Алина Лис, Юрий Пашковский
Птенцы Виндерхейма
Часть первая
Прибытие
Альдис Суртсдоттир
Корабль причалил к гавани Йелленвик уже на закате. Это было устаревшее тихоходное судно, построенное почти полвека назад. Не оснащенный даже простеньким механизмом парусник полностью зависел от прихотей ветров и сноровки экипажа. Перед отплытием капитан принес положенные жертвы Ньёрду, и поначалу казалось, что бог прислушался к просьбам смертных. Но в последнюю неделю пакостный морской хозяин решил показать свой нрав. Море штормило все семь дней, яростный шквальный ветер гнал свинцовые волны на штурм пирсов, вновь и вновь окатывая камни клочьями серой пены.
Кораблю повезло: умудренный опытом капитан при первых признаках непогоды направил судно в ближайшую гавань. Экипаж и немногочисленные пассажиры пережидали шторм в сухости и тепле. Вот только дни летели, неумолимо приближался последний срок, и Альдис с тоской вглядывалась в окно, где свинцово-серое небо мешалось с морем.
Во всем была виновата опекунша. Крохотная пассажирская каюта на неспешном почтовом паруснике стоила всего парой солеров дешевле, чем билет второго класса на современном, быстром корабле, но госпожа Ауд терпеть не могла тратить лишние деньги.
Жизнь Альдис весь последний год была подобна туго стянутой пружине гарпунного ружья. Незримая рука все крутила и крутила ручку, преодолевая сопротивление металла. Страхи, надежды, чаяния, месяцы отчаянных тренировок через "не могу", долгие дни молчаливой покорности, обид и унижений непреклонно и неизменно вели к конечной цели.
И теперь из-за скупости тетки все это грозило пойти прахом. В душе рос протест, и только осознание бессмысленности любого возмущения и упреков удерживало девушку от бунта.
Лишь за два дня до окончания срока небо очистилось и выглянуло солнце. Капитан не стал терять времени, каждая минута промедления приближала выплату неустойки. Весь последний день пути Альдис провела на палубе, вглядываясь в даль.
Она видела не так много городов в своей жизни, и позолоченный закатным солнцем Йелленвик показался ей хоть и чужим, но прекрасным. Белые каменные постройки, серебристые нити канатных дорог, зеленые террасы, широкие мраморные ступени, уводящие от портовых кварталов вверх, в горы — к храмам и дворцам. И море вокруг было чистым. Ни огромных плантаций сине-зеленой лауфары, бурого торрака и других съедобных водорослей, ни огороженных под вскармливание рыбы территорий. Йелленвик — город инженеров и военных, здесь добывают металлы, и прежде всего золото, создают сложные и прекрасные механизмы, но прибрежные воды слишком глубоки для фермеров.
После Акульей бухты Йелленвик казался ожившей сказкой, сошедшим со страниц книг заколдованным городом.
Альдис первой соскочила с трапа на прогретый солнцем камень набережной. Все ее существо стремилось вперед, вверх, на поиски здания министерства, но пришлось ждать, пока эрла Ауд закончит скандалить с капитаном, вымогая компенсацию за задержку. Только когда все пассажиры почтового парусника уже покинули судно и матросы начали разгрузку трюмов, эрла спустилась, торжественно сжимая в одной руке полученный от капитана солер, а в другой — потрепанный саквояж.
— Куда собралась, красавица? — ехидно поинтересовалась опекунша, когда племянница зашагала было вверх по кривой улочке, уходящей в гору.
— Я поищу министерство, если вы не против.
— Милочка, время — девятый час. Надо снять комнату подешевле и ложиться спать.
— Но ведь последний день! — Девушка еле справилась с собой, чтобы не дать эмоциям прорваться сквозь вежливые слова. — А вдруг завтра мы заблудимся? Давайте я разузнаю дорогу.
— Не ной. Никуда без тебя не уедут. Завтра с утра сходим, я тебя терпеть еще год в Акульей бухте не собираюсь.
Альдис стиснула зубы. Сейчас ей казалось, что каждая минута промедления уменьшает ее шансы на поступление. Но надо было слушаться.
"Еще один день, — напомнила себе девушка. — Последний день, и у нее больше не будет надо мной власти".
Они сняли неподалеку от порта простенькую и бедно обставленную комнатушку, в которой обычно останавливались небогатые купцы, а то и зажиточные фермеры. Перед сном Альдис долго ворочалась, глядя на темно-синюю полоску неба в зазоре ставней. Она пыталась представить себе, на что будет похож завтрашний экзамен. Наконец ей удалось задремать под шелест ночного моря.
Здание министерства обращало на себя внимание нарочитой неприметностью. Вход в него находился на задворках, со стороны тупика. Приземистое каменное строение с полукруглыми окошками-бойницами выделялось в окружении изысканно вычурных зданий, как аскет в толпе расфуфыренных кавалеров.
У входной двери дежурили два солдата в парадных черно-белых мундирах.
— Вы куда, госпожа? — поинтересовался один из них — высокий и тощий.
— Не видишь — веду ребенка на экзамен. — Тетка выразительно помахала направлением.
— Боюсь, вы опоздали. — В голосе солдата проскользнуло сочувствие. — "Солнечную сотню" набрали еще неделю назад. В этом году очень много желающих.
Альдис показалось, что мир вокруг покачнулся. В животе все скрутилось в тяжелый, промерзлый комок. Она впилась себе ногтями в руку, чтобы не закричать от чудовищной несправедливости происходящего.
И чтобы не вцепиться в горло эрле Ауд.
Тетка уже приоткрыла рот, чтобы начать скандалить, когда вмешался второй солдат — смуглый коренастый крепыш:
— Погоди. Ты что, не слышал? Три дня назад объявлен дополнительный набор. Специальным распоряжением выделено еще десять мест.
Облегчение было таким сильным, что девушка разом обмякла и еле устояла на ногах.
— И чего они? — вяло удивился первый. — Ну, проходите тогда, госпожа. Направо по коридору, комната номер двенадцать.
Кабинет был погружен в сонное тепло. Солнце ложилось косыми лучами сквозь узкий оконный проем, и мелкие пылинки плясали в его ярком свете. Негромко капала вода в клепсидре. Чиновник за столом, как и часовой, был одет в черно-белую форменную куртку. Нашивки на рукаве говорили, что он пребывает в звании лейтенанта, а объемное брюшко и густо присыпанные словно солью баки намекали, что длится это пребывание уже не первый десяток лет. Лицо чиновника хранило выражение вселенской скуки, глаза лениво следили за полетом большой черной мухи. Появление Альдис с опекуншей вызвало у лейтенанта только короткий зевок.
— Чего так поздно-то? — ворчливо осведомился он. — Последний день, вечером отплытие. У нас и экзаменаторы, поди, разбежались.
— Как же я ее в начале сезона повезу? — возмутилась тетка. — Набьют они рыбы без меня, как же!
— Ну-ну, — лениво протянул лейтенант. — Ваше счастье, что Храм просил об увеличении квот и у нас недобор шесть человек. Иначе пришлось бы тебе, красавица, возвращаться обратно.
Альдис поморщилась. Мысль о том, что путешествие могло окончиться ничем и пришлось бы возвращаться в Акулью бухту, была невыносима.
— Ладно, давайте ваши бумаги.
Тетка с готовностью достала тубусы с бумагами.
— Имя?
— Альдис Суртсдоттир.
— Сурт? Дали же боги имечко! Возраст?
— Пятнадцать зим.
— Дочка ваша?
— Племянница, — хмыкнула тетка. — Моего беспутного братца отродье.
— А родители где?
— Умерли.
— Родня по матери?
Тетку передернуло:
— Не из благородных. Рыбаки.
— Ага. Байстрючка, значит? — уточнил лейтенант. Уточнил без презрения, равнодушно и деловито, но девушка все равно вспыхнула.
— Не совсем, — поправила тетка.
— Это как — не совсем?
— Женился мой братец. В Храме, все по правилам. Документы есть. Но в Геральдическую палату не сообщал.
— М-да... — Чиновник поглядел на девушку с сочувствием. — Трудно тебе будет доказать, что не байстрючка. — И, уже обращаясь к тетке: — Вы единственный опекун?
— Да. Вот документы.
Альдис терпеливо ждала, пока чиновник переносил содержание документов на официальные бланки и задавал нудные уточняющие вопросы. Рывки от отчаяния к надежде отнимали слишком много сил, незримая рука докручивала пружину на последние обороты. Девушка запретила себе надеяться на удачный исход событий до того, как ступит на берег Виндерхейма, чтобы страх неудачи не лишил ее остатков мужества.
Но лейтенант больше ни к чему не придирался, поставил печать, отдал документы и сообщил:
— Сначала медосмотр в третьей комнате. Потом на экзамен во вторую и на собеседование в шестую.
— Раздевайся, — велела белокурая женщина в форме военного медика.
Альдис покосилась на вторую женщину — невысокую, крепко сбитую, с раскосыми черными глазами. Чжанка или ниронка. Скорее все-таки ниронка — у чжанок лица более плоские. Женщина сидела, вольготно развалившись в кресле, и выходить или отворачиваться не собиралась.
— Чего смотришь? — хмыкнула она. — Привыкай, в армии ломакам не место.
Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.
— Да не нервничай ты так, — вздохнула та. — Не съедим.
— Где хакама отхватила, белобрысая? — с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.
— Это подарок моего учителя. — Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.
— Не, ну ты глянь! Сразу видно здорового ребенка. — Ниронке хотелось поболтать.
Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.
— Так... Дыши. Не дыши. Покашляй...
Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.
— Отличные рефлексы, — резюмировала докторша.
— А я что говорю? — снова влезла ниронка. — Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?
— Да, немного. И еще кобудо.
— Ай, молодца!
Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины — простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то... спокойнее, что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.
— Потом проверю, как учили.
— А вы у нас что-то вести будете?
— Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.
— Кейко, не мешай. Быстрее закончим.
Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее...
— Что?
— Ты девственница? — терпеливо повторила докторша.
— Ну да, разумеется, — все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.
— Сейчас проверим, пошли за ширму.
— Может, не надо...
— Надо!
— Я не хочу...
— Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.
От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.
— Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, — прокомментировала ниронка.
— Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.
— Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?
— Не вру! — Альдис горячо закивала. Неужели отвратительной процедуры удастся избежать?
— Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.
— Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.
— Вот еще!
— Тогда, — докторша снова перенесла внимание на Альдис, — иди за ширму. И привыкай — это обязательная процедура. Больно не будет.
Больно не было — было противно.
Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.
На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: "Ты сможешь. Ты же моя дочь".
Она сможет. Она прославит свой род, и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.
Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.
— Заходи, дитя, не стесняйся.
Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из ордена Блюстителей на острове любили и уважали — он был добрым человеком.
Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.
— Садись, милая, не бойся меня. — Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся.
У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг — посвящение в жреческий сан — храмовник прошел давно.
— Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.
Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.
Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он — настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом — волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.
— Расскажи про себя, Альдис, — сказал храмовник. Голос у него был удивительный — густой, звучный, вкрадчивый.
— Меня зовут Альдис Суртсдоттир. — Звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. — Я из Акульей бухты.
— Это далеко?
— Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.
— Ты родилась там?
— Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.
