Чаганов: Война- Часть 3

— Букет, ответьте садовнику, приём,— полковник надевает наушники, висящие на шее, и щёлкает тангентой, подключённой к портативной радиостанции,— где бобры? Понял, отбой. По местам, готовность десять минут, сверим часы, сейчас 5: 50... Через несколько минут Бойченко, энергично работая локтями и коленями, уже почти достиг места, где в сугробах притаились его бойцы, когда в небо с громким шипение взвились две сигнальные ракеты— зелёная и красная.

Вскоре плавно спускающийся к морю каменистый берег, поросшего высокими елями острова, окрасился яркими синеватыми огнями. За несколько минут очаги пламени разрослись и пожелтели, охватив кроны деревьев. Со стороны острова донеслись далёкие крики, заглушаемые хлёсткими выстрелами. В тот же момент возле пылающих елей как шляпки грибов стали вспухать и расти кверху мигающие серые облака, а через пару секунд по ушам больно ударила взрывная волна.

— Вперёд!— громко крикнул Бойченко, напрягая все силы и не прячась, то и дело проваливаясь в высоком снегу, он побежал по направлению к приметным надолбам на берегу.

'У-2',— мелькнуло в мозгу удивлённого морпеха, когда над головой промелькнули хорошо узнаваемые силуэты самолётов, подсвеченные неровным светом горящих деревьев.

* * *

— Это чем же мы их так?— повторяет, сидящий на бетонном бортике артиллерийского дворика, Лиханов, потрясённый видом валяющихся тут и там обгоревших тел артиллерийской прислуги.

— Товарищ лейтенант,— к Бойченко подбегает боец в порванном на локтях маскхалате,— в башне есть живые...

— Веди сюда.

— ... они это, не могут идти, контуженные из ушей и носа кровища, головой трясут, ползают по полу, тыкаются в стены, не видят, похоже, ничего.

— Дзот на берегу сгорел, живых тоже нет... На шестидюймовой батарее никого не осталось, повреждён ствол одного орудия,— понеслись доклады от командиров взводов.

'Вот тебе и У-2,— лейтенант привычным движением забрасывает самозарядку за спину,— техника стоит целая, а живую силу пожгло всю, действительно, чем это мы их'?

Откуда-то из глубины острова раздалась пулемётная очередь.

— Товарищ полковник,— Бойченко обращается к Мамсурову, что-то говорящему обступившим его штатским в военной форме,— разрешите продолжить выполнение задачи?

— Давай лейтенант, удачи, весь остров прочесать, чтобы ни один... Лиханов, хватит сиднем сидеть, проверить и восстановить, если потребуется, все огневые точки. Выполнять!

Хельсинки, Брюнспарк,

Министерство обороны.

2 февраля 1940 года, 10:00.

— Господин министр,— разменявший восьмой десяток бодрый и подтянутый Маннергейм выглядел моложе своего пятидесятилетнего собеседника,— я явился сюда чтобы возложить на себя обязанности главнокомандующего финской армии.

— Прошу вас, фельдмаршал, присаживайтесь,— министр обороны Ниукканен указывает дрожащей рукой на стул,— мне кажется вы немного торопитесь...

— Я расцениваю бомбардировки наших береговых батарей Россией как объявление нам войны,— презрительно поджимает губы Маннергейм, оставаясь стоять,— со мной письменное распоряжение президента Свинхувуда об автоматическом назначении меня главнокомандующим в случае войны.

— Но позвольте, барон,— министр обороны 'пускает петуха',— Россия не объявляла нам войны, возможно это всего лишь провокация русских, давление на нас с целью получения уступок на переговорах. Кроме того, я не уверен, что президент Каллио и премьер Каяндер готовы согласиться с вашим назначением. Прошу понять меня правильно, но по данному вопросу должно быть решение действующего президента, поддержанное голосованием кабинета министров.

— Но промедление в этом вопросе, может иметь непоправимые последствия для нашего государства...

— Я немедленно свяжусь с президентом по данному вопросу, фельдмаршал,— голос Ниукканена обретает твёрдость,— правила должны быть соблюдены.

— Позвольте мне хотя бы ознакомиться с данными Генерального штаба о текущем положении на границах.

— Моё разрешение не требуется, фельдмаршал, запросите их в установленном порядке, вы имеете на это право, ведь вы председатель Совета Обороны,— наклоняет голову министр показывая, что аудиенция закончена.

* * *

— Толмачёв, переводи,— Маргелов сбрасывает маскхалат на пустой письменный стол, занимающий половину тесной комнатки с маленьким окошком под потолком, и садится на единственной стул,— фамилия, звание, должность.

— Майор Халламаа, комендант данного пункта армейской связи,— опережает переводчика плотный финн с кровоподтёком под правым глазом и руками, связанными за спиной,— я говорю по-русски.

— Пункта связи, говоришь, ну-ну,— довольно улыбается капитан, сличая фотографию на документах и оригинал,— а у меня есть другие сведения.

Лицо майора закаменело, сзади скрипнула дверь и в комнатку заглядывает комиссар.

— Вот смотри, Иван Петрович, какого жирного гуся мы с тобой ущучили. Перед нами сам майор Рейно Халламаа, начальник отдела радиоразведки финского Генерального штаба. Глаз с него не спускать, Толмачёв, увести. Давай, комиссар, показывай, что тут ещё у нас в сети попалось.

— Приёмники, товарищ капитан, американские, — глаза батальонного радиста горят,— 'Натионал НэХэ— 100', сорок штук и один радиопеленгатор 'Маркони', два мощных радиопередатчика, один коротковолновый. Две шифровальные машинки, одна совсем новая.

— Люди?— Маргелов оборачивается к лейтенанту Петрову.

— Двенадцать операторов, работали по четыре часа в сутки, трое дешифровщиков, один из них профессор математики, два шифровальщика, три офицера...

— Хорошо, офицеров отделить, остальных— в сарай под замок,— комбат обводит взглядом большую комнату, уставленную радиоаппаратурой,— а наше радио тут послушать можно?

— Конечно,— радист щёлкает тумблером и крутит ручку настройки приёмника.

'... Образование Народного Правительства Финляндии,— в комнате зазвучал бархатный голос диктора Левитана,— сегодня в городе Терийоки'...

— Терийоки, слышали это ж где мы...

— '... по соглашению ряда левых партий и восставших финских солдат образовано народное правительство Финляндской Демократической республики. В его состав вошли-Отто Куусинен, председатель правительства и министр иностранных дел, Маури Розенберг— министр финансов'...

* * *

— Дозорный, больше ход,— поправляет очки командир танковой роты старший лейтенант Иванович, заметив, что расстояние между ним и разведчиками начинает сокращаться. 'До Сартавала ещё километров восемь,— думает он, упираясь руками в крышку люка и напряжённо всматриваясь в еловую стену справа, начинающую розоветь на самом верху, мимо которых несётся его радийный БТ-7,— хорошо бы успеть подойти к посёлку до рассвета'. Комроты снимает рукавицу, лезет в карман комбинезона, надетого поверх ватника и бросает в рот кусочек шоколада.

'Горький,...— морщится он,— но работает что надо. Почитай, уже десять часов в машине, а голова свежая, никакой усталости. Годная штука, слышал, что только для лётчиков и нас танкистов, да и то не для всех, только тех, кто служит в мехкорпусах. Ценят нас... а что, такое задание обычной танковой бригаде не дашь... форсировать по льду Финский залив, выйти на приморское шоссе, совершить марш по нему на запад и, преодолев оборону противника в Сартавала и Сейвясте, к полудню завязать бои на основной линии обороны финнов у Маурилы. А что, силёнок у нашей... 'тактической группы', раньше и не слыхали про такие, предостаточно: восемьдесят танков нашего батальона, дивизион гаубиц, батальон мотострелков на тяжёлых грузовиках и разведрота на бронемашинах. Это если не считать сапёрную и автомобильную роты. Всё своё везём с собой: и горючее, и боеприпасы, и питание. А в случае чего и мост можем починить, и дорогу от мин и снега расчистить. Во главе нашей ТГ— капитан Филатов, герой Халхин-Гола, уважает его командир мехкорпуса, поэтому и ставит перед нами самые ответственные задачи. Считаю, что сам-то он будет ожидать подхода главных сил корпуса у Ино, а уж затем стает двигаться вслед за нами. Хотя откуда мне знать, вполне может так статься, что главные силы ударят финнам в тыл'...

— Товарищ старший лейтенант, мины на дороге,— в шлемофоне Ивановича раздался встревоженный голос командира разведчиков,— дальше за ними лесной завал.

— Чёрт,— комроты щёлкает тумблером на рации,— комбат, минированный лесной завал впереди.

— Всем стоп,— мгновенно реагирует Филатов,— командир сапёрной роты, организовать разведку проходов через минное поле. Там справа по карте болото отмечено, проверь, может быстрее будет обойти по нему этот участок, если выдержит танки. Мотострелки, занять оборону на опушке леса. Остальным— усилить наблюдение за воздухом, быть готовыми к атаке спереди, флангов и тыла.

* * *

— Сможешь разминировать, лейтенант?— танк Ивановича вплотную подъезжает к месту остановки головного отряда.

— Попробую,— неуверенно отвечает тот, не отрывает головы от круглой металлической, припорошенной снежком мины, похожей на большую перевёрнутую эмалированную тарелку,— только я с такими раньше не встречался, наверное— английские.

'Брёвна толстенные, свежий спил. Ох намучаемся мы с ними пока столкнём с дороги. Попробовать через болото',— крутит головой комроты.

— Товарищ командир,— на полотно дороги взбираются два сапера в наушниках, с тяжёлыми рюкзаками за спиной и длинными металлическими штангами с кольцом на конце,— есть проход!

— Точно?— строго спрашивает их командир, поднимаясь с колен.

— Точно, миноискатель не врёт,— любовно поглаживает штангу высокий розовощёкий сапёр,— мы его флажками пометили.

— Надо ещё лёд на болоте проверить,— крутит головой лейтенант, ища заместителя— так, старшина возьми двух бойцов и быстро за пешнями...

— Постой, лейтенант,— останавливает его Иванович,— Преображенский, как думаешь, твои разведчики на БА-30 смогут пройти?

Откуда-то из-за завала послышались одиночные выстрелы, командир сапёров, стоящий спиной к завалу, дёргает головой, и начинает валиться на комроты.

— Ложись,... все за броню,— кричит комроты, бросаясь на землю, ему на ноги падает тело лейтенанта.

Преображенский ныряет в открытую дверь броневика, ревёт, работающий на холостом ходу, двигатель и грозная машина мягко скользит на лыжах по пологому склону вниз, оставляя за собой на снегу гусеничный след. Колонна взрывается пулемётными очередями и пушечными выстрелами.

— Прекратить огонь,— несётся по радио команда Филатова, через минуту стрельба наконец прекращается,— командиры подразделений, у меня через десять минут. Последними в высокий штабной фургон на базе ЗИС-5 поднимается запыхавшийся командир артдивизиона.

— Опаздываете, капитан Корейский,...— хмурится командир группы, дожидаясь пока тот втиснется между командирами танковых рот, сидящих на узкой скамейки вдоль борта.

Когда Филатов сердился на кого-нибудь он переходил с провинившимся на вы.

-...Докладывай, Преображенский.

— Болото замёрзшее, товарищ капитан,— заторопился командир разведбата,— танк держит. Дальше за завалом ручей, мост через него взорван, на той стороне проволочные заграждения и эскарп, за ним позиции пехоты. По моему броневику огонь открыли два станкача, точно били надо отметить, так что делаю вывод артиллерии у них на этом участке нет...

— Младший лейтенант,— Филатов переводит взгляд на пожилого сапёра из штатских, заменившего убитого командира,— тебе долго мост наводить?

— День, не меньше,— неторопливо отвечает тот.

— Ясно,— насупился капитан, гоняя языком потухшую папиросину из одного угла рта в другой, слушайте, чего я командовать буду.

— Преображенский, продолжай выявлять огневые точки противника. Иванович, ищи по флангам подходящее место, где танки пройдут, надо обходить эту позицию, надеюсь на тебя, так как возиться со взрывом эскарпа и строительством аппарели времени у нас нет. В крайнем случае будешь обходить позицию по льду залива. Капитан Корейский, ваш дивизион организует короткий артиллерийский удар по позициям противника. Вторая танковая рота, поддержишь его огнём прямой наводкой. В это время мотострелки силами роты под прикрытием брони выходят на берег и броском форсируют речку, накапливаются у эскарпа, затем по окончанию артподготовки— атака. На подготовку даю два часа. Время начала операции 12:00. Остальным не расслабляться, проверить технику, дозоры по обе стороны дороги. Свободны.

Разом поднявшиеся с места командиры занимают всё пространство фургона.

— Петрович,— дождавшись когда все выйдут, Филатов поворачивается к начальнику штаба танкового батальона,— доложи обо всём наверх и это, лично проверь связь со всеми подразделениями. А я проеду вдоль колонны, посмотрю... Растянулись мы шибко, километров на пять, думаю...

Выборгский залив, остров Койвисто.

3 февраля 1940 года, 09:00.

— Слушай, лейтенант, а что это они так долго,— Мамсуров кивает на повреждённую взрывом башню управления батареи и флотских прикомандированных, копошащихся возле длинной металлической трубы, опирающейся посередине на массивную стойку,— не ладится у них что-то?

— Да нет, товарищ полковник,— успокаивает его Бойченко,— просто наладка оптического дальномера очень кропотливое дело и забирает много времени. К тому же, уцелел только один прибор, тот, который стоял на десятидюймовой батарее...

— Ты лучше скажи, зачем они этот дальномер сюда притащили, стоял бы на месте.

— С той башни вид только на море, почти совсем берега не видно, склон холма мешает, товарищ полковник, а эта находится выше, с неё дальше видно, но главное— дальномерная башня поворотная, её можно на ост довернуть, то есть берег отсюда виден.

— А чего они ночью настраивают, не видно ж ничего?

— Ночью они проверяют настройки на бесконечно далёкий объект, сейчас луна есть, её удобнее использовать чем звёзды, а когда рассветёт уже будут измерять расстояние до цели.

— Всё равно не пойму, так они здесь будут расстояние мерить...

— Так точно, товарищ полковник, но пересчитать установки наведения для пушек другой батареи несложно, а те будут стрелять с закрытых позиций, без видимости цели...

— А дальше, лейтенант, как в той оперетте: 'трубка 15, прицел 120, бац-бац и мимо'...

— Вот чтоб такого не случилось, они и колдуют над дальномером. Точность измерения от много чего зависит, ту же температуры воздуха взять. Случается, что в течении дня приходится несколько раз подстраивать дальномер. Правда на корабле артиллеристам ещё труднее, чем береговикам, тут хотя бы ни пушку не трясёт и цель не убегает.

— Товарищ полковник,— к ним подбегает посыльный из штаба,— разрешите обратиться к товарищу лейтенанту, финны зашевелились. На лыжах идут, не таятся, в составе примерно полуроты.

— Давай, Бойченко, удачи тебе,— хлопает его по плечу Мамсуров.

Финляндия, город Миккели,

Ставка Главнокомандования финской армии.

4 февраля 1940 года, 14:00.

В учительскую, на скорую руку превращённую в кабинет Маннергейма, врывается возбуждённый полковник Талвела, начальник штаба Ставки, приглаживая редкие волосы, не прикрывающие красную лысину.