Камешек на весах. Главы 01-19

Вряд ли простой человек, посмотрев на полковника Дробышева, смог бы установить его принадлежность к доблестным Вооруженным силам. Невысокий, чуть выше среднего роста, худощавый мужчина с интеллигентным лицом был похож на кого угодно, только не на легенду спецназа с позывным "Змей". Но мы-то знали, что группа Змея геройствовала во всех уголках земного шара, где зримо или незримо присутствовали интересы тогда еще Советского Союза. А мест таких было ой как много. Ангола, Эфиопия, Сомали, Афганистан — вот малый перечень горячих точек, где Змей, тогда еще далеко не полковник, учил уму-разуму проклятых империалистов.

— Готов продолжать службу, Владимир Андреевич, большой необходимости в отпуске не вижу, — не то, чтобы мне совсем не хотелось в отпуск, но я был уверен, что все не так страшно, как описал мне Семен Маркович.

— Эх, майор, — Дробышев устало усмехнулся, — вроде не мальчик уже, а не понимаешь, что Гольцман прав. Твои сны, Игорь, первый признак переутомления, и сбрасывать их со счетов нельзя. Сегодня ты здоров как бык, а завтра свалишься, и мы потеряем одного из лучших спецов. А таких как ты, у нас раз-два и обчелся. Так что, сам понимаешь, не прислушаться к совету Семена Марковича я не могу. Но и отпустить тебя надолго тоже не получится, уж извини. Дам тебе две недели. Постарайся провести их максимально эффективно, когда удастся отдохнуть в следующий раз, я не знаю. Задача понятна, майор?

— Так точно, товарищ полковник. Есть максимально эффективно провести отпуск!

— Игорь, ты не хорохорься, и в бутылку не лезь. Сам таким был, думал, до ста лет по горам с автоматом бегать буду. А организм-то по-своему думает, и с этим нужно считаться.

— Да ладно, Владимир Андреевич, вы и сейчас любого из моих рэксов за пояс заткнете, — говоря это я ничуть не покривил душой против истины. Дробышев, несмотря на возраст, оставался в отличной форме и действительно мог легко дать фору любому молодому бойцу.

— В спарринге, на полигоне, в тире — может быть и заткну, — полковник явно был польщен, — но вот на задание уже не рискнул бы идти. Укатали сивку крутые горки, Игорек, теперь ваше время, твое и твоих волчат. И чтобы это время для тебя не закончилось слишком рано, ты и отправишься в отпуск и будешь отдыхать так, чтобы через две недели от твоих снов даже памяти не осталось.

— Но...

— Ни каких но! — увидев, что я собираюсь возразить, Дробышев ударил ладонью по столу и сказал, — Значит так. Со следующего понедельника можешь считать себя в отпуске.

— Понял, товарищ полковник.

— Хорошо. Но это все лирика и дела будущего. А теперь о насущном поговорим, — произнес Дробышев, обходя стол и присаживаясь напротив меня, — По оперативным данным, из Чечни в Москву направлена диверсионная группа. Сегодня ночью они будут в Ставрополе, в одном из частных домов на окраине города. Утром планируют выехать в Москву. Группа серьезная, все опытные наемники. Старшим у них идет Черный Али.

— Ох, ни фига ж себе, — помимо воли вырвалось у меня. Черный Али был слишком известной в узких кругах фигурой, чтобы спокойно воспринять новость о том, что он и его головорезы направляются в Россию. Все спецслужбы страны, в том числе и моя группа, долго и безуспешно охотились за ним, но Али, как настоящий волк, за километр чувствовал засады и всегда уходил, чтобы как черт из табакерки вынырнуть снова там, где его не ждали, и продолжать сеять смерть.

— Именно, — Дробышев устало потер переносицу, — Информацию местным мы отдавать не стали, смысла нет. Спецы там не ахти, а в группе настоящие волки. И сами уйдут и оперов местных, как котят положат. Поэтому на место вылетает твоя группа. Работаете по обстановке, но Али нужен живым, ты понял, Игорь? Обязательно живым.

— Понял, Владимир Андреевич. Али привезем живым. Здоровым не обещаю, но живым — точно.

— Кончай шутить, Игорь, — было заметно, что Дробышев нервничает, — Ты лучше меня знаешь, что Али — не та фигура, которая прощает несерьезное к себе отношение. Поэтому и посылаю именно твоих орлов. Если его не возьмете вы, этого ни сделает никто. Все, Игорь, давай, поднимай группу в ружье, вылет с нашего аэродрома через два часа.

Я встал, пожал протянутую Дробышевым руку и направился к дверям кабинета. Дверь уже открывалась, когда полковник окликнул меня.

— Игорь! — Змей даже не пытался скрыть тревогу в голосе.

Я обернулся.

— Игорь... Вы, главное, вернитесь. Живыми вернитесь, слышишь?

— Есть вернуться живыми, Владимир Андреевич! — я улыбнулся и вышел из кабинета.

ГЛАВА 2

-Командир! — фигура с ног до головы затянутая в черное, бесшумно возникла из темноты, — Все в сборе, готовы доложить обстановку.

— Докладывайте, — я осмотрел бойцов группы. Все как один стараются скрыть напряжение. Их можно понять, противник сегодня серьезный, мало чем уступающий в подготовке нам самим, — Жила, что у тебя?

Жила — мой заместитель, всегда внимательный и дотошный в мелочах. Правда, других в спецназе и не держат. Вопреки расхожему мнению, спецназовец — это не дуболом, с рычанием крушащий кулаком кирпичи и головой вышибающий двери. Голова спецу нужна вовсе не для этого. Головой он, в первую очередь, думает. Крепко думает. И только потом, когда просчитаны все варианты, боец тихо приходит, делает свою работу и так же тихо уходит. Один из моих инструкторов так говорил: "Вот мужички из Клюевки да Арчипитовки стенка на стенку сошлись. Иван из Клюевки одному ногой по яйцам залепил, другому рукой по сопатке. Стоит на поле, мускулами играет, перед девками красуется. Думаешь, он спецназовец? Нет, брат, шалишь! Спецназовец не Иван, спецназовец — Михайло из Арчипитовки. Маленький такой, щупленький. Сидит он себе тихонечко в кустах, где его и не видит никто, да кирпичами пуляет. Как запульнул — так Иван-то и с копыт долой... А мораль сей басни такова — если ты хитрый, изворотливый, действуешь нестандартно, то ты — спецназовец".

— Значит так, командир. Дом обычный. Сени плюс жилое помещение. Вход один, через сени. Стоит на отшибе, вокруг пусто, так что лишних глаз можем не опасаться. С фронта подходы к дому открытые, ни деревца, ни кустика, так что подойти спереди затруднительно. Зато с тыла можно попробовать, там до самой ограды кусты.

— Что с охраной?

— Есть охрана, три духа. Один с фронта, и с боков дома по одному — пасут подходы с флангов и с тыла. — Это Лис, снайпер группы.

— Из окон дома их видно? — вопрос далеко не праздный, от ответа на него зависит весь план работы.

— Фланговые не видны, засели так, что их не то, что из дома, в упор и то не разглядишь. А передний дух и из дома как на ладони, и фронтальным часовым виден, — Лис, докладывая, хитро улыбается.

— Чего лыбишься, Хвостатый, есть мысли, как убрать охрану? — Лис потому и прозван Лисом, что на конкурсе наследников Ходжи Насреддина легко занял бы первое место.

— А как же, командир, конечно, есть! — судя по всему, Лис уже все придумал и ему не терпится выдать очередную гениальную идею, но характер не позволяет сделать это просто, без артистических пауз.

— Давай, Рыжий, не томи, излагай, свои соображения! — хочется отвесить подзатыльник этой нагло улыбающейся роже.

— Все понял, виноват, исправлюсь, — стал серьезным Лис, — Короче, план такой. Я снимаю часового с правого фланга, Стилет — берет на себя левого. Стилет, сделаешь?

Стилет, прозванный так за нежную любовь к холодному оружию, утвердительно кивает головой.

— Стилет берет на себя левого, — повторяет Лис, — отправляет его к Аллаху и напяливает его шмотки. Теперь ты, Жила. Обрати внимание, справа от дома отдыхают после ползанья по помойкам бродячие собаки. Если ты немного потревожишь их сон — камешком, например — они поднимут лай. Часовой с поста, естественно не уйдет, а вот наблюдатель в доме обязательно отвлечется, и на некоторое время выпустит часового из поля зрения. Стилет в это время отправит к Аллаху последнего духа, чтобы его дружки не скучали, а сам займет его место. Ну как вам план?

— Гениально, Лис. Ты молодец и мы все тебя любим.

— Не надо, командир, я согласен на медаль! — в притворном ужасе вскидывает руки Лис.

— Будет тебе медаль, Рыжий. Если все пройдет гладко, даже на орден можешь рассчитывать. Ну что, план принимается. После устранения охраны группа накапливается слева от дома, по команде входим в помещение. Работаем тихо и аккуратно. Запомните главное — Черного берем обязательно живым. Остальные не нужны, эвакуировать их мы не сможем. Поэтому для них — вариант "ноль". Но Али — только живым. Вопросы есть? Вопросов нет. Выдвигаемся.

* * *

— Внимание группа, минутная готовность. Жила, Лис, Стилет — доклад.

— Жила готов.

— Лис на позиции.

— Стилет готов.

— Доклад принял. Удачи, парни. Все, работаем.

Хлопок "Винтореза" прозвучал почти неразличимо среди обычных звуков ночи, но последствия его были хорошо видны в зеленоватом свете прибора ночного видения. Часовой, сидевший на корточках справа от дома, уронил голову на грудь и на нее, из аккуратной дырочки в центре лба, плеснула темная струйка.

Позади часового с левой стороны дома бесшумно возникла черная фигура. Сильная рука зажала часовому рот, вторая коротко ударила ножом в горло.

Справа от дома раздался заполошный лай проснувшихся собак. Я, хоть и ожидал его, все равно не удержался от того, чтобы посмотреть в ту сторону. Когда взгляд вернулся к часовому, сидевшему в тени сарая перед домом, на его месте я увидел Стилета. В одежде убитого боевика он был настолько неотличим от охранника, что я не сразу его узнал.

— Внимание всем. Охрана ликвидирована. Выдвигаемся к дому! — эту фразу я произнес уже на бегу.

Одна за другой три черные фигуры перемахнули низенький забор и, прижавшись к стене дома, замерли, ожидая приказа.

У Жилы в руках уже находилась микрокамера, работающая в инфракрасном диапазоне и выдающая картинку на дисплей переносного компьютера. Я кивнул, давая Жиле добро на работу.

Жила скользнул к окну дома, хоботок камеры уперся в угол окна. Через несколько секунд Жила жестами показал, что в доме находится шесть человек, пятеро спят, а шестой сидит возле окна и наблюдает за подходами к дому.

Серия коротких жестов определила дальнейшие действия каждого бойца, и группа выдвинулась к дверям. Возле двери я дал команду остановиться.

Бойцы, сосредоточившиеся по обе стороны дверей, были готовы к входу. Но я ждал. Что-то не давало мне покоя, слишком просто все получалось, а для Черного Али это было не характерно.

Я наклонился к Свату, взрывотехнику группы и еле слышно, одними губами шепнул:

— Проверь дверь.

Сват — взрывотехник от Бога, взорвет даже то, что по определению не взрывается. И так же легко нейтрализует самое сложное взрывное устройство. Есть у него и еще одно достоинство: любые замки под его руками сдавались на раз-два.

Минутное копание в замке и можно входить. Сват чуть толкнул дверь, буквально на пару миллиметров, и почти сразу жестом подозвал к себе Жилу. Минуту они вдвоем колдовали у дверей, после чего Сват вернулся ко мне.

— Командир, там растяжка. Внизу, у самого пола, проволочка натянута. Стоит обычная "Заря-2". Дверь откроем и все, амба. Будем слепые и глухие, бери нас хоть голыми руками.

— Нейтрализовать сможешь?

— Обижаешь, командир. Уже все сделал.

— Понял тебя. Внимание всем. Работаем!

Как обычно в ходе операции, время для меня замедлилось, стало густым и вязким, как патока. Мгновенный рывок — и группа уже внутри дома. Тихие хлопки "Валов" известили о том, что еще пять грешных душ направились на встречу с Аллахом. Поворот в сторону Али и я понимаю, что Черный снова переиграл меня. И на этот раз, похоже, окончательно. Рука Али сжимает пистолет, и бездонный черный провал ствола смотрит мне прямо в лицо.

Выстрела я уже не услышал.

* * *

Небольшая деревенька была надежно укрыта от посторонних глаз знаменитыми Брянскими лесами. Когда-то здесь геройствовали партизаны, а немцы боялись этих лесов как огня, рискуя вступать под их сень в составе не меньше чем дивизии.

Сегодня деревня доживала последние дни, тихо угасая вместе со своими жителями. Молодежь давно разъехалась по городам и почему-то не спешила возвращаться в родные края. Старики, один за другим, тихо умирали в своих покосившихся домишках и вместе с ними умирала деревня. Очень скоро здесь останутся только дома, зияющими провалами окон и сгнившими остовами крыш дающая понять любому заинтересованному взгляду, что и отсюда ушла жизнь. Ушла, чтобы уже никогда не вернуться.

Но пока еще деревня могла похвастаться парой десятков домов, из труб которых в закатное небо поднимались струйки дыма.

Возле одного из таких домов о чем-то разговаривали две женщины. Одна — уже совсем старушка, маленькая, сухая, как древесная ветка. Вторая — в том возрасте, когда еще рано говорить о старости, но уже пора качать на руках первых внуков.

— Глянь-кось, Вера, кого это к нам занесло? — старушка приложила к выглядывающим из-под ситцевого платка слезящимся глазам сухонькую ладошку и силилась разглядеть происходящее неподалеку.

— Не знаю, тетя Маша, похоже, военные зачем-то пожаловали, — ответила та, которую назвали Верой, — Ох, тетя Маша, не с добром они сюда едут, не с добром. Что-то сердце колет и никак успокоиться не может. И от Игорька весточек нет, давно уже. Не звонит, не пишет.

Защитного цвета УАЗ с трудом продирался сквозь знаменитое русское бездорожье. Недавно прошедшие дожди превратили то, что здесь гордо называлось дорогой, в непролазное болото. Какой-нибудь Хаммер давно сел бы в этой бесконечной луже по самые оси и водителю пришлось бы бежать в местный сельмаг за бутылкой горючего, а потом к местному трактористу дяде Илье, чтобы он, заправившись этой самой бутылкой, помог бедолаге вылезти на более-менее сухой участок. УАЗ же, с трудом, но ехал.

— Ты, девка, брось о плохом-то думать! Игорек наш, сама знаешь, в огне не горит и в воде не тонет. Верь, девка, все с ним хорошо будет. Имя-то тебе матерью какое дадено? Вера! — старушка погрозила женщине сухоньким пальцем, обтянутым коричневой, в старческих пятнах кожей. — Вот и верь, девка, верь!

УАЗ, наконец, преодолел последние метры грязи, и шумно рыкнув двигателем, бодро покатил в сторону женщин. Не доезжая до них несколько метров остановился. Одновременно открылись двери водителя и пассажира.

Из машины выбрались двое мужчин. Полковник и капитан. Оба в парадной военной форме. Выбрались, оправили кители, и направились к женщинам. В такт шагам тихо звенели густо покрывающие грудь обоих мужчин ордена и медали. Их количество ясно говорило о том, что этим двоим чуждо сидение в тиши штабных кабинетов, и годы своей службы они провели вдали от тихих провинциальных гарнизонов.

Подошли к женщинам, остановились. Синхронно сняли фуражки и замерли, не поднимая глаз.

— Ох... — только и смогла выдавить из себя тетя Маша, прижав маленькие кулачки к старческой груди.

А Вера не говорила ничего. Она стояла, опустив руки, смотрела на мужчин, и из ее глаз, двумя ручейками, бежали слезы.