Пусть Даниэль делает, что сам пожелает. Рисует картины, пишет стихи, гуляет по миру, соблазняет дру-гих женщин, но пусть он — ЖИВЕТ. Лишь бы жив был, остальное неважно. Больше мне ничего не на-до.
Я посмотрела Мечиславу прямо в лицо.
— Вторая Печать — это так же, как и первая?
— Почти.
— Но это не обязательно секс?
— Вовсе не обязательно, кудряшка.
— Тогда обещайте мне, что все не закончится в постели.
— Я не сделаю ничего, что могло бы быть тебе неприятно, малышка.
— В этом-то и проблема.
В зеленых глазах играли искры.
— Ты считаешь, что можешь поддаться искушению, кудряшка?
Считаешь? Да вероятность этого больше девяноста процентов. Даже зная, что рядом Надя и Даниэль — смогу ли я сопротивляться? Мечислав — это неудержимая сила секса.
— У меня плохо с математикой. Но я не желаю сделать что-нибудь такое, о чем буду жалеть.
— Я не причиню тебе никакого вреда, кудряшка. Обещаю.
Чего стоило его обещание? И чего стоила моя просьба? Ответ я знала. Три копейки. На оба вопроса.
— Тогда нам надо поторопиться. Пройдем в комнату?
— Юля, ты точно этого хочешь? — Надя таки не удержалась.
— Не хочу, но и выбора у нас нет.
— Юля...
— Да, любовь моя?
— Я тебя тоже люблю.
— Давайте поторопимся.
Мечислав встал со стула одним мягким грациозным движением и жестом пригласил меня пройти в комна-ту. Я покачала головой и также, жестом пригласила его идти вперед. Вампир не стал спорить и скользнул в дверь. И невольно залюбовалась его походкой.
Потому что нельзя быть на свете красивым таким... Старые слова приобретали новое значение рядом с ним. Красив, как бог. Ну почему, почему мы вообще встретились!? Я люблю Даниэля, в этом я не сомнева-лась. Но почему меня так тянет совсем к другому мужчине!? Тянет, несмотря на все мои попытки отвер-нуться в другую сторону!
Опомнилась я уже на диване в гостиной.
Мечислав скользнул на диван рядом со мной. Я ощутила его руки на своих плечах и подняла голову.
— У вас руки теплые.
— Они бывают теплые, когда вампир уже напился крови.
— Вы уже позавтракали? — шепнула я. Очень хотелось сказать совсем другие слова. Попросить о поцелуе, прикосновении, любви... Но я не могла этого допустить. Легко сопротивляться другим. Самой себе, своему желанию сопротивляться гораздо сложнее. И вампир отлично это знал. Его пальцы медленно заскользили по моей шее, лаская кожу, безошибочно прошлись по сонной артерии, гладя след от укуса — и я задрожа-ла.
— Смотри мне в глаза, Юленька.
Я глядела в ярко-зеленые озера. Что-то сдвинулось, распрямилось внутри меня. В мире не осталось ничего и никого. Только он и я. Его руки осторожно заключили мое лицо в чашу ладоней. Первый поцелуй был почти незаметным, робким и легким, как крылышки бабочки. Я ответила на прикосновение и пробежалась языком по его губам. Зеленые глаза распахнулись шире, и я почувствовала, что тону в них. Поцелуй стано-вился все сильнее и настойчивее. Клыки кольнули мне язык, и я ощутила резкий привкус крови. Но мне это было безразлично. Сейчас мне все было безразлично, кроме его рук, его губ, его тела... Мы тесно прижи-мались друг к другу, и мое тело откликалось на зов вампира. Я не знала, как назвать то, что росло внутри меня. Что-то теплое, живое, горячее... Я ощущала вампира рядом с собой, как ледяной, пронизывающий ветер. И этот ветер мчался вокруг меня, сквозь меня, он был во мне — и невидимый огонь во мне разгорался все сильнее и сильнее. И я ответила, как умела. Пламя рванулось вверх из моего тела, отвечая на ледяное прикосновение. Я ощущала руки вампира на своем теле, но это было второстепенно. Сейчас самыми важ-ными были метафизические ощущения. Огонь и холод кружились в нас и вокруг нас, а между нами была моя кровь. Сила вихрей все нарастала, она давила на меня, и голова кружилась все сильнее и сильнее. Я проваливалась в зеленые бездны, летела в никуда — и не могла позволить себе этого. Если я потеряю кон-троль над огнем внутри, он попросту сожжет меня. Я застонала — и услышала низкий мурлыкающий стон вампира. И это оказалось последней каплей.
Два вихря стали одинаковы. Я ощутила, когда они сравняли свою силу так отчетливо, как никогда и ниче-го не чувствовала. И они рванулись друг к другу, но уже не для смертельной схватки. Теперь они хотели слиться в одно целое. Наши губы опять встретились — и для меня все смешалось в одной круговерти. Горя-чее прикосновение чужих рук и губ, зеленые глаза, привкус крови, запах его кожи, шум моря в ушах — и над всем этим два вихря, тараном ударившие друг в друга. Волны ощущений рванулись сквозь мое тело, захва-тывая все на своем пути. Огонь и лед, жар и холод, свет и тьма — и я была и тем и другим, держала все в себе — и отдавала вампиру, и так продолжалось целую вечность. Я с трудом поняла, что все закончилось — и Мечислав отстранился от меня. Нам определенно было не до секса. Говорить я смогла только через не-сколько минут.
— Что это было?
— Это Вторая Печать, кудряшка.
— Но — так? — Я не могла выразиться яснее, но Мечислав понял.
Вампир посмотрел на меня. В глазах его еще плавал зеленый туман.
— Это действительно неожиданно. Что ты сделала, пушистик?
— Я ничего не делала. Но в первый раз все было по-другому?
— Я ожидал, что все будет, как и тогда, кудряшка. Но ты мне — ответила?
Я попыталась облечь в слова то, что возникало внутри меня. Получалось неловко и неуклюже. Для таких ощущений еще не придумали слов. А если придумали, то я их не знала. Но на три предложения меня хвати-ло.
— Вы были таким холодным. Ваша сила меня морозила. И мне было больно.
Вампир что-то произнес на незнакомом мне языке. Я подняла брови.
— Простите?
— Ты не понимаешь, что сделала, кудряшка?
— Ничего не понимаю.
— Я слышал только об одном подобном случае. Я уже говорил, что ты накапливаешь энергию и отдаешь ее другим, а, кудряшка?
— Говорили.
— Но тогда возникает и другой вопрос. Если ты можешь накапливать энергию и отдавать ее, то ты можешь и вытягивать энергию из других людей, действовать ей, как оружием, питать себя и других. А при желании и убить. Это опасный талант, девочка моя.
— И что мне с ним делать? Что произошло сейчас? — я говорила как беспомощная идиотка, и ненавидела себя за это, но что еще я могла сделать. Магия — это не мое поле битвы. Вот если бы меня про беспозвоноч-ных спросили...
— Я поставил тебе вторую Печать. Но твоя сила начала пробуждаться. И ты сопротивлялась мне, даже не отдавая себе отчета в своих поступках. Если бы ты начала наращивать оборот силы, кудряшка, я не знаю, чем бы все окончилось. Мы могли умереть.
— Вы это всерьез?
Я пристально всматривалась в зеленые глаза, но ничего не могла понять.
— Я более чем серьезен, кудряшка. И не решусь поставить тебе третью Печать, прежде чем ты сама не нач-нешь полностью себя контролировать.
Голова у меня кружилась и от пережитого и от услышанного.
— Вы — боитесь?
— Я не желаю рисковать жизнью. Ты согласилась с необходимостью, но внутренне ты сопротивлялась, кудряшка. Ты чертовски не хотела ставить вторую Печать. И это едва не стоило нам обоим жизни. Был мо-мент, когда ты могли потерять сознание — и наша объединенная сила рванулась бы наружу, сжи-гая меня, словно солнечные лучи.
Особой вины я за собой не чувствовала.
— Я действительно не слишком хотела быть вашим фамилиаром. А вы не предупредили меня о риске!
— В свое оправдание я могу сказать только одно, кудряшка. Я слышал о способностях, подобных твоим, только один раз. И это был великий чародей. В вашем времени его знают как Мерлина.
— ЧТО!?
Это было для меня уже слишком. Только рыцарей короля Артура нам не хватало для полного счастья. Го-лова закружилась, и вампир ласково, но твердо привлек меня к себе.
— Он был фамилиаром. И далеко опередил свое время.
Низкий голос ласкал меня, как прикосновение его рук. Сейчас в его объятиях не было страсти. Спокойст-вие и надежность — то, что было нужно мне больше всего. Я могла отдохнуть в его руках. И доверчиво при-жалась к вампиру. Слишком многое на меня свалилось. Слишком.
— А сейчас он жив?
— Нет. Его хозяйка умерла около пятисот лет назад. И волшебник не пережил ее смерти.
Мне стало страшно. И вампир почувствовал этот страх, потому что прижал меня к себе еще крепче. Руки скользнули по моей спине, но прикосновение не было сексуальным. Просто — утешить.
— Все в порядке, кудряшка. Я буду рядом с тобой. И помогу справиться с этой силой.
Мне очень хотелось бы ему верить.
— Соблазняете мою девушку, шеф?
Голос Даниэля резанул по моим нервам, словно ножом.
— Эту девушку стоит соблазнять, — отозвался Мечислав.
— Да, но только если она сама желает быть соблазненной, — Даниэль пристально смотрел на меня, так, словно хотел что-то сказать, но мне было не до вампирских интриг. Я безумно устала. Последний раз я себя так чувствовала после пятидневного похода.
— Уйдите оба, — попросила я. — Мне надо чуть-чуть побыть одной. У нас есть на это время?
— Для вас, кудряшка, — любой каприз.
Мечислав легко отстранился и вышел вон. Даниэль последовал за ним. И я заметила в походке Мечислава некоторую напряженность. Ему тоже нелегко далось укрощение наших сил.
Высшие Силы! Что же со мной происходит!? И как мне с этим справиться!? И почему я ничего не чувст-вовала раньше? Хотя это-то понятно. Возьмем мешок со змеями. Пока он завязан, ничего и не произойдет. Они будут шипеть, кусаться через ткань, сплетутся в клубок и даже покусают друг друга, но не более того. А теперь попробуй развязать тот же мешок. И насколько больше будет проблем? Намного больше! Вот и я так же. Произошло что-то такое. Что-то, что развязало, этот чертов мешок! Что!? Гипноз, которому я смог-ла противостоять?! Укус вампира? Или второй укус, когда я делилась силой осознанно?! Ничего не понимаю! НИЧЕГО!!! Мама, забери меня отсюда!
Я улыбнулась при мыслях о доме. А потом набрала дедушкин номер.
— Леоверенский слушает?
— Привет! Это Юля! Я уже дома, съехала от Снегирева.
— Ты, паршивка, могла бы и раньше позвонить! Мать волнуется, мне отдыхать спокойно не дает!
В голосе дедушки кипело и бурлило праведное возмущение. Я закатила глаза. Вообще-то я звонила за поддержкой, а не за головомойкой. Хотелось почувствовать, что в мире есть что-то незыблемое. Честно говоря, на крайний случай и головомойка сгодится. Сколько себя помню, дедушка воспитывал меня, отчи-тывал, учил жить и отвечать за свои поступки. И если бы сейчас он знал, что со мной происходит, что бы он сделал? Примчался сюда помогать мне? Вряд ли. Предложил бы мне самой выпутываться? Это больше по-хоже на правду. Вот я и стану выпутываться сама. Но для начала стоило оправдаться.
— Дед, ну не надо, а!? У нас тут какая-то пакость с телефоном! Гулянка была — и мы его грохнули. Я новый купить никак не соберусь. А сотовый на днях посеяла! От друга звоню!
— Хорошо ж ты без нас загуляла что так одновременно умудрилась грохнуть телефоны!
— Да мы после гулянки дома, пошли еще и по улицам прогуляться! И это после пары бутылок! Как я еще сама себя не потеряла! А так со мной все в порядке! Жива, здорова, упитанна, невоспитанна!
Хорошо, что дедушка вранье отличать не умеет.
— Это хорошо. Мать тут с ума сходит!
Это мне было вовсе ни к чему. Чуяло мое сердце, что каждая секунда будет на счету, а если мама заставит деда прилететь на несколько дней раньше, ни к чему хорошему это не приведет.
— Дед, отдыхайте спокойно, домой можете не торопиться, я вам сама звонить буду! Каждый день! Обе-щаю!
— Все равно забудешь.
— Может и забуду!
Я несколько секунд молчала, перед самым важным вопросом вечера.
— Деда, у меня к тебе один вопрос.
— И какой? — теперь в его голосе была добродушная насмешка.
— Ты рассказывал, что с тобой фашисты сделали. Помнишь?
— Да. — Теперь насмешки не осталось. В голосе была только холодная жгучая ненависть. И мне стало страшно. Что должно быть в человеке, чтобы он ТАК мог ненавидеть давно умерших людей? Не знаю. И не хочу знать. И тем более не хочу знать есть ли это во мне. Почему-то мне кажется, что ответ на последний вопрос мне не понравится. Слова падали камнями в трубку. — Помню.
— А больше в нашем роду ни с кем такого не случалось? Или чего-то в этом духе? Ну, там по углям никто не ходил, иголки не глотал?
— Юль, ты с ума сошла?! — напряжение постепенно уходило из дедушкиного голоса. Теперь он мог и поде-литься воспоминаниями. Они уже не причиняли такой острой боли. — Я же совсем мальчишкой был, когда все случилось! Кто бы мне что-то рассказывал! Да если бы и рассказывали — не запомнил бы! Не знаю, мо-жет, что-то у кого-то и было. Сам иногда вспоминаю — удивляюсь. Как я тогда выжил!? Но выжил же! И до своих дошел! Мне тогда медсестренка говорила, что я горячий был. Все тридцать девять. Как только дви-гался с такой температурой! А я как сейчас помню — шел и ни о чем не думал. Только внушал себе, что иду в тулупе и в валенках.
— Понятно, — протянула я.
Что ж, по крайней мере, в одном поколении эта сила проявила себя. В моем дедушке. Только дальше в нем это не пошло. Жизнь помешала.
— А с чего ты спросила?
— Сама не знаю. Тоскливо как-то в одиночестве. Соскучилась я по твоим рассказам, по маминым плюш-кам...
— Так может нам пораньше приехать, чтобы тебя пирогами покормить?
Дед ехидничал. Несомненно. Но я едва сдержалась, чтобы не завопить что-то вроде: 'Боже вас упаси! Не сметь!'
— Не надо! Отдыхайте!
— Ну, тогда пока. И звонить не забывай! Целую!
— И я тебя тоже! Маму там от меня поцелуй! Чао!
— Чао!
Я отключила трубку и уставилась в стену. И чего я добилась? А черт его знает — чего! Подумаю об этом потом! Вот!
В дверь постучали.
— Войдите, закрыто!
— Юль, это я, — в комнату заглянула Надя и улыбнулась мне. — Ну, как ты тут? Тебя эти двое придурков еще не довели до энуреза?
— Доведут, за ними не залежится, — отозвалась я, подхватывая ее легкомысленный тон. — А ты здесь чего делаешь?
— Решила зайти. Уходя с этим клыкастиком, ты была явно не в форме.
— Я и сейчас не лучше.
Надя внимательно присмотрелась ко мне.
— Вижу. Не темни. Что опять пошло не так?
— Я — дура, — призналась я. Но поразить этим признанием Надежду не удалось.
— Я тоже. И что? Живем же как-то!
— Да, но ты просто дура, а я — дура с силой.
Надя подняла брови, и я механически отметила, что до вампирского изящества ей далеко.
— Заметь ты еще и с инициативой.
— Да от этого не легче. Этот клыкастый идиот промолчал — и мы едва друг друга не угробили!
— Это — как?
— А так. Вампир попользовался своей силой для второй печати. А я почему-то восприняла это, как агрес-сию. И ответила своей. Нравится?
— Нет. Что было дальше?
— Мы чудом друг друга не угробили. И вас — тоже.
— Подробности?
Я пожала плечами и пересказала все свои ощущения. Добавив и внезапный приступ слабости. И выводы Мечислава. Надя выслушала — и от души резанула ножом по живому.
