Зверь Лютый. Книга 17. Пристрелочник

Разницы между туризмом, эмиграцией и колонизацией — понимаете? Турист деньги — отдаёт, эмигрант — получает, а колонист — вкладывает. Колонист должен не только сам прижиться на выбранном месте, но и подготовить его к приходу следующих поселенцев.

Конкретно применительно к рыбе: чем солить и куда ложить?

Не знаю, как другие попандопулы, а я постоянно чувствую себя проворовавшимся завскладом. Сейчас придёт ревизия и грозно спросит:

— А где твоя бочко-тара?!

Да фиг с ней, с ревизией! Ревизору — хоть в морду, хоть в лапу. А здесь не ревизор явится — зима накатит. И что кушать будем? Народу к зиме будет в разы больше. Пашни — нет, хлеба своего... — соответственно. Скотины — нет. Мясо... — аналогично.

Я прекрасно понимаю, что в среднерусском лесу человек с руками и мозгами может прокормиться. Сам. Или — с малым числом нахлебников.

"Один с сошкой — семеро с ложкой" — русская народная характеристика прожиточного минимума.

Но "с сошкой" же, а не с лукошком!

Я город строю. Мне сотни людей прокормить надо. Предполагая, что большая часть придёт зимой и "голой" — без припасов. А прогнать я их не смогу. Потому, что всё для того и затевается, чтобы "голые" сюда приходили. Да и вышибить человека в зимний лес... Очень надеюсь получить помощь из Рябиновки. И, бог даст, из Боголюбова и Биляра. Но вот конкретно здесь и сейчас... "дорога ложка к обеду". Последние недели играет чехонь на песчаных косах. Не возьмёшь — будешь дальше поштучно выискивать. Бери пока есть!

Взять-то можно, да положить некуда...

Вторая забота — соль.

Соли мы и в Янине награбили, и здесь в войске выменивали. Но нужно... много больше. Если я все свои запасы на эту летнюю рыбку пущу, что на осенней поколке делать? А там и птица идёт, и зверь лесной. А ещё осенняя рыбка ловится, ещё грибы растут — по Заочью... хоть косой коси!

* * *

Соль на Волге есть. Вон, Балахна рядом. Разработка соляных источников началась здесь ссыльными новгородцами после покорения Великого Новгорода Иваном III в 1478 г. В XVII в. Балахна имела 606 дворов, из 254 городов Русского государства стояла на 12-ом месте. Только вдвое по числу дворов уступала Нижнему Новгороду.

Специально для знатоков: в начале 13 в. и в конце 17-го — количество русских городов почти одинаково. Сходен и размер городских поселений. Конечно, списки "городов русских" — различны по составу. Вместо одних — появились другие. Но существенного скачка не произошло.

Почти полтысячи лет — впустую? Двадцать поколений — "бег на месте"? Цена Батыева нашествия да Ордынского ига?

После Смутного времени, разорения и тамошних "польских костей" на родине Кузьмы Минина, в 1674 году в Балахне будет: "варниц — 80, труб рассольных — 33, в них рассолу бадей — 24632".

* * *

Я же говорю: Русь — "золотое дно"! Куда не ткни — везде! Что-нибудь "золотое". Здесь — соль. От моей Стрелки вёрст 30-35. Всего-то! Сща сбегаю, сща быстренько...

Мне столько не надо. Десятки тысяч бадей рассола... это ж какое похмелье должно быть! Поставить там пару варниц...

Ребята! Мне сегодня кушать надо! Мне сейчас людей кормить! А они без соли есть не могут...

* * *

Куча попаданского народу понимает систему: вот так надо сделать, вот так будет хорошо. А на мелочи внимание не обращают.

"Ти казала у суботу

Підем разом на роботу,

Я прийшов, тебе нема,

Пiдманула-пiдвела".

"Работа" — во всяк день. А еда — не пришла. И всё — жизнь "підманула-підвела", "хорошо" — не наступит. Уже никогда.

* * *

Меня в какой-то момент аж трясти начало: вон же рыба! Вон же — солонцы на соляных источниках! Всё есть, всё рядом! Это ж не Гамбург с Любеком и Данией между ними. Где одни атлантическую селёдку ловят, другие соль варят, а датчане... С чего, собственно Великая Ганза и началась.

Тут вдруг плывёт по Оке... дощанник. Такой... не из досок. Смотреть... срамота. Плот, по краям брёвнышки набитые — борта изображают. На корме шалашик и мужик с кормилом. На передке — пацан. Пацан орёт:

— Эй! Голозадые! Лови верёвку!

Сперва — насчёт обращения.

Я — люблю солнышко. А с учётом некоторых моих особенностей, типа подкожной металлизации — просто нуждаюсь. В загаре. Я тут главный, народ, особенно из молодых, перенимает сразу. Баб у нас тут... Из всех четырёх, что есть, ни одну уже ничем не удивишь. Но постоянно держу в поле зрения кучку своих доспехов. Пока облачился — ребята плот подтянули. Мужичок у кормила — знакомый. Из "ильёв муромцев", пили вместе.

— Ты... эта... воевода голозадого воинства, принимай подарочек. От князя Гургия.

От кого?! Из Грузии, что ли?!

Дядя, видя моё недоумение, объясняет:

— Живчик наш, как в Муром пришёл, стал хабар разбирать... А ложить-то некуда. Давай прежнее-то своё майно перетряхивать. Глядел-смотрел, с женой, со слугами спорился. После ножкой топнул да велел старьё ненадобное тебе свезть.

Туфта. Сказано для гонора. Был у нас с Муромским князем обратной дорогой разговор. Такой... дипломатический.

Не надо считать окружающих дураками. Я это уже говорил? — Так я буду повторять это постоянно! Потому что правда. Соображают аборигены — отнюдь не хуже любого попандопулы. Просто — чуть иначе.

Едва Живчик понял, что на Стрелке и вправду будет поселение, как попытался подмять под себя. Не то, чтобы сильный наезд был, но... "за спрос не бьют" — русская народная мудрость. Он — "попросился", я — отказался. И разошлись — задушевно.

Муром — ближайший ко мне княжеский город. Всеволжск для Мурома — форпост. И булгары, и волжские шиши, когда идут с Волги грабить муромские земли, проходят мимо Стрелки. Язычники, тати, беглые холопы, когда бегут от власти Мурома, тоже этим путём уходят.

Если для Суздальского или Рязанского князей власть над Стрелкой... ну, типа: "а много ль мыта там плачено?". То для Муромского — другая забота, поважнее: пройдут вороги тайком или нет.

Разговор у нас с Живчиком получился... неровный. С обеих сторон.

Честно скажу: по моим прикидкам получается, что Муром я должен подгребать под себя. Не сразу — не прожую. Но иметь чужой "центр власти" в 130 верстах... да ещё — выше по реке... У него там... несварение желудка приключилось, или ещё какое-что в голову стукнуло — он дружину в лодии загнал и через сутки уже у меня.

Понятно — всё решаемо. Но держать сотню бронных в постоянной готовности...

А по первости — и вообще. Живчик в Муроме чихнёт — меня со Стрелки снесёт. Захочет Живчик мне гадостей сделать — сможет. А ему положено захотеть: кто ж упустит возможность подгрести под себя столь выгодно расположенную крепостицу?

Только тот, кто этой выгоды — не видит, серьёзным делом — не считает.

* * *

Главная "выгода" для Муромских князей — на юго-западе. Цель первых здешних князей была в Киеве. Туда пошёл, на смерть свою, первый Муромский князь святой благоверный мученик-страстотерпец Глеб. Оттуда убегал, на самый край Русской земли от Мономаха, Гориславич, здесь он убил в бою мономашича, силком держал у себя его вдову.

Убегал, не для того, чтобы владеть, управлять Муромом, а для того, чтобы собрать силы. Отсидеться. Переждать. И — вернуться. Вернуться туда, где есть в изобилии главное для русского князя: власть, честь, богатство. Вернутся отсюда, где — окраина, нищета, захолустье.

"В Москву! В Москву!" кричали местные князья, предвосхищая чеховских "сестёр", имея ввиду — "В Киев! В Киев!". Потом были согласны и на Чернигов. Потом сошлись и на Рязани. Теперь, года два уже, Рязань — отдельно, Муром — отдельно.

Нынешний Юрий Муромский (Живчик) первый реально Муромский князь. Уже два года. Он именно здесь, в Муроме, хочет "володеть и княжить". А не "отсидеть да пересесть". На "стол" повыше. Некоторые в это не верят: "не по-русски, не по-княжески".

Обособление уделов — здесь и сейчас — новизна. Не — "как с дедов-прадедов заведено", не "по лествице". Это — помимо нарушения явной экономической целесообразности: административного единства долины большой реки — Оки. И главный враг для Живчика — его старший ближайший родственник, дядя, Глеб Рязанский (Калауз).

Замечу для знатоков: раздробленность на Руси нарастает не только по обычному порядку — младшие, "оседлав" окраины, перестают слушаться старшего в центре, как выступал Ярослав Мудрый в Новгороде против своего отца, князя Киевского Владимира Крестителя, но и специфическим образом: когда младший, захватив центр, столицу, не пускает в "домик" старшего. Как отобрал Киев "племянник" Изя Блескучий у "дяди" Юрия Долгорукого. Такую схему сейчас реализует Живчик в Муромо-Рязанском княжестве.

* * *

По закону Живчик должен у Калауза "в подручниках", ходить, в рот старшему глядеть. А он — сильно не хочет. И Боголюбский его в этой "крамоле" поддерживает. Отчего возникают... коллизии.

Поэтому от рассуждений в духе: "сделай мне хорошо", мы с Живчиком быстро перешли к стилю: "сделай ему плохо".

— Слышь, Ванька. А на кой тебе рязанские купцы? Гони их в шею! Скажешь моим — всё притащат. Задешево. Будешь мою руку держать — будешь сытеньким ходить.

— Экий ты, Юрий Владимирович... решительный. Тебе-то — можно. Ты — князь светлый, рюрикович урождённый. Уделу своему владетель и повелитель. А я-то — ссыльно-каторжный, вор высланный. Мне-то законы ставить, порядки устанавливать, хоть под чью руку идти... Раз мимо плахи с топорами проскочил — другой раз не хочу и поглядывать. Добрый князь наш Андрей Юрьевич "Указ" мне дал, и я против него... Перед волей Боголюбского, перед законом, им даденным — все равны. Мда... Но некоторые — равнее.

— Ну-ка, ну-ка... повтори-ка. Как это ты сказал...?

Пришлось повторить формулу Оруэлла.

* * *

В Средневековье идея равенства перед светскими законами — отсутствует. Женщина не равна мужчине, даже вира за убийство женщины — половинная, ребёнок — взрослому, смерд — боярину. Куча отдельных, вот только для этой общины, вот только для этой местности — судов. Лишь христианство — не столько в реальной практике, сколько в проповеди — "вот хорошо бы было" — говорит о едином "божьем суде". Об общем, одинаковом для всех, "Законе божьем".

А конкретный русский "Устав церковный", например, чётко отказывает части христиан в равенстве перед законом:

"А что деется в домовьных людех, и в церъковных, и в самех манастырех, а не уступаются княжий волостели в то: да ведають их митрополичьи волостели, а безатщина их митрополиту поидеть".

Общий, княжеский суд в отношении людей, хоть бы и мирских, но пребывающих во владениях церковных — не допускается ("а не уступаются княжий волостели в то"). Даже и имущество судимых (наследство — безатщина) отходит к митрополиту.

"Русская Правда" для митрополичьих людей на "Святой Руси" — не закон. Сходная идея звучит и в 21 в.: во французском учебнике мусульманского права Шемс-Эддина Хафиза и Жиля Девера подчеркивают — "право не имеет власти над верой".

Поэтому идея Оруэлла о том, что и при равенстве всех перед законом, что для "Святой Руси" даже не свободомыслие, а просто глупость, может возникнуть "ещё большее равенство", выглядит здесь как вторая производная, как нечто за краем бескрайнего.

* * *

— Ну ты и завернул... А попроще?

— А попроще... Когда я к тебе под Янином подошёл... Ну, когда ты после совета княжеского отливал и остановиться никак... Ты ж меня в свой отряд взял, мысль мою насчёт бой-телеги не обсмеял, не помешал. А — мог. Вот мы с тобой, княже, сделали приступ вместе, купно. И у обоих — и честь, и хабар. И дальше так будет. Ты мне поможешь. И я тебя не обижу. Что ж я дурак, чтобы против своей пользы делать?

Наглость несусветная. Вот это: "ты — мне, я — тебе...", "мы с тобой, княже, вместе...". Вздор самонадеянный. Где князь Муромский, а где Ванька плешивый, недо-боярский ублюдок?! Даже — не боярин, не "честного отца добрый отпрыск", воевода пустого места, прыщ на кочке... Но — на отдельной. И, опять же: приступ-то был, Янин-то взят. И нынче ему, князю Муромскому, чего-то с-под-меня надо. Ему, не мне.

Что мне от него нужно "всего! и побольше!" — я помалкиваю.

У него хватило ума не заводиться, не "качать права" в форме "княжеской чести".

Конечно, благоволение Боголюбского — дорогого стоит. Живчик от Бешеного Катая весьма зависим. Но — мог. Слюни метать, слова громкие говорить, землю копытить... Не стал.

Главное, пожалуй, его "лёгкий характер". Вот же, выпало человеку: отца недавно схоронил, дядя — сволочь, в княжестве — то раздоры боярские, то язычники, то сыновья болеют, а он постоянно находит повод для веселья! Оптимизм — источник радости. Состояние дофаминовой системы — внутреннее свойство человека. А уж как оно соотносится с реальной жизнью...

Историю делают люди. Со своими личными качествами. Вот Живчик — живой, весёлый человек. Не скажу — "добрый", просто... позитивный. После княжеского совета в Янине не обгавкал меня, когда я к нему подошёл. Случайность? Ну, типа — "да". Опорожняя свой мочевой пузырь после долгого "советского" сидения, пребывал он в добром расположении духа. "На душе полегчало". А дальше пошёл "храповик" — одно за другое цеплялось.

Наоборот — Глеб Рязанский (Калауз) пребывал постоянно в унынии и озлоблении, на меня пошипывал да порыкивал. Так и я ему в ответ — тако же. Вражда пошла. А уж про то, что я своих ворогов... предпочитаю в гробу видеть — сказано не единожды.

Три князя сидели в те поры в Залесье: Суздальский, Рязанский и Муромский. Всем им Всеволжск полезен мог быть. А помог мне один — Живчик. Ну и я... беспамятством не страдаю, неблагодарность почитаю из самых мерзких грехов.

В первые недели-месяцы моего пребывания на Стрелке Живчик мог меня в любой день задавить. Ну, погрозил бы Боголюбский ему пальчиком. Нашёл бы Живчик отмазку: пришли, де, злые мордовцы и Ваньку порезали. Или, там: Ванька скурвился, шишей привечает.

Мог ничего не делать — просто не помочь. И у меня куча народу бы помёрла. Оно бы восстановилось. Потом. Фактор времени... Но Живчик помог. Случайность? Конечно! Вот я по таким "счастливым случайностям", как по кочкам, на болоте обычных, каждодневных неприятностей, прыгаю и вперёд иду. Где они попадаются. А где нету — гати строю.

Глава 354

На этой... плотовидной лоханке была куча старого ненужного барахла. Ненужного в княжеском тереме после успешного похода. Только у меня, "в чистом поле" всякая вещичка, всякая ниточка — уже радость.

А тут... шесть штук нормальных русских сорокавёдерных бочек! И ещё десятка три разных ёмкостей поменьше. Половина — пустые. Кое-какие и рассохшиеся. Но их же и распарить можно! Перебрать, стянуть, промазать...

Я чуть плясать не пошёл! Илья этот муромский — стал так... с тревогой на моих людей поглядывать. С пустой кадушки песни петь... Типа: а воевода-то ваш... не того? В смысле... смысла?

Но тут и остальные стали обниматься-целоваться — одна бочка наполнена солью.

* * *

Не "морянка" — из моря выпаренная, а "ключевка" — из соляных промыслов в Двинской земле.