Иллюзия Свободы

Глава 1. Когда мечтаешь о том, чтобы разучиться думать

И мы не заблуждаемся, доколе просто утверждаем, что это так кажется.

Р. Декарт

На улице была чудесная погода. Пушистые облака, плывущие по небу, создавали мифические картины, а яркое солнце дарило бодрость и прекрасное настроение, посылая тёплые, задорные лучики света. Лондон радовался, такая погода вселяла в сердца уверенность в завтрашнем дне и побуждала устремиться навстречу бурной деятельности.

Не обошло стороной солнышко и площадь Гриммо. Вдохновлённые на великие свершения или просто идущие на работу прохожие спешили по своим делам. Среди них были счастливчики, которые никуда не торопились, неспешно прогуливаясь по улицам, дышали свежим воздухом и наслаждались хорошей погодой.

Ничего этого не видел наш герой, который, в довольно неудобной позе, одетый лежал на смятых простынях, скинув с кровати одеяло, теперь бесформенной кучей валявшееся на полу. Одна рука свесилась с края кровати, а другая была неудобно загнута за спиной, от чего сильно затекла и начинала болеть. Он был погружен в мир грёз, но если бы кто увидел его лицо, то сразу понял — сейчас ему снится далеко не счастливый сон. Лицо было напряженным и изможденным, и временами юноша издавал глухие стоны. Очевидно, за ночь он совсем не отдохнул.

Но вряд ли во мраке это можно было заметить: комната была погружена в такую кромешную тьму, что, даже стоя рядом с кроватью, невозможно разглядеть лица спящего человека и его знаменитый шрам на лбу в виде молнии. Окна были занавешены плотными темно-синими шторами, не пропускающими ни один, даже самый яркий и смелый солнечный лучик.

Солнечный свет не оставлял попыток пробраться на запретную территорию, но не смог отобрать власть у царствующего сна, а потому Гарри продолжал спать, абсолютно не интересуясь и не видя, что происходит вокруг.

Не мог он увидеть и странного человека, стоящего в тени деревьев недалеко от его дома. Правда, чисто по внешности, никто бы не назвал его странным. Возможно, скользнув по нему взглядом, через некоторое время прохожий даже не смог бы вспомнить, как он выглядел. Обычные брюки, обычная рубашка. Обувь была не менее обычной. Прическа так вообще не стоила внимания: уложенные ровным пробором, прилизанные волосы каштанового цвета. К тому же черты лица нельзя было рассмотреть из-за тени, падавшей на него, которая не позволяла приметить детали или определить возраст мужчины.

Он стоял неподвижно, в ленивой позе, вальяжно облокотившись о дерево, при этом совсем не обращая внимания на окружающий мир. Прохожие проходили мимо него, как будто не видя, что было довольно необычным явлением. Он стоял недалеко от тротуара и вполне мог быть замечен встречными, но этого не происходило. Если же случайно кто-то подходил слишком близко к нему, то тут же резко разворачивался и уходил в самом неожиданном направлении, куда еще минуту назад не собирался идти.

Казалось, этот человек слился с окружающим миром, никому не мешая и не давая желания подойти к нему или заговорить. Но если бы кто-то к нему присмотрелся, то сразу обратил бы внимание на то, что взгляд мужчины был неотрывно направлен на стену, находящуюся между двумя домами. Это место не было ничем настолько привлекательным или заманчивым, чтобы долгое время разглядывать его. Обычные стены двух английских домов. Поэтому поведение незнакомца вызвало бы удивление, а загадочность и бессмысленность его поступка побудила считать его чудаком и странной личностью. Чтобы найти логичное объяснение его действиям, прохожий начинал бы думать:

"Да нет же. Мне просто показалось. Это была иллюзия, созданная игрой тени, падающей от дерева. Конечно же, он смотрел на окна или на двери домов. Скорее всего, он кого-то ждёт, вот и задумался ненадолго. И привидятся же такие глупости..."

Но мужчина явно знал, что ему нужно. Вот что-то привлекло его внимание. После чего в один миг он как будто испарился, оставив после себя только немного примятую траву под деревом.

* * *

Проснувшись, Гарри не сразу понял, где находится, но сильная боль в руке привела его в чувство. Наконец, парень осмыслил происходящее, встал с кровати, растирая затекшую руку и подойдя к окну, отдернул тяжелые шторы.

Проникнув в темную комнату, солнечные лучи залили всё пространство ярким белым светом, заставившим Поттера зажмуриться.

Немного привыкнув к свету, он распахнул уставшие зелёные глаза и стал вглядываться в окно. За неделю ничего не изменилось. Разве погода была просто прекрасной, придавая обычно унылой улице торжественный вид. От увиденной картины в сердце старалось пробиться навязчивое чувство радости, и появилось резкое желание пройти прогуляться.

Тяжело вздохнув и сожалея об очередной потерянной возможности, он с усилием подавил в себе эти мысли. Все предшествующие дни погода более соответствовала настроению Поттера и уж точно не приносила неудобств появлением неосуществимых желаний прогуляться по городу, которые он никак не мог выполнить. Хмурые дни с часто идущим дождём подходили под его мрачные мысли, все чаще завладевающие его разумом.

"Если я выйду на улицу, Дамблдор&Ко меня просто убьет раньше, чем змеелицый. Нет зелёнолицый... Точно — бледнолицый монстр. Я не переживу, если придется второй раз выслушивать о своем "неуёмном" характере и о "безрассудстве глупых гриффиндорцев", — представляя себе "доброе" лицо Снейпа, подумал Гарри. — Уж лучше проторчать на площади Гриммо до конца каникул".

Чего только стоило письмо от рассерженной, перепуганной и расстроенной Гермионы. Хотя нет, это письмо как раз очень обрадовало. Ведь в нем были не только слова: "как ты мог", "это безрассудство", или "...надо было стерпеть. Хотя они не выносимы, стерпеть! Ты же мог по глупости погибнуть! Тебя могли схватить люди Волдеморта!!!" и так далее в том же роде. В общем, самый глупый поступок самого глупого человека в мире, ни капельки не думающего о своей безопасности — кричало письмо, открывая между строк тайну того, как сильно его автор дорожит человеком, которому оно было адресовано.

Напоминание о строчках письма накрыло Гарри волнительными переживаниями:

"Она назвала меня: "дорогой Гарри"! Почаще бы она меня так называла. А ещё лучше милый, нет... любимый — это самое лучшее. Так, что-то меня понесло в очередной раз не в ту сторону, — он вообще заметил, что теперь редко может контролировать свои мысли, когда они касаются его лучшей подруги, а чем ближе было начало учебного года, тем больше думал о ней , одинокими вечерами представляя будущие встречи. — Гермиона любит Рона! — грустный вздох. — Или нет?.. Как бы хотелось, чтобы это был я, а не Рон! Я совсем запутался. Неужели Гермиона может любить меня?! Если у меня есть хоть один шанс, я его не упущу и тогда никому не позволю отобрать её у меня".

Гарри всего однажды практически целомудренно поцеловал свою подругу, но так и не смог понять, как она к нему относится.

"Что же, придется ждать личной встречи и всё выяснить. Например, можно повторить поцелуй..." — замечтался Гарри. — Как хочется увидеть любимые глаза цвета шоколада, искрящиеся счастьем, миловидную улыбку, озаряющую лицо неземной красотой, ниспадающие красивым водопадом каштановые волны волос. И прижать её к себе близко-близко..."

Нарисовавшийся образ в голове вызвал глупую, но счастливую улыбку. От избытка одолевавших его чувств он даже не заметил, что до сих пор стоит у окна, взлохмачивая и без того растрёпанные волосы.

Внезапный звук открывающейся двери наглым образом выдернул парня из счастливой мечты.

Поттер запретил домовику перемещаться по дому с помощью аппарации, без его на то позволения. Неожиданные и громкие хлопки при появлении эльфа не раз заставали его врасплох и резко портили и так не лучшее настроение. Поэтому домовой эльф проникал в комнаты обычным способом, а именно — через двери.

Кикимер вошел в комнату, недовольно бурча себе под нос ругательства в адрес своего нынешнего хозяина и нарочито громко открыв двери, которые при этом издали какой-то протяжный, заунывный и громкий скрип.

Гарри вздрогнул от неожиданного и неприятного звука. Оскорблённый до глубины души, он почувствовал, как у него начала закипать кровь от злости на это бесполезное создание. Ну не мог он простить эльфу смерти Сириуса, не помог смириться даже прошедший год. А теперь домовик бесцеремонно вламывается в его комнату, делая так, чтобы двери, которые никогда раньше не скрипели, издавали противные громкие звуки, и при этом он еще говорит отборную гадость, прерывая мечтания своего хозяина. Если бы не тайны Ордена, Гарри прогнал бы домовика уже давно, а лучше бы убил.

— Кикимер, как ты посмел врываться в комнату своего хозяина! — закричал он разъяренно, чувствуя, как руки чешутся от желания придушить это недоразумение.

— Кикимер — хороший домовой эльф, он старательно и беспрекословно служит хозяину,... чтоб хозяин умер страшной смертью, очистив древнейший и благороднейший род Блэков от пятна. Друг грязнокровок и предателей рода, а распоряжается в доме моей госпожи ,... Кикимер приготовил обед для хозяина. Хозяин просил разбудить его, если он опять будет спать до обеда,... надеюсь, самозваный хозяин удавится куском курятины или отравится вином, тогда я смогу служить своим настоящим хозяйкам, — лепетал домовик.

Парню потребовалась вся гриффиндорская выдержка, а может, хладнокровие частички слизеринской души, чтобы не закричать "Вон!" и не вытолкать брюзжащий комок пинками в коридор. Он всё ещё помнил, к чему привело это слово из уст Сириуса в прошлый раз.

Сделав несколько глубоких вдохов, Гарри Поттер приказал:

— Немедленно отправляйся... на третий этаж и займись уборкой. Все личные вещи прошлых хозяев, кроме Сириуса — уничтожить! Не спрятать, не утащить в свою каморку, не пытаться их каким-либо способом спасти. А именно уничтожить, сделать так, чтобы их больше не существовало не только на третьем этаже, но чтоб они исчезли из дома вообще! А сам за пределы дома не смей выходить, если только я лично не позову! Это приказ!

С каждым словом Гарри получал всё больше удовольствия, видя в глазах домовика нарастающий ужас. А прийти в ужас домовику было от чего. Он осознал, что не найдет лазейки в словах нового хозяина, и ему теперь действительно придется уничтожить вещи его великого и благородного семейства.

"Хорошо, что только с третьего этажа, откуда основные сокровища я уже успел перепрятать", — подумал Кикимер, который всё же испытывал мучительный страх от мысли, что он сам будет удалять из дома вещи своих благородных хозяев.

Эльф с трудом преклонил спину перед своим молодым хозяином. Казалось, ему ещё никогда не приходилось вкладывать столько усилий в поклон. Через секунду он не менее шумно удалился.

Когда за домовиком захлопнулась дверь, Гарри подумал, что пора поговорить с Дамблдором, чтобы куда-нибудь деть несносное создание. Находиться с ним в одном доме больше немыслимо.

"Я скоро уеду в Хогвартс и смогу избавиться от этого червя", — подумал юноша.

Сердце наполнилось мимолетной радостью, но она быстро испарилась, сменившись вернувшейся головной болью после тревожного сна. А напомнивший о себе пустой желудок заставил злого на себя и весь мир хозяина дома, быстро приняв ванну и переодевшись, отправиться на кухню.

Спустившись, он первым делом выкинул подгоревшую и ужасную на вид еду, которую ему приготовил домовик.

"Надеюсь, он себя наказал за такую работу", — подумал Поттер и принялся готовить себе яичницу с беконом.

Это занятие его немного успокоило и позволило вспомнить, о чем он думал до появления эльфа. О письме Гермионы...

Только теперь, расстроившись, он был настроен на мрачный лад, и на память приходили только те строки из письма, которые его огорчали: "Если с тобой что-то случится, я не знаю, что со мной будет...", "...я так сильно переживала..." и размытые строчки, говорящие о её слезах.

"Зачем она плакала? Её слезы драгоценнее, чем моя запутанная нелегкая жизнь, на которой лежит печать смерти и страданий. И этот груз спадёт только со смертью моего заклятого врага — Волдеморта. Всё неправильно: пророчество, загнавшее меня в клетку, лишившее детства и родителей; страх того, что не смогу, не успею быть счастливым с любимой...", — невесело заключил парень.

Мысли Гарри сменяли одна другую, но постепенно он вернулся к тому, что с каждым днём всё активнее мучило его. Мальчик-который-выжил стал сомневаться в своем наставнике, в человеке, который вёл его всё это время. Некоторые поступки Альбуса Дамблдора были и раньше не понятны для Гарри. Но после смерти Сириуса, человека, для которого он был почти родным сыном, Поттер стал о многом задумываться. К тому же директор сам настаивал на своей вине:

"...В смерти Сириуса виноват я, — произнес тогда Дамблдор. — Вернее, главным образом я...".

Чем больше парень думал об этих словах, произнесенных директором после смерти крёстного, тем больше находил в них правды и смысла. Размышляя о поступках самого великого светлого волшебника нынешнего времени, студент Хогвартса приходил к одним и тем же выводам: Дамблдор совершал ошибки и просчитывался во многом, начиная с младенчества Поттера.

Гарри задавался одними и теми же вопросами, но не мог найти на них ответа.

"Почему меня отдали к Дурслям? Они же ненавидели волшебство и ненавидели моих родителей! Тётя Петунья ненавидела маму, папу, естественно, что она перенесла свою ненависть на меня. Ладно, допустим, меня спасала жертва мамы, и нужно было находиться в доме у родственников, чтобы эту защиту получать. Но почему никто не проверил, как мне там живется?! Ведь Дамблдор лично отдал меня. Неужели он не чувствовал перед ребенком, судьбу которого взялся решать, никакой ответственности? Мог бы поволноваться обо мне хотя бы как о надежде волшебного мира, если не мог подумать обо мне, как о ребёнке, который не мог сам себя защитить.

А дальше первый курс. Наказание — поход с учениками ночью в Запретный Лес. Не слабо для первогодок, если учитывать то, что заходить в него ученикам, под страхом смерти, строго запрещено, и это в то время, когда там бродит маньяк-убийца единорогов! Это чудо, что никто не пострадал. Скорее всего,... скорее всего, директор подозревал, кто это был, а потом ещё и подталкивал к личной встрече с Волдиком, заранее показав, как действует зеркало Еиналеж. Наверное, он таким способом хотел закалить мой характер.

Второй курс — и опять всё взвалено на мои плечи. Директор Хогвартса выбрал очень удобный способ решения проблемы: пустить события на самотёк в ожидании новых подробностей, а мне с Роном всё это разгребай. А потом ещё и спрашивает: "Не хочу ли я что-нибудь рассказать?". Может, не зря я тогда не решился довериться полностью Дамблдору, — задавался вопросами Гарри. — Третий курс?.. Третий курс был более-менее спокойным, если не считать дементоров. И этот год подарил мне крёстного.

Крёстный... Ситуация с Сириусом вообще вызывает кучу вопросов. Почему Дамблдор не помог, когда его арестовали? Да, он не мог знать сразу, виновен Бродяга или нет. Но Снейпа он вытащить смог, а Сириуса — нет! Существует Легилименция, Омут памяти, Веритасерум на худой конец. Всё это можно было использовать для расследования, с их помощью невиновный человек дал бы показания и мог быть оправданным.