Чудачка

Фирсанова Юлия

Чудачка

Аннотация

Прозвища бывают разные: обидные, меткие, классные. Случается, прозвище становится судьбой. Кажется, странную девушку по имени Надежда с заурядной фамилией Последняя окрестили чудачкой не зря.

Если все живое в мире видится через призму цветов, запахов и вкусов, сложно притвориться обычной. А уж когда в жизни и с жизнью начинают происходить самые настоящие чудеса, то быть, как все, и вовсе оказывается невозможно. Зато сколько всего интересного, пусть и немного страшного происходит порой!

последний кусочек

Пролог. Тост и предложения

На кухне одной обычной пятиэтажки

— Как Надька твоя вышку окончила-то? — шел второй час обстоятельного женского разговора двух подруг.

И что с того, что встречались они раз в полгода, а не созванивались по паре месяцев? От этого дружить не перестанешь, если есть сродство душ, если на соседних горшках в саду сидели и умудрились пронести симпатию сквозь года. Случалось всякое: ссорились, отбивали друг у друга поклонников, случайно рвали и сажали пятна на взятые поносить вещи. Но горшки, с которых все начиналось... Это такое дело, что на их фоне шмотки и мужики, которые, конечно же, все козлы, не котируются.

Вера Анатольевна Последняя и Нина Игнатьевна Корочкина сидели на кухонном диванчике, прихлебывали ликер 'Бейлиз' (опустевшая бутылка кагора уже стояла у ножки стола). Закусывали спиртное сыром, шоколадными конфетками ассорти и трюфелями. Женщины периода 'к' и 'чуть за сорок', но очень неплохо сохранившиеся, трепались обо всем на свете. Зашла речь и о дочери Веры.

— Надежда? — Вера качнула рюмочкой и удивленно хмыкнула. — С красным дипломом вышла.

— Надька-а? — всерьез удивилась Нина и поправила на переносице очки.

— Сама в шоке, — гордо согласилась подруга. — В школе с тройки на четверку едва переваливалась, а тут нате вам. Но ты ж знаешь мою, она всегда была...

— С прибабахом, — с пьяной прямотой вставила Корочкина.

— Сейчас говорят 'с нестандартным мышлением', — погрозила подруге пальцем Вера. — Я спросила у нее, чего так хорошо-то получилось, а она ответила, что в школе все время требовали подробно расписывать, как решаешь. А она не может, потому что цифрами этого не расписывается, но ответ-то видит верный. А в ВУЗе от нее с 'как' отстали, когда поняли, что не списывает, и пятерки пошли.

— Молодца! У меня тост! — провозгласила Нина. — За Последнюю Надежду!

— Все остришь, — незло хмыкнула Вера. — А вот выпьем! За дочку мою! За Последнюю Надежду!

Рюмочки звякнули, конфетные фантики зашуршали. Нинка же спросила:

— Устроила ее куда?

— А, — досадливо отмахнулась Вера. — Пока Мироедова в отпусках, помогает мне с сортировкой бумаг для архива. Знакомых прозвонила. Сейчас сама знаешь, все хотят молодых, но с опытом. У Надьки даже трудовой пока нет. А чего, к вам ее хочешь взять?

— У нас же Степаныч, — со вздохом напомнила Нина, откинувшись на спинку диванчика. — От него и мужики-то с железными нервами бегут, если не ко двору пришлись. Секретарей, как Ольгуня, его племяшка, со своим военным по переводу в Сибирь укатила, каждые три месяца меняем. Точно прокладки в бракованном кране. Хотя... Слушай! Если твоей Надьке только трудовая нужна? — чуть оживилась кадровичка. — Так я ее возьму — Бибиков Сашка, как ИО, приказ о приеме подмахнет запросто. Пару недель потрется, Степаныч из отпуска выйдет, разок-другой наорет, сама сбежит. Зато какой-никакой опыт работы и трудовая будет. Ну как, годится?

— Чего ты у меня-то спрашиваешь? Надо у нее, — Вера встала, подошла к двери и крикнула: — Надь, к тете Нине работать пойдешь?

Минуту-другую было тихо, а потом раздался звонкий голос:

— Пойду! — и из комнаты выглянула худышка с блеклыми сероватыми волосами, наглой россыпью веснушек на длинноватом носике и забавно оттопыренными в верхней части раковины ушками. Походила она скорее на какого-то зверька, по недоразумению ставшего человеком, чем на обычную девушку. Красавицей Надю никто не назвал бы и спьяну, но ничего отталкивающего в ее внешности не было. Она просто выглядела иначе.

Не может быть дерево подобно человеку и не к лицу растению равняться на людей. Другое оно! Вот так и Надежда Викторовна Последняя к категории хомо сапиенс принадлежала с большой натяжкой просто потому, что никаких иных 'сапиенсов' на Земле не водилось уже миллионы лет. А она почему-то появилась. К добру ли, к худу — кто ведает?

Надька и сама давно поняла, что не похожа на других. Поначалу думала, ей только кажется и все притворяются, что не видят и не чувствуют так, как она. Потом, когда поняла, что не шутят, недоумевала, почему все остальные не такие. К счастью, мама Вера смеяться, таскать ее по врачам или пытаться сделать из дочери нормальную не стала, в отличие от папы. Виктор выходок дочки не выдержал и сбежал, когда той едва минуло полтора года, оставив им небольшую трехкомнатную квартирку.

Так и росла Последняя Надежда под крылышком у матери, которая, как только уяснила, что дочка понимает слова, сказала: 'Надюшка, быть как все любой дурак сможет. А тебе на роду иное написано! Будь собой!'

Позиция ли матери, или собственный немного флегматичный склад характера помог, но Надежда себя моральным уродом не считала. Приняла свою инаковость с легким сердцем. Нет, как флагом на баррикадах не размахивала, но почти гордилась школьным прозвищем 'Надька-чудачка'. Ей казалось естественным видеть вкус и запах в цвете, воспринимать речь и всех окружающих картинками-образами, а любые решения, от рецепта супа до математической задачки, искать в сплетениях ассоциаций-символов. Ну и пусть чудачка, зато ей было ужасно интересно жить!

Спустя полгода

Степаныч, он же Гаврилов Геннадий Степанович — генеральный директор и по совместительству единственный (пятьдесят процентов у супруги) акционер одной весьма крупной производственной фирмы, хитро, с превосходством поглядывал на друга. Вадим же умащивался в кресле с явным недоумением на лощеной физиономии.

Он же, поерзав и расстегнув одну пуговицу на пиджаке, заговорил первым. Не выдержал!

— Это и есть твое сокровище — Наденька? Ген, я все, конечно, понимаю, о вкусах не спорят, но у нее не то что взглянуть, даже подержаться не за что. Неужто в делах такая профи?

— Сейчас, погоди, — подмигнул Степаныч.

Дверь в кабинет приоткрылась. Внутрь скользнула худенькая фигурка с подносом. Беззвучно встали на столешницу чашки. Одна с крепким кофе без сахара, вторая с чашечкой подогретых сливок, третья с зеленым чаем, распространяющим аромат бергамота. Чаем не из висельника-пакетика, а хорошо заваренным листовым. Рядом легла папка с бумагами, и странная девушка растворилась за дверью.

Степаныч с видимым удовольствием пригубил чай, Вадим задумчиво оглядел свои чашки. Именно так он и предпочитал пить кофе, доливая горячие сливки сам, по вкусу.

— Ну... инструкции она у тебя хорошо исполняет, — долив толику сливок и сделав первый глоток, нехотя согласился собеседник. — Но все ж...

— Я ничего ей не говорил, вообще не предупреждал, что сегодня из командировки возвращаюсь, она у меня по завтрашнее число, — небрежно бросил Степаныч.

— Значит, слушать и собирать информацию хорошо умеет, — поставил очередной плюс странной секретарше Вадим. Но некоторое пренебрежение того, кто внешнюю эстетику ценит не меньше внутреннего содержимого, в интонациях мужчины чувствовалось.

— И не сообщал никому, что с тобой в офис подъеду, — добил собеседника Гаврилов.

— Тогда как? — вскинул брови в легком изумлении Вадим и почесал когда-то перебитый нос.

— Не знаю, но я Надьку ни на кого не променяю! Видел бы ты, как она Ерофеева из офиса вытурила! — Степаныч мечтательно прижмурил глаза. — Сказка! И ведь ни единого грубого слова! Только чай с мелиссой, кокосовые печенья и ангорский свитерок!

Вадик поспешно оставил чашку с кофе на стол и согнулся от хохота. Так тонко ударить по невозможно прилипчивому жулику-аллергику, ухитрившемуся как-то нагреть старых приятелей на нехилую сумму, — о, это надо было суметь!

— Где ты ее такую откопал? — отсмеявшись, выдал старинный друг вопрос.

— Нинка, кадровичка моя, по знакомым отыскала, — раскололся Гена.

— Там еще такой красотули не завалялось? — как бы небрежно уточнил Вадим.

— Не, Надька одна такая, — гордо задрал нос обладатель уникальной помощницы. — Да и я хорош, жук, — поначалу-то тоже не понял, какое сокровище захапал. Орал на нее, думал, уйдет. А она мои вопли выслушает, кивнет и сделает, как надо. Не как я просил, а как надо, Вадь! Я ей велел договор срочный отправить, а она забыла. Так на следующий день такое о партнерах узнал, что хоть самому за курьерами беги, бумаги перехватывай. Иначе потом на судах разоришься! А она его не отправила! Тогда ей первую премию выписал и орать перестал. Да и не действует на нее ор. Ты вопишь, а она на тебя как на пса брехливого смотрит с эдаким задумчивым интересом. Самому неловко становится. Бухи ее обожают. Как какой отчет не сходится, они ей пачку на стол: Надь, где ошибка, глянь? Она им пальцем наугад куда-нибудь тыкнет — бегут пересчитывать! И ведь ни разу не ошиблась!

— Повезло тебе, — с откровенной завистью резюмировал собеседник, чья секретарь хоть и обладала модельными формами и двумя корочками о высшем образовании, столь выдающимися сверхъестественными талантами похвастаться не могла.

Глава 1. Странный презент

Уютная приемная, наполненная тихим жужжанием офисной техники, содрогнулась от грохота входной двери, синхронного гула медной чеканки над притолокой и громовых раскатов начальственного голоса:

— Надюшка, я вернулся!

— Добрый день, с приездом! — улыбнулась Надя шефу, не поднимаясь из-за стола и не прекращая подкалывать в папку свежие договоры, поступившие от клиентов и подрядчиков.

— А чай, Надюш? — обиженно надул губы мужчина, видя, что ассистентка не спешит ему навстречу.

— На столе, еще горячий! И печеньки соленые поставила, папка с документами на подпись слева. Там то, что срочно. В лотке вторая. Может подождать, — отчиталась девушка, продолжая педантичную упаковку договоров в файлы и папки.

Степаныч довольно хмыкнул:

— Отлично! — и, шлепнув портфель на край стола помощницы, защелкал замком:

— Тогда держи тебе маленький сувенир от немецких буржуев! Будешь им минералку открывать!

Шеф запустил руку в портфель и хлопнул на стол, прямо на файл с контрактом миллионов эдак на тридцать, серый комок грязи, засохшей до состояния бильярдного шара.

Надя заинтересованно скосила глазки на 'подарок', приподняла одну бровку и констатировала:

— Спасибо, Геннадий Степанович, но я не уверена, что справлюсь с открыванием бутылок этим...

— Почему? — удивился шеф, только теперь опустил взгляд на стол и ругнулся. В переводе с истинно русского языка производственников это значило: 'Че за фигня?'

Похоже, начальник вовсе не собирался презентовать Надежде окаменевший прах земли немецкой.

Продолжая сердито пыхтеть, босс вторично запустил пятерню в портфель и вытащил из него маленький красивый пакетик с фирменным логотипом. Лично открыл и таки достал из него не новый тяжелый образец зарубежной почвы, а брелок-открывашку с видами городов, красиво упакованный в коробочку с прозрачным верхом. Следом показалась на свет картонка с фирменным шоколадом.

— Ума не приложу, как эта дрянь в пакете оказалась? Если только... Ну, конечно! То-то у моего кресла в зале ожидания какой-то хиппи вонючий крутился. Дреды на башке, травкой попахивал. Его работа! Ну попадись он мне где! — крупный кулак шефа сжался, наглядно демонстрируя перспективы награды для шутника. — Отправь Надюшка эту дрянь в мусорку! Вдруг заразно? Хорошо еще, ты все в файлах держишь, бумаги не запороли!

Бурча себе под нос что-то о долбанутых укуренных придурках, Степаныч потопал в рабочий кабинет. Надя осторожно потрогала пальчиком комок грязи. Почему-то ей совсем не хотелось его выбрасывать. Не может комок противной грязи сыпать сиреневыми искорками и приятно греть руку! Положив неизвестный объект в пустой файл вместо пакета, девушка спрятала его в нижний ящик стола, чтобы хорошенько осмотреть после рабочего дня. А шоколадку распечатала и положила на краю стола. Пусть любой желающий угостится! Правда, для мамы кусочек отломила, завернула в салфетку и убрала в сумочку. Вдруг ей интересно попробовать будет?

Едва спрятала загадочный заграничный презент, забулькал селектор и посыпались привычные задания от Степаныча: соедини, распечатай, вызови на ковер и так далее и тому подобное...

Серый комок грязи ни сразу, ни потом на помойку так и не отправился. Надя привычно проигнорировала ложное указание шефа. Файл со странной зарубежной грязью пролежал в ящике все семь часов. Девушка дождалась конца рабочего дня, когда семейный народ разбежался по магазинам и домам, а молодежь гулять, ловя последние теплые деньки. Тогда-то чудачка и приступила к реализации задуманного. Засохшую корку грязи Надюшка раздолбила молотком из подсобки на старом рекламном проспекте прямо на полу за своим креслом. Корка раскололась, как скорлупа ореха, выпуская странное содержимое. Его девушка осторожно отмыла в раковине под теплой водой.

Теперь Надежда сидела за столом вместо того, чтобы ужинать дома с мамой, и крутила в пальцах теплый, приятный на ощупь предмет. Для нее он мягко переливался фиолетовым. Для все остальных, как давно уже привыкла Надя, безделушка, скорее всего, ничем от заурядной поделки не отличалась. Обычная побрякушка, каких в любом сувенирном магазинчике масса.

В вечерней тишине приемной девушка любовалась подвеской из темного металла. Кинжал, прялка или большая игла — непонятно, что именно, вплавленная в солнце с танцующими протуберанцами лучей. Эти символы были сплетены воедино столь органично и перетекали один в другой, что невозможно было представить украшение вне этой целостности.

Теплый, светящийся металл, слишком тяжелый для серебра, уютно лежал на ладони, его пребывание в пальцах казалось удивительно уместным и правильным. А еще более правильным, как ощутила Надежда, стало бы другое. Девушка расстегнула цепочку с черепашкой из серого кошачьего глаза и прицепила на нее 'солнечное веретено-иглу'. Тяжелое украшение легло на грудь, принося чудесное умиротворение. Рядом или где-то в невообразимом далеко раздался умиротворенный удивительно разноголосый вздох, слившийся со вздохом Нади.

— Наконец-то ты нашлась!/Отыскалась!/Явилась!

— Я не терялась, — резонно возразила девушка, никогда не блуждавшая даже в лесу при даче, не то что на городских улицах. Она всегда знала нужную дорогу, даже если впервые оказывалась в каком-то месте. Видеть путь и знать местность — это ведь совершенно разные разности. Но даже любимая мама никак не могла ничего понять из объяснений дочки. Хорошо хоть, не считала чокнутой и принимала такой, как Надька была.

— Нашлась для нас, — последовало немедленное уточнение с последующим разноголосым продолжением: — Ты согласна работать на нас?/ Ты принимаешь свой путь/ служение/судьбу?

— А можно подробности? — уточнила Надя, скорее ради того, чтобы продлить ощущение льющегося на нее тепла и радужного света, нежели потому, что ее действительно интересовали какие-то фантастические подробности беседы с незримым, но ощутимым собеседником.

Ощущение противоречия при этой беседе приятно щекотало нервы. С одной стороны, Надя была уверена, что с ней беседует кто-то один, и в то же время не покидало ощущение множественности собеседников.

Девушка любила удивляться, любила все необычное. Будь иначе, давно бы сошла ума от собственной инаковости.

— Мы прозреваем многое, но не все. И иной раз множественность путей, являющаяся взору, не позволяет сделать наилучший из выборов. Ты, Плетущая Мироздание, чудом выросшая в закрытом мире без магии, где нет доступа к струнам ткани миров, открыла свою суть иначе. Ты способна видеть сквозь Великое Полотно Творца и прозревать тот самый оптимальный/гармоничный/удачный/наилучший/верный путь.

Все эти слова-перечисления прозвучали для Нади одновременно, словно голос говорившего снова распался на несколько разных голосов или они, эти голоса, сказали одно слово, вобравшее в себя все значения и много больше.

— Значит, вы меня куда-то зовете на работу? — удивилась девушка, машинально поглаживая теплую, светящуюся вещицу, подарившую ей беседу со странным созданием.

— Мы... да... зовем/предлагаем/идти никуда не надо/ты все увидишь и здесь. Твой старинный знак с крупицей силы из магических миров открыл нам доступ к тебе/тебе дорогу к этой силе/сотворил мост.

— Если никуда не надо идти, то как я смогу работать на вас? — вполне здраво уточнила Надя.

— Мы попросим/покажем/ты увидишь и расскажешь нам о том пути, который выбрала. Мы верим/знаем/не сомневаемся (слова опять звучали одним или в унисон), что ты выберешь/подскажешь нужный.

— Я даже законов ваших не знаю. А вдруг выберу что-то лучшее, но преступное? — засомневалась Надя.

— Мы найдем законника, — на миг озадачились и тут же просияли от сознания собственной гениальности собеседники.

— Тогда я согласна, — просто согласилась девушка на авантюрное предложение неизвестных. — Только вы сами кто?

— Мы? — недоуменно моргнуло пространство и снова засветилось. — Мы Силы Двадцати и Одной! Мы не подумали! Ты из закрытого мира! Ты не знаешь. Мы покажем! Смотри!

И голова Надежды взорвалась вихрем красок, звуков, энергии и болью сознания, хоть и привычного к необычности владелицы, но никогда еще не подвергавшегося давлению такой интенсивности. Когда буря в голове спустя вечность мучений улеглась, Надька обнаружила, что валяется на полу рядом с любимым креслом на колесиках, и кто-то далеко, на периферии слышимости, жалобно завывает: 'Мы не знали/мы не подумали/мы не рассчитывали! Надо было быть осторожнее/уменьшить ширину канала....'

— Я так и поняла, — кряхтя, согласилась Надя и тут же сморщилась, когда в ее голове радостно завопили: — Она очнулась!/Пришла в себя/Она в порядке!

Голова снова едва не раскололась напополам от криков... Сил. В этот миг девушка поняла: что бы ее новые знакомые ни делали, но своим непродуманным 'покажем' они разом впихнули в ее голову громадный массив новой информации. Чего тут только не было: данные о множественности и структуре миров, организации управления в них, о массе причудливых созданий, эти миры населяющих, а не только о собственной... пусть будет личности. Если к Силам Двадцати и Одной это понятие применимо. Поскольку ее бестелесные собеседники являлись объединением пары десятков сверхмогущественных сверхсущностей, покровительствующих множеству миров, привносящих в них гармонию и развивающих таланты. В отличие, скажем, от таинственных Сил Равновесия, следящих за соблюдением баланса, или Сил Времени, регулирующих временные потоки в мирах.

Или Силы Двадцати и Одной ничего и никуда не впихивали, а просто перекинули ей от себя 'кабель подключения'? Узенький с точки зрения сверхъестественных сущностей, у которых никогда не было физической оболочки, и слишком широкий для того, кто родился и рос в материальном теле в мире без магии. При всех своих то ли способностях, то ли проклятиях Надя оказалась не в состоянии безболезненно перенести процесс 'втыкания штекера в разъем'. Хорошо еще не сошла с ума окончательно, а лишь ненадолго выпала из реальности. Зато теперь... Пожалуй, за это новое понимание происходящего девушка готова была с легкостью простить новым знакомым их непредусмотрительный поступок.

Поняв, что перестарались, Силы торопливо пообещали 'заглянуть завтра' и откланялись. Словом, поступили точно так, как на их месте поступил бы каждый второй из проштрафившихся людей — смылись подальше от эпицентра проблемы.

Надежда же еще чуть-чуть посидела, чтобы перед глазами и даже при закрытых веках перестали плавать разноцветные круги, квадраты и иные геометрические и не очень фигуры, а в ушах исчез колокольный перезвон, смазала ушибленный локоть мазью из офисной аптечки и отправилась домой. Три квартала — не расстояние. Даже погулять толком не получится, если не идти нарочно в обход, через сквер, дворы и магазины.

Мама все равно, наверное, уже дома, и ей можно будет показать кулон и рассказать про странное знакомство. Она точно все поймет и поверит, всегда верила! Как здорово будет обсудить с ней потрясающую новость!

Надя шла по тротуару, помахивая сумочкой и мечтательно улыбаясь. Осенние лучики скользили по коже, уже не грея, лишь нежно гладя.

— Последняя! Эй, Надька-чудачка! Как жизнь?! Все еще радужные глюки ловишь? — со стоянки авто перед супермаркетом драл глотку толстый краснощекий парень, по-хозяйски хлопнувший руку на капот, наверное, дорогого авто. (В машинах Надя не разбиралась совершенно. Могла отличить разве что легковушку от грузовика).

— Я иду по радуге, а ты выцветаешь, Толик, — проронила девушка, отвечая бывшему однокласснику.

— Это кто выцветает? — Толик из неизменно-румяного стал бордовым.

Молодой мужчина, настроенный привычно поиздеваться над бывшей одноклассницей, уяснил, что привычная забава не удалась. Кажется, унизил не он, а его. И вместо того, чтобы отступить или обернуть издевку шуткой, он повел себя совершенно не по-взрослому. Возможно, свою роль сыграл старый шаблон поведения, толкнувший его 'на подвиги'.

Изо рта Толика полилась отборная брань, смысл которой сводился к сакраментальному: 'сама дура!'.

Надя даже не оскорбилась и не расстроилась. Она давно уже привыкла не реагировать остро на подначки людей. А не то неизбежно оказалась бы в психиатрической больничке с нервным срывом. Наоборот, девушке неожиданно вспомнился старый анекдот про женскую логику скандала и фразу 'сама решила, сама обиделась'.

На фоне сегодняшнего волшебного явления Сил неостроумные издевки и брань бывшего одноклассника показались Надежде ничтожно мелкими и не стоящими внимания. Она заулыбалась и так, с улыбкой, зашагала дальше.

А Толя все разорялся и доорался-таки до результата. Но совсем не того, на который изначально рассчитывал. Хлопнула дверь машины и из нее выскочила очень эффектная златовласая девица со стрижкой каре и впечатляющими формами.

Бросив кавалеру:

— Ты тут еще легкие потренируй, а я спешу! — девушка стремительно понеслась от авто и скандалиста, выстукивая каблучками по асфальту задорную дробь.

— Люба! Стой! Подожди! Я!.. — растерянно вякнул Толя, собрался было бежать, сделал два шага, вернулся к машине, торопливо захлопывая двери, чтобы включить сигнализацию.

И безнадежно опоздал! Красотка уже скрылась за углом магазина, впрочем, как и Надежда с простой фамилией Последняя. Блондинка догнала Надю и, пристроившись рядом, заговорила:

— Привет и спасибо! Не знала уж как от Толика отмотаться. Липнет хуже жвачки на юбку. А тут такой шанс подвернулся! Здорово ты его опустила! Тусклой серостью обозвала! Такой он и есть! Я, кстати, Люба! А ты — Надежда! К нашей компании только Верки не хватает!

— У меня мама — Вера, — поддержала разговор Надя, невольно заразившись энтузиазмом бойкой девицы и ее желанием общаться, отливающим ярко-желтым и пахнущим апельсинами. Попутно поняла, что в очередной раз опять сделала и сказала нечто, истолкованное окружающими превратно. Обижать Толика ей не очень-то и хотелось, она просто-напросто, как обычно, сказала чистую правду.

— О, блеск! — восхитилась Люба. — А фамилия у тебя вообще закачаешься! Вот взять мою — Болотова, так ее вечно на второй слог склоняют, куда ни явись. Даже в Туле, хотя у них там свой ученый с такой фамилией жил! Короче, завидую!

Для Надежды стал неожиданным сам факт зависти к ее набившей оскомину фамилии, по которой с детского сада до института не потоптался разве что ленивый. Каждый мнящий себя остроумным тип так и норовил продемонстрировать окружающим чувство юмора, сочиняя шуточки насчет Надьки.

Веселый треп ни о чем со стал новым и очень приятным опытом. Как-то раньше у нее никогда не получалось сблизиться с кем-то достаточно для беспечного разговора о пустяках.

В садике, когда дети еще мало что соображают в отличиях друг от друга, даже мальчика от девочки распознают лишь по шортикам и юбочкам, Надя никак не могла понять, почему ее сверстники не видят цвета и вкуса слов, не ощущают красок живого мира так, как видит и чувствует она. Результатом стало отчуждение и дразнилки.

Надежда перестала рассказывать что-либо, но было поздно. Слава фрика в небольшом городке, где число районов можно пересчитать по пальцам одной руки, а от садика до школы два квартала и все знают друг друга с пеленок, закрепилась за ней крепко-накрепко. Как Надя ни пыталась притвориться обычной девочкой, уже ничего не получалось.

Это вот приезжая Люба ничего о чудачке не слышала, потому и болтала так беспечно. Надька, наученная горьким опытом неудавшихся дружб, молчала, позволяя спутнице солировать. Лишь изредка вставляла словечко-другое.

Общительная блондинка между тем уже прочно записала молчаливую девушку себе если не в подруги, то в лучшие приятельницы, и нахально объявила:

— Слушай, Надь, а ты никогда не хотела покрасить волосы? Мне кажется, тебе, как и мне, светлый тон пойдет, только не золотистый, а платиновый.

— Не знаю, — наморщила носик Надежда, слегка выбитая из колеи неожиданным предложением. Причем выбитая, пожалуй, больше, чем недавним знакомством с бесплотными высшими созданиями.

— Не попробуешь, не узнаешь! — категорично объявила Любка. — Давай запишу тебя к хорошему мастеру. Саня — золотце, все в лучшем виде сделает! Я Сане звякну, окошко точно найдется, и на выходных кардинально поменяешь имидж! Пусть все те козлы, которые тебя не ценили, ахнут!

— Зачем мне восхищение козлов? Я не капуста, — пожала плечами Надюшка.

— Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — неугомонная Любка молитвенно сложила ладошки и запрыгала вокруг новой лучшей подруги. А что ее, Надю, в эту секунду записали в эту категорию, девушка не сомневалась. Она не понимала многих совсем обычных вещей, но кое-что другое видела и чувствовала превосходно.

В конце концов, смена цвета волос не такая уж великая плата за настоящую дружбу. Не налысо же ее эта Саня обкорнает, ну а цвет... Не понравится, отрастут со временем прежние. Если ж и налысо — Степаныч переживет, он ее за работу, а не за морду лица ценит. А мама к любым закидонам дочки привыкла. И вообще, можно парик купить.

Словом, Надя дала согласие на экзекуцию, и Любка, спешащая по срочным делам, упрыгала дальше довольная-предовольная. Не преминув оставить свой телефон Надежде и вытребовать взамен ее номер.

Домой девушка входила, счастливо улыбаясь и мечтательно жмурясь.

— Ты сегодня такая радостная, — отметила мама.

— Много хорошего, волшебного, совсем невероятного случилось, — рассиялась солнышком Надя.

— Неужто влюбилась? — всплеснула руками Вера.

— Фу, нет, конечно, — небрежно отмахнулась Надя. — Я познакомилась с замечательной девчонкой, ее Люба зовут.

Мама, пуганная всякими передачами о нетрадиционных отношениях и знакомая с необычностью дочки, насторожилась. Конечно, она будет любить свою Наденьку всякой, но так хотелось понянчить внуков...

— Люба Болотова предложила мне дружить. В выходные вместе пойдем в парикмахерскую, а потом гулять. Кажется, у меня будет подружка. А еще сегодня такое случилось... — Надя вытащила из-под блузки кулон и гордо продемонстрировала матери.

— В 'Гармонию' заходила с подружкой? — перевела дух мать.

Ее кровиночка оказалась нормальной, а что парня хорошего до сих пор домой не привела... Так где их, хороших, найти? Через одного форменные придурки. Как-то мама с подругой договорилась, домой дельного с виду паренька пригласила, чтобы с Надькой познакомить. И что? Ничегошеньки не вышло. Это любой другой можно красивыми словами голову задурить, а дочка сразу ложь, фальшь и гнильцу чует. Не только романа, знакомства толком не вышло.

Надя, как увидела Ярика, сразу из дома сбежала. А потом по секрету призналась, что тухлятиной от него пахло и цветом он весь, как плесенью подернутый. Можно было бы, не знай Вера дочь, о вранье подумать, но так через месяц парень под следствием оказался. Будущий медик попался на краже лекарств в больнице.

— А еще я видела... или слышала, — Надя замерла с поднятой ногой, замерев в процессе смены уличной обуви на домашние тапочки.

Взлохмаченная цапелька с вытаращенными глазками получилась подозрительной. И мама снова чуть-чуть насторожилась. Куда опять влипла ее Надька? И что ей, чуду в перьях горемычному, привиделось?

Надя попыталась неловко, потому что слова любого языка скверно подходили для передачи сверхъестественных впечатлений, заговорить. Описать словами эти внутренние ощущения, несвойственные большинству людей, было почти невозможно. Если никто до нее этого не описывал, не выдумывал звуков и символов для передачи подобной информации, то куда ей?

С литературой, как и с любым другим видом искусства, у девушки вообще отношения хронически не складывались. На сцене или экране актеры разыгрывали одно, а она, со своим вкусоцветовосприятием реальности, видела совсем другое. Любовь на словах, а цветные ниточки, сполохи вокруг людей говорят о неприязни, равнодушии или вообще о болях в животе. И как такое смотреть?

Книги же... Фактически Надя не могла читать их так, чтобы наслаждаться перипетиями сюжета, переживать за героев, потому что опять-таки видела свое. Видела каждую лживую строчку, темными кляксами марающую даже самый увлекательный для остальных текст. Большинство признанных классиков прочно вошло в топ неприязни Последней Надежды. Потому что если автор пишет о высокой нравственности, а наружу выступает ханжеская немощь старика, то о каком назидательном эффекте может идти речь?

Нет, конечно, и среди признанных гениев были истинные. Девушка любила музыку Моцарта, стихи Пушкина, прозу Чехова. Но на одного автора, который творил именно так, как чувствовал и думал, приходилось с сотню врунов. Вот такая беда, которую объяснить требующим ответа на уроке учителям не представлялось возможным.

Мама выслушала рассказ терпеливо, как и любые речи, казавшиеся неподготовленному слушателю сущим бредом. Но на сей раз вместо понимания на лице Нины выступило замешательство и жалостливое сомнение.

Выдуманные друзья для Веры Анатольевны Последней где-то на подкорке были прочно записаны в числе признаков помешательства. И вот теперь необычная ее девочка вещает о каких-то силах, поведавших о ее исключительной избранности. Ой-ой! Мысленно Вера принялась листать записную книжку знакомых, способных свести с хорошим доктором.

На ум приходил только добрый приятель — одноклассник Ванечка, ставший главным врачом областной психбольницы. Но даже встревоженной маме начинать поиск подходящего лекаря с Ванюши показалось чрезмерным. В конце концов, не бегает же ее девочка с топором по улицам?! На людей не кидается! Может, с подружкой начнет общаться, всю дурь из головы само выдует?

Потому Вера сделала вид, что не обратила внимания на путанный рассказ дочери, а та, глянув разок на мать, поняла: убеждать и что-то доказывать бесполезно. Да и нет у Нади таких доказательств, чтоб в руках подержать, потрогать, на зуб куснуть. Красивый кулон, полыхающий в ее глазах всеми красками радуги, для любого другого лишь безделушка абстрактной формы.

А надо ли доказывать? Привыкшая делиться с мамой, как с единственным близким человеком, самыми интересными новостями, Надежда вздохнула и прикусила язык. Кажется, отныне общение с Силами будет лишь ее личным делом.

Может быть, так и правильно? То, что случается вне мира, и должно оставаться вовне? И пусть мама не видит, не чувствует и никогда не услышит Сил Двадцати и Одной, никогда не воспримет мир так, как это само собой происходит у Нади. Не так уж это и важно! Главное, ее любят и готовы если не верить каждому слову, то принимать такой, как она есть, со всеми выдуманными и реальными закидонами. А еще варят любимые супы!

Черпая ложкой желтую гущу разваренного до пюре гороха, Надежда снова задумчиво улыбалась своим мыслям. Мама Вера сидела напротив, подперев щеку ладонью, и смотрела на дочку.

Глава 2. Раз пошли на дело...

Спустя полчаса ужина и задушевного разговора с мамой Надя отлучилась в туалет. И когда пребывала в уголке задумчивости, ощутила подозрительное колебание не то воздуха, не то энергетического поля, или как это еще должно называться с метафизической точки зрения. Девушка пока сообразить и точно идентифицировать оказалась не в силах. Зато она явственно ощущала малиновую вину, смущенное мерцание и радужные переливы на периферии зрения. Первым делом Надюшка перешла из санузла в свою комнатку. Силам, может и все равно, а ей беседовать с ними на толчке как-то не комильфо.

— Добрый вечер, — первой поздоровалась Надя.

— Ты сердишься?/Обижена?/Боишься? — робким разноголосым хором уточнили незримые обычным людям собеседники.

— Нет. На что? — удивилась девушка, отвечая разом на все вопросы.

— Тебе было плохо/мы не подумали/не рассчитали/информационный канал подали слишком широкий для человека... — взахлеб затараторили Сила Двадцати и Одной, по привычке вопя всем хором из двух десятков единых голосов.

— Зато я столько сразу поняла, узнала и почувствовала, — постаралась утешить Надя тех, кто явно переживал не только и не столько за успех своей миссии, сколько за ее здоровье. — Я вообще не понимаю, как вы смогли мне столько всего разом объяснить и показать. Это стоило небольшого дискомфорта.

Почему-то Наде казалось, что от одного присутствия Сил идет уютное пушистое тепло. Не могли ее новые знакомые сознательно желать ей зла, а потому и упрекать их по большому счету было не за что. Не смогли просчитать результат, вот и получилось, 'хотели как лучше, а получилось, как всегда'. Хотя, и как лучше, кажется, тоже случайно получилось и, пожалуй, даже лучше, чем хотели.

— Если бы я всего того, что вы мне разом открыли, не поняла, то и вас понимать толком не смогла бы. В моем мире такого люди не знают. А еще, мне кажется, я теперь вас отлично и без кулона на груди почувствую.

Девушка для проверки сняла подвеску. Положила ее на полочку, отступила на шаг и довольно улыбнулась:

— Точно! Ничего не изменилось! Я ощущаю ваше присутствие и слышу вас.

Мысленно Надюшка возликовала: случись ей потерять волшебное украшение, связь с Силами не исчезнет.

— Кулон — старый след/Хранил отпечаток проводника/Пробудил/Открыл доступ/не нужен больше/Ты сама проводник и путь! — снова восторженно загалдели Двадцать и Одна.

— Только сомневаюсь, нужна ли я вам и смогу ли чем-то помочь... — закончила Надя свою мысль.

— Ты сможешь, — с абсолютной убежденностью объявили новые знакомые и, вероятно, потенциальные работодатели Надежды. — В природе твоей восстанавливать ткань Мироздания, расплетать неправильные узлы и штопать прорехи!

'Какая-то мистическая супершвея получается', — мысленно фыркнула Надя, но пререкания оставила. Уж больно интересно все было! Нужна Силам загадочная швея, она ей будет, если сможет. Ведь так здорово ощущать себя частью чуда, быть рядом с ним.

Обрадованные Силы Двадцати и Одной взорвались немыслимым вихрем энергий и цвета, от которого в нетренированной голове девушки зашумело, как от бокала вина, и похвастались:

— Мы нашли законника! Можно начинать работу!

— Нашли? Когда и как нам встретится? — деловито уточнила Надя.

— Зачем? — удивились бесплотные собеседники. — Мы развернем экран связи/ Вы сможете общаться/Прямо сейчас!

Прежде, чем девушка успела что-то спросить про загадочный экран, его действительно развернули и включили. Осталось только мысленно порадоваться, что она не завела разговор с Силами в туалете, а то, пожалуй, экран ее новыми странными знакомыми мог быть включен и там. Словом, в один миг девушка увидела мужчину. Не слишком опрятного, полного и едва ли трезвого, судя по большому бокалу, двум бутылкам на столе и одной их товарке, притаившейся между ножками стула.

— Дарсен Виндер, — торжественно представили свою находку Силы.

Тот, как раз потянувшийся сделать очередной глоток из бокала, поперхнулся не то недопитым вином, не то воздухом. Закашлялся и просипел:

— Предупреждать надо, о Великие!

— Надежда, это лучший знаток законов основных миров Узла нашего Уровня и нескольких сопредельных.

— Очень приятно, — вежливо, все-таки дареных юристов алкотестером проверять не принято, поздоровалась девушка.

Зато 'дареный юрист' тактичностью и вежливостью не страдал. Бумкнув бокал на стол, впился взглядом в худенькую фигурку Нади и уточнил:

— Это что ли ваше сокровище? Какое-то оно заморенное и страшненькое. Ее что, луну не кормили?

— Я сама ем, — пропыхтела Надя, пытаясь понять нравится ей комковатое переплетение цветов и вкуса, олицетворяющее Дарсена Виндера, или нет. Какое-то оно было спутанное и будто подернутое не то пылью, не то ржавчиной, или вовсе накипью. Будь юрист кастрюлькой, в руки так и просился бы какой-нибудь убойной эффективности гель, отмывающий все.

— Видать, плохо получается, — сварливо резюмировал юрист.

— Ну... не у всех же есть, как у тебя пить выходит, — неожиданно для себя огрызнулась Надя, и Дарсен в ответ не обиделся, а удивительно звонко, по-мальчишечьи, расхохотался, одним махом отодвигая бокал и бутылку на край стола. — Уела! Итак, к делу! Чем озадачите, о Великие, скромных смертных?

— Мы не знаем, как поступить, — совершенно по-человечески или искусно подражая людям, признались Силы Двадцати и Одной. Хоровой вздох, раздавший одновременно и вразнобой, был весьма эффектен.

— Конкретнее, — потребовал подробностей законник, откинувшись на спинку высокого кресла, и прикрыл глаза, изготавливаясь к работе.

— С нас требуют денег, — конкретизировали Силы.

Юрист, настроенный выслушивать проблему, снова поперхнулся не то остатками вина, не то воздухом.

— С вас? И кому ж и с какого перепоя этакая гениальная мысль взбрела в голову, о Великие?

Силы снова вздохнули и принялись рассказывать, одновременно являя или транслируя (с точностью определения Надя затруднилась) картинки-кадры иной реальности.

Оказывается, у Двадцати и Одной, как у практически любого бога в мирах, имелись свои храмы, открытые для доступа любому желающему. Издревле в храмы допускались все и никогда за право ступить под их своды ни с кого не требовали денег. Силы вообще не занимались сбором пожертвований и приношений. Зачем им, бестелесным, материальные ценности? Если что надо, они материализуют, нарушая извечный закон людской сохранения энергии: 'ничто из ничего не берется'. Берется еще как, если знаешь способ и обладаешь должным могуществом.

Так вот, один из храмов Сил Двадцати и Одной располагался на землях условно ничейных, то есть принадлежащих им с давних пор, и соседствовал с владениями смертного. Его заливными лугами.

Надежда и, наверное, Дарсен тоже, узрели величественное здание из светло-серого с проблеском радужных искр камня в стиле эклектики, каким-то чудом умудрявшееся выглядеть гармонично при всем диком смешении стилей от строгого классицизма до причудливого не то рококо, не то барокко в сочетании с немыслимой этникой.

Такой был храм Сил Двадцати и Одной, гостеприимно распахивающий врата любому паломнику. Раскинулся он на разнотравных диких лугах под неимоверно ярким синим-синим небом.

А поодаль имелись заливные луга собственника-жалобщика. Тоже вроде как зеленые и сочные, но лишенные того буйного разнообразия, каким могли похвастаться прихрамовые территории. Одни луга перекатывали зеленые волны, иные служили для выпаса забавных животных, чем-то похожих на крупных коз с разноцветной (синей, зеленой, голубой, оранжевой, желтой) шерстью.

Именно эта территория и стала камнем преткновения. Ушлый травовладелец взялся утверждать, что паломники топчут его прекрасные луга и пугают скот, когда прутся в храм. В качестве компенсации он потребовал с Сил плату в звонкой монете.

Вроде и не очень большую, но постоянную. И опять же — прецедент. Одному заплатишь, второй счет выкатит, а там и долгами такими обрастешь, что никаких сверхъестественных способностей к материализации ценностей не хватит.

Примерно так пробормотал юрист себе под нос, почесывая лоб, и предложил совсем не юридический метод:

— Если этого хвата в другую инкарнацию отправить, потомки посговорчивее не будут?

— Зачем? — нахмурилась Надя, не одобряя простейшего решения. — Лучше телепорт построить. Пусть паломники прямо к храму переносятся и лугов не топчут.

— Идея, но лучше доработать, — снова энергично потер лоб Дарсен. — А скажите-ка, Великие, вы местность вокруг храма, в том числе луга те, не облагораживали?

— Болота там были прежде, — скромно согласились Силы.

— Отлично! — потер руки юрист. — Тогда и телепорт стройте и благословение свое с лугов снимайте. Пусть снова болотом становятся. И не вы этому ловкачу, а он вам заплатит за то, чтобы все снова в прежнее русло вернулось. Только табличку-упреждение у телепорта повесьте, что земли далее свободны от ваших милостей сообразно с волей владельца, потому ступающий на них делает сие на свой страх и риск.

Надежда в восхищении уставилась на законника и протянула:

— А так — правильно!

— Ха, не зря полтора века с кляузами копался, — приосанился советчик.

И вид его в заляпанном вином и чем-то жирным рубашке уже не казался Наде комичным. Какая разница, как выглядит специалист, если он помогает? Серо-зеленые глаза юриста сверкали, с них будто пенка стылого безразличия спала.

А Надюшка тихо радовалась, что пока помогать ее новым знакомым несложно и интересно.

Глава 3. Чудеса продолжаются

Субботний день для утомленных рабочей неделей хозяек — не шанс предаться лени на диване перед телевизором. В первую очередь это возможность переделать все многочисленные домашние дела, на которые в будни не хватает ни сил, ни времени. Надя обычно помогала матери с уборкой и готовкой, но сегодня не успела. Только пыль вытерла, как в дверь требовательно и задорно затрезвонили. Младшая из Последних кинулась открывать. На пороге мячиком подпрыгивала Люба.

— Хай! О, а это твоя сестра, Надь? Нет, мама? Что, правда? Здрасьте! Никогда бы не подумала! Я и Надьку-то поначалу за школьницу приняла, если бы Толька ее одноклассницей не назвал, ни за что бы ни догадалась. А вы такая молодая, прям студентка!

Вера, чью худосочную комплекцию унаследовала Надька, довольно заулыбалась. Новая знакомая дочери не льстила нарочито, пытаясь втереться в доверие, она просто трепала языком первое пришедшее на ум. Веселая и заводная девчонка с задорной стрижкой пришлась маме по нраву. Она с легким сердцем даже не отпустила, а буквально вытолкала Надьку за порог в парикмахерскую. Там, как успела протараторить Люба, их ждут к половине одиннадцатого. Как раз прогулочным шагом пару кварталов миновать.

Салон с претенциозным названием 'Шик' обосновался на углу улицы Пионерской и Революции, что, по мнению владельца, придавало заведению дополнительный колорит. Какой уж революционный шик нашла в парикмахерской ее новая знакомая, Надежда не знала, но была внесена в дверь силой компактного, но очень мощного цунами. Ой, недаром им издавна принято давать женские имена! Любовь своим запасом бурной энергии вполне соответствовала паре-тройке стихийных бедствий.

Болотова влетела в 'Шик', как к себе домой. Весело затараторила с порога:

— Хай, девчата! Погодка-то какая, не сентябрь, лето дубль два! Теплынь сказочная! Мы к Сане записаны на пол-одиннадцатого!

— Привет, Любаш, — заулыбались девушка с ресепшена и, вероятно, свободная пока парикмахерша. — Проходи!

Люба подхватила Надьку под локоток, стащила плащик на вешалку в уголке и уверенно поволокла подружку за собой налево, в зал. Там деловито постукивал какими-то пластиковыми флакончиками, расставляя их на полке ровными рядочками, бугай с коротким ежиком волос.

— Хай, Сань!

'Это Саня?' — вылупилась Надежда на рекомендованного специалиста.

Почему-то при слове Саня у нее в голове возникал образ девушки Александры, на худой конец рисовалось нечто томно-бесполое, вроде телевизионного знаменитого стилиста с десятком пластических операций в анамнезе. А этому 'золотцу Сане' было самое место в спецназе или на ринге, но никак не в салоне, с ножницами и расческой наперевес.

Саня оказался брутальным Александром определенно мужского пола. Пах он почему-то свежим березовым соком и прохладным вечерним ветерком с реки. Парикмахер подчеркнуто аккуратно поставил на полочку очередной флакончик с загадочным молочно-белым содержимым, развернулся к визитершам и пробасил:

— Любаша, привет! Подружку привела?

— Точно-точно, — расплылась в улыбке Люба. — Преврати ее не в просто хорошего человечка, а в красивую девушку! Ты сможешь, Саня! Покрась Надю в платиновый! Сделаешь? А мне чуток лохматушки подправь.

Большой Саня подошел к Надежде, очень внимательно осмотрел ее, взял прядку волос в пальцы, потер, почти нежно пробежал здоровенной лапой по голове, ероша волосы, и вынес вердикт:

— Нет!

— Чего? — опешила непосредственная Любка, не ожидавшая от Сани такой подставы.

Надежда не удивилась. Это только в детских сказках и мыльных сериалах всякие визажисты и косметологи делают из чудовища красавицу легким движением пальцев. С ее странноватой внешностью и блеклыми тонкими волосенками на чудесное преображение можно не рассчитывать. Во всяком случае, без пластической операции и на те скромные средства, которыми располагает семья Последних.

— Нельзя ее в платиновый, цвет кожи и глаз убьет напрочь. Я по-другому сделаю! — низким, на грани вибрации, пробирающим весь организм голосом пробасил Александр.

— Прошу в кресло, Надежда!

— Так бы сразу и сказал, а то еще пара секунд и у меня инфаркт микарда приключился бы, как моя бабка говорит, — выпустила набранный для возмущенного вопля воздух Люба, сдувшись проколотым шариком.

— Садись, журнальчик полистай, — с небрежной бесцеремонностью велел приятельнице Саня, легким толчком могучей лапы отправляя ее в уголок, к креслу и журнальному столику, заваленному грудой яркого глянца. — Когда стрижку закончу и краску нанесу, займусь твоей головой.

— Пасиб, ты настоящий друг, чебурашка, — расплылась в улыбке Люба, с разгона плюхаясь в жалобно скрипнувшее кресло.

Взгляд темно-карих глаз парикмахера устремился на Надю. Девушка почувствовала себя тушкой курочки, которую изучает повар, прикидывая, какое съедобное блюдо реально приготовить из эдакого нескладного заморыша.

Но тут Саня неожиданно по-доброму улыбнулся. Его грубо вылепленное лицо, которое больше подошло бы грозному боксеру-тяжеловесу, словно осветилось улыбкой. И весь он будто засиял, заискрился вдохновением.

— Садись, Надя, — Александр довел клиентку до рабочего кресла, набросил на нее защитную клеенку и принялся колдовать. По-другому назвать то, что творил своими большими ножницами, расческами, тюбиками и иными приспособлениями, и названия-то которых девушка не ведала, было нельзя.

Саня, мурлыкая что-то незнакомое под нос, ворожил над головой клиентки с небольшими перерывами несколько часов. Но вечностью время пребывания в салоне Наде не показалось. Она как зачарованная наблюдала за работой мастера. Сосредотачиваясь не столько на личных ожиданиях чуда, сколько над тем, как действует Александр.

Он красил не только волосы, еще решил подправить брови клиентки. В перерыве, когда отсчитывал время таймер покраски, парикмахер успел подправить стрижку Любки. А теперь смыв последнюю краску, сушил феном голову Нади.

Чуть слышно скрипнуло кресло, разворачиваясь к зеркалу. Присвист новой подруги послужил сигналом для Надежды. Она торопливо подняла взгляд и замерла, разглядывая отражение незнакомки. У той были странные, переливчатые — белые, золотые, пшеничные — прядки волос, окружавшие личико-сердечко пушистым облачком. Ровные дуги золотистых бровок сразу сделали лицо Нади гармоничнее, а взгляд выразительнее.

— Саня! Ты волшебник! — первой очнулась Любка. — А ты, Надька, теперь красавица, хоть сейчас на подиум!!!

Надежда не ответила. Она изучала отражение. Это создание там, за стеклом, по-прежнему мало походило на человеческую девушку. Но и странным зверьком-заморышем уже не являлось. Скорее возникали ассоциации с другими расами и иными канонами красоты. Может же нам нравиться кошка, птица или собака?

Так и это странное чудо с переливчатыми волосами и веснушками, засиявшими от цвета волос как маленькие солнышки, нынче вызывало у окружающих не задумчивую оторопь из разряда 'Это что за чудо в перьях?'. Фраза сократилась до вполне милого 'Это что за чудо?'.

Серо-голубые глаза, обретшие новую выразительность, уставились на Саню с восхищением.

— Спасибо, мастер! — выдохнула Надя.

И столько в ее голосе было благоговейного восторга не своей новой внешностью, а его искусством, приведшим к чудесному преображению, что Александр смутился. Почесав коротко стриженный затылок, мастер пробасил:

— Это вроде как моя работа. Недели через три зайди, брови подкрасить надо будет, заодно проверю, как на волосах краска лежит. И, Надь, если разрешишь фото для альбома образцов сделать, то я скидку в тридцать процентов оформлю. Больше не могу, краска дорогая.

— Соглашайся, Надюха! — встряла Люба. — Одно фото и будет на что в кафешке твой новый имидж отметить! А номера краски ты нам дай, Сань, я Надьке потом сама брови подкрашивать буду!

— Хорошо, — смущенно согласилась на все предложения разом девушка, нет-нет, да и косясь с зеркало. Ее терзали смутные сомнения насчет узнаваемости. Мама-то точно опознает, а вот на работе, наверное, придется охраннику пропуск предъявлять у турникета. Очень уж резким оказалось преображение. Хотя, наверное, всегда можно будет убрать волосы в хвостик и показать уши. Такие оттопыренные сверху, как у нее, точно редкость!

Из 'Шика' Надя выходила с облегченным кошельком, но счастливой улыбкой. Она улыбалась и в кафе при скверике, куда ее затащила подруга. Правда, от пирожных и куска чизкейка отказалась. Не любила девушка сладкое и кофе с чаями, для Надюши лучшим тортом всегда была рыба в любом виде, а лучшим напитком сок. Все равно какой, но лучше с кислинкой.

Так что Люба уминала пироженки с зеленым чаем, а Надя лакомилась красной рыбкой под сырно-помидорной корочкой и апельсиновым соком.

На периферии вздыхали, полыхали зарницами и искрились волнением ее вчерашние знакомые. Но все эти трепетания происходили в отдалении, поздороваться или что-то спросить у нее Силы не спешили.

Надежда же наслаждалась тройным чудом: во-первых, у нее теперь совершенно точно появилась подруга, во-вторых, новая прическа, и, в-третьих, но тоже очень главных, совсем рядом происходило истинное чудо. И пусть его никто не ощущал и не видел, девушке хватало того, что видела она! К тому, что люди очень многого не чувствуют и не видят или не хотят видеть, чтобы жилось проще, Надя давно привыкла.

Трепетания и колыхания вперемешку со вздохами становились все настойчивее. В конце концов, Надежда не выдержала и, когда на тарелке осталась лишь одинокая случайная косточка от рыбного филе, отлучилась в туалет.

Стоя перед тихо гудящей сушилкой в пустом помещении, девушка вежливо полюбопытствовала

— Вы по работе пришли? Что-то срочное?

Смущенное колыхание пространства с привкусом лимона стало ответом. Дескать, не то чтобы срочно, но если есть возможность...

Но все эти тонкие нити случайных ароматов перебивало ощущение удивленной радужной радости, исходящее от Сил. И отраженной радостью светилась сейчас сама Надежда. Радостью приобщения к чуду. Ничего иного, вроде чувства собственного превосходства или жажды наживы, в девушке не было. Но что возьмешь с чудачки-то?

— Хорошо, я постараюсь освободиться побыстрее, — пообещала Надя и поспешила вернуться к подруге, на ходу пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть Любу и одновременно побыстрее закончить приятные посиделки.

К счастью, лукавить и выдумывать не пришлось. Пока Нади не было, новая подруга успела обзавестись компанией из тощего патлатого юноши, что-то ей вдохновенно втирающего. Судя по розовато-сиреневому туману с оттенком сливового ликера, парочка общалась ко взаимному удовольствию, где третий любого пола был бы лишним.

Потому, когда Надя, едва успев познакомиться с замечательным Славой, у которого сорвалась встреча с приятелем, принялась извиняться и говорить о неотложном деле, ее отпустили с плохо скрываемой радостью.

Уж очень Любаше пришелся по вкусу симпатичный парень и тактичность Надежды, самоустранившейся от продолжения знакомства и наклевывающейся прогулки. Кажется, парочка собиралась в кино на очередной блокбастер.

Надя от всей души пожелала парочке хорошенько поразвлечься и облегченно вздохнула. Посещение кинозалов для нее было мукой даже большей, чем чтение современной литературы, где фальшь сидела на фальши и фальшью погоняла. Почему-то создатели модных историй считали, что яркие спецэффекты и откровенные сцены заменят их выдумке те искры вдохновения, которые вкладывали в свои скромные внешне шедевры создатели былых фильмов. Нет, Надюшка ханжой не была, но хотела за красивой оберткой 'шоколадки' находить вкусную сладость, а не папье-маше.

Потому новые подруги расставались крайне довольными друг другом и сложившимися обстоятельствами. Или их так сложил кто-то другой, к примеру, те самые возбужденно сияющие на периферии загадочные и изумительные Силы?

Мамы дома еще не было. Завершив уборку, она умчалась почесать языком к подруге. Записка на кухонном столе вместо смс-ки или звонка была обычным для мамы поступком. Почему-то больше она доверяла клочку бумаги, нежели телефонам.

Может потому, что телефоны у Веры, за исключением самого древнего кнопочного, долго не жили? Их все рано или поздно (скорее даже рано, нежели поздно) ждал печальный конец. Впрочем, финалы эти отличались похвальным разнообразием. Один Вера разбила о кафельные плитки в ванной, второй утоп в тазике с замоченным бельем на балконе, третий был банально потерян, четвертый раздавлен каблуком, пятый просто однажды сломался так, что ни один мастер не взялся чинить, шестой выпал в канализационный колодец. Он-то и стал последней каплей в череде экспериментов с техникой.

'Не судьба!' — постановила мама и перестала выбрасывать деньги на ветер.

Прихлебывая еще теплый компот, Надя приготовилась слушать. Насчет готовности помогать было чуть сложнее. Конечно, помогать новым знакомым девушка стремилась всей душой и вовсе не только и не столько из соображений чистой благотворительности.

Когда возникал интерес, все прочее для девушки отходило на второй план. А сейчас ей каждая мелочь в общении с удивительными созданиями казалась новой и замечательно привлекательной.

Когда работа — развлечение, от нее не ждут никакой выгоды. Силы между тем не начали вещать сразу, а врубили связь с уже знакомым Надюше законником. Дарсен был целиком погружен в сложный процесс сцеживания из бутыли последних капель в бокал.

Силы кашлять не умеют, потому они возвестили о своем явлении мелодичным звоном. Юрист выругался, уронил пустую бутылку, нелепо взмахнул руками, но бокал, пошатнувшийся на столе, удержать сумел.

— Чем обязан высокой чести, о Великие? — сквозь зубы, так, что вежливое обращение прозвучало как матерное ругательство, уточнил абонент.

Заметил включенную 'видеосвязь' и удивленно приподнял брови.

— А вы времени даром не теряли, еще одну работницу подыскали?

— Добрый день, Дарсен, — вежливо поздоровалась Надя.

— Хм, куколка, не признал поначалу. Да ты никак на первый гонорар к магу сходила? Неплохо! Дорого взял?

— Гонорар? Магу? — хлопнула ресницами девушка.

— Ну да, — приземлившись в скрипнувшее под его весом старое рабочее кресло, юрист отхлебнул из бокала. — Это я пашу за призрак надежды. Тебе-то чего маяться?

Надя замешкалась, не зная, как и стоит ли вообще объяснять Дарсену историю своего знакомства с Силами и отсутствие всякой возможности материального контакта, а, следовательно, гонораров. Как бы, интересно, Силы Двадцати и Одной умудрились перечислить деньги ей на карту? Да и вообще, невольно вспомнился старинный анекдот про милиционера, пистолет и зарплату. Она никак не ожидала материальных благ, считая уже само присутствие чудес в жизни щедрой наградой.

Потому девушка выбрала простейший из ответов:

— У нас магов, настоящих, а не шарлатанов, нет, наверное. Или я никогда не встречала. Я в парикмахерской была. Подруга к знакомому мастеру отвела. Он взял недорого.

— Не увиливай от ответа, — погрозил пальцем толстяк юрист. — Сколько Великие тебе положили? Ты хоть торговалась?

Теперь настал черед смущаться для созданий чистой энергии, не озаботившихся низкими материальными аспектами при найме ценных сотрудников. Если юриста, как поняла Надя, они поймали на удочку некоего будущего блага, то вопрос зарплаты в цифрах, монетах и так далее для недоделанной Плетущей Мироздание, мутировавшей под воздействием неблагоприятных для таланта условий, Силы Двадцати и Одной вообще не рассматривали. Почему? Да просто потому, что Плетущие испокон века работали на Силы просто потому, что работали, и иначе, вне сферы этих действий, себя помыслить не могли. Так рыба не может не плавать, потому что рождена рыбой.

— Дарсен, Надежда пребывает ныне вне сферы наших возможностей физического воздействия на мир, — влезли Силы с комментарием. — Оттого и отрадно нам, что изыскан способ для бесед.

— Давай лучше послушаем, зачем нас позвали. Разговоры о деньгах мне и на работе надоели, — жалобно предложила Надя и пригубила компот.

— А-а-а, альтруистка, — не то усмехнулся, не то с усмешкой плюнул юрист, но просьбе внял и докапываться до зарплаты перестал. Зато переключился на какую-то совсем левую тему:

— Чего пьешь, сколько выдержки?

— Утром мама сварила, как раз настоялся и остыл, — честно отчиталась девушка и, прежде, чем глаза Дарсена, пораженного продвинутым уровнем виноделия в некоем мире, полезли на лоб, добавила: — Компот ягодный. Смородина, малина, крыжовник. Все с дачи. Все, как я люблю.

— Тьфу! — оценил вкус коллеги законник и отхлебнул из своего бокала совсем не компотика. Следом воззвал уже к Силам: — Внимаем вам, о Великие!

Прочем словечко-обращение 'великие' он употреблял без особого пиетета, вроде как в маршрутке говорил 'девушка, передайте за проезд'. Наверное, рано или поздно человек привыкает ко всему, даже к чудесному в жизни и перестает воспринимать его, как чудесное, переводя в категорию обыденного. Более того, совершенно перестает ценить само присутствие волшебства в жизни.

— Пауки! — Пожаловались 'о Великие'. — Они почти перекрыли доступ паломникам к нашему храму в одном из регионов.

— Они неубиваемые? — удивился Дарсен.

— Ты какой-то странный юрист, — смакуя компот, задумчиво поделилась своим мнением Надежда. — Обычно юристы ищут способ урегулирования конфликта по закону или в обход закона, но так, чтобы внешне закон соблюдался.

— Так это ж пауки, — передернулся всем телом Дарсен. — Мерзкие твари! Ядовитые, лохматые, противные...

— У нас не все такие, — повела плечами Надя. — А птицееды вообще милые, пушистые. И любое животное для чего-нибудь нужно, чем-то полезно. Это человек не всегда, а в природе иначе. Там все взаимосвязано и регулируется само, если только люди не нарушат, как с кроликами в Австралии, которых колонисты завезли для пропитания.

— Ты кроликов с пауками не равняй! Они-то как раз по-настоящему пушистые и вкусные! — вступился за длинноухих юрист.

— Только от них эрозия почвы и исчезновение редких видов местных животных случилась, — согласилась Надя. — Давай разберемся с пауками получше, чтобы не рубить с плеча. Рассказывайте, Силы, все, что о тех пауках знаете. Где живут, чем питаются, какую пользу, какой вред приносят...

Раз просят, Двадцать и Одна не стали ломаться. Рассказали и показали. Первое впечатление от деревьев, заплетенных белой паутиной до состояния зимней изморози, честно сказать, поколебало убеждение Нади о полезности всякой твари вне зависимости от ее внешней привлекательности. Уж больно неприятный открывался вид леса.

Юрист же вовсе скривился и полез в бокал за градусным утешением. На заплетенный лес он старался больше не смотреть, впрочем, слушал речи Сил внимательно.

В лиственном лесу было светло. Деревья с глянцевитыми светло-коричневыми стволами не походили на земные, зато форма листа больше напоминала осину, составляя почти идеальный круг с волнистыми зубчиками по контуру. Полосатые черно-желтые брюшки пауков просматривались в белом сплетении нитей паутины явственно. Так же, как крупные нежно-лимонные цветы в листве и паутине.

— Насколько они ядовиты? — неприязненно уточнил Дарсен.

— Укус пишара не смертелен. Незначительная опухоль и зуд, — поспешили уведомить Силы. — Но, если порвать паутину одного, укусить нарушителя будет стремиться каждый паук из соседних сетей.

— А чем они питаются, я совсем не вижу насекомых. Ни пчел, ни бабочек. Ни мух... Уже всех съели? — задумчиво уточнила Надя.

— Пауки едят нектар уличи, — растолковали Силы.

— Так они все заплели, чтоб конкурентам к цветам не подобраться было? Однако! Ты еще скажи, что эти разожравшиеся полосатые чудовища превращаются в бабочек сказочной красоты! — удивился Дарсен.

Вместо ответа Силы показали очередное чудо: большую, с ладонь бабочку, чьи крылья переливались всеми цветами радуги.

— Что, правда? — изумился нечаянно догадливый законник, отставив бокал на край стола. — А чего сразу не сказали?

— Нам нужно беспристрастное суждение, — ответили Силы, явственно неравнодушные к бабочкам.

Судя по всему, Силы Двадцати и Одной попали в капкан неразрешимых противоречий: с одной стороны, им, бесспорно, нравились прекрасные создания с оригинальными стадиями развития, с другой — путь к храму у паломников не должен быть устлан ядовитыми непреодолимыми препятствиями. Думать о высоком, когда тебя массово жалят пауки, разъяренные разрывами художественно сплетенных сетей, очень непросто. Таких испытаний своим почитателям Силы не планировали.

— А раньше пауки сильно мешали? — осторожно уточнила Надя.

— Нет, обыкновенно их немного, они прячутся высоко в кроне, в глубине леса и не доставляют хлопот.

— Вспышка численности... Наверное, год был теплым и дождей вволю, вот ваши уличи и расцвели с небывалой щедростью, а вслед за ними и паучков прибавилось. — рассчитала девушка.

— И теперь они закусают всех, до кого доберутся? — торжествующе воскликнул Дарсен, упрямо гнущий свою линию на массовое убийство.

— Природа саморегулируемый до определенной степени механизм, — в свою очередь возразила Надя, обожающая биологию, зоологию и прочую '-ию'. На страницах учебных трудов по этим предметам, так же, как и в точных науках, почти не встречалось откровенного вранья. — Теперь надо всего лишь немного обождать. Нектара на всех пауков не хватит, потому прирост численности сменится спадом.

— И паломников тоже поубавится, — хмыкнул тихонько Дарсен.

— Да... — задумчиво вставили Силы Двадцати и Одной, реагируя на слова Нади и почти демонстративно не слыша язвы-юриста. — Иногда, если вблизи нет цветов, они едят друг друга...

— Это они правильно делают! — радостно потер руки законник. — А если еще и отравы добавить...

— Может, просто окружить дорогу пологом, или тоннель с непроницаемыми стенками сделать, чтобы пауки не смогли добраться до людей? А для паломников предупреждение повесить, чтобы в лес не совались.

— Тебя от собственного душевного благородства не тошнит? — сварливо уточнил Дарсен у коллеги.

— Нет, — заулыбалась Надежда. — Я пауков тоже не очень люблю, но бабочки из здешних красивые получаются. У нас из пауков только пауки, а здесь такая прелесть! Пусть живут и глаз радуют!

Радужный вихрь энергий стал ответом на предложение девушки. Вопрос, тяготивший Силы, оказался столь прост в решении! Воистину, Плетущая Мироздания, волею случая угодившая в мир без доступа к могущественному искусству плетения великих нитей Ткани Реальности, оказалась столь талантлива в расплетании сложных проблем, что ликование переполняло Двадцать и Одну, выплескиваясь во внешний мир фейерверками искр.

Дарсен аж прижмурился, не снеся светобуйства, и пробурчал:

— Тоже мне радость, паучков сберечь.

Но, кажется, остался доволен хотя бы уж самим фактом скорого решения вопроса. От него-то Силы отмотаются, наконец, со своими глупыми проблемами и дадут возможность вернуться к выпивке!

Высшие создания убрали трансляцию из паучьего леса и отключили связь с законником, но уходить не спешили. Все продолжали радоваться. Надя же осторожно уточнила:

— Силы, а Дарсен всегда столько пьет? Он так не сопьется?

— Мы заключили договор/ Он дал клятву помогать/ Взамен мы обещали по истечении годичного контракта дать увидеть ушедших в иную инкарнацию родных, — чуть-чуть виновато объяснили суть сделки с юристом работодатели.

— Возможно, стоило ему уплатить аванс — показать любимых, а в зарплату поставить возможность не увидеть, а поговорить с ними? — сразу простив юристу скверный нрав и все алкогольные закидоны, принялась уточнять Надежда.

Почему-то теперь чашка с компотом в руках казалась Наде издевкой над скорбью Дарсена. Пусть полный, сварливый и мрачный, он все-таки обладал отменным чувством юмора, острым умом и, вероятно, иными скрытыми талантами. Будь законник тупицей-алкоголиком, вряд ли Силы пожелали бы поставить его себе на службу. Все-таки тоска по близким — причина куда более уважительная, чем скука или патологическая тяга к блаженному забытью, даруемому туманом спиртного.

Предложение девушки заставило Силы задуматься и признаться, завиваясь радужной дымкой:

— Нам сложно просчитать/Предугадать/Судить!

— У нас в мире так принято: оплата труда делится на две части: аванс и зарплату. Аванс стимулирует работника. В иных мирах иначе?

— Так часто/Бывает/ Но... — нематериальные создания замялись и признались: — Мы не можем просчитать, как поведет себя законник после лицезрения тех, кто некогда был его семьей. Пока он живет надеждой, стремлением быть им снова нужным...

— Значит, вы его мучаете обещанием даже не встречи, а взгляда, — заключила Надя. — Ничего удивительного, что Дарсена тянет к выпивке. А от нее, между прочим, отмирают клетки головного мозга. Эффективность работы снижается!

Вот теперь, подстегнутые веским аргументом, Силы завертелись в шальном круговороте, споря сами с собой. Когда ты один, и то подчас согласия не достичь, а когда тебя больше двух десятков?

'Бросит работу/жалко/плохо думает/надо помочь/аванс /разочаруется?/Плетущая о нас плохо думает/Попробуем, как она предложила?' — все эти обрывки мыслеречи, долетающие до Надежды, звучали одновременно, создавая такой ментальный гам, что у девушки начала болеть голова.

Однако, стоило ей поморщиться, как Силы спохватились, испугались, что опять нанесли урон хрупкой избраннице, и смылись, как мышка в унитазе. То есть, бульк и нет!

Надя снова осталась одна и в тишине. Гудящая голова мгновенно прошла. Отхлебнув забытого компотика, Надежда только улыбнулась. С какими все-таки странными и замечательными созданиями свела ее судьба!

Люба, Дарсен, Силы Двадцати и Одной, Саня — каждый был по-своему замечателен, уникален и каждый ей нравился во всех своих красках. Они сверкали, искрились и не были присыпаны серым пеплом, как старый школьный знакомец.

Глава 4. Понедельник день тяжелый?

Присказке про тяжесть понедельника Надежда никогда особенно не верила. Ей было по-своему занятно проводить выходные дома и будние в офисе. В приемной Степаныча скучать не приходилось. Рутины как таковой не существовало в принципе. Что-нибудь да случалось!

К примеру, сегодня ей действительно пришлось убеждать охранника в своем праве пройти на рабочее место при помощи удостоверения. Михаил поначалу ее не признал. Но знакомый голос и синяя корочка в руках убедили вохровца в том, что в здание стремиться войти ассистент директора, а не враги-террористы с бомбой наперевес.

Коллеги же ее пока не видели. Надя тишком проскользнула в приемную до основного потока спешащих на работу сотрудников. Она как раз заваривала зеленый чай за столиком у окошка, когда дверь привычно шваркнулась с грохотом об косяк. Степаныч влетел в кабинет и заорал с порога, как ошпаренный:

— Ты кто такая? Где Надюха? Заболела?

Надежда обернулась с улыбкой на красно-бурую, пахнувшую острым перцем, вспышку начальника:

— Доброе утро!

— Надя? — облегченно выдохнул директор, чуть не выпрыгнув из жилета, натянувшего обширный живот, заменяющий грудь. — Уф, не признал, богатой будешь, или я с инфарктом в больничке. Хорошая стрижка. Ты теперь раскрасавица. Охрану что ль нанять, чтоб не увели конкуренты?

Девушка прыснула и, ставя на рабочий стол начальства чашку с зеленым чаем и вазочку с любимыми им солеными печеньками, пообещала:

— Я ни к кому не пойду! Мне тут интересно.

— А я думал, тебя шеф и зарплата устраивают, — буркнул разом подобревший после вовремя купированного стресса Степаныч, рухнул в жалобно скрипнувшее кресло и захрустел печеньем.

— И они тоже, — торжественно заверила Надя начальника, добавив к вазочке с печенюшками вазочку с конфетами. Почему-то босс больше всего на свете любил обычные рот-фронтовские батончики и кара-кум. Добавлять, что ее ужасно забавляют 'орательные' концерты шефа, девушка не стала. Ведь Степаныч считал себя великим, грозным и ужасным. Самое забавное, что таковым его полагала и большая часть сотрудников офиса, и работяг, отказывающихся эффективно работать без животворящего пенделя, сдобренного доброй порцией мата.

В остальном рабочий день не принес ничего волшебного и экстраординарного. Надя, укрывшись за монитором, стойко вынесла искренние, восхищенные или чуть завистливые охи-ахи коллег, жадных до зрелищ. Едва по офису пронеслась весть о ее прическе, народ косяком повалил в приемную. Адрес и имя талантливого парикмахера Надюшка не скрывала, и, очевидно, сделала 'Шику' вкупе с Саней не только эффективную рекламу, но и кассу на полгода вперед.

Для самой же девушки ничего кардинально не поменялось. Почта, звонки, компьютер и оригинальные запросы Степаныча из разряда 'не знаю, где и как, но найди, потому что надо' шли своим чередом. Сегодня, к примеру, она искала генеральскую фуражку на день рождения закадычному приятелю шефа. Кстати, такие закидонистые вопросики Надька и любила больше всего в работе. Именно это ее и привлекало в скучной офисной жизни. Ну и еще забавные задачки от хозяйственных тетушек-бухгалтерш, всем косяком из семи душ подкармливающих очень худую и ценную помощницу, совершенно не сведущую в цифрах и одновременно обладающую удивительным даром находить ненужную в их отчетах.

Силы с очередным удивительным делом не беспокоили, зато мама, заканчивающая работу на час раньше, была дома и приготовила для дочери не только ужин, но и скандал. Конечно, как всякая настоящая мама, она дождалась, чтобы Надя, однозначно чувствовавшая неладное, покушала. И только после этого уволокла ее в гостиную со зловещими словами: 'Нам срочно нужно поговорить!'.

Но говорить сразу не начала, только заметалась по ковру, теряя в волнении тапки. И лишь потом выпалила:

— Анатолий Хоботков вчера разбился! Насмерть!

— Толя? — удивленно переспросила Надя, сообразив теперь, отчего дергается и колется красно-коричневым с привкусом прокисшего салата ее обычно спокойная, благоухающая домашней шарлоткой с корицей мама.

Почему-то мысли о чужой или собственной смерти сильно пугали даже самых невозмутимых людей. Надежде это всегда казалось очень странным, но она привыкла и записала загадочный факт в разряд существующих, нелогичных и неподдающихся объяснению.

— Толя, — подтвердила мама Вера и, сурово сдвинув брови, выпалила: — Света, ее соседка, мама Маришки, твоей бывшей одноклассницы, звонила. Говорила сегодня, что он жаловался Катерине, то есть Катерине Петровне, маме своей, что ты его выцветающим обозвала. Надя, ты как-то увидела приближение смерти и не предупредила человека? Да, я знаю, он дразнил тебя в школе, но одно дело детские обиды, а другое...

Вера уронила воздетые руки и беспомощно уставилась на свою странную, удивительную дочь.

— Мам, я не Нострадамус. Сказала тогда лишь то, что видела. Толя выглядел блеклым, пыльным, будто выцветающий снимок. Но откуда мне было знать, что это его смерть так покрасила? Помнишь, летом дедушка Федор, наш сосед, умер. Так он за неделю до смерти так сиять стал, точно звезда. И улыбался, будто чуда ждал...

Настал черед Надежды беспомощно пожимать плечами.

— Отчего же так? — растерянно пролепетала мама, обычно не углубляющаяся в метафизику при беседах с дочкой. Возможно, из опасения услышать что-нибудь эдакое, способное заставить навсегда потерять покой, сон и комплекс надежно-устоявшихся представлений о мире.

— Не знаю, — снова призналась девушка, ничуть не стесняющаяся своей неосведомленности. — Жизнь у каждого разная. Одинаковых не бывает, потому и смерть, наверное, тоже у каждого особенная, своя. Если б я поняла, что увидела, я бы рассказала, наверное...

— Наверное? — удивилась Вера.

— Наверное, — подтвердила Надя и, вздохнув, постаралась объяснить свою точку зрения: — Люди боятся смерти. Даже если бы Толя мне поверил, как провел бы отмеренный срок? В страхе, пытаясь всеми силами избежать неизбежного, или потратил его на улаживание дел, прощание с родными? Мне кажется, бездарно спустил бы на первое, изнывая от ужаса перед неотвратимым. Стоило его пугать, мамуль?

— Не знаю, дочка, — согласилась мать, присела рядом на диван и крепко-крепко обняла свою девочку. — Я, признаться, поначалу подумала, что ты нарочно не объяснила, и испугалась... Нет, не того, что ты такое видишь и можешь, а что не сказала, когда могла, из вредности или мести. Это на тебя совсем не похоже. Ты у меня никогда злой не была.

Надя прижалась к родному плечу и умиротворенно засопела. Все уладилось, с мамой рядом снова стало уютно и очень спокойно, вернулся запах пирога.

Сегодня встречи с подругой не намечалось. Люба позвонила еще утром, до работы, и взахлеб вывалила на новую подругу массу информации о своем новом длинноволосом увлечении из кафе. Заверила, что обо всем расскажет поподробнее (хотя куда уж больше?), но не сегодня. Сегодня вечером она как раз снова встречается с НИМ и идет гулять. В кино они уже были, в музеи нынче не модно, ночные клубы приелись, так что отправятся шататься по улицам.

Надя с легким сердцем благословила Любу на променад с парнем, а сама тоже решила прогуляться после ужина. Не с парнем, конечно, а за хлебом. Этот продукт наперегонки с молоком умудрялся кончаться в семье самым коварным образом в самый неожиданный момент. Казалось, вот он запас: пара булок и багет, а глянешь и его уже нет. Только задумчиво покусывает нижнюю губу мама, припоминая, что она насушила сухариков, сделала гренки, пустила мякиш на котлетки, а на молоке сварила кашку.

Глянув в стратегические запасники квартиры, Надежда предпочла пойти в магазин сейчас, вечерком, а не тогда, когда ей самой срочно надо будет в другое место.

На улице все еще было почти тепло. Коварная стылость осени не успела завладеть городом. На стоянке у небольшого супермаркета было почти пусто. В такую погоду даже заядлые любители колес предпочитали пройтись пешком. Впрочем, не все. Один в накинутом на серый костюм модном плаще как раз захлопывал дверь ниссана.

Повернул голову, увидел случайно Надю, разулыбался, оживился и завопил на всю стоянку:

— Надежда, добрый вечер!

И чуть ли не вприпрыжку подбежал к ней, подхватил под локоток.

— Сменила прическу? Тебе идет!

— Добрый вечер, Вадим Георгиевич, — чуть настороженно поздоровалась Надюха. Не привыкла она, чтобы так бурно и почему-то в странной смеси между синеватой искренностью и ржаво-коричневым расчетом радовались с ней при встрече малознакомые люди.

— Давно хотел с тобой словечком переброситься, но в офис к Степанычу заявиться не рискнул. Решит чего доброго, что я у него бесценную помощницу свести вознамерился, и побьет, или прибьет. Знаешь, какой у него удар? Когда в спарринге боксируем, с трудом блокирую!

— Вообще не знала, что Геннадий Степанович боксом занимается, — улыбнулась девушка, невольно поддаваясь обаянию собеседника. Тому совершенно явственно было что-то он нее нужно, но при этом зла самой Наде он не желал ни капельки.

Рассказывая о том, какой Степаныч замечательный, даже пару медалей с чемпионатов всесоюзных по молодости привозил, Вадим сопроводил девушку в магазин. Помог донести до кассы покупки, бросив в свою корзину. А на стоянке всучил огромную шоколадку из собственного набора и таинственным шепотом поведал:

— Взятка! Спросить хочу, как думаешь, скидывать мне акции Симгазвеста?

— Нет, — машинально покачала головой Надя, размещая шоколадку между булкой и пакетом молока.

— Почему? — удивился Вадим.

— Потому что кислый цвет, — пожала плечами девушка и попрощалась: — До свидания, спасибо за взятку.

'Потому что кислый цвет', — повторил себе под нос мужчина, почесал висок, пожал плечами и пикнул брелком сигнализации. Запоздало крикнул вслед загадочной девушке: — Может, тебя подвезти?

— Не надо, — отказалась Надя, сворачивая в арку.

И тут же пожалела о своем отказе. Лучше б она согласилась, или на худой конец, пошла другой дорогой. В арке, пошатываясь на ровном месте, стояла в дым пьяная старуха. Нет, женщина, которую нежданно ударившее горе состарило за считанные часы. Тетя Катя, мама Толика. Горько-серо-багровые клубы вкуса пепла вились вокруг несчастной.

И черт дернуть Надьку подойти и предложить:

— Тетя Катя, пойдемте, я вас домой отведу.

— Домой... Да надо, ужин Толичку разогреть... Нет... зачем... Толички-то нету... Зачем? — убитая горем женщина резко раскрыла совершенно трезвые полные боли глаза и в упор глядя на Надьку бросила: — Ты его сгубила?

— Нет, — покачала Надя головой. — Простите, тетя Катя, я не поняла, что видела, не поняла, что ему скоро пора уходить будет. Но, если вам легче будет, меня вините, ругайте, обзывайте, даже ударьте. Вам сейчас слишком плохо, я не обижусь. Только пойдемте я вас до дома провожу. Не стоит здесь вот так стоять.

— Ударить? Да я, я б убила за мальчика моего, — на миг из-под сморщенного потерей обычного лица выглянуло нерассуждающее, жадное до чужой крови чудовище. Катерине пожелалось вмазать этой живущей, топчущей землю тогда, когда ее сынок ушел навсегда туда, откуда его не окликнуть, тощей девице. Вмазать так, что зубы лязгнули, что отлетела та к стенке дома и сползла недвижимой. И тут же, испугавшись собственных кровожадных желаний, это чудовище отступило, спряталось в берлогу боли, заскулило беззвучно. Слишком невинным и чистым для ведьмы, губящей парней, был взгляд у Надюхи, Веркиной дочки. Он излучал лишь сочувствие, но ни капли вины.

Рука, приподнятая было для замаха, упала плетью. Приступ агрессии схлынул, не начавшись.

— А мой мальчик мертвый в холодильнике лежит, а дома ящик этот стоит. Не могу смотреть, — пожаловалась и беззвучно заплакала тетя Катя.

— Пойдемте к нам, мама вам на диване постелет. Поужинаете, — неожиданно для себя предложила Надя, и Катерина неуверенно кивнула, соглашаясь.

Девушка подхватила чужую маму под локоток и повела аккуратно, будто слепую. А та, найдя подходящие уши и сочувствие, принялась взахлеб рассказывать, каким замечательным мальчиком был ее Толик.

Надя слушала, и чем больше слушала, тем задумчивее становилась. Они с тетей Катей знали каких-то совершенно разных Толиков. Ее был грубым, бесцеремонным насмешником и трусоватым драчуном. Толя тети Кати выступал как нежный, любящий сын. Правда, большей частью счастливые моменты вспоминались матерью из совсем дальнего прошлого, тех самых далеких школьных лет, изредка студенчества.

Впрочем, не зря говорят — о покойниках или хорошо, или ничего. Потому Надя молчала. Молча довела Катерину Петровну до дому, молча передала с рук на руки обалдевшей матери. Та сориентировалась быстро. Повела на кухоньку, заворковала, застучала чашками, зазвякала тарелочками. Зашумел, добавляя уюта, чайник.

Надя едва ли не на цыпочках уползла к себе в комнату и забилась в уголок кровати с книгой из тех, которые не вызывали ядовитой неприязни ложными словами.

Через часок заглянула мама и сказала:

— Уснула, бедная, прямо на диване. Я ее пледом прикрыла. Вымоталась, настрадалась. Не дай бог ни одной матери своего ребенка хоронить, каким бы непутевым он ни было. Я с работы отпросилась, отгул взяла. Помогу ей завтра. Спасибо, Надюшка, что ее привела, мое сердце успокоила.

— Это тебе спасибо, — слабо улыбнулась девушка. — Знаешь, мам, теперь я жалею, что не понимала и ничего не сказала. Может, вышло бы у него со своей мамой попрощаться как-то по-человечески. А то ей даже вспомнить-то по-настоящему теплого и душевного о нем по большому счету нечего.

Мама Надькина лишь покачала головой. Худого слова парень уже не заслуживал, потому что ушел насовсем, а доброго, увы, не стоил. В опустевшей квартире Толика осталась религиозная соседка, нанятая на всю ночь читать молитвы. А семья Нади, приютившая знакомую, заснула.

Рано утром Надежда входила на кухню не без легкой опаски. Как-то ее встретит Катерина Петровна? Та уже проснулась и сидела с мамой Верой за столом, о чем-то горячо ей рассказывая. Столько умиротворенной, светлой печали, горчащей, как прихваченная морозцем калина, было во всем ее облике, что Надя невольно удивилась этой разительной перемене. От вчерашней мрачной безнадежности с болотным запашком не осталось следа.

— А знаешь, Надя, я сегодня Толю во сне видала. Пришел такой задумчивый, тихий, прощения попросил. Сказал, жил бестолково и глупо ушел. Но за него попросили, и ему разрешили со мной попрощаться. Я всплакнула, он утешал и извинялся. Так-то вот... Потом развернулся и ушел. Поначалу четко его видела, а потом он и впрямь тусклым стал силуэтом, слишком далеко уходил. Выцветал. Все, как ты сказала тогда ему, но мы не поняли...

— Я и сама не поняла, тетя Катя, — снова откровенно повинилась Надя.

— Может и так. Только я думаю, если б я с тобой вчера не пошла, ничего б не увидела ночью, — скорбно покачала головой Катерина Петровна. — Спасибо, Надюша, что привела меня к вам.

Глава 5. Цветные кошмары

После обеда во вторник солнышко внезапно вспомнило о том, как усердно оно трудилось летом, взяло да вмазало по уходящей на отдых земле и опешившим людям внезапным ударом тепла. С непривычки он показался душной жарой.

Надя даже окно, а не форточку, в кабинете открыла и вытащила из шкафа бутылочку минералки. Открутила крышку, выпуская газ. Ледяной и сильно газированной воды девушка не любила, невкусно! Вдобавок горло тут же болеть начинало, стоило забыться и, изнывая от зноя, глотнуть водички из холодильника. По наследству от мамы Надьке досталось слабое горло, не терпящее ледяной минералки и лакомств из морозилки.

Пока вода приходила в соответствие с желаниями заказчицы, девушка вооружилась опрыскивателем и полезла, пока в кабинет Степаныча не заглянуло солнце, попшикать водичкой на здоровенную монстеру. Вполне мирную, несмотря на агрессивное звание, лиану.

В приемной что-то дернулось, зашумело, непонятно зазвенело порванной струной и запахло прогорклым маслом как раз, когда Надя заканчивала ухаживать за пышным растением. То довольно топорщило листья, наслаждаясь душем.

— Надюша, я на месте! О, минералка, кстати! — в приемную внесся Степаныч и схватил со стола ассистентки бутылку.

— Ваша в холодильнике, а эта теплая и без газа, — успела выкрикнуть Надя прежде, чем Степаныч присосался к бутылке, чье содержимое почему-то сменило прозрачный цвет на что-то густо-красное с черными протуберанцами.

И пусть ребята в институте часто покупали в магазинах всякую шипучую гадость невообразимой расцветки, Надя ее съедобной не считала. Даже цветочки ею бы поливать не стала. Так и минералку, отвоеванную у шефа, не выпила. Пока тот жадно булькал холодненькой с пузырьками жидкостью, девушка плотно закрутила пробку и спрятала отраву в нижний ящик стола, чтобы в свободную минутку аккуратно вылить в унитаз, надеясь не потравить весь город одним испорченным бутыльком. Все-таки не бледная поганка, после которой и немытые руки могут смертью обернуться!

Странная вода проторчала в столе до конца рабочего дня. Все мысли о ней совершенно вылетели из головы, вытесненные рабочими хлопотами, звонком новой подруги, снова болтавшей о замечательном парне. Эдак между делом Любка еще и повозмущалась произволом начальницы, содравшей целую пятисотку на похороны так некстати почившего Толика. Трагическая гибель Хоботкова девушку не особенно впечатлила. Она только порадовалась тому, что не ехала с гонщиком-неумехой в одной машине и перешла к другому разделу девчачьих сплетен.

Так промелькнул день. Надя уже дошла до двери в приемную, чтобы закрыть кабинет — шеф все равно умотал в администрацию города на какое-то совещание, — как спохватилась и вспомнила про свои планы уничтожения отравы. Оставив ключ в скважине, а сумку на ручке двери, Надя подбежала к столу и нагнулась к ящику.

В ту же секунду послышался неприятный скрежет, а вслед за ним грохот и металлический звон. Рухнуло большое и тяжелое панно — чеканка по металлу. Эту громадину два на полтора метра приволок когда-то из командировки Степаныч и не нашел ничего умнее, чем повесить над дверью в приемную. Вообще-то, место было выбрано по одной банальной причине — других свободных участков стены нужного объема ни в кабинете, ни в приемной не имелось. Первый был занят картой и большой панелью телевизора, вторая шкафами с документацией.

Крепили на совесть, чеканка лишь сдержанно гудела, когда шеф шумно врывался в приемную, грохая дверью. И вот теперь здоровенная, казалось бы, на века повисшая чеканка, издав колокольный ба-а-нг! в итоге приземления, валялась у двери как раз там, где несколько секунд назад стояла Надюха.

— Ой, — тихо сказала девушка, прижав ладошку ко рту.

Веселые усатые парни с кинжалами и девушки с тяжелыми гроздьями винограда в высоких корзинах ничего не ответили. Зато из бухгалтерии прибежали практически все, еще не ушедшие домой сотрудницы. Толпясь в коридоре, они заквохтали и загалдели:

— Я всегда мимо проскакивала с опаской, а вдруг шмякнется!

— Ой как загрохотало!

— Наденька, ты цела?

— Надо было эту махину не вешать, а прислонять к стене и пониже, чтоб не прибило никого!

— Все хорошо, — заверила коллег девушка, разглядывая ушки чеканной громадины, в которых застряли три здоровенных самореза. По контурам фурнитуры мелькнули и исчезли оранжевые всполохи. Выходит, работа неизвестного мастера покинула стену вместе с держателями. Кажется, песка в кладке дома оказалось больше, чем иного другого содержимого, и он не снес силы искусства.

Совместными усилиями две самые могучие тетушки-бухгалтерши подняли и прислонили шедевр к стене слева от входа. Подальше, чтобы никто об чеканку ненароком не запнулся. Потом всучили Наде конфету 'Пчелка', запас коих не переводился у финансистов, и удалились. Надя машинально сунула мармеладину в рот, бутылку в сумочку и повернула ключ в замке, закрывая кабинет.

Повезло сегодня! Не вспомни она про испорченную минералку в бутылке, сейчас бы в карете скорой помощи ехала. А это совсем не та карета, прокатиться в которой стремится каждая девушка.

Придя домой, Надюшка, поостерегшись пользоваться раковиной, по-тихому слила минералку в унитаз, а бутылку выбросила в мусорное ведро.

Утро среды началось со взбудораженного Степаныча, явившегося на работу раньше Надьки и встречавшего ее едва ли не в дверях возбужденным шепотом, звучавшим, впрочем, как через рупор. Не умел шеф говорить тихо, хоть режь!

— Надя, надо вызывать полицию! У нас картину украли! Не знаю, правда, на кой она кому сдалась и как перли, но факт — чеканки-то нет! На цветмет что ли ее утащили? Вместе с саморезами сволочи уперли!

— Не надо полиции, — прыснула в ладошку Надя и ткнула пальцем туда, где притаилось 'падшее' произведение неизвестного мастера.

— Во б... лин, — проглотил эмоциональное непечатное высказывание шеф, а девушка продолжила:

— Она упала вчера, вот и убрали подальше.

— Никого не пришибла? — озаботился Степаныч не столько и не только здоровьем бесценных сотрудников, сколько самой возможностью травм на производстве, проблемами с трудовой инспекцией и оплатой больничных.

— Нет, но очень старалась, — хихикнула Надя.

— Тогда назад вешать не будем. Я ее Вадьке подарю, чтоб чужих ассистенток не сманивал! Мне вчера на тренировке втирал про твои бесценные советы. Это когда ты успела его личным консультантом по акциям стать?

— В магазине встретились, — бессовестно сдала секретарша приятеля шефа. — Он меня не сманивал, только шоколадку подарил, большую.

— За совет, который ему пару-тройку лимонов принес, — хмыкнул Степаныч, новым, цепким взглядом окидывая девушка. — Может, и мне тебе шоколадки за консультации в зарплатную ведомость включить?

— Не надо, пожалуйста, — непроизвольно вырвалось у Нади, и она подалась на полшага назад. — Один раз — не страшно, а все время... Или я ошибусь, или вы не так поймете, что я сказала, или еще что-нибудь неприятное случится. Нельзя...

— Почему? — искренне удивился шеф, заправляя большой палец в кармашек жилета.

— Просто нельзя, — вздохнула помощница. — Одно дело, если у меня само, потому что работаю, получается, другое — если специально попытаться сделать. Это уже горького цвета и грязным туалетом пахнет. Плохо объясняю, да?..

Надежда растерянно замолчала, не зная, как перевести интуитивные ощущения на человеческий язык слов. И это она еще про цветные нити, ниточки и их сплетения вокруг промолчала...

Но Степаныч дураком не был, и хоть в мистику не верил, зато за эти месяцы крепко-накрепко поверил в свою ассистентку. Потому хмыкнул, потер подбородок и кивнул. Не следует, так не следует! Больших барышей на ровном месте не срубишь, а бесплатный сыр в мышеловке только для второй мышки бывает.

— Да, Надюш, — спохватился шеф, хлопнул себя по груди и полез в потайной нагрудный карман жилета.

Эту одежду он в неформальной обстановке носил на работе вместо пиджака, потому как удобнее и влезает всего много. Столько, сколько надо, и еще чуток сверху. Супруга Виолетта Николаевна, истинный образец элегантности и вкуса, никак не могла отучить мужа от тяги к простецким жилетам и, в конце концов, махнула на неисправимую половину рукой.

Из обширного потайного кармана Степаныч извлек стопку небольших прямоугольников с надписью 'приглашение' и крупными бордовыми розами. Одно приглашение вручил секретарше лично в руки, остальные шлепнул на ее рабочий стол.

— Дарья Вадимовна свой юбилей будет отмечать на следующей неделе. Просила меня всем приглашения раздать заранее, чтоб народ успел приготовиться. Сама от дочки из Европы только послезавтра вернется. Своим трепушкам в бухгалтерии не доверила, сюрприз бы не получился. Скоро будем юбилей нашего главбуха праздновать! А пока на тебе и Бомбошкине подарок. В бизнесцентр идите. Дарья фоторамку хотела. Подберете ей что-нибудь приличное.

— Я в фоторамках не разбираюсь, — сразу предупредила Надя, не отказываясь, однако, от поручения.

— Ничего, зато Бомбошкин в технике шарит, а ты внешне посмотри, чтоб вам, женщинам понравилось, — дал инструкции начальник.

Надя смирилась с распоряжением босса, не уточняя, что ее женский вкус на вкус Дарьи Вадимовны похож мало. Вернее, совсем не похож. Впрочем, в чем-то Геннадий Степанович был прав. Какая именно вещь может прийтись по вкусу бухгалтерше, любительнице сиреневого цвета и пушистых котиков с плоскими мордочками, девушка примерно представляла. А Андрею Бомбошкину, компьютерщику, связисту и главному (потому как первому и единственному) специалисту по офисной технике, останется только проверить подарок по своему профилю.

У Степаныча слово с делом не расходилось и на потом не откладывалось. Озадачив Надюшку, он тут же крикнул через приоткрытую дверь, уловив краем глаза неспешное движение на лестнице в коридоре:

— Андрей, зайди!

Мячиком подпрыгнув на месте от грозного окрика шефа, Андрей скатился со ступенек и явился пред темные, потому что карие, начальственные очи.

Весь мягкий, круглый и улыбчивый, парень в вечном бежевом свитере и джинсах вызвал у любого лица женского пола родительски-дружественные ассоциации и покровительственные у мужчин. Даже Степаныч на технаря почти не рычал, что, однако, не мешало Бомбошкину побаиваться грозного шефа и стараться как можно реже попадаться ему на глаза. Тактика оказалась верной. Если парня не видно на переднем плане, значит, работает — так рассуждал босс и одобрительно хмыкал, заставая Бомбошкина, ползающего в бухгалтерии под очередным столом в поисках проблемы очередного не поладившего с дамами-бухгалтерами устройства.

Начальник дал короткую инструкцию насчет подарка. Андрюша закивал, выражая готовность отправиться за фоторамкой для главбуха так энергично, что Надя слегка испугалась за шею специалиста. Но ничего, обошлось без вывиха.

Зато уже через пятнадцать минут они шагали к бизнесцентру. Здание находилось через дорогу от офиса. В нем имелось целых два крупных магазина, вовсю конкурировавших друг с другом в борьбе за сердца и кошельки покупателей. А что принадлежали эти магазины одному и тому же собственнику, так об этом гоняющимся за скидками и акциями клиентам было неведомо.

Сейчас как раз акция на нужный товар была в 'Золотых Горах', а 'Сила Техники' объявляла сезон хозяйственный, потому народ спешил туда за холодильниками и стиральными машинами.

В стиралках и морозилках Бомбошкин не разбирался совершенно. Зато о фоторамках знал столько, что не успел вывалить на голову бедной Надежды и десятой доли 'занимательной' информации за время пути от офиса до точки продаж.

Нет, Надя не останавливала разошедшегося ай-ти специалиста, потому что излучал болтающий взахлеб Дима приятный аромат пончиков в сахарной обсыпке и сиреневого энтузиазма. Почему этот энтузиазм был сиреневый, Надя не смогла бы объяснить и под страхом смертной казни, но что было, то было.

Ай-тишник сыпал названиями рамок, их достоинствами от возможности подключения ю-эс би до встроенных динамиков, болтал про четкость изображения... Словом, Наде перед витриной с товаром осталось только обозначить рамки поиска нужной рамки: красное, сиреневое или розовое, но ни в коем случае не черное.

Скучающий менеджер, почуяв родственную душу, обсуждал с Бомбошкиным объем памяти, число пикселей, разъем и дополнительные функции. Надя в качестве живой мебели разглядывала ассортимент, а потом ткнула пальцем:

— Андрюша, выбирай из этих, какая лучше. Другой цвет Дарье Вадимовне не понравится. Все равно, ю-эс-би разъем, пиксель и разрешение экрана для нее будут звучать, как ругательства.

Дима печально вздохнул, понимающе переглянулся с менеджером Борисом (в каких зверских условиях мне приходится работать!), наступил на горло собственной песне и подчинился женскому произволу.

И пусть Бомбошкин немножко бурчал себе под нос, но покупкой был явно доволен. Более того, вернувшись в офис, даже потащил в свой кабинет-серверную в подвале Надю, чтобы подключить будущий подарок еще разок и хорошенько его потестить, а может и закачать несколько фоток для проверки.

Намурлыкивая себе под нос нечто динамичное, Анрей закружился по серверной большим шмелем, выискивая подходящую флешку, и отыскал-таки набор фото и подборку видео с новогоднего корпоратива. Нет, на столах никто не танцевал и стриптиз не показывал, людям и так было весело. Конкурсы, организованные маркетологами, концерт, вкусная еда — обиженным не ушел никто, кроме, может быть Валеры из снабженцев, получившего очередной отворот поворот от Вероники из экономического.

Довольно побулькивая, Бомбошкин усадил Надю в компьютерное кресло, сам плюхнулся на железный табурет рядом и гордо щелкнул пультиком от фоторамки. Дескать, о как я!

Надя заулыбалась мелкому позерству, следя больше за технарем, чем за прибором. Потому пропустила момент, когда экранчик полыхнул ядовитой желтизной и снова перешел на нейтрально-серый. А Бомбошкин восхищенно выдохнул:

— Вау, тут оказывается трейлер к ужастику закачан был! Ну и морда! Весь лиловый, череп не череп, монстр не монстр, да еще не то дым, не то слизь желтая сочится отовсюду! Зачетно! Куда там пожирателям снов из 'Третьего Кошмара'! Интересно, когда на экраны пустят? Что-то я до сих пор анонса не видел. Любишь ужастики, Надь?

— Не особо, — честно призналась девушка, которой все эти маскарадные пляски с ее-то особенностями восприятия, казались халтуркой на детском утреннике в деревеньке Гадюкино. Один кукольный или накрашенный под кукольного уродец-актер пытается сделать вид, что пугает других, а те старательно делают вид, что пугаются. При этом страшно может быть только тому, кто принимает такие штуки всерьез.

— А... ну да, ты ж девушка, тонкая натура, — вздохнул парень и попытался, щелкая пультом, поставить ролик на повтор. Не тут-то было! Ролик обнаружить не удалось.

— Эх, самостирающийся после разового воспроизведения был, а я даже названия не увидел, — пожалел айтишник и тут же утешил сам себя: — Ладно, в сети пошарю, найду. Такая летающая фиолетовая харя точно редкость! Давай фотки посмотрим. Как тут с четкостью и яркостью, может, что подрегулировать надо.

Надя честно отсидела еще с десяток минут, пытаясь уловить нюансы цветопередачи и разрешения экрана. Разумеется, без особых успехов. Потому просто немного поглазела на фотографии из праздников и будней офиса (у Бомбошнкина обнаружилась недурная подборка фото, сделанных коллегами и отщелканных лично). И как только сочла возможным, сбежала к себе в приемную, оставив технаря колдовать над тонкостями настройки и упаковкой чуда техники обратно в коробку.

— Купили? Денег хватило? — только и спросил Степаныч.

— Да, лиловая, еще на букет с избытком осталось, а красивый подарочный пакет нам к коробке и так дали, — отчиталась Надя, закрывая вопрос.

Глава 6. Дружба — это чудо!

Вечером, как договаривались, забежала Люба, довольная, как мытый слон, и легкая, как птичка по весне. У нее наклевывался роман с тем самым парнем из кафе. Отношения после похода в кино и прогулки как раз входили в стадию конфетно-букетного периода. Потому глазки у девушки блестели, щечки покрывал совершенно естественный румянец, а рот не закрывался ни на секунду.

Надежда слушала спокойно, ей было интересно и, пожалуй, приятно ловить отголоски оттенков и ароматов Любы. Сейчас от нее веяло засахаренными апельсиновыми дольками и цветущей вишней. Надя не столько слушала, сколько нюхала и улыбалась.

Раздухарившаяся девица порхала по небольшой комнате, машинально касаясь всяких мелочей: то статуэтки забавной собачки, то картинки из песка в рамке, то маленького флакончика-пробника летней туалетной воды, забытой на столике. Когда подруга коснулась зеленого стекла, там сверкнула черно-зеленая искра. Надя сама не поняла, что произошло, но апельсиновый и вишневый ароматы вдруг сменились на горько-кислую вонь прогорклого масла, замешанного на тоскливой безнадежности. Люба всхлипнула и, закусив губу, метнулась к приоткрытому окну.

Не почувствуй Надя изменения запаха подруги, наверное, и сделать-то ничего не успела бы. А так... Может, это и неблагородно, но Надя выставила ногу, Люба запнулась за нее и грохнула на ковер, больно стукнувшись локтями, коленями, подбородком и до крови прикусив язык. Да еще и распорола по шву юбку.

— О-у, — взвыла Люба, к которой вернулись ее вкусные и нежные запахи. — Надь, чего со мной было?

— А что было? — вопросом на вопрос, чтобы узнать причину смены аромата подруги, уточнила девушка.

— Не знаю! Я ж не психическая. А тут вдруг накатило. Все таким гадким и бессмысленным, показалось, тесным, а окошко твое — как единственный выход светилось. В него рыбкой нырнуть и лететь, как птица...

— Пятый этаж, — констатировала Надя и попыталась неловко пошутить: — А ты ни плавать по воздуху, ни летать пока не умеешь, так что лучше ножками давай, птичка и рыбка моя.

Любка всхлипнула, порывисто обняла подругу и расплакалась от облегчения.

Надюша гладила Любу по спине и следила за тем, как ошметки черно-зеленой искры во флакончике бледнеют и исчезают. И вот уже ничего зловещего нет, как не было. Невинный маленький пузырек, способный подарить лишь капельку аромата арбуза и мяты.

— Господи, Надька, если бы не твоя подножка... Что на меня нашло? — еще разок жалобно всхлипнула Любка. — Я что, чокнулась?

— Ты совсем-совсем нормальная, Любаш, я тебе чем хочешь поклянусь, — твердо ответила Надежда.

— А это? — губы собеседницы снова затряслись, а взгляд на окно за белым тюлем вызвал судорогу страха.

— А это порча была, — решительно призналась Надя. — Чья, не знаю, но видеть кое-что порой получается, потому меня чудачкой и дразнят.

— Кто-то навел на меня порчу? — испугалась и одновременно ужасающе восхитилась Любка. — Кто бы это мог быть? Светка, у которой я парня отбила? Хотя нет, она уже другого нашла... Блин, тогда надо эту пакость с концами убрать. К бабке-шептунье что ли съездить, в Бобровке, говорят, хорошая живет, только берет дорого... А что и как ты видишь?

Девушка, оставив страх позади, тараторила без остановки, забалтывая свои переживания и строя планы. Благо прикушенный язык уже почти не болел.

Надя же достала из тумбочки шкатулку со швейными принадлежностями и тюбик с ранозаживляющим гелем. Нитку с иголкой, поскольку сама с ними не дружила, вручила Любаше для починки юбки, а сама принялась мазать колени подруги.

— Я цветами и запахами порой вижу. У тебя запах плохим стал и цвет грязным, а сейчас все по-прежнему. Снялась порча. Наверное, она на одно действие нацелена была, а как не вышло, так и распалась, исчезла. Сейчас на тебе никакой порчи нет.

— Точно? — прищурилась Люба.

— Точнее не бывает, — заверила Надежда.

— Тогда пошли в парк, — позвала подруга, решительным пинком отбрасывая панические мысли.

— Пошли, — согласилась девушка, только теперь по-настоящему начиная понимать анекдот на тему 'порой на что-то согласиться бывает проще, чем объяснить, почему не хочешь'. Настроения гулять после мерзкого случая с какой-то пакостью, попавшей в духи, не было, но раз обещала...

Впрочем, оптимизм неунывающей Любки оказался столь заразителен, что Надежда отложила на время все свои заботы и получила истинное удовольствие от совместной прогулки. Любаша ухитрилась даже затащить ее не только на колесо обозрения (это-то ладно!), но даже в тир. В палатке Надя столь безбожно мазала дротиками по надувным шарикам, что вызвала своей косорукостью настоящее восхищение у дедушки-продавца. Дескать, видал я мазил, но таких мастеров отродясь не попадалось! От щедрот восхищенной снайперской души старикан даже выдал Наде награду: колбочку с мыльными пузырями за что получил от двух девушек по звонкому поцелую в каждую щеку.

Подруги баловались как дети, выдувая стайки радужных пузырей. Те посверкивали в лучах закатного солнца, просачивающегося сквозь пестрые, точно мелированная головка модницы, деревья. А потом девушки подарили остатки пузырей первому попавшему карапузу, чьи завидущие глазенки выдали его желания. Пацаненок в ответ всучил щедрым дарительницам по жевательной конфете из кармашка и вприпрыжку помчался к бабушке, хвастаться подарком.

Домой после восьми вечера Надя входила с улыбкой, которой тут же слиняла с губ от вида огорченной матери. От той веяло горькой календулой и синей печалью.

— Что случилось? — выпалила девушка с порога, едва прикрыв дверь. Сердце екнуло, опасаясь новой беды.

— Адениум погиб, — горестно пожаловалась цветовод-любитель дочке. — Еще с утра зелененький был, с бутонами розовыми в обсыпку, а сейчас черный. А я ведь его так хорошо полила. Специально для него бутылочку поменьше отмыла, чтоб в поддон лить, а не под корни.

— Мама, ты из ведра бутылку синенькую с оранжевой крышкой доставала? — мертвым голосом уточнила Надя, проверяя очень нехорошее предположение.

— Ну да, — пожала плечами Вера. — Я ж ее горячей водой ошпарила, отполоскала. Там же не газировка или иная какая отрава, обычная минералка была.

— Ох, мамочка... — только вздохнула Надя и попросила: — Бутылку вместе с водой в мусор выброси и больше ничего из нее ничего не поливай. Там отрава была.

— Какая отрава? — всполошилась мать.

— Не знаю, и откуда тоже не скажу, а начну гадать, ты снова решишь, что я не в себе, — повела плечом девушка и попросила: — Свари лучше пельмешек.

— И то верно, я ж и сама еще не ужинала, — спохватилась Вера, больше не приставая к дочке с расспросами. Она поспешила на кухню, изо всех сил отодвигая мысли об однокласснике Ванечке, услуги которого могут в ближайшее время пригодиться не только Надюшке, но и ей самой. Вот только бутылку она для начала выкинула, как и просила Надя. Сумасшествие сумасшествием, но ведь цветочек и впрямь погиб! Не пригрезилось же ей это!

Чтоб поскорее закипела вода, Вера наполнила кастрюльку прямо из еще горячего чайника. Чиркнула спичкой у конфорки. Надя помыла руки, накинула халатик и подтянулась к маме на кухню, чтобы посидеть рядом с дорогим человеком и просто помолчать, если нельзя ничего рассказать.

Вера залезла в банку с солью, зачерпнула и щедро метнула в закипающую воду кастрюльки чайную ложку с горкой. Вода в эмалированной старой кастрюльке взметнулась горбом, как волна при шторме, стала грязно-голубой и опала назад, оставляя вонь паленого волоса.

— Мама, мне кажется, пельмени в этой воде варить нельзя. Ее надо вылить, а кастрюльку выбросить, — дрогнувшим голосом, резюмировала Надя.

— Я воду из чайника наливала. Его тоже выбросить? — только и спросила Вера.

— И его, — отрешенно согласилась Надя.

— Дочка, мы ведь не сумасшедшие? — все-таки осторожно уточнила мама.

— Нет, — чуток подумав, твердо объявила Надежда свой ответ на слишком популярный этим вечером вопрос.

— Тогда, что происходит? Это все как-то связано с твоими рассказами про... — матушка замялась, но все-таки произнесла, буквально заставила себя сказать то, что выговариваться никак не хотело: — про кулон и Силы.

— Я не знаю, но попробую узнать. Я их сейчас позову. Только ты все равно не увидишь и не услышишь ничего, лишь мои слова.

— Если они объяснят, почему погиб цветок и вода испортилась, я попробую поверить, — нетвердо пообещала Вера, присаживаясь на табуретку рядом с дочерью.

Надя положила ладошку на подвеску, которую теперь не снимала даже ночью, потому что с ней было как-то уютнее и надежнее. Вздохнула и позвала: — Силы Двадцати и Одной! Пожалуйста, мне с вами очень надо поговорить!

— Плетущая? /Звала?/ Что случилось? У нас проблемы/огорчение/ неприятности! Хорошо, что позвала, посоветуемся! — раздался в создании Нади привычный уже слаженный разноголосый ответ.

— Посмотрите на воду в кастрюле и чайнике. С виду была обычной, мы хотели сварить пельмени...

— Нельзя! — одновременно и единогласно завопили Силы, а потом их голоса смешались: — Отрава!/Опасность!/ Радужная смерть!/Откуда?/Кто сотворил заклятье?

— Мам, они подтверждают, что в кастрюле и чайнике яд, — первым делом проинформировала Веру дочка, не добивая родительницу эффектными словами 'радужная смерть', и уточнила уже у Сил:

— Какое заклятье? Вы же сами утверждали, что в этом мире не действует магия.

— Говорили/ Так и есть! Заклятье древнее! Злое!/ Великие маги или боги на него способны./ Нити Мироздания видишь ты, те, кто радужную смерть плетет, иным путем идет! Нити надрывают чары те, узлами тайными завязывают. Потом исчезает плетение то. Семикратно удар сплетенное заклятье наносит, но узреть нельзя его, лишь действие и след цвета потом, — выдали оглушительную информацию собеседники, вновь вещая хором.

— Вы хотите сказать, что меня кто-то пытается убить магией, — конкретизировала Надежда панические вопли Сил. — Значит, вода в бутылке, упавшая картина, странный запах духов и сменившая цвет вода в кастрюльке — все это может быть одним заклятьем?

— Уже голубой цвет плетения! Пятикратно по тебе удар был нанесен! — удивительно слажено продолжили биться в истерике Двадцать и Одна Сила, более всего коря себя за то, что ничего не заметили до тех пор, пока избранница не позвала и буквально не ткнула их носом в опасность.

— Пять? Эм, красным светилась вода, чеканка из креплений, заискривших оранжевым, выскочила — было, искорка в духах зеленая появлялась. А желтого цвета не заметила, — развела руками Надя, под причитания Сил о проваленной попытке наслать страшнейший ночной кошмар, лишающий рассудка.

Откуда было знать коварным убийцам про отважного айтишника Бомбошкина, принявшего удар на себя? Про его фанатичную любовь к фильмам ужасов и закаленную ими психику? Чтобы чары подействовали, зрящий обязан был хоть на миг испугаться видения, а он, зараза, испустил неистовую волну восторга, мгновенно нейтрализовавшую зловредное плетение!

Не ведая о героическом спасителе, девушка отложила переживания о несостоявшихся мистических покушениях и уточнила самое актуальное для небогатой семьи:

— Посуду выбрасывать или ее как-то отмыть от отравы можно? Жалко чайник и кастрюльку.

— Мы поможем, воздействие на воздействие извне разрешено и возможно в рамках технических миров, — поспешно объявили Силы и будто супер-средством прошлись по пострадавшей посуде, устраняя ошметки ядовито-голубой дряни, заодно избавляя пространство и от вони паленых волос. Последнее, скорее всего, существовало лишь в воображении чуткой девушки и сменилось приятным запахом озона после грозы.

— Спасибо, — поблагодарила Надя и сообщила замершей на табуретке матери: — Силы все исправили, выбрасывать ничего не придется.

Вера только тихонько растерянно вздохнула, а девушка продолжила расспросы:

— Кто от меня пытается избавиться? У вас есть враги?

— Мы не боги, не враждуем ни с кем!/ Блюдем гармонию миров!/ Не должно врагов быть!/ Не знаем, сложно информацию о техномирах собирать!/ Не видим нужной ячейки в информационном коде Вселенной! Искать будем! — опять дружным хором выдали почти привычную Наде разноголосицу незримые собеседники.

— Поняла. Только вы сами говорили, здесь магия не действует, как же тогда эта сработала? — снова повторила вопрос озадаченная девушка.

— Магия в мире техническом не проявляется явно. Но ты — Плетущая, сила твоя при действии вовне направленном, будь то беседа, совет или иное, что влияет на миры иные, сама создает поле, в котором частица магии проявиться может, не только твоя, но и извне привнесенная. Внедрилась в плетение силы твоей, в ней же скрылось! Не разглядеть!/ Дар угрозой обернулся! Не учли/Не просчитали/ Подвергли опасности! — вывалили информацию на многострадальную голову собеседницы Силы.

Они кружились радужным вихрем по комнате, выливая на Надю панические всплески эмоций, отдающих переспелой и подкисшей черникой. Почему черникой и именно подкисшей, Надя, как обычно бывает с ее странными вкусо-ароматическими ассоциациями, конечно, сказать не могла, но настроение у Сил Двадцати и Одной было именно таким.

— Пельмешки-то можно варить? — не дождавшись других пояснений, неуверенно уточнила мама Вера и, получив согласный кивок, занялась единственным полезным делом.

Почему-то у Веры Николаевны не получалось поверить в настоящую опасность, грозившую ей и дочке от цветной воды в кастрюльке. Нет, какой-то частью сознания она принимала странную реальность, но испугаться так, чтоб до паники, как если бы на нее упал кирпич или попыталась задавить машина, все равно не получалось. В мире без магии практичной, умудренной жизнью женщине сложно поверить в реальную магическую опасность, даже имея странную дочку. Сейчас, к примеру, она разговаривала с пустым пространством и, кажется, получала от него ответы. Впрочем, даже слепая к магии Вера Анатольевна каким-то шестым или седьмым чувством ощущала незримое присутствие. Может, от дочки нахваталась? Это было все равно как стоящий у тебя за спиной или за дверью гость. Не видишь, почти не слышишь, но что-то выдает чужое присутствие. Дыхание ли, тепло тела, биение сердца... Может и в самом деле матери и дочке пора сходить в гости к Ванечке? Вот только прежде, чем такое решать, лучше покушать!

Глава 7. Опять нет повода не выпить

Пока мама возилась с пельменями, восстанавливая немудреной готовкой душевное равновесие, Надя перешла в другую комнату и спросила:

— А теперь скажите, чем вы так встревожены, кроме покушений на меня?

— Последовали совету мы твоему об авансе законнику Дарсену. Показали ему новые воплощения тех, кто родными был ему, и нынче жалеем... — выпалили Силы очень дружным хором. Мысль эта была общая на всех.

— Подробности расскажите, — попросила девушка.

— Он снова сильно пьет, очень расстроился.

— Так страдает от невозможности быть рядом с теми, кого увидел снова? — принахмурившись, уточнила Надя.

— Не знаем. У него такая каша в голове сейчас... — почти всхлипнули Двадцать и Одна сызнова удивительно слаженно.

— Разверните, пожалуйста, экран связи, я хочу с ним поговорить, — попросила Плетущая, и Силы поспешно выполнили ее просьбу, являя изображение. Сами же шмыгнули куда-то в сторону и затаились. Дескать, нас тут нет, не было отродясь и не будет.

Дарсен Виндер сидел в каком-то грязном кабаке. Даже ничего не понимающая в забегаловках такого рода девушка не могла иначе назвать темную, воняющую гнильем, тухлятиной и безнадежностью дыру.

Разумеется, юрист опять топил свои печали в крепком алкоголе. Перед ним стояла глиняная кружка и кувшин с надколотой широкой горловиной. Сам и без того не слишком привлекательный внешне, обрюзгший мужчина сейчас был заляпан вином, кажется, чем-то жирным и немного кровью из рассаженной губы. А еще он походил на панду-мутанта. Один подбитый глаз отливал синевой.

Дарсен Виндер, блестящий законник, квасил по-черному и бесконтрольно выплескивал свою боль в пространство. Наде никогда не нравилось общаться с пьяными. От них, чем больше выпьют, тем хуже пахло. Но сейчас она сама попросила о разговоре и не имела права отказываться от беседы. Если верить словам Сил, а врать эти создания были органически не способны, потому как такими их создал Творец, то все происходящее было следствием необдуманного совета. Ее совета.

— Дарсен, — осторожно позвала Надя, не зная, с чего лучше начать и будет ли в такой ситуации вообще какое-нибудь лучше.

— Куколка? Привет! — совершенно трезвым голосом отозвался юрист. — Великие на работу что ль призывают, опять пауки где-нибудь завелись?

— Нет, они за тебя очень переживают, — тихо ответила Надя.

— Что за меня переживать? Дураков учить надо, жестко учить. Мордой об стол. А лучше о брусчатку повозить, чтоб, если в башке соображения нет, так через дырку пускай снаружи затечет...

— Все настолько плохо? — испугалась девушка. — Твои родные страдают?

— Мои родные... — Дарсен отхлебнул не из кружки, а прямо из кувшина, снова порезав губу о сколотый край и даже не заметив этого. А потом горько выдохнул: — Они не мои ныне. Они счастливы, куколка! И никогда не вспомнят обо мне. Я им не нужен! Смешно!

Хриплый хохот Виндера был горькими осколками разбитого зеркала.

— Моя хрупкая упрямая Эльмис уже не Эльмис, а везучий, как демон, предводитель хирда морских разбойников, способный развалить меня нынешнего на две половинки одним ударом даже не топора, ножика. А малыш Дильт — многодетная мать в семействе богатого купчика.

— Ой, — только и смогла сказать Надя, прижав ладошку ко рту.

— О да, куколка, только не 'ой', а за... — то, что сказал Дарсен дальше, Надя понять не смогла. Скорее всего, с разбитых губ слетала очень грубая брань. — А я...

И снова Виндер выдал что-то непечатное, не предназначенное для перевода. Впрочем, главное Надя уяснила и выпалила то, что пришло в голову:

— Ты жалеешь себя!

— А ты жестока, куколка! — скривил окровавленные губы юрист.

— Ты жалеешь, потому что цель, поставленная в отчаянии от боли потерь, оказалась погоней за призраками, — перевела на язык слов не столько для юриста, сколько для себя Надя, пытаясь расшифровать запахи и цвета, мельтешащие вокруг Дарсена. — Ты рвал жилы, собирался свернуть горы, считая, что они нуждаются в твоей помощи и поддержке. Но узнав, что родные по-своему счастливы, страдаешь, поскольку они не дождались тебя за порогом. Стали жить без тебя. Посмели устроить свою судьбу и изменились. Тебе их не догнать, а значит, бежать некуда и незачем.

— Хватит, куколка, — ручка кувшина, которую толстяк юрист сжимал в кулаке, треснула, отвалилась от убогого сосуда с выпивкой и осыпалась мелкой крошкой.

— Прости, — сразу смолкла и потупилась Надя. — Я... Я не хотела сказать все это тебе, оно как-то само сказалось, когда смотрела на грязно-душные сполохи. Болотный, лиловый, тина и сероводород... Ты обычно слегка горчил, как корочка свежего лимона, а сегодня воняешь.

— М-да, не духи от Лаберка, — машинально нюхнув свой рукав, согласился Дарсен.

— Я не о запахе тела, — покачала головой Надя. — Я по-другому чувствую. Не важно. Пей, если считаешь нужным, а потом давай снова решать задачки Сил.

— А зачем мне теперь-то это надо, куколка? — оскалился юрист. — Для чего?

— Для чего? — пожала плечами девушка и снова откровенно призналась: — Не знаю. Я не знаю, для чего тебе. Мне просто интересно и радостно, когда в жизни есть кусочек чуда. Ты слишком привык к чудесам рядом и радости от этого не испытываешь. Но ты можешь попросить зарплату или еще что-то из обычных человеческих хотений. Все лучше, чем пить и жалеть себя, спуская в унитаз дни.

— Ах да, я и забыл, куколка, ты из Служителей. Такие, как ты, всегда с большим прибабахом, — зло прокомментировал пьяный Дарсен, желая как-то уязвить ту, которая бесцеремонно копалась в его душевной ране. И наковыряла столько всего, что он сам себе еще противнее стал, чем был.

— Я знаю, — лишь слабо улыбнулась Надя, а затем прибавила: — Мне это нравится. Лучше быть чудачкой, как я, чем такими, как многие рядом. Им скучно жить, они не видят яркие краски мира вокруг.

— Тогда любуйся, сколько хочешь, а с меня хватит! — рявкнул Виндер и снова присосался к кувшину, ставя градусную точку в разговоре. Держал он емкость одной рукой, а пальцы второй сложил в странное сплетение. Пусть оно не было похоже на привычные Наде, однако, девушка безошибочно истолковала знак, как грубый посыл.

Понимая, что ничего изменить не сможет, Надежда печально повинилась перед Силами, отключившими трансляцию:

— Простите, я все испортила. Совет плохой дала, хорошего человека расстроила, работу вам сорвала.

— Ты попробовала, — закружились сочувственным голубым хороводом Силы Двадцати и Одной. — Мы часто не понимаем людей. Думали, увидеть радость прежде любимых ему будет приятно, а он огорчился. Но мы не можем пробудить память прошлого у неподготовленных душ, обретших новые оболочки. Такое бремя по силам лишь богам, мудрецам и могущественным магам. А его близкие были и есть обычные люди. Им память принесет много боли, потому что они уходили в страданиях...

— Хотели, как лучше, а получилось, как всегда, — сворачиваясь клубочком в кресле, с грустной улыбкой процитировала Надя удивительные, нечаянно-мудрые слова одного прежнего политика.

— Почему ты не сказала Дарсену о нависшей опасности? Он мог бы дать совет и перестать пить? Снова начать работать с нами... — не оставляя попыток разобраться с человеческой логикой спросили Силы.

— Зачем ему мои проблемы? Ему сейчас своей боли хватит. А работа... Мне почему-то кажется, он не бросит. Ему же, я чувствовала, тоже было интересно. Сейчас он купается в своем горе и не хочет слышать ничего. Пусть, подождем...

— Надя, пельмешки готовы! Иди ужинать! — донесся из кухни голос матери.

— Иду! — откликнулась девушка и устремилась на манящий запах готового блюда.

Домашние пельмешки с кусочком масла, тающем на горячем, исходящем паром тесте, пахли умопомрачительно. Живот у девушки заворчал, как какой-то маленький, но очень голодный зверек.

В умиротворенной тишине, запивая пельмени горячим чаем, маленькая семья поужинала. А потом мама Вера неожиданно выпалила почти в панике:

— Надюш, я все-таки чокнулась, или у нас на кухне какой-то пестрый вихрь под потолком мельтешит?

Силы издали хором какой-то странный звук, который, пожалуй, имел на планете Земля всего один знакомый Наде аналог в английском и произносился, как 'Упс'.

Вздохнув, недоразвитая служительница покосилась на матушку и уточнила у Сил:

— Почему мама стала вас видеть?

— Мы устранили яд, но... возможно... часть магии/что-то извне осталось в воде/ в металле/ передалось с едой. Эффект должен пройти./Наверное/ Предполагаем/ Рассчитываем/Надеемся! — загалдели Силы Двадцати и Одной в свойственной им разноголосой манере. Усиленной чувством вины и беспокойства.

— А теперь я еще какой-то шум слышу. Будто кто-то говорит, но неразборчиво. Слов не различить, — дрогнул голос Веры Николаевны, звякнула ложечка об ободок чашки, выпавшая из разжавшихся пальцев.

— Мама, ты не волнуйся. Силы говорят, что яд, который цвет воды менял, они убрали, но какая-то безопасная часть магии могла остаться в посуде. Вот она так на тебя и подействовала, дала способность видеть то, что остальные люди не видят. Ты теперь Силы немножко видишь и слышишь.

— Если этот фейерверк и вопли под потолком немножко, — дрогнул голос матери, — то как все это воспринимаешь ты?

— Как всегда. Я привыкла. Цвета, запахи, звуки вокруг вперемешку накатывают постоянно, — просто ответила Надя и весело рассмеялась: — А иначе с чего бы я была у тебя такой странной? Добавки-то в пищу только сегодня капнули.

— Ой, Надюш, и долго у меня будет это... — подобрать подходящее словесное описание происходящему бедламу женщина затруднилась и просто вопросительно взглянула на дочку, как единственного доступного эксперта по части небывальщины.

— Они говорят, эффект может исчезнуть, — пожала плечами переводчица и честно добавила: — А может и не исчезнуть. Это как повезет, или не повезет.

— Зато Ванюше можно не звонить. Это точно не по его части, — пробормотала себе под нос Вера Анатольевна и решительно достала из шкафа пузатую темную бутылочку с ликером. Кажется, у дамы средних лет на трезвую голову многоцветная и многозвучная реальность усваиваться отказывалась.

Мама покачала тягучий ликер в рюмашке, намекая на готовность капнуть чуток дочке. Надя помотала головой и придвинула к себе всю бутылку. Нет, не пить. Вкус спиртного девушка не очень любила, а вот богатый сливочно-кофейный аромат с нотками алкоголя ей нравился. Потому мама пила, а Надя нюхала бутылку еще с полчасика, под ликер и велась неспешная беседа. Нет, не о Силах, увлекательной работе на них и главном вопросе дня: зачем кому-то очень могущественному понадобилось вредить Надежде, а о дачно-огородных работах и вареньях-компотах.

Касательно цветного мельтешения и стоящих за ним личностей, которые по сути ничего общего с людьми не имеют, Вера вопросов не задавала. Она откровенно призналась дочке, что ей сложно не только говорить, даже думать обо все этом. Сразу голова болеть начинает. Потому мельтешит что-то и пусть мельтешит, пятен-то на обоях от этого не останется, вот и ладно. А что Надюшка с этим самым чем-то или кем-то общается, так пускай, вроде как вреда нет, одна только польза.

Почему-то заодно с ликвидацией Силами ядовитых эманаций, из головы мамы Веры стал стираться и сам факт проявления магической угрозы. Нет, она вроде как не забыла его совсем, но перестала считать реальным и значимым, перестала вообще волноваться о бывших и потенциально-будущих опасностях такого рода.

Силы спокойно выслушали слова женщины и ничуть не удивились. Наде же дипломатично пояснили: людям миров технических вообще не дано воспринимать Силы, истинную магию и прочие проявления чудесного в полном объеме. Разум реагирует столь специфично, что даже внешние проявления магии им игнорируются, забываются или истолковываются так, чтобы объяснение не выходило за рамки законов мира.

Поразмыслив, Надежда согласилась: то, что мама кое-что подзабыла и перестала за дочку волноваться — только плюс! Кстати вспомнился и недавний случай с незадачливой подругой-'самоубийцей' Любашей, едва не шагнувшей из окошка и списавшей все на порчу и соперниц. Да, людям проще выдумать себе объяснение, чем разобраться и принять истинную природу чуда, как данность. Это ей все просто и радостно, ну так она же чудачка. Потому и радуется, что чудес в ее жизни сейчас стало побольше!

И пусть юрист, избалованный постоянным присутствием чудесного в своей жизни, ворчит про зарплату; само общение с Силами, их светлая радость и яркие многоголосые краски — вот она истинная щедрая плата за все Надины труды, ради которой ничего не жаль. Так ведь она и ничем не жертвует, потому как ужасно интересно оказалось беседовать с Силами, искать с законником Дарсеном решение для их увлекательных задачек.

И страшно Наде не было, почему-то в душе жила твердая уверенность — что бы ни случалось, ее и тех, кто ей дорог, защитят. Укладывалась спать девушка с улыбкой, и улыбка эта блуждала на ее губах всю ночь.

Глава 8. Что говорить, когда нечего говорить

Уверенная в заботе и присмотре Сил, спала Надя сном младенца, а на работу утром выходила с улыбкой на губах. Настроения не испортила даже мелкая морось осеннего дождичка. Ветра не было, потому девушка не стала открывать зонтик. Так и шла, чуть запрокинув голову к небу, чтобы видеть мягкие серые тучки, обложившие горизонт точно ватой.

— Надежда? — окликнул мечтательницу голос.

Надя обернулась на голос. Хлопнула дверь, и из серой высокой машины (в марках четырехколесных средств девушка совершенно не разбиралась), припаркованной у тротуара, вышел незнакомый мужчина. Раскрыл над ней зонт, прикрывая от дождя.

— Доброе утро. С Вами хотел побеседовать Виктор Леонидович.

— Я не знаю такого, — ответила девушка совершенно безмятежно, потому что от сероглазого незнакомца с короткой стрижкой веяло удивительно спокойным ароматом сухой осенней листвы, совпадающим с ее нынешним настроением.

— Он вас тоже лишь понаслышке. Заодно и познакомитесь. Не волнуйтесь, это деловой разговор.

— Я не волнуюсь, — улыбнулась Надя. — Только мне к девяти на работу. Не хочу опоздать.

— Думаю, вы успеете. Я подвезу, — пообещал незнакомец и приглашающее кивнул в сторону машины. От него повеяло весенними льдинками вперемешку с лунным светом. Кажется, мужчина был доволен итогом разговора, или, возможно, радовался тому, что не оправдались его худшие ожидания о женских капризах и страхах.

Машина бесшумно тронулась с места и в считанные минуты доставила Надю на стоянку перед частным домом, которому больше соответствовало бы звание особняка.

Надежда частенько проходила по этой улочке, мимо основательного забора из красно-белого кирпича, видела башенки и большие окна здания за стенами, но никогда не задавалась вопросом принадлежности, воспринимая дом и забор как часть пейзажа.

Провожатый, исполнивший роль шофера, не ограничился доставкой до дверей. Он сам вышел из машины и проводил Надю по почти безлюдному дому. Лишь где-то промелькнула фигура смахивающей пыль с мебели немолодой женщины. Довели Надю до большой комнаты с диваном, парой кресел, журнальным столиком и здоровенной плазменной панелью во всю стенку.

Не комната для бесед, скорее личный кинозал. Почему-то ее привели не в кабинет, коль разговор обещали деловой, а сюда. Может, хотели как-то подчеркнуть неформальность обстановки?

Не успела Надя присесть на диванчик, как в комнату вкатился, на ходу застегивая среднюю пуговицу пиджака, низенький почти лысый мужчина с улыбкой на полном лице и совершенно холодными, расчетливыми, как кнопочки калькулятора, глазками.

Теперь Надя вспомнила, что пару раз видела его в местных новостях. Кажется, это был Красильников, крупный бизнесмен и меценат. Пахло от него не то чтобы откровенно неприятно, но Наде никогда не нравился запах попкорна с сыром, а уж если смешать его с цитрусовым одеколоном... Словом, впечатление получалось странным. Скорее всего, странным было и состояние хозяина дома: расчет мешался у него с полным неверием и насмешкой то ли над ней, Надей, то ли и над Надей, и над самим собой одновременно.

— Доброе утро, Наденька, приятно познакомится, Митя, попроси, чтобы нам чай организовали. Или ты, Надюша, кофейку с утра желаешь? — потер руки живчик, плюхаясь в кресло рядом и расплываясь в очередной улыбке.

— Не надо ничего, — качнула головой девушка, сразу же уяснив всю подноготную приглашения. — Я вам ничем помогать все равно не буду, не потому, что не хочу категорически или деньги совсем не нужны...

— Отчего же, Надюша, не будете? Вадиму вы отличный своевременный совет дали! Я многого не попрошу и наградить могу щедро! — Улыбка все еще липла к губам бизнесмена, а вот глазки-калькуляторы стали еще жестче.

Дмитрий на миг-другой покинул комнатку, вероятно, отдавая распоряжения, и тут же вернулся, заняв место в паре шагов от кресла начальника.

— Я постараюсь объяснить, — помявшись, ответила Надя. — Не обижайтесь. У вас и так все получается, вы многое умеете, вам везет. А если начнете мои подсказки слушать, то все свое везение на них обменять невольно сможете. Плата за выгоду выгоды не стоит. Если не случайно совет дан, не от сердца, за него можно ненароком заплатить дороже всей прибыли. По семье, друзьям, здоровью, делу любимому стукнуть может, баланс восстанавливая.

— Хм, — живчик-толстячок задумался, просчитывая, не пытается ли развести его странная девчушка, благодаря случайным или не случайным словам которой его идея по сбыту неликвидных акций дала небольшую осечку. Вот потому, собственно, а вовсе не в погоне за прибылями, он пожелал увидеть советчицу. Подвыпивший Вадим в клубе на юбилее мэра был довольно откровенен, может и еще что дельное сболтнул бы, да Герасимов за ним явился и чуть ли не на прицепе уволок.

И теперь бизнесмен смотрел на девчонку и не знал, что делать. Что использовать не получится, каким-то звериным чутьем Виктор Леонидович почуял почти сразу, а своей интуиции он привык доверять. Но теперь еще речь шла о другом: если ее талант ему не пригоден, не станется ли так, что он очень пригодится конкурентам и доставит ему, Виктору, проблемы.

Чтобы потянуть время для размышлений, бизнесмен машинально потянулся к пульту и щелкнул кнопкой. Лучше б он этого не делал.

За миг до нажатия панической сиреной взвыли Силы Двадцати и Одной:

— Служительница, прячься, чары-убийцы! Синий!

Тренированным спецом Надя не была, зато доверие к Силам испытывала полное, потому прыгнула за диван, пытаясь укрыться от чего-то опасного за его высокой спинкой. То же самое с отставанием в долю секунды проделал и Дмитрий, снеся пухленького подопечного с кресла и припечатывая его за длинным диваном к полу. Одновременно с этим полыхнула яркая синяя вспышка, раздался взрыв, звон, треск и скрежет. Запахло горелой пластмассой, забарабанили по полу, стенам и мебели осколки. Задымило. То, что осталось от большой плазменной панели, плавилось, горело и нещадно воняло.

Прикрыв босса от первого удара, Дмитрий не мешкал, подхватив оглушенного происходящим Виктора за плечи, почти поволок его к выходу. Свободной рукой мужчина цапнул за руку полуоглушенную девушку.

Захлопнув дверь в задымленную комнату, крикнул спешащим на шум молодцам при оружии:

— Стас, Сергей, огнетушитель тащите! Плазма рванула!

— Они ж не взрываются, — вякнул на ходу, вытаскивая из шкафа у стены баллон с огнетушителем высокий, стриженый чуть ли не налысо здоровяк.

— Зайди, глянь, — рявкнул Дмитрий, мотнув головой в сторону двери, из-под которой начал просачиваться первый дымок.

Второй крепыш с волосами, увязанными в короткий хвостик, болтать не стал, лишь схватил еще один красный баллон с раструбом, сорвал пломбу и поспешил к двери.

Ошарашенный, чуток растерянный Виктор Леонидович крякнул, пригладил жиденькие волосы на голове, одернул пиджак и качнул головой:

— Однако... Вы как, Надюша, целы?

— Да, — кивнула девушка, пытаясь одновременно общаться с людьми и выслушивать отчаянные вопли Сил, вещавших что-то о якорях, крючках, магических ловушках и неразличимой опасности.

— Она первая среагировала, — мигом заложил Надю телохранитель. — Если б не она, я мог не успеть прикрыть.

— Однако... — снова повторил Виктор Леонидович. — И часто у вас такое случается, Надя?

— Случается разное, такого еще не было. Техника при мне ни разу не взрывалась, — призналась девушка и искренне поблагодарила: — Спасибо, Дмитрий, я растерялась.

— У тебя что, враги есть? — прищурился тот.

— Не знаю, — снова откровенно ответила девушка, потому что истоков радужного безобразия, творящегося вокруг нее в последнее время, не ведала. Да если бы и ведала, то, как объяснить людям про Силы, активирующееся ее аурой спектральное убийственное заклинание и прочую метафизическую дребедень с опасными физическими последствиями, действительно не представляла. Во всяком случае, объяснить и не оказаться в комнате с мягкими стенами на полном государственном обеспечении.

Да что окружающие, она и сама-то не очень понимала, откуда конкретно исходит странная угроза, и не могла адекватно оценить степень опасности. Почему-то, несмотря на внешние проявления, ей все казалось чуть-чуть ненастоящим, сказочным и совсем не опасным. Все эти 'цветные ужасности', просачиваясь в ее мир, все равно оставались угрозами волшебными. Потому и поверить в их натуральность, даже после падения чеканки, самоубийственной выходки Любки, увядания адениума и взорвавшегося телевизора Надя не смогла. И, наверное, к лучшему! Эта терапевтическая доза неверия защищала психику девушки лучше любой стены, а может быть, еще и отводила от нее изрядную часть беды. С теми магическими странностями сложно судить наверняка.

— Митенька, да какие у нее враги? — крякнул от удивления Виктор Леонидович, снисходительно взирая на тощенькую забавную чудачку. Безобидность девочки была очевидна так же, как и ее странность. В его дела, это матерый бизнесмен теперь видел четко, влезла совершенно случайно и больше туда соваться не собиралась. А вот кое-что другое стоило уточнить.

— Ты будущее что ли видишь?

— Нет, — искренне удивилась Надя, замотав головой. — Как его можно видеть точно? Это же так много всяких нитей, среди других нитей основы, которые сплетаются, как хотят, от каждого нашего вздоха! Если кто такое видеть может, то он сумасшедший!

— А как тогда с телеком смогла среагировать? — недоверчиво прищурился Дмитрий.

— Он стал нехорошо пахнуть, — девушка подыскала реальный довод, который действительно существовал для нее в реальности наравне с синим всполохом.

— Ничего не чуял, — честно признал телохранитель.

— Я на запахи обостренно реагирую и чую не так, как все, — виновато пожала плечами девушка. — Вы вот для меня сухими осенними листьями пахнете, а Виктор Леонидович попкорном с сыром. А телевизор вдруг запах, как дохлый голубь. Вот я и шарахнулась.

— Хм, — еще раз хмыкнул бизнесмен, оценивая странность собеседницы. Он все никак не мог для себя точно определить ее полезность и возможность использования, а также степень безопасности пребывания рядом для себя лично. Взорвалась ли плазма, потому что эта странная Надя была рядом с телевизором, или он и так должен был взорваться, а девушка спасла людей, успев поднять тревогу?

Точного ответа не было, потому Виктор Леонидович решил обождать и не рисковать здоровьем попусту. В конце концов, от неутоленного любопытства и призрачных перспектив убытков со стороны конкурентов еще никто не умирал, в отличие от взрывающихся плазменных панелей. Которые, кстати, — прав Митя — вообще не должны были взрываться, потому как просто нечему в этих изделиях, насколько понимал не очень-то сведущий в технических деталях бизнесмен, взрываться. Если, конечно, никто не заложил туда взрывчатку. Но насчет последнего, тут Виктор Леонидович как раз был совершенно уверен, его парень разберется. Мальчик недаром свой хлебушек с маслом ест.

— Вот что, Митенька, мы и без того девушку напугали и задержали, подбрось ее до работы. А вы, Надюша, пожалуйста, не отказывайте сразу, если я вас кофейку попить позову. Обещаю, вытягивать коммерческие тайны из вас не буду.

Дмитрий очень неохотно качнул головой, но все-таки решил довериться паре ликвидаторов возгорания, уже покончивших с работой, и оставить заботу о шефе на них. Удивленные мужики как раз вызывали уборщиков для продолжения наведения в кинозале порядка, сами же подключились к опеке начальства.

— Пошли, ясновидица, — буркнул телохранитель и мотнул головой.

Все дорогу до офиса (адрес Наде называть не пришлось — Дмитрий все прекрасно знал сам) провожатый косился на девушку и хмурился. Никакой явной вины за ней он не видел. Если посудить логически, ее и быть-то не могло, однако где-то внутри скреблась мышка подозрения. И не за что, и не о чем, а все же... Это как с черной кошкой — вроде и нет ее вины в том, что дорогу хвостатая по своим делам перебежала, а все неприятности потом на нее валят.

Наконец, уже притормозив у офиса Степаныча, Дмитрий не выдержал и хмуро уточнил:

— Это точно не ты?

— Я не взрывала телевизор, — пожала плечиками странная девушка, явственно что-то недоговаривающая, — но вокруг меня последнее время много всего странного происходит. Наверное, и Виктору Леонидовичу могло случайно достаться... Просто потому, что рядом был.

— Хм, как тогда офис до сих пор не в развалинах? — хмыкнул Дмитрий, побарабанив пальцами по рулю.

— Может, потому что я там только работаю, — пожала худенькими плечиками Надюша, — и никто у меня ничего про всякое такое не спрашивает. А может потому, что у нас плазменных панелей нет.

Дмитрий еще раз уже согласно хмыкнул и нажал кнопку, фиксатор дверей щелкнул, освобождая девушке путь из машины. Дальше держать странную пассажирку, совершенно не похожую на тех, с кем ему приходилось обычно иметь дело, смысла не было. Ну не подложила же она взрывчатку в самом деле. Когда бы? Он с гостьи глаз не спускал. А вот шефа, как ни крути, спасла. Потому и расщедрился телохранитель на легкий наклон головы и короткое 'спасибо'.

Надя только едва заметно улыбнулась в ответ и выскользнула из машины.

— Подожди, — запоздало окликнул ее Дмитрий. — На, возьми! — телохранитель сунул девушке свою визитку — обычный гладкий прямоугольник с именем и номером сотового без всяких должностей. — А почему я пахну осенними листьями?

Надя взяла визитку, снова повела плечами, позволила задумчивой улыбке погулять по губам и ответила:

— Я точно не знаю, Дмитрий. Может быть, горчинка вашего прошлого и покой настоящего так смешались. И человек вы хороший.

Дмитрий скептично скривился.

— Не подлый, не злой, немного уставший и очень одинокий, — перечислила Надя.

— Я вообще-то женат, — фыркнул телохранитель.

— И что? Порой это не исключает одиночества, — снова повела плечами девушка. — Это с собакой под боком невозможно быть одному, а с другим человеком запросто.

— Похоже, ты и впрямь что-то видишь, — задумчиво, для потрясения основ мировоззрения девушка не сказала ничего выдающегося, проронил Дмитрий, почесав большим пальцем едва заметный шрам на правой щеке.

— Я лишь хорошо различаю цвета и запахи, — снова решительно открестилась от титула ясновидящей Надя.

Возможно, она сказала бы еще что-то, если бы не оклик главбуха. Вернувшаяся из отпуска Дарья Вадимовна плавной каравеллой по волнам несла свое пышное тело в сиреневом плаще по направлению к офису и зычно звала:

— Надюша, голубушка, ты-то мне и нужна! Лапочка, я у Степаныча тебя отпросила, чтобы ты мне послезавтра с организацией юбилея в кафе помогла. Только тебе доверить могу за всем проследить!

Дмитрий еще раз хмыкнул, потом решительно стащил с пальца золотой ободок обручального кольца, бросил его в бардачок и тронулся с места. Давно уже пора было все закончить, а слова этой чудачки стали сегодня последней каплей в налитой до краев чаше общей усталости. Пусть Ленка, как собиралась, к маме уезжает. Да и квартиру ей купить, если начнет воду мутить, недолго. Пора перестать пытаться склеить то, что давным-давно разлетелось вдребезги. Никакому клею не под силу такое чудо. Зато некоторая сумма наличными, предложенная нужным людям, быстро приведет в соответствие одиночество душевное с отметками в паспорте.

Глава 9. Юбилейно-диверсионная

Выслушав все ценные и изобильные указания от Дарьи Вадимовны, Надя к девяти часам утра все-таки добралась до приемной. Там-то на нее и обрушилась очередная волна беспокойства Сил.

Взрыв плазменной панели, спровоцированный синей фазой иномирного заклинания, вогнал бедняжек в состояние, близкое к панике. Шутка ли, мир, закрытый от воздействия извне и казавшийся таким надежным, безопасным пристанищем для юной помощницы, превратился в угрозу. Силы Двадцати и Одной метались, свиваясь в невообразимые сочетания энергий, и паниковали от души или того, что им, созданиям нематериальным, ее заменяло.

Может, обладай Силы телами, им было бы проще. Надя бы усадила их на диван, заварила крепкого чаю, насыпала бы в вазу конфет или даже накапала валерьянки. Как хранитель офисной аптечки, она распоряжалась всеми лекарствами. Но что делать с теми, у кого вовсе нет тел, и о которых знаешь только число? Да и то, как подозревала девушка, это понятие было введено Силами больше для удобства общения с созданиями при телах, а сами Силы вполне могли подменять или даже заменять друг друга в своей работе.

— Мне кажется, вы зря волнуетесь, — одними губами сказала Надя, отвернувшись к окну. Пусть она и слыла чудачкой, но громкий разговор с самой собой в пустой приемной на странные темы мог действительно шокировать сослуживцев. Вряд ли, конечно, ее объявили бы сумасшедшей, а вот вызвать скорую помощь от щедрот сострадательной русской души — легко.

— Как же зря!/Чуть не погибла!/Наша!/Опасно!/Беда! — взорвались новой порцией криков Силы.

— Ни одно воздействие этих радужно-семикратных чар, ставшее физическим, не принесло ни мне, ни другим людям никакого вреда. Вы же сами говорили, что нельзя воздействовать магией на мир технический. Наверное, это 'нельзя' настолько велико, что защищает меня от внешней угрозы, какой бы силы она ни была, — изложила Надя свои соображения и тем заткнула фонтан паники.

Силы стали просчитывать варианты, рассуждая и сетуя вслух, что никто из их жрецов в урбанизированных мирах никогда не жил по определению, ибо не чтили Двадцать и Одну в мирах излишне технических, закрытых для откровений извне. Потому и информации у них нет.

— А зачем вам жрецы? — наивно удивилась девушка, ориентируясь на полученный при знакомстве с Силами пакет откровений. — Вы же и так можете быть везде и всюду и волю свою сами можете оглашать. Это, наверное, у богов в магических мирах не всегда получается, но вы-то действительно практически вездесущи.

— Не знаем/Так принято/Положено/Традиция, — растерянно признались собеседники и призадумались: 'А действительно, зачем?'

Если польза Служителей, на примере Надежды и Дарсена, была доказана в первые же дни, то особого толку от жрецов, положа руку на несуществующие сердца, Силы до сих пор так и не узрели. Скорее уж, случалось, выходки жрецов в храмах даже вредили 'имиджу' Двадцати и Одной, когда неверно бывали высказаны их волеизъявления.

— А... ну если традиция, тогда конечно, — и девушка оставила неинтересную тему, а заодно и окно, подходя к рабочему столу и садясь за начавший работу компьютер. Бестелесные работодатели, хоть и подкидывали преинтересные задачки, налички не платили, и как ни здорово было решать иномирные головоломки, приходилось трудиться в офисе, где платили за деяния на ассистентской ниве реальные деньги на реальную банковскую карточку.

Рабочий день промелькнул без метафизических происшествий и проблем реальных. Обычный круговорот стих только за пятнадцать минут до конца рабочего дня, чтобы разнообразить жизнь Нади звонком от Любы.

Та решительно объявила подруге о своем расставании со Славой. Угораздило же девушку, мотающуюся по служебных делам, забежать на обед в кафе на другом конце города. Там-то она и узрела своего художника, нежно придерживающего за ручку и целующего совсем не в щечку другую. Оправданий слушать Любаша не стала. В нежданно обретенную и потерянную в детстве сестру поверить не рвалась, потому ловелас получил отставку.

Подана подруге история была конспективно и в ироническом стиле, но, понятное дело, приятности в расставании с изменщиком было мало, потому Любка собиралась ангажировать Надю на все выходные для лечебного шопинга. Ничего терапевтического в блуждании по магазинам Надежда никогда не видела, принимая периодические визиты в общественные места для траты средств как необходимость, но бремя дружбы, то есть хождение за компанию, готова была нести достойно, потому безропотно согласилась. В конце концов, день в кафе ради главного бухгалтера она провести обещала по долгу службы, а тут дружеская помощь.

'Погребок', который выбрала Дарья Вадимовна для юбилея, обладал на взгляд практичной женщины 'немного за...' сразу несколькими достоинствами. Во-первых, располагался на соседней улице, и дойти от него до офиса, не пользуясь услугами такси, можно было за пять минут. Во-вторых, отличался разумными ценами при относительном качестве и количестве блюд для заказанного торжества. В-третьих, тускловатое освещение, имитирующее средневековую таверну с факелами и добротной деревянной мебелью, очень выгодно омолаживало героиню торжества, сбрасывая ей десяток лет как минимум.

Саму Надю, откомандированную в 'Погребок', более всего прельщала близость к дому и работе, потому как в силу возраста и личного отношения к красоте телесной на девушку прочие достоинства заведения воздействия не оказывали. К кулинарным же изыскам Надюша в принципе была почти равнодушна. Единственное, она не чувствовала насыщения, если ела пищу, приготовленную лично. Потому, если уж не могла съесть маминой стряпни, предпочитала любой покупной продукт, будь то пирожок, яблоко или банан — все равно. Когда мама Вера удивилась подобному выверту сознания дочки, та честно призналась, что для нее еда — это не только белки, жиры и углеводы, но и свет, вложенный в пищу. Потому и получается, что невозможно скушать собственный и насытиться.

В 'Погребке' Надя была в прошлом году. Туда затащила ее мама как-то в выходной, чтобы отпраздновать свой день рождения. Вера решила не готовить на собственный праздник, чтобы вместо праздника не стоять у плиты, а потом еще и посуду за гостями не мыть. Две мамины подруги, приятель Ванечка со взрослым сыном, тоже будущим медиком, и сама Надя неплохо посидели в кафе. Мясо под сыром с грибами тогда показалось девушке чуть жирноватым, зато все салаты были удивительно вкусны, а десерт — горка с разнообразными пирожными — очень красив. Вкус пищи дополнялся удивительно стойким и ровным оттенком цвета, переливавшегося от нежно-жемчужного до тепло-коричневого.

Сейчас девушке было любопытно, работает ли еще в кафе тот жемчужно-шоколадный повар или повара. Надюше казалось интересным поглядеть на творца такой вкусно-цветной пищи.

На полуденный звонок в служебную дверь открыл парень с помятым, будто спал тут же или вообще не успел толком проснуться прежде, чем явиться на работу, лицом.

— Привет! Чего тебе? Если официанткой пришла, то хозяин через час подъедет, погуляй пока, — не грубо, скорее чисто информативно бросил человек с душераздирающим зевком.

— Нет, у меня уже есть работа, — улыбнулась Надя. — Я от Дарьи Вадимовны Вязовой. Она на сегодняшний вечер зал арендовала.

— А это та толс... э-э, юбилярша, — сообразил парень и отступил. — Проходи. Вон вешалка, плащик и сумку можешь сбросить, у нас не воруют. Только куда тебя? Зал глянуть или на кухню хочешь сходить?

— Я обещала все посмотреть, — пожала плечиками Надя и смущенно улыбнулась.

— О'кей, гоу, я, кстати, Петя, — махнул рукой привратник и, дождавшись, пока девушка представится, освободится от верхней одежды и вооружится блокнотиком с карандашом, повел ее в арендованный на вечер зал. Щелкнул выключателем.

Большая люстра, стилизованная под тележное колесо, засветилась огоньками лампочек, оформленных под свечки. Второй щелчок зажег лампы-факелы на стенах.

— А те две в углу почему не горят? — уточнила девушка.

— Перегорели, — беспечно пожал плечами проводник, но, заметив, как девушка что-то чиркает в блокнотике, заверил: — До вечера заменим.

Деятельная клиентка, выносившая мозг хозяину не менее часа, накрепко отпечаталась в памяти Петьки, и попасть под ее горячую руку, случись этой девочке-цветочку случайно заикнуться о каких-то неполадках, ему совсем не улыбалось. Он даже бухарика Гошу звать не будет, сам пару лампочек вкрутит. Знает, где что в подсобке лежит.

— Спасибо, — Надежда солнечно улыбнулась, и досада на необходимость чего-то делать у парня пропала.

До кухни он довел девушку, чувствуя себя по крайней мере экскурсоводом в Эрмитаже. Подробно обсказывал, где и куда клиентам в дамские-мужские комнатки лучше сходить, куда подымить, уточнял, какой им музон врубить. Правда, что ли, как юбилярша заказала, дискотеку восьмидесятых, или еще чего от себя добавить можно. Ага, французов можно. Это здорово! Он тоже Азнавура, Джо Дассена и Милен Фермер уважает!

Заодно про кухню и поваров поведал. Их целых два, не считая подручных — разморозь-порежь-выброси — оказалось. Тетя Катя и дядя Женя, как запросто поименовал Петька, были супружеским тандемом, работавшим в 'Погребке' с момента его открытия.

'Так вот почему два цвета-света у еды!' — сообразила Надежда и просияла, найдя ответ на вкусную загадку.

— Куда на кухню без шапки, лахудра! — взревел кто-то слева, стоило Наде, подталкиваемой Петькой, сунуть носик в дверь.

— Мы на пять сек, дядь Жень! Теть Кать! Это от юбилярши к вечеру девочка. Никуда лезть не будем!

— Чего сюда лезть-то, — как большой медведь, потревоженный в берлоге, проворчал повар, на деле оказавшийся щуплым мужчинкой с красным лицом.

— Да пускай посмотрит. Может, девочка чего в кулинарии смыслит, потому ее и отрядили, — прогудела, вступаясь за Надежду, мощная дама, телом не уступающая юбилярше.

— Меня отрядили, потому что никого другого нельзя послать, — честно раскололась Надежда. — И в кулинарии я понимаю только одно: вкусно или невкусно. У вас в 'Погребке', сколько ни бывала, невкусно не было ни разу!

— Тогда можешь глянуть на невкусное, — брякнул раздосадованный повар, махнув ложкой в сторону какой-то кастрюльки. — Такой бульон загубил Сашка, зараза! Сказал же — три чайные ложки, а он, гад, будто издевался, столовые бухнул!

Зараза Сашка — один из троих что-то сосредоточенно шинкующих в левом углу здоровенной кухни помощников, сделал попытку спрятаться под стол. С его ростом под метр восемьдесят и темно-рыжими прядями коротких волос, топорщившихся даже из-под поварского берета, получилось не слишком удачно.

— И рисом не убрать? — с наивным сочувствием брякнула Надя, когда-то слыхавшая от мамы о таком способе.

Повар глянул на девушку, как на мессию, принесшую скрижали с откровениями божества, хлопнул самого себя по лбу и метнулся к банке, откуда сыпанул в полотняный мешочек несколько горстей сарацинского зерна, подвесил его за ручку кастрюли и бумкнул сооружение на огонь.

— Может, еще и спасем, — выдохнул он. — Надо ж, такая ерунда из головы вылетела!

— А злиться не надо, Жень, — сочувственно прогудела Катерина и благодушно предложила спасительнице: — Салатика хочешь или пироженку?

Мир на кухне, меню юбилея и душевное равновесие поваров было восстановлено. Надюшку переодели в фартук, белый беретик и дозволили остаться. Заодно, невзирая на возражения, накормили так, что девушка стала сильно сомневаться в своей способности попробовать хоть кусочек на самом юбилее.

На кухне было намного теплее, чем в других помещениях. Ближе к плитам так и вовсе жарковато. Надя давно бы сбежала в зал для вечернего торжества, если б не Саша. Тот самый высокий парень, умудрившийся зверски пересолить бульон. Влюбленным, как полагается кулинару, злоупотребляющему солью, он ничуть не выглядел, зато отчаянно-горьковато-колючим — вполне. Что-то мучило или выводило юного повара из себя, не давая ему покоя. Может быть то, что он совсем не вписывался в картину кухни 'Погребка'? Вот дядя Женя, тетя Катя и пара других ребят — вписывались, а Саша — категорически нет. И настрой парня угрожал превратить кулинарные шедевры поваров в кулинарные кошмары, а праздничный вечер в испорченный!

Надежда улучила минутку, когда повара в четыре руки занялись фаршировкой чего-то монструозного, и, тихо приблизившись к потенциальному диверсанту, шепнула:

— Саша, пожалуйста, давай поговорим за дверью. Очень-очень надо!

Саша так удивился, что сквозь серую накипь прогорклого бульона злобного нетерпения проскользнули зеленые искорки цитрусового любопытства, и послушно вышел за странной девушкой в коридор.

— Чего тебе? — буркнул, глянув исподлобья.

— Наша Дарья Вадимовна шумная, но хорошая женщина. Она очень хочет, чтобы на ее юбилее все отдохнули и вкусно поели. Мы ей уже подарок приготовили. Фоторамку! — почему-то Наде показалось очень важным сказать именно это.

— Она фотографией увлекается? — искры интереса в глазах Сашка переросли в огоньки.

— Сама не умеет, но со всех наших праздников всегда собирает и себе печатает в альбом. Жаль, что Митрохин, который нас обычно фотографирует, сейчас в командировке.

— Я колледж по искусству фотографии заканчивал. Думал, дальше в универ поступать. А дядька видишь, куда запихнул. 'Фотки твои фигня, на хлеб с маслом не заработаешь. Потрись, Сашок, сначала при кухне, пойми, что к чему, потом повыше тебя перекину', — явно процитировал слова родственника Саша, объясняя разом и свою злость, и причину нахождения на кухне, и повод для диверсии.

— Ой, как удачно, нам бы сейчас фотограф очень пригодился! — искренне обрадовалась Надя, перебирая именно те струны реальности, которые звучали уместнее всего.

— Слушай, давай я с дядькой поговорю. Если вам нужен фотограф на вечер и хоть крохи приплатите, он точно согласится! — загорелся Сашка.

— У нас с подарочных тысяча осталась, — поделилась информацией Надежда и в свою очередь предложила: — Я шефу позвоню, попрошу его разрешения фотосессию провести для Дарьи Вадимовны на юбилее. А?

— У меня все оборудование здесь в паре шагов! Притаранить — дело пяти минут! Жди, я к дядьке за разрешением сгоняю! — выпалил Сашка, сорвал с головы дурацкий поварской берет, всучил его Надежде как залог своего возвращения и бегом ринулся по коридору к кабинету владельца 'Погребка'.

Надя улыбалась ему вслед. Струны вокруг сияли и нежно позванивали. Девушка была уверена, что у парня все получится. Ведь если от души хочется творить, то тебе помогает сам мир. Главное увидеть, понять, в какую сторону он тебя настойчиво подталкивает, и ни в коем случае не пытаться идти в противоположную. Тому, кто не чувствует нужного направления, порой бывает очень больно. А люди обижаются на судьбу, мир, всех вокруг и не понимают, почему происходит то, что происходит.

Продолжая грустно улыбаться, Надя достала телефон и набрала шефа и доложилась:

— Геннадий Степанович, я профессионального фотографа на юбилей для Дарьи Вадимовны нашла. Он родственник хозяина 'Погребка'. Давайте наймем, пусть красивые фотографии вечера сделает? У нас как раз тысяча с рамки и букета в остатке, Саша согласен. Он молодой, опыт нарабатывать будет и репутацию. Ручаюсь, конечно. Спасибо!

— Все! Дядька согласен! — выпалил Сашка, примчавшись к концу разговора и терпеливо ожидающий его окончания. — Он любит на пустом месте бабла срубить! И, Надька, спасибо тебе большое! Я вам самые лучшие кадры отщелкать постараюсь! Не пожалеешь!

— Я уверена, — согласилась девушка, заодно радуясь и тому, что никто больше не сыпанет в торт для Дарьи Вадимовны жгучего перца и не намажет пирожные васаби вместо крема.

Юбилей и в самом деле удался! Камерная уютность небольшого зала 'Погребка', готовка дяди Жени и тети Кати, переливающаяся вкусными цветами, музыка, обеспеченная Петькой, и шныряющий среди гостей Саша с фотоаппаратом — все вместе звучало уместно и радостно. Надежда присела в уголок и наблюдала, как довольная Дарья Вадимовна в порыве чувств сжимает в богатырских объятиях Степаныча, благодаря его за фотографа. Сашка, пока не стерлась помада и не помялось платье, отщелкал главбуха в самых выгодных ракурсах. А теперь ловил остальных, чтобы остались фотографии о вечере. Этой работой рыжий парень, это виделось отчетливо не только Надежде, но и всем прочим, искренне наслаждался. Даже владелец 'Погребка', заглянувший в зал на пару минут, кривовато усмехнулся, глядя на племянника. Кажется, тоже понял, что пристраивать того на кухню бесполезно. Или парню конец придет, или, что более вероятно и затратно для бизнеса, кухне.

Глава 10. Фиолетовый цвет

День и час обещанного шопинга неотвратимо приближался и таки почти свалился на голову Наде аккурат в субботу, в выходной, помеченный знаком помощи подруге. Тратить его на магазины не хотелось категорически, но обещание есть обещание, а дружба есть дружба! Потому, запив бутерброд с сыром стаканом крепкого чая, Надя пошла открывать трезвонящей Любке.

Та, как обычно, была бодра, деятельна и почти весела. Лишь некоторая нарочитость этой бодрости намекала, насколько девушке неприятно все случившееся в личной жизни. Да еще, пожалуй, макияж Любаши сегодня больше походил на боевую раскраску, нежели на декоративное оформление симпатичного юного личика. А джинсы в обтяжку на крепкой попке переводились как телеграмма: 'ищу приключения на пятую точку'.

На этом ярком фоне Надюшкин бледно-розовый блеск для губ и скромные брючки— дудочки казались элементами наряда малолетней дуэньи. Впрочем, Наде никогда не хотелось быть красивее, эффектнее или очаровательнее других девушек. Тем более, никогда ей и в голову не пришло бы желание соревноваться по части нарядов и макияжа с подругой.

Вместе парочка вышла из подъезда и синхронно обернулась на негромкий сигнал неприметной белой машины. С водительского места выглянул знакомый по визиту к бизнесмену Красильникову крепыш с хвостиком и приятельски махнул рукой:

— Надя, подвезти? Куда хочешь?

— Не надо, я с подругой по делам, — попыталась отказаться девушка, недоумевая: что, если не очередное задание босса, могло привести сюда почти незнакомого человека. В случайность и благотворительность не очень-то верилось даже такой наивной чудачке.

— Так я вас обеих подкину, — расплываясь в слишком широкой, чтобы быть настоящей, улыбке, предложил бодигард.

— Ты его знаешь? — деловито, почти хищно оглядев свеженького кандидата на опустевшее место бойфренда, уточнила Люба.

— Чуть-чуть, — честно ответила Надя, не считая совместное тушение невзрывающейся плазменной панели достаточным поводом для начала приятельских отношений. Д и пахло от парня с хвостиком прогорклым растительным маслом.

— Отлично! — просияла Люба и первой хлопнулась на сидение рядом с водительским. Она на борьбу с сомнениями подруги настроена не была. Если можно с комфортом ехать на машине, а не идти пешком или трястись в общественном транспорте, значит, нужно ехать! А парень видный, не чета хлюпику Славке!

Что оставалось Наде? Только последовать примеру подруги: присесть на свободное заднее сидение и очень надеяться, что недобрые ароматы вкупе с переливами ядовито красно-лилового ей просто почудились.

Машина сорвалась с места прежде, чем девушки успели уточнить, куда, собственно, собираются отправляться, и свернула к шоссе, ведущему за город.

— Эй, нам сначала к 'Трем Слонам'! — весело крикнула Люба, называя громадный бизнес-центр с кучей магазинов.

— Приедем, — усмехнулся водитель.

— Но ты ж в другую сторону рулишь! — кокетливо укорила шофера девушка.

— Приедем, — повторил бодигард и пояснил: — Пару вопросов твоей подружке задам и отвезу, куда пожелаете.

— Это каких? — только теперь насторожилась Любка, причем совсем не по делу. Она начинала подозревать, что новый знакомец пытается ухаживать за Надюхой.

— Несколько советов мне даст, и доставлю вас, девочки, куда пожелаете, — пояснил водитель.

— Вам не нужны эти советы, — сорвалось с губ чудачки.

— А это уж я сам решу, — отрезал бодигард.

Вот тут и Любаша поняла, что веселый шоппинг и поклевка на нового парня откладываются. Резко посерьезнев, девица велела:

— Ну-ка тормози и высаживай нас, шустрила! Пешком доберемся. А не то я сейчас в полицию брякну!

В ответ водитель свободной рукой выхватил у девушки телефон, перебросил себе в сумку, а самой напористой Любке легонько заехал по уху. Девушка взвизгнула от неожиданности и боли.

— Не надо звонить! — твердо велел водитель и потребовал у Нади: — Отдай мне свой телефон, или я твоей болтливой подружке еще разок врежу.

Девушка безропотно передала водителю свой простенький смартфон и замерла на заднем сидении, в очередной раз оглушенная паническими воплями Двадцати и Одной. Бедные Силы совершенно не ожидали так скоро очередной подставы-угрозы для Служительницы ни изнутри, ни снаружи.

За себя-то Надя никогда не боялась. Совсем уж страшно не было ей сейчас и за Любу. Но понимание того, что они с подругой угодили в неприятную ситуацию, тронуло даже неотмирную душу чудачки.

Качок с забавным хвостиком волос, в котором теперь и легкомысленная Любка не находила ничего обаятельного или милого, домчал их по шоссе до пригородного дачного поселка. Его домики и участки были оснащены разномастными заборами: от штакетника и сетки до железных разноцветных листов или даже кирпичных стен.

Машина повернула налево и зашуршала шинами, пробираясь к двухэтажному старому кирпичному дому на окраине, окруженному темно-зеленой оградой из металлических ребристых листов, местами облупившихся, частью наклонившихся от времени в разные стороны, будто застыли посередине танца, застигнутые врасплох появлением людей.

Ворота на запущенный, поросший травой по колено и выше участок, где корячились старые, тяжелые от плодов яблони, были распахнуты. Похититель загнал машину под навес у дома и скомандовал:

— На выход, птички.

— Зачем мы тебе сдались? Какие нахрен советы? Ты чего, тот самый ненормальный, который девок по области душит? — не выдержала Любка, не спеша вылезать из машины. — Отвези нас назад!

— Как только, так сразу, — ухмыльнулся качок и насмешливо повторил:

— Давайте, топайте, пока снова в ухо не дал, а то я, конечно, добрый, душить не буду, но уж больно нетерпеливый сегодня.

— С-скотина! — процедила Люба, подчиняясь и проклиная собственную дурную натуру — кто ее заставлял в чужую машину к незнакомому мужику прыгать? А теперь неизвестно что будет: сама в какие-то неприятности влипла, Надюху втравила. И в полицию на этого качка стукнуть нет никакой возможности!

Похищение? Какое нафиг похищение, когда сама, дурища, запрыгивала в чужую тачку?! Угрозы? Так им никто не угрожал. На машинке покатали! В ухо дали? А следов нету, краснота уже прошла. Руки никто не вяжет, свои не распускает особо, не домогается... А позвонить пожаловаться некому. Засада!

Скрипнув зубами, Люба поплелась за хозяином и Надей в дом. Честно не представляя, какие такие вопросы хочет задать подруге этот мутный тип.

Качок привел девиц в комнату с одним диваном, линялым красным паласом времен Любкиной бабки и столом без одной ножки. Ее заменяла стопа книг из серии 'Жизнь замечательных людей'. Охренеть, как символично!

— Устраивайтесь! Тут бумага, карандаш есть и вот тебе список лотерей. Давай, Надюха, подумай и напиши мне, какие цифры в какой лотерее на следующей неделе выпадут. Деньги мне сильно нужны. И долго не сиди, а то я твою языкастую подружку начну жизни учить.

Листок бумаги с перечнем был пришлепнут ладонью об стол.

— Ты чего, с катушек съехал? — Любка настолько удивилась странному предложению, что даже угрозу на свой счет проигнорировала. А зря.

В качестве подтверждения серьезности своих слов бугай, не замахиваясь, легонько отоварил очередной оплеухой взвывшую от боли и возмущения девицу.

— Еще угостить?

— Не надо! Пожалуйста, больше Любу не бейте, если хотите кого-то стукнуть, лучше меня, — серьезно попросила Надя.

Сергей вздрогнул, глянул на свою ладонь, которой отвесил легкую, по своим меркам, оплеуху говорливой девице, и, проворчав: 'Жду час, с тебя цифры, потом свободны, хоть до 'Слонов', хоть до жирафов доброшу!' — вышел.

На двери звякнул задвигаемый снаружи засов. Узенькие окна имели ставни, на которых, как было видно сквозь узкий просвет, снаружи висели замки.

Одинокая лампочка в люстре под потолком бросала тени вперемешку со светом. Любка забегала по комнате, едва ли не рыча:

— Идиота кусок! Совсем рехнулся! Какая лотерея! Нашел ясновидицу... Надюха, что-то надо делать! Когда этот придурочный своих циферок лотерейных не дождется, он неизвестно чего устроит!

— Хуже будет, если он их дождется, Люб, — съежилась в уголке диванчика Надя. — Ему нельзя, но если не получит, плохо станет нам... Я не знаю, что делать.

— Надь, ты и вправду можешь? — широко распахнула глаза подруга.

— Не пробовала никогда, это неправильно — такое пытаться узнать. За все приходится платить, а за такую удачу, когда она не случайная, а нарочная, втридорога, — беспомощно пролепетала собеседница и жалобно объяснила: — Ему может очень плохо сразу стать, а нам заодно, потому что рядом будем...

— Не верю, хотя и в ту хрень, из-за которой чуть в окно не сиганула, тоже не верила, а она случилась. Так что, если ты так говоришь, то тебе поверю, — нахмурившись, передернула плечами Любка и посетовала: — И до телефона не добраться, забрал, сволочь...

— У меня старый кнопочный в сумочке, — припомнила Надя и спросила: — А что делать будем?

— В полицию звонить? — принялась вслух перебирать варианты Люба. — Эй, жаль, у меня нет знакомых, которые этому козлу в бубен могли бы стукнуть. Если с полицией связаться, вытащат, но родаки потом жизни не дадут, под замок посадят, даже в булочную под конвоем ходить буду до пенсии.

— Я могу попробовать позвонить Дмитрию, — оживилась Надя, увидев лучик света в надвигающейся хмари, и торопливо расстегнула сумочку: — У меня его визитка есть!

— А кто у нас Дима? — вскинулась Люба.

— Он в охране у Красильникова работает. Как и этот, — Надя кивнула на закрытую дверь.

— Так может они заодно? — прищурилась Любка, проявляя неожиданную подозрительность.

— Нет, точно нет, — встала на защиту доброго имени Дмитрия девушка. Человек с таким запахом никак не мог быть жадным двуличным глупцом.

— Ого! Тогда звони давай! — впечатленная уверенностью подруги, потребовала Болотова. И Надя, сверяясь с визиткой, набрала номер. Трубку взяли сразу.

— Алло? Дмитрий? Это Надежда Последняя, вы мне свою визитку давали. Я не знаю, что делать. Ваш коллега, тот с хвостиком, кажется, Сергей, который панель тушить помогал, насильно привез меня вместе с подругой в какой-то дом за городом, ударил Любу и требует написать ему выигрышные номера в лотерее. Если я этого не сделаю, угрожает избить Любу...

Любка прислушивалась изо всех сил, только что ушами не шевелила. Увы! Из старенького телефона подруги слов собеседника она разобрать не могла, но, похоже, Дима звонок не скинул, потому что Надя продолжила разговор.

— Да. Дом в два этажа, с зеленым забором... Щебенка... Нет, через час зайти обещал... Хорошо, да, будем ждать, спасибо!

А вот теперь беседа завершилась. Надя убрала телефон в сумку и счастливо улыбнулась:

— Дмитрий приедет. Пока сказал написать все, что Сергей потребовал, и не сердить его.

— Значит, ждем твоего принца на белом коне! — облегченно выдохнула Любка, сдула со лба встрепанную челку и упала в кресло, раскидываясь безвольной амебой. Но ненадолго. Меньше, чем через минуту, снова вскочила, забегала по комнате в стремлении делать хоть что-нибудь. В конце концов, деятельная девица отыскала себе занятие: вооружившись чайной ложкой, забытой кем-то на подоконнике, стала расшатывать шпингалеты в окнах. Ну и пусть, снаружи заперто, сначала изнутри открыть надо, а там, может, и снаружи чего подвернется годного для вскрытия.

Надя подсела к столу, придвинула оставленный листик с перечнем лотерей и, вылавливая в потоках безумных цветов, запахов и звуков те самые, которые, наверное, обозначали затребованные шантажистом цифры, стала записывать карандашом.

Никогда прежде девушка не использовала свое причудливое видение таким образом. Ей и в голову такое не приходило, просто потому, что так поступать было неправильно. И вовсе не по людским меркам морали. Ее дар никогда не предназначался для наживы и не должен был применяться так! Реальность очень чутко реагировала на такое нарушение баланса. Она сама принимала меры к его восстановлению, не обращая внимая на суетящихся вокруг букашек-людей.

Завершив разговор с девочкой-чудачкой, Дмитрий машинально взъерошил короткие волосы на затылке и решительно стукнул в дверь кабинета шефа.

— Да, Митя? — поправил очки на переносице тот, отрываясь от ноутбука.

— У нас проблема, — доложился телохранитель и помощник. — Сергей, похоже, слетел с катушек, похитил Надю Последнюю с подругой, увез к себе на дачу, угрожает им. Требует информации по лотереям.

Виктор Леонидович цокнул зубом и поморщился:

— А ведь мне докладывали, что парень к картишкам пристрастился, ставки от маленькой все растут. Надо было с ним раньше расстаться. Бери, кого нужно, Митенька, и помоги девочкам. Заодно понаблюдаешь, не взорвется ли на природе еще что-нибудь. Девочка нам про опасность толковала, так, по-моему, сейчас там самая подходящая ситуация для очередного проявления чего-нибудь эдакого...

'И проверить, и помочь, и в убытке не остаться — в этом весь Леонидыч', — хмыкнул про себя Дима и вышел собирать команду.

Для нейтрализации одного Сергея, пожалуй, хватило бы и самого Дмитрия, но уж больно неучтенным фактором оставалась девочка-чудачка, а потому на внедорожнике в сторону дачного поселка Солнечные Поляны выехали трое: сосредоточенный Дмитрий, хмурый Стас, введенный в курс дела, и третий из охраны бизнесмена — Василий. Щуплый, невысокого росточка, но очень быстрый парень.

Отведенный девушкам час еще не истек, когда внедорожник притормозил на соседней улочке дачного поселка. Все трое пару раз бывали у Сергея на даче на майские праздники, шашлыки жарили, потому с участком и домом знакомы были.

Василий дождался, пока Дмитрий и Стас покинут салон, растворяясь среди пейзажа, и, не таясь, повел машину к даче Сергея. Притормозив у забора, дал гудок и, звучно хлопнув дверью, весело завопил во все горло, перекрывая любой возможный шум со стороны товарищей:

— Эй, Серж, гляжу, твоя тачка здесь! Может, шашлыки пожарим?

Как раз в это время Дмитрий и Стас, сноровисто вскрывали навесные замки снаружи ставен комнаты, где заперли девушек, и распахивали окна. Поддеть и так расшатанные деятельной Любкой шпингалеты было секундным делом. Два мужика в камуфляже влетели в комнату и снесли девчушек с кресла и диванчика на пол, чтобы прикрыть их от окон и двери своими телами и мебелью, Затем огляделись более детально.

— Уй, какие тут трещины на потолке, — задумчиво глядя вверх через плечо Стаса, сообщила Любка. — Это как по-научному... кракелюры?

— Это сейчас здесь все к е....м рухнет, — выпалил Дмитрий совсем не научную, зато крайне актуальную весть. Он, опасающийся чего-то подобного, первым уловил подозрительное потрескивание и скомандовал:

— Гоу из окон!

Так же стремительно и синхронно, как влетели и снесли девиц на пол, пара спасателей подхватила их и вынесла-выкинула на высокую траву перед домом. А что там осот с крапивой встречался, так на мелкие частности всем было чихать. Не останавливаясь на достигнутом, парочка сгребла и потащила девиц дальше, как можно дальше от дома.

Треск нарастал, полыхнуло фиолетовым. Или это видела лишь Надя? Сначала левая часть дома, а потом и все строение сложилось, как карточный домик. Тучи каменной пыли, грохот камней, треск дерева — и нет больше дачки, унаследованной Сергеем от тетки. Лишь ничуть не живописные развалины в облаках оседающей пыли и мусора.

— Как ты там сказал, к е...м? — отчихавшись, хрипловато повторила Любка слова Дмитрия, поднимаясь из кустов, куда ее уложил 'заботливый' Стас подле напарника и подруги. — Точняк, к ним самым!

— Надо Сергея найти, — нахмурив бровки, предложила Надя, поднимаясь на ноги с помощью Дмитрия.

'Уложили' ее в кустики не менее 'заботливо', чем подругу, но девушка никогда не обращала внимания на собственные синяки и царапинки. Какие мелочи! Поболит и перестанет, а если на них внимания не сосредотачивать, то и болеть особенно не будет. Боль физическая всегда казалась Наде сущим пустяком по сравнению с душевной. Пусть и задевало ее зачастую совсем не то, что других, но если болело, то любая боль физическая не выдерживала сравнения с внутренними переживаниями.

— Надо, — согласился с предложением девушки спаситель.

— А то сдернет отсюда, а я ему еще морду лица как следует не набил, — сердито поддержал Стас. Потом эдак задумчиво покосился на запыленную Любку, чьи округлости успел в процессе спасения поневоле хорошенько ощупать, и замолчал. Наверное, взвешивал, а не обязан ли он неудачнику-Сержу чем-тоположительным.

Треска от развалин больше не шло, потому пятерка поисковиков, в которую влился обалдевший от созерцания близкой катастрофы Василий, приблизилась к бывшему домику. Группа настороженно, но без особой опаски — вроде как рухнуло уже все, что можно, — принялась обходить руины по периметру.

Похититель, похоже, тоже заслышал подозрительный шум и поспешил сдернуть из опасного дома. Но то ли не верил в его мгновенное разрушение и хотел для начала осмотреться снаружи, то ли вообще не собирался предупреждать девушек об опасности. Словом, ничего панического проорать он не успел, зато почти успел выйти. Но дьявол, как известно, всегда кроется в деталях. Сергея отыскали живого, в бессознанке, частично придавленного входной дверью, заблокированного здоровущим бревном перекрытия, почти легшим поверх оной. Кусок кирпичной стены дома основательно зажал его правую руку.

— Это нам с плазмой еще повезло. А, Надя? — меланхолично бросил Дмитрий, разглядывая попавшего в ловушку, как таракан, подчиненного.

— Он слишком многого хотел, — пожала худенькими плечиками девушка, выдав с точки зрения мужчин почти эпитафию.

— Я вызываю спасателей, Васька — скорую? — уточнил Стас, вытаскивая смартфон.

— Давайте, сами мы его точно не вытащим! — прикинул и разрешил Дмитрий. Затем обратился к спасенным: — Девчата, вам сложности и бесконечные визиты в ментовку, думаю, совсем не нужны? Для всех мы приехали на пикник к другу. Вот только он не успел выйти из дома, когда случилась катастрофа.

Любка похмурилась, вспоминая пару оплеух, потом сопоставила их с рухнувшим на голову похитителя домом и согласно кивнула. Свою месть она уже получила полной мерой.

Стон, слетевший с губ Сергея, заставил Стаса с Василем отойти чуть дальше и продолжить названивать в спасательные службы. А Дмитрий, напротив, шагнул к подчиненному.

— Серый, жив?

— Да, только двинуться не могу, на грудь давит, а руки вообще не чую, — доложился мужчина, чуть приоткрыв запорошенные пылью глаза. И почему-то наткнулся взглядом не на Дмитрия, а на стоящую чуть дальше Надю.

Даже сквозь серый налет грязи стало видно, как покраснел мужчина. Он прохрипел:

— Девчата, простите, если сможете. Бес попутал, ничего кроме шанса легкие деньжищи срубить не видел. Я должен по-крупному. А как понял, что дом рушится, вам вернуться и сказать не успел. Хорошо, вы целы! Я сдохну теперь, как собака, и поделом.

Любка задумчиво фыркнула и тряхнула головой, не зная, что сказать. Это ж надо такому случиться, чтобы чел в ум вошел, ему на башку пришлось домик уронить.

— Нет, тебя сейчас спасут, — промолвила Надя, чувствуя, как уходит мерзкая вонь от придавленного мужчины, сменяясь вполне терпимым запахом растертой в пальцах травы с примесью мокрой золы. — Помощь едет. И ты уже сполна заплатил за свой нехороший поступок, Сергей. Я прощаю.

У пленника рухнувшего дома на запорошенной кирпичной пылью и грязью, украшенной парой основательных ссадин физиономии проступила кривоватая, исполненная искреннего облегчения улыбка. Почему-то ему было важно прощение именно этой девушки, а вовсе не той, которой он легонько, только чтоб не вопила, съездил по мордашке.

— Все, скорая и бригада с техникой скоро будет, — доложился Василий и, помявшись, внес предложение: — Мить, может, ты девчонок увезешь? Чего их тут светить! А мы про неудавшийся пикничок сами пурги нагоним? Заодно и шефу доложишься.

— Правда, — кашлянул Сергей. — Я не сболтну. Увези их, Димон! Поблизости-то никого нет, все-таки окраина кооператива. Ясен пень, все равно сейчас наползут на шум, как тараканы.

— Ок, — Дмитрий мотнул головой в сторону стоявшей у забора машины и проинструктировал подчиненных: — Если машину кто видел и будут ответа требовать, я к начальству на доклад отбыл.

— Ваши телефоны у меня в бардачке, — припомнил похититель. — Заберите!

Девушки зашагали за Дмитрием, а Василий со Стасом остались ждать помощи и развлекать пострадавшего. Вытащить пока не пытались, чтоб, чего доброго на его голову ничего лишнего не обрушить, но ярая злость на бедолагу сама собой схлынула. Свое он уже получил. Первый вопрос озвучил Вася:

— Слышь, Серж, а у тебя дачка, случаем, не застрахована?

— Чтоб я знал, надо глянуть теткины бумаги, они дома в папке валяются... — растерянно кашлянула жертва фиолетового спектра иномирного заклинания и закона восстановления небесного равновесия.

Глава 11. За углом

Дмитрий усадил вернувших собственность девиц во внедорожник с затемненными стеклами и рванул с места. Где-то на выезде из дачного поселка мимо них промчалась, завывая и сверкая огнями, скорая помощь. С небольшим отрывом прогрохотало что-то массивное — уже от спасателей. Для небольшого городка обрушение дома, да еще с пока живой жертвой, — настоящее ЧП, потому службы торопились.

— Он не сильно пострадал, я правду сказала. Напугался только и руку сломал, зато к игре на деньги никогда больше не потянет, — подала голос с заднего сидения Надя, чувствуя, что именно беспокоит Дмитрия.

— Тебе-то откуда знать? — удивился собеседник.

Надя в ответ лишь пожала худенькими плечиками. Ответ 'Он так светится и пахнет' не выдерживал никакой критика с точки зрения здравого смысла, а другого у девушки не было, потому она тихо прошептала:

— Просто знаю! И не надо его увольнять. Виктору Леонидовичу скажите, пожалуйста. Сергей никогда больше ничего подобного не сотворит.

Дмитрий усмехнулся, но ничего обещать не стал. Решать боссу, но он слова девочки передаст непременно.

— Интересно, а где та бумажка с выигрышными номерами? — выпалила Любка.

— Она не должна была быть, потому или выпачкалась, или закопана так, чтобы никакой выгоды не принести, — ответила подруга.

— А жаль, — помечтала вслух бедовая девица. — Я бы не отказалась в лотерею пару миллионов выиграть! Ух, я бы развернулась!

— Не надо, пожалуйста, — тревожно попросила Надя. — Такая удача просто так почти никогда не выпадает. Это как со стаканами на столе, налитыми из общего кувшина. Если один — то самое дурное везение — будет полон, значит, другие дно покажут: здоровье, любовь, счастье близких...

— Да брось, выигрывают же люди и живут припеваючи, — принахмурилась Любка.

— Да. Те, кому этот выигрыш судьбой положен. И то, иной за такую удачу все равно платит... — снова вздохнула девушка, не зная, как убедить подругу оставить нехорошие мысли.

— Ты, классная, Надюх, пусть и со своими тараканами, — выпалила Любаша, и без увещеваний подруги переключившись на другую тему. — Мне теперь и шопингтерапия без надобности. Здорово встряхнулась, ни разу не видела, как под носом дом по кирпичику рассыпается! Славка далеким прошлым кажется. Подбросьте меня, что ли, до дома. Мамке помогу с компотами. Она кизила вчера купила. Готовка из головы тоже дурь только так выбивает!

Дмитрий уточнил адрес и подкинул непоседливую девицу к подъезду. Люба уже и думать забыла о выигрыше и самой возможности использования таланта Нади с целью наживы. То ли оказалась настолько бескорыстной, то ли несвойственное миру спешило стереться из памяти реальности, лишенной настоящих чудес. Зато Болотова не забыла уточнить у Дмитрия, эдак промежду прочим, женат ли Стас, и довольно заулыбалась при отрицательном ответе.

Надя поняла: либо почетное право добыть телефон потенциального кавалера Любка отвела ей, либо с авантюристки станется выспросить, где именно работает Стас, и заявиться к нему для продолжения знакомства.

— Перебрось мне телефон своей подружки, — попросил Дмитрий. — Мало ли что может понадобиться.

Надя молча забегала пальчиками по экрану, а собеседник, не отвлекаясь от вождения (гарнитура в ухе позволяла), ткнул кнопку автодозвона и коротко доложился:

— Улажено. Девушку я забрал, везу домой. Невредима. Обстановка? Дача в руинах, Сергей в завале. Живой. Скорую и спасателей вызвали, уже там... Сам? С переломом руки. Зато мозги на место встали. Нет, не медики, она так говорит. Стас на связи, доложит, как будут новости.

Завершив доклад, Дмитрий неожиданно обратился к пассажирке, бросив взгляд на палец, где больше не было золотого ободка:

— Я тебе, Надя, спасибо сказать должен. После твоих слов старый узелок разрубил.

— Вы еще встретите свое счастье, — машинально, слушая или видя что-то свое, откликнулась девушка.

— Да? И где ж оно, по-твоему, меня ждет? — со скепсисом уточнил Дмитрий.

— За углом, в соседнем дворе, — ляпнула Надежда, по-прежнему пребывая где-то в вышних сферах. А на деле пытаясь понять, как ей успокоить Силы, которые вообще перестали ощущаться. Может, свалились в обморок, если для них, бестелесных, предусмотрен аналог такого состояния?

— Ну-ну, — усмехнулся без злости, но и не спеша принять слова чудачки на веру мужчина. Скорее он воспринял их как наивную попытку доброй девушки обнадежить и утешить одинокого человека.

Кажется, эта странная девчонка вообще не умела сердиться по-настоящему, а уж черной злобы и жажды мести, какая порой накатывала на Дмитрия, и вовсе никогда не испытывала.

Занятный характер, но эту пигалицу невольно хотелось защитить от всей грязи мира, закрыть собой, чтобы ни одна мразь не посмела запятнать ее чистоты. Странное чувство! И при всем при этом, какой-то нерассуждающей частичкой души Дмитрий Шельга понимал — этой особенной девочки грязь мира коснуться не сможет. Она и по болоту пройдет, как по бульвару, даже не подозревая о топях и хищных тварях, таящихся в глубинах. А твари будут лежать и пытаться понять, кто это такой странный и, наверное, несъедобный нахально бродит вокруг.

Машина сбросила скорость и плавно свернула во двор Надиной пятиэтажки, почти пустой, не считая тощего деда с палочкой совершающего моцион, пары сплетничающих мамаш с колясками у скамьи, пузатого мужичонки с лохматой шавкой на поводке и худенькой светловолосой девушки с полным мусорным ведром.

'Ну хоть полное, к удаче', — мысленно сделал пометку телохранитель.

— Ой, мама, — ойкнув от неожиданности, выпалила девушка.

— Чего испугалась? — удивился Дмитрий, пытаясь понять, что именно встревожило пассажирку. Версии про деда и мамаш с колясками Шельга отмел сразу. Может, Надя собак боится? Или какое дурное предчувствие посетило, из тех, после которых надо не то что в соседний двор откочевывать, а лучше дать деру из района или вовсе из страны.

— Ничего, — замотала головой чудачка, развеивая не успевшие окрепнуть подозрения. — Вот моя мама с ведром. Мусор в контейнер выносит.

— Где? — не понял Дмитрий. Выйдя из машины, мужчина закрутил головой. Двор по-прежнему, не считая мамаш, дедка, пузана и девушки, был пуст.

Надежда тоже вышла из машины, и девушка с синим пластиковым ведром тут же сменила курс, заспешив к внедорожнику.

— Надюш, что-то случилось? — тревожно выпалила девушка, буквально ощупывая Надю взглядом. Только теперь, присмотревшись к светловолосой худышке внимательнее, Дмитрий заметил несколько складок мелких морщинок в уголках губ и у глаз, каких не бывает у соплюх. Хотя мысль о том, что у этой милой молодой женщины есть относительно взрослая дочь, все равно показалась дикой. Вера и Надя выглядели скорее как сестры — старшая и младшая — нежели как мать и ребенок. А еще у Веры были удивительно внимательный, теплый взгляд, изящный носик и красивые руки. Почему-то захотелось отобрать у нее тяжелое ведро и отнести на помойку самому.

— Все в порядке, мама! — улыбнулась Надежда, не спеша пугать родительницу подробностями похищения и обрушения строений. — Это Дмитрий, хороший знакомый, я тебе о нем рассказывала. Он меня подвез до дома, после нашей с Любой прогулки!

И тут же, без паузы на осмысление, последовало от Нади второе представление:

— Дмитрий, это Вера, моя мама.

— Очень приятно, — промямлил резко засмущавшийся мужчина.

— Взаимно, — откликнулась собеседница.

Что удивительно, смущение оказалось заразной бациллой. Вера зарозовела щеками и вцепилась в ручку мусорного ведра, как в спасательный круг или якорь реальности. Наденька же, переведя взгляд с мамы на Дмитрия и обратно, растерянно и радостно протянула:

— Ой! А вы знаете, я не против! Правда-правда, мама, Дмитрий! Вы подходите друг другу!

— Сватаешь? Надька! — ошалело выпалила Вера. — Я ж не девчонка уже!

— Тебе всего сорок, больше тридцати с виду никак не дашь, а Дима твой ровесник. Отлично все! Если поженитесь сразу, еще мне братика или сестричку подарить успеете!

— Надя-я-я... — беспомощно простонала мать.

А обыкновенно скромная и тактичная девушка нахально пихнула Дмитрия локтем и нарочито громко зашептала:

— Скажите чего-нибудь, а то она сейчас убежит!

— Я за пацана! — выпалил Дмитрий и покраснел, как помидорка, чувствуя себя не сорокалетним мужиком, а прыщавым подростком на первом свидании.

Надя, ткнув пальцем в небо, угадала. Он и с бывшей-то женой разошелся в первую очередь потому, что мечтал о детях, а Ленка даже слышать о малышах не хотела, лишь о карьере думала. Все фигуру берегла.

— Вы Виктору Леонидовичу позвоните, скажите, что у меня задержитесь, и ступайте домой чай пить, а я еще погуляю, — дипломатично выбывая из компании, предложила Надежда. Она решительно отобрала у мамы мусорное ведро и отправилась к контейнеру.

Все еще беспомощно краснеющий Дмитрий поднял взгляд на Веру. Когда неловко кому-то другому, то часто столь же или еще более неудобно становится самому, но не в этот раз. Вид растерянного крупного мужчины, напротив, взбодрил Надину маму и помог ей сориентироваться.

— Пойдемте-ка, Дмитрий, чай пить. Расскажите, во что на сей раз Надюшка моя влипла, — предложила женщина. — Если не хотите чаю, могу налить кофе.

Телохранитель смешался, не зная, что именно он может и должен рассказывать. И не погонят ли его прочь из дома и со двора после новостей о похитителях девиц — прямых подчиненных Шельги.

— Не волнуйтесь вы так, — почти правильно истолковала замешательство мужчины Вера и сочувственно прибавила: — У Нади без приключений и чудес редкий день проходит. Такой моя девочка уродилась! Я привыкла!

— Она у вас удивительная, — искренне согласился Дмитрий. — Будь у меня такая дочка, я бы, наверное, гордился неимоверно и так же страшно боялся за нее каждую секунду.

— Вы знаете, Дима, — Вера подошла к мужчине и удивительно уместно, будто частенько так делала, положила ладонь на его подставленный так же машинально локоть. — Это странно, но мне кажется, за такими, как моя Надюшка, кто-то там наверху присматривает отдельно. Поэтому я, конечно, за нее переживаю, но не до дрожи в коленках и не до сердечных колик. А иначе бы, наверное, уже давно поседела.

Рассказывать об отраве и странных видениях на кухне, оставивших смутный отпечаток в памяти, собеседница не стала. Дима не Ванечка, вряд ли проявит соответствующий интерес, но прозвучали слова Веры весьма убедительно.

После плазмы у шефа и дачки Сереги, развалившейся по кирпичику, Дмитрий был готов поверить во что угодно, кроме, пожалуй, того, что Надя сама заложила взрывчатку в обоих домах и, как профессиональная суицидница, подорвала их вместе с собой.

— Спасибо за приглашение на чай, Вера, с удовольствием его принимаю. Только, простите уж, Надя права, мне сначала надо сделать один звонок.

— Конечно, я понимаю. В вашей работе выходных порой не бывает, — безмятежно согласилась женщина и предложила: — Поднимемся в квартиру, из столовой позвоните. А я пока чайник поставлю.

Больше отпираться Шельга не стал. Вдвоем, рука об руку, будто так и ходили всю жизнь, будто так и надо, и только так уместно и правильно, мужчина и женщина пошли к дому.

Между тем у Надежды, стоявшей напротив площадки с мусорными контейнерами лицом к синему и зеленому массивам с неблагоуханным содержимым, тоже шел преинтересный разговор.

Глава 12. Посвящение

Смывшиеся после фиолетовой вспышки с разрушительными последствиями Силы Двадцати и Одной вернулись, принеся с собой истерическое состояние и развернутый экран в дом законника, как они упорно именовали специалиста-юриста. Помятый и очевидно не просыхавший уже изрядный срок Дарсен ныне был трезв. Вернее, магически вытрезвлен, и оттого еще более раздражен. Он походил на потрепанного бурей шмеля.

— И что у вас такого, драные демоны побери, стряслось, чтобы орать и трясти меня, как сливу по осени? — ворчал Виндер. Машинально одной рукой он пытался пригладить торчавшие сосульками грязные космы, а второй нащупать на столе бутылку или на худой конец бокал с выпивкой. Тщетно! — Никого, насколько я вижу, прям сейчас не убивают. Жива-здорова ваша драгоценная девица-избранница. Вернее, такой же чахлый цветочек, как была. Правда, чего-то ее на помойку занесло, но душевные болезни — это не по моей части. Целителя поищите!

— Я же говорила, не надо его звать, — тихо укорила девушка Силы. — Ему со своей бы болью разобраться. Не до чужой.

— Что ты понимаешь, соплюшка, в моей боли! — заведшись с пол-оборота, грохнул кулаком по столу юрист.

— Ничего, — не стала спорить девушка.

— Ты никого, небось, еще не теряла! — продолжил разоряться мужчина.

— Никого, — согласилась Надя. — И даже если бы со мной такое случилось, я не смогла бы в нашем мире без магии увидеть, куда ушли дорогие мне люди и порадоваться за них. Не смогла бы зайти в кабак и напиться с собственной женой, как с новым приятелем. И стать другом семьи маленького сына, обернувшегося взрослой дочкой, не смогла бы. Это ведь так здорово, посмотреть на души любимых в новых телах!

Юрист замер в кресле, как громом пораженный. Он сидел, беззвучно открывал и закрывал рот, а потом судорожно выдохнул, выпуская гнев, боль, осознание собственной глубинной неправоты. Из красного от гнева он стал белым, потом густо-розовым от стыда и просипел:

— Я неблагодарный идиот.

Опровергать сию сентенцию никто — ни несколько растерявшиеся от бури человеческих эмоций Силы, ни Надя — не спешил. Если Надюшка и подумала: 'Есть маленько', — то очень тихо и про себя.

— Спасибо, Силы, Надежда, — тихо промолвил Дарсен, склонив голову и прижимая к груди обе раскрытые ладони в знаке признательности. — Если вопрос срочный, я готов работать. Только, если можно хоть малость обождать, я бы сначала ванну принял. Несет от меня, как от ребса, забредшего в кусты с ягодами-вонючками.

— Я отсюда запахов не чую, но, если тебе некомфортно, обожду, — улыбнулась девушка. После общения с Силами (те невольно впихнули в голову новой работницы через слишком широкий для человека канал массу всякой нужной и не очень информации), у нее периодически всплывали в сознании причудливые ассоциации и картинки. Особенно часто это проявлялось в беседах с самими Силами и в процессе разговоров с юристом.

К примеру, ребс, когда проявилась очередная порция знаний, нарисовался Наде маленькой изящной козочкой с радужно-разноцветной волнистой шерсткой. Такое обаятельное чудо на острых копытцах, благоухающее плодами, чей запах сродни свежей помойной куче — это должно быть, занятное зрелище!

— Мы у Сил Времени попросим чуть придержать поток твоего мира, — великодушно вставили Сила Двадцати и Одной и прежде, чем кто-то из живых успел согласиться или возразить, осуществили запланированное.

Для Нади развернутый экран межмирового телевизора мигнул и вот уже снова явил посвежевшего, причесанного и горящего деятельным огнем Дарсена. Похоже, изрядной долей топлива для этого костра служил стыд мужчины за свои поступки и мысли.

— Примите мою благодарность и извинения, о Великие! Вы, вопреки предварительному договору, преподнесли мне ценный дар, позволили увидеть любимых. Я же, глупец, не оценил и, если бы не мудрые слова девушки, еще долго не смог бы по достоинству оценить вашего великодушия, — первым делом Дарсен встал из-за стола и снова поклонился Силам.

— Мы сомневались. Но Надя просила за тебя и предложила показать твоих родных, а потом уже устроить встречу, — с потрохами сдали девушку Двадцать и Одна.

Почему-то, когда Силы обращались не к ней, а к кому-то другому, Надя воспринимала их речь как один голос, а не слаженное многоголосье единых и одновременно разных потоков. Возможно, с ней Силы не считали нужным вычленять один голос, прекрасно понимая, что девушка из-за врожденных особенностей способна их слышать во всем многообразии потоков мышления.

Юрист снова начал сдавать зачет на хамелеона. Открыл рот, пытаясь что-то сказать, закрыл, махнул рукой и просто упал в кресло с самым честным и правильным из возможных ответов:

— Простите, если можете!

— Я не обижена, — качнула головой Надя, мысленно улыбаясь и называя сегодняшний день днем извинений.

— Мы принимаем твои извинения, — в унисон с девушкой согласились Силы и сразу перешли к самой тревожащей их теме: — Мы нуждаемся в твоем совете, Дарсен. Как ты знаешь, Надежда пребывает в закрытом от стороннего вмешательства техническом мире. Именно это не позволило ей согласно собственной сути сформироваться как действующая Плетущая Мироздание, но даровало способность иную — видеть наилучшие из путей и прозревать внутреннюю суть любого создания. Призывая ее на службу, мы печалились о невозможности избранницы стать той, кто играет на струнах Мироздания, и одновременно радовались, что ничто извне за пределами мира не способно повредить ей. Увы, мы ошибались!

— Это как? — не понял Дарсен, почесывая красноватый от долгих излияний нос.

— Заклинание нашло якорь в мире техническом, зацепившись на грани меж возможностью проявления способностей нашей избранной, что сами по себе есть чудо и магия, и миром, отвергающим саму возможность чуда, — горько пожаловались Силы. — Мы были слепы, не смогли уловить момента проникновения чар, не смогли отследить их создателя. Сейчас распался последний фиолетовый узел радужных чар. Но мы не знаем, кто сотворил заклинание. Запросы на сведения о мирах технических в Информационном Коде не проходят. А прямые вопросы о чарах не находят отклика, возможно, потому, что мы неправильно их формулируем.

— Но если заклинание распалось, то почему вы волнуетесь? — наивно удивилась девушка, присев на скамеечку у площадки. Особой популярностью это место не пользовалось, потому как даже любившие почесать языками бабульки избегали пованивающего пятачка. Зато со стороны двора и с улицы этот закуток просматривался плохо. Маленькую фигурку на скамье запросто было не разглядеть.

— Нет гарантий, что тебя снова не сделают мишенью, — угадал с ответом Дарсен и, нахмурившись, посетовал: — Надо было меня сразу оповестить, я бы попробовал пару старых приятелей подключить. А теперь, после распада плетения, зацепку облезешь искать. Вопрос о врагах пытались задавать?

— У Плетущих издавна лишь один враг — Разрушитель Мироздания, но подобным тварям тоже нет доступа в миры технические и к тонкой магии они не способны, — жалобно выдали Силы.

— Так, я не понял, вы спрашивали или нет? Разрушитель, хренушитель, какая разница. Деньги звенят везде одинаково! — передернуло Дарсена при упоминании легендарных монстров. — Чужими руками можно многое сотворить!

— Мы спрашивали о врагах нашей избранной. Ответа нет. Либо сведения искусно спрятаны даже от нас, либо воистину у Надежды нет врагов.

— Угу, а убить вашу куколку друг пытается, — хмыкнул Дарсен. — Впрочем, как вариант, тот, кто на нее это заклятье подвесил, вообще ее врагом не считает, просто досадной помехой.

Двадцать и Одна разразились безумной пляской цветов, невнятными воплями для человека равносильными вырыванию волос из головы, и свернулись в невообразимую цветовую петлю, замолчав на всех диапазонах на добрые пять минут. Когда они снова заговорили, это были глубоко растерянные голоса:

— Мы отыскали/ Зачем так/ Почему/ Неправильно!

— Ага, значит, нашли, о Великие! Так поделитесь же с нами сим откровением! — довольно констатировал юрист, правильно интерпретировав состояние Сил.

Двадцать и Одна снова взорвались диким танцем энергий и воплями, из которых смертные вычленили следующее: некой группе богов с верхнего Уровня (то ли какому-то очень тайному ордену, то ли просто клубу любителей по интересам), приглянулись три места храмов Сил. Изгнать Силы из их храмов боги, разумеется, не могли, а вот обставить все так, чтобы Двадцать и Одна оставили храмы сами, вознамерились попробовать. Для этого и науськали любителя заливных лугов и что-то подтасовали с погодой в мире, где буйным цветом покрылись уличи. А тут объявилась Надежда, обломавшая интриганам всю малину.

— Не вник! А смысл столь яро трепыхаться? Это ваши храмы, даже если бы вы оставили их своим вниманием, что толку? — озадачился мужчина.

— Они собирались воздвигнуть свои статуи якобы в качестве посредников и собирать на себя весь поток энергии молитв, — сердито объявили Силы Двадцати и Одной.

— Сработало бы? — деловито уточнил Дарсен.

— Могло, — уныло признали Силы.

— Тогда предлагаю вкатить этим находчивым иск в Суд Равновесия на покрытие убытков, судебных расходов и моральный ущерб. Насколько я понимаю, данные из Информационного Кода Силами Равновесия в качестве доказательств признаются. Еще бы хорошо на них всех обвинение по покушению на Надежду повесить радужным проклятьем, да боюсь, не выйдет.

— Почему? — удивились приободрившиеся и очень воодушевленные перспективой покарать нахальных богов Судом Равновесия, Силы. Свидетельства-то были налицо!

— А где доказательства того, что девушка является вашим работником, о Великие? Ни контракта, даже устного, ни тем более зарплаты, как я понял, у нее нет.

— Нет, — уныло согласились наивные в практических мелочах Силы.

— А значит ни ныне, ни впредь вы официально ее защитить не сможете! — загнал в угол и припечатал Дарсен Виндер.

— Это сложно, — окончательно закручинились Двадцать и Одна, в вихре энергий появились грязноватые оттенки. — Надежда — Плетущая Мироздание, а значит она в юрисдикции Сил Равновесия. Лишь они издавна призывают Плетущих на службу.

— И что, когда мы иск подадим, тут же призовут? — удивился юрист.

— Нет, Надежда пребывает в мире урбанизированном, — выдали ментальный аналог пожатия плеч Силы. — Ныне лишь нам пришла мысль о возможности служения Плетущей вне сфер прямого доступа Сил, когда мы сияние кулона Плетущей, затерявшегося в этом мире в незапамятные времена, ощутили.

— Кто не успел, тот опоздал, — процитировал Дарсен то ли старинную земную поговорку, то ли ее аналог, преобразованный для Надюшки привычным образом.

— Мы можем даровать Надежде печать, знак служения Двадцати и Одной, но подобная печать не снимается переходом в другую инкарнацию, — принялись рассуждать вслух Силы.

— А почему у меня раньше такой печати не было? Или она есть? — уточнила девушка, до сих пор не вмешивающаяся в беседу, предоставляя право интеллектуально потрошить Силы специалисту. Но касательно печати Служителя информация у девушки была. Ее, выражаясь языком технического мира, к каковым оказывается относилась ее Земля, закачали в общем объеме пакета данных.

— Сейчас нет. Возможно, была, но мир технический смывает следы любых магических печатей тем, кто рождается в его границах. Но, скорее всего, ты лишь в этом рождении по воле Творца обрела дар Плетущей.

— Тогда что тревожиться, печать ведь снова исчезнет? — не поняла Надежда.

— Нет, поставленная магически в мире техническом, она не исчезнет более никогда, если, конечно, ты сама не пожелаешь сложить с себя бремя служения.

— Ставьте скорее, пока за девочку какой другой ушлый ликвидатор не взялся или лапу не наложил! — деловито посоветовал юрист.

— Но печать надлежит ставить в Источнике Сил или в храмовых пределах, — завздыхали Силы Двадцати и Одной, как и любые Силы, обожающе торжественность, помпу и внушительные спецэффекты.

— Так, я не понял, вам что важнее, о Великие, красивый ритуальчик забацать или безопасность девушки? — кажется, не на шутку разозлился Дарсен. Во всяком случае, кончик носа юриста ощутимо покраснел и из рабочего кресла он начал привставать.

— Безопасность Надежды превыше, — торопливо согласились Силы.

— Тогда вперед! — поторопил собеседников юрист. — Хотя, в чем-то вы правы, о Великие. Храмов Сил и Источников в здешнем мире, конечно, не сыщешь, но, может, хоть домой уйдешь, Надя? Не на помойке же обет служения и официальную метку принимать?

— Пока не могу. Там мама и Дмитрий беседуют. Им надо наедине сейчас побыть.

— Ты хочешь сказать, тебя родная мать услала на помойку, чтобы с мужиком миловаться? — вновь взвился законник.

— Нет, — улыбнулась готовности ее защищать Надежда. — Я их сама познакомила и отправила побеседовать. Думаю, у меня скоро отчим появится, а потом еще и братик. Маме давно снова замуж пора, нельзя людей избегать только потому, что я у нее такая странная. А Дмитрий про мои особенности знает. Все отлично складывается!

— Ты слишком добрая, — проворчал Дарсен, потирая лоб.

— Нет, просто я вижу правильное плетение цветов и не добавляю в него ненужных ниток. К чему путать узор? Когда он правильный, все легко.

— А-а-а, это твои заморочки Плетущей Мироздание, — сообразил и тут же сдал назад Виндер. — Знаешь, я ведь подобных тебе вообще выдумкой или древней легендой считал, как и Джокеров, ладно хоть не пугалкой, как Жнецов и Разрушителей. А оно вот как обернулось. Великая Триада по мирам гуляет, их хохот Мироздание перекраивает. И ты из технического мира Силам Двадцати и Одной служить берешься...

Каждое незнакомое слово-понятие из речи Дарсена: Джокеры, Великая Триада, Жнецы, Разрушители — словно вскрывало очередной массивный пласт ранее полученной, но осознанно не усвоенной, не пропущенной через эмоции, пласт информации.

Джокеры, они же Великая Триада, они же Потрясатели Устоев, Длани Творца и все с больших букв, огненными письменами на полнеба — тройка уникальных богов, чье явление было в незапамятные времена предсказано пророками и ожидалось долгие тысячелетия всеми мирами. Ожидалось настолько долго, что стало легендой, в которую никто, пожалуй, кроме Сил, не хранил веры. А они, эти Джокеры, взяли и явились, чтобы шутя перекраивать миры и порядки в них, ведомые высшей волей Творца, которую чувствовали, как безусловный императив к действию. Нет, конечно, служивших Творцу созданий имелось немало, но все они либо не обладали должным уровнем могущества, чтобы вершить любое деяние, либо не чувствовали волю Творца безошибочно. Либо, если отвечали обоим этим требованиям, не были способны творить весело и искрометно, лишь 'причинять добро и наносить справедливость'. Джокеры же отвечали всем трем условиям. Потому ныне каждый мог воззвать к правосудию Великой Триады. Их храмы встали в мирах.

Жнецы же, издавна находясь на службе Сил Равновесия, утверждали его своими мечами — атрибутами должности, способными разить любое создание вне зависимости от расы и уровня могущества. На фоне этих грандиозных личностей Разрушители — боги, способные разрывать нити Ткани Мироздания — хоть и были зловещими одиночками, совсем уж неодолимыми монстрами не казались. Воистину, все во вселенной относительно.

Пережив вскрытие внутреннего заархивированного файла мгновенно и почти безболезненно (легкое сдавливание висков не в счет), Надя продолжила слушать Дарсена. Тот вещал:

— Ай, какая, собственно, разница, Храм, Источник Сил или помойка? Главное то, что внутри. Ставьте ей печать поскорее, о Великие, а то еще какой-нибудь сброд решит, что Надежда им жить мешает. И где бы еще такую Последнюю Надежду Плетущую Мироздание — блин, звучит-то как, словно легенда! — отыщете?!

— Ты прав, законник, — торжественно согласились Двадцать и Одна. — Не имеет значения внешнее окружение, важны лишь переливы цвета души нашей избранницы. Да будет так!

— И вообще, это в духе современности вселенского смеха! Скажи кому, Силы Двадцати и Одной проводят посвящение на помойке... — хмыкнул себе под нос Дарсен Виндер и откинулся в кресле, собираясь в полной мере насладиться представлением.

Но Силы уже настроились на торжественную волну ритуала и пропустили ёрничанье законника мимо своих энергетических ушей.

Радужное сияние плотным коконом окружило сидящую на скамеечке девушку, отрезая ее от материальной реальности мира, раскрашивая внешне неприглядное окружение многоцветьем сюрреалистических красок.

Наде было невообразимо тепло и уютно в пляске безумных цветов. Ощущение приятия, приязни, тепла, исходящее от Сил, согревало девушку до глубины души.

— Принимаешь ли ты печать Сил Двадцати Одной, что даруем тебе, избранница? — торжественно и на удивление слаженно вопреки своему обычному многоголосью, провозгласили Силы ритуальную фразу. Вероятно, она не допускала расхождений с каноном.

— Принимаю с радостью, — заулыбалась девушка, не меньше, а то и больше законника наслаждающаяся представлением.

— Да будет так! — снова торжественным хором провозгласили Силы, и спокойно лежащую на колене левую руку — именно левую, ту, что со стороны сердца, в центре ладони опалил радужный свет.

Нет, больно ничуточки не было, только приятный жар вперемешку с щекоткой коснулся кожи, отпечатываясь на ней незримым простым смертным, но видимым любому, имеющему дело с магией, созданию. Печать легла на тело, душу, все иные тонкие структуры сути девушки отныне и навсегда.

Надя развернула ладошку так, чтобы полюбоваться переливами метки Сил, выглядевшей, как закольцованная и принявшая форму круга радуга, чей спектр шире привычного людям ее мира.

— Готово? — уточнил Дарсен, и дождавшись кивка, смущенно буркнул нечто вроде: — Поздравляю с посвящением, Служительница!

— Спасибо, — улыбнулась Надюшка.

Глава 13. Специфика волшебной работы с удаленным доступом

Встряхнувшись, будто выбрасывал из головы всякую патетику, законник тут же нарочито деловито забухтел ввинтившись в беседу:

— Эй, о Великие, проблемы с двумя вашими храмами мы решили, а про третий вы нам ничего не рассказывали. Не успели пока или в помощи не нуждаетесь? Мне же все три факта для составления жалобы в Суд Сил нужны.

Силы замялись, и в их молчании Надежда явственно уловила розовый отголосок смущения. Но жажда прищучить жуликов-богов оказалась сильнее, чем желание сохранить тайну. Силы раскололись.

— Мир Джангаль, край девственных лесов и быстрых рек, где храм наш воздвигнут, ныне из-за вмешательства недругов наших, о коих уже поведали мы, неумолчным шумом моросящего дождя полнится. По листьям широким капли шуршат, в дивную мелодию сплетаясь. Чуден звук сей и, внимая ему, гармонией покоя мы наслаждаемся.

— И сколько уже там моросит? — практично уточнил Дарсен.

— Три цикла, по вашему счету семьдесят дней, — нехотя признались Силы.

— Значит, грязь скопилась непролазная. Никто пока не утоп?

— Разумных обитателей на Джангале нет. Паломникам, конечно, дорога доставляет некоторое неудобство, но у Сил Равновесия, к примеру, храм вообще в ледяных горах и крутая лестница без перил — не жалуются, — чуток заупрямились Двадцать и Одна.

— Да уж! Им, пожалуй, пожалуешься на дискомфорт... — хохотнул Дарсен. — Они примут к сведению, и родишься для равновесия в следующей инкарнации горным козлом, которому скалы и холод — дом родной.

Силы самым натуральным образом захихикали, разделяя веселье.

'Кажется, — подумала Надя, — в среде высших созданий с легкой руки законника только что родился свежий анекдот, который отправится гулять по мирам. Теперь самое главное, чтобы об анекдоте и его создателе не проведали сами Силы Равновесия. А то ведь и правда расщедрятся на подарки, и родится Дарсен в следующей жизни какой-нибудь тропической птичкой-хохотуном'.

Вместо веселья над чужими привычками и увлечениями, девушка скромно предложила:

— Если никому в мире дождь не в тягость, сделайте над дорогой для паломников такую же защитную завесу-полог, как в паучьем лесу. И музыку дождя всем желающим слушать можно будет и неприятностей он не доставит.

— Спасибо, Надежда. Мы думали над этим, просчитывая вероятности возможного ущерба миру. Полагаем, несколько лет не нанесут серьезного урона, а позже мы ограничим область дождей лишь районом храма и создадим там каскады радуг! — Силы поспешно протранслировали картину настоящего с тихим шорохом дождей, создающих мелодию на пестрых листьях. А следом показали свой храм — воздушное, пусть и созданное из разноцветных каменных блоков, сооружение на громадной лесной поляне. Сверкающие над зданием и над деревьями радуги придавали постройке празднично-величественный, исполненный сдержанного ликования вид.

— Красиво есть и будет, — мечтательно улыбнулась девушка, всегда тонко чувствующая переливы красок и звучание струн мира.

— Прости, — как-то поникли, разом смутившись, Силы Двадцати и Одной.

— За что? — не поняла Надя.

— Мы не учли, ты не сможешь покинуть пределы своего мира и узреть красоты наших храмов воочию!

— Не страшно. Вы мне их все покажете, — утешила Силы девушка. — Я не расстроена и не обижена. Я счастлива жить в том мире, где живу.

Понимая, что необыкновенные собеседники ей до конца не верят, Надя процитировала:

Моторов рокот и бензиновая гарь

Иль терпкий запах конского навоза

Судьбе, поверь, как ныне, так и встарь

Судить начертано деянья, а не позу.

Смени наречье, а клинок на автомат,

Камзол и шпоры на прикид фирмовый,

Все будет так же, как века назад:

Деянья ценятся, а не пустое слово.

Какой ни выбери из множества миров,

Из взгляда твоего реальность свита:

Увидишь радость, чудо, волшебство,

Иль мерзость праха и постылость быта.

— Эт-то что? — хрипло уточнил законник, напряженно внимавший строкам, слетавшим с уст чудной девушки.

— Это стихотворение написала в юности мама, когда услышала одну выдуманную историю моего мира, — не вдаваясь в тонкости разъяснения понятия кинематографа и описания причудливой интерпретации книги Александра Беляева 'Остров погибших кораблей' и прочих обстоятельств сочинения трехстишья по мотивам песни, отозвалась Надя.

— Сильно сказано, — задумчиво признал Дарсен. — У тебя умная мать!

— Мы поняли тебя, посвященная, — успокоено промолвили Силы. — Мудрые слова, все воистину так!

Надя лишь улыбнулась, тряхнула головкой, разметав светлые прядки волос и, прихватив пустое ведро, двинулась домой. Теперь уже было можно, ее возвращение не нарушит той тонкой ниточки, протянувшейся между Дмитрием и мамой, из которой образуется новое крепкое и красивое плетение.

Двое чаевничали на уютной кухоньке, разговор шел тихий и душевный. Надю встретили и налили третью чашку. Пока девушка присаживалась, Дмитрий сказал:

— Стас звонил. Сергею рентген сделали. Ты права оказалась. Рука сломана, ребра целы, только ушиб. Легко отделался. Как только разглядеть-то смогла?

— Он так пах и светился, — пожала плечиками Надежда, не вдаваясь в личные тонкости вкусо-цвето-восприятия.

— Не спрашивай, — с полуулыбкой предложила Вера мужчине. — Запутаешься еще больше. Надюшка так видит, ей трудно объяснить, что именно видит, потому что мы видим иначе.

— Уговорила, — просто кивнул Дмитрий, начиная подозревать, что многое из того, что и как видит девочка, не его ума дело. И если он не хочет, чтобы в один непрекрасный день на его башку рухнула какая-нибудь крыша, стена или летающий автобус, лучше ничем таким не интересоваться. Поговорка 'много будешь знать, плохо будешь спать' в данном случае вполне годилась в качестве руководства к действию. А тут еще Вера поморщилась и протерла глаза, поспешно опуская взгляд к столешнице. После чего Надя поспешно допила чай и удалилась к себе. Из-за дверей вскоре неразборчиво донесся ее очень тихий голос. Слов было не разобрать, но, кажется, девушка с кем-то вела беседу, хотя звонка телефона не было. Но, с другой стороны, она и сама могла набрать номер. Не с сонмом привидений же она толковала? Нет, лучше не спрашивать...

Тем временем Надя в своей комнате выслушивала не то похвальбу, не то свежие сплетни, не то жалобы от энергетических работодателей.

— И тогда мы в каждом из своих храмов объявили об упразднении ордена жрецов! Дабы нигде и никем наши слова более не истолковывались превратно, лишь те избранники Сил, кто носит нашу печать и вершит деяния ради гармонии миров, отныне и впредь будут иметь право говорить от нашего имени! У Сил Равновесия вообще нет и никогда жрецов не было, лишь служители! И у Джокеров нет жрецов! Твои слова звучали правильно, Надежда, и мы решили сделать по слову твоему!

— Я же только спросила зачем... Я не предлагала вам жрецов сразу распускать, — несколько растерянно сказала девушка.

Надя не слишком разбиралась в движениях людских душ, но что-то подсказывало новоиспеченной служительнице с щекотной печатью на ладошке, что среди отныне безработных жрецов не сыщется много довольных ее рациональным предложением. Зато проклинающих того, с чьего глупого словца куча народу полетела с насиженных тепленьких местечек, будет предостаточно! И терзали девушку смутные сомнения, что она опять на ровном месте нашла себе кучку дурно пахнущих проблем.

Тем не менее, пояснять свою точку зрения довольным Силам девушка не стала. В конце концов, она здесь, в мире труднодоступном, практически закрытом от внешнего воздействия. Так может, повозмущаются, побесятся, не найдут истинной виновницы своих бед, да и пойдут себе новую профессию по душе искать или других хозяев, которым жрецы с опытом работы пригодятся?

В лучшее хотелось верить, потому червячок сомнений был временно закутан в кокон слов 'авось, обойдется' и подвешен в уголок потемнее. В конце концов, жрецы служили Силам Двадцати и Одной, а не стремились к эгоистичному захвату власти. Потому Надежда забралась с ногами в кресло, пристроила на коленях томик стихов и погрузилась в чудесный мир ассоциаций и образов.

А рядом с девушкой танцевали Силы, ловя отзвуки ее восприятия, пропуская через себя и рассыпаясь водоворотам маленьких радуг. Уж им-то со своей необычной посвященной было уютнее, чем иному человеку с чашкой горячего шоколада под пледом у потрескивающего поленьями камина. И их сияющая тихая радость умножала умиротворение жизнью девушки. В таком расслабленном состоянии Надя задумчиво уточнила:

— Силы, скажите, все ваши проблемы связаны с храмами или вы о других нам с Дарсеном не говорили?

— Пока не говорили, — осторожным хором раскололись Двадцать и Одна. — Смотрели на ваши решения/слушали отзвук/эхо событий в мирах/ разглядывали нити плетений.

— То есть, важнее была не срочность и сложность, а суть наших решений, — заключила девушка, совсем не обижаясь на собеседников. — Если бы мы ошиблись в вопросах, касающихся ваших храмов, вы не сочли бы это непоправимым вредом в отличие от чего-то другого.

— Воистину, — виновато признали Силы с опасливым вздохом.

— И сейчас вы так думаете?

— Нет/уже нет/но ты столько пережила сегодня!/ Смертные тела уязвимы/Нужен отдых/Помешаем!

— Вовсе нет, — улыбнулась Надя, откладывая книгу. — Мне будет интересно послушать и попробовать чем-нибудь помочь.

— Офур, мир бифуриш, гибнет, смена структуры Уровня неизбежно приводит мир на грань изменений, сминая плетение. Если спасать его, то под ударом оказываются пять иных миров, — с места в карьер начали разговор Двадцать и Одна, став удивительно единодушны в своем рассказе. — Мы предложили бифуриш переселиться в ближайшее измерение, подходящее им потоками энергий и климатом. Но они отказались. Говорят, что предпочтут погибнуть вместе со своим миром.

— Печально, — нахмурилась Надя, не понимая до конца сути проблемы. — А почему так? У них философия, как у самураев или что-то иное?

— Все, что случается, то суждено, что суждено, то неизбежно, противиться неизбежному — значит идти против течения великой реки замысла Творца, становясь камнями в запруде его воли, — выдали длинную сентенцию, явственно цитируя тех самых фаталистов-самоубийц с Офура, Силы Двадцати и Одной.

Попутно вместе с цитированием печальной сентенции Силы явили Наде образ мира мелких островов с длинными песчаными и каменистыми отмелями. Лазоревые просторы океана под синим безоблачным небом и крупных морских черепах с яркими, как стеклышки в детском калейдоскопе, панцирями и совсем не животным интеллектом в глазах, полуприкрытых кожистыми веками. Жители Офур, бифуриш, оказались ластоногими черепахами.

Людей Наде тоже было бы очень жалко, но и от вида этих разумных с яркими панцирями, отмеченными красивейшими узорами, ждущих гибели с философской обреченностью, и вовсе навернулись слезы. Нет, просить сохранить Офур, жертвуя другими, не заслужившими гибели мирами, девушка не стала. Образ мира, переданный Двадцатью и Одной был не только картинкой ландшафта, сквозь него проглядывали куда более пестрые, чем панцири черепах-бифуриш, где-то натянутые, где-то оторванные, где-то перекрученные так, что распутать нельзя нити. Да, структура Уровня в месте расположения Офура нуждалась в серьезном ремонте. Его следовало переплести заново буквально с чистого листа.

— Если они водные и все сводится к мысли о течении великой реки Творца, то не провозглашайте великого исхода, откройте в разных частях мира врата-порталы в виде течений, несущие туда, куда планировали переселить черепашек. Пусть сами найдут, исследуют и проверят. Возможно, такие врата они сочтут знамением, проявлением воли Творца и нужным течением великой реки замысла, — предложила Надюша, покусав нижнюю губу.

— Обман... — задумались Двадцать и Одна.

— Почему обман? — совершенно искренне удивилась Надюшка, руководствуясь объемом знаний, по оплошности втиснутых в ее голову Силами при знакомстве и интуитивным стремлением к правильности цветов и запахов. — Вы — Силы Двадцати и Одной, действующие по воле и закону Творца. Его воля ведет вас, желающих спасения бифуриш. Это они не понимают правильного течения и не ищут спасения. Ведь так?

— Так, — с явственным облегчением (какое счастье, что ты нас убедила!) согласились Силы и умиротворенно объявили: — Мы сделаем течения!

Надя тоже заулыбалась, довольная исходом разговора. Пусть черепашки-философы и дальше живут где-то на просторах необъятной вселенной!

Глава 14. Мы не ищем легких путей... Опять?

Дмитрий пробыл в гостях у Веры до позднего вечера и в воскресенье приехал снова с букетом и тортом. Когда смущенная мама тихонько уточнила у Нади, не против ли она, Надюша пожала плечами и громко, чтобы оба услышали, ответила:

— Нет, конечно! Ты же слышала, я жду братика или сестренку. Но раз вам нужен конфетно-букетный период, подожду, только сильно не затягивайте!

И пока смущенные сорокалетние люди кашляли, приходя в себя от ее заявления, сбежала к себе в комнату, давая возможность парочке пообщаться наедине. Надя и из дома бы ушла на прогулку, давая двоим большее уединение, но чувствовала, что подобное им сейчас, после ее объявления, покажется чрезмерным. Одно дело общаться, когда за стеной чем-то своим занимается другой человек, и совсем другое — остаться совсем вдвоем в квартире.

Умом такие странности поведения Надежда не понимала, но принимала, как должное. Она уже очень давно жила, как чувствовала, просто потому, что иначе жить не умела. Жила так, чтобы не портить поступками переливов цветов вокруг, а не так, как диктовали логика и правила поведения.

За чтением пара часов пролетела совершенно незаметно. Наде вдруг неудержимо захотелось прогуляться. Время приближалось к полудню, но было пасмурно. Прохладный осенний ветерок подувал сквозь форточку. Просветы голубого неба казались все меньше, перекрываясь серыми клочьями тучек.

— Мам, я на минутку выскочу, хлебушка куплю, — крикнула девушка, быстро собравшись.

— Хорошо, только осторожнее! В новостях утром всякие ужасы рассказывали, — крикнула в ответ Вера, отвлекаясь от задушевной беседы под звяканье кастрюлек.

— Поэтому я новости вовсе не смотрю, — из прихожей рассмеялась в ответ Надя, засовывая в карман аккуратно сложенный пакет для покупок. — Нашим журналистам соврать и напугать — главная радость и источник дохода.

Сбежав по ступенькам на крылечко подъезда, Надя чуть поежилась от прохладного ветерка. Но возвращаться не стала, только накинула на голову широкий капюшон куртки и двинулась вперед. У мебельного магазина напротив двора стояло две грузовых машины с распахнутыми во всю ширь створками. Кто-то, похоже, решил разом обставить новую квартиру. Выход, выезд и вообще доступ из двора на улицу 'Газели' перегородили основательно. Поэтому нечего было и думать просочиться между грузовиками и бригадой грузчиков, суетящейся с творческим матерком.

Мысленно пожав плечами, Надя решительно развернулась и направилась в сторону площадки с мусорным контейнером, за которым примостились несколько гаражей-ракушек жильцов-инвалидов. Между ними пряталась тропинка, выводящая прямо во двор соседней многоэтажки, через который до продуктового магазина было рукой подать.

Знакомая тропочка между гаражами, которой девушка не пользовалась больше месяца, заросла изрядно. Крапивы и репьев на ней местами было по пояс, а сверху задорно покачивались ветви шиповника, так и норовя уцепить авантюристку за капюшон мелкими колючками. Надя склонила голову опустила плечи и ринулась вперед. Шаг, другой, третий, четвертый. На пятом и шестом в нос шибанула дикая вонь тухлятины. Следом, не давая перевести дух, резко, в диссонанс недавнему умиротворенному настроению, в глазах зарябило до черных мушек и сильнейшей тошноты, накатывающей волнами вкупе с чередой тошнотворных цветов.

И будто ставя точку в аттракционе гнуси, на лицо легли противные ошметки чего-то мерзостно-липкого. Надежда запаниковала, рванулась вперед, пытаясь выпутаться из неприятнейших ощущений, замахала руками, в слепой надежде прорваться, порвать эту липкую дрянь, хоть немного развеять миазмы.

Девушка зацепила что-то тонкое и столь же препротивно-тягучее на ощупь. Рванула. Раздался едва слышный звук, словно порвалась струна давно испорченного инструмента и все неприятные ощущения разом исчезли. Как отрезало. Глухой звук падения и треск ломающихся веток в кустах у гаражей прозвучал для вернувшей слух и зрение девушки неожиданно громко.

Проморгавшись и сглотнув вязкую слюну, Надя вздохнула полной грудью. Запах тухлятины пропал, мир вокруг снова был ярок и позванивал, да что там позванивал, он выводил нечто ликующее, пусть и неслышимое большинству смертных.

Невольно заинтересовавшись недавним треском в кустах, девушка приблизилась и заглянула в заросли. Там, скорчившись, лежал мертвый мужчина. Что мертвый, для Нади было совершенно очевидно. И не только из-за неподвижности тела. Труп не имел изобилия запахов и красок, обычных для живых людей.

И, тем не менее, рядом с этим неподвижным и окончательно мертвым продолжал витать призрак мерзостной вони, будто намекая на причину недавних мучений Надежды. Была причина, да больше нет. И как поступить теперь ей?

Бежать домой, оставив тело в кустах — о таком Надя даже не помыслила. Здесь частенько играют детишки, забегают совсем маленькие. И что будет, если на труп наткнется ребенок? Или впечатлительная будущая мамочка с пузиком?

Девушка нашарила в кармане телефон и уже почти привычно набрала номер.

— Простите, Дмитрий, это снова я. Посоветуйте, пожалуйста, как лучше поступить. Я в соседнем дворе, а в кустах лежит труп.

Шельга отреагировал мгновенно в телеграфном стиле:

— Ничего не трогай, никуда не ходи, не маячь на виду. Я сейчас буду. Куда идти?

— У мамы спросите. Я за синей гаражной ракушкой.

Шельга отключился, Надя послушно отошла за гараж, скрываясь от чужих взглядов. Ждать долго не пришлось. Меньше, чем через пять минут. по той самой тропинке, где девушке на несколько мгновений стало дурно, очень быстрым шагом, почти бегом к не в меру находчивой чудачке присоединились Дмитрий в распахнутой куртке и мама в застегнутом пальто, но в домашних тапочках на ярко-полосатый носок, задорно выглядывающих из-под домашних же синих брючек.

— Где? — отрывисто уточнил Шельга.

— Там, — Надя послушно указала пальчиком в сторону густых пока зеленых зарослей с остатками недосорванных ребятней красно-оранжевых плодов.

Дмитрий скрылся ненадолго из виду, вернулся и хмуро констатировал:

— Труп. Похоже, свежий.

— Он только что умер, я треск веток слышала от падения, — вздохнула Надя.

— Сердце прихватило? Может, скорую вызвать? — озадачилась Вера.

— Поздно, — уверенно покачала головой дочка.

— А эти твои чего-нибудь говорят? — неуверенным шепотом спросила Вера, судя по всему, пребывая в шоковом состоянии (не каждый день единственная деточка трупы находит во дворе). — Они что-то тут, только не мельтешат, а совсем замерли.

Только сейчас и Надя обратила внимание, что всегдашнее пусть ощущаемое отдаленно (как собеседник на другом конце телефонного провода) присутствие Сил сменилось их ступором. Двадцать и Одна были здесь. Но только в энергетическом плане. И одновременно они пребывали в аналоге своего энергетического обморока.

— Эй, Силы... — робко позвала Надя.

Те дернулись, будто очнулись и залепетали разноголосую околесицу:

— Ты не Жнец, ты не успевшая войти в силу Плетущая! Ты не должна/не умеешь/не способна рассекать нити. Но ты ее порвала! Ты исполнила приговор, как Жнец! Не бывает/ не должно быть/невозможно!

— Мама, ты в одних тапочках, иди домой, простудишься. Дмитрий поможет, мы скоро вернемся и все расскажем, — попросила Надя мать.

Та только сейчас заметила, что у нее на ногах вместо осенних ботиночек и сконфуженно охнула. Шельга мгновенно присоединился к Наде с уговорами:

— Ступай, Вера, не стоит тут толпу собирать! Я позабочусь о Надюше.

— Х-хорошо, — уступила женщина, побаивяющаяся мертвецов. Посекундно оглядываясь, она посеменила по той же тропке между гаражами, по какой прибежала сюда. Только убедившись, что мать ушла, Надюша вернулась к разговору с Силами.

— Вы хотите сказать, что я сама убила ни в чем неповинного человека только из-за того, что меня мутило от его цвета и запаха? — севшим голосом, сглотнув вновь подкатившую к горлу тошноту, переспросила девушка.

И в ответ на очередной запрос на ее голову вывалилась жутковатая подборка о Служителях Равновесия — Жнецах — мрачных типов в темных плащах с большими острыми мечами. В их власти было одним взмахом лезвия перерубить не только нить жизни смертного, бессмертного и любого иного, буде таковой вообще существует во Вселенной, но и целых миров.

— Не убила/Исполнила приговор!/Не невинный!/Ты отдала его душу в наши длани. Видим! Убийца, мерзость с искаженной структурой/убивал и был готов убить снова!/В его руках шнур душителя, липкая лента в сумке, движущиеся картинки мерзостей, что он творил на устройстве в кармане./Отдадим Силам Смерти, они вынесут достойный приговор!

Все речи Сил сопровождались мрачными вспышками чудовищных образов, вероятно, выхваченных ими из памяти покойника. Отчего Надю замутило с новой силой.

— Ты сейчас о чем и с кем? — осторожно уточнил Дмитрий, начиная подозревать, что у обеих женщин от шока случилось помутнение рассудка. С другой стороны, если припомнить взрывающуюся панель и рухнувший дом — утверждать, что глюки всего лишь глюки и ничего, кроме глюков — было бы слишком оптимистично.

Девушка, мелко дрожа от ужаса, вызванного совсем не созерцанием мертвого тела и не недавней угрозой личной мучительной смерти, а словами и образами, транслируемыми Силами, присела на корточки. Ноги не держали. Надя обхватила себя руками, практически съежившись в комок и глухо, через силу, сказала, потому что молчать о таком было нельзя:

— Этот мертвый в кустах — он убийца. Тот самый, о котором в новостях говорили. Душитель девочек. У него на смартфоне в кармане записи того, как и что он делал. В руке шнурок — он снова жертву искал. Но нашел меня и умер. Надо полицию вызвать.

— Ты его как кончила? Твои отпечатки, следы есть? — уточнил Дмитрий, разом поверив в верность определения личности мертвяка и перестав расспрашивать о всякой сверхъестественности.

— Ничего нет, я его иначе убила, не подходила, следов нет, — мяукнула Надежда и пискнула, когда Шельга подхватил ее, скорчившуюся, с земли и крепко прижал к груди.

— Тише, девонька. Все позади. Такая тварь по земле ходить не должна! Что бы ты ни сделала, все верно! Раз следов нет, проще, сейчас все утрясу, — поглаживая девчушку по спине, Дмитрий достал телефон.

— Салют, Влад, тебе звездочки покрупнее на погоны хочется?

— Спрашиваешь, чудак человек, кому их не хочется, — хохотнул собеседник.

— Тогда записывай адрес. Твои звездочки лежат на Ленина, между гаражом и семнадцатым домом. Веревка в руке, скотч в барсетке, в кармане смартфон с очень интересными записями про мертвых девочек. Плюс, думаю, пальчики твоих звездочек много где кровью отметились.

— Мить, — вся напускная веселость из голоса любителя звездочек пропала разом. — Ты?

— Не успел. Хотя, знал бы, где мразь гуляет, сам бы постарался! Увы, несчастный-счастливый случай вперед меня сыграл. Чужих следов нигде нет, но, если ты не поторопишься, кто-нибудь непременно сюда забредет, и прощайте звездочки.

— Ок, оформлю как анонимный звонок, беру оперативную группу, и выезжаем, — решил собеседник и отключился.

— Все, пошли домой, — скомандовал Дмитрий, уверенно подхватывая Надю под руку.

— А хлеб? — вяло попыталась возразить чудачка.

— На сегодня обойдемся зрелищем, — невесело пошутил Шельга. и, поддерживая перебирающую ножками девушку под локоток, повел назад к дому. По ходу еще и посоветовал:

— Тебе сейчас выпить не помешало бы.

— Не надо, — с жалобным вздохом попросила Надя. — Люди пьют, чтобы развеселиться или приглушить эмоции. У меня веселья не будет, а чувства все напротив только ярче сделаются. Это тяжело, если перед этим неприятности были.

— Тогда, девочка-приключение, гроза преступников, пообедаешь и будешь пить горячий крепкий чай с шоколадными конфетами! — категорично распорядился Дмитрий.

— Чай буду, — покорно согласилась девушка. — Мне что-то зябко.

Дмитрий угукнул и побыстрее поволок девушку к пятиэтажке. Надю с каждым шагом все сильнее колотила нервная дрожь. По ходу транспортировки Шельга мрачновато усмехался про себя: еще не успел жениться, а бремя отцовства прочувствовал в полной мере. Но, черт побери, заботиться об этой крохе казалось Дмитрию очень важным, может быть, одним из самых важных дел, какими ему только доводилось заниматься в жизни.

— Маме-то что скажем? — негромко справился мужчина, осторожно изучая двор на предмет излишне любопытных личностей.

— То, что ты знакомого из полиции вызвал, чтобы меня не вмешивать. А он пусть со всем разбирается, — собралась с мыслями и чуток подумав, объявила Надя. — Маме нельзя детали рассказывать, она спать потом не будет, нервничать, за меня переживать станет.

— А с кем же тебе обо всем поговорить? — озадачился Дмитрий с одной стороны, безоговорочно одобривший мысль об исключении Веры из числа посвященных в мерзкие детали. С другой, он прекрасно понимал, что Надюшке сейчас как никогда пригодилась бы родственная поддержка и сочувствие. Себя мужчина жилеткой подходящей мягкости не считал, бойкую болтливую подружку будущей падчерицы Любку тем более. Та в лоб за Надю дать может, а слушать о чужих страданиях не станет.

— Зачем на кого-то это взваливать? — пожала плечиками Надежда. — Не стоит. Он был очень больным, порченным человеком и теперь отправился туда, где его не только заставят понять, что именно он натворил и заплатить за каждый из поступков, но и вылечат. Мне плохо не потому, что я его убрала из нашего мира, а потому что успела почувствовать, каким он был и что успел совершить. Это было омерзительно, страшно и говорить о таком я точно ни с кем здесь не буду.

— Не до конца вник в детали, но смысл уловил, — мрачновато согласился Дмитрий, отсеивая мистическую составляющую разговора. — Тогда только одно могу посоветовать: забудь все, как страшный сон. Ты свою норму по неприятностям за вчера-сегодня точно лет на десять выбрала.

— Я попробую, — кивнула Надя и бледно улыбнулась.

На периферии восприятия продолжали переживать, бурля цветами Силы, но Дмитрий излучал такую свежую, как мокрые скалы у моря, волну уверенности и надежности, что девушка поневоле успокаивалась.

— Кстати, — припомнил Дмитрий и заговорил, может быть, самую малость нарочито бодро: — Серегу из больницы еще вчера вечером выперли, чтоб койку не занимал лось почти здоровый. Он у шефа побывал на ковре. Не уволил Красильников твоего киднеппера. А бумажка с номерками выигрышными так в руинах и сгинула.

— Это хорошо, — слабо улыбнулась Надя, заходя в подъезд.

— Что не уволил или что сгинула? — педантично уточнил Шельга, придерживая дверь для собеседницы.

— Все сразу, — конкретизировала девушка.

— Может, ты и права. Все в сравнении познается, — поразмыслив, признал Дмитрий. — Серый поступил мерзко, но людям и похуже случается поступать, когда бабло глаза застит. Хотя таких и людьми назвать язык не повернется. Знаешь, почему я на Виктора работаю? Он мужик хваткий, но меру знает, там остановится, где иной буром попрет, ни с чем не считаясь.

— Именно поэтому все успели выйти, когда телевизор взорвался, — почти про себя, тихо отметила Надежда. Настолько тихо, что Шельга мог легко сделать вид, будто этой фразы не расслышал и не поднимать вопроса сверхъестественных реакций в безопасной плазме.

Уверенные слова Дмитрия о знакомце из органов успокоили старшую Последнюю, да и дочка не выглядела перепуганной или очень шокированной. Потому исполняя материнский долг, Вера захлопотала, расставляя тарелки для супа на стол. О страшном трупе где-то там, в соседнем дворе, она постаралась не думать. Там разберутся и все! А пока пусть Дима с Надей хорошенько покушают.

Если нужные люди вызваны по знакомству, значит, точно приедут быстро. Дети по осени в плохую погоду по домам с гаджетами сидеть предпочитают. А из взрослых жильцов вряд ли кто в колючие кусты к трупу нарочно станет лезть из любопытства. У нас же как: если мужчина где на травке лежит, первым делом про то, что он хорошенько набрался, подумают и не станут мешать человеку наслаждаться жизнью.

Глава 15. Спасти нельзя оставить

Домашнее многослойное желе завершало скромный семейный обед. С лишними вопросами Вера не лезла, полагая главным накормить досыта бедную дочку и замечательного Митю, благодаря которому девочке не пришлось таскаться в полицию и пытаться что-то там объяснить. Да! Ее Надюша привела вчера в дом прекрасного человека!

Звонок в дверь громом среди ясного неба не прозвучал, никто не стал испуганно вздрагивать и прятаться, но открывать решительно отправился Дмитрий. И как оказалось не напрасно.

На пороге стоял серьезный мужчина с блокнотом, одетый в джинсы и чуть помятый застегнутый на одну пуговицу пиджак. Едва звонивший оторвал взгляд от своих записей и разглядел Шельгу, лицо его расплылось в улыбке:

— Димон! А я-то уж голову сломал, каким ветром тебя сюда занесло!

— Жена моя тут и падчерица живут, Влад, — вернул усмешку Дмитрий. — Потому тебе так свезло! Решил я за хлебушком сходить к обеду, вот и сходил...

— Вопросов на этот счет больше не имею. С прочим будем разбираться, но и так понятно, какую рыбку словили, — тихо признал Владислав. — Пальчики сделали, проверяем. Смартфон тоже глянули... Крутить долго, эпизодов много, но ты очень помог, Димон! Буду должен!

Влад говорил верные, проникновенные слова, а взгляд его шарил по прихожей, особенно внимательно изучая обувь. Дождя в последние дни не было, вещественных отпечатков никто из очевидцев недавнего действа за гаражами оставить не мог. Пыльные тапочки Веры вообще были отмыты и сохли сейчас в ванне на полотенцесушителе. А куриный вес Нади позволил бы ей, наверное, повторить чудо сына божьего и пробежаться по воде, не замочив ног. Потому ее ботиночки сверкали, как новенькие. Зато кроссовки Дмитрия вполне запылились, и в шнуровке застряла пара травинок.

— Да, Влад, я в них ходил, — сразу просек фишку Шельга, мотнув головой в сторону своей обувки сорок четвертого размера. — Но на жмуре моих пальчиков нет.

— Дима, кто там? — уточнила Вера, выглядывая из кухоньки. Надя присоединилась к матери.

Вид двух хрупких фигурок окончательно то ли успокоил, то ли разочаровал следователя. Эти мышки точно ничего общего с маньяком в кустах не имели. Их силенок не хватило бы и на то, чтобы вырваться, не то, чтобы отправить преступника на тот свет любым насильственным образом.

— Милые дамы, мое почтение, — расплылся в обаятельной улыбке Влад, пряча в карман блокнот. — Мы с Дмитрием друзья детства. Я тут по служебным делам, но как было не забежать хоть на минутку.

— Что же вы на пороге стоите? — тут же захлопотала Вера. — Проходите! Обедали? Давайте я вам супа налью и пюре с котлетой согрею!

— Рад бы, — искренне пожалел завзятый холостяк, сглатывая невольную слюну при соблазнительном слове 'котлета'. — Да долг зовет! Увы!

Почти про себя, очень-очень тихо, только чтобы Димон слышал, Владислав горько бросил:

— Сейчас нас живьем есть будут, пока все тела по эпизодам не найдем.

Чувствовалось, незваного гостя труп маньяка, конечно, обрадовал — сдох, тварь, туда тебе и дорога. Зато перспектива копаться дальше в этом мерзостном деле, пытаясь связать концы и определить, где искать тела пропавших девчонок, при этом находясь под давлением начальства и общественности особого ликования не вызвала. Даже если за все по совокупности и светили звездочки.

И тут номер отколола чудачка Надя. Она густо порозовела, потом побелела, потом снова пошла розовыми пятнами и повернувшись к стенке чувствительно стукнула сама себя лбом об оклеенную обоями в желтую клетку поверхность.

— Гадина! Какая же я трусливая гадина! Дядя Влад, Лена живая! Она в подвале связанная лежит!

— Надя, откуда тебе знать? — выпалил пораженный в очередной раз Дмитрий.

— Он вторую девочку искал, хотел сразу двух! А я струсила, тошнило, ничего знать не захотела! — всхлипнула Надюшка, закрывая лицо руками. Вера тут же подскочила и обняла дочку. Негодование и растерянность мешались на ее лице.

Влад среагировал тут же. Не стал сыпать пустыми вопросами откуда, куда, как да зачем, выпалил ключевой:

— Где ее искать? Подскажешь?

— У него дома, — пролепетала Надя.

— Работают уже там, чисто. Пятиэтажка стандартная, там и подвалов-то незакрытых нет, — махнул рукой разочарованный следователь.

— Нет, у него дом в деревне, от матери, ключ такой большой с ржавой бороздкой от калитки и еще один поменьше от дома на отдельной связке в бардачке машины. Машина сейчас в соседнем квартале у китайской стены, многоэтажки, рядом с 'Пятерочкой' стоит, — замотала головой служительница Сил, получившая поневоле неприятный информационный пакет и теперь вынужденная в нем вновь копаться.

— Найдем. Брелок от машины есть. Название деревни, номер дома? — пулеметом выдал Влад, шагая черед порог и подаваясь всем телом к Надежде.

. Деревня Куракино. А номера нету, снял, дом старый. Дорога... я показать могу, объяснить нет. Только картинки мелькают, — растерянно пожала плечами девушка.

— Надюш, девочку надо спасти. Одевайся потеплее и езжай, — решила за дочь Вера, отодвигая на задний план все свои страхи при мысли о том, что к другой матери, уже оплакавшей свою кровинку, дочь вернется.

Надя только кивнула и метнулась к себе, Вера поспешила ей помочь со сборами. А Влад смущенно кашлянул и глянул на друга. Сам удивляясь тому, что безоговорочно поверил и собирается действовать немедленно.

— Если сказала, значит все правда. Все так и есть. Но не думай, Надя не была нигде и ничего сама не видела. Считай, ее кем-то вроде экстрасенса, — сумрачно уточнил Шельга. — И да, она действительно кое-что порой может и видит. Только требовать от нее ничего нельзя, если сама не захочет, не дави, а то хреново дело кончится.

— Насколько хреново? — брякнул Влад, снова прощупывая ситуацию.

— Последний раз рухнул дом, придавив давителя, в предпоследний у того, кто нажать пытался, телек, плазма, рванула, — хмыкнул Дмитрий.

— Брешешь? — выкатил глаза убежденный и циничный материалист из полиции.

— Рад бы, да своими глазами видел, — грустно усмехнулся Шельга. — Но раз сама помогать взялась, поможет. Только не вмешивай ее по возможности в эту грязь.

— Это она тебя к уроду привела? — уточнил Вадим.

Дмитрий только кивнул. А Влад вытащил смартфон и принялся командовать какому-то Шурику искать нужную машину на стоянке у магазина. Разумеется, без четкой наводки, а в смысле 'Пробегись-ка, дружок, по ближайшим точкам с нашим брелочком и начни, пожалуй, с 'Пятака'. Что-то мне шепчет, там глянуть надо'.

Не веря в мистику и чудеса, Владислав, тем не менее, безоговорочно полагался на личную чуйку, не раз спасавшую его от многих бед. Доверился ей, а следовательно, и странноватой девчонке похожей на симпатичный одуванчик на ножках на сей раз.

Надя не успела до конца одеться, а Влад начать сомневаться, как смартфон требовательно пискнул. Шустрый Шурик сбегал и нашел. В ответ на просьбу пошарить в бардачке на предмет ключей, пошарил и тоже отыскал. Слова мелкой падчерицы Дмитрия подтверждались.

— Я собираю своих, вызываю скорую. Прости, Димон, но без Надьки никак. Дорогу ей показывать. Если Куракино мы еще худо-бедно отыщем по нашим буеракам всласть поблуждав (я там лет шесть назад на мокрухе был), то дом пальцем отсюда не покажешь. Нет нормальной карты этого района, а девчонке в подвале, если жива, каждая минутка может быть дорога.

— Кто тебе сказал, что я Надюшку одну с вами отпущу? Сам повезу, ты можешь на заднем сидении ехать, — даже не поставил условие, а констатировал, давая понять, что все будет только так, а не иначе, Шельга.

— Принято, — махнул рукой Влад.

Победителей не судят. Если он найдет пропавшую девочку, то покатушки на чужом внедорожнике спишут, а если не найдет, то один конец. Скорая и группа, мотающаяся по району, тогда, когда надо срочно дело крутить, точно к полету звездочек приведет. Только не 'на', а 'с'.

По настоянию мамы Надя переоделась в теплый свитерок и джинсы на флисе, потому что за городом всегда холоднее, да и к вечеру по осени ощутимо прохладнее становится. Накинув курточку и нацепив мягкую кепочку, девушка обула кроссовки и кивнула:

— Все.

— Я присмотрю за ней, Вера, жди нас, — пообещал Шельга, подхватывая девушку под локоток, чтобы она не споткнулась прямо на пороге.

Вера только слабо улыбнулась, понимая, что еще и ее с собой не потащат. Только переплела тонкие пальцы в невообразимый узел.

— Мамуль, а ты мне пока шарлотку с корицей сделай, ладно? — попросила Надя, давая маме занятие и цель на ближайшие полчаса.

— Хорошо, — пообещала Вера. — Грецких орехов положить?

— Ага! А если какао сваришь вообще супер будет! — энергично согласилась Надя, но едва за ними закрылась дверь, как-то разом поникла и потухла.

— Боишься? — подозревая недоброе, сразу насторожился Дмитрий, продолжая придерживать девушку на пути по лестнице.

— Нет, мне стыдно, что я про Леночку сразу не стала выяснять, а она все это время, наверное, мучалась и боялась, — вздохнула Надя, сделав бровки домиком.

— Лучше поздно, чем никогда, — преувеличенно бодро возразил Влад. — Сейчас ты нам быстро дорогу и место покажешь, девчонку вытащим и к мамке отправим!

Во дворе Надюшка уже привычно села на переднее сидение внедорожника, пристегнулась, пока Владислав вел переговоры и коротко объяснял расстановку сил своим людям. Что уж он им выдал за рабочую версию, ни Дмитрий, ни тем более Надя не знали, но в итоге сработали все быстро. Через семь минут внедорожник Дмитрия с Владом на заднем сидении уже катил по проспекту. На хвосте у него висел потрепанный газик и новенькая, пусть запыленная, скорая. Мигалок никто не врубал, особо оживленного движения из города все равно не было, народ большей частью возвращался. Так что полоса была почти свободна.

Проводница подтвердила, что дорога та самая. Только когда щит со знаком города появится, надо будет сразу направо сворачивать.

— Хм, а мы до следующего перекрестка пилили и уже там сворачивали на объездную, — припомнил давние детали следак.

— Этот участок объездной с прошлого месяца на ремонте, — бросил Дмитрий.

Влад вытащил было пачку сигарет, покосился на Надюшку и спрятал курево обратно. Девке, кажись, и так не сладко, не стоит ее еще и дымом травить. Похлопав себя по карманам впустую, следователь не выдержал и принялся аккуратно забрасывать впередсмотрящую вопросами.

— Номера дома ты не знаешь, но где стоит в деревне, описать сможешь?

— От шоссе съезд, где гравий и грязь вперемешку, — без особой охоты, но старательно, стала выдергивать подробности из неприятного калейдоскопа картинок памяти Надежда. — По нему ехать вперед несколько минут, потом налево повернуть вдоль ржавого забора из сетки. Потом забор из гофрированного зеленого листа. Нужный дом почти без забора с виду, только вкопаны проржавевшие столбы, а между ними тонкие полосы ржавой колючей проволоки натянуты и все вокруг старой малиной заросло и крапивой. Напролом не пройти, только через калитку.

— Там-то крапивы и колючки нет? — хмыкнул с заднего сидения Влад.

— Нет, там... — секундная пауза на сверку с архивом, и Надя выдала с омерзением в голосе: — Он борщевик вдоль дорожки посадил. Осторожнее!

То, что сказал Владислав, было сказано очень тихо, чтобы оттопыренные ушки девушки не свернулись в трубочку, но сказало было с большим чувством. Следом собеседник принялся терзать телефон, передавая информацию коллегам. Не хватало еще кому из ретивых ребят ожоги от растения получить, когда к дому рванут!

Путь до деревни занял треть часа, и еще минуть семь внедорожник и сопровождающие тряслись по тому, что на громкое звание дороги никакого права не имело. Благо, дождей не было и на брюхо никто не сел.

В самой деревне, вернее жидкой россыпи домиков, чудом уцелевших среди разрухи и гнилья и опасливо выглядывающих на большой мир частью заколоченных окошек из-за заборов, снова пришлось слушать Надю. Без ее уточняющих подсказок передвигаться по Куракино можно было бы лишь наугад.

До дома за колючей проволокой добрались и притормозили у калитки, поджидая остальных.

— В доме-то ловушек нет? — криво усмехаясь, на всякий случай справился Владислав и кивнул в сторону кособокого строения, казавшегося из-за облупившейся краски запаршивевшей дворовой шавкой.

— Это не тот дом, — нахмурилась Надя, привставая на носочки, вытянула шею получше, пытаясь разглядеть развалюху и прежде, чем следователь начал ругаться, уточнила: — В сарай надо, он за домом, с дороги не видно. В нем подвал настоящий. Там поверх дерюга валяется, и тачка ржавая стоит. Если их снять, квадрат пола снимается, только топориком поддеть надо. В ящике под столом валяется. Кольца и ручки нет.

— Понял! — уже серьезно принял сообщение Влад. — Тебя с собой не берем, в машине дожидайся. Если вопросы будут, я Дмитрия вызвоню. Еще что скажешь?

— Попить возьмите, он ее почти не поил, — жалобно попросила Надя. — Вода во дворе есть. За умывальником кран, там кружка.

Внедорожник с водителем и пассажиркой остался стоять, все остальные подъехавшие люди дождались открытия калитки и рванули к дому. Предупрежденные о борщевике, шли осторожно, на ходу ломая и прибивая особо наглые трубки опасного растения по обеим сторонам дорожки заранее подобранными палками. На них пошли старые рогатины и колья с соседнего неогороженного участка с одичавшим малинником.

Надина информация пригодилась. Сарай за домом нашли и вскрыли быстро, подвал тоже. Из него выпустили заплаканную худенькую девчонку-школьницу с растрёпанными светлыми косичками. Бедняжка щурилась даже от тусклого дневного света и не отходила от женщины-фельдшера дальше, чем на полшага. Тут же, Влад не забыл просьбу девушки, Лену напоили, погрузили на носилки и уволокли на скорую. Владислав поехал с ней, успев на прощанье отдать машине Дмитрия торжественный салют. Благодарить подробнее было некогда.

— Домой? — Шельга повернулся к Надюше.

— Да, шарлотка уже остыла, и какао сварилось, — умиротворенно согласилась девушка и затрясла головой, пытаясь выгнать все неприятные обрывки эмоций, памяти и мерзких чувств маньяка. Даже участок со старым домом за ржавой колючкой и тот лучился ядовито-оранжевой тухлой мерзостью с тинной прозеленью и багряными пятнами чужих мук.

На периферии виновато и удивленно вздохнули Силы. По их мнению, посвященная и избранная, обладательница знака благосклонности — печати Двадцати и Одной — не должна была бросаться очертя голову спасать какую-то обычную девочку. Хватило бы, коль таково было ее желание, обычного объяснения нужным людям. Но спорить и упрекать Силы тактично не стали. Знали уже, порой людям, даже самым лучшим, в голову приходят очень странные мысли и желания.

— Влад теперь не отстанет, будет пытаться у тебя информацию выуживать, — отметил Дмитрий, побарабанив по рулю.

— Вряд ли я ему смогу сильно помочь, — рассудила скорее с виноватым облегчением, чем с сожалением, Надежда. — Я даже жив человек или умер не всегда определить по фотографии смогу. Мы с мамой об этом недавно говорили. И почему так, наверняка не знаю. Наверное, все потому, что жизнь и смерть у каждого своя.

— Каждому по вере его? — кособоко попытался процитировать водитель классика.

— Возможно, — пожала плечами девушка, у которой та книга вызывала очень странные ощущения. Слишком много в ней было намешано от откровенного и даже нарочитого вранья до глубочайшей истины. Может, истина, как завзятая скромница, специально спряталась в ворохе буффонады?

— Но про этого ты знала, — вслух продолжил рассуждения Шельга, не видя смысла затирать тему сейчас, раз уж сразу забыть ее, как страшный сон, не вышло.

— Случайно, — поморщилась Надежда. — Мне достался доступ к обрывкам его памяти вперемешку с прочей мерзостью. Врагу такого не пожелаешь, но я рада, что Леночку спасли. Это здорово, а я сейчас душ приму. Вода помогает, смывает все чужое...

Спохватившись, Силы Двадцати и Одной возбужденно загалдели, да так, что у Нади заложило уши, а следом обрушили на девушку водопад своей смешанной воедино энергии. Такой мощный душ посвященной не прошел безнаказанно от окружения. В машине что-то заискрило, запахло паленым, и внедорожник повело влево.

Дмитрий успел дать по тормозам. Пристегнуты были и водитель, и дисциплинированная пассажирка, потому девушку лишь мотнуло вбок, потом вжало в кресло.

— Это что сейчас было? — опасливо уточил Шельга. — Нам из машины выметаться надо? Рванет, как телек?

— Нет, — блаженно улыбаясь, ответила Надежда. Купание в потоках искристой, чистой энергии Сил смыло все мерзкие ошметки, казалось, насмерть прилипшие к ее личным воспоминаниям. Стало бесконечно легко и очень приятно. — Все хорошо.

— Хорошо? — Дмитрий в полном обалдении уставился на встроенную магнитолу, из которой только что валили искры и вился дымок. Все бы ничего, всякое случается, вот только прибор был выключен. Шельга вообще редко включал музыку в машине, предпочитая следить за дорогой или думать о своем, а не отвлекаться на посторонние шумы. Музыкального слуха у Дмитрия не было, подпевать он никому не рвался, слушать чужое мяуканье тоже. А новости... тут он выбирал периодику, чтобы не поддаваться невольно влиянию интонаций и выборке, организованной кем-то другим с неизвестными целями. Шельга предпочитал искать и делать выводы самому.

— Черт-те что, — покосился водитель на пассажирку. — Я что опять что-то запретное спрашивать начал?

— Нет, это только э-э, технические накладки, — Надя помешкала, подбирая подходящее слово для описания конфуза. Силы в это время растерянно лепетали о своей несовместимости с техникой, напоминая о том, что им в большинство технических миров вообще доступ закрыт по физическим законам, а тут, рядом с посвященной они могут находиться и влиять на окружающий мир. А так же, как выяснилось, не слишком благоприятно воздействовать на элементы с ярко-выраженной технической составляющей.

'Счастье еще, что испортилась лишь магнитола, а не какая-нибудь очень важная деталь в движущейся машине, отвечающая за движение', — порадовалась Надя и мысленно очень четко проговаривая слова, постаралась утешить Двадцать и Одну, чтобы огорченные Силы случайно не испортили еще что-нибудь :

— Зато теперь мы знаем метод воздействия на враждебную среду для моей защиты в рамках технического мира. Вам достаточно направить на меня поток энергии и любая техника выйдет из строя.

— Мы ехать-то дальше можем, или лучше выйти и такси вызвать, пока у машины бензобак не рванут вслед за магнитолой? — осторожно справился в свою очередь Дмитрий.

— Все нормально, едем дальше, больше ничего портиться не будет, — виновато улыбнулась чудачка, — во всяком случае, из-за странностей. За гвозди на дорогах ручаться не могу.

— За них никто ручаться не сможет, даже, небось, сам господь бог, — с усмешкой констатировал Дмитрий, слишком хорошо знакомый с обеими проблемами родины, из которых, впрочем, дороги казались порой отнюдь не самой страшной.

Тронулся с места Шельга потихоньку, но, убедившись, что ничего в машине не искрит, не воняет и все показатели в норме, прибавил скорости. До города домчались минут за пятнадцать и по неизменному для любого мира закону подлости крепко влипли в пробку на первом же перекрестке. Так что домой все равно добирались столько же, сколько ехали в деревню.

Дом встретил путешественников запахом какао, сдобы, корицы и искренней обеспокоенностью Веры. Она не названивала и поминутно не интересовалась, где и как дочка, но искреннее облегчение в ее глазах и счастливая улыбка после кивка в ответ на незаданный Дмитрию вопрос сказали Наде достаточно.

Теплый взгляд худенькой женщины согрел вернувшихся больше горячего какао и пирога. Вера умчалась хлопотать на кухню, а Надя повинилась:

— Прости, что тебе пришлось ехать вместо того, чтобы...

— Надюш, рот прикрой! — нахмурился мужчина. — Твоя мама — чудесная женщина, но неужели ты думаешь, что я спокойно мог бы сегодня остаться с ней, наплевав на все?

— Нет, ты так не умеешь, — пожала плечиками девушка. — Потому и извиняюсь.

— Глупости-то не болтай, — усмехнулся Шельга, подталкивая девушку в сторону ванной комнаты — мыть руки перед едой. — Я, конечно, за эти дни такого наслушался и навидался, чего иной и за всю жизнь не отхватит, и умом едва ли сотую долю уразумел, но скучно мне ни разу не было и через себя переступать не приходилось! К тому же, где еще я бы с Верой познакомиться без тебя смог, а чудачка?

Дмитрий на секунду приобнял девушку и потрепал ее по легким, как пух одуванчика волосам.

Надя улыбнулась, купаясь в запахе скошенного сена и звоне полевого разнотравья, которым сейчас повеяло от собеседника. Запах осени почти совершенно исчез из его постоянных ароматов.

Когда девушка уединилась после ужина в своей комнате, Силы неуверенно уточнили:

— Посвященная? Надя... если тебе надо с кем-то поговорить, то мы вызовем Дарсена...

— Не надо, — покачала головой странная девушка. — Мне было очень плохо от ощущения бытия рядом этого неправильно-больного человека, а следом стало еще хуже от случайно уловленных ошметок его памяти. Но сейчас проблемы нет. Его забрали, и теперь он по-настоящему получит заслуженное. Вы вылечили меня душем из своей энергии. Поэтому разговор по душам не нужен, я не терзаюсь.

— Интересно.../ Невероятно/Предположение... — Силы говорили по себя и сами с собой, но Надя каким-то чудом слышала их многоголосые рассуждения. — Начальная основа структуры души любого из служителей имеет глубокую внутреннюю схожесть плетения/Возможно, дальнейшее формирование — вопрос условий и личного выбора, а не предопределенность?/ Возможно, нам повезло и Надежда сможет проявлять суть не только Плетущей, а и иных Служителей в нужных ситуациях?

Глава 16. Хотели, как лучше

В понедельник ближе к обеду Дмитрию позвонил осчастливленный воскресной поимкой маньяка Влад. Но ни капельки счастливым его тон не звучал, скорее крайне озадаченным.

— Димон, скажи, это нормально, когда железный ключ от сейфа с бумагами пополам ломается, следом у нового портфеля с документами ручка отлетает, а дверь из нашей шараги вслед за вертушкой насмерть заклинивает? — вместо 'здравствуй, спасибо' и прочих банальностей начал разговор по сотовому следак.

— Ты до Нади пытался добраться и что-то от нее стребовать? — сразу просек фишку Шельга.

— Ну чего так сразу стребовать? Поспрашать, а вдруг чего вытанцовывается, — не стала даже отрицать очевидного жертва серийных казусов или принимать смущенный вид — Так несколько глушняков выгреб...

— Я тебя предупреждал, — безжалостно отрубил Дмитрий и намекнул буквально открытым текстом: — Радуйся, что ногу на лестнице не сломал или в коридоре и что пожара в вашем архиве не случилось!

— Могло? — не поверил Влад.

— И не такое могло, — отрубил Шельга. — Сам, Влад, сам разгребайся со своими висяками, не вешай этой мути на Надюшку.

— Ну а вдруг... Хоть какая-то зацепка, — продолжал упрямиться собеседник.

— Я тебя предупредил, не внял — без претензий, — отрезал Дмитрий. — Одного такого прыткого позавчера на скорой увезли.

Окончательно уяснив, что приятель ни на секунду не шутит, Влад прекратил докапываться до Дмитрия, и тот свернул разговор. Увлекающимся типом приятель всегда был, но гнили за ним не водилось. Шантажировать девчонку он точно не станет! Слишком многое вчера благодаря ей смог. Если не джек-пот сорвал, то счастливый билетик точно вытянул!

Но есть в природе такие своеобразные люди, которые уняться не в силах, покуда не получат по маковке. Причем не получат кирпичом и со всего маху. Обычного тычка им бывает недостаточно.

Влад был как раз из таких. В работе порой упрямство и эдакая бульдожья цепкость ему помогали. Правда, случалось и мешали, когда требовалось по начальственной воле свыше закрыть на что-то вовсе не желающие закрываться глаза.

Как бы то ни было, а у дома вечером Надьку поджидала засада. Из потрепанной легковушки, как чертик из коробочки выскочил Владислав с радостным криком:

— Добрый вечер, Наденька! — устремился девушке навстречу.

Впрочем, вечер был добрым недолго. Спустя три шага на совершенно ровном месте Влад запнулся за воздух, споткнулся и с хрустом растянулся на асфальте. Хруст издала левая нога мужчины. И судя по гримасе боли, хрустел он сам, а не случайно забытый в карманах хлам.

Надежда узнала вчерашнего знакомого и поспешила на помощь.

— Как вы, Владислав? Встать сможете?

-Как идиот, не послушавший умного человека, — самокритично признал пострадавший.

По-стариковски кряхтя, он осторожно сел прямо на асфальте и принялся споро ощупывать пострадавшую конечность на предмет 'сломал/не сломал'. Попробовав пошевелить свернутой ногой, жертва собственного упрямства признала:

— Кажется, растяжение.

— До машины помочь добраться? — участливо предложила девушка.

— Помоги, — уцепился за представившуюся возможность мужчина и, чуть опираясь на плечико доброй самаритянки (на такую хрупкую опору не наляжешь всерьез) попрыгал на здоровой ноге к машине.

Кое-как умостившись на заднее сидение, залез в аптечку за эластичным бинтом и зафиксировал понадежнее пострадавшую лодыжку. У девушки помощи не просил. Разве ж у нее силенок хватит, забинтовать посильнее?

И лишь закончив с ногой, повернулся к Надежде, вздохнул и выпалил:

— Я к тебе весь день сегодня с материалами собираюсь. Думал ворох притащить, авось хоть по какому-то ты что и смогла сказать. Только ничего не вышло. Полная и беспросветная ж... жесть. Только вот эту карточку и смог до тебя донести, да и ту не без приключений. Глянь, Надюш!

Пострадавший слазил в карман запыленного пиджака и достал фотографию девушки. Темноволосая, короткостриженая скромница смотрела на мир широко открытыми глазами из-под косой челки.

— Ее мать к нам уже дорожку протоптала. Полгода девчонку найти не можем, — прокомментировал следователь, искоса глядя на Надежду.

— Я не умею видеть прошлое и будущее, я ничего не предсказываю, — пожала плечами Надя, не представляя, как объяснить свои причудливые цветовые, вкусовые и звуковые ассоциации. Причем, какая именно и в каком сочетании накатит на нее при встрече с очередным объектом реальности, девушка и сама понятия не имела. — С Леной получилось случайно и больше так получиться не сможет. Я не знаю, чем вам поможет то, как вижу эту фотографию я.

— Давай хоть попробуем, — оптимистично попросил Влад, всовывая фотку в пальчики подопытного кролика. — Не зря ж я куртку рвал, портфели и замки в дверях ломал, ноги вывихивал.

Надя пожала плечами и выдала:

— Я не вижу своих обычных запахов и цветов, только ветчину и хлеб от бумаги.

— Это я бутерброд в обед ел, — разочарованно вздохнул следователь, мимолетно удивляясь тонкости нюха девушки.

На нее произвело впечатление упорство мужчины. Владислав не стремился к личной выгоде, а упрямо пытался добраться до Нади, чтобы попробовать узнать хоть что-нибудь любым другим образом, если не помогли все имеющиеся. Ногу вывихнул, и все равно не о боли, а о деле думает.

— Я попробую еще раз, — наморщила носик Надюшка и попыталась сделать то, чего никогда не делала. Но не даром же она слушала все эти восторженные речи Сил о великих Плетущих Мироздание, одной из которой волею случая не стала лишь из-за рождения в неподходящем для созревания таланта мире. Если она смогла вчера порвать, пусть и случайно, в ужасе, размахивая руками, как ветряная мельница, одну нить чужой жизни, может быть, получится сделать самой и протянуть иную нить?

На недостаток воображения Надя никогда не жаловалась, скорей уж наоборот. Сосредоточенно прикусив губку, девушка представила, как из фотографии с помятым верхним уголком выстреливает тонкая ниточка-стрелка и несется, мгновенно связывает снимок и ту, которая запечатлена на нем.

Ниточка-струнка зазвенела в пространстве, проявляясь для чудачки видимой и звонкой. Но еще до того, как экспериментаторша успела раскрыть рот и торопливо поведать о том, что получить и увиделось, нить истаяла. Не снесла, очевидно, собственного существования в мире без магии. А Надя мягко сползла по сидению без чувств. Из носика и случайно прикушенной губы сбежал тоненький красный ручеек.

Владислав в тревоге прижал пальцы к шее девушки — уф, пульс прощупывался! И принялся шарить в незакрытой пока аптечке в поисках нашатыря и ваты. Или следовало сначала достать перекись?

Следователь бесспорно тревожился за девушку — раз, и несколько беспокоился о собственных перспективах сохранения целостности лица — два. Что-то, возможно, выработанная интуиция, подсказывало Владу: когда Димон узнает о случившемся в машине, точно озвереет и навешает приятелю плюх. А чтобы плюхи не перешли в челюстно-лицевую травму, следовало побыстрее привести Надю в чувство.

Клок ваты с щедрой порцией нашатыря второпях пролитого и на сидение машины, оказал поистине волшебное действие. Надя очнулась, чтобы едва не рухнуть в обморок снова от новой серии панических воплей Двадцати и Одной, щедро купающих свою бедовую посвященную в потоках дармовой энергии. Еще, еще, еще, да побольше, чтобы смыть благословением с тела и души любую приставшую пакость и придать бодрости. А придет ли в негодность от этого действа какая-то техническая ерунда — Силам совершенно плевать. Посвященная стократ важнее! Тем более железная повозка никуда сейчас не едет, потому девушка внутри по любому не пострадает!

Из очередной неконтролируемой истерики Двадцати и Одной, чьи крики слились в слаженный многоголосый хор, Надя с трудом вычленила самое важное. Оказывается, Плетущим Мироздание ни в коем случае нельзя соединять нитями неживые и живые объекты. Вообще применять Нить Мироздания к чему-либо, кроме собственно Ткани Мироздания, составляющей структуру миров, надо с величайшей осторожностью. А попытка связать воедино Нитью два разнородных малых объекта — фото и девушку — едва не кончилась фатально для Надюши. Хуже могло быть только одно: если бы необученная Плетущая протянула Нить от фото к мертвой девушке. Тогда горе-создательницу ударило бы гораздо крепче. Сейчас же кровотечение из носа, шум в ушах и тяжесть в голове проходили под лозунгом 'отделалась легким испугом'.

— Ты как, очухалась? — с неподдельной тревогой — частью о девушке, часть о себе (вот только мертвой девочки в машине ему для полного счастья не хватало!) поинтересовался Владислав.

— Да. Ваша Нина жива. Сбежала от матери на море. Там посуду в кафе моет, а по утрам и вечером купаться бегает. Девушка всю жизнь о море мечтала, и свою мечту получила. Она довольна.

— Хоть какие-то факты — город, название кафе, улицы? Сможешь назвать? — нахмурился мужчина, прикидывая перспективы поисков и запросов и задним числом отмечая, что имя пропажи Надюшка назвала точно.

— Нет, это как вспышка молнии была, а потом все исчезло. И, Влад, не обижайтесь и не просите, больше я ничего смотреть и трогать не буду. Если бы Нина была мертва, я тоже могла умереть, слишком сильно почувствовав чужую смерть.

— Да чего уж там, это ты меня прости и спасибо. У меня особой веры во всю эту мистику нет, но вчера же получилось, вот я и... увлекся, что ли... — мужчина виновато пожал плечами.

— Понимаю. Я ничего не скажу Дмитрию, — Надя качественно оттерла очередной ваткой кровь под носом и, попрощавшись, вылезла из машины.

Влад крякнул, покидал в развороченную аптечку лекарства и, осторожно ступая на зафиксированную бинтом ногу, пересел на переднее сидение. Включил зажигание, вернее попытался его включить. Машина не отозвалась даже вялым фырком. Провозившись с своей старушкой еще минуть пятнадцать и не добившись никакого эффекта, если не считать таковым вялое белое облачко, вырвавшееся из-под капота, следователь матюгнулся и полез за смартфоном — вызывать эвакуатор.

Набирать Димона, который сегодня точно на колесах, Влад не стал бы ни за что. Уж лучше пропрыгать на больной ноге отсюда до злополучного Куракино, где оказалось логово маньяка.

Вадим прикусил щеку, переваривая чувство глубочайшего облома. Так стремиться тряхануть девочку-экстрасенса и получить пшик и вывих ноги в придачу.

Телефон почему-то показывал темный экран и на все движения пальцами, что называется, продемонстрировал владельцу средний. Потребовалось три перезагрузки, прежде, чем совсем беспонтовая, но надежная штука увидела сеть и позволила Владу позвонить хоть куда-нибудь.

Надежду же дома ожидала вторая серия 'разбора полетов'. Взволнованные Силы подключили к разборкам Дарсена. Законника явственно отвлекли от чего-то важного, потому был он раздражителен более обычного и стандартное обращение 'о, Великие!' вылетало из кривящихся губ мужчины, как матерное ругательство.

Однако, стоит отдать Виндеру должное. Когда юрист выяснил, зачем его позвали резко выключил режим раздражительности и посерьезнел.

И в первую очередь досталось не Наде за глупые эксперименты, а 'о Великим' Cилам Двадцати и Одной. Вскочив со своего неизменного кресла, Дарсен разъяренным тигром — как это у него выходило при почти комично-полноватой фигуре и красном носе неизвестно — метался из угла в угол кабинета и выговаривал:

— А не вы ли нам вещали, о Великие, о полной безопасности мира, в котором ныне пребывает ваша избранница? Дескать, платить достойно вы ей возможности лишены, зато и ни малейшей угрозе дева не подвергается! И что же? И снаружи и изнутри угроза за угрозой идут! Вчера ее какой-то выродок едва, как куренка, не придушил, а сегодня она и сама себя едва не прикончила, не ведая, как с дарованными талантами обращаться!

— Мы и помыслить не могли, что Надежда окажется способна касаться Нитей и создавать их! — растерянно мяукали в свое оправдание Силы.

— И об опасностях ее мира вы тоже не могли помыслить? — не преминул уточнить Дарсен, скептически прищурившись.

Двадцать и Одна покаянно промолчали. Лишь нервные переливы их многоцветья выдавали их крайнее волнение. Дарсен раздраженно фыркнул и объявил:

— Ей учитель нужен, пока себя в другую инкарнацию случайно или от излишнего усердия не отправила! Плюс я бы еще телохранителя из магов-боевиков пошустрее нанял.

— У нас нет магов, тем более боевиков-магов, — робко вставила Надежда, для которой слово 'боевик' пахло кровью, дымом и криком.

— А у них точно нет второй Нади, вот пусть и крутятся! — рыкнул Дарсен.

— Мы подумаем/Поищем/Отправим запрос, — завздыхали, смущенные напором законника Силы.

— Подумайте! — чуток поостыв, буркнул юрист и ворчливо справился у Нади:

— Как сама-то?

— Все хорошо. Голова уже не болит. Я больше не буду Нити делать и связывать. Не думала, что это вредно, — покаянно потупилась девушка.

— Да я вообще-то про другое спрашивал. Про то, как ты после того, как безумца прикончила... — смущенно запустив руку в отросшие и почти чистые волосы на затылке, поправился Дарсен. — Мне и самому-то не часто убивать приходилось, а уж если девчонке такое выпало...

Надежда искренне растрогалась заботой напарника и потому, забравшись с ногами в кресло и затихарившись под пледом, постаралась объяснить максимально доходчиво:

— Я и не видела его живым. Только едва успела почувствовать мерзость, которую он распространял вокруг. Плохо мне было не от того, что этот человек умер, ушел на справедливый суд из-за меня, а потому, что меня самым краем задели обрывки его памяти. После его ухода мир стал чище. Наверное, если бы я его ножом убивала или из пистолета, я бы переживала больше.

Надя замолчала, беспомощно пожав плечами, а Дарсен тут же ринулся в новый бой, почти повторяя слова Дмитрия:

— И правильно, нечего было о такой твари переживать! Он ни морщинки, ни слезинки твоей не стоит! И мои дурацкие вопросы забудь. У нас тебя еще и наградили бы орденом, как за подвиг, и денег отсыпали. Но ты ж бескорыстная, точно бы отказалась, так что разницы тебе, как в тех стихах, 'какой ни выбери из множества миров' нет. Потому просто знай, ты молодец!

Надя задумчиво констатировала:

— Ты прав, никакую награду за чужую и почти случайную смерть я бы не взяла. Но спасибо, я очень рада, что ты перестал мучиться, снова думаешь о ком-то кроме себя и бутылок. Мне интересно с тобой работать.

— Так я ж с тобой не соглашаюсь, — хмыкнул польщенный мужчина, невольно приосанившись.

— В спорах рождается истина, — процитировала девушка.

— Скорей уже синяки и порванные рубахи. Но поскольку мы с тобой из разных миров спорим, то с синяками не срослось, зато с истиной... что ж, может и получится! — философски заключил законник.

Глава 17. Шоу маст...

Оставив за собой последнее слово по теме, Виндер воззвал:

— Эй, о Великие, раз уж вы нас свели, говорите, нет ли у вас очередной проблемы.

— Есть, — храбро, словно бросаясь зимой в прорубь, выпалили Силы.

— Чего, опять где-то паукам истребление грозит? — намекнул Дарсен, опускаясь в любимое рабочее кресло. Но бутылку, оправдывая доверие Нади, нашаривать ни в ящике, ни под столом не стал. Бокал на краю столешницы, кстати, уже успел малость запылиться. По назначению его пару-тройку суток точно не использовали, хоть и забыли оттащить на кухню. Или может, этим должны были заниматься специальные люди, вроде слуг, а их законник в кабинет к себе не пускал?

— Нет! Нам приносят жертвы, — собравшись с духом, возмущенно выдали Двадцать и Одна.

— Чего? Зачем? — не понял юрист. Наверное, будь у него очки, сейчас бы протирал стеклышки в замешательстве. — Вы ж не боги! Ну понимаю, когда дары тащат на украшение храмов, но жертвы-то какие?

Вместо ответа разнервничавшиеся Силы показали очень яркую и очень готичную картинку: красивый высокий камень в дивно-эклектичном храме и бездыханная девица в бело-красном одеянии с перерезанным горлом, возлежащая на этом самом камне.

— И зачем? — остался совершенно равнодушен к виду тушки логичный законник. — Эманации смерти вам без надобности, сила крови тоже.

— Не знаем, — мрачно признали невозможности понять очередной выверт психики существ из плоти и крови энергетические создания. — Они убивают на наших алтарях и поют гимны.

— А вы? — уточнил Дарсен.

— Мы не отвечаем, — признались Силы.

— Дайте-ка угадаю, о Великие, после того, как вы замолчали, они вместо одной девицы пяток прирезали? — резко откинулся в кресле юрист.

Сумрачное бурчание стало красноречивым ответом. А потом бедолаг буквально прорвало. Они вывалили на парочку помощников все свои рассуждения и беспомощное недоумение.

По словам Сил выходило, как в русской поговорке: куда ни кинь, всюду клин. Первую жертву кровавых закидонов паствы они воскресили. И вышло только хуже. Оказалось, что они невольно потворствовали новой волне убийств. Люди с энтузиазмом принялись резать новую партию жертв, именуя их избранницами и осыпая почестями семьи угодивших на алтарь несчастных. А когда Силы замолчали, люди находчиво решили, что избранные для кровавого ритуала девы чем-то не угодили Двадцати и Одной и утроили строгости в отборе новой партии для жертвоприношения. В том мире у Сил никогда не было жрецов в храмах, а теперь они начали задумываться над тем, чтобы их завести для верного толкования политики, а в тех храмах, где жрецов распустили, вернуть обратно.

— Что-то дурно пахнет вся эта история, — категорично объявил Дарсен, забрасывая ноги в пыльных полусапожках на стол. — Я б на вашем месте, о Великие, заглянул туда, где вы информацию черпаете, хорошенько покопался и разузнал, с чьей подачи все безобразия начались. Не со жрецов ли, с теплых местечек полетевших? Мы люди — злобные, мстительные и корыстолюбивые твари. А на Надю не смотрите, у меня вообще большие сомнения насчет того, что она к роду людскому относится. Кто-то из фэйри или эльфов в ее родословной точно станцевал, или ангел крылышком махнул. Тем паче ваши служители все с приба... э-э... со странностями.

Надя невольно коротко улыбнулась тому, как поправился законник, чтобы не обижать ее резким словом. Ситуация, конечно, не радовала. И уж тем более никакой радости не принесли рассуждения Дарсена о людской природе и возможности затеянной кем-то злой интриге.

На сей раз Силы замолчали надолго, минут на семь. Чтобы с почти человеческим вздохом признать:

— Ты прав в своих подозрениях, законник Дарсен. Покараем мы бывших жрецов своих, но изменит ли это людской обычай?

— Стоп, вот давайте от этого танцевать. Кто-то из этих обиженных воду у храма мутит под видом пророка? — сметливо предположил законник.

Силы только снова вздохнули, признавая правоту суждения.

— Значит, надо его так поставить, чтобы все знали зачинщика, — мстительно объявил юрист и ухмыльнулся вовсе не по-доброму.

— Надо устроить шоу, — в свою очередь предложила Надя, задумчиво разлаживая складки пледа. — У нас люди любят все эффектное, яркое и страшное.

— Что предлагаешь? Поделись идеями! К нам из технических миров редко какая забредает, — подтолкнул девушку Дарсен, рефлекторно потянулся к бокалу и тут же скривился и едва не пульнул пустую тару в угол комнаты.

— Ты пить бросил? — удивилась девушка, успевшая привыкнуть к неразлучности законника и бутылки.

— Не знаю, но прервался точно. После пятидневной пьянки с хирдом в кабаке, где не подают ничего слабее гномьего самогона, меня от одной мысли о том, что булькает, тошнит, — буркнул Дарсен, с трудом сглотнув, и скомандовал: — Ты давай, не отвлекайся!

— Как проявилось в храме лишение покровительства? — уточнила Надя у Сил.

— Мы более не проявляем там своего присутствия.

— Этого мало. Надо, чтобы люди поняли, что храм оставлен вами. Прониклись! Пусть стены храма изменят свой цвет на какой-нибудь мрачный, можно огненными письменами внутри начертать какую-нибудь надпись угрожающую. К примеру, 'Смерти невинных переполнили чашу нашего терпения. Нет нам боле места в мире'... И еще, — Надя помялась, — можно добавить про деяния людские, открывшие дорогу тьме.

— Здорово! А дальше? — подался вперед законник.

— У нас историями очень любят пугать и пугаться всякими про зомби и призраков. Почему бы не сделать что-то похожее? Тем, кого убили в храме, уже все равно. Можно, наверное, из них сделать настоящих и послать за зачинщиком. Пусть они про его вину говорят.

— Ты же говорила, у вас магии нет, откуда же такое знаешь? — озадачился Дарсен с подозрением. Ну как его все дурачили все это время? И забавная чистая девочка вовсе не та, за какую себя выдает?

— Магии нет, или, наверное, нет. А истории... Мы думаем, что мы их выдумали, — пожала плечами Надя, используя знания из 'базы данных', случайно 'закачанной' Силами. — Для идей границы миров не границы. Во многом наш мир куда безопаснее ваших магических. Демоны, вампиры, призраки, ходячие мертвецы и прочие опасные существа — страшные сказки, которые развлекают людей и лишь самую малость пугают. Пусть у нас нет магов-боевиков, но нет и ваших угроз. Впрочем, — Надя вздохнула, и признала, — люди порой бывают страшнее любого ужастика.

— Точно-точно! Я, бывало, сам себя в зеркале пугаюсь! Как с утречка гляну, так рука за посеребренным кинжалом тянется. Демоны из Межуровнья нападают! А пригляжусь, нет, не демоны, это я нынче такой писаный красавчик. Отбой тревоги! И иду в подвал рассолу глотнуть, — попытался обернуть разговор шуткой Дарсен, отгоняя от Надюшки призрак воспоминания о мертвом маньяке.

Надя улыбнулась, живо представив себе взлохмаченного, красноглазого, красноносого, расхристанного законника, отшатывающегося от зеркала.

Виндер между тем проводил уже в деловом ключе:

— Между прочим, идею девочка очень стоящую накидала! Детали надо еще обмозговать, но в целом, думаю, покатит!

— Силы, а что вы с теми, кто раньше были вашими жрецами и стал не нужен, сделали? Вы их прогнали? — осторожно уточнила Надя.

— Нет, — смущенно ответили те. — Мы объявили, что в жрецах — проводниках своей воли и слова, которые не могут быть нашими посвященными, обладающими талантами к гармонизации миров, мы не испытываем нужды. Но все, кто хочет, может остаться присматривать за храмами в качестве служителей места.

— А-а-ха-ха, — рухнув в кресло, заливисто, совершенно по-мальчишечьи, рассмеялся Дарсен. — Теперь понимаю, с чего они так окрысились. Не просто пинком под зад, а с короля до уборщика опустили! Ну, о Великие, ну затейники!!!!

Силы непонимающе замерцали.

— Многие остались? — мягко и сочувственно уточнила Надежда.

— Нет, горстка, — ответствовали Двадцать и Одна.

— Вот между теми, кому некуда идти — раз, да неохота трогаться с насиженного места — два, и стоит поискать горстку третьих. Тех, кто вам по-настоящему служить хочет, не слово и вести ваши заумно толковать, так хоть веником в храме махать, — отсмеявшись, просветил циничный законник. — А средь всех остальных, готов сотню серебром поставить, недовольных отыщется, хоть отбавляй. И тех, кто с вами, о Великие, если бы когти могли дотянуться, поквитаться не прочь, и тех, кто назад на почетное место грезит вернуться.

Силы непонимающе мерцали. Им очень сложно было постигнуть логику суждений созданий плоти. Кое-как они понимали Надю, в чем-то близкую своим мышлением к Силам, но мотивы поведения основной массы смертных были для Двадцати и Одной тайной за семью печатями. Впрочем, и особой надобности в постижении этой странной логики они прежде не видели.

— Занятно... — законник потер ладони. — Скажите-ка, о Великие, тот или те, кто вам гадостную кашу с жертвоприношениями заварил, раньше на верхушке иерархии сидел или как?

— Один из младших жрецов. Он не пробыл в Храме и года, — печальным эхом отозвались Силы.

— Выходит, один мелкий пакостник проблемы целому миру нарисовал. Ну... не знаю, — теперь уже всерьез призадумался Дарсен. — Может, и не слишком много вас еще таких неприятных сюрпризов ждет. Вдруг те, что при храме хоть сколь долго пробыл, пусть не жаждой служения, но толикой веры во Вселенскую Гармонию, Волю Творца и Великое Равновесие прониклись? Вдруг у них хоть какие-то семена уважения к Закону Творца в душе проросли? Ай, не важно. Служители Смерти им судиями пусть будут, давайте с кровавым беспределом в храме разбираться. Нет, это ж надо до такого додуматься, в Храме Сил народ, точно свиней на бойне, резать! Я уже хочу посмотреть, как мертвые и восставшие свои пальцы на шее этого гения сомкнут!

Надя смотрела на возмущавшегося юриста и теперь видела яснее ясного: Двадцать и Одна выбрали Дарсена Виндера не зря. Вопреки всем циничным словам и ворчанию, вопреки пристрастию к выпивке и озлоблению от потери родных, законник на самом деле глубоко, на уровне безусловного императива, чтил Силы и высшие законы. Он готов был порвать каждого, идущего против таковых с помощью ли легальных инструментов или, коль не получится такими методами, вообще всем, что под руку подвернется!

Обсуждение деталей представления заняло немало времени. Незаметно за окном сгустились сумерки. Возможно, совещание продлилось бы дольше, но Дарсен заметил, как украдкой сцеживает зевок в ладошку Надя. Мама никогда принудительно дочь в постель не отправляла, а сегодня и вовсе где-то гуляла по улочкам города с Дмитрием. Потому режимом дня девушки пришлось озадачиться юристу.

— Ты чего? Устала?

— У нас вечер, я скоро спать пойду, — честно ответила Надя.

— Тогда до завтра! Всё, — резко свернул режиссерские прения Дарсен и попросил Силы: — Давай, о Великие, на сегодня закончим, чтоб ваша драгоценная девочка завтра с лестницы вниз не полетела с сонных-то глаз. Иди в постель, куколка!

Испуганные зловещей перспективой травмы посвященной, Двадцать и Одна резко свернули экран трансляции и исчезли вместе с ощущением всякого присутствия. Осталась лишь тонкая нить на периферии восприятия, чтобы уж совсем не выпускать девушку из вида. Надя никому даже спокойно ночи пожелать не успела. Или в мире Дарсена не были приняты такие пожелания, а Силы так и вовсе не нуждались во сне и отдыхе?

Свернувшись уютным клубочком под пуховым одеялом, Надя закрыла глаза и быстро заснула. Сквозь сон она еще отследила, как пришла домой мама вместе с Дмитрием. Как они тихо, стараясь не потревожить сон девушки, прокрались на кухню, а затем и в спальню. Их зелено-желтые переливы, пахнущие свежей травой и весенними цветами, окончательно успокоили спящую, позволяя погрузиться в глубины сновидений.

И в них Надежда неожиданно для себя увидела настоящее мистическое кино. Ей был явлен прежде светлый храм, высокие колонны которого, стены со стрельчатыми арками проходов и окон, украшенных искусной резьбой, казалось, парили некогда над землей. Ныне же их пригибала к земле сгущающаяся, душная и какая-то не черная, но грязно-серая мга. Туман — не туман, смог — не смог... И в этом душном мареве гудела, волновалась, шумела единым организмом или потревоженным ульем растерянная, злая, испуганная толпа. Она полыхала алыми зарницами гнева, багряным раздражением и черно-серо-лиловым прогорклым страхом.

Усугубляя настрой, переводя его за черту религиозного ужасания в чистый ужас, случилось следующее. Перед закрытыми для доступа дверями, в воздухе меж широких проемов, колеблющемся точно в мареве знойного дня, возникли полыхающие ядовито-оранжевым буквы. Они складывались в слова и строки:

'Смерти невинных — кровавые двери во тьму! Чаша терпения переполнена! Храм осквернен! Нам места здесь более нет!'

Все написанное было продублировано трубным гласом с хмурых, будто собирающихся разразиться бурей столетия, небес. Когда воззвание Сил Двадцати и Одной отзвучало, воцарилось оглушающее молчание, еще более удивительное из-за того, сколько народу собралось у стен храма.

Да, многозвучный, слитый в единое глас Сил отгрохотал и смолк, а надпись как полыхала в проеме врат, так и осталась. Более того, она чудесным образом размножилась, занимая и стены оскверненного храма. Чтобы каждый, с какой бы стороны он ни вышел на площадь, смог узреть письмена и содрогнуться.

Толпа продолжала безмолвствовать, онемевшая, безгласная, недоуменная, но уже почти готовая взорваться новой чередой нарастающих звуков, когда шум — неприятное шарканье, скрежет, душераздирающие стоны, исполненные смертной мýки, раздались изнутри оскверненного храма. Что-то или кто-то ужасное приближался к дверям.

Живая масса дрогнула и подалась назад слаженно и синхронно, как один испуганный человек. Сквозь дрожащее марево, полыхающее огненными словесами, явились они: два призрака печально-гневных прекрасных дев в окровавлено-белых одеяниях, плывущих над мостовой и просвечивающих призрачным светом. А следом, куда медленнее, возникла их подруга, чью плоть уже тронул след разложения, а кипенно-белый цвет платья потускнел и замарался бурыми потеками крови.

— Виновен! Виновен! — простонали две призрачные девы, простирая руки к толпе.

— Виновен! — хрипло каркнула мертвая, шаркая вперед и тоже вскинула руку. Одну, сжатую в кулак. Лишь указательный палец был вытянут вперед и точно указывал на того, от кого приливом отшатнулась толпа.

— На тебе наши смерти! Зачем?! — провыла в унисон ужасная троица, подступая к тому, кто был бы и рад сбежать, да ноги не могли сделать с места даже шага, словно намертво прилипли к мостовой.

Подошвами ног к плитам храмовой площади накрепко пристал молодой мужчина в фиолетовом плаще с одухотворенным, а ныне искаженным напряжением и ужасом лицом. Судя по острым кончикам ушей, не совсем человек. Он пытался вытащить ноги из сапог, чтоб скрыться, но не тут-то было. Похоже, изнутри ноги его тоже прилепили к месту.

— За что? — снова завыли призраки, закашляла прекрасная мертвячка.

— Я не хотел ваших смертей! Все должно было быть не так! Иначе! — выкрикнул парализованный ужасом и магией виновник, бешено вращая глазами. — Они должны были остановить! Позвать! Понять!

Но призраки и зомби не вняли этим, вне всякого сомнения, логичным для остроухого доводам, все так же они подступали к жертве и тянули к нему скрюченные пальцы: разорвать, отомстить, покарать. К завываниям-вопросам 'За что?' прибавились стоны:

— Кайся! Кайся! Кайся!

И остроухий интриган не выдержал психологического давления. Взахлеб, со стенаниями и слезами раскаяния, он при небольшой помощи в усилении и распространении звука, поведал всем заинтересованным и не особо заинтересованным о сути и всех этапах интриги, составленной и обстряпанной в захолустном мирке ради одной 'великой' цели. Силы должны были на горьком опыте убедиться, что без пастухов-жрецов паства превращается в неразумное, жестокое стадо, жаждущее крови.

Он ведь ничего по сути не делал особенного — там шепнул, тут подсказал, здесь намекнул. Пара-тройка заклинаний подавления воли не в счет. Это ж ради общего блага: и самих Сил, и их изгнанных жрецов! Он не хотел трагедий! Нет, он лишь хотел все исправить, чтоб стало, как прежде.

Чем кончилась печальная история, Наде досмотреть не дали. Кино оборвалось на сцене полного и безоговорочного покаяния бывшего жреца. Впрочем, с таким послужным списком вряд ли ему теперь была суждена успешная карьера при любом из культов в мирах. Светлые отвернутся от замаранного кровью, темные от разоблаченного неудачника, блюдущие равновесие от нарушившего его.

Эмоционального накала трансляции с обрезанной концовкой оказалось достаточно, чтобы девушка проснулась с заполошно бьющимися сердцем. Спальная футболка была мокрой от пота на спине. Отдышавшись, Надежда осторожно позвала:

— Силы?

— Надя?/Посвященная?/Избранница? — так же тихо и осторожно отозвались Двадцать и Одна.

— Что было дальше с вашим бывшим жрецом? — вопрос задавать было страшно, но не знать показалось девушке еще хуже.

— Мы его забрали на Суд Сил. И мы... девушек тоже забрали и воскресили в тех мирах, где их ждут. Силы Смерти дозволение дали. Храм теперь чист, но закрыт, раскаяние и призыв должны прозвучать громко, чтобы мы вернулись, — немного виновато — а ну как служительница начнет их в чем-то упрекать — поделились своими соображениями Силы. После того, как их избранница ринулась лично спасать постороннюю девочку, Двадцать и Одна немного скорректировали свое поведение по отношению к созданиям плоти.

Надежда откинулась на подушку и умиротворенно улыбнулась. Хорошо все устроилось, правильно для каждого! И людям, пожалуй, нужно время, чтобы понять, в какие неприятности ввергло их слепое следование чужому призыву и погоня за иллюзорными благами. Они потеряли величайшее сокровище — не только милость, но и доверие Сил Двадцати и Одной.

Да, храм — место силы, то есть точка биения пульса мира, узел, сосредоточение свободной энергии Мироздания, в которую так приятно окунуться, осталось. Но без личного присутствия покровителей даже это место будет звучать пустотой для тех, кто помнил и ощущал. Чтобы Силы вернулись, воистину людям придется звать и раскаяться, причем искренне. Фальшивка не пройдет, ложь раскусят сразу.

Беседуя с Силами в предрассветной тишине, Надя чувствовала недосказанность. Кажется, Двадцать Одна знали или хотели сказать ей больше, чем сказали, но почему-то промолчали. Их умалчивание пахло горькими ягодами и недобродившим до вина соком. Тускло-коричневые всполохи портили обыкновенно-радужное чистое сияние. Но девушка не стала терзать таящихся от нее собеседников. Если они не посчитали нужным сказать, пусть молчат. Возможно, так будет верно.

Все-таки они — Высшие Силы, чувствующие волю самого Творца бесконечной Вселенной, как прямое указание к действиям. А она только свежеиспеченная посвященная со скверно сформированным, кособоким из-за нахождения в техническом мире даром.

Значит, недосказанное и должно было остаться недосказанным, и не стоит обращать внимания на цвета и запахи? Ведь так? Так?

Может, они просто не захотели ее тревожить? Но если проблема все-таки есть, найдется тот, с кем Силы ее обсудят. Взять хотя бы Дарсена! Бросивший пить и обрётший душевный покой юрист сейчас производил на Надю хорошее впечатление. И пусть у нее был полный доступ к странной информации, обращаться с данными и применять их законник умел куда лучше неопытной девушки.

Успокоив себя этими мудрыми рассуждениями, Надежда бодро соскочила с кровати. Творческая работа на Силы кончилась, приближалась пора офисных будней. Конечно, девушка никогда не стала бы назвать их унылыми или скучными. На работе всегда находилось место чему-то интересному и приятному, конечно, если на голову не норовила рухнуть тяжеленная чеканка.

ГЛАВА 18. Разные новости

Пока Надя сбрасывала плащик на вешалку, в приемную вкатился пухленький Бомбошкин в полосатом красно-черном свитере, делавшем его похожим на толстенького шмеля-мутанта. Почему-то парень не признавал одежды с продольными полосами, его свитера и водолазки украшал лишь поперечный узор. Обыкновенно желтого, черного и коричневого цветов. Неизменные при любом верхе джинсы дополняли униформу айтишника. Может, и не очень официальную, зато идеально подходящую для ползанья под столами или среди проводов и системных блоков в серверной. Причем, при своей округлой фигуре действовал Андрей всегда настолько осторожно, что ничего не ронял, не путал, не рвал и не портил. Напротив, порой ему стоило лишь войти в помещение с закапризничавшей техникой, как та, словно тигр при дрессировщике, мгновенно переставала сбоить. Но это техника, с девушками все было гораздо сложнее.

Отчаянно пунцовея и кося куда-то вбок, айтишник пробормотал:

— Привет, Надь! Не хочешь в кино на 'Восставших из тлена' сходить?! Я в радио-викторину вчера два билета выиграл! Ты, конечно, говорила, что ужастики не особо... Но этот фильмец что надо! Спецэффекты классные!! Попкорн возьмем, пепси...

— Привет, Андрюш, — Надя благожелательно улыбнулась отчаянно смущающемуся парню, вокруг которого вихрились розовые спирали. — Спасибо за приглашение, мне очень приятно, только я ужастики и в самом деле не люблю, да и вообще современное кино. Я старые фильмы больше смотрю. А ты не расстраивайся, знаешь, пригласи лучше в кино Веронику из ОМА. Она с удовольствием пойдет!

В отделе маркетинга фирмы, именуемом сокращенно ОМ, имелась худенькая, еще более тощая, чем Надя, бойкая рыжая девчонка. Она, когда сталкивалась с Андреем в офисе, всегда мило розовела и пахла ванильными булочками.

— Нику? — удивился Андрей странному предложению. Шустрая, смешливая и острая на язык девица, не лезущая за словом в карман, чуток пугала его. — Она ужастики любит?

— Спроси сходи, — посоветовала Надя. — Я уверена, она точно согласится!

Хотел ли Бомбошкин уточнить что-то еще или собирался вслух посомневаться в силе своего скромного обаяния, а может, робко надеялся, что его если не подбодрят, то пообещают составить компанию в случает отказа — неизвестно. Сие осталось тайной, покрытой мраком. У Нади забренчал гитарным перебором вызов, и она, извинившись, ответила:

— Привет, Люба. Все хорошо, как ты?.. Ой, со Стасом?.. Здорово!.. Нет, я правда рада...

Нервная встряска в минувшие выходные сказалась на деятельной Любке самым положительным образом. Она не мытьем, так катаньем раздобыла телефон своего спасителя и теперь брала штурмом очередную не очень-то и сопротивляющуюся крепость.

Надя еще улыбалась, заваривая крепкий зеленый чай и доставая из шкафчика бутылочку с крепкой настойкой на ста жутко полезных травках, когда внутри тревожно дернулся и зазвенел лиловым с колкими черными искрами маленький колокольчик.

Ввалившийся кулем в приемную вместо обыкновенно громогласного вторжения стремительным энергичным шагом Геннадий Степанович был бел, как простыня. Губы шефа отливали синевой, а обычно аккуратный ежик волос взлохмачен туалетным ершиком. Даже плотно сидящий обычно жилет с кармашками был расстегнут, а рубашка под ним сидела с перекосом на одну пуговицу. Шеф, шатаясь, словно несвежий зомби, прошел в кабинет и почти упал в рабочее кресло.

Надя двинулась следом и осторожно подала ему приготовленную чашку — две трети горячего чая, треть настойки.

Шеф осушил чашку в три глотка и чуток порозовел. К губам вернулся естественный, пусть и немного бледноватый, цвет.

— Уф, спасибо, Надюш.

— Плохое что-то случилось? — участливо спросила девушка.

— Леточка моя звонила сейчас. Сказала, из клиники ответ пришел, у нее какую-то опухоль нашли. Рак подозревают... Оперировать, наверное, надо. Как же так, Надюш? Зачем? Моя Леточка!

Геннадий Степанович был страшно испуган и беспомощно глядел снизу-вверх на секретаршу из-под очков, будто ждал очень важного, самого главного в жизни совета. Такая слабость большого и сильного мужчины перед бедой, постигшей его лучшую половину, комичной ничуточки не выглядела. Сердце Надежды невольно сжималось от жалости.

— Надюш? — мужчина растерянно замолчал, а потом, вскочив на ноги, горячечно заговорил, лихорадочно сверкая глазами: — Ты же чего-то такое можешь?! Вон и Генке запросто указала, как надо по финансам. Спаси Летку! Мы ж никаких денег не пожалеем! Только спаси!

— Геннадий Степанович! Тише, пожалуйста! Постарайтесь успокоиться. Не надо так переживать! Вы не только у себя, вы еще и у жены один единственный. Я уверена, с Виолеттой Николаевной все в порядке будет! Вы зря так сильно тревожитесь! — чуть отступив от мощной фигуры, принялась увещевать девушка спокойным и размеренным голосом.

— Ты ее вылечишь? — теперь, кажется, убежденный материалист готов был безгранично поверить если не в сошествие ангелов, то в свою странноватую ассистентку.

— Геннадий Степанович, я не доктор, — вздохнула Надя, все-таки стыдливо и про себя чуточку радуясь тому, что лекарских способностей напрочь лишена. Помочь всем, как бы ей ни хотелось, все равно не получилось бы, а выбрать тех, кому надо помогать в первую очередь, а кому попозже — это же настоящая пытка. А если ошибешься с леченьем и сделаешь хуже? Это же совесть каждый миг глодать будет наперегонки с сомнениями. Собравшись с мыслями, девушка продолжила:

— Но вашу жену я на юбилее у Дарьи Вадимовны видела. Она... — Надюшка помялась, заменяя слова из раздела 'звучала, пахла и переливалась цветами' понятными обычным людям, у которых не свернуты набекрень мозги, — не смотрелась больной. Правда-правда! Если у нее какое-то недомогание и нашли, то оно совсем не опасное!

— Ты точно уверена, Надюх? — у шефа явно разом отлегло от сердца. Он даже заметил, что рубашка и жилет перекошены. Потому, не оставив расспросов, принялся приводить себя в порядок.

— Те, кто раком болеют и вообще больные люди, они по-другому выглядят, даже если еще лишь начинают болеть, Геннадий Степанович. Вы же знаете, я очень странно запахи чувствую. Ваша жена для меня полевой полынью и донником всегда пахнет, а еще немного стружки железной. А больные... он них от кого слабее, от кого сильнее, пережжённым сахаром тянет.

— Да уж, насчет стружки моя Летка любому сто очков вперед даст, — чуть заметно усмехнулся шеф, одергивая жилет. Присутствие духа понемногу возвращалось к мужчине. — Может, ты еще раз ее... э-э, понюхаешь?

— У вас есть с собой чего-нибудь, что Виолетта Николаевна трогала недавно? — вместо ответа уточнила Надя, вспомнив, как смогла протянуть нить между вещью и живой пропажей. Может, если не протягивать, а просто понюхать, тоже получится что-нибудь уловить?

— Вот, платок мне гладила утром. Ей он мятым показался, — смущенно буркнул шеф и вытащил из нагрудного кармана ровно сложенный полосатый платок.

Надя честно потянула носом воздух и подтвердила:

— Все по-прежнему, она не больна, а если что-то не в порядке, то совсем немного и неопасно.

Степаныч медленно выдохнул, небрежно сунул платок обратно, а из другого бокового кармашка вытащил гребешок и машинально пригладил волосы. И только потом спохватился:

— Надюш, а этих каких-то неприятностей от того, что ты подсказывала теперь ждать стоит?

— Нет, конечно, — успокоила начальника девушка. — Я же ничем не помогала, мы только поговорили. Это нигде и никак не считается. И еще, повторяю, я лечить не умею и не могу, и гадать тоже. Я иногда что-то чувствую немножко больше. Вот и все. Давайте лучше я вам еще чашку чая налью. Выпейте и к Виолетте Николаевне поезжайте. Ей сейчас ваше спокойствие и уверенность очень нужны. Здесь ваш зам, Александр Леонидович, останется, если какие вопросы срочные возникнут, позвоним.

Шеф дал себя уговорить, осушил еще одну чашку чая, где снова плескалась добрая треть целебной настойки, и кликнул Шурика, водителя, чтоб сел за руль. Сам Геннадий Степанович даже после одной рюмашки машину не водил. Речь о высоком уровне социальной ответственности, ясное дело, не шла. Просто Виолетта Николаевна — миниатюрная шатенка метр с кепкой в прыжке — не только пахла стружкой, но и готова была ее снять в любой момент с подвыпившего супруга-водителя. Чтобы не трепать нервы себе и не скандалить с любимой супругой, шеф и завел водителя. У бедолаги была какая-то неопасная, но редкая болезнь, не позволявшая ему пить вовсе.

Спровадив босса, Надя вернулась к работе, только спокойно заниматься делами получилось лишь частично. Не давало покоя ощущение чужого взгляда. Неприятное, как зуд укушенного комариком места.

Надя разговаривала с Александром Леонидовичем, пару раз звонила Степанычу, печатала, ходила по этажам, звонила, а ощущение не проходило. Устав от неприятного, липкого чувства, Надя сделала единственное, что пришло в голову: представила радужный поток омывающей ее энергии Сил Двадцати и Одной. Приятно защекотало ладонь с печатью посвящения, и неприятное чувство стороннего ока пропало, как отрезало.

Девушка выдохнула, опасливо огляделась — не испортилась ли от ее эксперимента какая-нибудь техническая штуковина, но кроме лампочки в женском туалете, которые систематически выходили из строя без всяких происков темных сил, исключительно по собственному закону подлости, никаких повреждений не обнаружила.

Силы, чуть встревожившиеся при обращении к их энергии, ничего подозрительного тоже не выявили и приставать с расспросами не стали. В конце концов, 'почему бы благородному дону...'. То есть их драгоценная посвященная имеет полное право обращаться к призыву энергии тогда, так, где и столько, сколько пожелает. Даже если почему-то делает это в месте оправления физиологических естественных потребностей. Может, ей больше негде уединиться в этом лишенном магии техническом мире?

Оставшийся день прошел тихо и мирно, исключая грохот двери от неосторожной попытки закрыть ее в исполнении обыкновенно аккуратного Андрея Бомбошкина.

Сейчас ему было не до тишины и аккуратности, пела душа! Круглое лицо айтишника сияло ярче солнца и полной луны в совокупности, парень взахлеб протараторил:

— Надь, спасибо тебе за подсказку! Ника согласилась!

— Не за что, Андрюш! Кино хорошо с тем смотреть, кому интересно, — улыбнулась Надежда, не развивая мысль про увлечения и склонности. Никин-то интерес касался большей частью того, кто ее на фильм пригласил. Позови девушку Бомбошкин на документальную ленту про сравнительные характеристики моторных масел или жизнь пчел, пошла бы, наверное, и туда.

Надю же отличный парень Андрей в качестве парня интересовал не больше, чем плюшевый игрушечный мишка, которого он ей порой напоминал. Странную чудачку вообще мало интересовали взаимоотношения полов в приложении к своей личности. Наверное, потому что не встретился ей пока тот, с чьим запахом и цветом ей хотелось бы провести бок о бок всю жизнь. А на меньшее Последняя Надежда была не согласна. Зачем обманывать себя и кого-то другого, зачем врать? Счастливой так не стать. А притворяться, чтобы быть, как все — какой в этом смысл?

Дома, как обычно, пахло вкусно, но было тихо. Очередная записка от мамы гласила, что они с Димой ушли на вечерний променад. Положив себе салат с морковкой и отбивную к макаронам, Надя налила чашку чая и присела к столу. Как оказалось только затем, чтобы в придачу к ужину получить еще и бесплатную трансляцию от Сил из рабочего кабинета Дарсена Виндера.

Так, с занесенной над тарелкой вилкой, Надя и уставилась на законника. Сегодня тот работал иллюстрацией знаменитого присловья 'краше в гроб кладут', смысла которого чудачка раньше до конца не понимала. Соревнуйся Дарсен с Геннадием Степановичем в звании 'тревожное лицо года', легко бы взял первое место.

Хотя... Надя присмотрелась к коллеге повнимательнее, Виндер не только спал с лица и почему-то приобрел красновато-коричневый цвет кожи, не объяснимый исключительно душевными переживаниями, но и явственно похудел телом. От былой рыхлой дородности не осталось и следа.

— У нас что-то плохое случилось? — осторожно уточнила девушка.

Виндер ответил нервическим смешком и каким-то подергиванием плеч.

— Ты сильно похудел, — ткнула Надя в первый признак.

— Ерунда, это я в плаванье на четыре лунных цикла с 'Бочкой мечей' сходил, — небрежно отмахнулся Дарсен. — О другом сейчас речь.

— Здо-орово, — с удивленным восхищением протянула девушка, не очень верившая в способность и готовность юриста так круто изменить свою жизнь, чтобы поближе познакомиться с родными. В данном случае с бывшей женой.

А к тем, кто мог без проблем с желудком находиться на качающейся палубе, Надя и вовсе испытывала чувство легкой зависти. Саму ее начинало тошнить от одного ощущения легчайшей качки палубы под ногами. Проверено попытками экскурсии на катере, теплоходе и банальной ватрушке. Никакие таблетки не помогали, тогда как любой иной транспорт, в том числе воздушный, девушка переносила спокойно.

— О другом речь, — сварливо буркнул Дарсен, скривившись, как он это делал обычно, если что-то приходилось ему не по душе. — Обо всяких опасных типах и записках, к примеру, не правда ли, о Великие?

Мрачный сарказм в тоне юриста можно было черпать ложкой. Надя отложила вилку и встревожено спросила у Сил:

— Дарсену угрожают?

Силы выдали виновато-вишневые переливы, а 'объект угроз' снова нервически хохотнул:

— Если бы нам с тобой что по-настоящему угрожало с той стороны, куколка моя, мы б о том уже у Великих в бестелесном обличье расспрашивали.

— Не понимаю, — честно призналась Надежда.

— В то, что это чья-то шутка дурная, хочется верить. Вот только я из коротких штанишек и рубашек с бантиками уже век как вырос, не стоит радужных слоников гонять. От синдиката убийц, пришедшего по наши души, гарантированной защиты никто бы не дал. Но они на Служителей Сил в последние годы заказов на смерть не берут, о чем и нас с тобой самым вежливым образом проинформировали в письменном виде. На рабочий стол мне записку положили. Утром нашел. Только бумажку к делу не пришьешь, в руках пеплом распалась, никакое заклятье не воссоздаст.

— Тогда почему ты волнуешься? Разве это не хорошо? Что мы в безопасности... — озадачилась Надя, захлопав ресницами.

— Кто тебе сказал такую глупость насчет безопасности, радость моя? — вскипел Дарсен, и только теперь девушка поняла, что он боится, но не за себя, вернее, не столько и не только за себя, а в первую очередь за нее. На сердце стало тепло и щекотно.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила девушка.

— Это-то за что? — осекшись, поднял в недоумении брови законник.

— Мне приятно, что вы за меня беспокоитесь с Силами, — открыто ответила Надежда. — Но я не понимаю, ты же сам сказал...

— Прелесть моя, они не берут заказов на служителей, чтобы Суд Сил их лавочку окончательно не прикрыл. Но всегда найдутся идиоты, не принадлежащие к темной сети и готовые рисковать ради больших денег или из любви к темному искусству, — объяснил причины своего взвинченного состояния Дарсен. — Заказчиков-то синдикат никому не сдает и сам 'по доброте душевной' не устраняет во имя, так сказать, Великого Равновесия.

— Что говорит ИК? — вперив взгляд в полосатую желто-коричневую скатерть, нахмурила брови Надя.

Она припомнила о почти универсальном способе получения информации в магических мирах. В Информационном Коде (сокращенно ИК) Вселенной содержалась вся информация. Но трудностей с ее считыванием тоже хватало.

Скажем, ячеек с данными было превеликое множество — раз, допуск к разного рода категориям сведений был ограничен уровнем доступа просителя — два, правила формулировки запросов по ИК были сложны — три. И в этот нехитрый перечень входили еще какие-то условия, тонкостей которых Надя в силу того, что сама ни разу Силой не была, просто не в состоянии была постичь.

— В ИК считай, что пусто! — взвился Дарсен, аж притопнув ногой. — Контракты в таких местах обыкновенно заключаются, чтобы оттуда слить информацию было сложнее, чем личной беседы с Творцом добиться.

— То есть, эти заказы дают там и так, чтобы Силы ничего узнать не смогли, — сделала вывод Надя и неожиданно заключила: — Тогда надо Дарсена под охрану взять!

— Чего? — изумился настолько, что дал петуха, юрист.

— Ты же предлагал нанять для меня мага-боевика в случае прямой угрозы жизни. Значит, и тебе охрана нужна, — невинно пояснила Надежда, возвращая пас.

— Я другое дело, — сварливо бросил законник.

— И что? Поэтому тебя охранять не надо, или ты сам... как это называется... маг-боевик? — совершенно без издевки уточнила девушка, готовая поверить в любые суперспособности единственного лично знакомого иномирянина. Если уж он за месяц смог так похудеть и избавиться от алкогольной зависимости, то и на другие чудеса с подвигами легко окажется способен.

— Я, понятно, не великий маг иль воин, голова в других сферах варит. Запалить искру для костра и световой шар вместо лампы подвесить — мой предел, — фыркнул Дарсен без особого сожаления о невозможности карьеры архимагистра, сносящего вражеские города одним движением брови, и вернулся в рабочее кресло. — Но я не дурак и давно уже о себе позаботился. На доме надежный охранный контур стоит, и амулеты у меня от профессионалов прикуплены самой высокой пробы. Когда-то прорву серебра за них отвалил, но зато теперь для зарядки и обновления лишь десяток золотых в год плачу.

— А как же тебе записку на стол положили? — наивно ляпнула Надя.

— У этих, — Дарсен помрачнел, передернувшись всем телом от сознания уязвимости, — свои штучки. Мне с ними не тягаться. Но, коль заказ не взят, то и речи не ведем. На прочих охотников охранного контура хватить должно, а если нет, то и нанятые боевики не спасут. А вот ты, прелесть моя, можешь хоть одним самым дешевым охранным амулетом похвастаться?

— Амулеты? У нас настоящих не делают, мне кажется. У меня только он есть и вряд ли это охранный, — растерянно отчиталась Надя, вытаскивая из-под водолазки кулон — знак Плетущей Мироздания. Пусть она легко могла слышать и чувствовать Двадцать и Одну без помощи древней подвески, но расставаться с ней Надюшка не хотела. Так и таскала на груди под одеждой. Почему-то с кулоном Надя чувствовала себя спокойнее, и уютнее становилось на душе.

Дарсен подался вперед, пристально разглядывая украшение на груди девушки. Затем законник, не отрывая взгляда от подвески, запустил одну руку в ящик стола и ощупью нашарил там забавные очки с круглыми фиолетовыми стеклами. Водрузил на нос и снова внимательно осмотрел кулон причудливой конфигурации.

Надя подавила рвущийся из груди смех и очень радовалась, что никакой пищи у нее в этот момент во рту не было. Темные круглые очки сделали юриста ужасно похожим на отощавшего персонажа из старого чудесного фильма про Буратино. Кот Базилио из Виндера вышел бы колоритнейший!

— А знаешь, девочка, ты права, твой кулон не просто безделушка с меткой. Что-то в нем есть, скрытое и спящее. Я не маг, спутанные дремлющие плетения разгадывать не умею. Пусть лучше Великие пояснят.

— Ой, — тихо и чуть сконфуженно отозвались Великие, но, как выяснилось, тоже страдающие от вполне человеческих недостатков вроде невнимательности и рассеянности. — В кулоне есть запас нашей энергии, который можно забрать, если нет возможности мгновенно призвать нас. И только посвященной он подвластен. Защита тоже есть, но это защита души. Никто не может вырвать душу нашей Служительницы из тела против ее воли.

— Уже что-то, от кое-каких демонов прикроет, хоть и маловато, — проворчал законник, возвращая бесценные артефактные очки в ящик, и буркнул уязвленно, заметив состояние Надюшки:

— Чего смешного-то?

— Ничего. Это культурные ассоциации. Навеяло, — попыталась оправдаться Надя, но не выдержала и все-таки рассмеялась.

— Культурные говоришь? — насупился Дарсен, отчетливо намекая на форменное бескультурье насмешницы.

Надя усиленно закивала и все-таки смогла выдавить из себя объяснение:

— Очень похожие очки носит в детской сказке один хитроумный кот, притворяющийся слепым.

— Вот за кота отдельное спасибо, — приложил к груди руку Виндер и, не вставая с кресла, отвесил девушке короткий поклон.

— Между прочим, мне Базилио всегда нравился! — снова спрятала улыбку Надя. — Его подружка лиса Алиса не очень, а он обаятельный пройдоха. Базилио, а не какой-то Васька с помойки.

— Ты на что намекаешь? — снова насупился Дарсен. — Да, у меня нет громкого титула, но семейное древо насчитывает полторы тысячи лет, и дворянство мое наследуемое!

— О, — уважительно округлила глаза чуть растерявшаяся от напора законника девушка. — В моей семье только прапрадеда помнят. Страна у нас такая, с бурным прошлым, настоящим и непредсказуемым будущим. Но дворян среди предков никто не припоминает. Все больше крестьяне, военные, учителя, бухгалтеры, даже пара сапожников была. Это ничего, или ты теперь и разговаривать со мной не будешь?

— Я снобизмом высокородия не страдаю, — хмыкнул законник, моментально успокоившись, как только понял, что Надя даже и не думала издеваться над ним. — Более того, дозволяю сидеть в своем присутствии.

— Спасибо, а то бы без разрешения пришлось. Если я стоя ем, у меня живот потом болит, — честно призналась девушка.

— Так, опять мы тебя заболтали. Злее убийц стали! Ешь давай, в другой раз продолжим! — скомандовал Дарсен, простирая руку в сторону позабытых тарелок. — Раз синдикат заказ не взял, то наши враги вряд ли сразу смогут отыскать профессионалов на такую работу. Если вообще смогут. Успеем еще все обмозговать.

Надя встала и включила микроволновку, чтобы согреть безнадежно остывший ужин.

ГЛАВА 19. Кошмар

Надя с детства поняла, что видит, обоняет и вообще воспринимает окружающий мир совсем не так, как все окружающие. Если поначалу ей казалось это странным, то со временем, расплатившись в кассе бытия полным мешком насмешек и прозвищем 'чудачка', девушка привыкла. Научилась жить со своими странностями. И сны Надежды, исключая последнюю трансляцию 'блокбастера' из Храма Сил, для нее оставались все лишь снами.

Но этой ночью что-то пошло не так. Надя отлично осознавала, что спит. Вот только этого осознания оказалось недостаточно для пробуждения. Она и спала, и в то же время видела черно-багровую, отвратительную, пульсирующую тленной мерзостью тушу с когтистыми лапами и закрытой пока пастью. От этой гадкой туши тянулась гнилостно-пепельная вонь. Почему-то эта неизвестная тварь показалась девушке стократ опаснее и противнее маньяка, девушек-зомби и вообще всего самого противного и мерзкого, с чем ей только доводилось сталкиваться в жизни.

Вроде бы не такое уж страшное зрелище для человека, знакомого с жанрами триллера и ужасов, тварь внешне собой не представляла. Но то, чем она являлась по сути, и то, для чего существовала, заставило девушку распахнуть рот и заорать, выплескивая ужас.

В утренней тишине крик прозвучал особенно пронзительно. Где-то грохнуло что-то упавшее, жалобно звякнула разбитая посуда, потом о косяк шарахнула дверь и в комнату к Наде ворвались мама Вера в пеньюаре, напяленном наизнанку, и Дмитрий в плавках, на черных просторах которых тускло мерцали хвостатые красные кометы.

Наверное, запуганные происшествиями последних дней, они ожидали увидеть в спаленке по меньшей мере младшего братца Ктулху, но обнаружили лишь cкорчившуюся на кровати Наденьку. Ее, после пережитого кошмара, била дрожь посильнее, чем после стычки с маньяком.

— Надюшка! — мать метнулась к дочери и крепко обняла ее, пытаясь погасить панику кровиночки. — Что, что случилось?

Ту еще некоторое время колотила дрожь, зуб на зуб не попадал, и ни словечка девушка вымолвить была не в состоянии. Встревоженный Дмитрий сходил на кухню за остатками ликера и почти насильно влил его в рот бедняжке.

Закашлявшись, отдышавшись, Надежда призналась:

— Кошмарный сон.

— Вещий? — подозрительно уточнил Шельга, невольно впечатленный творящимся вокруг девочки мистическим беспределом.

— Я не... — начала было говорить Надя, а потом, резко осекшись, чтобы не выпалить случайной лжи. Выпустила из груди воздух и кивнула: — Да. Наверное. Я видела чудовище, опасное для меня и вообще для всех. Во сне я была абсолютно уверена, да и сейчас тоже, что оно точно есть и близко. Только я не знаю, где конкретно оно прячется и чем именно опасно.

— Чудовище. Не человек? Не животное? — недоверчиво нахмурился Дмитрий.

В монстров не на двух ногах и в человечьей шкуре Шельга по-прежнему не верил. Людей-то гадких он в жизни встречал предостаточно, но ни с одним чудовищем, вроде монстров из глупых фильмов-страшилок, ни разу не сталкивался.

— Чудовище, — согласилась Надя, потянулась, не вставая, к прикроватной тумбочке за ручкой и блокнотом и грубо намалевала очертания твари из кошмара.

Вера и Дмитрий по очереди изучили неказистый рисунок, озадаченно переглянулись, не зная, как быть. В мистику оба не верили, зато уже научились верить в Надю, потому и растерялись. Тогда Вера неуверенно предложила:

— Дочунь, я не знаю, что и думать. Может, даже если сон вещий, это не настоящее чудовище, а образ какой-то угрозы? Аллегория...

— Не знаю, мам, — прикусила губку Надя, поникнув головкой-одуванчиком. — Я, когда просыпалась, была уверена, что тварь настоящая, живая, опасная. Пусть и не такая настоящая, как хищные звери. Она не теплокровная, не млекопитающая, даже не арахнид. Она совсем-совсем другая, ей не мясо и кровь нужны, а что-то другое. И это ее еще опасней делает...

— Здесь сейчас ее рядом нет? — педантично уточнил Дмитрий.

— Нет, кажется, — поразмыслив, признала девушка.

— Тогда давайте-ка еще пару часов покемарим перед работой. Утром все по-другому порой выглядит. Сможешь уснуть, Надь?

— Хорошо, я попробую, — покорно согласилась девушка.

— Ты, Вер, если надо, с ней останься, — предложил мужчина, покидая девичью спаленку.

— Иди, мам, — отпустила родительницу Надежда. — Чего тебе со мной куковать? Ни ты, ни я толком не выспимся.

— Надюнь, а ты своих этих, — Вера поболтала в воздухе рукой, — не спрашивала про кошмар.

— Завтра и спрошу. У них тоже дела бывают. Если сразу не отозвались, значит, где-то далеко или сильно заняты, — ответила избранница Двадцати и Одной. — А ты иди, ложись! Так лучше будет!

— Скажешь, когда поговоришь, — строго велела мать и, только теперь заметив надетый наизнанку пеньюар, ойкнула и принялась выворачивать одежку правильной, не отпугивающей леших стороной.

— Ага, — пообещала Надя, укладываясь на бочок и кутаясь в одеяло.

Вера подоткнула кончик одеяла, погладила дочь по плечу, чмокнула в макушку и вышла. Когда за мамой закрылась дверь, Надюша снова села в кровати, обхватив колени руками, и стала ждать настоящего утра. Заснуть после увиденного кошмара она бы точно не смогла, но пугать и волновать маму с Дмитрием не захотела. Она и про тварь рассказала-то поневоле, слишком привидевшаяся в кошмаре гадина казалась ужасающей, реальной и опасной. Но смысла вываливать свои тревоги на близких теперь девушка не видела. Где бы ни таилась приснившаяся мерзость, люди по-любому не смогли бы ее увидеть. И никаким оружием — ни пистолетом, ни ножом — эту мерзость тоже было не взять. В этом Надя тоже ни капли не сомневалась.

Девушка попробовала было нарочно усомниться в реальности привидевшегося чудовища и отказалась от признания его фантазией. Как было бы просто, окажись это багрово-черное обычным кошмаром. Но нет... Уподобиться страусу не получилось. Откуда бы и как ни проник в сновидение этот жуткий образ, он точно был существующим.

Закусив губу, Надя вытащила из ящика прикроватного столика цветные карандаши и принялась раскрашивать свой кошмар. Когда появятся Силы Двадцати и Одной, а девушка чувствовала их в невообразимом далеко, занятых чем-то очень важным, будет что показать и спросить. Только оставлять рисунок там, где его увидят мама и Дмитрий, она не будет. Больше пугать дорогих людей она не собиралась. И вообще, лучшим способом не думать о кошмаре оказалось следующее: нарисовать его, спрятать в тумбочку и идти на кухню готовить завтрак на всех. К тому времени, когда Вера и Дмитрий встали, на столе была кастрюлька с овсяной кашей и омлет. А безумная тревога сменилась в душе Нади настороженным ожиданием. Паника — предчувствие неминуемой беды прошла. Или только отступила на время, спугнутая теплом дома и солнечным светом?

Обыкновенно, когда в доме спит младенец, остальные члены семьи говорят тихо и стараются не спугнуть детский сон громким звуком. Так и этим утром за столом в квартире семьи Последних все трое вели себя очень аккуратно, чтобы нечаянным словом не растревожить, не вернуть привидевшийся кошмар. Говорили о погоде, о будущей поездке за опятами в лес, о вконец обнаглевших сороках, чей стрекот звучал во дворе, хвалили Надюшкину стряпню... Девушка охотно поддерживала эти разговоры, ни намеком не выдавая своих тревог и спрятанного в душе ожидания. Она твердо решила дождаться вердикта Сил и тогда уже или успокоиться окончательно, или до конца испугаться.

ГЛАВА 20. Материализация

До работы дам подбросил Дмитрий. Первой перед офисом высадил младшую из Последних. Две девушки из ОМа уже дымили на крылечке какую-то арбузно-ментоловую пакость и сплетничали. Ника и Ангелина приветливо помахали секретарше босса и уточнили:

— Надь, а Степаныч договора сегодня подпишет?

— Если юристы согласовали, подпишет, — ответила Надежда.

— А вчера Саши на месте не было, мы так положили... — захлопал глазками девицы.

— Тогда пятьдесят на пятьдесят. Если суммы до сорока тысяч — подмахнет, если нет, может на ковер вызвать, — 'обрадовала' коллег ассистентка.

— Э-э, ты тогда их из папки выложи. Мы заберем, у Саши подпишем, — торопливо попросили курильщицы.

— Хорошо, — коротко ответила Надя, не став говорить беспечным девицам, что неправильные договора она еще вчера вечером из папки 'На подпись' выложила в отдельную ее копию, из которой документы забирал не начальник, а проштрафившиеся коллеги. Теперь оставалось только вернуть ОМу их собственность.

Уже прикрывая офисную дверь, Последняя услышала, как с нетерпеливым придыханием задает вопрос Ангелина:

— И что Андрюша...?

Стало быть, поход в кино у айтишника удался! Надя только успела поставить чайник и включить офисный набор техники, куда кроме кофеварки входили еще компьютер и МФУ, как в дверь приемной кто-то вежливо стукнул. Обычно народ ломился с короткими возгласами 'Привет, Надюшка!', но никак не стучал.

На пороге стоял сияющий, как новенькие десять рублей, Вадим с большущей трехъярусной коробкой конфет.

— Доброе утро, Вадим Георгиевич! Геннадия Степановича пока нет. Сделать вам кофе? — вежливо поздоровалась секретарь.

— Не надо! Я не к Гене, к тебе! И для начала держи! — Вадим плюхнул коробку на стол рядом с клавиатурой. — Это не взятка, а деловое предложение!

Улыбкой в тридцать два зуба сопроводила эффектное объявление.

Надя серьезно посмотрела на сияющего бизнесмена и легонько вздохнула, нахмурившись.

— Ты погоди вздыхать! Слушай, предлагаю тебе проценты прибыли за советы! — возвестил Вадим, присаживаясь боком на стол. — Хочешь налом, хочешь на карту! Я в таких делах не обманываю!

— Вадим Георгиевич, — снова вздохнула Надежда, — я не смогу вам помочь. Спасибо за предложение, но нет.

— Хочешь фиксированную сумму? — деловито уточнил мужчина, прикидывая, как и себя не обидеть, и девочку на крючок покрепче поймать.

— Нет, я не смогу вам помочь потому, что не хочу навредить! — твердо объявила девушка.

— Ты ж уже помогала, — напомнил несговорчивой прорицательнице историю с советом и шоколадом чуть озадаченный собеседник, соображая, а не набивает ли девица-теперь почти красавица себе таким образом цену.

— Один раз совершенно случайно, — педантично уточнила Надя. — Систематически так не получился. Нельзя!

— Способности предсказательные барахлят? — попытался догадаться Вадим.

— Я не настолько талантлива, чтобы помогать, не вредя, — в очередной раз принялась объяснять необъяснимое девушка. Вадим раскрыл было рот для потока возражений, но почему-то сам же и захлопнул его, продолжая слушать. — Понимаете, Вадим Георгиевич, кто-то другой, наверное, может иначе, но не я. Я не совсем предсказательница, вернее, совсем не предсказательница — и это самое главное, почему ничего не получится так, как хотелось бы вам.

Для меня мир вокруг — сплетение множества нитей, в свою очередь состоящих из звуков, запахов и цветов. Чем внимательнее приглядываешься, тем отчетливее они видятся во всем. Когда вы спрашивали про акции, я выловила нужный звук и цвет, чтобы ответить. Но все эти нити не возникают из ниоткуда, не деваются в никуда и не множатся без счета. Они есть все время. Тогда в вашей судьбе, жизни, я одну тоненькую ниточку сделала другой. Но менять нити одну за другой, оставляя все остальное неизменным, нельзя. Нельзя сплести свою, не предназначенную жизнью удачу из чужих нитей и не сотворить катастрофы. Все вокруг начнет рваться, путаться и рушиться, и в первую очередь это коснется тех, кто вам ближе всего. Пострадают их здоровье, отношение к вам или еще что-то. А если менять одну нить на другую в вашем собственном плетении, то все это начнет бить уже по вам самому. Никакая погоня за прибылью этого не стоит.

Вадим хмыкнул, пытаясь переварить бредовенькие идейки необычной девчонки и подобрать слова для того, чтобы уговорить ее попробовать и самой убедиться в нелепости опасений.

Дверь приемной грохнула о косяк, Степаныч ворвался внутрь с радостным раскатистым воплем:

— Надюшка! Ты права! Не подтвердилось! Результаты из двух других лабораторий пришли! Все чисто! Все с моей Леткой хорошо будет! Спасибо! Уж не знаю, чего я б учудил, случись чего с ней!

Продолжая довольно похохатывать, начальник выхватил секретаршу из-за стола, сжал в медвежьих объятиях и закружил по приемной. При этом он умудрился каким-то чудом, наверное, милостью где-то пребывающих Сил Двадцати и Одной, не уронить девушку и не снести ею ни стойки ресепшен, ни кресел для посетителей с журнальным столиком, ни вешалки.

Степаныч, занятый танцем медвежьего ликования, заметил Вадима лишь спустя несколько десятков секунд. Тот стоял тихо и морщил лоб, о чем-то сосредоточенно размышляя.

— Здоров, Вадь. Ко мне? — босс выпустил улыбающуюся Надюшку из объятий и подал руку визитеру.

— Не, я к Надюше заскочил, поблагодарить за совет.

Кривовато усмехнувшись, бизнесмен пожал лапу Степанычу и указал кивком на коробку конфет. Он еще не до конца поверил в правдивость странных объяснений девушки. Но теперь уже твердо не был уверен в том, что наседать на девчонку с предложением поставить предсказания на коммерческую основу — это правильно. Если Надюха хоть в чем-то права и удача в деньгах обернется проблемами на другом фронте... Жену и сына Вадим любил, другу доверял и себе бед в обмен на деньги получить не хотел. Если сам Генка до сих пор таланты секретарши к делу не пристроил, значит не все с ними так гладко. Эх, а какая идейка-то была знатная! Но деловые люди на то и деловые, чтобы чуять не только прибыль, но и неприятности. Он отступился, собираясь для начала послушать рассказ о проблемах друга. Кофе-то Надя по любому правильный наливает и печеньки хрустящие ставит не за процент, а за зарплату.

Друг таиться насчет Леткиной беды не стал. Скверной привычкой вываливать свои беды на друзей Генка отродясь не страдал. Если проблема назрела, и он с ней разбираться должен, затаится и молчит, точно партизан на допросе. Редко-редко когда о чем попросит, и то не в одолжение, а только если и Вадиму с того какая-никакая выгода капнет, ну и если по-другому вообще никак. Потому, если Генка теперь рассказывал, спокойно чай прихлебывая, значит с его любимой женой все хорошо.

— Так мне Надюха и сказала: Летка болезнью неизлечимой не пахнет. Я тогда сразу встряхнулся. Она ж врать не умеет совсем. Вот и с Леткой от сердца враз отлегло. Если говорит, значит, правда!

— Как же тогда она по телефону звонки отбивает? — мимолетно удивился Вадим.

— А не врет, — запоздало припомнил и сам удивился Геннадий. — Правду говорит, но так... — мужчина покрутил запястьем, — что каждый себе что-нибудь свое додумает и отстанет. И знаешь, только сейчас сообразил. Мне пару-тройку раз особые надоеды жаловались, что вообще ни в офис, ни на сотовый дозвониться не могут, когда я на работе.

— Тоже чудеса твоей Надюхи? — задумчиво хмыкнул собеседник.

— Не знаю, и веришь, копаться не хочу. Это как с теми часами из гостиной, которые мы с тобой в пятом классе раскурочили. Разобрать разобрали, а собрать не смогли толком. Лишние детали отцу моему сдали и ремня хватили. Часы в мастерской потом чинили, но нормально они так и не заработали, то вперед, то назад убегали, мамка замучилась подводить. Потому я Надюху прессовать не буду. Захочет подсказать, подскажет, а давить — не-е-е.

— Если она болезни чует, ей тогда свое дело открыть можно и деньги лопатой грести. У нас народ на экстрасенсов и чудеса падкий.

— Вадь, ты дурак или прикидываешься? Ее на клочки порвут! Девчонка, может, что и видит, но без медицинского образования ее слова поди истолкуй, а лечить вовсе не умеет. Только, когда надежды никакой, и за воздух цепляться будешь, а от отказа такая злость в груди подымается, что аж в глазах темнеет, — буркнул Геннадий, укоризненно зыркнув на друга.

— Согласен, — признал тот правдивость рассуждений, с удовольствием глотнул кофейку, запил горячим молоком и задумчиво протянул: — Иначе ж костры средневековые так ярко не пылали бы. Боимся мы того, чего понять не можем, тянемся к этому и злимся одновременно. А что победит, бог весть.

— О том и речь. Так что не мельтеши и не сбивай мне Надьку, — жестко припечатал Геннадий, подкрепляя слова, хлопком ладони по подлокотнику кресла.

— Не стану, — подумав, ответил друг. — Но если чего она тебе нужное случайно выдаст, поделись!

— Договорились! — пообещал Гена, и мужчины, не вставая, крепко пожали друг другу руки.

Рукопожатие еще длилось, когда здание ощутимо тряхнуло. Из приемной донесся звон разбитого стекла и испуганный вскрик Надюшки. Не сговариваясь, мужчины метнулись на голос девушки. Та нашлась под столом. Бедолага уже не кричала, только собирала в ладошку осколки чашки, не замечая, как кровит порезанный палец, и плакала. Крупные слезы катились из глаз девушки и капали, капали, капали...

— Цела? Не трусь, подумаешь, небольшое землетрясение случилось! Дом у нас старой постройки. Сталинка капитальная! Еще всех нас переживет, его, пожалуй, и восьмибалльным не развалишь! — зарокотал Степаныч, отбирая прихваченным полотенцем осколки из рук девушки и вываливая их вместе с тряпкой в ведро. — Лапку твою давай залечим сейчас! Вадь, вон в шкафу аптечка, там перекиси бутылек. Тащи сюда!

— Как вы тут? — в дверь всунулась голова заместителя. Высоченный, под два метра, и интеллигентный, в пику простоватому начальнику, Александр Леонидович поправил очки на переносице и продолжил:

— Приветствую! Геннадий Степанович, Вадим Георгиевич, Надя, все целы?

— Почти! Надюшка напугалась и порезалась, — проворчал шеф, шлепнув на порез секретарши пропитанный перекисью водорода клок ваты. Встал и обратился к заму:

— Не в службу, а в дружбу, Леня, пусть с охраны МЧСникам звякнут, спросят, что к чему и чего ждать, а ты по этажам пока пройдись, успокой народ. Как данные будут, решим — по домам офис распускать или все обошлось. Тряхнуло слабенько и всего разок, но прогноз знать надо бы. Ни вчера ни сегодня с утра никаких упреждений не передавали!

— Сделаю, — кивнул заместитель, вытаскивая смартфон и на ходу принимаясь набивать сообщение. Из-за закрытой двери доносилось квохтанье потревоженной бухгалтерии. Крякнув, Степаныч глянул на продолжающую рыдать Надюшку и закрыл приемную на защелку изнутри. Девчонке сейчас надо успокоиться, ни к чему ей чужая паника и пустые бабские причитания.

В кармане шефа запиликал смартфон. Звонила Летка, чтобы удостовериться, что непутевому мужу не упала на голову какая-нибудь балка. Их-то загородный дом Степаныч ставил сам и был уверен, что сделал его покрепче любой сталинки. Вадим тем временем проверял своих.

— Выпьешь, может, чего покрепче? — заботливо уточнил шеф у Надюшки. Ту до сих пор колотила дрожь.

Надя помотала головой. Слезы продолжали капать, и не было никаких сил остановиться. Крепкий чай, врученный Степанычем, и рокот его умиротворяющего баритона чуть отвлекли девушку от погружения в пучину беспросветного отчаяния. Начальник был таким настоящим, большим и не имеющим ничего общего со сверхъестественными переживаниями. Он словно одним своим присутствием отодвигал все призрачные страхи и предчувствия. Но ключевым в этой мысли, увы, было слово 'словно'. Очень хотелось не бояться, не думать, не видеть жалких ошметков разорванной нити. Но не получалось. Предчувствие беды, обернувшееся ночным кошмаром, как ощущала Надя всем своим существом, начинало сбываться. Пока едва-едва, на периферии материальной реальности. Но нечто злое уже влезло в ее жизнь, осквернило грязными лапами светлую веру в чудо и твердое убеждение в том, что угрозы извне по-настоящему опасными быть ни для кого не могут, что они лишь искусно пугают, точно любимые Бомбошкиным ужастики, которые, стоит зажечься свету в темном зале, оказываются игрушечными и смешными.

— Надюш, все, успокойся. Хочешь, валерьянки тебе накапаю?! Подумаешь, тряхнуло разок, ерунда какая. А палец вообще мигом заживет! — продолжил босс утешения.

— Спасибо, — улыбка на лице совершенно не умеющей притворяться девушки вышла предсмертной маской. Успокоить она смогла бы разве что слепого или сильно близорукого, да и дрожь в голосе четко указывали мужчинам: Надя в панике.

— Хочешь, домой тебя отпущу. Поспишь, погуляешь, успокоишься, — предложил Степаныч и совсем растерялся, когда после слова 'поспишь' беззвучные редкие слезы девушки обернулись душераздирающими рыданиями. Еще более мучительными, поскольку Надя старалась сдерживаться.

— Ничего не понимаю, — босс озадаченно поскреб высокий от начинающихся залысин лоб.

Неконтролируемых истеричных приступов, да что там приступов, самого обычного бабского слезоразлива у секретарши не наблюдалось даже тогда, когда он орал на новенькую, меча громы и молнии.

Пока мужчины сообща пытались успокоить беззвучно рыдающую Надюшку, в приемную вернулся зам и отчитался:

— В офисе пострадавших нет, сотрудники продолжают работу. МЧСники, вы правы, толчка не прогнозировали, предупреждений по городу и области не было. Насчет повторных тоже ничего пока сказать не могут. Селиверстов Игорь в ВОХР оттуда переходил. Он расспросил бывших коллег. Те в недоумении. Толчок был внезапным. Прогнозов пока не дают, предупреждений тоже пока не рассылают.

— Ясно, что ничего не ясно... Спасибо, Саша.

Зам кивнул и осторожно уточнил:

— Может, скорую вызвать? Укол какой сделать...

— Обождем пока, — отмахнулся Степаныч.

Александр пожал плечами и вышел. А Геннадий Степанович крякнул и участливо спросил:

— Надюх, ну что ты в самом деле... Перепугалась сильно?

— Я... это... кошмар ночью был... этот толчок... Он пахнет, как мой кошмар. Значит, ничего не закончилось... надо что-то делать, а я не знаю, что... А они не отвечают...

Девушка сложилась в кресле напополам и безутешно зарыдала, отбросив всякие попытки успокоиться. Мужчины, стоящие над креслом, озадаченно переглянулись.

— Родители не отвечают? — растерянно ляпнул Вадим. — Так давай, еще разок их набери. С ними точно все путем, зря переживаешь!

Тут же, словно в доказательство слов мужчины, разразился аккордами знакомой песенки телефон Нади, позабытый на столе. Вадим подхватил его и торжествующие объявил:

— Ну вот! Что я говорил! Мама звонит! Бери трубку! — и сам шлепнул значок приема на экране.

— Да, мамуль, — Надя постаралась, чтобы голос ее звучал если не спокойно, то хотя бы не гнусаво от слез. — Цела. Никто... Нет, этого не испугалась... Они не отвечают пока, далеко... Да, я чувствую, сон про тварь и все, что сейчас происходит, связаны. Будет продолжение... Хорошо, вечером поговорим.

Надя отключила телефон и только сейчас опомнилась, сообразив, что у ее беседы было целых два озадаченных свидетеля.

— Не предсказываешь, говоришь? — с ноткой скепсиса в голосе уточнил Вадим.

— Надюнь, ты чего, знала, что тряханет? И что, дальше еще что похуже будет? — поддержал друга вопросом шеф.

Девушка беспомощно вздохнула и подняла на мужчин исполненный страдания взгляд:

— Вы только меня сумасшедшей не считайте. Этой ночью мне приснилось омерзительное чудовище. Я не понимала, чем оно опасно всем вокруг, но знала, что очень опасно. И когда землетрясение случилось, я поняла, что это все из-за него. И еще будет, когда оно следующую нить перегрызет. Не верите, наверное? И правильно. Я бы на вашем месте тоже не поверила.

— Надя, сны порой очень символичны. Это еще старина Фрейд говорил. Если ты видишь землетрясение как монстра, то видь на здоровье, только когда он тебе в следующий раз приснится, меня набери. Я в офисе выходной день объявлю, — на свой лад мудро истолковал личный кошмар ассистентки материалист Степаныч.

— Меня тоже набери, — поддержал друга Вадим, мало-помалу расслабляясь.

Девичьих истерик он побаивался, с плачущими взахлеб дамочками обращаться не умел и искренне радовался тому, что жена подарила ему сына, а не дочь. У Степаныча была та же картина маслом, только его два близнеца-оболтуса, оттрубив срочку, решили еще послужить на контракте. Папины деньги и бизнес их не особо влекли, ребята собирались, когда навоюются, открыть свое дело.

Кивнуть или отказаться от предложения о подаче сигнала хлюпающая носиком Надежда не успела. За гранью обычного чутья и слуха она услыхала довольный скрежет чудовища и поняла, тварь еще не закончила трапезу. И в голове у девушки что-то щелкнуло. Вместо страха, истерики и судорожных метаний пришел холодный гнев. Как смеет какая-то тварь вредить ее городу? Кто дал ей такое право? Такая пакость не должна, не имеет права существовать! Ее нужно найти и попытаться уничтожить, чего бы это ни стоило.

— Чудовище грызет нить. Сейчас снова начнется. Считайте, что я вам позвонила! — тихо и четко произнесла Надя перед тем, как раздался новый толчок. Сила его была равна предыдущему.

Здание опять содрогнулось, жалобно и тоненько зазвенела посуда в шкафу. Мужчины матюгнулись.

— Еще будет, Надюнь? — тихо и уважительно уточнил Степаныч.

— Если не уничтожить тварь, будет хуже. Она пока перекусывает тонкие нити, набирается сил. Если разорвет нити потолще, то... — Надя замолчала, пожав плечами.

— На десять баллов тряханет? — почесал лоб Степаныч, окончательно запутавшись в том, что происходит, и в том, как это пыталась объяснить ему девушка. Верить ей не получалось. Не верить как-то тоже, особенно после того, как вторично тряхнуло сразу после Надькиного предупреждения.

— Не уверена, что будет землетрясение. Любое стихийное бедствие, — добросовестно отчиталась девушка и попросила: — Геннадий Степанович, я заявление на отгулы в счет отпуска напишу.

— И что делать будешь? — первым сообразил задать нужный вопрос Вадим.

— Искать его, — решительно объявила девушка.

— Ахинея какая-то с мистикой, — потряс головой начальник. — Может, просто дома посидишь, оклемаешься от всей этой передряги, руку полечишь? Рассадила изрядно. Кровью весь пол закапала.

— Палец — ерунда, заживет, — отмахнулась Надя и решительно предложила, вгоняя шефа практически в ступор. — Я не прошу мне верить, только отгулы подпишите, пожалуйста. А если нельзя, я могу заявление на увольнение по собственному желанию написать.

— Надюха, ты чего? — запыхтел возмущенно босс. — Отгулы я тебе подпишу, ясное дело, но как ты неизвестно что искать-то и где будешь?

— Не знаю, пока не знаю, но я разберусь, — пообещала не столько мужчинам, сколько самой себе служительница Сил — Плетущая Мироздание. Очень молоденькая, совершенно неопытная, но уже чувствующая настойчивый, неумолчный зов призвания в крови. Отвернуться и забиться в угол, подвывая от страха, не получалось, хотя, спору нет, очень хотелось. Она должна защитить свой мир. Но для начала следовало разобраться с тем, какое чудовище ему грозит, где эту тварь искать, а уж потом — как с ней бороться.

Глава 21. Реальная галлюцинация и методы инфернальной дезинсекции

Сейчас она жалела только о том, что эти самые Двадцать и Одна, которые ставили ей печать на ладошку, бродят-витают-шастают где-то настолько далеко от ее мира, что их невозможно дозваться и озадачить вопросами. Проверки ради Надежда в очередной раз попробовала мысленно воззвать к Силам и протянуть к ним зов, как нить. Что-то похожее она делала для Влада, когда искала сбежавшую на море девушку.

И о чудо! Ей отозвались, откликнулись из невообразимого далёка, а следом почти мгновенно нагрелась радужная печать. Пришло ощущение близкого присутствия Сил. Затанцевала по кабинету их обычная яркая радуга с цветами, каковых не числилось за земной товаркой. Теплым потоком омыли служительницу беспокойство, симпатия и радость общения, смешивая фруктовые ароматы, запах цветочного луга и вкус черешни.

— Ты звала принятая/избранная/служительница?

— Спасибо, что пришли, — испустив тихий вздох облегчения, Надя решительно наплевала на посторонних и вытащила из кармана пиджака сложенный вчетверо рисунок багрово-черного чудовища. Развернула его и констатировала:

— Мне приснилось это. А сегодня случилось землетрясение. И я чувствовала, как это чудовище порвало две нити.

— Клещ Межуровнья! — Панический вопль Сил, прозвучавший слаженным хором, едва не сбросил Надю с кресла.

Рядом рухнули на пол, пытаясь унять брызнувшую из носов кровь, Степаныч и Вадим Георгиевич. Временно отодвинув все прочие мистические, инфернальные и иные проблемы, Надя метнулась к еще не убранным после лечения ее руки вате и перекиси. Щедро раздавая целебные тампоны мужчинам, она с изумлением услышала от полулежащего в кресле шефа:

— Вадь, что за хрень в офисе твориться? Газ галлюциногенный по вентиляции пустили? Радуга в воздухе и голоса слышны.

— Не знаю, Ген, — хрипло ответил из соседнего кресла Вадим Георгиевич. — Но газ ядреный. Надька-то с ним мало того, что разговаривает, оно ей еще и отвечает.

— Ага... это как в том анекдоте про веру и шизофрению, — поддакнул Степаныч, щурясь от ярких переливов радуги.

Силы Двадцати и Одной тем временем пошли на новый виток паники.

— Клещ уже начал питаться! Ужас!/Нет спасения!/Тварь! Хуже Разрушителя! Смертные уже зрят нас! Границы содрогаются!/ Что делать?!

— Для начала объяснить толком, что происходит. Что это за тварь? — собрав обрывки мыслей в кучу и сжав пальцами виски, попросила Надя. Голова раскалывалась от воплей Сил, бессонной ночи и переживаний. -Дарсена, если можно, позовите.

— Законника нельзя, он ранен, исцеляется, мы его спрятали, — выпалили Силы. — А Клещ Межуровнья — тварь оттуда, из самой проклятой Бездны. Он — демон, что через границы проникает, в складках ткани Мирозданья таясь, в нити мира вгрызается и рвет их, высасывая силу.

— Кто вы, к чертям, такие, что за клещи и разрушители? Надя, мы рехнулись или как? — гнусаво из-за тампонов, набитых в нос, вывалил на компанию Степаныч гору вопросов разом, взяв дурной пример с Двадцати и Одной.

Силы, то ли в ответ, то ли вовсе не слушая человека, снова залопотали что-то о разрушении миров и приближающейся катастрофе, а Надя дисциплинированно попыталась ответить шефу, утрясая информацию в первую очередь для себя:

— Они — мыслящие создания чистой энергии из иных миров.

— Инопланетяне что ли? — брякнул Вадим.

— Нет, скорее иномиряне, — поправила девушка, не вдаваясь в детали, от которых у босса и в самом деле могла конкретно поехать крыша. — Вы, Геннадий Степанович, вместе с Вадимом Георгиевичем в своем уме и сейчас смогли увидеть и услышать все это только потому, что на Земле завелась тварь, которая разрушает наш мир. Толчки — лишь малый признак происходящего, первый признак надвигающейся катастрофы. Из-за порванных нитей ткани мира мало-помалу меняются физические законы, по которым мы живем. Раньше всего необычного люди не замечали, если такое происходило, то стиралось из памяти само собой, — коротко кивнув на беснующийся потолок, перевела Надя. Объяснения про Разрушителей девушка опустила, чтобы не накликать ненароком еще и это ужасающее создание — бога, способного рвать нити Мироздания, как паутинку, по своей прихоти.

Пока Степаныч заткнулся, хватая ртом воздух и переваривая шокирующую выкладку, девушка тревожно уточнила у Сил:

— Что с Дарсеном? Он серьезно пострадал?

— Его дом сгорел, файробалги напали на город. По счастью, законника не было дома. Он явился на пепелище.

— Как его ранили? — голос Нади дрогнул.

— Балка в развалинах упала, — уныло раскололись Силы и поспешно затарахтели насчет того, что они еще не разобрались с тем, кто и зачем натравил демонов на жилище законника. Тот вообще уверен, что дело в недавнем судебном противостоянии с одним ушлым магом. Но пока все выясняется, Двадцать и Одна предпочли спрятать Виндера понадежнее в одном тихом мире, и Силы Исцеления лично занялись пострадавшим бедолагой.

Успокоившись насчет коллеги, девушка переключилась на главное:

— Как можно убить Клеща?

Почему-то никаких мыслей о спасении особо редких и ценных представителей демонической фауны у Надежды на этот раз не возникло. Когда речь шла о безопасности родных и дома, инстинкты гринписовца отрубались напрочь. Или, напротив, у девушки как раз сейчас работали верные инстинкты Служительницы Сил, утверждавшие: увидел тварь Бездны, угрожающую миру, — уничтожь любой ценой!

— Их убивают маги одновременным ударом ледяного копья и огненного шара. От двух стихий одновременно клещ защититься не в состоянии. Трудно лишь отыскать демона, таящегося в ткани мира столь искусно, что заметить его порой не в силах даже мы. Поисковые заклятия магов не срабатывают вовсе. Но в мире техническом наша сила не проявляется, узреть тварь мы не можем вовсе! — судорожный вздох Сил прервал их речь. Набравшись смелости, Двадцать и Одна продолжили скорбно: — Мы не знаем, где та грань прочности мира, на которой в достаточной мере поколеблются его устои, дабы смогли мы начать поиск клеща.

— И уничтожить? — продолжила Надя, все еще огорченно хмурясь.

— Увы нам, избранная, наша сила не применима к твари Межуровнья, присосавшейся к нитям Мироздания. Лишь указать цель охотнику мы сможем, — если бы Силы могли рыдать, они бы точно устроили гигантский водопад слез.

— Так! Я не понял! Надь, эти радужные истерики сейчас предлагают тебе самой поискать чудовище и прибить его при помощи баллона с углекислотой и газовой горелки? — почесал лоб Степаныч, хлопнув кулаком по мягкому подлокотнику кресла.

Что удивительно, на сей раз Двадцать и Одна не стали делать вид, будто настырного смертного не существует. Они отчаянно взвыли:

-Тварь лишь одномоментный магический хлад и жар изничтожить способен! А поиск твари вести возможно лишь изнутри мира, чьи нити клещ раздирает!

— Ясно, — чем больше психовали Силы, тем более собранной и спокойной становилась их посвященная. А что спокойствие это было сродни покою смертника, идущего в последний безнадежный бой, так другого не нашлось. — Значит, мне следует отыскать способ поиска клеща и найти его. А вам найти того, кто убьет тварь снаружи. Сможете?

— Мы немедля запрос Силам Равновесия отправим, — отозвались Силы с готовностью и чуть бодрее, поскольку делать хоть что-нибудь всяко лучше безнадежных завываний. Особенно если ты лишен тела и не можешь ни рвать волосы на голове, ни лбом о стенку побиться.

— Может, лучше в другую инстанцию обратиться? — практично уточнила Надя. — Дарсен говорит, что прошения в Храмах Джокеров быстрее рассматриваются.

— Мы Силы Времени попросим ускорить ход в мире, где законник Виндер исцеляется. Мы отправим прошения везде! — приняли соломоново решение Двадцать и Одна, немного робея перед перспективой обращений к Великой Триаде. Силы Равновесия, конечно, тоже особо никого из просителей не баловали, но они были своим знакомым, гм, не злом, конечно, но бюрократической инстанцией, правила общения с которой вырабатывались тысячелетиями. А Джокеры... Слава их гремела во Вселенной, но все новое несколько пугало традиционалистов в лице Сил, вызывая неизъяснимую робость и смущение. Потому Двадцать и Одна дружно постановили:

— Дарсена привлечем для составления обеих петиций. Законник справится!

За кадром осталось невысказанное 'и малость успокоится, перестав рваться с больничной койки в бой'. Растрясти лишний жир и выйти из затяжного запоя Дарсен сумел. Но сейчас, после травмы, до состояния 'порву любого, как Тузик грелку' ему было очень и очень далеко. Тем паче, что умелым бойцом законник никогда не был. Всю жизнь предпочитал воевать словом и пером в судах.

— Ищи же врага, посвященная! Он опасен лишь структуре мира, физическим оболочкам вреда не причинит. Твой странно взращенный в запертом мире талант может помочь в поиске. Если же нет, то нам останется лишь уповать, что наша способность узреть пожирателя нитей проявит себя раньше, чем структуре измерения будет нанесен непоправимый урон. Но утешься, до катастрофы изменения возрастут неуклонно, оттого мы получим возможность забрать тебя в иные пределы. Не благодари!

Засмущавшиеся Силы, протараторившие последние слова скороговоркой, исчезли.

— Даже не собиралась, — укоризненно покачала головой Надежда в ответ на это странно-эгоистическое суждение и тихо проговорила. — Я свой мир люблю! Зачем мне чужие? Посмотреть приятно, но жить нужно дома!

— Так, Надя, прямо сейчас еще трясти будет? — резко повернулся к секретарше Степаныч, выдергивая из носа осточертевшие тампоны.

— Нет, эта чудовищная тварь пока сыта, переваривает. Позже повторится и будет сильнее, — грустно ответила девушка, собирая и переводя в слова свои ощущения и мысли.

— Тогда задача поставлена — нам надо искать эту пакость, — резюмировал начальник.

— Так ты во всю эту хрень поверил, Ген? — продолжал хмуриться Вадим, выковыривая из носа свои тампоны.

— У нас два пути, — развел руками босс, принимаясь расхаживать по приемной. — Можно громко завопить, что Надюха рехнулась, у нее заразные галлюцинации, и сдать девочку в дурку. Самим при этом сидеть на попе ровно и ждать, когда в следующий раз тряхнет посильнее. Или допустить, что наши коллективные глюки — это не глюки, а что-то или кто-то за пределами привычного понимания. Допустить и начать побыстрее действовать, пока просто рассуждать и вопить не стало необратимо поздно.

— Спасибо, — шепотом поблагодарила начальника девушка.

Глава 22. Добровольцы поневоле

— Вопрос только в том, чем и как мы, ни хрена в мистике на смыслящие, тебе можем помочь, — постановил Степаныч. — Эти твои радужные вопить вопили, но ничего толком не сказали.

— Они не знают, — без зазрения совести сдала одних работодателей другому Надежда. Чудачка испытывала неизъяснимое облегчение от того, что ее не считают безумной и, кажется, собираются помочь. — Только признаваться в таком очень не любят. Зато средство для уничтожения клеща найти обязательно постараются.

— Увидеть эту дрянь можно, как считаешь, в каком-нибудь инфракрасном свете или еще как? — подал голос Вадим.

В отличие от Степаныча, мужчина остался в кресле и теперь напряженно размышлял, потирая пальцами левой костяшки правой руки, будто собирался боксировать с проблемой.

— Нет, вы его точно разглядеть не сможете, пока мир держится, — досадливо вздохнула Надя, снова переводя транслированные вместе с речью Сил образы в понятные людям слова. — Он ведь не на Земле прячется, а между нитями мира, ими прикрывается, как паук паутиной. Я, наверное, смогу, если окажусь близко...Ой! Опять!

Надюшка вздрогнула за несколько секунд до того, как еще один очень слабый толчок пришелся на город.

— Ты ж сказала, пока не будет трясти? — насторожился Герасимов.

— Это отголоски. Перегрызенная нить окончательно порвалась. А тварь сейчас вроде как затихла, переваривает высосанную энергию, — растеряно пояснила девушка. — Но как искать клеща изнутри нашего мира, я пока не знаю.

— М-да, Алису и Гугл о таком не спросишь, — проворчал шеф и вздрогнул, когда в дверь приемной заколотили кулаком, вместо обыкновенного открытия двери или тактичного стука.

— Кому там жить надоело? — рявкнул Степаныч, привычно переключаясь на начальственный ор тирана и самодура.

— Геннадий Степанович, у вас все в порядке? — раздался в ответ встревоженный голос зама. — Сотовый не берете, внутреннюю АТС в доме вырубило.

— В норме, — рявкнул босс в ответ, слазил в карман и задумчиво хмыкнул, изучая совершенно черный, не подающий признаков жизни экран дорогущего средства связи. На попытки реанимации оное не поддавалось, оставаясь лишь средством понтования и экстренной защиты. Стукнуть им по чьей-нибудь башке все еще, пожалуй, было можно.

Надя глянула на МФУ в уголке и цокнула языком. Веселого зеленого огонька на панели не теплилось. Да что там зеленого, даже оранжевого на пилоте под столом тоже не горело. Кажется, визит Двадцати и Одной на огонек к посвященной потушил все огоньки техники в помещении и изрядно навредил прочим приборам в здании.

— Тут к вам Красильников на встречу подъехал, — голос заместителя звучал несколько растерянно. Как правило, ездили к Красильникову, да еще предварительно изрядно потрепав себе нервы при достижении предварительных договоренностей о визите. Того, кого ему видеть не желалось, Виктор Леонидович умел отсекать от своей персоны мастерски. Так, чтобы он лично соизволил к кому-то прибыть — отродясь не бывало.

— Ты чего перетрухал-то, Сашок? — машинально переспросил Степаныч, отпирая дверь.

— Он с Шельгой приехал. Похоже, что-то серьезное, — уточнил зам, нервно поправив оправу очков.

С Дмитрием? — Вырвалось у удивленной Нади.

— Ты его знаешь? — резко развернулся и прищурился шеф.

— Да. Он с моей мамой заявление в ЗАГС подавать собирается, — кивнула девушка.

Ляпать о том, что это она свела Дмитрия с собственной родительницей, и лично Шельга вытаскивал бедовую девицу из пары передряг, Надя не стала. Тогда пришлось бы рассказывать про запутавшегося похитителя девиц, разрушенную дачку, а потом и до мертвого маньяка дело бы дошло. Нет, этого не надо, ни к чему людям лишние тервоги.

— Ни черта лысого не понимаю, но зови всех в кабинет, Саша. Народ остальной по домам отпускай и сам уезжай. Какая уж тут работа, одни сплетни и волнение. Только Бомбошкина задержи, пусть со связью и техникой разберется. Надя, чай-кофе сделаешь? — распорядился Степаныч, понимая, что грозит там миру падение в тартарары или не грозит, а посылать на хутор бабочек ловить Красильникова — не выход, а скорее вход в глубокую и темную... Ага, на букву 'з' или 'ж', кому что душевно ближе.

Девушка кивнула и поспешила к столику, чтобы ткнуть кнопку чайника. На счастье всех, старый надежный прибор, подумав тройку секунд, зашумел, согревая воду. Кофемашина, похоже, взревновав к коллеге, тоже включилась, подмигнув голубым экраном.

Зато прочая офисная техника упрямо продолжала забастовку. Возможно, ее стоило включить и выключить разок-другой-третий. Или вызвать Бомбошкина в приемную. Пусть возится и проверяет, что, где и почему вышло из строя. Если исправит, премию выписать. Хотя сейчас пусть лучше АТС чинит, а все прочее после Красильникова и разборок с этими мистическими проблемами. Андрейка парень хороший, но простой, как бы не решил, ненароком уши растопырив, что шеф с товарищами крышей поехал от душевных потрясений и подсчета убытков.

Эти простые деловитые мысли немного отвлекли Геннадия Степановича от мозголомных соображений о надвигающейся мистической катастрофе. Он даже сподобился изобразить на морде лица подобие деловитого внимания. На улыбку ни сил, ни желания не осталось.

Красильников и Шельга за его левым плечом явились в приемной быстро. Словно не поднимались по лестнице неспешно, а бежали бегом. Правда, запыхавшимися они не выглядели. Может, бизнесмен при таком бодигарде тоже поневоле поддерживал себя в форме? С Дмитрия бы сталось написать шефу индивидуальную программу тренировок, обеспечить условия для их прохождения и тщательно контролировать, чтоб босс не вздумал соскочить.

Дмитрий первым делом нашел взглядом Надежду. Та ответила виноватым пожатием плеч. Далее молчаливый диалог не продлился, потому что телохранитель узрел на столике у кресел позабытую в ходе переговоров с Двадцатью и Одной злополучную картинку. Багровый клещ во всей своей расцвеченной фломастерами и карандашами красе.

Красильников мигом отследил направление взгляда своего начальника охраны и заметно приободрился. Какую бы самодовольно-деловитую мину ни строил бизнесмен, вот так нагло заявиться в чужой офис только потому, что туда собрался ринуться личный бодигард, хмуро цедящий что-то о сверхъестественных способностях уже знакомой девицы, кошмарах, землетрясении и отсутствии связи — это для Виктора Леонидовича выглядело почти как безумие.

Впрочем, и для того, чтобы Митенька раскололся после первых двух толчков, встревоженному боссу понадобилось изрядно поднажать на несгибаемого мужика. Нажал, охренел, но думал над информацией недолго, решил действовать. Подобные совпадения просто так не случаются. Да и чутье орало удачливому бизнесмену в оба уха, что на странную девицу что-то помимо мистической хреновины крепко завязано. Потому решил Красильников разобраться со всеми непонятками на месте. Сочтут дураком — пусть, но упустить нечто важное он не хотел категорически.

— Приветствую, господа, — получив в руки чашку отличного крепкого кофе с толикой коньяка, с места в карьер начал гость. — Все мы очно или заочно знакомы. Предлагаю без лишнего политеса перейти к сути проблемы. Митенька мой уверен крепко, что ваша милая девочка Надя знает, что к чему с этим стихийным бедствием. А я своему Митеньке привык верить больше, чем себе.

Практичный бизнесмен мог подумать всякое, что, к примеру, милая чудная девушка научилась прогнозировать стихийный бедствия, а следовательно, стоит выяснить насчет перспектив и необходимости эвакуации. Но трезвые расчеты сбываются отнюдь не всегда, точно так же, кстати, как и мечты.

— Наша милая девочка, — проворчал себе под нос Степаныч, — такое знает, что волосы не только дыбом без лака враз встанут, а и вовсе сами повылезают.

Судя по лысеющей шевелюре шефа, за свою жизнь он выслушал немало сногсшибательных откровений от ассистентки. О том, кажется, подумал и не блещущий шевелюрой Красильников. Георгий Степанович переглянулся с другом, чья прическа была побогаче. Вадим выдал неопределенное пожатие плеч. Сам-то до конца во все поверить не мог, куда уж посторонних убеждать. Но радужные эти вопили, и земля тряслась по-настоящему. Такое с пьяни не покажется, да и нанюхаться до такого не у каждого торчка выйдет.

Красильников сделал маленький глоток кофе и изобразил вежливое внимание вместо едва сдерживаемого нетерпения и страха. А как без него, родимого, если трясет и не пойми что творится? Страх он тоже выживать помогает. Те, у кого сего полезного чувства в нужной пропорции не было, еще в эпоху мамонтов повымерли. Человек-то тем от амебы и отличается, что свой страх себе же на пользу приспособить должен.

— Тут такое дело, Виктор Леонидыч, — крякнул Степаныч, начиная беседу, — что без пол-литра не разберешь и не поверишь. И я не кофе, понятно, в виду имею. Про землетрясения, угадал ты, Надюшка кое-что знает. И мы теперь тоже. Только как тебе такое объяснить, ума не приложу.

— Что значит — не хотите тревожить? — раздался откуда-то со стороны сварливый мужской голос, в котором за раздражением отчетливо слышалась неподдельная тревога. — Дайте-ка мне с вашей посвященной переговорить, о Великие! Да поскорее! Девочка, небось, ни жива, ни мертва от страха, а вы сбежали, объявив о высоком доверии! Сейчас же, или, уже сказал, в Суд Сил не буду послания составлять и к демонам драным вашу охрану! Обойдусь!

Пока мужчина вещал, пространство снова наполнилось радугами, пошло яркой волной, и прямо у стойки ресепшена появилось изображение. Поначалу дергающееся и перемежаемое рябью, как от плохонького проектора. Но спустя пяток секунд картинка утвердилась в реальности окончательно. Оказалась она размером с хорошую простыню от полутораспальной кровати.

Перед вытаращившими глаза и потерявшими в очередной раз дар речи людьми предстал чуть полноватый, растрепанный мужчина средних лет с повязкой на голове.

Узкие штаны с мягкими полусапожками, рубаха, короткий жилет на раздраженно вещающем ораторе, который прохаживался перед громадным письменным столом с кучей бумаг, ничуть не напоминали деловой костюм бизнесмена. Скорее уж чем-то средневековым попахивали, но в ту пору о такой тонкой выделке и отделке ткани и кожи оставалось только мечтать. Впрочем, на актера этот тип тоже не походил.

— Дарсен! — обрадованно вскрикнула Надя, прерывая монолог и хождения.

— О, заклинание связи наладили, — резко развернулся на голос законник. — Как ты, куколка?

— Пока все хорошо, — отчиталась девушка, с облегчением оценивая вид, запах, цвета собеседника. Виндер действительно был почти здоров и деятелен. Если уж даже всякое уважение перед Двадцатью и Одной отбросил и нагло шантажировать их взялся, так точно выживет. Убивать, точнее, добивать молнией прогневавшего их смертного, тем паче столь полезного смертного, сразу после его спасения Силы точно не станут. Это только древние боги на расправу, если судить по мифам, скоры были. Впрочем, информация, некогда переданная Силами, подсказывала, что не только древние, не только боги и не только с Земли.

Еще раз осмотрев коллегу и признав его достаточно здоровым для обсуждения серьезных проблем, Надежда поделилась бедой:

— Я пока не могу сообразить, как искать клеща, прогрызающего нити ткани мира.

— Эт-то что за шутки юмора? — ткнув пухлым пальцем в экран, наконец, разродился гениальным вопросом-сипом Красильников. Он подпрыгнул из кресла, добежал до экрана и потыкал в него пальцем. Экран рябью не пошел и никаких искажений не дал. Никакому невидимому проектору трансляцию изображения не перекрыл. Конечность прошила изображение насквозь и тоже осталась цела.

— Эт-то что за пузанчики? — в тон бизнесмену отреагировал Дарсен, поворачиваясь в анфас к зрителям и в свою очередь окидывая их скептичным взглядом того, кто сумел за каких-то несколько лун сбросить лишний вес, избавиться от алкогольной зависимости и вообще отыскать новый смысл в старой потрепанной жизни. — Надежда, больше никого в помощь отыскать не случилось? Один еще худо-бедно на боевого мага похож (кивок достался Дмитрию). А эти-то трое куда полезли?

— Дарсен, я тебе уже говорила, у нас в мире ни явной магии, ни боевых магов нет.

— Так это у тебя тогда совет знатоков-недоучек идет? — еще разок удивился Виндер, пока Красильников пытался догадаться, откуда идет трансляция.

— А мне по хрену метель! Хоть совещание, хоть совет в Филях! Отвянь, вохрень приставучий! Где Надюха? Телефон молчит! — раздалось из-за неплотно прикрытой двери в приемную.

— Любка, — растерянно выдохнула девушка, когда на пороге кабинета возникла чуть потрепанная, но не сдавшаяся перед жизненными невзгодами и охранником-вохровцем, пытавшимся остановить ее, подруга.

Степаныч, мигом уяснив, что гостья не совсем посторонняя, дал отмашку. И вохровец с невыразимым облегчением в глазах исчез с горизонта. Землетрясение явно казалось мужику проблемой помельче неукротимой девицы, прущей на рожон.

— Привет, Надюха! Ой, простите, но я так за нее волновалась... землетрясение это, связи никакой! Мои-то целы, еще с работы всех отпустили. Еще бы! Если уж где пришибет, то компенсацию никому не придется выплачивать! Вот и уговорила Стасика меня до тебя подбросить! — затараторила лучшая подруга, стараясь вывалить максимум информации в минимальный интервал времени, пока ее не выставили за дверь.

— Что, еще одна недоделанная магичка? И тоже тощая. У вас что, девоньки, мужики всю еду отбирают? — удивленно цокнул языком Дарсен, переводя взгляд с пузанчиков на девчат и обратно.

— Чего это я тощая, у меня все на месте! — сразу вскинулась Любка, расправив плечи, чтобы подпрыгнула ее упругая двойка с половинкой. — И кто у меня чего отберет, тот дня не проживет!

— Ша, мыши. К делу давайте, а то собачиться до тех пор будем, пока апокалипсис не грянет и за ж... — Степаныч виновато покосился на Надю и поправился: — за филей не прихватит. Виктор Леонидович, хочешь верь, хочешь не верь, мы и сами с трудом верим, а только по ходу всему глобальный трындец вскорости наступит, если вот она, — Геннадий Степанович кивком головы указал на Надежду, — не отыщет какую-то тварь, которая это безобразие устраивает. То, что пару раз тряхнуло, — это цветики, ягодки грядут.

— Только она? — машинально удивился Красильников, отступая, наконец, от 'экрана', не поддавшегося на провокационный тыканья и прочие проверки.

— А то ж! Насколько я Великих понял, она для всех вас Последняя Надежда! Только ее талант и может пригодиться! — горько хохотнул Дарсен, привычно поискал глазами бокал, но ничего наливать себе не стал, и снова вернулся к беседе при молчаливом присутствии затаившихся Сил. — Кончайте о ерунде трепаться и мозгуйте, как поиск в вашем мире организовать, чтоб талант Надежды для того применить.

Степаныч, собрав свежую информацию в кучу, коротко объяснил всем собравшимся в кабинете, что именно, по словам Сил, происходит и чем чревато. По рукам снова пошел корявенький, но от этого почему-то кажущийся еще более страшным, цветной Надькин рисунок. Любка тем временем, сообразив, что ее прямо сейчас никто выставлять не собирается, бочком-бочком добралась до свободного кресла и пристроилась там так, будто и надо, будто с самого начала тут сидела.

— Значит, как в сказках, пойти туда не знаю куда, найди то, не знаю что? — крякнул Дмитрий, почесав старый шрам. — Так шарик у нас немаленький, его запросто не осмотришь даже с самолета или из космоса.

— Он рядом, близко. Паразита манит сила Плетущей Мироздания, как огонь в ночи мотылька, — подали голос Силы, проявляясь сиянием всех цветов, окрасивших кабинет в цвета мечты токсикомана.

Красильников вздрогнул и предпочел попятиться к креслу, где пил кофе до того, как ринулся изучать развернутое изображение законника Дарсена.

...... ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ, ЧАСТЬ ТЕКСТА романа 'ЧУДАЧКА' УДАЛЕНА, В СВЯЗИ С ОКОНЧАНИЕМ ВЫКЛАДКИ ИЗДАННОГО РОМАНА.

ЭПИЛОГ

Все счастливые семьи счастливы одинаково? Как бы ни так, если в обычную жизнь обычной семьи обычного мира властно вмешиваются факторы, личности и явления извне.

Прошло чуть больше года с тех пор, как один за другим были зарегистрированы два брака. Веры Последней и Дмитрия Шельги, а затем с небольшим отрывом — как документы удалось получить — так сразу — Надежды Последней и Дарсена Винтера. Через 'т', потому как с 'д' земной слух родовое имя законника воспринимать категорически отказывался. И если Вера легко и радостно взяла фамилию мужа, то Надя так и осталась Последней по совету супруга. Дарсен буквально наслаждался игрой слов и его подтекстом и совсем не страдал по поводу разницы в фамилиях.

Маленькая квартирка в пятиэтажке особенно в свете напророченного прибавления, новые семьи не устроила. Вера переехала к мужу, а Надя в небольшой особнячок разорившегося бизнесмена. Дарсену оказался совершенно чужд дух коллективизма, а легкость распространения инфекций в многоэтажке стала последней каплей аргументов в чаше доводов. Короче, законника не устроил даже таунхауз, только свой отдельный дом с высоким забором и точка! Принесенных с собой средств достало с лихвой.

Но собственные семьи и работа вовсе не исключила регулярных семейных встреч, а уж когда у новоиспеченной Шельга наметилось прибавление в семействе, Надя старалась бывать у родных почаще. Где-то на шестом месяце ожидания Вера проснулась ночью и вспомнила все перипетии истории с клещом, рассказанной ей Дмитрием. Вспомнила и больше не забывала. Увы, эта память стала не только первой, но и единственной ласточкой изменений мира. Никто из команды-паутинки своих заслуг так и не вспомнил. Зато теперь в присутствии Веры все смогли спокойно обсуждать дела иномирные и даже беседовать с Двадцатью и Одной. Женщина стала их слышать. Правда, отвечать не стремилась. Побаивалась!

А потому ей и вовсе стало не до историй извне. Родилась двойня мальчишек, вопреки ожидаемому пацану! Надюшка, умиляясь маминой радости, каждую свободную минутку старалась провести с маленькими. Дмитрий сиял и гордился супругой, та светилась, а Дарсен поглядывал на жену и непрозрачно намекал, что пора и им поучаствовать в деле преумножения Надежд. И раз уж два пацана уже есть, он согласен на парочку дочек, можно не разом, а по одной. Надя розовела и совсем не возражала.

Когда малышам, названным в честь дедов обоих родителей Толей и Мишей, исполнилось по три месяца, Надя в очередной раз приехала навестить крошек. Она, забавляя братьев подвесной каруселькой с музыкой и разноцветными фигурками совят, заметила, что братишки вглядываются вовсе не в движущиеся по кругу пластмассовые игрушки, а куда-то влево. Именно туда они и потянули свои пухлые ручки. Надя невольно отследила направление и ойкнула. Детки тянулись к большой красной Нити Ткани Мироздания, выделяющейся даже на фоне общей пестроты цветов. Пальчики, к счастью, проходили насквозь, но, тут Надюшка могла бы поклясться, малыши явственно видели нить.

— Силы, — привычно позвала Надя, мысленно обращаясь к печати на ладошке.

— Звала, избранная? — с готовностью отозвались Двадцать и Одна.

— Мне только кажется, или Коля с Мишей видят Нити Мироздания? — осторожно уточнила Плетущая. — Вы можете проверить?

Силы на несколько мгновений замерли, очевидно, активируя свой сверхъестественный сканер, и восторженно выдохнули, пускаясь в яркий танец с переливами радуг, что вызвало громкий довольный смех младенцев:

— Воистину, Надежда, твои братья зрят Нити структуры мира! И нас они видят!

— Ой, значит, дар Плетения заложен генетически, или только в техническом мире стала возможна активация спящего гена в семье? — задумалась Надя, радуясь и одновременно беспокоясь.

— Воистину так для мира твоего и для тех, кто в пределах его рожден, и твои потомки тоже должны будут искру дара наследовать! — залучились крайним довольством Силы. Кажется, они уже мечтали о семейном подряде Плетущих Мироздание и разведении их, как редких зверушек в 'урбо-инкубаторе'.

Надя же смотрела на веселящихся братишек и соображала, как бы потактичнее сообщить о необычности малышей маме и Дмитрию, а Дарсену о перспективах их собственного размножения.

Смотрела, смотрела, а потом махнула рукой: расскажет, как есть. В конце концов, маленькие дети только видят, а трогать нити не могут и, пока она их не научит тому, как это сделать, ничего натворить не смогут. Слава четырем постулатам проявления магии!

— Мама, Дима, Дарсен! Подойдите, пожалуйста! — позвала Надя, выходя на порог детской.

Мама с мытой тарелкой и полотенцем, Винтер с чашкой и аналогичным орудием труда наперевес и Дмитрий подошли быстро.

— Силы посмотрели на деток и говорят, что они тоже вырасту Плетущими Мироздание, как я, — призналась Надя.

Тарелка упала на пол из ослабевших маминых пальцев и издала мелодичное 'дзинь!', распадаясь на четыре почти правильных осколка.

— К счастью, — вздохнул Дмитрий.

— Э? — неуверенно свел брови Дарсен и уточнил: — А у нас, Надя?

— Наши, скорее всего, тоже.

Чашка пополнила груду осколков на полу.

— Пусть счастья будет больше, а малышка? — кривовато улыбнулся законник.

— Пусть, — согласилась Надежда и мысленно продолжила: 'Я их научу, что делать с Нитями, а если не будет получаться, позову на помощь! Пусть дети растут счастливыми среди радуги звуков, вкусов и красок!'

Выкладка новой истории с рабочим названием 'Все зло в шоколаде!' (приключения, юмор, попаданка, чуть-чуть романтики) начнется 06-07-2020.

Бумажная версия книги вышла 23 марта 2020 года в издательстве"Альфа-книга" в серии "Романтическая фантастика" В Лабиринте книга уже продается

Черновик с массой авторских опечаток в эл.виде можно найти на ПМ