Сны порой снятся очень реалистичные и слишком активные... Иногда они могут уводить в тёмные, бездонные пропасти, где тонешь в небытии, а иногда дают вынырнуть на поверхность, вроде бы очнуться — и тут же ввязывают в какое-то действие, которому веришь, что оно настоящее. А потом спохватываешься, потому что в этом настоящем замечаешь несуразности. И всё равно не веришь, что спишь...

... Очнуться сидящей в каком-то ледяном каменном углу, обняв колени, — нехилое впечатление даже для сна.

Следующее ощущение — крупная дрожь от холода и мерно сыплющего сверху промозглого дождя на и так насквозь влажную одежду. Откуда эта вода... Где одеяло... Наверное, снова упало на пол, а проснуться — никак...

А когда она с трудом подняла голову взглянуть на слишком светлое даже сквозь веки — снова поспешно зажмурилась: мир взял столь стремительный разгон вокруг неё, что от головокружения затошнило...

Потом послышались (точней — проступили сквозь стену. Кажется) голоса, от которых захотелось спрятаться, потому что они были слишком пронзительными, и она из-за них чувствовала себя больной. А вокруг уже кричали. И крик в сновидении болезненно бил по ушам. Потом в общий ор растерянно вопивших над головой вмешался встревоженный мужской голос:

— Отойдите от неё! Это моя сестра!

Неизвестные люди сразу замолчали и отодвинулись — по тем же сонным ощущениям. Они ещё говорили — по ощущениям, горланили, но уже не так громко, что-то обсуждали между собой — с интонациями "вот как оно бывает".

Она не успела открыть глаза, чтобы посмотреть, кто назвал её сестрой. Сквозь веки почудилось: будто туча надвинулась сверху, а потом кто-то взялся за её подмышки — и она взлетела на чужих руках, а потом поневоле прижалась к чужому телу — безвольной головой к плечу, тоже холодному, потому что верхняя одежда мужчины промокла. Что-то взметнулось над головой, и стало совсем темно: кажется, её укрыли от дождя?.. Странные ощущения от действа, происходящего во сне. Слишком реалистичные...

Потом началось движение: её несли на руках. От дыхания под накидкой вскоре стало теплей обычного, и она, всё ещё крупно дрожа, снова услышала голос того, кто назвался её братом (у неё никогда не было братьев — напоминало слабо возмущённое сознание, а потом его отголоски затихали!), его лихорадочный шёпот:

— Сестра, милая, ты только не умирай, ладно? Сейчас придём домой, разогреем тебя... Выпьешь горячего чаю... Ты только не умирай! Иначе мы все пропадём без тебя...

Она слышала равномерный, бивший по ушам треск и грохот, как будто тяжело груженные телеги быстро ехали по камням, и в этом грохоте пряталось лошадиное поцокивание... Но ведь такого быть не может. Машины в дождь обычно ездят без грохота, с шипением колёс по мокрому асфальту... Ах, да...Это же сон.

Потом грохот стал уменьшаться, как будто её уносили подальше от оживлённой дороги. Оставался лишь плеск воды под ногами спешащего мужчины. Болезненное ощущение слабости заставляло прикрывать глаза и сильно сжиматься от промозглого холода, да ещё, как ни странно, задрёмывать...

— Никас, это она? — вдруг ворвался под накидку детский голосишко. — Ты нашёл её?

— Нашёл-нашёл, — скороговоркой ответил нёсший её мужчина. — Открывай калитку.

Металлический скрежет возвестил о том, что его просьбу (а сказал он мягко), кажется, только что выполнили... Она засыпала от холода, слишком медленно согреваясь в равномерном движении, совершенно равнодушная к происходящему от слабости, и в полудрёме слышала:

— ... Горячую воду налить бы ей... В сухое переодеть...

— Никас, а она не умерла?

— Клади её на лежанку!

— Лисса, принеси одеяло с камина — оно уже согрелось!

Её, абсолютно безвольную, уже лежавшую на чём-то сравнительно мягком, а главное — сухом, раздели, закутали в тёплое, местами даже горячее одеяло, а потом подняли ей голову. Шея не могла, не хотела напрягаться. Голову ей придержали и заставили выпить воду — чуть горячей, чтобы можно было назвать тёплой. Обычную воду, если бы не едва уловимый привкус мёда и мяты... С трудом глотая, она выпила — и тепло разлилось внутри... Голоса стали тише, и она заснула с мыслью о том, что ноги остались холодными и их трудно согреть...

— ... Агни...

Шёпот толкнулся в ухо.

Аня открыла глаза в темноту. Открыла рот, чтобы лучше слышать эту темноту.

— Агни, я замёрзла, — прошептал кто-то очень близко, дыша теплом в её лицо. — Пусти меня к себе, под одеяло...

Она выпростала руку из-под одеяла, внезапно испуганная. Дома никого из посторонних не должно быть! И тем более — детей.

— А-агни-и... — обиженно, чуть не плачуще проныл уже вслух детский голосок.

Осторожно, боясь слишком сильно откинуть пышущее жаром одеяло, а потому прижимая его к себе, она села на кровати — и снова пока ещё слабо удивилась: почему так жёстко? Вроде и матрас есть, но... И в этот момент, наверное, наклонилась чуть в сторону: свет откуда-то издалека мягко очертил линии махонькой фигурки, стоявшей рядом. Снова плачущее: "Агни, мне холодно-о..."

Она подняла руку и неуверенно опустила ладонь на голову ребёнка. А потом снова легла и отодвинулась, всем своим движением приглашая: "Иди ко мне". Маленькая, тощая, слишком прохладная для ребёнка, даже закутанного в одежду, фигурка быстро юркнула под приподнятое одеяло. Аня решила разобраться со странным сном утром, когда солнце привычно войдёт к ней в комнату... А пока... Обняв прильнувшего к ней ребёнка, грея его и дыша горячечным теплом в его макушку, она подоткнула со всех сторон одеяло и постаралась уснуть... Последняя мысль: она где-то сильно простыла — и ей снова снятся странные сны.

Глава первая

Аня открыла глаза в серую пасмурь. Утро? Вечер?

Дезориентированная после глубокого сна, она тихонько вздохнула.

Мышцы, зажатые то ли от желания сохранить тепло, то ли из-за последствий страшного сна, постепенно расслаблялись. Особенно после того, как она поняла, что находится в незнакомом месте.

Плохо видны предметы. Пока Аня осознавала лишь, что находится в громадной комнате. В пустой комнате. Точней... Мебель вроде была, но её так мало, а помещение такое большое, и потолки неожиданно высокие. Потом она поняла, что её голова лежит на странной, очень тощей подушке, а под её одеялом, от которого пахнет затхлостью и сырой пылью, спит кто-то маленький. Сон предупреждал. Но Аня всё равно не поверила. Заглушив желание приподнять одеяло — помнила жалобу из сна: "Агни, я замёрзла...", она некоторое время лежала неподвижно, ожидая, когда в комнате станет светлей. И раздумывала. Где она? Всё совершенно незнакомое.

Вчера она легла спать в собственной постели.

И... что теперь? И откуда здесь... брат? Откуда ребёнок, лежащий сейчас под одеялом? Аня напряглась: а ещё она помнила другие голоса, и их было достаточно много. И человек, назвавшийся братом, сказал странную вещь: "Иначе мы все пропадём без тебя..." Что это значит? Нет, её точно не похитили, и эти люди точно не бандиты. И размышлять впустую — смысла нет. Надо дождаться, пока всё объяснят сами.

— Лисса... — услышала она шёпот и скосилась посмотреть на зовущего.

Ого. Вот и входная дверь. В полуоткрытом проёме склонился мужчина, очертаний которого в полумраке комнаты почти не разобрать.

— Лисса, ты здесь?..

Прикинув, кого именно зовут, Аня, лежавшая на боку, хрипловато (горло побаливало) выговорила:

— Под одеялом... у меня...

— Ты очнулась, Агни! — всё ещё говоря тихо, обрадовался мужчина и что-то сделал такое, после чего в его руках оказалась зажжённая свеча. Он быстро подошёл к кровати и присел перед ней на корточки. Такой счастливой улыбки она давненько не видела.

В замешательстве захлопала глазами. Она Аня — это помнила. Но назвали её странно — Агни. Спутали с кем-то? Вряд ли... И как теперь разговаривать с этим мужчиной? По голосу узнала — это тот, кто назвался её братом. Теперь она его в пламени свечи немного разглядела. Симпатичный. Смуглый, большеглазый, чуть горбоносый. Правда, лицо худое-прехудое, словно давно не ел досыта. И широкоплечий, как кирпичник, который долго занимался ручной кладкой... Но это подождёт. Как бы выяснить, что происходит?

Мужчина тем временем ласково погладил её по голове, поправил одеяло. И Аня в растерянности вздрогнула: он освободил её... косы! Нет, одну косу — потрёпанную, видимо давно не чёсанную, тёмной змеёй соскользнувшую с плеча. Длинная... Да Аня вовек таких не растила... И, растерянная, она поняла одно: пора объявить об амнезии!

— Я ничего... не помню... — прошептала она в ответ на ласку.

Мужчина понимающе кивнул.

— Неудивительно. Ты получила слишком большую дозу колдовской отравы. Болела так, что мы решили — уже на ноги не встанешь. А когда вроде начала поправляться, ещё хуже стало — ты начала убегать из дома.

— А что... со мной случилось?

Мужчина оглянулся на входную дверь, встал и подошёл к ней закрыть. Затем тихонько взял откуда-то большой, мягкий, но очень обшарпанный стул.

— Меня зовут Никас. Я твой старший брат. — Он помолчал, но не оттого, что ждал от неё на это сообщение какой-то реакции, а потому что отодвинул от края кровати край одеяла и со стула пересел ближе к Ане. Улыбнулся, взяв её за руку, и продолжил: — Мы рано осиротели. Мы — это пятеро детей, оставшиеся из всей семьи. Ты, самая старшая из сестёр, после смерти матери решилась выйти замуж за самого богатого на нашей улице мага, чтобы помочь всем нам. Он давно к тебе сватался. А ты всегда была решительной. Вышла. Но прожила с ним недолго. Он был не очень стар. — Никас пожал плечами. — Но очень любил деньги. И брал слишком много дел, связанных с магией проклятий. Однажды вляпался в старинное проклятие, которое ему заказали снять. Когда его не стало, ты перевезла всех нас сюда, в его дом. Ведь он достался тебе по наследству вместе с усадьбой. Дом старый и не очень уютный — твой муж был скуповат на обстановку для него. Зато нам теперь не надо снимать углы у других хозяев. Вот только... У твоего умершего мужа нашли завещание: да, дом с усадьбой остаётся тебе, но деньги, которые он хранил в банке, перешли к его младшей сестре. А той показалось этого мало: она наслала на тебя проклятие на смертельную болезнь и подсунула отраву. Ведь после твоей смерти дом тоже переходил к ней. — Никас передохнул от долгой речи, а потом с тревогой спросил: — Хоть что-то ты вспомнила?

— Нет... — вздохнула Аня, внутренне замирая от ужаса: а что случилось с её телом там, в своём мире, если душа перешла в тело здешней женщины?! Не хотелось думать об этом, но по логике, если души поменялись местами, если та Агни здесь умирала, то и она, Аня... её тело тоже умерло там?..

Но сознание постепенно приходило в норму, и она нерешительно спросила:

— Можно встать? Уже утро? И... где моя одежда?

— Сейчас всё принесу, — отозвался Никас и встал.

— Никас, а Лисса? Почему она прибежала ко мне среди ночи?

— Агни, — улыбнулся "брат", — ты что — не помнишь, как горела ещё вчера от магически вызванной лихорадки? Да ты так полыхала, что я сразу понял, куда могла сбежать Лисса, чтобы погреться.

Он вышел, а у Ани появилась новая проблема: будить или не будить так хорошо пригревшуюся под одеялом девочку?..

Некоторое время женщина полежала неподвижно, думая о том, что Никас познакомил её только с поверхностным положением дел семьи той Агни, чьим именем он её называет. Что же произошло? Её закинуло в параллельный мир? Или в прошлое? С каким-то условием, типа — заменить умирающую женщину, чтобы эта семья не пропала? А что на самом деле случилось с Агни? Никас сказал — колдовство, магия... Неужели такое может быть всерьёз?! Никогда она не была слишком суеверной или верящей во всякое... неземное. Но нынешнее положение... Хм. То есть... Она должна не просто заменить, но... И почему она не помнит, что с ней было в её мире?

— Агни... — прошептали из-под одеяла. — Никас ушёл?

Она приоткрыла кончика одеяла, чтобы не выпустить сразу всё тепло. На неё сонно моргала худенькая девочка лет пяти, чумазенькая и со всклокоченными короткими светлыми, почти белыми волосёнками. Вот она зевнула во весь свой ротишко, а потом, жмурясь, улыбнулась, глядя снизу вверх.

— Я так хорошо спала, Агни! Ты всегда такая горячая?

После краткого стука в дверь вошла хмурая девочка-подросток, лет тринадцати, с гладко причёсанной тёмно-русой головой и тощей косичкой, в длинном платье с разрезами по бокам. Она молча вынула Лиссу из-под одеяла и унесла малышку, нисколько не протестующую, — видимо, потому что та выспалась в тепле. А Аня осталась хлопать глазами в недоумении: это кто — вошедшая и тут же ушедшая? Одна из пятерых детей, а значит — ещё одна её младшая сестра? А кто же ещё один ребёнок? Мальчик, девочка?

Но худенькая девочка вернулась с чашкой горячего чая и с охапкой одежды и присела на кровати, рядом, как недавно сидел с Аней Никас.

— Пей, Агни. Тебе надо поправляться, — неожиданно ласково сказала она. — Никас сказал — ты совсем всё забыла, пока болела. Меня зовут Кристал. — И внезапно закрыла руками лицо и расплакалась: — Мы все так боялись, что ты умрёшь!.. Прости, что я плачу, но мне так не хотелось уходить из этого дома!

По плечи укрывшись одеялом, встревоженная Аня села, спустив ноги на холодный пол. Она приняла чашку из рук Кристал, начиная всё больше беспокоиться о семье, в которую попала. Неужели в ней всё так плохо? Присмотревшись к бледно-жёлтому напитку, пригубила от края чашки, решив считать его главным достоинством то, что он горячий... Отпила, ощутив лёгкий вкус трав, а потом задумалась, глядя на "свои" ноги. Всегда было легко сразу садиться на постели, а затем вставать, но сейчас она резко ощутила слабость и этих ног, и тела. Та самая Агни и впрямь переболела очень сильно?

— Боишься встать? — по-своему расценила её взгляд Кристал. — Но сегодня ты выглядишь гораздо лучше! Давай я помогу тебе подняться. Сначала оденешься, а потом встанешь. Вот рубашка, вот нижнее бельё. Вот платье. Туфли я принесла только домашние. Ведь ты больше не будешь сбегать? Никас сказал — лихорадка закончилась!

— Я тоже надеюсь, что не буду, — пробормотала Аня, вдруг сообразив, что в этом мире побег — для неё самый плохой выход во всех смыслах. Ладно — в этом доме её вроде как знают. Но в том мире, который для неё постепенно начинался с этого дома, она не знает жизни от слова совсем!

Руки, силой которых она в своём мире всегда гордилась, у этого тела оказались очень слабыми. Подняла их, когда Кристал принялась надевать на неё длинную сорочку, а они сами упали! Аня даже испугалась. Но девочка спокойно приняла положение и, чуть приговаривая что-то успокоительное, помогла ей подняться, чтобы отвести в комнатушку для умывания и прочих гигиенических процедур. Здесь даже ванна была! А потом девочка начала одевать её, как ребёнка. Причём, как чуть позже поняла Аня, этот вариант был весьма замечателен: ведь начни Аня одеваться сама... Да она названия и назначения некоторых предметов одежды и её деталей не знала! Единственное — понравилось, что Кристал неожиданно предложила:

123 ... 353637

↓ Содержание ↓