Чудачка

— А можно подробности? — уточнила Надя, скорее ради того, чтобы продлить ощущение льющегося на нее тепла и радужного света, нежели потому, что ее действительно интересовали какие-то фантастические подробности беседы с незримым, но ощутимым собеседником.

Ощущение противоречия при этой беседе приятно щекотало нервы. С одной стороны, Надя была уверена, что с ней беседует кто-то один, и в то же время не покидало ощущение множественности собеседников.

Девушка любила удивляться, любила все необычное. Будь иначе, давно бы сошла ума от собственной инаковости.

— Мы прозреваем многое, но не все. И иной раз множественность путей, являющаяся взору, не позволяет сделать наилучший из выборов. Ты, Плетущая Мироздание, чудом выросшая в закрытом мире без магии, где нет доступа к струнам ткани миров, открыла свою суть иначе. Ты способна видеть сквозь Великое Полотно Творца и прозревать тот самый оптимальный/гармоничный/удачный/наилучший/верный путь.

Все эти слова-перечисления прозвучали для Нади одновременно, словно голос говорившего снова распался на несколько разных голосов или они, эти голоса, сказали одно слово, вобравшее в себя все значения и много больше.

— Значит, вы меня куда-то зовете на работу? — удивилась девушка, машинально поглаживая теплую, светящуюся вещицу, подарившую ей беседу со странным созданием.

— Мы... да... зовем/предлагаем/идти никуда не надо/ты все увидишь и здесь. Твой старинный знак с крупицей силы из магических миров открыл нам доступ к тебе/тебе дорогу к этой силе/сотворил мост.

— Если никуда не надо идти, то как я смогу работать на вас? — вполне здраво уточнила Надя.

— Мы попросим/покажем/ты увидишь и расскажешь нам о том пути, который выбрала. Мы верим/знаем/не сомневаемся (слова опять звучали одним или в унисон), что ты выберешь/подскажешь нужный.

— Я даже законов ваших не знаю. А вдруг выберу что-то лучшее, но преступное? — засомневалась Надя.

— Мы найдем законника, — на миг озадачились и тут же просияли от сознания собственной гениальности собеседники.

— Тогда я согласна, — просто согласилась девушка на авантюрное предложение неизвестных. — Только вы сами кто?

— Мы? — недоуменно моргнуло пространство и снова засветилось. — Мы Силы Двадцати и Одной! Мы не подумали! Ты из закрытого мира! Ты не знаешь. Мы покажем! Смотри!

И голова Надежды взорвалась вихрем красок, звуков, энергии и болью сознания, хоть и привычного к необычности владелицы, но никогда еще не подвергавшегося давлению такой интенсивности. Когда буря в голове спустя вечность мучений улеглась, Надька обнаружила, что валяется на полу рядом с любимым креслом на колесиках, и кто-то далеко, на периферии слышимости, жалобно завывает: 'Мы не знали/мы не подумали/мы не рассчитывали! Надо было быть осторожнее/уменьшить ширину канала....'

— Я так и поняла, — кряхтя, согласилась Надя и тут же сморщилась, когда в ее голове радостно завопили: — Она очнулась!/Пришла в себя/Она в порядке!

Голова снова едва не раскололась напополам от криков... Сил. В этот миг девушка поняла: что бы ее новые знакомые ни делали, но своим непродуманным 'покажем' они разом впихнули в ее голову громадный массив новой информации. Чего тут только не было: данные о множественности и структуре миров, организации управления в них, о массе причудливых созданий, эти миры населяющих, а не только о собственной... пусть будет личности. Если к Силам Двадцати и Одной это понятие применимо. Поскольку ее бестелесные собеседники являлись объединением пары десятков сверхмогущественных сверхсущностей, покровительствующих множеству миров, привносящих в них гармонию и развивающих таланты. В отличие, скажем, от таинственных Сил Равновесия, следящих за соблюдением баланса, или Сил Времени, регулирующих временные потоки в мирах.

Или Силы Двадцати и Одной ничего и никуда не впихивали, а просто перекинули ей от себя 'кабель подключения'? Узенький с точки зрения сверхъестественных сущностей, у которых никогда не было физической оболочки, и слишком широкий для того, кто родился и рос в материальном теле в мире без магии. При всех своих то ли способностях, то ли проклятиях Надя оказалась не в состоянии безболезненно перенести процесс 'втыкания штекера в разъем'. Хорошо еще не сошла с ума окончательно, а лишь ненадолго выпала из реальности. Зато теперь... Пожалуй, за это новое понимание происходящего девушка готова была с легкостью простить новым знакомым их непредусмотрительный поступок.

Поняв, что перестарались, Силы торопливо пообещали 'заглянуть завтра' и откланялись. Словом, поступили точно так, как на их месте поступил бы каждый второй из проштрафившихся людей — смылись подальше от эпицентра проблемы.

Надежда же еще чуть-чуть посидела, чтобы перед глазами и даже при закрытых веках перестали плавать разноцветные круги, квадраты и иные геометрические и не очень фигуры, а в ушах исчез колокольный перезвон, смазала ушибленный локоть мазью из офисной аптечки и отправилась домой. Три квартала — не расстояние. Даже погулять толком не получится, если не идти нарочно в обход, через сквер, дворы и магазины.

Мама все равно, наверное, уже дома, и ей можно будет показать кулон и рассказать про странное знакомство. Она точно все поймет и поверит, всегда верила! Как здорово будет обсудить с ней потрясающую новость!

Надя шла по тротуару, помахивая сумочкой и мечтательно улыбаясь. Осенние лучики скользили по коже, уже не грея, лишь нежно гладя.

— Последняя! Эй, Надька-чудачка! Как жизнь?! Все еще радужные глюки ловишь? — со стоянки авто перед супермаркетом драл глотку толстый краснощекий парень, по-хозяйски хлопнувший руку на капот, наверное, дорогого авто. (В машинах Надя не разбиралась совершенно. Могла отличить разве что легковушку от грузовика).

— Я иду по радуге, а ты выцветаешь, Толик, — проронила девушка, отвечая бывшему однокласснику.

— Это кто выцветает? — Толик из неизменно-румяного стал бордовым.

Молодой мужчина, настроенный привычно поиздеваться над бывшей одноклассницей, уяснил, что привычная забава не удалась. Кажется, унизил не он, а его. И вместо того, чтобы отступить или обернуть издевку шуткой, он повел себя совершенно не по-взрослому. Возможно, свою роль сыграл старый шаблон поведения, толкнувший его 'на подвиги'.

Изо рта Толика полилась отборная брань, смысл которой сводился к сакраментальному: 'сама дура!'.

Надя даже не оскорбилась и не расстроилась. Она давно уже привыкла не реагировать остро на подначки людей. А не то неизбежно оказалась бы в психиатрической больничке с нервным срывом. Наоборот, девушке неожиданно вспомнился старый анекдот про женскую логику скандала и фразу 'сама решила, сама обиделась'.

На фоне сегодняшнего волшебного явления Сил неостроумные издевки и брань бывшего одноклассника показались Надежде ничтожно мелкими и не стоящими внимания. Она заулыбалась и так, с улыбкой, зашагала дальше.

А Толя все разорялся и доорался-таки до результата. Но совсем не того, на который изначально рассчитывал. Хлопнула дверь машины и из нее выскочила очень эффектная златовласая девица со стрижкой каре и впечатляющими формами.

Бросив кавалеру:

— Ты тут еще легкие потренируй, а я спешу! — девушка стремительно понеслась от авто и скандалиста, выстукивая каблучками по асфальту задорную дробь.

— Люба! Стой! Подожди! Я!.. — растерянно вякнул Толя, собрался было бежать, сделал два шага, вернулся к машине, торопливо захлопывая двери, чтобы включить сигнализацию.

И безнадежно опоздал! Красотка уже скрылась за углом магазина, впрочем, как и Надежда с простой фамилией Последняя. Блондинка догнала Надю и, пристроившись рядом, заговорила:

— Привет и спасибо! Не знала уж как от Толика отмотаться. Липнет хуже жвачки на юбку. А тут такой шанс подвернулся! Здорово ты его опустила! Тусклой серостью обозвала! Такой он и есть! Я, кстати, Люба! А ты — Надежда! К нашей компании только Верки не хватает!

— У меня мама — Вера, — поддержала разговор Надя, невольно заразившись энтузиазмом бойкой девицы и ее желанием общаться, отливающим ярко-желтым и пахнущим апельсинами. Попутно поняла, что в очередной раз опять сделала и сказала нечто, истолкованное окружающими превратно. Обижать Толика ей не очень-то и хотелось, она просто-напросто, как обычно, сказала чистую правду.

— О, блеск! — восхитилась Люба. — А фамилия у тебя вообще закачаешься! Вот взять мою — Болотова, так ее вечно на второй слог склоняют, куда ни явись. Даже в Туле, хотя у них там свой ученый с такой фамилией жил! Короче, завидую!

Для Надежды стал неожиданным сам факт зависти к ее набившей оскомину фамилии, по которой с детского сада до института не потоптался разве что ленивый. Каждый мнящий себя остроумным тип так и норовил продемонстрировать окружающим чувство юмора, сочиняя шуточки насчет Надьки.

Веселый треп ни о чем со стал новым и очень приятным опытом. Как-то раньше у нее никогда не получалось сблизиться с кем-то достаточно для беспечного разговора о пустяках.

В садике, когда дети еще мало что соображают в отличиях друг от друга, даже мальчика от девочки распознают лишь по шортикам и юбочкам, Надя никак не могла понять, почему ее сверстники не видят цвета и вкуса слов, не ощущают красок живого мира так, как видит и чувствует она. Результатом стало отчуждение и дразнилки.

Надежда перестала рассказывать что-либо, но было поздно. Слава фрика в небольшом городке, где число районов можно пересчитать по пальцам одной руки, а от садика до школы два квартала и все знают друг друга с пеленок, закрепилась за ней крепко-накрепко. Как Надя ни пыталась притвориться обычной девочкой, уже ничего не получалось.

Это вот приезжая Люба ничего о чудачке не слышала, потому и болтала так беспечно. Надька, наученная горьким опытом неудавшихся дружб, молчала, позволяя спутнице солировать. Лишь изредка вставляла словечко-другое.

Общительная блондинка между тем уже прочно записала молчаливую девушку себе если не в подруги, то в лучшие приятельницы, и нахально объявила:

— Слушай, Надь, а ты никогда не хотела покрасить волосы? Мне кажется, тебе, как и мне, светлый тон пойдет, только не золотистый, а платиновый.

— Не знаю, — наморщила носик Надежда, слегка выбитая из колеи неожиданным предложением. Причем выбитая, пожалуй, больше, чем недавним знакомством с бесплотными высшими созданиями.

— Не попробуешь, не узнаешь! — категорично объявила Любка. — Давай запишу тебя к хорошему мастеру. Саня — золотце, все в лучшем виде сделает! Я Сане звякну, окошко точно найдется, и на выходных кардинально поменяешь имидж! Пусть все те козлы, которые тебя не ценили, ахнут!

— Зачем мне восхищение козлов? Я не капуста, — пожала плечами Надюшка.

— Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — неугомонная Любка молитвенно сложила ладошки и запрыгала вокруг новой лучшей подруги. А что ее, Надю, в эту секунду записали в эту категорию, девушка не сомневалась. Она не понимала многих совсем обычных вещей, но кое-что другое видела и чувствовала превосходно.

В конце концов, смена цвета волос не такая уж великая плата за настоящую дружбу. Не налысо же ее эта Саня обкорнает, ну а цвет... Не понравится, отрастут со временем прежние. Если ж и налысо — Степаныч переживет, он ее за работу, а не за морду лица ценит. А мама к любым закидонам дочки привыкла. И вообще, можно парик купить.

Словом, Надя дала согласие на экзекуцию, и Любка, спешащая по срочным делам, упрыгала дальше довольная-предовольная. Не преминув оставить свой телефон Надежде и вытребовать взамен ее номер.

Домой девушка входила, счастливо улыбаясь и мечтательно жмурясь.

— Ты сегодня такая радостная, — отметила мама.

— Много хорошего, волшебного, совсем невероятного случилось, — рассиялась солнышком Надя.

— Неужто влюбилась? — всплеснула руками Вера.

— Фу, нет, конечно, — небрежно отмахнулась Надя. — Я познакомилась с замечательной девчонкой, ее Люба зовут.

Мама, пуганная всякими передачами о нетрадиционных отношениях и знакомая с необычностью дочки, насторожилась. Конечно, она будет любить свою Наденьку всякой, но так хотелось понянчить внуков...

— Люба Болотова предложила мне дружить. В выходные вместе пойдем в парикмахерскую, а потом гулять. Кажется, у меня будет подружка. А еще сегодня такое случилось... — Надя вытащила из-под блузки кулон и гордо продемонстрировала матери.

— В 'Гармонию' заходила с подружкой? — перевела дух мать.

Ее кровиночка оказалась нормальной, а что парня хорошего до сих пор домой не привела... Так где их, хороших, найти? Через одного форменные придурки. Как-то мама с подругой договорилась, домой дельного с виду паренька пригласила, чтобы с Надькой познакомить. И что? Ничегошеньки не вышло. Это любой другой можно красивыми словами голову задурить, а дочка сразу ложь, фальшь и гнильцу чует. Не только романа, знакомства толком не вышло.

Надя, как увидела Ярика, сразу из дома сбежала. А потом по секрету призналась, что тухлятиной от него пахло и цветом он весь, как плесенью подернутый. Можно было бы, не знай Вера дочь, о вранье подумать, но так через месяц парень под следствием оказался. Будущий медик попался на краже лекарств в больнице.

— А еще я видела... или слышала, — Надя замерла с поднятой ногой, замерев в процессе смены уличной обуви на домашние тапочки.

Взлохмаченная цапелька с вытаращенными глазками получилась подозрительной. И мама снова чуть-чуть насторожилась. Куда опять влипла ее Надька? И что ей, чуду в перьях горемычному, привиделось?

Надя попыталась неловко, потому что слова любого языка скверно подходили для передачи сверхъестественных впечатлений, заговорить. Описать словами эти внутренние ощущения, несвойственные большинству людей, было почти невозможно. Если никто до нее этого не описывал, не выдумывал звуков и символов для передачи подобной информации, то куда ей?

С литературой, как и с любым другим видом искусства, у девушки вообще отношения хронически не складывались. На сцене или экране актеры разыгрывали одно, а она, со своим вкусоцветовосприятием реальности, видела совсем другое. Любовь на словах, а цветные ниточки, сполохи вокруг людей говорят о неприязни, равнодушии или вообще о болях в животе. И как такое смотреть?

Книги же... Фактически Надя не могла читать их так, чтобы наслаждаться перипетиями сюжета, переживать за героев, потому что опять-таки видела свое. Видела каждую лживую строчку, темными кляксами марающую даже самый увлекательный для остальных текст. Большинство признанных классиков прочно вошло в топ неприязни Последней Надежды. Потому что если автор пишет о высокой нравственности, а наружу выступает ханжеская немощь старика, то о каком назидательном эффекте может идти речь?

Нет, конечно, и среди признанных гениев были истинные. Девушка любила музыку Моцарта, стихи Пушкина, прозу Чехова. Но на одного автора, который творил именно так, как чувствовал и думал, приходилось с сотню врунов. Вот такая беда, которую объяснить требующим ответа на уроке учителям не представлялось возможным.