. Многие дворяне здесь играли, это часть образования. Я сел к роялю, по настоянию баронессы, когда почти все танцевали, зрителей было пары три. Минимум позора. Я поднял глаза и увидел это лицо. Человек на свои изображения и портреты обычно не похож. Я его узнал. Он сказал, что я слишком свободно играю. От волнения я думал, что попадаю не по тем клавишам. Это глупости. Я видел Штрауса! Я люблю свою новую службу.
Игорь раскинул руки широко в стороны. Он выглядел счастливым и таким свободным. Ее сердце сначала замерло, а потом гулко забилось. Она вспомнила утро, и то равнодушие с каким он отнесся к ее побегу. Он видел во всем забавный случай. Ни капли ревности, ни одного хоть малость укоризненного взгляда, кроме театральной сцены специально для Матильды. И весь вечер во время бала он не смотрел в ее сторону. Никогда раньше она не созналась бы себе с полной откровенностью, что их совместное будущее теперь невозможно.
Сейчас он стоял в спокойной позе и ждал, что она скажет. Он может так молчать до утра.
— Раз уж нам обоим не спиться, свидетелей нет, то стоит нам поговорить, — предложила она не уверенно.
— О чем? Ты опять нашла какие-нибудь нестыковки? Или ошибки? По-моему все было натурально.
Она и не думала об ошибках. Он не понял смысл ее предложения.
— Ошибки? Нет. Я хотела...
Она споткнулась на полуслове. Грудь от волнения сдавило. Много проще подойти к нему, обнять и поцелуем объясниться. Но ноги налились свинцом и стали холодными, ночной сквозняк не заставил ее поежиться так, как его ровный тон. Ее предательски забила дрожь. Может быть, он уже понял и решил не поддерживать еще одно бесперспективное объяснение. Вместо какой-нибудь нежности или намека, она услышала свой твердый голос:
— Я знаю о твоих переживаниях. Давай разберемся. — Она замолчала, едва не стукнув себя по губам, но только прижала пальцы. — Вместе.
— Ты опять собираешься препарировать мои чувства? — спросил он с насмешкой.
Догадывается ли она, что он ощущает ее волнение, он даже может предугадать, что она хотела сказать и что сказала не то. Своим вопросом он выбил ее из колеи рационализма.
— Мы... То есть я... Скажи сам, что нас разделяет?
"Полтора метра", — пошутил он про себя. Нет, пусть она сама подойдет. С первым правильным порывом она жестоко справилась. Он был рад своему хладнокровию. Они поменялись местами. Это ей тяжело дышать и говорить, это ее мысли путаются. Теперь он знал, о чем говорил Дмитрий, о приговоре, который вынесла их отношениям Эл. Ольге выбирать. И выбор не труден — пара шагов и руку протянуть.
— Ничего. И достаточно много, — неопределенно ответил он. — Тебя тревожит, что мы не можем работать вместе. Мы привыкнем. Привычка — дело наживное.
— К чему? — удивилась она. — Привычка.
Он улыбнулся в темноте, она не видела.
— Мы друзья и нам...
— Не говори, что мы друзья, пожалуйста, — возразила она.
Она с ноткой отчаяния выдохнула несколько слов. Она больше не хочет быть ему другом. Он справился с желанием подойти и обнять ее, все-таки он не может ее терзать. Ну, еще немного.
— Я стараюсь быть тебе другом, у меня не получается, — сказал он.
— Это у меня не получается.
Он не стал поддерживать диалог. Что таиться за этим утверждением? Кто он для нее? Он знает. Что не друг, уж точно. И они оба знают это.
Его молчание оказалось верным приемом. Он слышал, как она сдерживает дыхание. Волнуется, давит волнение, но справиться с собой уже не может. Ощущение границы, за которой либо все, либо ничего, стало для Ольги физически ощутимым.
— Я не понимаю, почему между нами эта стена. Ты теперь избегаешь меня, мы общаемся по службе. Все обошлось, осталось последнее — возвратиться, — пыталась высказаться она.
"Не то", — подумал он.
Вот она преодолела заветное расстояние. Переминаясь с ноги на ногу, она взяла его за руку.
— Ты меня избегаешь, — повторила она.
— Но ты отлично знаешь причину. И не одну. Да и одной будет достаточно.
Интересно, какую она выберет? О чем спросит? "Оля, глупышка, не задавай вопросов, скажи то, что чувствуешь". — Он умолял ее про себя, ощущал, как дрожит ее рука, как она готова стиснуть его руку, но сдерживается. Тут он ощутил, как лопается струна, как она подалась назад. Держи, а то убежит.
Тут он вспомнил наставление Дианы, как подсказку из прошлого.
— Я знаю, что ты любишь Амадея. До сих пор. Я с ним не сравнился бы тогда, и до сих пор не сравнюсь. Я обидел тебя, ранил твои чувства в прошлом. Я много раз извинялся. Видимо исправить мы уже ничего не можем. Мне понятна твоя неприязнь ко мне. И несколькими годами этого не изменить. Оль, нам проще забыть об этом. Глупо цепляться за то, что упущено. Когда я это понял, мне стало легче.
— Что? — удивилась и испугалась она.
Она замолчала, он озвучил причину, которая не совпала с ее собственной. Зато она перестала отстраняться, напротив, чуть подалась вперед и сквозь сумрак, хотела заглянуть ему в лицо. Он чувствовал ее взволнованное дыхание и уже готов был бросить этот спектакль при луне, прильнуть к ее губам, чтобы заговорили чувства.
— Амадей? Ты не впервые вспомнил его, — нахмурилась она. — Но это было давно.
— С тех пор я не видел тебя такой счастливой. Никогда больше.
Смятение не давало ей придти в себя, однако ему стало трудно выдерживать такую близость. Он взял ее за плечи и начал тихонько отстранять от себя. Его движение оказалось действеннее слов, Ольга напряглась, сопротивляясь, не давая ему увеличить расстояние.
— Я даже толком не знала его. Я влюбилась в наставника, что свойственно ученицам. Это прошлое!
— На столько далекое, что мы никогда не говорили о нем? Просто однажды, мы не удосужились объясниться, и все еще думаем старыми категориями. Дмитрий прав. Нам нужно отпустить прошлое и идти дальше. Я, наверное, не слишком мужественный для тебя тип. По пути мы можем встретить еще кого-то. Стоит попробовать.
Он ожидал, что она вырвется из рук. Нет, она застыла, перестала дрожать, и после паузы произнесла скорбным тоном.
— Попробовать? — протянула она. — Кто-то другой? Ты к этому готов?
— Почти.
— Димке проще. Едва ли его советы могу подойти в моем случае.
Какое открытие она сделала в этот момент, он не знал, у него пропало желание говорить еще что-либо. Молчание тяготило. Надежда стала гаснуть.
Она старалась рассмотреть его лицо. Еще какое-то время хладнокровие ему не изменит. Наступил момент, которого он не ждал. Он отложил объяснения до возвращения домой. Это время, эта модель отношений, здесь, в этом времени, лишь усугубили ее сомнения. Так ему казалось. Кажется, он неправильно оценил события. Олин ум и сердце решили по-своему. Она намерена объясниться. Пусть. Но чего она хочет в итоге?
Он бы ни за что не догадался каким витиеватым орнаментом идет ее мысль. Он просто понял, что сейчас прозвучит приговор их отношениям. Тут. На этом балконе. Посреди теплой осенней ночи.
— Я совсем измучила тебя, — заключила она.
Он готов отпустить прошлое. Неужели она опоздала! Она встрепенулась, подалась вперед, сократив расстояние между ними до опасного.
— Я никогда не думала о других мужчинах. Я люблю тебя, — она сделала уверенное ударение на последнее слово. — Я до сих пор считаю себя твоей женой. И я веду себя как истеричка и дура.
Довольно странное заявление. Она это сказала?! Он с трудом выдохнул.
— Повтори, — попросил он.
— Я знаю, что брак не был аннулирован. Я этого не сделала, — она призналась, и сердце ушло в пятки от страха.
— То, что раньше, — прошептал он тихо и таким тоном, словно сейчас задушит ее.
— Я дура.
— Это было потом.
От переизбытка чувства вины, она даже не могла подумать, что он рад, что его реплики — ирония.
— Я люблю тебя. Я могу остаться твоей женой?
— Я подумаю.
Он отпустил ее плечи, и ей стало так холодно и жутко. Она вцепилась в его руки.
— Не уходи. Не уходи, пожалуйста. Я не знаю, как тебя остановить.
— Точно. Дуреха.
Она не сразу сообразила, что он целует ее. Она боялась, что не получив ответа, он отстраниться. Она ответила на поцелуй с опозданием и прижалась к нему всем телом, обхватив шею и запустив пальцы в его волосы. Господи! Почему она не сделала этого сразу! К чему были все эти совестные излияния!
Такого она себе не позволяла в лучшие времена своего беспамятства. Он успел подумать, уж не сниться ли ему все, пока где-то стукнуло окно, то ли что-то упало в доме. Шум шел как раз от двери.
Оля, чуть взвизгнув, отстранилась и вскользнула из объятий.
— Боже мой! — использовала она местное восклицание. — Что мы делаем? Если нас заметят? Тут так не принято.
В ней не к месту проснулся разум! Опять все сначала! Игорь изобразил на лице страдание и посмотрел в небо.
Он мягко поймал девушку за руку и отвел в глубь балкона.
— Кругом темно, — прошипел он.
Он собирался и дальше целовать ее, но, увы, неловкое положение, заставило ее думать в другом направлении. Она уже метнулась к дверям и замерла там, высматривая вариант бегства.
— Куда ты? — взмолился он и всплеснул руками.
Со вздохом он поплелся за ней в галерею.
— Быстрее, здесь кто-то ходит, — слышал он издали.
Она семенила по лестнице впереди него. Где-то раздавалось еще чье-то шарканье, достаточно далеко, чтобы скрыться.
— Сюда, — торопила она.
Он догнал ее этажом выше, там, где были гостевые комнаты для дам. Оля потянула его в приоткрытую дверь. Он проскользнул за ней. Она не успела выразить опасения по поводу того, что дверь скрипит, он бесшумно прикрыл ее. Оля замерла у двери. Он стоял и с улыбкой смотрел, как она притаилась не дыша.
Как, однако, быстро она оказалась в паутине местных предрассудков! Она продолжала прислушиваться, не смотря на то, что через дверь шум не проходил. Он отошел от двери в глубину комнаты. Она затащила его в свою спальню, рискованно после объяснений в любви. Здесь было душно, она не смогла открыть окно, это погнало ее прочь. Хвала небесам, что он послушался своего предчувствия. Они виделись на балу во время представлений и первых двух танцев, и он рассчитывал, что она придет делиться впечатлениями только утром. Ее бессонница — подарок небес.
Он хорошо знал устройство спален, лично смазал петли дверей и окон в их комнатах, чтобы не скрипели. Конечно, он знал, что, как и за какое время открывается. Нащупав рычаг, он легко отодвинул засов, и створка окна подалась. Ему этот сквозняк тоже был необходим. Нужно остаться тут любым способом, пока этот ум у дверей не придумал новых препятствий их отношениям. В сложившемся положении он просто обязан взять инициативу на себя.
— Оля, кто будет шастать по дому ночью, да еще после утомительного бала? Кто-нибудь из лакеев вспомнит о незакрытой двери? Все спят без задних ног.
— Фрау Матильда, — с трепетом в голосе сообщила она.
— Привидение фрау Матильды. Она давно спит.
Он подошел, чтобы отвести Ольгу от двери.
— Она ходит ночью за водой в кухню.
— Зачем? Через эту половину дома? У пожилой дамы маразм?
— Она считает, что должна придерживаться либеральных взглядов. Поэтому она не просит служанку принести ей воду, а идет за ней сама. Она мне рассказывала.
— Причем тут либерализм? А графин с вечера набрать она не пробовала?
Игорь засмеялся.
— Оля, ты меня пугаешь своей убийственной логикой. Прекрати думать, я тебя очень прошу. Повернись сюда.
Он хотел повернуть ее к себе, но она сопротивлялась, вслушиваясь в шорохи за дверью.
— Подождем немного, я открою дверь и выпущу тебя. Она пройдет туда и обратно. Пять минут, — говорила она.
— Ты что засекала? — не выдержал он и чуть повысил голос.
Хоть плачь, хоть смейся.
— Тише, пожалуйста. Ты меня компрометируешь. Подожди немного.
Она вытянула руку в требовательном жесте. В ответ он взял ее за кисть и потянул. Потом за плечи силой повернул к себе лицом.
— Я не уйду, — заявил он угрожающе нежным шепотом.
Дмитрий дал ему неплохой совет, как поцеловать девушку так, чтобы у нее подогнулись колени. Сработало. Кажется, в этот момент Оля, хвала небу, перестала думать. Когда поцелуй прервался, она прошептала:
— Почему ты не сделал этого раньше?
— Какой же я болван, — иронизировал он. — Только попробуй меня прогнать.
— Нет, — выдохнула она.
Они заснули с рассветом. Игорь очнулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.
— Ну, проснись же, — умолял Ольгин голос.
— Ночью я разговаривал с тобой? На каком языке? — спросил он.
— Не шути, пожалуйста. Уже утро. Тебе придется уйти.
— Как ты жестока, — он отвернулся от нее и улегся на другой бок.
— Я тебя умоляю, не шути, — ее голосок стал тоненьким. — Нас найдут в одной постели. Баронесса будет в ужасе. Мы еще не женаты.
— Ты уверена? — уточнил он. — Не волнуйся, дорогая, я дам взятку горничной.
— Немедленно поднимайся и проваливай в свою комнату, — попыталась сказать она строго, но закончила умоляющими нотами. — Игорь.
