Чаганов: Война- Часть 3

Чаганов: Война. Часть 3.

Глава 1.

Финляндия, Выборгский залив.

район острова Койвисто.

31 января 1940 года, 21:10.

— Сюда, товарищ лейтенант,— сопровождающий приподнимает кусок брезента, лежащий на высоком сугробе, яркий в ночной темноте луч света, вырвавшийся наружу, слепит обоих,— голову поберегите.

— Товарищ полковник,— громко рапортует вошедший в сторону тёмной фигуры, возившейся у жарко натопленной железной печки, в центре землянки,— командир сводной роты морской пехоты Тихоокеанского флота лейтенант Бойченко прибыл в ваше распоряжение.

— Я— младший лейтенант Лиханов, командир сапёрного взвода, а товарищ полковник отдыхает,— машет он куда-то в бок.

— Полковник Мамсуров,— сбрасывает с себя полушубок и рывком садится на топчане широкоплечий начинающий седеть брюнет,— вы опоздали на час и десять минут, лейтенант.

— Виноват, товарищ полковник, последние десять километров пришлось идти на лыжах...

— А мне вас рекомендовали как хорошо подготовленного командира,— резко перебивает его Мамсуров, внимательно глядя на Бойченко,— учтите, я нянчится ни с кем не собираюсь, предупреждаю об этом вас в первый и последний раз. Сколько бойцов вместе с вами?

— Шестьдесят два, товарищ полковник.

— Кричевский! Вацлав!— кричит полковник с места, из-за полога появляется обветренное лицо провожающего,— устройте людей лейтенанта.

— Уже, греются в сарае.

— Хорошо, тогда прошу к столу,— Мамсуров раскрывает свёрнутую пополам карту,— мы находимся вот здесь, на острове Безымянный. Это финский остров, необитаемый, но из-за того, что он такой маленький метров 800 на 200 в самом широком месте постоянного гарнизона на нём нет. Раньше здесь был пограничный пост, который на ночь уходил на остров Койвисто, но вот уже с месяц— никого. В этом узком до полукилометра проливе, который отделяет его от Безымянного, довольно сильное течение и поэтому даже в эти морозы очень тонкий лёд...

— У берега сантиметров 40-45, а в середине пролива даже полыньи встречаются под снегом,— подтверждает словоохотливый лейтенант.

— ... Остров Койвисто,— чеканит слова Мамсуров, сурово взглянув на недавно призванного в армию сапёра,— на нём расположены две финские береговые батареи 254-х и 152-х миллиметровых пушек. На этом полуострове, тоже Койвисто, ещё одна— третья. Все они являются нашей целью... Для уничтожения этих и других береговых батарей, расположенных на северном побережье Финского залива, будет привлечена авиация Ленинградского военного округа и Балтийского флота. Воздушные удары начнутся в пять часов утра 2 февраля...

— Наконец-то,— вырывается у Лиханова, он тихонько подталкивает морпеха в плечо.

— ... Наша задача,— продолжает Мамсуров,— дать при помощи огней целеуказание бомбардировщикам, батареи хорошо замаскированы в хвойных лесах и на этой карте их расположение показано приблизительно. О первых двух достоверно известно лишь то, что они расположены на юго-восточной оконечности острова Койвисто в двух километрах от деревни Саренпя. Местоположение третьей батареи известно точно— на берегу залива неподалёку от железной дороги Ленинград— Выборг у станции Куолемаярви. Для выполнения задачи сегодня и завтра в течении тёмного времени суток взвод лейтенанта Лиханова начинает разминирование подходов к каменным надолбам, здесь и здесь в стороне от дзотов, и обеспечивает проходы в проволочных заграждениях...

— Товарищ полковник,— не выдерживает сапёр,— я считаю, что из-за высокого снежного покрова в этих местах разминирование вряд ли возможно, да и не нужно, снег сильно уменьшает давление на взрыватель мины.

— ... Хорошо, под вашу личную ответственность,— тяжело вздыхает Мамсуров,— учтите, товарищ лейтенант, если кто-нибудь из моих диверсантов или морских пехотинцев подорвётся на мине, то я по законам военного времени расстреляю вас перед строем. Товарищ Бойченко, вы будете прикрывать сапёров, в случае их обнаружения отвлекаете противника огнём. Надеюсь, что этого не случится, так как это поставит под угрозу выполнение боевой задачи.

* * *

Ленинградская область,

Район станции Лебяжья.

1 февраля 1940 года 19:00.

— Товарищи,— напрягает голос капитан Филатов, пытаясь перекричать железнодорожные шумы у себя за спиной,— слушайте приказ командующего Северо-Западного фронта...

Сдавленный гул проносится на пристанционной площади.

— ... командарма второго ранга Захарова и члена военного совета товарища Жданова...

Тусклый свет фонарей неясно освещает шеренги танкистов в чёрных стёганых штанах, бушлатах и утеплённых шлемах, тёмные силуэты танков за их спинами лишь едва угадываются.

— 'Терпению советского народа и Красной армии пришёл конец. Пора проучить зарвавшихся и обнаглевших политических картёжников, бросивших наглый вызов советскому народу, и в корне уничтожить очаг антисоветских провокаций и угроз Ленинграду! Товарищи красноармейцы, командиры, комиссары и политработники! Выполняя священную волю Советского правительства и нашего великого народа, приказываю: войскам Северо-Западного фронта перейти границу, разгромить финские войска и раз и навсегда обеспечить безопасность наших границ и города Ленинграда— колыбели пролетарской революции. Мы идём в Финляндию не как завоеватели, а как друзья и освободители финского народа от гнёта помещиков и капиталистов. Мы идём не против финского народа, а против правительства, угнетающего финский народ и спровоцировавшего войну с СССР. Мы уважаем свободу и независимость Финляндии, полученную финским народом в результате Октябрьской революции. За нашу любимую Родину! За великого Сталина! Вперёд сыны Советского народа, воины Красной Армии, на полное уничтожение врага'!

Комбат опускает листок сприказом, в который ни разу в течение своей речи не заглянул.

— Вольно, разойдись! Командиры рот ко мне.

* * *

— Мехкорпус получил задачу,— обступившие Филатова командиры склоняются над картой,— форсировать Финский залив, захватить посёлок Ино, вот здесь, и оседлать приморскую железную дорогу. Затем во взаимодействии с частями 7-ой армии наступать вдоль неё на Выборг и далее на Хельсинки. Наш батальон идёт в авангарде мехкорпуса сразу за разведротой мотострелков взводом сапёр, которые уже проверили путь. Толщина льда по маршруту достигает 80 сантиметров, этого достаточно чтобы выдержать наши танки, конечно, при условии соблюдения между ними установленной дистанции. Ледовая дорога очищена от снега тракторами до берега за исключением последнего километра, чтобы раньше времени не раскрыть свои планы. В местах, где лёд ещё недостаточно крепок установлены деревянные настилы, рядом с которыми будут регулировщики из штаба корпуса. Предупреждаю: ни в коем случае не уходить с полосы влево... Если лёд затрещит,— не останавливаясь, делать поворот вправо и полным ходом идти обратно. Не доходя до белофинского берега, остановиться и тщательно просмотреть берег на предмет поиска удобных выходов на него. Дождаться сигнала от корпусной разведки— две зелёные ракеты, это означает, что сапёры проверили толщину льда, обычно лёд у берега толще, чем на глубине. По этому сигналу вперёд колонны выходят трактора с треугольными снего-отвалами, за ними— танки. В случае если противник обнаружит пехоту и откроет по ней огонь, поротно разворачиваемся в боевой порядок: первая рота направо от дороги, вторая налево, третья и четвёртая соответственно и на максимальной возможной скорости идём на штурм. По данным разведки никаких надолбов и минных полей на участке от Ино до Сартавала нет, имеются лишь обычные проволочные заграждения и пограничная стража. Берег пологий, песчанный. Напоминаю об особой важности поддержания постоянной радиосвязи как внутри рот, так и со штабом батальона.

— Здравствуйте, товарищи,— в дверях появляется жилистая фигура командира 25 механизированного корпуса комдив Соломатин в сопровождении незнакомого капитана,— Филатов, пусть твои люди подождут пока в коридоре.

— Покурите на перроне,— кивает комбат подчинённым.

— Знакомься, капитан Маргелов, командир отдельного лыжного батальона,— хмурится Соломатин,— командующий фронтом поставил перед нами задачу обеспечить ему выход к железнодорожной станции Ино. Маргелову выделен автотранспорт для перевозки, он пойдёт в твоих тылах. Дальше ваши пути расходятся, лыжный батальон идёт на восток в сторону Терийоки.

* * *

— Хорошие у тебя ребята, Маргелов,— прощаются два комбата у развалин старого форта, а мимо них мелькают белые фигуры с вещмешками и карабинами за спиной из передового охранения лыжного батальона.

— Сам отбирал,— польщённо кивает тот, поправляя глубокую деревянную кобуру от маузера,— все спортсмены— лыжники, даже мастера спорта имеются.

— Слушай, а что это за карту такую диковинную, ты из валенка доставал?

— А эта,— Маргелов вытаскивает из-за голенища блеснувшую в лунном свете карту на вощённой бумаге,— финская, туристическая в Ленинграде в магазине купил, подробная, лучше нашей из разведотдела. Комиссар, дай-ка свою такую. Вот, это моя благодарность тебе за помощь, капитан. Значит, чтоб удача тебе не изменяла, надеюсь встретимся ещё. Пора мне, а то боюсь не догоню своих орлов.

— Спасибо, тебе тоже, бывай,— Филатов смотрит вслед поднимает голову к небу, прислушиваясь к новому шуму в добавок к рёву двигателей , выходящих на берег танков,— наши... ТБ-3.

* * *

— Товарищ капитан, нашли,— изо рта высокого широкоплечего разведчика валит пар,— нашли их логово, там, где вы и отметили на карте. В сосновом бору, на вершине холма... большая бревенчатая изба, крыша черепичная на ней огромная антенна и рядом на земле несколько высоких, столбы с проводами, похоже по ним электричество получают, дальше караулка. Проволочные заграждения вокруг, по дорожке ходят двое часовых. Расчищенная дорога ведёт вниз в Терийоку, на ней следы от автомобильных шин.

— Веди,— сильно толкается лыжными палками комбат.

* * *

— Перед нами пункт радиоперехвата финской армии,— шепчет Маргелов, сгрудившимся вокруг командирам,— который шпионит за нашими войсками и флотом. Командующий фронтом поставил перед нами задачу захватить его, но захватить так, чтобы ни один волос не упал с тех, кто нём служит, за исключением наружной охраны, конечно. В целости и сохранности должны остаться не только люди, но и вся техника, что имеется на объекте и вся документация. Ни один листок бумаги не должен быть уничтожен. После штурма батальон занимает круговую оборону до момента соединения с частями Красной Армии. Штурмовать пост будет разведвзвод лейтенанта Петрова, первая рота седлает дорогу, вторая— держит оборону по периметру.

Ленинград, Штаб Ленинградского военного округа,

Площадь Урицкого, 10.

2 февраля 1940 года, 03:45.

— Товарищ Голованов,— член Военного совета Северо-Западного фронта Жданов нервно облизывает пересохшие губы,— объясните мне из каких таких соображений вы выбирали цели подчинённой вам авиации. Почему надо в первую очередь надо бомбить какие-то береговые батареи по всему побережью Финского залива, если весь Балтийский флот, по крайней мере, ещё месяц будет прикован к своим базам? Разве не умнее было бы заняться сперва бомбардировкой финских войск на Карельском перешейке?

Захаров опускает голову, делая вид, что читает, лежащий перед документ.

— Военная наука говорит, что нет, не умнее,— начальник ВВС, не дождавшись поддержки от командующего, отвечает сам,— она утверждает, что на первом этапе при таком численном преимуществе над финской авиацией нам следует сосредоточиться на завоевании господства в воздухе. Для этого мы должны разделить наши силы в определённой пропорции по двум задачам: нанесении ударов по аэродромам и противовоздушной обороне противника, а также защитой своих баз.

— Какое отношение береговые батареи имеют к финской авиации?— бледное лицо секретаря ЦК стало ещё белее.

— Они имеют отношение к противовоздушной обороне противника, товарищ Член военного совета. Эти батареи защищают крупные укреплённые районы, вокруг таких городов как Выборг, Хельсинки, причём в свою очередь защищены зенитными батареями. Причём почти все береговые батареи могут обстреливать не только море, но и сушу, так что косвенно при их атаке мы оказываем поддержку и нашим сухопутным войскам...

— Понимаю,— немного успокаивается Жданов и делает маленький глоток из стоящего перед ним стакана с водой,— как вы, товарищ Голованов, вообще оцениваете финскую авиацию?

— Организационно боевая авиация Финляндии делится на три полка. Первый находится возле Выборга, в его составе около 80 самолётов, в основном бипланы голландского производства устаревших конструкций...

— Учтите, что с началом боевых действий количество самолётов у финнов может сильно увеличиться, капиталисты всех стран не упустят момент, чтобы навредить Советскому союзу...

— Да, мы учитываем такую возможность, товарищ Член военного совета, все цифры я привожу по данным воздушной разведки на текущий момент... Этот полк отвечает за непосредственное прикрытие войск противника. Второй полк, который находится между Хельсинки и Выборгом, примерно в 20 километрах севернее Котки, имеет на вооружении около 60 современных истребителей-монопланов. Он отвечает за противовоздушную оборону Финляндии. Наконец, третий авиаполк, бомбардировочный находится у города Иматра, что в 60 километрах от Выборга и предназначен для действий по тылам противника. В его составе около 20 двухмоторных английских бомбардировщиков. Ещё на вооружении противника до 40 гидросамолётов, разбросанных по всей стране от Аландских островов до Печенеги. Как показывает авиаразведка большинство самолётов противника на сегодня оснащено лыжами и рассредоточено по полевым аэродромам, в качестве которых выступают замёрзшие озёра...

— Так что же вы собрались бомбить, озёра?— снова хмурится Жданов.

— Штабы на базовых аэродромах и самолёты на выявленных полевых. Так как все они находятся в зоне видимости наших радиоуловителей, мы сможем засекать места их взлётов и посадок, а также перехватывать самолёты противника в воздухе.

* * *

— Уходят вроде, товарищ полковник,— шепчет Бойченко, прислушиваясь к затихающему гулу самолётов, снимает каску и сдвигает набок шерстяной подшлемник.

— Это не наши,— Мамсуров напряжённо глядит в бойницу 'крепости', сооружённой сапёрами из, вырезанных в слежавшемся снегу, 'кирпичей' в двухстах метрах от острова,— нашим ещё рано.

— Товарищ полковник,— в 'крепость', потолок которой составляла белая простыня, вползает возбуждённый Лиханов,— прошли наши, хорошо прошли!

— Тихо! Сам вижу,— резко обрывает его Мамсуров, бросив быстрый взгляд на фосфоресцирующие стрелки своих часов.

— Бойченко,— шепчет сапёр, толкая в бок лейтенанта,— а бомберы-то наши не заблукают, ночь всё-таки, как думаешь?

Полковник, не поворачиваясь, с размаху бьёт сидящего на корточках Лиханова по лбу кулаком, тот от неожиданности валится на спину.

— Ещё одно слово,— так же не поворачиваясь шипит он,— пристрелю. Сапёр сзади обиженно засопел.

— Букет, ответьте садовнику, приём,— полковник надевает наушники, висящие на шее, и щёлкает тангентой, подключённой к портативной радиостанции,— где бобры? Понял, отбой. По местам, готовность десять минут, сверим часы, сейчас 5: 50... Через несколько минут Бойченко, энергично работая локтями и коленями, уже почти достиг места, где в сугробах притаились его бойцы, когда в небо с громким шипение взвились две сигнальные ракеты— зелёная и красная.

Вскоре плавно спускающийся к морю каменистый берег, поросшего высокими елями острова, окрасился яркими синеватыми огнями. За несколько минут очаги пламени разрослись и пожелтели, охватив кроны деревьев. Со стороны острова донеслись далёкие крики, заглушаемые хлёсткими выстрелами. В тот же момент возле пылающих елей как шляпки грибов стали вспухать и расти кверху мигающие серые облака, а через пару секунд по ушам больно ударила взрывная волна.

— Вперёд!— громко крикнул Бойченко, напрягая все силы и не прячась, то и дело проваливаясь в высоком снегу, он побежал по направлению к приметным надолбам на берегу.

'У-2',— мелькнуло в мозгу удивлённого морпеха, когда над головой промелькнули хорошо узнаваемые силуэты самолётов, подсвеченные неровным светом горящих деревьев.

* * *

— Это чем же мы их так?— повторяет, сидящий на бетонном бортике артиллерийского дворика, Лиханов, потрясённый видом валяющихся тут и там обгоревших тел артиллерийской прислуги.

— Товарищ лейтенант,— к Бойченко подбегает боец в порванном на локтях маскхалате,— в башне есть живые...

— Веди сюда.

— ... они это, не могут идти, контуженные из ушей и носа кровища, головой трясут, ползают по полу, тыкаются в стены, не видят, похоже, ничего.

— Дзот на берегу сгорел, живых тоже нет... На шестидюймовой батарее никого не осталось, повреждён ствол одного орудия,— понеслись доклады от командиров взводов.

'Вот тебе и У-2,— лейтенант привычным движением забрасывает самозарядку за спину,— техника стоит целая, а живую силу пожгло всю, действительно, чем это мы их'?

Откуда-то из глубины острова раздалась пулемётная очередь.

— Товарищ полковник,— Бойченко обращается к Мамсурову, что-то говорящему обступившим его штатским в военной форме,— разрешите продолжить выполнение задачи?

— Давай лейтенант, удачи, весь остров прочесать, чтобы ни один... Лиханов, хватит сиднем сидеть, проверить и восстановить, если потребуется, все огневые точки. Выполнять!

Хельсинки, Брюнспарк,

Министерство обороны.

2 февраля 1940 года, 10:00.

— Господин министр,— разменявший восьмой десяток бодрый и подтянутый Маннергейм выглядел моложе своего пятидесятилетнего собеседника,— я явился сюда чтобы возложить на себя обязанности главнокомандующего финской армии.

— Прошу вас, фельдмаршал, присаживайтесь,— министр обороны Ниукканен указывает дрожащей рукой на стул,— мне кажется вы немного торопитесь...

— Я расцениваю бомбардировки наших береговых батарей Россией как объявление нам войны,— презрительно поджимает губы Маннергейм, оставаясь стоять,— со мной письменное распоряжение президента Свинхувуда об автоматическом назначении меня главнокомандующим в случае войны.

— Но позвольте, барон,— министр обороны 'пускает петуха',— Россия не объявляла нам войны, возможно это всего лишь провокация русских, давление на нас с целью получения уступок на переговорах. Кроме того, я не уверен, что президент Каллио и премьер Каяндер готовы согласиться с вашим назначением. Прошу понять меня правильно, но по данному вопросу должно быть решение действующего президента, поддержанное голосованием кабинета министров.

— Но промедление в этом вопросе, может иметь непоправимые последствия для нашего государства...

— Я немедленно свяжусь с президентом по данному вопросу, фельдмаршал,— голос Ниукканена обретает твёрдость,— правила должны быть соблюдены.

— Позвольте мне хотя бы ознакомиться с данными Генерального штаба о текущем положении на границах.

— Моё разрешение не требуется, фельдмаршал, запросите их в установленном порядке, вы имеете на это право, ведь вы председатель Совета Обороны,— наклоняет голову министр показывая, что аудиенция закончена.

* * *

— Толмачёв, переводи,— Маргелов сбрасывает маскхалат на пустой письменный стол, занимающий половину тесной комнатки с маленьким окошком под потолком, и садится на единственной стул,— фамилия, звание, должность.

— Майор Халламаа, комендант данного пункта армейской связи,— опережает переводчика плотный финн с кровоподтёком под правым глазом и руками, связанными за спиной,— я говорю по-русски.

— Пункта связи, говоришь, ну-ну,— довольно улыбается капитан, сличая фотографию на документах и оригинал,— а у меня есть другие сведения.

Лицо майора закаменело, сзади скрипнула дверь и в комнатку заглядывает комиссар.

— Вот смотри, Иван Петрович, какого жирного гуся мы с тобой ущучили. Перед нами сам майор Рейно Халламаа, начальник отдела радиоразведки финского Генерального штаба. Глаз с него не спускать, Толмачёв, увести. Давай, комиссар, показывай, что тут ещё у нас в сети попалось.

— Приёмники, товарищ капитан, американские, — глаза батальонного радиста горят,— 'Натионал НэХэ— 100', сорок штук и один радиопеленгатор 'Маркони', два мощных радиопередатчика, один коротковолновый. Две шифровальные машинки, одна совсем новая.

— Люди?— Маргелов оборачивается к лейтенанту Петрову.

— Двенадцать операторов, работали по четыре часа в сутки, трое дешифровщиков, один из них профессор математики, два шифровальщика, три офицера...

— Хорошо, офицеров отделить, остальных— в сарай под замок,— комбат обводит взглядом большую комнату, уставленную радиоаппаратурой,— а наше радио тут послушать можно?

— Конечно,— радист щёлкает тумблером и крутит ручку настройки приёмника.

'... Образование Народного Правительства Финляндии,— в комнате зазвучал бархатный голос диктора Левитана,— сегодня в городе Терийоки'...

— Терийоки, слышали это ж где мы...

— '... по соглашению ряда левых партий и восставших финских солдат образовано народное правительство Финляндской Демократической республики. В его состав вошли-Отто Куусинен, председатель правительства и министр иностранных дел, Маури Розенберг— министр финансов'...

* * *

— Дозорный, больше ход,— поправляет очки командир танковой роты старший лейтенант Иванович, заметив, что расстояние между ним и разведчиками начинает сокращаться. 'До Сартавала ещё километров восемь,— думает он, упираясь руками в крышку люка и напряжённо всматриваясь в еловую стену справа, начинающую розоветь на самом верху, мимо которых несётся его радийный БТ-7,— хорошо бы успеть подойти к посёлку до рассвета'. Комроты снимает рукавицу, лезет в карман комбинезона, надетого поверх ватника и бросает в рот кусочек шоколада.

'Горький,...— морщится он,— но работает что надо. Почитай, уже десять часов в машине, а голова свежая, никакой усталости. Годная штука, слышал, что только для лётчиков и нас танкистов, да и то не для всех, только тех, кто служит в мехкорпусах. Ценят нас... а что, такое задание обычной танковой бригаде не дашь... форсировать по льду Финский залив, выйти на приморское шоссе, совершить марш по нему на запад и, преодолев оборону противника в Сартавала и Сейвясте, к полудню завязать бои на основной линии обороны финнов у Маурилы. А что, силёнок у нашей... 'тактической группы', раньше и не слыхали про такие, предостаточно: восемьдесят танков нашего батальона, дивизион гаубиц, батальон мотострелков на тяжёлых грузовиках и разведрота на бронемашинах. Это если не считать сапёрную и автомобильную роты. Всё своё везём с собой: и горючее, и боеприпасы, и питание. А в случае чего и мост можем починить, и дорогу от мин и снега расчистить. Во главе нашей ТГ— капитан Филатов, герой Халхин-Гола, уважает его командир мехкорпуса, поэтому и ставит перед нами самые ответственные задачи. Считаю, что сам-то он будет ожидать подхода главных сил корпуса у Ино, а уж затем стает двигаться вслед за нами. Хотя откуда мне знать, вполне может так статься, что главные силы ударят финнам в тыл'...

— Товарищ старший лейтенант, мины на дороге,— в шлемофоне Ивановича раздался встревоженный голос командира разведчиков,— дальше за ними лесной завал.

— Чёрт,— комроты щёлкает тумблером на рации,— комбат, минированный лесной завал впереди.

— Всем стоп,— мгновенно реагирует Филатов,— командир сапёрной роты, организовать разведку проходов через минное поле. Там справа по карте болото отмечено, проверь, может быстрее будет обойти по нему этот участок, если выдержит танки. Мотострелки, занять оборону на опушке леса. Остальным— усилить наблюдение за воздухом, быть готовыми к атаке спереди, флангов и тыла.

* * *

— Сможешь разминировать, лейтенант?— танк Ивановича вплотную подъезжает к месту остановки головного отряда.

— Попробую,— неуверенно отвечает тот, не отрывает головы от круглой металлической, припорошенной снежком мины, похожей на большую перевёрнутую эмалированную тарелку,— только я с такими раньше не встречался, наверное— английские.

'Брёвна толстенные, свежий спил. Ох намучаемся мы с ними пока столкнём с дороги. Попробовать через болото',— крутит головой комроты.

— Товарищ командир,— на полотно дороги взбираются два сапера в наушниках, с тяжёлыми рюкзаками за спиной и длинными металлическими штангами с кольцом на конце,— есть проход!

— Точно?— строго спрашивает их командир, поднимаясь с колен.

— Точно, миноискатель не врёт,— любовно поглаживает штангу высокий розовощёкий сапёр,— мы его флажками пометили.

— Надо ещё лёд на болоте проверить,— крутит головой лейтенант, ища заместителя— так, старшина возьми двух бойцов и быстро за пешнями...

— Постой, лейтенант,— останавливает его Иванович,— Преображенский, как думаешь, твои разведчики на БА-30 смогут пройти?

Откуда-то из-за завала послышались одиночные выстрелы, командир сапёров, стоящий спиной к завалу, дёргает головой, и начинает валиться на комроты.

— Ложись,... все за броню,— кричит комроты, бросаясь на землю, ему на ноги падает тело лейтенанта.

Преображенский ныряет в открытую дверь броневика, ревёт, работающий на холостом ходу, двигатель и грозная машина мягко скользит на лыжах по пологому склону вниз, оставляя за собой на снегу гусеничный след. Колонна взрывается пулемётными очередями и пушечными выстрелами.

— Прекратить огонь,— несётся по радио команда Филатова, через минуту стрельба наконец прекращается,— командиры подразделений, у меня через десять минут. Последними в высокий штабной фургон на базе ЗИС-5 поднимается запыхавшийся командир артдивизиона.

— Опаздываете, капитан Корейский,...— хмурится командир группы, дожидаясь пока тот втиснется между командирами танковых рот, сидящих на узкой скамейки вдоль борта.

Когда Филатов сердился на кого-нибудь он переходил с провинившимся на вы.

-...Докладывай, Преображенский.

— Болото замёрзшее, товарищ капитан,— заторопился командир разведбата,— танк держит. Дальше за завалом ручей, мост через него взорван, на той стороне проволочные заграждения и эскарп, за ним позиции пехоты. По моему броневику огонь открыли два станкача, точно били надо отметить, так что делаю вывод артиллерии у них на этом участке нет...

— Младший лейтенант,— Филатов переводит взгляд на пожилого сапёра из штатских, заменившего убитого командира,— тебе долго мост наводить?

— День, не меньше,— неторопливо отвечает тот.

— Ясно,— насупился капитан, гоняя языком потухшую папиросину из одного угла рта в другой, слушайте, чего я командовать буду.

— Преображенский, продолжай выявлять огневые точки противника. Иванович, ищи по флангам подходящее место, где танки пройдут, надо обходить эту позицию, надеюсь на тебя, так как возиться со взрывом эскарпа и строительством аппарели времени у нас нет. В крайнем случае будешь обходить позицию по льду залива. Капитан Корейский, ваш дивизион организует короткий артиллерийский удар по позициям противника. Вторая танковая рота, поддержишь его огнём прямой наводкой. В это время мотострелки силами роты под прикрытием брони выходят на берег и броском форсируют речку, накапливаются у эскарпа, затем по окончанию артподготовки— атака. На подготовку даю два часа. Время начала операции 12:00. Остальным не расслабляться, проверить технику, дозоры по обе стороны дороги. Свободны.

Разом поднявшиеся с места командиры занимают всё пространство фургона.

— Петрович,— дождавшись когда все выйдут, Филатов поворачивается к начальнику штаба танкового батальона,— доложи обо всём наверх и это, лично проверь связь со всеми подразделениями. А я проеду вдоль колонны, посмотрю... Растянулись мы шибко, километров на пять, думаю...

Выборгский залив, остров Койвисто.

3 февраля 1940 года, 09:00.

— Слушай, лейтенант, а что это они так долго,— Мамсуров кивает на повреждённую взрывом башню управления батареи и флотских прикомандированных, копошащихся возле длинной металлической трубы, опирающейся посередине на массивную стойку,— не ладится у них что-то?

— Да нет, товарищ полковник,— успокаивает его Бойченко,— просто наладка оптического дальномера очень кропотливое дело и забирает много времени. К тому же, уцелел только один прибор, тот, который стоял на десятидюймовой батарее...

— Ты лучше скажи, зачем они этот дальномер сюда притащили, стоял бы на месте.

— С той башни вид только на море, почти совсем берега не видно, склон холма мешает, товарищ полковник, а эта находится выше, с неё дальше видно, но главное— дальномерная башня поворотная, её можно на ост довернуть, то есть берег отсюда виден.

— А чего они ночью настраивают, не видно ж ничего?

— Ночью они проверяют настройки на бесконечно далёкий объект, сейчас луна есть, её удобнее использовать чем звёзды, а когда рассветёт уже будут измерять расстояние до цели.

— Всё равно не пойму, так они здесь будут расстояние мерить...

— Так точно, товарищ полковник, но пересчитать установки наведения для пушек другой батареи несложно, а те будут стрелять с закрытых позиций, без видимости цели...

— А дальше, лейтенант, как в той оперетте: 'трубка 15, прицел 120, бац-бац и мимо'...

— Вот чтоб такого не случилось, они и колдуют над дальномером. Точность измерения от много чего зависит, ту же температуры воздуха взять. Случается, что в течении дня приходится несколько раз подстраивать дальномер. Правда на корабле артиллеристам ещё труднее, чем береговикам, тут хотя бы ни пушку не трясёт и цель не убегает.

— Товарищ полковник,— к ним подбегает посыльный из штаба,— разрешите обратиться к товарищу лейтенанту, финны зашевелились. На лыжах идут, не таятся, в составе примерно полуроты.

— Давай, Бойченко, удачи тебе,— хлопает его по плечу Мамсуров.

Финляндия, город Миккели,

Ставка Главнокомандования финской армии.

4 февраля 1940 года, 14:00.

В учительскую, на скорую руку превращённую в кабинет Маннергейма, врывается возбуждённый полковник Талвела, начальник штаба Ставки, приглаживая редкие волосы, не прикрывающие красную лысину.

— Слава богу, мой маршал, вы живы,— облегчённо выдыхает он, сбрасывая на ходу свою шинель адъютанту,— что у вас с головой?

— Со мной всё прекрасно, лёгкая царапина,— счастливо улыбается Главнокомандующий, осторожно прикасаясь к марлевой повязке,— а вот офицерам оперативного отдела генерального штаба, которые ехали в последнем вагоне повезло меньше, ударной волной от бомбы его сбросило с насыпи, много раненых и убитых. Пришлось добираться сюда на дрезине.

— Я думаю, это предательство,— недоверчиво смотрит полковник на обычно депрессивного шефа,— спецпоезд выехал из Хельсинки ночью, о его маршруте знало всего несколько...

— Пусть об этом думают жандармы, Талвела,— легкомысленно машет рукой Маннергейм,— какие последние новости с фронта?

— Прошу вас к карте, фельдмаршал...

'Он счастлив,— в голове полковника мелькает догадка,— война— вот его жизнь'.

— На севере наши войска...

— Начните с Карельского перешейка, именно там решается судьба Финляндии,— перебивает его Маннергейм.

— Слушаюсь,— Талвела берёт в руку учительскую указку,— за последние сутки линия фронта на юге претерпела значительные изменения. Русские, развивая своё наступление силами одной моторизованной и одной пехотной дивизии вдоль приморского шоссе, вышли к укреплённому району Инкиля. К Куоккала, Терийоке, Лауторанта и Ино добавились Сартавала и Сейвясте...

— Что с центром радиоразведки в Терийоки?— хмурится маршал.

— Посланный в разведку самолёт обнаружил на его месте огромную воронку.

— Понятно, а с пунктом в Ланденпохье?

— С ним всё в порядке, продолжает работать, мой маршал.

— Лучше бы и его тоже. Русские нас водили за нос, а наши центры , как послушные дети, передавали их дезинформацию в генштаб. Подумать только, премьер за две недели до начала войны настаивал на демобилизации, свернул все работы в укрепрайонах... Послушайте, полковник, насчёт дивизий русских перед нашими позициями у Инкиля. Может так статься, что и тут наша разведка занижает их силы?

— ... Эти сведения получены непосредственно от разведорганов частей, противостоящих там русским. Так что, зная привычки наших офицеров, я думаю, они скорее преувеличивают численность противника. Русские вчера попытались сходу захватить укрепрайон, но наткнувшись на убийственный огонь из наших новейших дотов, с большими потерями откатились на исходные позиции...

— Я вообще не понимаю на что они рассчитывали,— качает головой фельдмаршал, поглядывая на карту,— наверное у них тоже с разведкой не всё в порядке. Здесь у нас самые мощные укрепления на всём перешейке, целых восемь укрепрайонов, 63 дота.

— Они рассчитывали на артиллерию,— по лицу Талвелы пробегает тень,— на нашу артиллерию. Оказалось, что часть орудий береговой батареи на острове Койвисто остались невредимыми...

— Каковы в целом потери наших береговых батарей?

— ... Я бы оценил их процентов в двадцать от живой силы и орудий. Батареи западнее Хельсинки не пострадали совершенно. Наибольшие потери понесли батареи на островах близ Виипури, но не на острове Койвисто...

— Полковник, говорите уже, не делайте драматических пауз.

— ... Эти орудия уже сутки ведут обстрел наших прибрежных укрепрайонов, фельдмаршал,— выдыхает он,— выведены из строя два новейших дота: трёхамбразурный двухэтажный номер 6 и двухамбразурный номер 7, поврежден дот номер 5...

— Что?!— воскликнул обычно выдержанный Маннергейм,— русские расчистили себе путь на Виипури, их разведка, в отличие от нашей, своё дело знает хорошо. Всё что осталось у них на пути это— одноамбразурное старьё фронтального огня.

— Ваша оценка, мой маршал,— опускает голову Талвела,— как всегда точна.

— Что вы предприняли, полковник?

— Мои полномочия для передислокации войск не подтверждены документально... к тому же мой штабной опыт достаточно скромен... прошу направить меня в войска, в район Суоярви, он вчера был оставлен без боя. Вы же знаете, что этот пункт является ключевым в нашей обороне севернее Ладоги. Если мы сейчас же не отобьём его обратно, то русские прорвутся в тыл нашей основной линии оборны...

— А с кем я останусь в Ставке, кого пошлю на Карельский перешеек?— начинает терять терпение Маннергейм.

— В Ставке может остаться генерал-лейтенант Эш,— набычился полковник, не обращая внимания на то, что фельдмаршал готов взорваться,— в конце концов он является начальником генерального штаба.

— Паркетные генералы хороши в мирное время,— тяжело вздыхает маршал, усилием воли справляясь со своими чувствами,— я не могу доверить войска человеку, у которого весь боевой опыт заключается в командовании запасным батальоном в тылу. Эш также не имеет достаточной штабной подготовки... хотя, признаюсь, не это главное. Боюсь, что я не смогу простить ему того, что он, профессиональный военный, стал палачом своих товарищей, которые выступили в Мянтсяля в 1932-ом против засилья красных в Финляндии. Я бы вышвырнул его из армии не раздумывая, но у Эша много покровителей в правительстве...

Талвела согласно кивает головой.

— ... Пааво,— Маннергейм впервые назвал полковника по имени,— я тебя прошу вступить в командование 'Армией перешейка', а генерала Эстермана я заберу к себе в Ставку в качестве начальника штаба, он всё же поспособнее Эша...

— Но почему я? Есть много...

— Потому что ты финн,— не даёт ему закончить фразу фельдмаршал,— тебя знают в армии, ты— народный герой. У тебя есть воля и ум чтобы восстановить положение на главном участке фронта. Надо во что бы ни стало не допустить прорыва основной позиции, я понимаю, что первую и вторую позицию в предполье нам уже не удержать, русские танки уже в их тылу. Твоя первоначальная задача не допустить окружения войск прикрытия, отвести их в укрепрайоны основной позиции...

— Как же быть с обороной Севера Ладоги?— полковник с тревогой глядит в глаза Маннергейма.

— Обещаю, что Ставка поможет генералу Хегглунду. Сегодня же дам приказ о передаче резервной дивизии с запада Виипури в состав 4-го корпуса и... о назначении генерал-лейтенанта командиром этой дивизии. По рукам?

— Слушаюсь, мой маршал,— щёлкает каблуками Талвела.

Посёлок Сейвясте,

штаб ТГ 25 мехкорпуса.

5 февраля 1940 года, 8:00.

— Явился, Иванович,— Филатов исподлобья смотрит на остановившегося в центре комнаты командира танковой роты,— давай, докладывай, как ты умудрился про... потерять пять танков. Какой был приказ?

— Провести разведку боем, товарищ капитан,— лейтенант опускает голову,— лучший комвзвода... прошёл в ложбине между разбитыми дотами, пехотное прикрытие драпануло. Подошёл вплотную к второй линии, что севернее Маурилы, а тут... в общем бронепоезд финский долбанул прямой наводкой... не было его там вечером, как из-под земли вырос...

— Твою ж... курсирующий, значит... что экипажи?

— Три механика остались, товарищ капитан,— оживляется Иванович, поднимая голову,— весь день просидели в кустах, а ночью сумели завести один танк, что меньше всего пострадал. Машина за день охолодела, масло остыло, стартер отказал, так они попеременно три часа рукоятку крутили. Наконец застучал мотор, сначала на двух свечах, отогрелся, потом на трёх. По дороге пятерых раненых подобрали, пехота соседа справа, на задней броне вывезли. Так что не пять, четыре танка потерял, а пятый, наши ремонтники сказали, что легко починят...

— Хорошо устроился, Филатов,— в клубах пара в бревенчатую избушку ввалиливаются две фигуры в белых полушубках.

— Здравия желаю, товарищ комбриг!— вытягивается капитан и тихонько добавляет,— свободен Иванович.

— Знакомься,— Соломатин снимает меховую шапку с опущенными ушами,— командир 39-ой отдельной легкотанковой бригады полковник Лелюшенко, сменщик твой. В общем, передаёшь в течение дня свой участок полковнику. Надулся, ты успокойся, Филатов, у тебя другая задача будет. Пусть твой начштаба введёт товарища Лелюшенко в курс дела, а мы с тобой тем делом о ней и поговорим. Доставай карту...

— Прошу сюда, товарищ комбриг.

— Хватит тебе, Филатов, заниматься несвойственными на задачами. Прорывать укреплённую оборону противника должна пехота и танковые бригады её поддерживающие. Мы же должны не на месте сидеть, а двигаться, громить врага там, где он слаб, где не ждёт нас. Короче, заправляешься топливом, пополняешься боеприпасами и к 20:00 будь готов к выполнению новой задачи.

* * *

В глубине леса, перепаханного гусеницами танков, бело -зелёной вереницей выстроились боевые машины. Со стороны дороги к бревенчатой финской избушке, ломая по пути мелкие деревца, подъезжает командирский БТ. Из люка танка ловко, по-кавалерийски выпрыгивает Лелюшенко.

— Пошли посмотрим, лейтенант, на супостата,— широко улыбается он, пожимая руку Ивановичу.

— Без маскхалата нельзя, товарищ полковник.

Это правильно, — командир бригады передаёт порученцу белый полушубок,— говорят, что белофинны охоту устроили на командный состав, тех кто в тулупчиках, давай веди на НП. Командиры, выйдя на опушку леса, пригнулись, легли и поползли вперёд к наблюдательному пункту. В небе над их головами загудел и пошёл в сторону противника Р-5, возле которого серебристые истребители устроили карусель.

— Это артиллерийский корректировщик, товарищ полковник,— спрыгивает в замаскированный окоп перекрытый сверху еловыми лапами,— опять сейчас начнёт их позиции долбать. У наших на островах батарея крупнокалиберная, точно бьёт все доты перед нами уничтожила...

— А что ж вы вперёд не идёте?— отрывает бинокль от глаз полковник.

— Да, попробовали вчера,— вздыхает Иванович,— но тут неподалёку, вон за тем леском ихний бронепоезд повадился к нам в гости, даст пару залпов и в кусты. Танки наши жжёт гад, никак не можем его прищучить. И вообще, по данным разведки большое подкреплении к противнику подходит, все станции на нашем участке войсками забиты.

Впереди за лесом показался чёрный дым, через несколько секунд доносится звук разрыва. Пара истребителей тут же переходит в пике, из их носов вниз полетели яркие молнии, вторая— отворачивает вправо, в сторону моря, а третья— бросается на перехват бипланов, показавшихся вдалеке над самыми верхушками деревьев.

— 'Ястреб-1', 'ястреб-1',— возбуждённо закричал в микрофон стоящий неподалёку командир с побелевшими щеками,— почему бросили 'Филина'?

* * *

— Не забыл ещё Маргелова, Филатов?— Соломатин кивает на знакомую фигуру, молодцевато выпрыгнувшую из кабины грузовика,— он пойдёт вместе с тобой.

Выборгский залив,

Район мыса Ристиниеми.

7 февраля 1940 года, 01:00.

— Филатов вас вызывает, товарищ капитан,— Маргелов принимает от радиста тёплую гарнитуру.

— Ну как там Филатов?— лежащий рядом комиссар едва дождался пока командир закончит короткий разговор, похожий на абракадабру.

— Со снегом воюет, один трактор сломался, сейчас работает только один уголок, рассчитывают подойти завтра к вечеру. Разведчики на бронемашинах уже на подходе, но они нам не сильно помогут нам здесь со своими пулемётами, тут пушки с осколочными снарядами нужны.

Оба осторожно выглядывают из-за торосов в двухстах метров от берега, который можно различить лишь по верхушкам кольев проволочных заграждений, утонувших в высоком снегу. Эти торосы явились настоящим спасением для передового отряда лыжников, когда двое суток назад неожиданно невдалеке вспыхнувший прожектор с мыса Ристиниеми, где расположилась двенадцатидюймовая финская береговая батарея, и ливень ружейно-пулемётного огня отделил его от остального батальона.

Конечно, под покровом ночи, особенно когда зайдёт луна, вполне можно было вывести бойцов из мешка, но Маргелов решил оставить разведчиков здесь, чтобы отвлечь врага от разведгрупп, направленных в обе стороны в поисках другого места, подходящего для выхода танков на берег. Танкам мехкорпуса по замыслу командования фронта предстояло перерезать шоссе и железную дорогу, вьющиеся вдоль побережья и соединяющие Выборг и Хельсинки. Лыжникам же была поставлена задача захватить батарею, перекрывающую своим огнём весь Выборгский залив аж до острова Койвисто.

Двое суток разведчики провели на льду, прячась за торосами. Достаточно было бойцу приподнять над снегом шлем, чтобы о него чиркнула пуля снайпера или короткой очередью хлестнул пулемёт из амбразуры дзота. Эти метры ровного льда впереди казались непреодолимыми, но разведчики твёрдо решили преодолеть это страшное голое пространство и решение было найдено. Способ назвали 'подснежное плавание'. Выбрав участок, где торосы подходили к берегу на ближайшее расстояние, бойцы вырывали снежную яму, ложились в неё и, прижавшись подбородком к груди, опустив голову, начинали сверлить надетым на нее стальным шлемом ход в снежной стене.

С наступлением темноты, медленно, метр за метром, как кроты, ползли они в снегу, в то время как их товарищи из автоматических винтовок отвлекали на себя внимание белофиннов. Один за одним, по трём едва заметным траншеям, бойцы отряда проползали открытое пространство, добирались до берега и там окапывались.

— Будем танкистов дожидаться или сами попробуем, командир?— волнуется комиссар.

— Если не обнаружат 'пловцов', то будем ждать,— сквозь зубы отвечает Маргелов,— ну а если...

* * *

— Здесь главнокомандующий,— полковник Талвела подхватывает рукой тонкую бумажную ленту, которая полезла из аппарата Бодо,— доложите обстановку.

— Нахожусь со штабом на железнодорожном вокзале в Виипури,— пожилой телеграфист быстро застучал по клавишам печатающего устройства,— обстановка напряжённая, все крупные станции на восток и запад от города подвергаются бомбёжкам. Переброска подкреплений и снабжение боеприпасами фронта по железным дорогам через Виипури остановлена. Ввиду нехватки автотранспорта воинские части передвигаются в пешем порядке, грузы перевозятся гужевым транспортом, в основном в тёмное время суток из-за чего на дорогах возникают заторы, а скорость движения падает ещё больше. Русская авиация господствует в воздухе, нашу я в последнее время даже не видел. На севере и в центре перешейка наши войска отошли на основную позицию и вполне организованно занимают оборону. Главную тревогу вызывает положение на южном участке основной позиции. Не прекращающийся огонь береговых батарей с острова Койвисто практически уничтожил укрепрайон Инкиля основной позиции и серьёзно повредил наши укрепления на линии Энкеля. Нет никакой надежды, что наша авиация сможет решить эту проблему. Разведка обнаружила большое количество русских танков у Мурилы, которые растянулись на много километров по приморскому шоссе. С востока по восстановленной русскими железнодорожной ветке Терийоки-Койвисто началась переброска стрелковой дивизии противника, наши же войска, которые я направил на южный фланг всё ещё находятся у Йоханнеса, поэтому предлагаю без промедления начать отвод наших войск на юге с линии Энкеля на тыловую позицию Няюки— Колккала, а ещё лучше на позицию Суммакюля— Ремпётти. Прошу немедленно начать переброску в этот район 6-ой резервной дивизии, без неё нам основную позицию не удержать. Каково положение наших войск на Ладоге и Севере, есть ли возможность получить подкрепление оттуда?

— В Лапландии события развиваются крайне неудачно. Наши малочисленные силы не выдержали удара стрелковой дивизии и танковой бригады русских. Полуострова Мотка и Средний, город Петсамо потеряны, мы остались без выхода к Баренцеву морю. Противник, не встречая на своём пути сопротивления, продолжает продвигаться вглубь нашей территории. Дальше на юг до севера Ладоги ситуация неплохая. Русские не проявляют особой активности, возможно это связано со снежными заносами на немногочисленных дорогах. Наши силы там также немногочисленны— неполная дивизия, у русских, по крайней мере, три стрелковые дивизии. Единственная возможность откуда можно снять войска— северное Приладожье, но это было бы крайне неосмотрительно, русские вдвое превосходят нас на этом участке, а в случае переброски наших войск на перешеек их преимущество станет подавляющим. Поэтому предлагаю вам рассчитывать на свои силы, маневрируйте войсками на перешейке, снимайте с пассивных участков. Шестая резервная дивизия остаётся в моём подчинение, он начала выдвижение в район юго-восточнее Виипури с целью занятия второй оборонительной позиции. Удачи и да поможет вам бог!

* * *

— Господин фельдмаршал,— в дверях кабинета появляются адъютант с начальником шифровального отдела,— вам личное послание от рейхсмаршала Геринга.

— Радиограмма?— поднял брови Маннергейм, получая бланк с расшифровкой.

Дождавшись, когда оба выйдут, маршал быстро пробегает глазами длинное сообщение.

— Срочно соедините меня с премьер-министром,— хватается он за телефон,— да, я жду у аппарата.

— Что стряслось, господин главнокомандующий?— в трубке раздаётся встревоженный голос Рюти.

— Кое-что произошло,— несмотря на неплохое знание Маннергеймом финского языка, гласные он всё-таки произносил по-шведски,— я не имею возможности в данный момент покинуть ставку, а говорить по телефону...

— Я немедленно выезжаю к вам, фельдмаршал.

— ... Советую воспользоваться автомобилем, господин премьер-министр, русские устроили настоящую охоту за нашими паровозами.

'Может быть и не стоило звонить Рюти,— телефонная трубка ложится на рычаги,— лучше было позвонить президенту? Нет, премьер молод и энергичен, он не станет затягивать решение вопроса. Доводы Геринга неоспоримы— кстати, его осведомлённость о положении дел на фронте поразительна. Не иначе как кто-то из нашего Генштаба делится ей с германцами. Хотя чему удивляться, по сути, всё наше военное руководство в Великую войну служило в Прусском егерском батальоне— вот только его совет идти на любые условия ради соглашения с Россией о перемирии— это просто неслыханно. Но что самое удивительное его совет идёт в разрез с интересами Германии, так как чем сильнее Россия будет связана войной на Севере и дольше длится наша война, тем безопаснее будут тылы их армии, изготовившейся для удара по Франции, а то что такой удар скоро состоится не вызывает сомнения ни у кого из серьёзных политиков в Европе'.

Рука фельдмаршала потянулась к коробке кубинских сигар.

'Скорее всего Геринг смотрит в будущее, он опасается большевизации Финляндии в случае нашего поражения, что неизбежно бы привело к появлению русских в долине реки Торнио, то есть на расстоянии четырнадцати миль от столь важных для немцев залежей железной руды. Рейхсмаршал так низко оценивает финскую армию и сильно переоценивает свою? Трудно сказать, но пока факты говорят, что последние шесть лет все прогнозы и замыслы руководителей Третьего Рейха неизменно воплощаются в жизнь'.

Маннергейм с наслаждением пыхнул сигарой.

'А германцы неплохо осведомлены не только о финской армии. В радиограмме Геринг перечисляет номера и состав русских дивизий, не только уже брошенных в бой, но и только готовящихся вступить в него. Без всякого сомнения они имеют очень серьёзные источники в Советах на самом верху, видимо, в русском Генеральном штабе... и ещё там в самом конце был такой лёгкий намёк— '... любые ваши территориальные потери будут временными'... Что это значит, если не раскрытие своих планов, что следующей целью Гитлера будет Россия'?

Глава 2.

Москва, Кремль,

Приёмная Сталина.

9 февраля 1940 года 16:30.

Бросаю вопросительный взгляд на Поскрёбышева, тот кивает на дверь в кабинет— можно заходить. Сталин в точности тем же движением указывает на стул.

'Интересно, кто кого копирует'?

У вождя кроме меня единственный посетитель— комкор Смородинов, начальник Оперативного управления, оба стоят у расстеленной на столе карте.

— Таким образом, форсировав по льду Выборгский залив,— докладывает комкор,— 25-ый мехкорпус под командованием комдива Соломатина, с боем вышел на берег, и пройдя по руслу замёрзшей реки, сегодня к 14:00 перерезал Приморское шоссе. Затем, выставив заслон в сторону Выборга, начал по нему наступление в сторону Котки, не встречая при этом организованного сопротивления...

— Прошляпили,— удовлетворённо хмыкнул Сталин.

— ... Действующий вместе с ним отдельный лыжный батальон, командир капитан Маргелов, штурмом взял береговую батарею на мысе Ристиниеми, захватив исправной одну из двух 305-миллиметровых пушек. По нашим прикидкам, эта пушка позволит нам вести огонь по полуострову Койвисто и воспретить движение поездов, вот в этом месте, по железнодорожной ветке, от Выборга к городу Койвисто...

— Хорошо, хорошо,— с удовольствием затянулся папиросой вождь.

— ... что затруднит переброску пополнения и снабжение последнего укрепрайона, стоящего на пути наших войск к городу Выборг. По сообщению из штаба Северо-западного фронта, которое я получил перед выездом, танковая бригада полковника Лелюшенко завязала бои за город Койвисто.

— Надо непременно наградить отличившихся, товарищ Смородинов,— прощаясь с начальником Оперативного управления, вождь задерживает руку комкора.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

'Приносить хорошие вести, конечно, легко и приятно',— тяжело вздыхаю я.

— Что у вас, товарищ Чаганов?— чутко реагирует на это вождь.

'Третий раз перечитывает'.

— Вот значит как,— наконец размыкает сжатые губы вождь,— дезинформации быть не может?

— Полностью исключать этого, конечно, нельзя, товарищ Сталин. Доподлинно известно от станции радиоперехвата Разведывательного управления в Ленинграде, что передача велась из Берлина на частоте, на которой работает передатчик Имперского министерства авиации. Подтверждение приёма радиограммы получено из района Миккели, куда на днях переместилась из Хельсинки Ставка Главнокомандования финской армии. Связь осуществлялась с использованием немецкой шифровальной машинки 'Энигма', причём применялись новые роторы, образцы которых нам удалось захватить на финской станции радиоперехвата в Терийоки.

— Задержите Смородинова,— вождь берётся за телефонную трубку,— пусть зайдёт ко мне... в течение часа никого ко мне не пускать.

— Сведения совершенно точные,— выдыхает Сталин когда за начальником Оперативного отдела закрывается дверь,— выходит, недостаточно мы чистили военных. Просто уму непостижимо, немецкий агент сидит в Генеральном штабе Красной Армии.

— Или в штабе Северо-Западного фронта...

— Тоже возможно,— согласно кивает головой вождь,— вот только непонятно как мы будем искать шпиона. С одной стороны, число имеющих доступ к таким сведениям лиц невелико, а с другой, если начать проверку, то надо привлечь к этому делу контрразведчиков из НКВД, всем станет ясно, что в Генштабе ищут шпиона, к тому же их надо вводить в курс дела, допускать к, так сказать, святая святых... как бы только хуже не стало. Это не говоря о том, что о проверке сразу станет известно немцам.

— Товарищ Сталин, поручите это дело Мальцевой, она справится. Помните, как она за два дня вычислила Волкова. Если, например, товарищ Шапошников возьмёт в свой секретариат новую помощницу, то на неё никто и внимания обращать не станет. То есть, конечно, станет, но не в том смысле...

— И никто не узнает?— усмехнулся вождь,— Мальцева личность у нас известная.

— Не узнает, ручаюсь, товарищ Сталин. Пострижётся, покрасит волосы, родной муж не узнает. Кроме нас троих и товарища Шапошникова о проверке знать не будет.

* * *

— Товарищ Куусинен,— вождь остановился и внимательно взглянул на собеседника,— что вам известно о Петриченко, что он за человек?

— Лично я с ним никогда не встречался,— глава Финляндской Демократической Республики, чутко уловив недовольные нотки в голосе Сталина, мгновенно встал в оборонительную позицию,— из справки НКВД о нём мне известно, что в 1917 году он был в числе руководителей Советской республики матросов на острове Нарген, примыкал к анархо-коммунистам. В 1918-ом после захвата германцами Таллина, на кораблях Балтийского флота ушёл в Хельсинки, затем в Кронштадт. Через три года возглавил Кронштадтский мятеж, после его разгрома бежал в Финляндию. Живёт в Хельсинки пользуется большим авторитетом в среде русских моряков, за свои просоветские взгляды сидел в белофинской тюрьме.

— Это понятно, я тоже прочёл эту справку, но вот что мне непонятно, почему вы включили в свою записку о положении в Финляндии мнение Петриченко о том, что якобы в Финляндии созрела революционная ситуация, будто бы трудящиеся готовы с оружием в руках выступить против буржуазного правительства, что солдаты воткнут штыки в землю, а население радостно встретит Красную Армию. Это ваши слова, товарищ Куусинен?

— Мои, товарищ Сталин. Для своей записки я воспользовался материалами Разведупра Красной Армии, ведь Петриченко агент военной разведки, причём ещё с 20-х годов. Коминтерн тогда направил...

— Так вот,— вождь недовольно прерывает сбивчивую речь собеседника,— по итогам первой недели военных действий ничего подобного не происходит. Несмотря на неудачный для белофиннов их ход в плен никто не сдаётся, а в городах не отмечается никаких волнений гражданского населения. Более того, рабочие, часто сверхурочно, продолжают трудиться на военных производствах. С чем по-вашему, товарищ Куусинен, это связано? На кого ваше правительство собирается опираться?

— ... Разведупр...,— закашлялся глава правительства.

— Оставим в стороне Разведупр,— жёстко обрывает его Сталин,— за свои ошибки он будет отвечать сам.

— ... Будем опираться на городское население,— продолжил Куусинен более уверенно,— я знаю свой народ, он поддержит любое финское правительство, которое обеспечит ему сытую и безбедную жизнь.

— Городское население, значит,— скептически усмехнулся вождь,— а если городскому населению, например Швеция, предложит более сытую жизнь, то долго ваше правительство удержится у власти?

— Сразу с приходом к власти в столице начнём разворачивать антишведскую пропаганду, товарищ Сталин,— голос главы республики обретает силу,— мы не станем сразу призывать к классовой борьбе, просто выступим с заявлением, что 5 процентов шведского населения Финляндии владеет 80-ю процентами всех её богатств...

— Разве?— брови вождя прыгают кверху.

— ... Точные цифры объявит специально назначенная комиссия министерства финансов.

— Хм,— вождь прячет улыбку в усах,— получается, что не классовая, а национально-освободительная борьба, интересно... Национализировать их богатство станете? Швеция воспротивится...

— Нет, товарищ Сталин, не станем,— глава правительства расправляет плечи,— предложим Швеции решить этот вопрос выделением крупного несвязанного кредита... Купим в СССР пшеницу, в Америке машины, нахлебниками не станем.

— Это вы всё сейчас на ходу придумали, товарищ Куусинен?

— Про Швецию вы, товарищ Сталин, на мысль навели, а про кредит уже думали с министром финансов, только хотели у вас просить.

Москва, Антипьевский переулок д.2,

Кабинет начальника Генерального Штаба.

10 Февраля 1940 года, 14:00.

— Вот, товарищ Черников,— сидящий за столом Шапошников кивает вошедшему в кабинет седому комдиву,— знакомьтесь, это товарищ Мальцева... Комдив растерянно пожимает руку молодой девушке в военной форме.

— ... Она будет временно прикомандирована к вашему отделу. Поручите товарищу Мальцевой разбор личных дел действующего командно-начальствующего состава Генштаба. Вы уже получили их из 5-го Управления?

— Так точно.

— Я вас, Александр Никифорович, прошу без промедления предоставлять любые документы, которые она попросит. Возможные отлучки товарища Мальцевой и вопросы о ней объяснять тем, что она жена большого начальника. Вам понятен приказ, вопросы есть?

— Никак нет, товарищ командарм первого ранга.

* * *

— Вот, товарищ сержант,— Черников открывает ключом кованую железом дверь, за которой обнаруживается просторная комната без окон,— здесь и находятся личные дела... В

свете вспыхнувшей под потолком тусклой электрической лампы Оля замечает три груды связанных шпагатом картонных папок, лежащих прямо на цементном полу.

— Вы не удивляйтесь,— Черников берёт с единственного стула, другой мебели в комнате не было, толстую папку,— отдел кадров в Генштабе организовался только вчера. Нет правильнее сказать восстановлен только вчера. После известных событий 1936 года, наш отдел был расформирован, а все дела переданы в 5-е кадровое управление Красной Армии. Штат отдела кадров Генерального штаба ещё не утверждён, кроме нас с тобой имеется ещё два командира, позже я представлю вас им. Раз уж вам всё равно разбирать эти дела, то позвоните в хозчасть и пусть выделят вам шкафы или полки какие-нибудь. Здесь у нас старший командующий состав, эта побольше— средний и в углу Академия Генерального штаба. Вручаю вам папку с перечнем личных дел, ключ от архива, его в конце дня сдавать в комендатуру и печать, дверь в архив должна быть на ночь ею опечатана. Телефон пока только в моём кабинете. Успехов, сержант.

— Спасибо, товарищ комдив.

'С какой кучи начать? Здесь где-то спрятался мой шпион,— Оля с хищным нетерпением взглянула на папки,— стоп, прежде всего стеллажи, потом Оперативный отдел, начиная с головы, Академию в последнюю очередь'.

* * *

'Ну вот начало положено,— девушка с удовлетворением обводит взглядом полки с аккуратно расставленными по алфавиту личными делами и бросает взгляд на часы,— что, уже семь утра? Надо позвонить Чаганову и перехватить чего-нибудь'.

За дверью раздаётся чей-то надсадный кашель.

— Вы что же, голубушка,— Шапошников заглядывает в полуоткрытую дверь,— и домой не уходили? Завтракали? Нет, а буфет у нас работает круглосуточно, знаете что, давайте-ка лучше пойдём ко мне, я угощу вас отличным кофе.

— С удовольствием, сейчас только архив опечатаю.

— Борис Михайлович,— Оля с наслаждением вдыхает аромат напитка,— что вы можете сказать по поводу радиограммы? Можно ли по её тексту определить, что из себя представляет наш объект, где служит, какой у него опыт?

— Знаете, голубушка, я об этом со вчерашнего дня только и думаю,— Шапошников достаёт из ящика письменного стола коробку папирос,— понимаете какое тут дело, текст безусловно составлял очень информированный военный специалист. Ему известны номера и состав наших воинских частей действующих на Карельском перешейке, на основе этих данных он дал довольно точный прогноз как будут развиваться события на этом участке. Это сразу наводит на мысль, что шпион сидит либо в оперативном отделе Генштаба, либо в штабе Северо-Западного фронта, что сразу сужает поиск. Но трудность здесь в том, что перехваченная радиограмма послана не шпионом, а дошла до нас в пересказе. Вот представьте, сидит такой технический работник, например, в управлении военных сообщений Генштаба или штаба фронта, и просто записывает в блокнот график движения поездов с нашими частями. Или даже в военно-топографическом управлении, хотя зачем, он может быть обычным чертёжником, который готовит карты для начальства... Передаёт их немцам, а анализом поступивших сведений занимается уже немецкий Генеральный штаб. Вот у нас и создаётся впечатление, что мы имеем дело с предательством на самом верху....

— Борис Михайлович, вы же на тубазиде,— укоризненно качает головой девушка,— с таким диагнозом вам категорически нельзя курить.

— Да мне уж всё равно,— машет он рукой,— за такое расстреливать мало...

— Я найду этого гада, товарищ командарм первого ранга,— Оля, перегнувшись через стол, решительно забирает папиросы,— не сомневайтесь. Будет он петь как канарейка, под наш аккомпанемент. Пусть Кейтель стреляется...

* * *

— Товарищ Мальцева,— навстречу поднимающейся по лестнице Оле бежит сильно надушенная секретарша Черникова,— вас к телефону, из аппарата товарища Кирова...

'Да что ж ты на меня смотришь с такой ненавистью, никто у тебя начальника отбивать не собирается'.

— ... вот здесь аппарат...

— Слушаю,— девушка грациозно опирается о краешек стола.

— Аня?— в трубке слышится голос Свешникова,— соединяю с Сергеем Мироновичем.

— Папа, ну как ты себя сегодня чувствуешь?— быстро говорит Оля и вопросительно смотрит на затаившую дыхание секретаршу.

— Отлично чувствую, дочка,— рассмеялся Киров.

Финляндия, станция Каукола,

Неподалёку от Котки.

12 февраля 1940 года, 07:00.

— Это что за маскарад?— брови комдива Соломатина грозно сошлись на переносице.

— Разрешите представиться, товарищ комдив, заместитель командира 1-го финского корпуса Народной армии Финляндии полковник Мерецков.

— А почему форма польская?— взгляд командира мехкорпуса остановился на шитых серебром погонах парадной формы.

— Такую выдали, товарищ комдив.

— Садись, полковник, в ногах правды нет,— Соломатин указывает на скамейку, идущую вдоль борта штабного фургона,— так ты что по-фински говоришь?

— Да нет, все по-русски понимают,— Мерецков трёт побелевшие уши,— костяк-то корпуса состоит из моей бывшей горнострелковой дивизии.

— Тогда понятно, чаю дайте товарищу Мерецкову. Послушай, я приказ из штаба фронта получил, ну чтобы организовать поддержку твоим частям, но мне неясно какие у тебя силы, какая твоя задача?

— Мой приказ простой, товарищ комдив,— полковник двумя руками обхватил эмалированную кружку, согревая озябшие руки,— водрузить знамя корпуса на крыше Президентского дворца в Хельсинки. Основные силы корпуса находятся на Карельском перешейке, где ведут бои вместе с 39-ой легкотанковой бригадой...

— С Лелюшенко?

— Так точно, товарищ комдив,— Мерецков шумно отхлёбывает из кружки,— а сюда по льду переброшен только 1-й горнострелковый полк и лёгкая артиллерийская батарея 45-и миллиметровых пушек, две с половиной тысячи штыков.

— Не густо,— с шумом выдыхает Соломатин, принимая от начштаба карту с нанесённой обстановкой,— я думал мне подкрепление посылают... ладно, ситуация у меня такая... мы с тобой вот здесь находимся. Как видишь, мои хлопцы захватили станцию Коувола и перерезали железную дорогу, которая соединяет Выборг, Хельсинки, а также запад и центр Финляндии между собой. Белофинны, конечно, пытаются выбить нас со станции, но пока сил у них на этом участке немного.

В фургон, быстро закрывая за собой дверь, вваливается молодой чернявый военный в белом полушубке.

Знакомься, товарищ Мерецков, это мой заместитель майор Черняховский. Далее... по данным разведки по Приморскому шоссе от Котки до Хельсинки никаких частей финской армии не замечено. Лишь у посёлка Порвоо у деревянного моста есть небольшой заслон, состоящий из шюцкора, так что тут у твоего полка трудностей быть не должно.

* * *

— А-а-ня,— Оля оборачивается на крик.

На выходе из здания наркомата обороны она замечает женскую фигуру в беличьей шубке.

— Марианна? Ты чего тут делаешь?— девушка легко сбегает по гранитной лестнице на тротуар.

— Мужа жду,— улыбается Толстая, разглядывая её военную форму,— он служит здесь в Генеральном штабе, а мы к папе собрались на дачу. А ты почему тут, да в таком наряде?

— Кхм-кхм,— сзади раздалось вежливое покашливание, два высоких военных комдив и комбриг вопросительно смотрят на Олю.

— Женя...,— защебетала Марианна, глядя на комдива,— это моя приятельница Аня Мальцева, она у нас в институте работает заместителем по режиму. А это мой муж— Евгений Александрович Шиловский, его сослуживец— Фёдор Иванович Трухин.

'Вот же влипла',— опускает глаза Оля, успев отметить, как вдруг отхлынула кровь от лица комбрига.

— Увы уже нет, не справилась с обязанностями,— вымученно улыбается она и всхлипывает,— теперь служу здесь в отделе кадров.

— Не отчаивайтесь, сержант,— сочувственно улыбается комбриг, худой с узким лицом, длинным носом и глубоко посаженными маленькими глазками,— военная карьера она такая, череда взлётов и падений, а вы ещё так молоды.

— Вас подвезти до метро?— вежливо предлагает Шиловский, открывая дверь подъехавшей к обочине 'эмки'.

Марианна, чуть не плача, берёт Олю под руку.

— Нет, спасибо, я здесь живу неподалёку.

'Молчи лучше... сержант проживает в центре Москвы,— Оля, ничего не видя перед собой, бредёт вдоль длинной строительной ограды вокруг строительства Дворца Советов,— а что было говорить? Ну, конечно, они мне не поверили, но даже виду не подали, хотя должны были сразу понять... в режиме и отделе кадров работают люди из госбезопасности... А Трухин, типа, об этом не догадывается... 'военная карьера она такая'... Шиловский и Трухин, откуда они? Что-то не припомню таких... скорее всего из академии Генштаба, только их дела я ещё не просматривала... Но если из академии, то каким боком они имеют доступ к оперативной информации на фронтах? Никаким. А летом, когда мы с Шейниным искали убийцу Киры... что тогда сказала Марианна? 'Отпуск у мужа отменили, так как он выехал в войска на инспекцию'. Из Академии Генштаба преподавателей направляют в войска для инспекции! Стоп, куда это я бегу? К Черникову мне надо, приказы посмотреть'...

* * *

— Будете говорить с товарищем первым,— телефонист передаёт трубку Соломатину.

— Как ранен?— рычит комдив в трубку,— я его пятнадцать минут назад видел... угу, угу... Черняховский, погоди. Ты вот что, комиссар, жди у аппарата.

— Слушай, майор, сюда. Мерецкова ранили тяжело, комполка убит. 'Кукушка' подстерегла, они, понимаешь, вдвоём рекогносцировку устроили, верхом решили перед колонной погарцевать... Полковника лишь то спасло, что нога у него в стремени запуталась, потому и жив остался, вынес его конь из под обстрела. Комиссар у него из гражданских, так что, принимай командование...

— Товарищ комдив, я же танкист,— взмолился майор.

— ... возьмёшь танковую роту у Филатова. Приказ слышал? Водрузить красное знамя над главным финским дворцом.

— Преображенского на броневиках, лыжников Маргелова и автомобильный батальон,— загорелись глаза у Черняховского.

— Хорошо, забирай, но автобат вернёшь, как только до Хельсинки дойдёшь,— на секунду помедлил с ответом Соломатин,— но остальные два финских полка я забираю себе, поставлю их станцию оборонять, не пристало мехкорпусу в пехоту превращаться. Встретимся в столице, начальник штаба пишите приказ.

— Что там с Мерецковым?— вслед за вышедшим Черняховским в фургон заглядывает начмед в круглых очках с мгновенно запотевшими стёклами.

— Надо срочно эвакуировать в Ленинград, товарищ комдив, в Военно-медицинскую Академию. Автотранспортом не довезём, кровь нужно переливать. Без 'Стрекозы' не обойтись.

— Какой ещё стрекозы?

— Скорой воздушной помощи, товарищ комдив.

— А где я тебе тут посадочную площадку для самолёта найду?

— 'Стрекозе' не нужна площадка, она может сесть прямо на шоссе. Нам её в январе на курсах переподготовки показывали. Товарищ комдив, свяжитесь с штабом армии.

— Радист,— не поворачиваясь приказывает Соломатин,— вызывай штаб фронта.

— Ну что встал в дверях— не лето, товарищ Вассерман,— за занавеской монотонно бубнит радист,— садись, докладывай, что у нас с потнрями.

— На данный момент,— военврач, устало опустившись на скамейку, начинает тряпочкой протирать стёкла очков,— на текущий момент имеем 24 убитых и умерших от ран, 77 раненых из них...

* * *

— Лаврентий Павлович, Мальцева на проводе,— зачастила Оля,— помощь ваша нужна.

— Что тебе, быстро говори?

— Нужен допуск к делам оперативного учёта.

— Ладно, заходи,— в трубке слышится тяжёлый вздох Берии,— нет, иди сразу к Новаку, я распоряжусь.

* * *

— Здравствуй и прощай, тороплюсь, я на неделю в Ленинград,— торопливо чмокаю в щёчку супругу, с которой сталкиваюсь в прихожей.

— Постой-постой, тебе фамилия Трухин ничего не говорит? Комбриг, старший преподаватель кафедры оперативного искусства Академии Генерального штаба?

— Это который власовец что ли?— ставлю 'тревожный' чемоданчик на пол.

— Власовец, что ты о нём знаешь?— не мигая смотрит на меня Оля.

— Он был то ли правой рукой Власова, то ли сам Власов— правой рукой Трухина, так сказать, 'мозговой' центр русской освободительной армии. А почему ты спрашиваешь? Думаешь он есть 'крот'?

— Не уверена, но доступ к оперативной информации с Северо-Западного фронта у него есть. В данный момент он прикомандирован к группе 'операторов', поддерживающих связь Генштаба с фронтом. Посмотрела его личное дело, странное оно, родственники— сплошные враги народа: брат и отец расстреляны как организаторы контрреволюционного восстания, другой брат уволен из армии, а Шапошников берёт его, беспартийного, по рекомендации Шиловского в Генштаб. Причём Трухин был курсовым командиром и у Власова, и Буняченко, ещё одного власовца. Берия разрешил посмотреть свои материалы по Трухину, в них нашла два рапорта сексотов о том, что он в бытность в конце 20-х начштаба 7-й стрелковой дивизии в Украинском военном округе, на окружных учениях имел неформальные контакты, не поверишь, с немецкими военными атташе Кёстрингом и Нидермайером. Потом я сама выяснила, что и Шиловский был на одном из этих учений войсковым посредником, всё одно к одному...

— Так чего ты ждёшь? Хватай их и коли,— беру в руки чемоданчик.

— Нет, чувствую я, что это 'пустышка'. Схватить подозреваемого много ума не надо, только вот скрыть этот факт вряд ли удастся, коллектив Генштаба небольшой, но очень информированный... Настоящий агент затаится, его хозяева заподозрят утечку, начнут вдумчиво её искать, дальше продолжать? Я должна быть уверена, что он на самом деле немецкий агент, тогда можно будет через него дезу скармливать.

— Всё, пока, реально опаздываю,— прижимаю Олю к себе,— жалко, конечно, что без тебя, ты бы мне очень помогла...

* * *

— Это просто сказка какая-то, товарищи,— начмед с обмороженным лицом просовывает руки в рукава халата, а медсестра помогает завязать его сзади,— представьте себе странный такой самолёт с винтом на крыше и в хвосте, точнёхонько садится на площадку в десять на десять метров. Спереди пилот, спиной к нему сидит военфельдшер. Винты ещё продолжают крутиться, а он открывает боковой люк в кабине и машет нам, мол, давайте носилки. Спрашивает у меня знаками— раненный крови много потерял?— открывает ящик, там ампула с кровью, с двух сторон от неё трубки резиновые отходят, на одном конце игла от шприца, на другом— манометр и резиновая груша. Вводит иглу в локтевую вену, пару раз надавил на грушу...

— Что вот так холодную кровь?— вытаскивает изо рта папиросу пожилая военврач с мелкими пятнами крови на халате.

— ... Я им тоже об этом кричу, а он мне, мол в этом ящике подогреватель крови стоит. Вы понимаете, в этой 'стрекозе' имеется передвижная система для переливания крови с подогревом!

— А у нас даже в дивизионном медпункте такого нет,— с досадой тушит папиросу она.

— Какое-то совсем новое изобретение, я такого даже в НИИ переливания крови не видел,— грустно кивает другой доктор,— нам рассказывали на курсах, что 'стрекозу' эту в Москве испытывали, в институте Экспериментальной Медицины.

— Ну, значит, и у нас скоро будет, товарищи,— уверенно говорит Вассерман,— испытают в полевых условиях, проверят всё и запустят в производство.

— Так что с Мерецковым-то?

— Думаю всё будет в порядке, через минуту у него уже щеки порозовели, наполнение пульса улучшилось, дыхание выровнялось... Да, совсем забыл, у фельдшера этого видел такой необычный прибор для измерения артериального давления: манжета с грушей от аппарата Рива-Роччи, только вместо ртутного манометра стрелочный...

— Ну наконец-то,— загудели доктора,— сколько мы их побили уже.

Ленинград, Штаб Ленинградского военного округа,

Площадь Урицкого, 10.

13 февраля 1940 года, 07:45.

— Кто у нас следующий, товарищ Моргунов?— обращаюсь к начальнику Управления военно-технического снабжения Северо-западного фронта.

— Инженер Макаров,— коренастый пожилой комбриг достаёт очередную бумагу из высокой кипы,— предложение по уничтожению огневых точек.

'Любопытно'.

В кабинет влетает худой высокий брюнет в помятом костюме, прижимая к груди свёрнутыми листами ватмана.

— У вас пять минут,— строго предупреждает его Моргунов. Макаров поспешно прикрепляет, вытащенными из кармана кнопками, листы, его с лёгкой сумасшедшинкой взгляд упирается в комкора.

— Сухопутная торпеда!— громко провозглашает он, указывая пальцем на чертёж,— способна с лёгкостью уничтожать белофинские доты! Четыре электродвигателя смогут независимо управлять по радио четырьмя колёсами и разгонять торпеду, несущую около тонны взрывчатки до 40 километров в час и поражать цель на расстоянии до трёх километров...

— Вынужден отклонить этот проект, товарищ Макаров,— прерываю инженера,— он очень сложен в реализации. Не понятно, как такая тяжёлая торпеда по заснеженной пересечённой местности сможет преодолеть это расстояние не перевернувшись. К тому же электродвигатели потребуют мощных аккумуляторов, что ещё более утяжелит конструкцию.

— 'Заснеженной',— счастливо улыбается он, поднимая указательный палец кверху,— на этот случай у меня подготовлен ещё один вариант торпеды— снеговой: на лыжах... и с реактивным двигателем! Её скорость достигнет двухсот километров в час, а направление её движения будет удерживаться гироскопом!

— А вот это интересное предложение, товарищ Макаров,— поощрительно прихлопываю рукой по столу,— только где ж её чертежи?

— Они ещё не готовы.

— Понимаю вы были заняты колёсным вариантом... что ж продолжайте работать, как будете готовы, советую послать материалы прямиком в ракетный институт. До свидания, товарищ Макаров.

— Товарищ Чаганов,— осторожно поглядывает на меня Моргунов,— там же глубокое изрытие местности перед укреплениями противника будет, зароется торпеда в землю...

— Непременно застрянет, Радион Николаевич.

— Так зачем вы его обнадёживаете?

— Если мы откажем ему категорически, то он тут же бросится жалобы товарищам Жданову и Кузнецову кляузы писать, мол, вредительством мы тут с вами занимаемся. А так пока он будет свои мысли на бумаге оформлять война закончится. В спокойной же обстановке такое предложение у специалиста сразу в корзину для мусора пойдёт, я прослежу.

— Здравствуйте, товарищи,— в комнате появляется седой старичок с военной выправкой,— моя фамилия Фёдоров, я изобретатель, член ВОИЗ...

'Всесоюзное общество изобретателей'.

— Хотел бы напомнить военному руководству о своём изобретении, которое я сделал в 1897 году: саморазогревающаяся консервная банка. Прошу заметить, что в 1915 году российская промышленность начала выпускать тушёнку в таких банках для армии, но вскоре прекратила по причине недостатка жести и продуктов. Между тем её устройство очень простое: консервная банка имеет двойное дно, под первое помещается негашёная известь и вода. При повороте днища они смешиваются с выделением тепла, достаточного для разогрева мяса. Всё это происходит без выделения дыма и быстрее, чем при разведении огня.

— У вас чертежи с собой, товарищ Фёдоров? Отлично, обещаю вам, что сейчас же лично позвоню товарищу Микояну по этому вопросу, уверен, что он без промедления даст команду одному из ленинградских предприятий для организации производства ваших банок...

* * *

— Иванович,— в наушниках раздаётся голос Черняховского,— сено подвезли для твоих лошадок, встречай телеги...

— Товарищ майор, разрешите сделать остановку в двух километрах дальше по дороге, здесь сужение лес прямо к обочине подступает...

— Добро.

— Стой,— щёлкает тумблером комроты, когда хвост колонны показывается из леса,— командиры взводов, подготовиться к встрече топливозаправщиков, прижаться к обочине, держать дистанцию. Преображенский, ко мне. На танках, растянувшихся вдоль шоссе на полкилометра, начали лязгать башенные люки, Иванович, сняв шлемофон, полез наружу. В хвосте колонны показалась вереница грузовиков, с металлическими бочками в кузове.

— Как думаете, товарищ старший лейтенант,— из переднего люка показалась голова мехвода,— что это громыхает?

— Кажись со стороны железки,— неуверенно замечает комроты, прислушиваясь к далёким взрывам,— белофинны лупят по нашим основным силам... со стороны моря... крупный калибр.

— А по нам могут шандарахнуть?

— Это вряд ли, мы скрытно идём, в основном по ночам, дистанцию держим. Это как из пушки по воробьям,— Иванович вдруг насупился,— разговорчики, готовьте танк к заправке, товарищ Бойко...

В эту секунду со стороны соснового бора, что метрах в ста от дороги затрещали станковые пулемёты, огненная метла прошлась по колонне по копошившимся у своих машин танкистам.

— К бою!— кричит Иванович, бросаясь к броне, но его голос тонет в грохоте боя.

Тяжёлая пуля обжигает грудь, его отбрасывает назад прямо на руки подбежавшего к нему Преображенского. В хвосте колонны раздаётся сильный взрыв, огненный гриб вырастает над топливозаправщиком.

— Товарищ командир, товарищ командир,— повторяет тот, глядя в помертвевшее лицо Ивановича,— мехвод, в машину!

В два прыжка разведчик взлетает на броню, ныряет в люк и ловким движением втыкает штекер шлемофона в рацию.

— Товарищ майор, докладывает лейтенант Преображенский, я в машине комроты, он убит.

— Преображенский,— облегчённый вздох слышится в наушнике,— принимай командование ротой, выясни обстановку, прими меры к отражению атаки...

— Взводные, ответьте, я за командира,— переключается на ротную сеть лейтенант.

— Второй на связи, Преображенский, ты?

— Я, подавить пулемёты противника справа.

— Третий слушает...

— Прикрой заправщики, они возле тебя.

— Где четвёртый?

— Четвёртый слушает...

— Занять оборону по левую сторону дороги...

— Разведчики, кто меня слышит?— немного успокаивается Преображенский.

— Сержант Васин, товарищ лейтенант. Финские танки у нас, семь штук, занимают позиции для атаки.

— Понял тебя, сержант, назначаю тебя командиром взвода, приказываю огнём из пушек и пулемётов уничтожить танки противника.

— Четвёртый докладывает, вижу лыжников со стороны моря.

— Встреть их как следует, четвёртый.

* * *

— Три танка, два заправщика, двенадцать убитых и раненых,— полковой комиссар, сжимая кулаки, наступает на опустившего голову Преображенского,— да тебя за это надо под суд отдать, нет, расстрелять перед строем...

— Товарищ Терёшкин,— главный редактор корпусной газеты берёт комиссара за локоть.

— Моя фамилия Тервонен,— зло выдёргивает руку комиссар,— а ваша, между прочим, Лахти!

— Не виноват лейтенант в этих потерях,— рубит слова Лахти,— наоборот, товарищ Преображенский возглавил роту взамен погибшего командира и организовал отпор врагу. Рота подбила пять танков, остальных обратила в бегство, уничтожено до сорока белофиннов...

— Достоверно подтверждено подбитие только двух танков,— качает головой Преображенский,— второй наехал на пенёк и застрял...

— Молчи лейтенант,— хором рявкнули на него комиссар с редактором.

— ... Мой корреспондент уточнил потери врага в штабе,— тоном, не терпящем возражений, продолжил главный редактор,— бригадный комиссар Егоров, то есть Аалто, поздравил нас с успехом, завтра в нашей газете 'Народная армия' будет материал об этой победе. Товарищ Аалто приказал готовить представление отличившихся к награде, свободны лейтенант...

— Слушаюсь,— расправляет плечи Черняховский.

— Как, майор, собираетесь выполнять приказ о взятии Хельсинки,— редактор важно поворачивается к майору.

— Работаем над этим...

— Ну-ну, работайте, только учтите, у вас остаётся трое суток, на 17 февраля товарищем Куусиненом намечена ратификация советско-финляндского договора, она должна произойти в столице в Президентском дворце.

* * *

— Кто-нибудь знает, где он хоть находится этот дворец?— Черняховский обводит взглядом подчинённых.

— Я знаю, товарищ майор,— Маргелов достаёт свою туристическую карту из-за голенища валенка,— вот здесь на самом берегу, на портовой площади.

— Действительно,— Черняховский ставит химическим карандашом точку на своей карте,— прямо на берегу, опрометчиво как-то...

— Президента там наверняка нет,— скребёт небритую щёку капитан,— прячется где-нибудь, что не подумаешь.

— Пусть прячется, Маргелов, он нам и даром не нужен. Договор мы не с ним подписывать собираемся. А пустое здание охранять больших сил не отрядят, как думаешь?

— Всё-таки порт рядом, его точно без охраны не оставят, товарищ майор. Потом, как до этого дворца добраться-то? Кругом островов тьма и на каждом, небось, не большой, но гарнизон. Разведать бы надо путь...

— Так, какое от нас до дворца расстояние?— Черняховский берёт в руку курвиметр и начинает прокладывать маршрут в обход островов,— выходит 27 километров...

— Даже если идти налегке, то за ночь, ну чтобы туда и обратно, не управимся, товарищ майор. Сами посудите, снег высокий, торосы...

— Это если весь путь на лыжах идти, а мы твоих хлопцев на санях по морю доставим на бронеавтомобилях. Конечно, остаток пути к дворцу надо будет идти на своих двоих.

— С броневиком другое дело, тут тебе и рация, и пулемёт станковый, а на ваших я и пушку видел. Взрывчатку, опять же, взять с собой можно. Реальное дело, за ночь легко обернёмся.

Хельсинки, Торговая площадь,

Президентский дворец.

15 февраля 1940 года, 20:45.

— Господин фельдмаршал,— президент Каллио, пожилой статный мужчина с длинными седыми, как у Дон-Кихота, усами, едва сдерживается, чтобы не закричать в трубку,— я— президент Финляндии, я имею право знать истинное положение на фронте. Оставьте эти ваши отговорки. Красные уже находятся в двадцати километрах от столицы по Приморскому шоссе, по железной дороге расстояние ещё меньше...

— Господин президент,— закашлялся Маннергейм,— вы меня давно знаете, я никогда не ставил под сомнение это ваше право. То, что я вам докладываю, это не отговорки. Это реальная ситуация, которая у столицы значительно более устойчивая, чем на Карельском перешейке, на севере Ладоги и в Лапландии. Войск у красных на подступах к Хельсинки совершенно недостаточно, они не смогут захватить столицу, я совершенно в этом уверен. Мы перебросили с островов и запада страны силы, которые равны их силам или даже превосходят их...

— Хорошо, что у вас есть такая уверенность, барон,— уже более спокойным тоном отвечает Каллио.

— ... Но на Карельском перешейке назревает кризис. Русские сосредоточили крупные силы пехоты на центральном участке основной оборонительной позиции от Суммы до Вяйсянена, подтягивают к ней крупнокалиберную артиллерию. Прорыв нашей обороны в центре— вопрос времени. Противник вышел к городу Койвисто, наши войска здесь отступают на вторую оборонительную позицию на подступах к Виипури. Господин президент, надо активизировать переговоры с русскими, больше недели-двух нам не выстоять, с потерей Виипури путь на Хельсинки будет открыт и тогда вам придётся подписывать не мирное соглашение, а безоговорочную капитуляцию.

— Как активизировать?— тяжело вздыхает Каллио,— русские не хотят вести с нами переговоров.

— Совместными усилиями военных и дипломатов: мы снимаем корпус с севера Ладоги и по железной дороге перебрасываем его на юг к Виипури.

— Отдать Ладогу? Как это возможно, господин фельдмаршал?

— Именно так, этим мы укрепим оборону Виипури, возьмём в клещи группировку русских, прорвавшуюся к Хельсинки и уничтожим её. По моим данным в её составе находится так называемый 1-й финский корпус красных. Это будет победа, которую давно ждёт наш народ. После неё русские будут вынуждены пойти на переговоры с нами...

— Вы что-то сказали о дипломатах, господин фельдмаршал?

— ... Министр иностранных дел Эркко совершенно не подходящая фигура, он сначала войны сбежал в Швецию и мне непонятно чем он там занимается. Вдвоём с какой-то писательницей они обхаживают госпожу Коллонтай, которая ничего не решает, вместо того чтобы ехать в Великобританию, Францию, Германию, добиваясь чтобы они ускорили доставку нам военной помощи, вместе с Америкой организовали дипломатическое давлении на русских.

В кабинет заглядывает секретарь и показывает президенту на часы.

— Мы продолжим наш разговор позже, барон,— поднимается Каллио,— у меня скоро радиоэфир, обращение к нации...

* * *

— Поближе к микрофону, господин президент, хорошо,— ассистент кивает головой и садится к пульту,— три, два, один, эфир.

— Господин президент, русские на Торговой площади, они атакуют президентский дворец!— в радиорубку влетает секретарь.

— Как русские? Вы что пьяны?— глаза Каллио подозрительно сузились, через открытую дверь донеслась близкая пулемётная дробь и взрывы гранат.

Оператор в панике срывается с места, отталкивает стоящего на пути секретаря и вылетает из радиорубки, за ним, спотыкаясь, ассистент с круглыми глазами.

— Господин президент,— в дверях возникает запыхавшийся капитан, комендант дворца,— нас атакуют русские, неясно какими силами. Вам лучше пока оставаться в этой комнате, здесь нет окон. Я пришлю вам охрану.

— Ты понимаешь, Юхани, что происходит,— вмиг постаревший Каллио обессиленно опускается на стул,— десять минут назад этот надутый индюк Маннергейм убеждал меня, что, мол, русские не смогут войти в столицу, что у них недостаточно сил для этого... Он предатель, он ради того, чтобы получить единоличную власть в стране готов сдать Хельсинки врагу,... может быть оно уже снюхался с русскими, они ему пообещали? Он слишком долго жил в России, его жена русская... шведам нельзя доверять... это они заплатили продажным политикам, чтобы отменить сухой закон в стране...

— Что же нам делать, господин президент?— голос секретаря задрожал.

— Я не знаю, Юхани,... у меня в кабинете был пистолет, принесите его, живым я не сдамся.

— Не говорите так,— секретарь приседает от близкого взрыва,— вы нужны народу.

— Я старый больной человек,— роняет голову на руки Каллио.

* * *

— 'БиБиСи Европейская Служба, слушайте блок на немецком языке, последние новости',— Маннергейм возвращается к письменному столу.

— Господин фельдмаршал!— в кабинет Главнокомандующего врывается генерал Эш,— переключите на Хельсинки, выступление президента!

— Вы, генерал, считаете, что у меня есть время слушать его проповеди для идиотов по четвергам?— Маннергейм окинул вошедшего холодным взглядом.

Эш, не обращая внимания на это, бегом пересекает комнату, и щёлкает переключателем диапазонов.

— Что вы себе позволяете!— подскакивает со стула фельдмаршал.

— Русские ворвались в Президентский дворец!

— '... Десять минут назад этот надутый индюк Маннергейм убеждал меня, что русские не смогут войти в столицу, что, мол, у них недостаточно сил для этого'... Главнокомандующий застывает с открытым ртом.

— ...'Он— предатель'...

— За-заткните глотку этому идиоту! Кто у нас командир батареи на острове Куйвасаари? Мериля? Прикажите ему стереть в порошок президентский дворец!

— Господин фельдмаршал,— кровь отхлынула от лица генерала,— стрелять по Хельсинки, по Президентскому дворцу, лейтенант Мериля никогда не выполнит такой приказ!

— ...'шведам нельзя доверять'...

Маннергейм обессиленно падает на стул.

— Один дурак может навредить Финляндии больше, чем целая армия русских,— загробным голосом говорит он, глядя в потолок.

— Может быть следует связаться с президентом, господин Главнокомандующий?

— Надо звонить премьер-министру,— поднимает голову Маннергейм,— вся надежда на Рюти, пусть объявит на всю страну, что Каллио сошёл с ума, что он берёт власть в стране в свои руки...

— Премьер-министр ещё в пути из Оулу, в его канцелярии ожидают, что он прибудет в столицу завтра к полудню.

— Ленарт,— Главнокомандующий окончательно берёт себя в руки,— приказываю вам связаться с командующим гарнизоном Хельсинки, русских в городе не может быть много, там наверняка небольшой отряд, прошедший по льду залива. Поставьте ему задачу освободить президента. Вы правы, при штурме дворца лучше обойтись без артиллерии.

— Слушаюсь, господин фельдмаршал.

* * *

— Разрешите, господин генерал-лейтенант?— в кабинет, не дожидаясь приглашения, по очереди стали заходить штабные офицеры.

— В чём дело, господа?— голос Эша предательски дрогнул.

— Мы решили поговорить с вами,— вперёд решительно выдвинулся лысый коренастый полковник,— по нашему мнению, после ужасного выступления президента маршал Маннергейм больше не может занимать пост Главнокомандующего. Мы считаем, что он должен немедленно подать в отставку, передав свои обязанности вам как начальнику Генерального штаба. Президент тоже должен сложить свои полномочия.

— Спасибо, конечно, за доверие,— облегчённо вздыхает Эш,— но не лучше ли будет, полковник Хенрихс, если такое решение примет парламент или премьер-министр?

— Нет, господин генерал, время дорого. Чтобы предотвратить разложение на фронте и в тылу надо действовать быстро.

Глава 3.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

16 февраля 1940 года, 16:00.

— Вы уверены, товарищ Мальцева,— вождь остановился перед сидящей рядом с Игнатьевым Олей,— что Шиловский и Трухин не причастны к утечке сведений, имеющих стратегическое значение?

— Да, товарищ Сталин, мы уверены. Ни тот, ни другой в период подготовки операции доступа к оперативной информации не имели. Точно установлено, что в то время Трухин находился в Мурманске, а Шиловский хоть и был в Ленинграде, но занимался инспекцией военных училищ.

— Это хорошо,— вождь было двинулся к дальней стене кабинета, но остановился,— так может у них был сообщник?

— Это полностью не исключено, товарищ Сталин,— твёрдо отвечает Оля,— и всё же мы склоняемся к мысли, что Шиловского и Трухина ничего не связывает, кроме служебных отношений в Академии Генерального штаба. Поэтому мы рассматривали их отдельно. Наибольшие подозрения у нас вызывал Трухин в связи с его близкими родственниками, расстрелянными за участие в контрреволюционном мятеже. Кроме того, в 1926 году на военных учениях под Киевом он был замечен наружкой ОГПУ в компании немецкого военного разведчика Кёстринга, который сейчас является военным атташе Германии в Москве...

— Вот,— вождь взмахивает трубкой, зажатой в кулаке,— надо брать этого Трухина в оборот.

— Безусловно надо, товарищ Сталин,— кивает головой девушка,— мы направили в НКВД соответствующее представление, но сейчас решили сконцентрироваться на источнике утечки. Одновременно с изучением личных дел работников генштаба наша наружка села на хвост наиболее активным сотрудникам германского посольства, так сказать, зашла с другой стороны. Одна из них, жена известного журналиста, хорошо владеющая русским языком, время от времени наведывалась в Новодевичий монастырь. Удалось выяснить, что она посещает квартиру известного в прошлом поэта Садовского, друга Александра Блока и Андрея Белого. Садовскому сейчас за 60, у него парализованы ноги. Германофил, монархист, очень религиозен. В честь победы германцев в Польше написал такое стихотворение:

'Немцам

Христос воскрес! Спешите братья!

Из мглы кровавой октября

Мы простираем к вам объятья,

Зовём свободу, ждём царя!...'

— Ну и так далее.

— НКВД об этом 'бывшем' знает?— глаза вождя недобро сузились.

— Знает, этим у них занимается секретно-политический отдел, но, насколько мне известно, их считают безобидными ворчунами, которых иногда используют для сбора информации.

— Продолжайте, товарищ Мальцева.

— ... Свою квартиру, а точнее просторный подвал монастыря, Садовский превратил в клуб для 'бывших'. Попасть туда человеку с улицы невозможно, только по рекомендации члена клуба, но доподлинно известно, что там устраиваются спиритические сеансы, гадания на картах, литературные чтения. Агент нашей службы Барченко из НИИ ЧаВо...

Сталин усмехнулся.

— ... известный в Москве медиум, несколько раз посещал этот клуб, устраивал там свои сеансы. С его помощью нашим 'установщикам' удалось вычислить большинство лиц, посещающих 'Воронью слободку'. Среди них оказалось известные люди, например, супруга товарища Микояна...

— Что она там делала?— лицо вождя закаменело,— кто её рекомендовал?

— Ей гадала на картах жена Садовского, товарищ Сталин. А вот по чьей рекомендации Ашхен Лазаревна попала в клуб установить не удалось.

Губы вождя беззвучно зашевелились.

— Мы понимали, что допрос жены члена Политбюро мог вызвать ненужный шум и раскрыть наше расследование, поэтому решили от этого отказаться. Помог случай. Один наш сотрудник...

— Этот сотрудник вам сейчас докладывает, товарищ Сталин,— подал голос Игнатьев.

— ... обратил внимание на запись в личном деле капитана Соболева, офицера связи начальника Генерального штаба, что его рекомендовал на должность товарищ Микоян. Дальше всё было просто, мы быстро выяснили, что Соболев— двоюродный брат одной из посетительниц клуба. Он имел доступ к картам финской операции. Негласный обыск квартиры капитана ничего не дал, поиск тайника мог занять много времени, поэтому решили применить технические средства— невидимые метки. Пометили ими подошвы немцев, для этого использовали коврики перед дверью квартиры Соболева и служебных квартир немцев. Особый прибор, который 'видит' метки, помог нам обнаружить тайник, служивший для передачи сообщений. Полагаю, что задержание немецкого шпиона и его дальнейшего использование следует поручить НКВД...

— Вы что же, товарищ Мальцева, считаете, что товарищ Микоян причастен к этому делу?

— Нет, не считаю. Наверное он просто выполнял просьбу жены: 'помочь хорошему мальчику, сыну её подруги'. Но это тоже потребует разбирательства.

Карельский перешеек, станция Кямяря.

16 февраля 1940 года, 17:00.

Ко входу одноэтажного каменного вокзала, освещаемого неровным светом от горящих на путях вагонов, подъезжает колонна из трёх бронемашин.

— Товарищ красноармеец, где комполка?— из среднего броневика слышится властный голос.

— Здесь в здании, товарищ командир,— часовой в высоких валенках перестаёт переминаться с ноги на ногу.

— Здравия желаю, товарищ комбриг,— командир полка майор Рослый спешит через зал ожидания к командиру дивизии,— прошу в мой штаб.

— Молодец, майор,— расстёгивает на груди полушубок комбриг Алябушев,— твой полк первым в нашем корпусе прорвал основную линию финской обороны. Товарищ Жданов лично позвонил и попросил меня передать вам и вашему полку поздравления от Военного Совета фронта.

— Служу Советскому Союзу!— невысокий комполка становится по стойке смирно.

— Но почивать на лаврах не советую,— продолжает комбриг, неодобрительно осматривая кабинет начальника станции с добротной тяжёлой мебелью,— командование фронта поставило перед нашей дивизии новую задачу, сходу прорвать вторую линию обороны противника и выйти к городу Выборг. Твой полк находится на острие нашего наступления, и он ближе всего ко второй линии противника, до неё всего пара километров. Враг ещё не успел на всём протяжении линии отойти и занять укрепления, поэтому приказываю в течение ночи выдвинуться вперёд, а утром штурмом взять укрепления белофиннов.

— Товарищ комбриг, как же так? Без подготовки, доразведки,— упавшим голосом спрашивает Рослый.

— Как ты не понимаешь, майор,— сдвинул брови Алябушев,— время дорого. Нельзя допустить, чтобы враг успел изготовиться к обороне. Скажи, сильно тебе твоя доразведка помогла на основной линии? Много чего нового нашёл, что бы отличалось от данных из штаба корпуса?

— А как быть с проходами для танков, подрывом надолбов, организацией артогня?

— Насчёт мин не волнуйся, майор, корпус передаёт тебе штурмовой инженерно-сапёрный батальон, я его на полчаса обогнал, не больше. За ним идёт гаубичный полк, наш дивизионный. Извини, крупнокалиберную артиллерию не дали. Ты не тушуйся, ведь январе проводил учёбу и с теми, и с другими? Проводил... вот показывай на поле боя чему научился в Академии.

* * *

— Похоже пока отбились,— Маргелов осторожно выглядывает из чердачного окна Президентского дворца на Торговую площадь, освещённую неверным светом догорающей в порту постройки,— уже полчаса тихо. Но вы тут не расслабляйтесь, бдите внимательно. Когда тот сарай погаснет, зажигательными врежьте вон по той шхуне.

— Есть не расслабляться, товарищ капитан,— пулемётчик ласково поглаживает приклад своего пулемёта,— не беспокойтесь, встретим как положено, если сунутся.

— Я пошёл к Петрову,— комбат бесшумно исчезает в темноте, а следом за ним спешит порученец с трофейным финским автоматом.

Четыре здания, в том числе и дворец, составляющие правительственный квартал, вплотную крышами и стенами прилепились друг к другу. Пулеметы на крышах, броневики на перекрёстках узких улочек вокруг квартала и мешки с песком в окнах первых этажей, превратили его в настоящую крепость, о стены которой разбились днём все атаки шюцкора.

'С мешками повезло,— комбат подтягивается на поперечной балке, легко перебрасывает через неё своё тело и оказывается на чердаке Верховного суда,— вовремя они ремонт здесь устроили'.

— Докладывай, Петров, обстановку,— напрягает зрение Маргелов, навстречу ему поднимается командир взвода разведки.

* * *

— С президентом что-то?— комбат, в очередной раз обойдя посты по периметру квартала, возвращается к штабу, устроенному в подвале дворца, и сталкивается с санинструктором.

— Да сердце у него бьётся с перебоями, товарищ капитан, старый он, боюсь помрёт.

— Ты постарайся, сержант,— кладёт ему на плечо руку командир,— живой он нам нужен.

— Товарищ Маргелов,— из-за шторы, отделяющей медпункт, на голос комбата появляется голова Джека Алтаузена, фотографа, навязанного ему главным редактором,— я больше ждать не могу! Это ж такие кадры, им место на первой странице всех мировых газет! Красный флаг на флагштоке Президентского дворца! Прошу немедленно отправить мою плёнку в тыл!

— Я своими бойцами так рисковать не могу,— тяжело вздыхает Маргелов,— мынаходимся в окружение.

— Дайте мне броневик,— трясёт пышной шевелюрой фотограф,— я прорвусь!

— Нет у меня лишнего броневика,— начинает злиться комбат,— и вообще, не буду я грех на душу брать.

— Товарищ капитан,— издалека начинает кричать возбуждённый Петров,— уходят штурмовики!

— Товарищ капитан,— с другой стороны коридора к Маргелову спешит радист,— наши ребята из мехкорпуса взяли железнодорожный вокзал!

— Товарищ капитан?— Алтаузен просяще смотрит на комбата.

Финляндия, город Миккели,

Буфет гостиницы 'Кюлькюля'.

17 февраля 1940 года, 14:00.

— Любезный,— обращается к официанту Маннергейм, откладывая в сторону нож и вилку,— мне показалось или в самом деле был взрыв? Если это бомбёжка, то что-то я не услышал прежде сирену воздушной тревоги.

— А-а-а!— тот, сломя голову, бежит из зала в сторону подсобки.

Вдруг совсем неподалёку что-то ухает, от пулемётной очереди наверху звенят разбитые стёкла. Нахмурившись, фельдмаршал поднимается, неторопливо отсчитывает деньги и идёт к лестнице.

— Странно,— оглянувшись, Маннергейм не находит рядом с собой охрану, приставленную к нему путчистами.

Пройдя в свой номер, он подходит к шкафу достаёт с полки старый бинокль и осторожно выглядывает из окна.

— Что за чёртовщина!— бормочет маршал, в его поле зрения попадает танк со свастикой на башне, ведущий огонь по зданию Ставки, из окон в него летит граната, а у входа в штаб распластались тела убитых солдат в финской форме,— диверсанты? С танком? Здесь? Как такое возможно? У входа в гостиницу резко тормозит легковой автомобиль, пролетев дальше по утоптанному снегу метров на тридцать, из него выскакивает трое вооружённых людей. Отпрянув от окна, Маннергейм обводит взглядом номер, его рука инстинктивно тянется к кобуре, но не находит пистолета, отобранного при аресте.

'Нет, живым я русским не дамся',— он распахивает оконные створки и с трудом взбирается на высокий подоконник.

— Мой маршал, вы свободны,— в комнату врывается полковник Талвела.

Маннергейм поворачивается на голос, его правая нога скользит по жестяному оконному откосу, покрытому снегом. Нелепо взмахнув руками, он едва не падает вниз, но в последнее мгновение подбежавший полковник успевает схватить его за локоть.

* * *

— Пааво, почему ты здесь? Какова обстановка на Карельском перешейке?— бледный, вновь надевший форму Маннергейм, держась за перила, медленно спускается по гостиничной лестнице.

— Разве вы не слыхали, господин фельдмаршал, что происходит в стране?

— Нет, радио со вчерашнего дня молчит, газеты только местные...

— После путча штабистов в армии началось брожения, сражаются только кадровики, среди призывников массовое дезертирство,— Талвела опускает голову,— русские разрезали мой корпус пополам, основная и тыловая позиции прорваны. Войска на западе перешейка отошли к Виипури, где в данный момент идут бои. Я с остатками одной дивизией отступил на север к станции Кавантсари чтобы по железной дороге отходить к Миккели. По отрывочным данным можно сделать вывод, что русские танки уже в Хельсинки.

— Где Рюти, Каллио?— останавливается перевести дух Маннергейм.

— Каллио, господин фельдмаршал, в плену у русских. Рюти с частью тыловиков, береговой пограничной стражи и шюцкором отступает к Турку...

— Нужно срочно связаться с Рюти, — Маннергейм и Талвела выходят на воздух,— Турку— это тупик, он должен отходить к Тампере, только так мы сможем перехватить две основные железнодорожные магистрали ведущие на север и к шведской границе. Если русские займут Тампере, то через три дня будут в Оулу и прервут всякое сообщение с внешним миром. Оулу— ключевой пункт, без него мы будем не в состоянии обороняться... Постойте, что это? Ставка горит?

Из окон двухэтажного здания школы, где размещается Ставка Главнокомандования финской армии, вырываются длинные языки пламени.

— Предатели должны быть наказаны,— цедит полковник сквозь сжатые зубы,— я приказал уничтожить путчистов. Вы, господин фельдмаршал опасаетесь за связь? Ничего, мы свяжемся с Рюти по телеграфу, предлагаю проехать к на станцию...

* * *

— Граждане Финляндии,— несётся из репродуктора,— говорит Хельсинский радиоцентр, в 20:00 слушайте выступление президента... В зале ожидания железнодорожного вокзала Миккели повисает мёртвая тишина.

— ... Повторяю, граждане Финляндии, говорит Хельсинский радиоцентр, в 20:00 слушайте выступление президента.

* * *

— Ну что будем делать, товарищи?— мягко спрашивает первый секретарь Ленинградского обкома, обводя колючим взглядом собравшихся,— будем выполнять задание ЦК или нет?

'А что тут сделаешь?— с интересом краем глаза рассматриваю спартанскую обстановку бывшего кабинета Кирова,— умер Каллио, некому выступить по радио, задание выполнить невозможно, хотя'...

— Разрешите мне, товарищ Жданов,— прерываю затянувшуюся паузу, во время которой все участники совещания сидели, понурив головы,— я хочу кое-что спросить у товарища Нусимовича...

— Да, конечно, товарищ Чаганов,— в глазах Жданова вспыхивает надежда.

— ... Скажите, у вас в Радиокомитете сохранились записи выступлений президента Каллио?

— Разрешите уточнить?— как на пружине подскакивает с места тот.

— Звоните отсюда,— кивает на столик с телефонами Жданов,— городской— крайний справа.

— Имеются записи, товарищи— радостно сообщает Нусимович через минуту.

— Отлично, я вот что подумал, при современном развитии техники из слов и предложений, которые произносит человек, можно составить любую речь, записать её на плёнку и выдать в эфир. Помнится мне мы в прошлом году выделили Ленинграду звукозаписывающее оборудование: магнитофоны, смесители, другие приборы. Вы, товарищ Нусимович, установили его у себя?

— Установили, товарищ Чаганов, на улице Герцена. У нас на Радиовещательном узле очень им довольны.

— Что-то я не понял, товарищи,— встряхивает шевелюрой Мехлис,— как это любую речь? А интонация, а громкость? Не похоже будет...

— Надо попробовать, что мы в конце концов теряем?— вступает в разговор второй секретарь Кузнецов,— а так надежда есть...

— Правильно, товарищ Кузнецов,— облегчённо вздыхает Жданов,— обеспечьте товарищам всё необходимое для работы, а вас, Алексей Сергеевич, я попрошу возглавить техническую сторону дела. Товарищ Мехлис, у вас речь с собой? До выхода в эфир, товарищи, времени осталось совсем мало, всего пять часов, надо торопиться...

* * *

— Никуда не годится,— со вздохом снимаю массивные наушники,— хоть я в финском и не бум-бум, но даже мне заметно разницу, когда он говорит фразу целиком, а когда мы составили её из кусков...

Нусимович согласно закивал.

— А мне кажется,— подаёт голос молодая черноволосая девушка-звукоинженер, стоящая у громоздкого шкафа с надписью 'Престо',— не так уж и плохо, поправить надо всего несколько мест в середине и конце записи. Так давайте пригласим артиста и перепишем их.

— Что вы себе позволяете, товарищ Спектор?— как ужаленный подскакивает руководитель Ленинградского Радиокомитета,— товарищ Чаганов кажется ясно выразился...

— Погодите, товарищ Нусимович, а ведь хорошая идея...

— Где же мы найдём сейчас артиста со знанием финского языке?— сдувается он и сползает вниз по спинке стула.

— Не нужно знание финского,— приободряется стушевавшаяся девушка,— достаточно чтоб он хорошо звукам подражал...

— Постойте, куда вы? Товарища Нусимовича здесь нет,— из-за двери раздаётся громкий голос референта начальника Радиокомитета.

— А мне сказали здесь,— в аппаратную распахивается дверь, на пороге появляется тщедушная фигура с очень знакомым лицом и рослого амбала, держащего того за руку,— так вот же он...

— Аркадий, не до тебя,— раздражённо начинает Нусимович и вдруг осекается.

Все находящиеся в помещении молча глядят на популярного артиста Райкина, два фильма которого вышли на широкий экран в прошлом году.

— Прошу прощения,— смущённо бормочет 'звезда',— а я думал Яша от меня прячется, платить не хочет... так мне подождать или я уже пойду?

— Стойте,— хором отвечают все собравшиеся.

* * *

— ... Я призываю всех воинов Финляндской Республики,— в аппаратной мягко шипит тонфолевая пластинка,— честно выполнивших свой воинский долг, ради сохранения своих жизней сложить оружие и живыми вернуться к своим семьям. Не поддавайтесь на разглагольствования политиканов о Великой Финляндии о русских варварах, пришедших убивать и жечь, и тому подобных сказках. Не верьте этому! Финляндия не будет разрушена, она так и останется независимым государством со столицей в Хельсинки, во главе её будет стоять финн, а те инородцы, кто столетиями грабил финский народ и его природные богатства, наоборот сбегут к себе на родину в Швецию... Отто Куусинен, затаив дыхание, вслушивается в каждое слово, несущееся из громкоговорителей.

— ... Спросите себя, кому выгодно чтобы Финляндия воевала до последнего финна? Кому угодно, только не нам и русским. Их матери, так же как и наши, хотят дождаться дома своих сыновей. Граждане Финляндии! Я, так же как Главнокомандующий, как премьер— министр и депутаты парламента, в равной степени несут ответственность за то положение, в которое оказалась моя страна. Прошу у вас прощения за это...

'Я устал, я— Мухожук'...

-... Мы не оправдали ваших надежд, мы все должны уйти. Новой Финляндией будут управлять другие люди, те, которых вы изберёте, когда ситуация в стране позволит провести новые выборы...

— Сильная речь, товарищ Чаганов,— трясёт мне руку Куусинен,— поздравляю вас. Если бы я не знал, что Каллио умер, ни за что бы не догадался, что говорит кто-то другой. Такая речь посильнее целого корпуса будет!

— Спасибо, Отто Вильгельмович, надеюсь, что глава правительства новой Финляндии не обойдёт наградами весь коллектив, который работал над речью?— подначиваю Куусинена.

— Обязательно наградим,— совершенно серьёзно отвечает тот. 'Интересная строка в личном деле намечается,— краем глаза замечаю, как Райкин что-то нашёптывает на ушко девушке-звукоинженеру и оба смеются,— 'участвовал в советско-финляндской войне, награждён финским орденом''...

— Я слышал, что вы, товарищ Куусинен, собираетесь в Хельсинки?— стоим на выходе из Дома Радио, поджидая обкомовский ЗиС.

— Сегодня вылетаю в Хельсинки, там рядом на льду посадочную площадку расчистили, завтра утром ратифицируем большой договор,— премьер-министр хитро подмигивает мне,— а затем уже буду по радио выступать, сам, обойдусь без помощи Райкина.

— А со стороны Союза кто подписывать будет?

— Полномочный представитель, товарищ Деревянский, мы вместе едем.

* * *

— Это точно? Как вы такое допустили, товарищ Жданов?— разбуженный под утро Сталин, сидя на диване и держа в одной руке телефонную трубку, другой поправляет на плечах старую лисью бекешу.

— Совершенно точно, товарищ Сталин,— с того конца провода доносится тяжёлый вздох,— бронеавтомобиль, на котором ехал товарищ Куусинен со своим секретарём, сошёл с ледовой дороги и взорвался на мине в Хельсинском тороговом порту. Шедший впереди броневик товарища Деревянского дошёл до Президентского дворца благополучно.

— Срочно выезжайте в Москву,— бросает трубку вождь, с трудом справляясь с волной раздражения, накрывшей его.

Шлёпая босыми ногами по начищенному паркету кремлёвской квартиры, Сталин подходит к письменному столу, к 'вертушке'.

— Товарищ Берия,— после трёх гудков тот отвечает,— через полчаса жду вас у себя в кабинете. Захватите с собой дела на Гюллинга и Ровио.

Кремль, кабинет Сталина.

18 февраля 1940 года, 22:00.

— Какие будут предложения по кандидатуре председателя Финляндского правительства?— вождь обводит непроницаемым взглядом членов Политбюро, собравшихся за столом для совещаний,— что думает по этому поводу НКИД?

— По-моему,— осторожно отвечает Молотов,— никого кроме Гюллинга нам сейчас не найти. Швед по происхождению, в прошлом социал-демократ, депутат сейма, в революцию начальник штаба Красной гвардии, один из основателей Финляндской коммунистической партии, член заграничного бюро ЦК компартии Финляндии, секретарь Скандинавского комитета Коминтерна. Имеет опыт партийной и советской работы в СССР— работал председателем Совета народных комиссаров Карельской АССР...

— Он, кажется, был снят с этой работы за 'контрреволюцию и национализм',— Сталин останавливается напротив наркома иностранных дел,— не так ли?

— Да, это так,— Молотов косится на Берию, который недавно, после удачной операции с 'польским золотом', стал кандидатом в члены Политбюро,— но, как мне кажется, в этом отстранении было слишком много личных мотивов, скажу прямо, ведь ни для кого не секрет, что его сильно недолюбливал товарищ Куусинен: сначала изгнал его из Коминтерна, затем...

— Товарищ Берия?— вождь переводит строгий взгляд на наркома внутренних дел.

— Действительно, никаких прямых доказательств контрреволюционной деятельности товарища Гюллинга органам найти не удалось...

— Ну хорошо,— смягчается Сталин,— а не трудно ли ему будет выполнять свои обязанности на новом посту, ведь он инвалид?

— Я даже не заметил при встрече, что у него нет ноги,— почувствовав поддержку, Молотов заговорил увереннее,— удачный протез, а в общем, Гюллинг очень активен, у него острый ум, завидное образование...

— Ему надо приставить хорошего заместителя из военных,— подаёт голос Ворошилов,— Анттилу, например. Боевой командир, командир 1-го финского корпуса, воевал в гражданскую, прошёл Испанию...

— Найдите Гюллига,— коротко бросает Сталин в трубку местного телефона,— а пока рассмотрим персональный вопрос товарища Микояна. Прошу высказываться...

* * *

— Как же так, товарищи?— бледный, как мел, Микоян тяжело поднимается со стула, обводя просящим взглядом сидящих рядом членов политбюро,— ведь вы же меня все давно знаете, со многими из вас мы сражались бок о бок в Гражданскую, устанавливали советскую власть на Кавказе, большая часть моей жизни прошла на ваших глазах...

— Никто ваших былых заслуг не отрицает, товарищ Микоян,— жёстко прерывает его Киров,— но факт остаётся фактом, ваша жена...

— Ну что взять с дуры-бабы, ходила к гадалке, её что в тюрьму теперь?

— Ваша жена, товарищ Микоян, гражданка СССР,— морщится Ворошилов,— поэтому обязана отвечать за свои поступки перед советским законом...

— Речь идёт, насколько я понял из доклада товарища Берия, о шпионаже,— почти кричит глуховатый Андреев,— 58-ая статья пункт 1 а), 10 лет лишения свободы с конфискацией всего имущества.

— Но она же не знала!— кровь бросается в лицо наркома. — Это не освобождает от ответственности,— в голосе председателя Верховного Совета почувствовалась железная нотка,— её степень определит суд, который и назначит наказание.

В кабинете повисает зловещая тишина.

— Это так, — Киров прочищает горло, Микоян с надеждой поворачивается к нему,— но не она же просила устроить германского шпиона в наш Генеральный штаб. Правильно я понимаю, что она 'ничего не знала'?

— Погодите, мы, конечно, не будем подменять собой суд,— Сталин возвращается к письменному столу,— но поскольку в деле замешан член политбюро, то мы просто обязаны принять участие в расследовании. В допросе товарища Микояна наряду с Генеральным Прокурором примут участие два наших товарища. Я думаю, что будет справедливо, если он сам выберет их.

Микоян затравленно оглядывается по сторонам.

— Товарищ Каганович... и товарищ Молотов,— выдавливает из себя он.

— До окончания расследования,— согласно кивает вождь,— товарищ Микоян будет находиться в отпуске. Товарищи Каганович и Молотов предоставят результаты расследования политбюро, а в случае подтверждения подозрения и на пленуме ЦК. Кто за это предложение прошу поднять руки.

Москва, завод 'Темп',

Большая татарская, 35.

19 февраля 1940 года, 10:00.

— К вам Хруничев,— в трубке раздаётся хрипловатый голос 'Грымзы',— примете? 'Как некстати,— бросаю взгляд на часы,— Курчатов поди меня уже заждался'.

— Михаил Васильевич, вы не против поговорить у меня в машине,— выхожу в приёмную, застёгивая чёрное драповое пальто со светлым каракулевым воротником,— я очень спешу?

— Спасибо, Алексей Сергеевич,— нарком проворно срывает с вешалки в точности такое же, и устремляется за мной, на ходу просовывая руки в рукава.

— Что за срочность?— спрашиваю у Хруничева, не дожидаясь пока тот устроится на просторном заднем сиденье моего ЗИСа.

— Я... по поводу... Артёма Ивановича Микояна,— не может успокоить дыхание после быстрого шага нарком,— надо что-то решать с его кандидатурой на должность Главного конструктора И-200. Документы я направил в НКВД месяц назад, а оттуда ни ответа, ни привета.

— Советую вам, Михаил Васильевич, начать подыскивать другую кандидатуру,— делаю загадочное лицо и поднимаю указательный палец кверху,— этот вопрос точно не решится быстро, а может быть даже никогда...

— Понимаю,— не ведёт бровью нарком,— тогда может быть назначить Гуревича?

— Вридом,— киваю ему, глядя в окно как машина пролетает по мосту,— думаю, что так будет лучше. Поликарпову уже сообщили, что у него забирают И-200?

— Нет пока,— мнётся Хруничев.

— А как у Николая Николаевича продвигается проект И-180 под М-82?

— Сейчас получше, Алексей Сергеевич... Сначала он правда ждал безредукторный М-88-ой, а теперь когда Запорожье Климову передали, так ему деваться некуда. Тем более, и Туполев, и Ильюшин, и Сухой, и Лавочкин уже начали эту работу.

— Как дела с выпуском И-289?

— Лучше, чем у многих. Рассчитываем, что годовой план будет,— Хруничев подозрительно смотрит на меня,— если его нам не изменят в сторону увеличения. Есть такие слухи, не знаете, Алексей Сергеевич?

— Сильно не изменят, Михаил Васильевич, дюраля не хватает. На следующей неделе будет заседание по алюминию... Однако надежду на резкое увеличение его производства придётся оставить. Думаю, следует напирать напирать на самолёты смешанной конструкции и из дельта-древесины. Скоро это тема станет очень горячей, поэтому мне нужен подробный отчёт о выполнении решения Совета Труда и Обороны по заготовке авидревесины. Подготовьтесь к вопросу какие исходные материалы нужны для производства дельта-древесины.

— Будет сделано, Алексей Сергеевич, я вот ещё, что хотел спросить,— осторожно начинает Хруничев,— мы остановили подготовку валового производства, передали Запорожье Климову, а что тогда будет с ДБ-3, ведь запас М-87-ых выработаем и всё, придётся с вооружения снимать?

— Никто нам снимать, конечно, не позволит, но и новые самолёты больше строить не будем. Поэтому надо посчитать всё, потребности, запас... похоже, надо будет оставлять небольшое производство для имеющегося флота ДБ-3... Подумайте с Климовым, он возможности этого завода хорошо знает, а то может быть лучше перемесить производство М-87-ых в другое место. Дальше, когда у нас подведение результатов конкурса эскизных проектов штурмовика? Первого числа? Я обязательно буду. На следующий день высотного разведчика, отлично. Вполне может статься, что и на ближний бомбер смешанной конструкции придётся объявлять...

* * *

— Бажанов Борис Георгиевич,— мертвенно бледный мужчина лет сорока в помятом стильном костюме с бинтовой повязкой на правой ноге облизывает сухие покусанные губы,— родился в 1900 году в городе Могилёв-Подольский...

— Погоди-погоди не части, показания записывать не успеваю,— атлетически сложенный следователь особого отдела зло смотрит на тщедушного арестанта,— та-ак, место и время ареста?

— ... Задержан в больнице города Миккели,— старый длинный шрам на правой щеке Бажанова наливается кровью,— где мне делали перевязку в связи с ранением ноги.

— Встать!— свирепо кричит на арестанта следователь, подскакивая со стула навстречу вошедшему в допросную,— здравия желаю, товарищ генеральный комиссар госбезопасности.

— Вольно, Рясной, пусть сидит,— Берия с любопытством сверху вниз смотрит на Бажанова,— как вы оказались в Финляндии?

— Через Швецию.

— Вы очень бледны,— нарком внимательно смотрит в глаза арестанту,— хорошо себя чувствуете?

— Чувствую себя неплохо, тюремный врач осмотрел меня, немного болит голова.

— А почему повязка на ноге?— ехидно щурится Берия.

— Сползла,...— криво улыбается Бажанов.

Следователь удивлённо переводит взгляд с одного на другого.

— ... В боевых действиях не участвовал,— продолжил арестант со вздохом,— случайное ранение получил в тылу при атаке финских войск на Ставку своего главнокомандования...

— Вы находились во время боя в Ставке?— лицо Берии становится каменным.

— Да, находился.

— С какой целью?— нарком занимает место следователя, прогнав того со стула нетерпеливым жестом.

— Надеялся встретиться с лицом, кто исполняет обязанности фельдмаршала Маннергейма,— без колебаний отвечает он,— у меня с собой было для него письмо от председателя Русского общевойскового союза генерала Архангельского...

— Вы правильно решили, Бажанов... у вас единственная возможность избежать высшей меры наказания по статье за измену Родине— это рассказать всё, что вам известно о РОВСе, военной эмиграции, словом о значительных людях, с которыми вы встречались за границей... Товарищ Рясной, вы свободны, пригласите сюда товарища Меркулова.

— Мне бы хотелось получить гарантии сохранения жизни от Сталина,— красная волна загуляла вдоль шрама арестанта.

— Вы кем себя вообразили?— пенсне падает с носа наркома,— вы не в том положении, чтобы ставить условия. Слова наркома внутренних дел вполне достаточно. Кстати, чтобы рассеять все ваши сомнения, скоро вы встретитесь на очной ставке со своим старым знакомым— Троцким. Да-да, на самом деле он жив и здоров, пишет свои мемуары. У вас, кажется, тоже есть склонность к литературе... Но это потом, а сейчас есть совершенно неотложные вопросы, которые надо прояснить: вы встречались с Маннергеймом?

— Встречался, 15 февраля. На следующий день он был отстранён от должности группой офицеров генштаба и посажен под домашний арест. Затем освобождён из под стражи другой группой, прибывшей с фронта и в тот же день, по слухам, на поезде отбыл в город Оулу, что на шведской границе.

* * *

Сильно обогнав 'прикреплённого' из ВОХРа, навстречу сильному ветру по запорошенной снегом дорожке бегу от Главного корпуса к 'котлу'. Заметив меня, два охранника открывают тяжёлую стальную дверь и пропускают внутрь пристройки. За второй дубовой дверью в небольшую комнату набилась куча народу, в центре которой возвышалась голова Курчатова.

— Все наверх,— даёт он команду в микрофон, неотрывно глядя на 'большой' телевизионный экран, стоящий на возвышении.

— Здравствуйте, товарищи,— повышаю голос, чтобы перекричать сирену, вой которой доносится снизу из реакторного зала,— прошу простить за опоздание.

— Как раз успели, Алексей Сергеевич, сейчас начинаем, только закончили последний слой,— понеслось со всех сторон от 'апостолов' и технических помощников Курчатова.

— Продолжайте, Игорь Васильевич,— мне уступают место рядом с ним у пульта.

Тот дожидается пока на пульте погаснет индикатор с надписью 'Дверь Р.З.', одновременно с этим выключается сирена, и, поплевав на указательный палец, придавливает вниз большую красную кнопку 'Стержни'. Послышалось гудение электродвигателя и в движение приходит стальной трос с отметками белой краской через каждые 10 сантиметров. Все завороженно смотрят на полосатую 'змею', ползущую из отверстия в стене, проползающую сквозь блок под потолком и скрывающуюся в катушке.

Через несколько секунд, когда трос проходит через первую красную отметку, из громкоговорителя, подсоединённого через усилитель к датчику нейтронов, слышатся первые щелчки. Присутствующие затаили дыхание. Дробь в репродукторе становится быстрее, через несколько секунд он заговорил со скоростью пулемёта. Световые вспышки неонок на чёрном щите управления реактором сливаются в красновато-жёлтое сияние. Курчатов убирает палец с кнопки, переводит дыхание, затем молча проверяет показания немногочисленных приборов и снова решительно нажимает на кнопку. И бьющие по ушам щелчки наконец-то сливаются в один сплошной гул.

'Бушует атомное пламя, впервые в мире! Нас не догонят'!

— Ура-а-а!— нестройный хор присутствующих тут же умолкает, как только Курчатов поднимает вверх левую руку, правая продолжает давить на кнопку подъёма стержней.

— Давайте быстро взглянем какая критичность у 'котла',— его взгляд не отрывается он указателя мощности реактора,— а потом уж... и это, радио выключите.

Щелчок, стержни встали на концевик, правая рука нависает над кнопкой аварийного сброса стержней.

— Что-то совсем не растёт,— чешет мочку уха длинный худой Александров.

— Немного растёт, кажется,— тянет шею невысокий Зельдович.

— Упала, по-моему,— безразлично замечает Алиханов.

— Действительно,— загораются глаза у Курчатова,— немного подросла, а потом упала...

С минуту в комнате стояла напряжённая тишина.

— Опять начала расти,— замечает стоящий рядом со мной Харитон.

— Ребята, что у нас с теплоотводом?— Курчатов хватается за трубку местного телефона,— заслонка не двигается?

— Нет, Игорь Васильевич,— доносится из неё зычный голос,— как вы и сказали, открыта на полную.

— А что если нагревание урана и графита влияет на выход нейтронов?— подаю голос в полной тишине,— активная зона нагрелась, поток нейтронов упал, началось охлаждение, в результате, которого поток вновь вырос.

— А что очень может быть, Алексей Сергеевич,— поворачивается ко мне Курчатов,— очень даже... Давайте проверим...

— Игорь Васильевич!— в комнату влетает техник, измеряющий интенсивность измерений,— там до вашего домика излучение доходит!

Курчатов тут же стучит по кнопке, и перед глазами быстро замелькали белые и красные полоски на разматывающемся тросе.

'М-да, неаккуратно это мы, ведь есть же удалённый пульт управления'...

— Всё будем заканчивать, впредь на большую мощность будем пускать только на расстоянии,— виноватым голосом говорит он и тут же веселеет,— ура, товарищи! Прошу всех ко мне домой, это дело надо отметить. Разносолов не обещаю, но...

* * *

— А что, товарищ Чаганов,— перебивает меня захмелевший Зельдович,— ордена тоже будут закрытыми? Пощупать-то их позволят?

— Даже носить можно, но говорить за что на самом деле получены— нельзя,— ставлю пригубленный бокал на стол.

— А в Москву вернуться можно будет?— Ершова следует моему примеру.

— Боюсь, что пока нет,— на пороге дома в облаке пара возникает Оля, собравшиеся в гостиной встречают восторженными восклицаниями,— хотя поездки туда на машине в сопровождении 'прикреплённых' не возбраняются.

Сразу несколько человек бросаются помогать ей снять беличью шубку.

— ... Хочу сразу предупредить,— супруга в платье по мотивам 'коллекции Орловой' награждает кавалеров ослепительной улыбкой,— поскольку работы по проектам в ещё самом начале, но уже принёс первый результат, то режим здесь в Лаборатории 2 будет только ужесточаться. В Покровском-Стрешнёво, где вы живёте, к шлагбаумам на дорогах вскоре добавятся проволочные заграждения по периметру посёлка. Намечено строительство магазинов, стадиона, школы, в общем всего чего не хватает для нормальной жизни семейных сотрудников.

Выпив со всеми шампанского, Оля берёт меня за рукав и шепчет на ухо:

— Пора, едем к Хозяину, он ждёт нас на Ближней даче.

— Что это ещё за Нью-Васюки?— под нашими ногами скрипит недавно выпавший снег,— кто это такое 'наметил'?

— Подготавливаю постепенно людей к неизбежному,— недовольно передергивает она плечами,— до окончания проекта жить придётся за колючей проволокой. Кстати, думаю, Сталин об этом сейчас и заведёт разговор.

* * *

— На мой взгляд, это событие историческое,— замечаю вдруг, как Сталин и Киров, сидящие напротив меня в малой столовой, осунулись и постарели в последнее время,— в СССР впервые в мире осуществлена управляемая цепная ядерная реакция. Наши учёные далеко обогнали в этом своих западных коллег. По моим прикидкам, на два-три года. Этот успех открывает нам прямой путь к созданию атомной бомбы, оружия невиданной разрушительной силы.

— Насколько разрушительной, Алексей?— хмурится Киров.

— На первых порах, Сергей Миронович, её взрыв может равняться одномоментному взрыву 20 тысяч тысячекилограммовых тротиловых бомб, но в дальнейшем эта сила может достичь миллиона таких бомб и даже более...

— Бомбы— это хорошо, товарищ Чаганов,— Сталин разбавляет вино нарзаном из запотевшего хрустального графина,— но меня сейчас больше волнует другой вопрос, когда мы сможем рассчитывать на запуск атомных электростанций? Рост нашей промышленности серьёзно ограничен нехваткой электроэнергии, особенно в европейской части Союза...

— Ты скажи лучше, этот твой 'котёл' сколько электричества может давать?— чиркает спичкой Киров, прикуривая папиросу.

— Этот атомный реактор— экспериментальный, он не предназначен для выработки электроэнергии, но он открывает путь к проектированию очень мощных электростанций, многократно превосходящих Волховскую ГЭС и даже Днепрогэс. Причём для станций, работающих на уране не потребуются ни ежедневный подвоз десятков составов с углём, как для тепловых, ни затопления обширных территорий плодородных земель, как для гидроэлектростанций. На топливе, которое уместится в одном-двух вагонах атомная станция сможет работать много месяцев...

— Но?— вождь делает маленький глоток из бокала.

— ... Но, чтобы достичь такого результата, товарищ Сталин, нужны многомиллиардные капиталовложения для создания новых отраслей промышленности, в которых будут работать сотни тысяч, если не миллионы высококвалифицированных людей. Сегодняшний эксперимент показал, что это не фантазии учёных, что это дело реальное и что овладение энергией атома— один из важнейших путей развития науки и техники во всём мире.

— Кхм,— вождь с тяжёлым вздохом тянется к коробке папирос,— длинный путь начинается с первого шага, какие, по-вашему, самые первые неотложные меры надо принять, чтобы обеспечить развёртывания работ по атомной теме?

— На мой взгляд,— быстро отвечаю я,— расширение уранового рудника в Таджикистане, строительство где-то поблизости горно-химического завода, где будет происходить выщелачивание урановой руды, производства концентрата и, конечно, расширение географии поиска месторождений урана— Сибирь, Средняя Азия, Украина— и открытие учебных заведений по подготовке специалистов атомной промышленности. Кроме того, начать строительство промышленного реактора для наработки взрывчатки атомной бомбы.

— Готовьте ваши предложения, товарищ Чаганов, в ближайшее время организуйте совместное совещание в Совнаркоме Научно-технического совета Спецкомитета, Академии Наук и Госплана. Товарищ Мальцева, у вас тоже есть какие-то предложения по этому вопросу, так?

— Есть, товарищ Сталин,— встрепенулась Оля,— во-первых, необходимо решить вопрос о переводе центра работ по Атомному проекту из Москвы на восток, по крайней мере, на Урал или в Горьковскую область. Обеспечивать сохранение режима секретности в столице исключительно трудно, особенно при расширении круга лиц, участвующих в работах. Проще и дешевле обеспечить охрану периметра, пропускной режим и люстрацию корреспонденции небольшого городка где-нибудь в провинции. Во-вторых, сейчас военизированная охрана Спецкомитета занимается только контрразведкой, на мой взгляд, этого недостаточно. Нужно начать активные разведывательные мероприятия за границей...

— Опять вы за своё, товарищ Мальцева,— хмурится вождь,— хлеб хотите отобрать у НКВД и Разведупра?

— Нет, товарищ Сталин, недостатка работы у них перед войной не будет, просто хочу облегчить себе и им жизнь. Вот простой пример, в Норвегии с 1934 года в городе Веморк работает завод по производству тяжёлой воды...

— Тяжёлой воды?— удивлённо смотрит на девушку Киров,— что это за зверь за такой, Анечка?

— Тяжёлая вода отличается от обычной тем,— прихожу на помощь Оле,— что в ней два атома водорода замещены двумя атомами дейтерия. Дейтерий— это изотоп водорода, у которого в ядре находится дополнительный нейтрон...

— Хватит-хватит, Алексей, ты мне по-простому скажи, зачем твоя тяжёлая вода нужна?

— Она позволяет упростить конструкцию атомного реактора и удешевить топливо для него...

— У нас в стране есть тяжёлая вода, товарищ Чаганов?

— Есть, она находится повсюду в самой обычной воде, товарищ Сталин, но в очень малых количествах. Чтобы добыть её оттуда нужно затратить большой количество электричества. Просто скажу для справки, что один грамм тяжёлой воды стоит 190 рублей, а в реактор её нужно залить десятки тонн ...

— Золотое у нас электричество выходит,— трёт скулу Киров.

— Правильно, Сергей Миронович, поэтому тяжёлую воду мы в наших реакторах не будем использовать. Вместо него применяем графит, он дёшев и буквально лежит у нас под ногами...,— натыкаюсь на нетерпеливый взгляд супруги.

— Дорога тяжёлая вода или нет,— перебивает она меня,— это не существенно для тех стран, которые решили начать свою атомную программу после открытия деления урана. А таких иностранных государств сейчас по крайней мере четыре— Америка, Германия, Англия и Франция. В Норвегии, кстати, себестоимость тяжёлой воды не так высока, так как электричество получается от расположенной неподалёку у водопада гидроэлектростанции. 19 долларов— это цена, которую предложили норвежцы МакГи при поставке одного килограмма...

'Что за наезды? Я ж об этом ей сам рассказал'...

— Вы, товарищ Мальцева, начали говорить об НКВД и Разведупре,— в глазах вождя промелькнула лёгкая усмешка.

— Да-да, товарищ Сталин, так вот когда я обратилась к ним за информацией по заводу в Веморке, то выяснилось, что ни там, ни там никаких сведений о нём не имеют, сотрудники не имеют представления зачем нужна тяжёлая вода. Поэтому я считаю, что в целях поддержания режима секретности нашего Атомного проекта и получения информации о схожих проектах наших врагов, следует создать при Спецкомитете, с подчинением непосредственно председателю СНК, полноценную службу, которая бы занималась и разведкой, и контрразведкой по данной теме.

— Почему просто не дать такое задание уже существующим органам?— с сомнением качает головой вождь.

— Потому, что все сведения будут всё равно переданы в Спецкомитет, только пройдут через много рук. В обратную сторону от пойдут вопросы на что агентам обратить особое внимание. То есть, в случае 'протечки' враги узнают не только, что узнали мы, но смогут по тем вопросам, что задаём мы, оценить трудности и степень нашего продвижения...

— А у вас, выходит, 'протечки' быть не может, товарищ Мальцева?

— И у нас может быть, товарищ Сталин, только искать будет проще и быстрее, чем меньше инстанций, тем лучше.

— Ну хорошо, я подумаю над этим,— вождь поднимается со стула,— но учтите, вы меня пока не убедили.

* * *

— Нет, ну ты скажи,— вырывается у Оли, когда мы оказываемся на воздухе,— почему он против? Потому что я— женщина, глупая?

— О чём ты? Многие мужчины душу бы дьяволу отдали, чтоб оказаться на твоей должности. Тут другое, хотя с мужчинами ему прощаться, конечно, проще. Ты уже не помнишь о своих похождениях в Германии и Японии, не говоря уже о Харбине? Если бы на твоём месте был кто-то другой, то его бы уже давно со службы попёрли, несмотря на...

— Ах тебе, значит, я должна быть благодарна, что меня ещё не попёрли. Ты такой же как они все, кто пользуется моей помощью, как шпиона найти, так товарищ Мальцева выручайте, а как оценить её работу...

'Критические дни советской разведки'.

— Да успокойся, не решил он ещё ничего, а то бы и приглашать к себе не стал, думает он, взвешивает, можно ли отдавать такое большое дело в руки... В общем не хочет терять контроль над ситуацией, чтобы такой поток информации мимо него проходил. Типа, семейная пара между собой поговорила, обсудила, а остальных по боку. А говоря об оценке твоего труда, я тебе так скажу, ты забываешь откуда мы сейчас вышли, тебя сам Сталин пригласил на встречу! Вот она истинная оценка, а орденам он особого значения не придаёт, он не Брежнев.

Глава 4.

Московская область,

Аэродром 'Подлипки'.

21 февраля 1940 года, 10:00.

— Вынуждены признать, Алексей Сергеевич,— Челомей, стоящий у доски, с прикреплённым к ней ватманом, опускает голову,— что три подряд неудачных испытания крылатой ракеты Х-1, имеют одну и ту же причину: неустойчивую работу системы навигации...

'Как это работает,— напрягаю зрение чтобы рассмотреть мелкие надписи на чертеже,— м-м, понятно... у ракеты в хвосте стоит передатчик, который излучает импульсы сантиметровых волн. Две РЛС на земле принимают эти сигналы и по кабелю пересылают их на пульт управления, оператор видит на экране перед собой два импульса один над другим. Если эти импульсы расположены на одной линии, значит ракета идёт точно не цель. Если верхний, сдвинут влево относительно нижнего, то на лицо отклонение влево, если вправо— то вправо. В первом случае оператор по радио, грубо говоря, передает команду 'точка-тире', во втором— 'тире точка' На самом деле, конечно, эти команды значительно сложнее, чтобы обеспечить высокую помехозащищённость. Прибор управления на ракете, распознаёт команды и передаёт их на автопилот. Неплохо задумано, но'...

— Скажите, товарищ Челомей, а в чём именно проявляется эта неустойчивость?— прерываю неловкое молчание, повисшее в кабинете директора авиазавода.

— Это вам, Алексей Сергеевич, лучше объяснит наш специалист по навигации товарищ Кисунько.

К доске, сильно волнуясь, подходит худой юноша с густой шевелюрой.

'Вот так растут люди в наше время, не без моей помощи. Человеку нет ещё и 22-х, а он уже главный специалист по радионавигации в ракетном КБ. Хорошо объясняет, грамотно, одно слово— математик'.

— Позвольте, товарищ Кисунько,— прерываю докладчика,— понятно как вы выводите ракету на курс, но как измеряете текущее расстояние до ракеты?

— Генератор на ракете запускается по импульсу от наземной станции, товарищ Чаганов. Это система схожа с активным автоответчиком, на схеме это часть не показана.

— Почему вы выбрали эту систему, она ведь значительно сложнее, уменьшает полезную нагрузку? Насколько я помню мы первоначально планировали установить на ракете уголковый отражатель.

— С пассивным ответчиком энергия вернувшегося сигнала обратно пропорциональна четвёртой степени расстояния до ракеты, а с активным— только квадрату.

— Это ясно, товарищ Кисунько, сильно увеличивать мощность передатчика РЛС мы не можем, но можно поднять антенный коэффициент: увеличить размер антенны, сделать её более направленной...

'Подозреваю, что радиотехнический отдел не захотел возиться с модернизацией 'Подсолнуха', типа, бери что есть'.

— ... А так выходит, что теперь у вас на борту появилась куча задержек в электронной схеме одновибратора, которая зависит от температуры окружающей среды. Небось на земле схему проверяли? А наверху она сильно ниже...

Докладчик повесил голову.

— ... В общем так, товарищ Кисунько, возвращаемся к исходной схеме. Срочно готовьте требования к доработке РЛС: мощность, не забудьте её можно менять не только изменением амплитуды сигнала, но и его длительностью. Посчитайте антенну. Радиотехники, обратитесь к Лосеву, он вам выделит более чувствительные датчики приёмника. Товарищ Пересыпкин, проконтролируйте ход работ, чтобы ни у кого из участников не возникло соблазна увильнуть от выполнения своей части. Ровно через месяц я приеду на испытания. Отсюда до полигона Мулино примерно 300 км, то что надо. Я договорюсь с военными об организации мишенного поля.

* * *

— Здравствуйте, товарищи!— встречаю 'вертолётчиков' в центре кабинета директора 289-го авиазавода,— прошу, присаживайтесь.

Вошедшие, поздоровавшись со мной, Хруничевым и Сухим за руку, гуськом проходят к столу.

— Вчера я разговаривал,— сажусь во главу длинного стола,— с наркомом обороны и начальником Генерального штаба об опыте применения вашего вертолёта в Финляндии. Они считают его исключительно успешным...

Напряжённые лица 'вертолётчиков' разом повеселели и расслабились.

— ... Наиболее удачным им кажется применение вертолёта ВЛ-1 в качестве артиллерийского корректировщика, для целей связи, разведки и как санитарного. Товарищ Будённый назвал их воздушной конницей и попросил нас поскорее организовать крупносерийное производство ваших аппаратов. Ввиду столь успешного дебюта вертолётов, Совет Народных Комиссаров постановил полностью передать 289 авиазавод в наркомат авиапромышленности и существенно расширить производственные мощности. Намеченное ранее строительство Минского авиазавода отменяется, а точнее, переносится сюда в Подлипки, где в течение года будет построен большой сборочный цех для производства вертолётов. Ваше КБ также расширяется и становится заводским, и, кроме того, головным по вертолётостроению...

Вижу, как директор и главный конструктор завода Сухой встревоженно поднимает голову.

'Представляю себе, что сейчас чувствует Павел Осипович: вчера проиграл конкурс на штурмовик, уступив Ильюшину, а сегодня завод отжимают. Но думаю, что в итоге статус-кво будет соблюдено: у Ильюшина ведь уже зарубили дальнейшее развитие ДБ-3, а Сухому ещё неизвестно о том, что новый дальний бомбардировщик под М-82 скорее будет проектировать он в КОСОС-ЦАГИ'.

— ... Наряду с задачей сопровождения ВЛ-1, перед КБ товарища Миля будет поставлена задача разработки нового аппарата одномоторной схемы: многоцелевого четырёхместного вертолёта под новый двигатель мощностью около 600 лошадиных сил,...

''Половинка' от М-82'.

— ... который со следующего года запускается в валовое производство в Молотове. Вопросы?

— А что будет с аппаратами поперечной схемы?— опередил всех подтянутый брюнет лет тридцати пяти.

— Принято решение сконцентрировать все наши усилия и ресурсы, товарищ Братухин, на конструировании аппарата одномоторной схемы, как наиболее перспективного,— тоном, не допускающим возражений, отрезаю я,— то же самое касается тех конструкторов, которые занимаются автожирами, работы по ним будут остановлены. В КБ Миля временно переведены товарищи Камов, Изаксон, Жеребцов, Брагинский и другие... Наша армия очень рассчитывает, что КБ и завод выполнят планы правительства.

'Не слишком ли я жёстко?— смотрю я на насупившихся конструкторов,— нет, не слишком, война идёт'.

— А теперь уже я спрошу товарища Миля. Полгода назад вы начали исследования несущего винта с реактивным приводом. Какие успехи?

— Мы решили прекратить работы в этом направлении, товарищ Чаганов,— потупился он,— это связано с недостатками пульсирующего двигателя для его применения в нашей области. При испытаниях обнаружилась значительное падение тяги двигателей при поступательном движении аппарата по сравнению со статическим значением до 50 процентов. Отмечен также большой расход топлива и шум. Кроме того, сильно падают авторотационные качества винта из-за большого сопротивления корпуса двигателей.

— Ну что ж, отрицательный результат— тоже результат, товарищи. Я понимаю желание конструктора в создании оригинальных образцов летательных аппаратов и научных исследованиях, связанных с ними, но хочу ещё раз повторить, надо сфокусироваться на совершенствовании уже проверенной практикой конструкции...

— Товарищ Чаганов,— подаёт голос Сухой, не поднимая головы,— а что решили с запуском в производство 'Иванова'?

— Так, спасибо 'вертолётчикам', вы свободны,— дожидаюсь пока за последним закроется дверь,— ничего ещё не решено, Павел Осипович, но думаю, что этот вопрос будет решаться без вас, вам же будет доверена другая работа, уверен, что вам она придётся по душе. Товарищ Хруничев расскажет вам поподробнее... Прошу меня извинить, я вынужден вас оставить.

* * *

— Здравствуйте, Борис Михайлович,— вождь отрывает глаза от бумаг,— у вас что-то срочное?

— Нет, товарищ Сталин, точнее да,...— помедлил Шапошников.

— Слушаю вас, присаживайтесь.

— Хочу попросить вас о переводе на другую должность или об отставке, если вы сочтёте нужным,— начальник Генерального штаба тяжело опускается на стул.

— Продолжаете винить себя за того шпиона?— Сталин поднимается из-за письменного стола и подходит к Шапошникову.

— И это тоже, товарищ Сталин,— кивает он,— но главное, что здоровье не позволяет исполнять должность надлежащим образом.

— Здоровье?— вождь открывает коробку 'Герцеговины Флор',— вам не стало лучше после приёма тубазида?

— Помогло лекарство, товарищ Сталин, меньше кашляю. Правильнее было сказать— возраст, сил не хватает. Чувствую себя стариком, помехой на пути молодых кадров...

— О ком это вы, Борис Михайлович?

— О комкоре Захарове, товарищ Сталин,— глаза Шапошникова жадно блуждают по коробке папирос,— полагаю, что Матвей Васильевич уже достоин того, чтобы возглавить Генеральный штаб. Успешная операция, которую он спланировал и провёл столь малыми силами в Финляндии, всем показала кто чего стоит...

— Ну-у, всякий может когда-то ошибаться, Борис Михайлович,— вождь чиркает спичкой,— важно уметь делать выводы из ошибок... А вот будет ли у Захарова такой авторитет в Генеральном штабе как у вас?

— Авторитет создают победы, товарищ Сталин,— ноздри Шапошникова задрожали от аромата табака,— а поражения очень быстро приводят к его утере. Комкор Захаров отлично подготовленный оператор, я за него ручаюсь.

Вождь поднимается со стула и начинает в задумчивости привычно прохаживаться по кабинету.

— М-да, задали вы мне задачку, Борис Михайлович. Вы же понимаете, что начальник Генерального штаба работает в паре с наркомом обороны. Сработаются ли они вместе, найдут ли взаимопонимание? Взгляды на войну у них могут отличаться, они ведь из разных поколений.

— Согласен, товарищ Сталин, опасность такая существует. Ну тогда выходит, что и наркома обороны надо менять.

— Кого бы вы могли предложить в наркомы вместо Будённого?— хитро щурится вождь.

— Командарма второго ранга Рокоссовского,— быстро отвечает Шапошников,— у них с Захаровым одинаковый подход к планированию боевых операций. То, что осуществил Рокоссовский на Халхин-Голе очень напоминает действия Захарова в Финляндии и германцев в Польской компании.

— Пожалуй вы правы, Борис Михайлович, напоминает,— Сталин задумчиво смотрит в окно на Арсенал,— вот только масштаб боевых действий на Халхин-Голе да и в Финляндии не сопоставим с войной в Польше. Сумеют ли совладать Захаров с Рокоссовским с управлением не десятками или сотнями тысяч штыков, а с многомиллионными фронтами? Знаете же как бывает, поставь хорошего мастера директором завода, а он дело завалит.

— Если смотреть на дело с такой точки зрения, то ни ваш покорный слуга, ни кто-либо другой в сейчас в Красной Армии тоже такими фронтами не командовал, всё равно придётся 'неопытного' ставить. Тогда уж лучше тех, кто хорошо проявил себя в современной войне, чем когда-то двадцать лет назад...

— Хм,— вождь вновь садится напротив Шапошникова,— такие назначения— это вопрос политический, нужно учесть как на это посмотрят не только наши военные, но и враги. Согласитесь, Борис Михайлович, странно будут выглядеть такие замены на фоне успехов Красной Армии на поле боя. Могут решить, что в СССР в среде военных вновь созрел заговор. Именно по таким делам судят о силе страны и её вооружённых сил.

— Как сказал один китайский мудрец, товарищ Сталин: 'война— это путь обмана, поэтому даже если ты способен, показывай врагу свою неспособность'... Так может быть нам стоит подыграть противнику?

Москва, Красная площадь,

21 февраля 1940 года, 12:00.

Быстро срываю с головы каракулевую шапку и последним успеваю подставить своё плечо под ручку катафалка, с установленной на нём белой керамической урной, увитой красными гвоздиками. Распоряжавшийся церемонией Маленков обжигает меня недовольным взглядом. 'Кто там впереди?— вытягиваю шею, чтобы разглядеть несущих передние носилки,— Сталин, Киров, Ворошилов, Молотов... Несут Куусинена... А мы, значит, его секретаря, так и не узнал его фамилию, потому что опоздал на церемонию прощания. Рядом со мной идёт Косыгин, впереди Булганин, четвёртого не вижу'...

Процессия по узкой дорожке поворачивает к Кремлёвской стене, направо от Мавзолея.

'Так, сзади кандидаты и члены Политбюро, секретари ЦК,— краем глаза при повороте успеваю рассмотреть, что твориться за моей спиной,— Микоян с ними, но идёт как бы сам по себе, не в группе. Полезно, всё-таки, посещать похороны, много чего интересного узнать можно... Инесса Арманд... Серго Орджоникидзе... а вот и два свежих проёма в стене'...

'Отто Вильгельмович Куусинен'. Еще пара шагов и мой взгляд цепляется за другую фамилию... Андропов'...

У свежеустановленной плиты Куусинена многолюдно: рядом с седой женщиной, первой женой, стоят дети и внуки, в стороне от них рыдает молодая женщина, по виду моя ровесница.

'Третья жена'?

— Алексей,— со слезами мне на грудь падает Айно Андреевна,— какое горе!

'Вот как оно бывает,— перевожу взгляд на беременную женщину с маленьким ребёнком, стоящую у 'нашей' плиты,— а если б меня послушался, работал где-нибудь в Сибири по специальности, остался бы жив'.

* * *

— Алексей, здравствуй,— у Спасской башни меня перехватывает Голованов,— есть пять минут? Такое дело, ты в курсе, что наркомат авиационной промышленности выступает против включения в план этого года самолёт СХ-1 Бендуковича?

— Сельскохозяйственный?— увлекаю его за собой, в сторону Васильевского спуска,— а почему это волнует военных?

— Это Бендукович его так назвал из своих соображений,— горячо начал Голованов,— а на самом деле самолёт может выпускаться в нескольких вариантах, как пассажирский на 6 человек; санитарный— 4 раненых, военфельдшер и санитар; техслужба, снабжение, химслужба. Самолёт многоцелевой, он очень нужен нам в войсках, особенно если оглянуться на опыт Освободительного похода и Финляндии.

— Да-да, припоминаю. Простой в производстве деревянный биплан с одним мотором. А-а понимаю, Тушинский авиазавод не может увеличить производство двигателей МГ-31 для него. Больше их часть в этом году уйдёт на вертолёты. Вот Хруничев, наверное и решил, что в первую очередь надо выполнить военный заказ, а сельскохозяйственный— оставить на потом.

— Как-то надо выходить из ситуации, Алексей.

— Хорошо, Александр Евгеньевич, посмотрю, что можно сделать.

— И ещё одно,— держит меня за руку он,— скажи ты подписываешь списки конструкторов, кто едет в командировку в Германию?

— Я визирую их, а что такое?

— Нельзя вычеркнуть из них Поликарпова?

— Почему?

— Понимаешь, у него скоро государственные испытания И-182-го...

'И-180 с двигателем М-82'.

— ... а я, Алексей, слышал краем уха, что интригует кое-кто из конструкторов против него. Вот потребует госкомиссия что-то исправить или добавить к образцу, а главный конструктор уехал на полгода. Посыплются предложения о разделении его КБ на несколько по числу проектов и всё под благовидным предлогом. Не уверен я, что сможет молодёжь без него довести его проекты, как бы не скинули их на свалку и не занялись своим творчеством.

— Ты, Александр Евгеньевич, не нагнетай,— машу рукой водителю, чтобы подъехал поближе,— никто им своевольничать не позволит, но за предупреждение спасибо буду держать руку на пульсе.

* * *

— Олег, ну что ты опять взбрыкиваешь?— заходим с Лосевым в его кабинет на Опытном заводе,— Пересыпкин уже двух директоров сменил, тебе подавай третьего. Ты пойми, нет у него в запасе такого чтоб и полупроводниках понимал как ты, и план выполнял, и коллектив в кулаке держал...

— Ты не понимаешь, Алексей,— на лице Лосева появляется страдальческое выражение,— это директор Опытного завода полупроводникового производства, а не директор прачечной. Я устал с ним воевать, он всё время норовит брак из мусора достать и снова отправить его на проверку, вдруг в этот раз пройдёт по параметрам. Нудит каждую минуту, что надо снизить требования, иначе плана не будет, чтоб выход годных диодов был не 10% как сейчас, а по меньшей мере— 50.

— Ну зачем сразу увольнять? — пытаюсь урезонить разошедшегося научного консультанта.

— Не хочешь его, увольняй меня,— бычится Лосев,— я вместе с ним работать не буду...

— Подумаю, что можно сделать,— зло прерываю его,— ты мне лучше вот что скажи, как продвигаются работы по сплавным триодам? Без них не удаётся реализовать компактный блок управления многоканальным неконтактным минным взрывателем.

— Плохо продвигаются,— вздыхает он,— это только кажется, что если отработал технологию сплавного диода, то сплавной триод пойдёт сам собой, так вот хочу тебе доложить, что нет. Невозможно контролировать растекание индия по германию одновременно сверху и внизу подложки. Получается большой разброс в площадях коллекторного и эмиттерного переходов, ну и соответственно на выходе большая разница электрических параметров. К тому же базовый слой надо сделать как можно тоньше, ну и в итоге имеем сплошь и рядом замыкание переходов.

— Высоту таблетки индия пробовал менять?

— Пробовали, не получается,— морщится Лосев.

— Вы в обычной атмосфере сплавляете? Вот, а угол смачивания от неё и зависит. Влажность, состав— всё влияет. Попробуйте работать в водороде.

Лосев зависает на секунду, что-то прикидывая, и выдаёт:

— Послушай, Алексей, ты случайно не атлант? Всё сходится: прилетел к нам с Марса, влюбился в местную девушку, революцию в науке устраиваешь...

— Сам сейчас, Олег, придумал или услышал от кого?— пронизываю его суровым взглядом.

— Сам... сейчас,— смущается Лосев.

— Если сам и сейчас, то ничего, учти, мне смятение умов в коллективе без надобности. Ну а чтобы тебя успокоить, скажу, жизни на Марсе нет.

* * *

Последним захожу в кабинет Сталина, Поскрёбышев не успевает прожечь мне дырку в спине. Вождь, поморщившись, сухо кивает на стул.

'Виноват,— мысленно оправдываюсь перед вождём,— хозяйство на Большой Татарской разрослось до невозможности, завис с компьютерщиками и вспомнил о заседании заместителей СНК в Кремле только за 5 минут до его начала. Хорошо ещё, что не я на этой неделе отчитываюсь, а Первухин'.

— ... На Ишимбайском нефтепромысле,— продолжает руководитель химического Спецкомитета,— второй квартал отмечается падение добычи нефти, которое связано в основном с уменьшением дебета скважин. Наши специалисты считают, что началось истощение месторождения и темпы падения добычи будут со временем только нарастать. В прошлом году мы резко увеличили количество геологоразведочных партий и нефтепоисковых скважин. Их бурение не останавливается и сейчас. Наиболее обнадёживающим на сегодняшний момент является район на границе Башкирии, Татарии и Оренбургской области. На одной из скважин в конце прошлого года на глубине около 1100 метров обнаружились признаки нефтеносности, а буквально неделю назад, уже с глубины 1700 метров забил нефтяной фонтан с небывалым дебитом около 300 тонн...

'Смотрю, что для Сталина это не новость'.

— ... В 12 километрах от неё на соседней скважине неподалёку от села Ново-Шугурово буровики также обнаружили признаки подхода к нефтяному пласту. Это говорит о том, что возможно скоро будет открыто ещё одно очень крупное месторождение нефти. Сейчас планируются работы по детальному исследованию прилегающих районов посредством геологической съёмки и полевой геофизики. Кстати, хочу передать благодарность от наших геофизиков товарищу Чаганову за новейшие очень чувствительные акустические приборы, которые очень нам помогли в изучении структуры горных пород в этом районе... 'Ничего принципиально нового в них нет, просто пьезокерамика становится всё доступнее, ну и от нежной механики самописцев избавились, хотя прибор, конечно, далёк от совершенства: вместо рулонной бумаги применяем фотопластинки, по которым бегает луч светового осциллографа'.

— Товарищ Первухин,— морщины на лице вождя немного разгладились,— а вы уже думали откуда возьмёте оборудование для нового нефтепромысла? Учтите, мы устраивать 'тришкин кафтан' не позволим.

— Думали, товарищ Сталин, заявки в наркомат Внешней торговли и Госплан уже готовятся.

'Стоп, Микояна на заседании нет'...

— Хорошо, но пошлите эти списки только товарищу Чаганову, покупкой оборудования пока товарищ Микоян находится в отпуске будет заниматься он. Что-то хотите сказать, товарищ Малышев?

— Хочу предложить, товарищ Сталин, добавить в тот список аппараты для производства спецкаучука для производства шин новых тяжёлых грузовиков Ярославского автозавода. У нас в НАТИ провели испытание покрышек из спецкаучука, результаты превзошли все наши ожидания. Эти шины в десятки раз, не смогли точно определить, более устойчивы к истиранию, чем сделанные из Ярославского каучука.

— Что за спецкаучук?— вождь поворачивает голову к Первухину, тот смотрит на меня.

— Экспериментальный, товарищ Сталин, по заказу товарища Чаганова...

— Это каучук, который разработал в Америке ныне покойный русский эмигрант профессор Остромысленский,— прихожу на помощь Первухину,— мы купили его компанию, патенты и заодно все бумаги из письменного стола. Там был и этот самый бутадиенстироловый каучук. Академик Ипатьев посчитал, что разработка перспективная, вот мы и заказали небольшую партию на заводе искусственного каучука.

— Включите, товарищ Чаганов, и это оборудование в Особый список,— кивает вождь.

'Была, не была'.

— Товарищ Сталин,— пользуюсь благоприятным моментом, когда вождь в хорошем расположении духа,— я прошу вернуться к вопросу о закупке в Америке машин для производства нитей из перлона, материала, который по своим свойствам превосходит шёлк.

— Госплан против,— быстро реагирует Вознесенский, не глядя на меня,— насколько мне известно из перлона в Америке делают женские чулки. Я тратить валюту на баловство не позволю.

— Товарищ Сталин,— тоже не гляжу на первого заместителя председателя СНК,— но перлон нам нужен не для этого. Мы закупили небольшое количество перлоновых чулок. Наши специалисты изучили свойства нитей и выяснили, что ткань, изготовленная из них, неплохо держит автоматную пулю и мелкие осколки артиллерийских снарядов, гранат и мин, значительно лучше шёлковой брони. Поэтому у нас возникла идея сшить из перлона лёгкие кирасы для пехоты, танкистов, лётчиков и артиллеристов. От винтовочной пули она, конечно, не спасёт, но...

— Включайте в список всё необходимое, товарищ Чаганов,— прерывает меня вождь,— это нужное дело. Товарищ Косыгин, подключайтесь к этому вопросу, это по вашей части. У вас всё, товарищ Первухин? Тогда на сегодня закончим, все свободны...

Заместители облегчённо вздыхают и охотно вскакивают с мест.

— ... А вас, товарищ Чаганов, я попрошу задержаться,— у самой двери окликает меня Сталин, Вознесенский, не успев затормозить, толкает меня плечом.

— Ты, конечно, Алексей, слыхал о так называемом 'моральном эмбарго',— продолжил вождь, когда двери кабинета закрылись,— которое собираются ввести американцы по отношению к нам...

'Как не слыхать'.

— ... Госдепартамент и Конгресс на словах дистанцируется от этих действий, кивая на промышленников и банкиров, но ни для кого не секрет откуда ветер дует. Это их месть за советско-германский договор и Польшу. Эта политика, если она не изменится в скором времени, грозит нанести серьёзный удар по нашей промышленности, в первую очередь оборонной. Уже сейчас началось торможение, полная отмена выполнения наших заказов, не только военных, отказ от заключения новых контрактов. Этот ущерб не может быть восполнен переносом заказов в Германию, поскольку они ограничены размером кредитного соглашения, номенклатурой товаров и сильной загрузкой немецкой промышленности внутренними заказами. Поэтому перед нами в полный рост встала задача отмены или значительного ослабления американского эмбарго...

'Вот даже как'.

— ... Для того, Алексей, чтобы тебе стало понятно то, о чём я буду говорить потом, придётся обратиться в недавнюю историю. Когда в середине 20-х годов перед нашим правительством встала задача поиска средств на индустриализацию страны, то быстро выяснилось, что новые кредиты мы сможем получить только за океаном. Европа страдала от последствий империалистической войны свободных средств было не так много, но самое главная трудность для нас заключалась в том, что мы отказались от выплаты царских долгов, поэтому любая наша просьба о новых кредитов натыкалась на требование оплаты старых. Мы, естественно, пойти на это не могли, так из-за огромных выплат не оставалась бы средств на подъём промышленности. В какой-то мере остроту ситуации сглаживали иностранные концессии, но в основном они были связаны с добычей и вывозом за рубеж нашего сырья... Сталин наливает себе в стакан воды.

— ... Американцы тоже были держателями царских долгов, но их было не так много, во много раз меньше, чем мы были должны французам и англичанам, и американцы не требовали немедленной оплаты. Кроме того, некоторые наши бывшие товарищи имели давние связи в американских финансовых кругах...

'Это он о Троцком'?

— ... в частности, в окружении банкира Якоба Шиффа, непримиримого врага царского самодержавия. Небольшую часть долга перед ним нам удалось оплатить золотом через шведский банк. Этим занимался Литвинов. Однако я не хочу, Алексей, чтобы у тебя сложилось представление, что именно Шифф является кредитором нашей индустриализации. На самом деле все эти Варбурги, Шиффы, Коэны, Барухи, Зелигманы, Лебы, Голдманы составляют сплочённую финансовую группу. Эти еврейские кланы, в основном выходцы из Германии, работают вместе не один десяток лет, переплелись сотнями родственных связей. Именно они владеют Федеральной резервной системой Соединённых штатов, без их солидарного решения не решается ни один крупный финансовый вопрос в Америке, в том числе и выделение кредитов СССР или ввод эмбарго...

— А как же Ротшильды, Морганы и Рокфеллеры?— вырывается у меня.

— Ротшильды не так широко представлены в Америке,— Сталин садится на стул напротив меня,— их вотчина Европа, но, по некоторым сведениям, Морганы и Зелигманы представляют их интересы в Новом Свете. Рокфеллеры же в основном занимаются промышленностью. Это я всё тебе рассказываю, Алексей, чтобы ты понял— изменить ситуацию может изменить решение этих финансовых воротил, а не миссис Пост, даже американский президент не в силах сделать это...

'А зачем же он тогда начал этот разговор? Мой потолок— это Марджори и президентский сынок'.

— Вы планируете, товарищ Сталин, послать меня в Америку для встречи с кем-то из этих банкиров?

— Кхм-кхм,— поперхнулся водой вождь,— эти 'небожители', думаю, даже со мной встречаться бы не стали. Эти олигархи действуют иначе, из-за кулис, дёргая за нужные верёвочки, где-то через президента, где-то через Госдеп или Конгресс. Товарищ Литвинов, по нашей просьбе два дня назад по своим старым каналам в одном из банков Шиффа, попросил о неофициальной встрече его представителя с нашим. Сегодня пришёл положительный ответ из Вашингтона, из Госдепартамента...

'Бандиты назначили встречу'.

— ... Судя по скорости ответа, там заинтересованы в переговорах не меньше нашего. Очевидно, что это связано с близкой агонией финского режима. Забегали и шведы, и германцы с американцами... отбою нет от посредников и миротворцев. Где они все были до войны? Возможно Америке не нравятся наши успехи на севере Европы, где у неё в Швеции и Финляндии есть серьёзные экономические и политические интересы и они захотят за столом переговоров получить от нас какие-то уступки...

'Как-то странно, запрос послан Шиффу, а отвечают нам из Госдепартамента'.

— ... Переговоры пройдут в Стокгольме,— рука Сталина потянулась к папиросе,— через пять дней. Место встречи в данный момент согласовывается по линии Иностранного отдела НКВД. Учтите товарищ Коллонтай не в курсе твоей основной миссии, для неё— ты экономический советник на переговорах по урегулирования послевоенных советско— финско-шведских отношений. Разумеется, ты будешь находится в Швеции под чужой фамилией с дипломатическим паспортом...

'Интересно, а Олю он отпустит со мной'?

— Товарищ Мальцева поедет с тобой, Алексей,— вождь читает немой вопрос в моих глазах,— она сейчас получает материалы, с которыми надо вам будет ознакомиться до отъезда.

* * *

— Какое взять?— Оля строго смотрит на себя в зеркало, прикладывая то одно, то другое платье.

— Если ты оденешь зелёное платье, то люди подумают, что ты из 'Гринпис', а если розовое...

— Спасибо, что напомнил,— кивает она, не меняя выражение лица,— чуть не забыла положить в чемодан твой голубой костюм.

— Я думаю, смокинга будет достаточно, кстати, а как ты собираешься везти свои драгоценности?

— Зря смеёшься,— срывается с места супруга,— я звоню Орловой, вы, кажется, с Александровым одной комплекции...

Швеция, Стокгольм,

Аэропорт Бромма.

26 февраля 1940 года, 14:00.

Шведский таможенник у стойки возвращает наши дипломатические паспорта и, мрачно взглянув на большие кожаные чемоданы, кивает на выход.

'Да что у неё там, кирпичи?— снег поскрипывает под нашими ногами,— блин, ну что за дела, таможня в ангаре у рулёжки, а до аэровокзала по дорожке ещё метров двести пилить, надо срочно колёса к чемодану изобретать'.

— С благополучным прибытием, товарищи,— на привокзальной площади меня забирает один чемодан большеголовый плотный мужчина,— разрешите представиться— второй секретарь посольства Ярцев. Пройдёмте к автомобилю.

'Резидент Ино НКВД Рыбкин собственной персоной, с началом войны перевели в Стокгольм из Финляндии'.

Шофёр чёрного лимузина с красным флажком на крыле с трудом втискивает наши чемоданы в небольшой багажник.

— Товарищ Коллонтай сегодня очень занята,— не без яда замечает Рыбкин,— встречается со своими друзьями, бежавшими из Финляндии... Устроились? Давай, Хрусталёв, гони. Александра Михайловна в посольстве почти не бывает, поселилась в особняке в богатом районе на 'благородной' улице Виллагатан. В двухэтажном здании под свою квартиру заняла верхний этаж, внизу представительские комнаты, прислугу предпочитает нанимать местную, сын с невесткой работают в здесь в торгпредстве...

Оля , сидящая рядом закатывает глаза.

'Скорей бы уж что ли приехали'.

— ... Ну вот так и есть,— с радостью крякает Рыбкин, когда машина сворачивает на тихую улицу,— говорил же ей...

Возле чугунных ворот особняка толпа народа скандирует по-русски:

'Большевики, вон отсюда'!

Заметив лимузин, возбуждённая толпа несётся к нему.

— Сдавай назад, быстро!— стучит Оля по плечу водителя.

Булыжник, запущенный рукой худого длинноволосого юноши со звоном, врезается в боковое стекло шофёра, его голова падает на руль, двигатель глохнет, по кузову забарабанили камни, кто-то отламывает красный флажок.

— Двери не открывать! Тащи его к нам,— толкает меня в бок супруга,— Ярцев, да спрячь ты пистолет!

Водитель, как собака, трясёт головой, капли крови летят по всему салону. Привстав с места, подхватываю шофёра за плечи и выдергиваю его с места на себя. Оля, на мгновение мелькнув воздухе ногами в капроновых чулках, проскальзывает на его место, бьёт локтем по лицу, показавшемуся в окне, и поворачивает ключ зажигания. От перекрёстка в нашем направлении, неспеша гарцует конная полиция, оттесняя зевак к тротуару.

Взревевший мотор лимузина и пронзительный визг клаксона заставляет окруживших нас людей сделать шаг назад. Рывками, резко тормозя и пугая толпу, машина ринулась вперёд. Охранники представительства у ворот засуетились, открывая тяжёлый навесной замок. Лихо загнав лимузин между колонн портика, Оля тормозит и поворачивается ко мне:

— Ну как он?

— Жить будет, но с поломанным носом...

Выскочив из машины, с опаской гляжу на улицу:

'Слава богу, вроде никого не переехали'.

Конные полицейские оттирают маленькую женщину с булыжником в руках, а из подъехавшего автомобиля уже выгружаются фотокорреспонденты.

— Все живы?— пожилая седенькая женщина с волевым взглядом тяжело спускается по каменной лестницы держась за перила.

* * *

— Очень приятно с вами познакомиться, Алексей Сергеевич,— Коллонтай слабо пожимает мне руку,— я вам очень благодарна. Вы должно быть не слыхали о последних событиях. Сегодня утром, как сообщает местная пресса, наши бомбардировщики бомбили шведский порт Лулео. Я не могу в это поверить, кому нужен этот богом забытый порт откуда экспортируют брёвна и доски? И это в то самое время, когда наметились первые сдвиги в наших переговорах со шведами по вопросу признания нового правительства Финляндии! Мне нужна позиция Москвы, а у нас шифровальная машина не работает, в Стокгольме нет электричества. Свет нам включают только вечером на пару часов, сидим при свечах как в прошлом веке, да-да, всё это прекрасно помню, я родом из прошлого века...

'Ха-ха-ха, продолжает по привычке кокетничать'.

— К сожалению, Александра Михайловна,— на автомате отвечаю я,— я здесь с женой... Коллонтай довольно хмыкает и пожимает руку Оле.

— Заболтала я вас совсем,— спохватывается она,— Анна Ивановна, покажите пожалуйста дорогим гостям их комнату и приготовьте кофе. Через полчаса жду вас в голубой гостиной.

* * *

— Что же вы, товарищ Сурогин,— строго гляжу на шифровальщика посольства,— заранее не озаботились покупкой генератора?

— Виноват, товарищ Чаганов, отключение электричества начались только с войной. Мы уже заказали генератор, но это дело не быстрое. Раньше пользовались телеграфом, но опять-таки из-за войны в Финляндии начались задержки, корреспонденты подолгу держат канал, платят за время вдвойне.

— Открывайте жёлтый чемодан,— улыбается Оля,— там аккумуляторные батареи и зарядки к ним, извини, но твои вещи пришлось оставить дома.

Счастливый Сурогин, сгибаясь под тяжестью своей ноши, вылетает из комнаты.

— Почему только мои? Вот что сейчас делать, у меня вечером встреча в 'Гранд-Отеле', а я весь в крови.

— Не только твои, сама почти голая,— Оля рассматривает у зеркала порванный подол платья,— чулки порвала...

А что во втором чемодане?

— Пистолеты, патроны, наши миниатюрные рации, документы, деньги,— одним движением Оля срывает с себя платье.

— Войну решила устроить в этом сонном царстве?— быстро сглатываю слюну.

— Это не нам, к сожалению... это для группы Кузнецова. Они завтра выезжают в Норвегию. Взрывчатку купят на месте, местные товарищи обещали...

'Должны успеть до немецкого вторжения... Не видать никому тяжёлой воды из Верморка, особенно если ещё и гидроэлектростанцию рвануть'.

— ... А сейчас... пробежимся по магазинам!-и Оля легко делает захват 'кольцо' над головой,— ну что до сих пор жалеешь, что ты здесь с женой?

* * *

— Вам, Алексей,— рука Коллонтай с чашкой заметно дрожит,— непременно надо встретиться с Маркусом Валленбергом хозяином 'Эндшильд-банка'. Я могу легко это устроить.

— Было бы прекрасно, Александра Михайловна,— учтиво киваю я,— вы не знаете случайно, он владеет акциями компании SKF?

— Нет, не знаю, но здесь говорят, что их клану принадлежит вся Швеция. Давайте сделаем так, завтра в МИДе министр Гюнтер устраивает встречу, где мы будем обсуждать советско-шведские отношения в послевоенном мире. На ней будут присутствовать представители деловых кругов, и том числе и Маркус. Вы можете присоединится ко мне...

Фарфоровая чашка выскальзывает из руки внезапно покрасневшей женщины и летит под стол.

— Александра Михайловна,— сидящая рядом с ней Оля придерживает её за талию,— пойдёмте я вас провожу...

— Давление двести на сто двадцать, а она кофе пьёт,— через полчаса супруга возвращается из покоев Коллонтай,— дала ей таблетку, уснула, так что бегом по магазинам, денег побольше бери...

* * *

— Слушаю вас,— лощёный метрдотель ресторана 'Гранд-Отеля' встревоженно осматривает меня.

'Увы, всё что смогли с супругой найти подходящего в магазине готового платья'.

— Меня ожидает в 'Дубовом' кабинете мистер Смит,— по-английски отвечаю ему я.

— Следуйте за мной,— решает он после секундной заминки.

'Вот это сюрприз!— мне навстречу с дежурной улыбкой поднимается безупречно одетый седой джентльмен за шестьдесят,— Бернард Барух, советник и 'серый кардинал' американских президентов от Вудро Вильсона до Франклина Рузвельта, так вот почему ответ пришёл от Госдепартамента'.

— Добрый вечер, мистер Барух.

— Здравствуйте, товарищ Чэганофф,— с улыбкой отвечает он,— вы один, знакомьтесь, это мой переводчик Кеннет Соловый. Будете что-нибудь пить? 'Я-то видел его лицо в американских газетах, неужели Барух читает советские'?

— Нет, спасибо. Вы не против если я буду отвечать вам сам?

Отлично,— советник указывает мне на стул за круглым столом напротив себя,— так дело пойдёт быстрее.

— Вы проделали длинный путь, мистер Барух, спасибо вам.

— Вовсе нет, я приехал в Стокгольм из Лондона, где находился по делам, мистер Че, вы позволите мне вас так называть?

— Конечно, так проще.

— Итак, спрошу прямо, зачем мистер Сталин попросил о встрече?

— Он хочет предложить свою дружбу американскому народу и взаимовыгодную торговлю. Просим отменить 'моральное эмбарго'.

— Он выбрал себе друзей, заключив пакт с Германией, мистер Че.

— Но Америка же дружила с Англией, хотя та имела аналогичный договор с Третьим Рейхом.

— Англия не нападала на Финляндию,— заиграл желваками мой собеседник,— и вообще зачем нам с вами торговать? Ведь вы хотите 'повесить нас на верёвке, которую мы вам продадим', не так ли?

'Но зачем-то ты сюда приехал, не ради же 'никелевой концессии' в Финляндии. Как-то мелко для такого человека'.

— Вы цитируете шотландскую пословицу, мистер Барух,— чуть расслабляю галстук, чтобы ослабить хватку сорочки, сдавившей мне шею,— не думаю, что она применима к Западу в нынешней ситуации. Мы можем поговорить с глазу на глаз?

— Ступай, Кен, подожди меня в баре.

— Вы должно быть заметили,— продолжаю я, когда дверь за переводчиком закрывается,— что в последнее время политика СССР в отношении капиталистических стран начала меняться. Мы резко сократили финансирование Коминтерна, предложили зарубежным компартиям блокироваться на выборах с социал-демократическими в целях предотвращения прихода к власти партий войны. В той же Финляндии мы не собираемся проводить 'советизацию', после войны в Европе мы полностью выведем наши войска оттуда. Финляндия останется буржуазным независимым и дружественным СССР государством...

'Не перебивает, слушает внимательно'.

— ... с другой стороны, Соединённые Штаты, в тоже самое время тоже начинают менять свой курс в сторону социализма, я имею ввиду 'новый курс' президента Рузвельта: вводятся элементы планирования в промышленности и сельском хозяйстве, социальные гарантии рабочим, произошло сокращение рабочей недели. Лично мне кажется, что начинается процесс сглаживания противоречий между капиталистическим и социалистическим способом производства. Я бы назвал это процессом конвергенции...

— Сталин тоже разделяет эти ваши взгляды?— перебивает меня собеседник.

— Насчёт конвергенции не думаю,— быстро отвечаю я,— впрочем я с ним на эту тему не говорил. Сталин— пожилой человек, ему трудно будет поменять свои взгляды, да и его соратники этого ему не позволят...

'Задумался Барух, но по лицу не понять захватил ли он наживку'.

— ... Если вы решитесь на потепление в наших отношениях, если оно произойдёт в результате моего визита, то это безусловно подняло бы мой авторитет и авторитет, связанных со мной людей в руководстве страны, в глазах Сталина.

— Вы мне предлагаете неравноправную сделку, мистер Че,— наконец разлепляет губы мой собеседник,— хотите получить товар сейчас, а деньги когда-то потом, если получится. Я совершенно не уверен, что вы и ваши люди смогут прийти к власти. Поэтому хочу получить что-то реальное сейчас, а не через десять лет.

— Что вы бы хотели получить, мистер Барух?

— Смотрите, нашему правительству будет трудно пойти на нормализацию, так как вы торгуете с Германией. Наши союзники, в первую очередь Англия и Франция, зададут нам резонный вопрос на чьей мы стороне? И это я не говорю о Сенате, там администрацию просто уничтожат. Мы хотим разрыва торгового соглашения между СССР и Германией, торговля между вашими странами должна быть полностью прекращена.

— Не думаю, что с этим будет проблема, если вы сможете предложить большие объёмы, более широкий ассортимент товаров, включающий военные, более привлекательные цены и короткие сроки исполнения заказов. Безусловно нам должен быть предложен соответствующий торговый кредит.

— Ну и аппетиты у вас, молодой человек,— рассмеялся Барух,— считаю, что будет достаточно, если только в одном из пяти пунктов условия будут лучшими, а в остальных— не хуже.

— Пусть так,— легко соглашаюсь я,— но попробовать стоило. Однако снова встаёт вопрос о доверии, у нас тоже нет уверенности, что Соединённые Штаты станут добросовестно исполнять свою часть сделки. Хотелось бы, чтобы наши экономические отношения были подкреплены военно-политическими.

— В данный момент, мистер Че, это невозможно в Госдепартаменте и Сенате преобладают силы, которые выступают за политику 'изоляционизма', невмешательства в европейские дела.

— Я это понимаю, но очень скоро, буквально через три месяца в Европе начнётся новая эскалация. Германия атакует Францию. Настроения в Штатах после неизбежного поражения англо-французских войск резко поменяются. Поэтому было бы неплохо заранее подготовить совместную политическую декларацию наших стран, осуждающую агрессора. В тех условиях к ней без всякого сомнения присоединится и Великобритания.

— У вас, мистер Че, превратное представление о силах французской армии и её союзников,— в тоне Баруха слышится усмешка.

— Возможно и так, если считать численность войск их вооружения, но в современной мобильной войне, которую демонстрируют германцы, этот фактор отступает на второй план. Впрочем, я спорить не буду, до этих событий времени осталось совсем немного. Отмечу только, что на мой взгляд союзное командование возлагает слишком большие надежды на 'линию Мажино', опыт завершающейся финской войны показывает— они легко могут оказаться напрасными.

— Оставим сугубо военные вопросы военным,— хмурится Барух,— и поговорим о географической политике...

* * *

На выходе из 'Гранд-отеля' попадаем в окружение возбуждённой толпы репортёров. Несколько квадратных 'бодигардов' Баруха с лёгкостью пробивают ему дорогу к огромному чёрному лимузину, а мои попытки в одиночку проделать то же самое успехом не увенчались.

— Мистер Чаганов, почему вы прибыли в Швецию тайно по фальшивому паспорту?— многочисленные яркие фотовспышки слепят меня.

'Вот это я влип... кто, интересно, меня сдал? Свои, американцы, шведы или немцы? Как-то надо выкручиваться'...

— Чтобы избежать ситуации, в которой я сейчас оказался. Только паспорт не фальшивый, а самый настоящий, я получил его в наркомате иностранных дел. Министерство иностранных дел Швеции было проинформировано об этом по дипломатическим каналам. Это обычная практика, когда стороны не хотят привлекать к визиту внимания общественности.

— Вы планируете встретиться с премьер-министром?

— Надеюсь, что господин Ханссон после нарушения конфиденциальности моего визита, всё же примет меня.

— Какова цель вашего визита?

— Подготовка большого торгового соглашения между четырьмя странами— Швецией, Норвегией, Финляндией и СССР.

— О чём вы разговаривали с советником президента Рузвельта Барухом?

— Без комментариев. Спасибо, надеюсь с вами встретиться на пресс-конференции по окончании переговоров с премьер-министром.

Рыбкин машет мне, высунувшись из подъехавшего такси.

* * *

— Можешь не беспокоиться 'жучков' в 'Дубовом кабинете' точно не было,— шепчет на ухо Оля,— Кузнецов всё хорошо проверил. В зале ресторана крутилась пара подозрительных типов, мужчина и женщина, но близко к дверям кабинета не приближалась. Коля пытался заговорить с ними по-немецки, те напряглись. Отвечали по-шведски с сильным английским акцентом. Репортёры подъехали к 'Гранд-отелю' через полчаса после тебя, скорее всего они их и вызвали, мужчина до их приезда бегал к телефону.

— Да, неудачно всё прошло... Нет разговор был нормальный, вот только непонятно, что теперь предпримут шведы, могут и выслать... Молотов меня сожрёт.

— Да, не успела тебе сказать. В посольской машине обнаружилось пулевое отверстие, винтовочная пуля пробила машину насквозь. Её нашла жена Рыбкина неподалёку от ворот посольства. Калибр 7.9, похоже на Маузер. Выстрел произведён сверху с крыши здания через дорогу, по заднему сиденью машины, когда она заезжала в ворота. Думаю, что стрелял снайпер. Если б знала, не пустила бы тебя на встречу с Барухом.

— Это что получается, нас с аэропорта вели?

— Нет я бы заметила, хотя... если у снайпера были помощники, то один мог встречать в аэропорту, видеть с какой стороны ты сел и позвонить второму, который ждал звонка и демонстрацию организовать у ворот, чтобы машина притормозила.

— Тогда выходит, что информация утекла от нас...

— Да, вполне возможно, — вздыхает Оля,— как из Москвы, так и из посольства. И утекла она немцам. Что-то Коллонтай долго нет. Надеюсь, ей удастся разрулить ситуацию...

— Слушай,— пытаюсь отвлечь загрустившую подругу,— по дороге на встречу я купил шведскую газету на английском языке. Ты знаешь кого арестовала конная полиция у нашего посольства?

— Какую-то женщину с камнем.

— И ты знаешь как её зовут? Астрид Линдгрен!

— Ну всё, значит скоро в печати появится 'Карлсон, который живёт в тюрьме'...

* * *

— Предположим, что это случайность,— бросает раздражённо премьер Ханссон, нервно прохаживаясь по своему кабинету-салону в стиле ампир,— что ваши лётчики плохо знают географию и метили в финский объект по ту сторону Ботнического залива, но почему же ваше правительство не объяснит это шведам и не извинится за эту неприятную случайность, как принято в международной практике? Я, конечно, признателен вам госпожа посол, за выражение вашего личного сочувствия пострадавшим, но неужели Москве не понятно, что этого недостаточно. Необходимо сделать это официально и как можно быстрее, чтобы не происходили те самые эксцессы возле вашего посольства, на которые вы жалуетесь...

— И ещё одно,— на лице министра иностранных дел Гюнтера появляется кривая усмешка,— вы не подскажете, госпожа посол, что за господин гостит у вас в посольстве и почему он хочет встретиться с премьер-министром?

— Вам, видимо ещё не доложили, господа,— голова Коллонтай мелко задрожала,— но час назад ваша полиция, обследуя мой автомобиль, который подвергся нападению, обнаружила в нём два пулевых отверстия, позднее была найдена и пуля. Так что я не стала бы называть покушение на посла иностранного государства простым эксцессом.

— Что?!— побледневшие шведы растерянно глядят друг на друга, премьер первым берёт себя в руки,— я попрошу вас обождать в приёмной, госпожа посол.

Через полчаса, наполненных звонками и беготнёй секретарей, Ханссон лично приглашает Коллонтай в свой кабинет и подводит к кофейному столику, сервированному для чая.

— Моё правительство,— премьер также присаживается напротив гостьи,— глубоко сожалеет о случившемся. Я поручил министерству внутренних дел провести скрупулёзное расследование этого преступления, о его результатах будет сообщено советской стороне.

— Господа,— Коллонтай благодарно кивает Гюнтеру, наливающему чай в её чашку,— видимо расследование займёт много времени, поэтому я предлагаю обнулить наши взаимные претензии и двигаться вперёд. Что скажете?

— Мы согласны,— быстро отвечает премьер-министр.

— Отлично, тогда мы можем перейти к вопросу, о котором сообщил журналистам вице— премьер Советского правительства Алексей Чаганов. Москва официально подтвердила его полномочия о ведении переговоров по заключению экономического соглашения...

— Слушаем вас, госпожа посол.

— Господин Чаганов, прежде чем начать переговоры с правительством, хотел бы сначала встретиться с представителями деловых кругов Швеции, узнать их настроение. Пока не пойманы преступники, я предлагаю устроить эту встречу в нашем представительстве, ну а место официальных переговоров с правительством Швеции вы выберете сами.

* * *

— Хозяин одобрил наши с Коллонтай действия,— отрываю глаза от шифровки, которую пять минут назад мне вручил Сурогин.

Оля облегчённо вздыхает:

— Ну слава богу, а то уж, грешным делом, подумала, что пора паковать чемоданы. Молотов, небось, сейчас скрежещет зубами.

— Его можно понять, тебе бы понравилось, если б посторонние стали распоряжаться твоими вохровцами?

— Ну да, ну да,— рассеянно отвечает супруга, думая о своём,— ты как сейчас думаешь, может зря ты отказался пересказать Баруху содержание 'письма'. Всё-таки бумага— это документ.

— Да пойми ты, Барух— не шпион какой-нибудь, у него другие масштабы, он мыслит другими категориями. Это как золотыми часами забивать гвозди, можно, но не надо.

— Но посылать по почте, тоже не то,— Оля закусывает губу,— надо чтобы источник информации внушал доверие...

— Коллонтай?

— ... Как ты себе такое представляешь? Советский посол сливает стратегическую информацию заклятым врагам англичанам?

— Пусть тогда, не знаю, 'письмо' выкрадут,— начинаю сердится я,— скажем повариха, она ведь местная.

— Так Петрова его в Стокгольмскую полицию снесёт,— не сдаётся Оля,— Рыбкина установила, что каждое воскресенье Анна Ивановна в церкви о чём-то шепчется с женой какого-то типа, который ходит в полицейской форме. Скорее всего, он из отдела полиции, который занимается контрразведкой...

— Постой, а Рыбкина докладывала об этом Коллонтай?

— По её словам, докладывала, но та только отмахивается, мол, где я найдут в Стокгольме такую повариху... В общем-то, насколько я помню, сразу после войны Коллонтай подозревалась в связях с французской разведкой. Наши органы в 1945-ом захватили в замке в Судетах архив французского МВД, который в 1940-ом был вывезен немцами из Парижа. Там в материалах Второго бюро, разведка и контрразведка, нашлось агентурное дело Коллонтай, которая якобы состояла на связи у резидента бюро в Стокгольме Дефера...

— Чушь какая-то.

— Не скажи,— качает головой Оля,— это не значит, конечно, что Коллонтай была французским агентом, но возможно, что-то интересное для их разведки рассказывала. А резидент это в её папочку записывал, ну и для отчётности присвоил ей агентурный номер...

— Тогда всё складывается, французский резидент получает информацию от своего агента. Уверен, что он сразу доложит об этом в Париж.

— Да как ты не поймёшь,— шипит супруга,— не может Коллонтай владеть такой информацией! Ты можешь, так как вращаешься в самых высших кругах, а она— нет!

'Упрямая, как'...

— Так через неё эту информацию просто передают,— с трудом справляюсь с раздражением.

— С чего это вдруг? Почему через неё? Первое, что французы подумают, что через Коллонтай распространяется деза. Надо было действовать по плану через Баруха...

— Давай я передам, мне поверят?

Оля на секунду задумывается:

— Тебе нельзя, мало ли как оно потом аукнется, а я могу... В крайнем случае, если этот факт всплывёт, а наши враги наверняка захотят тебя притопить, посадят меня в тюрьму как Жемчужину, а муж продолжит трудиться в команде вождя, он ведь был не в курсе. Хорошо всё складывается...

— Тогда уж лучше Рыбкин пусть передаёт...

— Я, я должна,— злится Оля,— мне поверят. Пусть Коллонтай устроит коктейль для коллег с жёнами, я легко письмецо вручу и англичанке, и француженке.

— Два письма каждой,— озаряет меня,— садись пиши...

— Сделаю потом фотокопии,— кивает она.

* * *

— Так, что у нас получилось?— беру в руки два листка, исписанных мелким бисерным почерком супруги.

'... получили достоверные сведения, что в Комитете начальников штабов Великобритании началось планирование авиационных ударов по Баку, Батуми и Грозному с авиабаз в Иране, Турции и Сириии, а также морских— из акватории Чёрного моря, аналогичные планы разрабатываются и французскими военными... осуществление подобных планов приведёт к ответным действиям со стороны СССР, вплоть до объявления войны агрессорам и вступления в военный союз с Германией, Италией и Японией... мы хотели бы избежать такого развития событий... в Германии принят окончательный оперативный план войны с Союзными силами в Бельгии, Голландии и Франции... дата наступления ещё не определена, предварительно это конец апреля— начало мая этого года... детали плана тщательно скрываются, но генерал полковник фон Бок в разговоре с фон Браухичем, по сообщению нашего источника, дал ему такую оценку: 'Мне не даёт покоя ваш оперативный план. Вы знаете, что я за смелые операции, но тут перейдены границы разумного, иначе это не назовёшь. Продвигаться ударным крылом вдоль линии Мажино в 15-ти километрах от неё и думать, что французы будут смотреть на это равнодушно! Вы сосредоточили основную массу танков на нескольких дорогах в гористой местности Арденн, как будто авиации противника не существует! Вы надеялись форсировать Маас выше Намюра, хотя французы уже занимают позиции в этом районе южнее Динана и им будет необходима для выхода к реке на участке Динан — Намюр только четверть того времени, которое необходимо нам... Что вы будете делать, если форсирование Мааса не удастся, и вы крепко застрянете между границей и Маасом в бездорожье Арденн?.. И наконец, как вы вообще представляете себе операцию, если противник не сделает вам услуги и не вступит в Бельгию? Думаете, он так и пойдёт в бельгийскую ловушку? Вы играете ва-банк!'...

— Как считаешь, нормально получилось?— испытующе гляжу в глаза Оли.

— Авантюрно, конечно, выходит,— супруга по привычке принимается крутить локон,— но получше, чем мы планировали в Москве. Предполагается, что Гитлер уже отказался от первоначального плана Генерального штаба с главным ударом в Бельгии в пользу 'плана Манштейна', хотя мы наверняка не знаем произошла ли в этой истории утечка первоначального плана германского наступления в результате 'Мехеленского инцидента'. В самом деле, вероятность того, что он произойдёт очень мала — редкое сочетание множества маловероятных событий. Хотя сама я считаю, да и некоторые историки тоже, что не было никакого инцидента, была операция прикрытия. Кто-то из военных слил оперативный план противнику потому, что он просто ему не нравился. Это мог быть тот же Манштейн, хотя исключать действия Канариса тоже нельзя. Исходя из этого, Генеральный штаб сухопутных войск представляет военному руководству новый план, а фон Бок соответственно выступает его критиком...

— Правильно, умница,— чмокаю Олю в щёчку,— а ещё хорошо то, что мы ничего не утверждаем, в дезинформации нас не заподозрить, а ненавязчиво намекаем генералам, сидящим в Лондоне и Париже— надо шире смотреть на вещи и тщательней планировать операции.

— Согласна, но давай, всё-таки, ещё раз взвесим, стоит ли нам вмешиваться во всё это? Как бы не навредить, что после кровопускания во Франции Гитлер станет тщательней готовиться к войне против нас. Отсрочка в её начале работает в обе стороны, разве не так?

— Нет, я по-прежнему считаю,— задирает подбородок супруга,— что отсрочка более выгодна нам, наши темпы развития выше, чем у немцев. Германская экономика— банкрот, в стране не хватает сырья для промышленности и продовольствия для населения. Держать в мобилизованном состоянии бездействующую армию дополнительный год— очень дорого. Я вообще думаю— самое вероятное, что отсрочки войны не будет, просто Гитлер будет вынужден начать кампанию следующим летом не полностью к ней готовым и с потрёпанной армией. У него выбора нет.

— Пусть так,— миролюбиво киваю я,— скажи, что у нас с Норвегией?

— По плану, завтра утром Кузнецов выезжает на поезде в Осло, его группа— кто как, на самолёте, машине. Он получил сообщение, что взрывчатка получена.

— Повтори ему ещё раз, в первую очередь должна быть разрушены все турбины гидроэлектростанции в Веморке.

— Не надо ему ничего повторять,— передёргивает плечами Оля,— всё тысячу раз переговорено. Взрывные устройства будут у каждой турбины, а на химическом заводе мы решили задействовать взрывчатку на основе аммиачной селитры, которая на нём самом и производится. Все основные компоненты под рукой— не объект, а мечта диверсанта. Следы будут вести через Швецию, Данию, Германию и Голландию в Бельгию, паспорта по которым группа будет пересекать границы Швеции и Норвегии— бельгийские...

— Ну да, а там пусть разбираются кто стоит за ними— французы, немцы или англичане.

— ... Уходить будут через порт Берген в Испанию, подробности нужны? 'И чего злиться, просто поинтересовался'.

— Понятно, но я вообще-то, спрашивая о Норвегии, имел ввиду её оккупацию немцами. Что думаешь, может слить англичанам дату немецкого нападения на Данию и Норвегию?

— Я тоже об этом думала, но тут получается тришкин кафтан. У бриттов сильный флот, но катастрофически не хватает пехоты. Если они пошлют добавочную дивизию в Норвегию, то её придётся снимать с фронта во Франции. А для нас то на то и выходит: немцам будет тяжелее в Норвегии, но легче во Франции.

— А если взглянуть на это с другой стороны: в Бельгии, Голландии и Франции война идёт в основном сухопутная. Вермахт там по любому победит, а вот в Норвегии англичане, имея подавляющее преимущество на море и получив дополнительную пехоту, смогут удержать Тронхейм и Нарвик, а это контроль над северной и центральной Норвегией. Гитлер с этим никогда не смирится и там откроется настоящий фронт на суше и на море, так как для него в этом случае могут возникнуть проблемы с поставками шведской руды.

— Логично,— кивает Оля,— тогда будет лучше, если мы французам сольём информацию о немецких планах во Франции, а англичанам— в Норвегии. И тоже в виде донесения агента из немецкого генштаба, мол, Гитлер принял решение оккупировать Норвегию, но окончательная дата ещё не назначена. Но самое позднее 15 апреля, так как потом ночи будут слишком короткими, а скорее всего до 7 апреля из-за начала новолуния.

'Хм, Черчилля цитирует, голова'.

— Решено,— трясу кистями, занывшими от длительного 'разговора' знаками.

— Я в 'бункер',— в голос отвечает супруга.

Глава 5.

Москва, Большой Ржевский переулок д.11

5-й дом Реввоенсовета.

28 февраля 1940 года, 19:00.

— Женя, что с тобой? На тебе лица нет,— Марианна Толстая с порога, стряхнув шубу с плеч на пол, бросается к мужу.

— Всё хорошо, Маня,— бодрится Шиловский.

— Я же вижу.

— Просто устал немного, шесть часов длилась проверка.

— Тебя допрашивали в НКВД?— глаза жены расширились от страха.

— Нет-нет, сегодня старших офицеров Генерального Штаба возили в ВИЭМ на кафедру к профессору Лурии.

— Вас проверяли на этом его ужасном приборе, полиграфе?

— А ты, Маня, откуда о нём знаешь? Хотя понятно, об этом даже в газетах, говорят, писали. Да, и на нём тоже.

— А это не больно?— Толстая пытается хоть что-то разглядеть в непроницаемых глазах мужа,— электричество всё-таки...

— Не больно, совсем ничего не почувствовал,— рассмеялся он,— надеваешь на руку перчатку, от которой идёт множество проводов в прибор и ничего не происходит. Полиграф, кстати, был наиболее приятной частью проверки. Отвечай себе на вопросы типа: вас зовут Евгений Александрович Шиловский? Вы знакомы с Эрнстом Кёстрингом?...

— Кто это?— пугается Марианна

— Немецкий военный атташе в Москве. Это было легко. Потом вопросы стали потруднее: когда в последний раз вы бывали в Новодевичьем монастыре? Вам нравятся стихи поэта Садовского? Ну и тому подобные... А лаборант при этом смотрит не на тебя, а на табло своего прибора и что-то записывает в клетки огромной таблицы. Потом перчатки сняли и пошли вопросы на сообразительность, например, даётся несколько картонных фигур и надо выяснить которая из них лишняя или показывают на секунду пять предметов, а потом просят в самом конце экзамена их перечислить...

— Ненавижу такие вопросы,— сжимает кулачки Марианна.

— ... С этим я тоже более или менее справился, но самое трудное задание было для меня такое: дают несколько страниц машинописного текста и ставят задачу по головному телефону, мол, читай текст вслух и при этом подчёркивай каждую встреченную букву 'А', а также зачёркивай каждую букву 'Е'. Через минуту новый приказ— 'А'— зачёркивай, 'Т'— подчёркивай. И приказы эти идут всё быстрее и быстрее...

— Зачем же так людей мучить?— всхлипывает Толстая.

— Полагаю, хотят понять хороша ли у тебя память, способен ли ты не терять голову в трудной обстановке, ещё что-то есть, наверное, чего я не понял. Видимо чистку в Генштабе хотят устроить основательную после известных событий.

— Шапошникова тоже проверяли, Женя?

— Нет, Бориса Михайловича не проверяли,— вздыхает Шиловский,— поговаривают, что уходит он из Генштаба.

* * *

— Мне всё же, господин Чаганов, непонятно,— мой собеседник, пожилой поджарый джентльмен с редкими рыжеватыми волосами, насмешливо улыбнулся, обнажив жёлтые крупные зубы,— на какой основе мы будем строить наши торговые отношения? В особенности после того, что ваша страна натворила в Финляндии. Не думаю, что в Северной Европе остались деловые люди, готовые пойти на сотрудничество с Советской Россией. Зачем это нам?

'Так что же ты здесь делаешь, зачем пришёл на встречу со мной'?— мелькает мысль, когда переводчик заканчивает фразу.

— Я понимаю ваш озабоченности, господин Валленберг,— опережаю Коллонтай, готовую начать полемику,— но, поверьте, они беспочвенны. Все капиталовложения, сделанные в Финляндию, вне зависимости от национальной принадлежности инвестора будут гарантированы новым правительством. Советский союз не собирается лишать Финляндию независимости, но и не собирается терпеть у власти в ней людей, связанных с прежним агрессивным режимом. Мы видим Финляндию нейтральной демократической страной, с территории которой никогда не будет исходить военная угроза для СССР.

— Ваша армия останется в Финляндии, господин Чаганов?

— Красная Армия постепенно будет выводиться из Финляндии по мере стабилизации обстановки и в конечном итоге там останется ограниченный контингент на территории нескольких арендованных военных баз, в основном на островах Финского залива и в Заполярье. Вы, господин Валленберг, спросили у меня зачем Швеции торговать с Советским Союзом? Вы видимо считаете, что эта торговля более выгодна для нас, чем для вас, хотя именно Швеция, а не СССР имеет экономику, ориентированную на экспорт. Я вам скажу парадоксальную вещь, наша страна хочет наладить с вами торговые отношения, чтобы Швеция продолжала оставаться нейтральным государством.

— Поясните пожалуйста вашу мысль, господин Чаганов.

— Хорошо, предлагаю вам рассмотреть один из возможных вариантов развития ситуации в Европе. Допустим, что в скором времени германская армия захватит Данию и начнёт войну с Англией в Норвегии. Таким образом, Германия сможет этими двумя ударами поставить под контроль основные морские торговые пути Швеции на севере и юге. Гитлер сможет диктовать вам свою волю, что кому продавать, по какой цене и в каких количествах. В любом случае вы лишитесь доходов от торговли с западными странами, а это как-никак 40 процентов вашего экспорта и 60— импорта. Ваша страна станет сателлитом Германии, а не нейтральным государством. Возможность же торговать ещё и с нами позволит вам стоять на двух ногах, а не на одной и не подчиняться диктату Гитлера. Так давайте не дожидаться неизбежного, а уже сейчас начинать работу над торговым соглашением. В нашей стране вы найдёте то, чего вам не хватает и в чём вам не поможет Германия: нефть, пшеница, удобрения. Наш рынок сможет легко поглотить всю продукцию вашего машиностроения, любые объёмы железной руды. Мы сможем через свою территорию обеспечить транзит ваших товаров в Европу и Америку...

— Заманчивое предложение,— мой собеседник стряхивает пепел сигары в хрустальную пепельницу,— но пока я вижу два препятствия на пути реализации этого плана. Во-первых, наше общественное мнение сейчас резко настроено против русских и во-вторых, мало кто из банкиров захочет выдать вам торговый кредит, по крайней мере на тех условиях, что вы получили от Германии.

— Общественное мнение— это, конечно, серьёзно, господин Валленберг. Однако если социал-демократическое правительство, которое имеет большое влияние на профсоюзы, проявит политическую волю и с вашей помощью правильно сориентирует редакторов крупнейших газет, то всё может быстро поменяться. Я слышал, что профсоюзы сейчас рассматривают вопрос об отмене своего же постановления о бойкоте немецких товаров, несмотря на категорическое неприятие германского национал-социализма. Мне кажется, что шведское общество в достаточной степени прагматично, чтобы сделать нужный нам с вами выбор...

'Не возражает, тогда продолжим'.

— ... С другой стороны, у нас нет необходимости форсировать этот процесс. Мы можем просто создать шведско-финскую акционерную компанию со штаб-квартирой в Стокгольме или Хельсинки. Советский Союз внесёт долю Финляндии золотом, которое будет служить обеспечением, гарантией возврата шведских кредитов. На первых порах вообще нигде не будет упоминаться, что товары идут в СССР, формально вы будете поставлять их в Финляндию.

— В Стокгольме, господин Чаганов.

Коллонтай, переводящая удивлённый взгляд с меня на Валленберга, даже не пытается вставить слово.

— Хорошо, в Стокгольме. Чтобы у вас было представление о масштабах нашей будущей торговли, могу привести всего несколько примеров: СССР готов уже сегодня подписать контракт на поставку 4000 грузовиков компании 'Volvo' LV120 и 7000 тонн шарикоподшипников 'SKF' в год.

* * *

— Эрвин, каким ветром тебя занесло к нам в Стокгольм?!— широко раскрывает объятия Александр Целлариус, плотный сорокалетний брюнет, поднимаясь из-за стола.

'Неужели адмирал собирается выгнать меня со службы?— ёкает в груди у военно-морского атташе Германии в Швеции,— один промах и всё"?

— Да вот, решил проведать старого друга,— фальшиво улыбается нежданный гость из Берлина майор Штольце, а его холодные маленькие глазки косятся на помощника хозяина кабинета, оторвавшего голову от бумаг.

— Ты не голоден, дружище? Я знаю здесь неподалёку отличную забегаловку,— Целлариус торопливо засовывает документы со стола в сейф.

— Это и есть твоя забегаловка?— подмигивает Штольце, оказавшись в 'бункере' посольства.

— Канарис отзывает меня?— голос атташе дрогнул.

— Пока только отстраняет от руководства операцией 'Возмездие', будешь подчиняться мне. Докладывай, в чём причина провала, снайпер подвёл?

— Второй патрон дал осечку, Эрвин,— переводит дух Целлариус,— пока возился с ним машина ушла из сектора обстрела. Оружие было в порядке, стрелок отличный, чемпион Финляндии. Этот патрон... шанс, что его разорвёт— один на миллион или того меньше...

— Почему снайпер был один?— зло перебивает его Шольце,— ты должен бога благодарить, что адмирал решил не отдавать тебя под суд. Просто не смог быстро найти замену твоему финну. Ты пойми, объект— личный враг фюрера! Второй ошибки тебе не простят, да и не только тебе, полетят головы и адмирала, и моя, и твоя. В общем, план меняется, теперь исполнителями будут мои диверсанты, а твой снайпер нужен для отвода глаз, он даже стрелять не будет. На месте ликвидации объекта должен остаться его труп с винтовкой. Это хорошо, что снайпер— чемпион, значит личность полиция установит быстро, как и оружие, из которого было произведён выстрел при первом покушении. Мотив очевиден— месть русским.

— Объект стал очень осторожен,— задумчиво произносит атташе, глядя себе под ноги,— все встречи проводит в резиденции посла. Правда от моего шведского источника мне стало известно, что готовится встреча Чаганова и премьер-министра Ханссона, источник считает она произойдёт завтра вечером на коктейль-приёме во Дворце Наследных Принцев ...

— Карту!— командует Шольце.

* * *

— Штольце в Стокгольме,— обхватываю сзади Олю и легонько прикусываю мочку её уха.

— По твою душу,— вырывается Оля из объятий,— говорила тебе, что это немцы. Откуда известно?

— Только что получил радиограмму из Москвы, перехватили вчера утром, а сегодня уже расшифровали,— гордо выпячиваю грудь и снова приближаюсь к супруге.

— Чёрт, чёрт,— выставляет кулачки перед собой она,— Кузнецов уже уехал... Всё, коктейль-пати отменяется.

— Не может быть и речи,— я тоже умею злиться,— от моей встречи с премьером Ханссоном слишком многое зависит...

— Да пойми ты,— раздувает ноздри супруга,— тебе по дороге туда десять раз голову прострелят... и не тебе одному, между прочим.

'Она права'.

— Так придумай что-нибудь чтоб не прострелили,— моё раздражение требует выхода,— ты же у нас профи.

Из-за дверей комнаты послышалось чьё-то сопение.

— Входите,— одновременно выкрикнули мы.

— Радиограммы из Москвы вам, товарищи,— в дверном проёме показывается тощая фигура шифровальщика Сурогина.

'Сталин утверждает все обязательства, что я сделал в разговоре с Валленбергом,— быстро пробегаю глазами по тексту шифровки,— и по грузовикам, и по буровому оборудованию, и по пшенице с удобрениями, а про то, что надо отменять встречу с Ханссоном— ничего'.

Напрягаю память, запоминая множество наименований товаров и чисел, расписываюсь на бланке, возвращаю дешифровку Сурогину и радостно поворачиваюсь к Оле.

— Берия советует возвращаться в Москву,— замелькали в воздухе пальцы супруги,— через два дня приезжают его 'волкодавы', будут нас отсюда вывозить.

'Советует, ответственность с себя Берия снимает. Всё он понял, зачем сюда Шольце пожаловал, но Сталину не доложил, иначе бы не через два дня, а прямо сейчас нас выворачивало наизнанку в воздушных ямах по пути в Москву. Всё логично, я ему конкурент, а друзей в политике вообще не бывает'.

— Придумай что-нибудь,— шепчу задумавшейся супруге.

* * *

— М-м-м,— стонет Оля, закатывая глаза,— это просто божественно, можно ещё?... Сурогин, сидящий напротив за обеденным столом, смотрит на неё широко раскрытыми глазами и громко сглатывает слюну.

— Вы— кудесница, Анна Ивановна, вкуснее эклера я никогда не ела... Коллонтай, польщённая этими словами даже больше чем повариха, победно смотрит на не любящего сладкого Рыбкина.

— Спасибо,— нервно вскакивает он со стула,— прошу меня извинить, дела.

За ним повставали с мест и другие, концовка праздничного ужина в честь нашей победы над Финляндией оказалась смазанной.

— Алексей Сергеевич,— повисает у меня на руке Александра Михайловна,— прошу вас ко мне в кабинет, мы должны обсудить с вами план завтрашней встречи с Ханссоном.

— Конечно хочу,— кричит Оля пьяненьким голосом,— и не только рецепт, но и взглянуть на вашу кухню, Анна Ивановна, давайте сейчас?

* * *

— Что вы делаете?!— пискнула повариха когда Рыбкина сзади хватает её за руки.

— Молчи, и слушай меня,— железные пальцы Оли сходятся на дряблой шее женщины,— мне известно, что ты шпионишь здесь. Так вот не думай, что это сойдёт тебе с рук. Ты знаешь как поступают с такими как ты?...

Ноги Анны Ивановны подкашиваются, но Рыбкина крепко держит её, не давая упасть.

— ... Я переломаю тебе руки, ноги, шею, позвоночник,— безумный взгляд девушки блуждает из стороны в сторону,— и выбью все зубы. Ты думаешь я не посмею? Ещё как посмею! Я вывезу твоё тело из посольства в лес, брошу на снег, а остальное довершат голодные звери... Какая, блин, впечатлительная...

Чертыхнувшись, Оля, достаёт из кармана платья пузырёк с нашатырём.

— ... Но перед этим я всё равно узнаю на кого ты работаешь,— продолжает девушка, как только Анна Ивановна приходит в себя,— будешь говорить?

— Я всё расскажу, всё,— её голова замоталась из стороны в сторону,— они меня заставили, вы знаете, как тяжело русским жить в Швеции? Меня выгоняли с работы из всех мест, куда я смогла устроиться, мы с сыном голодали. Когда я нашла место в советском посольстве лейтенант Лундквист поставил условие: или я сообщаю ему обо всём, что я увижу и услышу тут или он отберёт у меня сына, а меня саму посадит в тюрьму...

— О чём ты докладывала ему в последний раз?— Оля не даёт возникшей паузе затянуться.

— Мелочи всякие,— залепетала повариха,— когда будет приём в посольстве, о болезнях Александры Михайловны, где вы с мужем расположились, ещё отпечатки ваших пальцев на посуде.

— Не замечали, Анна Ивановна,— голос Рыбкиной звучит почти по-дружески,— может быть кто-то ещё из персонала посольства этим же занимается?

— Не замечала,— кивает повариха,— хотя... видела раз на улице как второй водитель Карл маршировал вместе с 'Коричневой гвардией' у германского посольства. Я думаю, что он нацист, но здесь ведёт себя тихо, скромно, приветливый такой.

— Карл сейчас стал первым,— кусает губы Рыбкина,— вы знаете, Петраков лечится после ранения...

— Это хорошо, Анна Ивановна, что вы не стали запираться,— глаза Оли добреют,— если будете нам помогать, то с вашим сыном всё будет в порядке. Вы сами продолжите работать в посольстве, но теперь станете передавать лейтенанту Лундквисту только то, что скажет вам ваш куратор товарищ Рыбкина, согласны?

Зарёванная повариха часто-часто закивала головой.

— И не вздумай крутить,— губы Оли растянулись в угрожающей усмешке,— а то это будет последний день твоей жизни.

* * *

— Ты меня извини, Эрвин,— вкрадчиво замечает Целлариус, пользуясь тем, что после сытного завтрака Шольце подобрел и расслабился,— но оба наших плана страдают некоторым авантюризмом. Посуди сам, для ликвидации объекта в посольстве у нас явно не хватает сил, четыре человека — это несерьёзно. По сути, успех операции полностью зависит от того, сумеет ли водитель незаметно провести боевую группу из гаража по боковой лестнице к комнате, в которой находится объект. А если его там не окажется? А если, охрана обнаружит группу до того, как она сумеет подняться на второй этаж? Объект сможет легко улизнуть, ведь контролировать периметр мы не сможем, к тому же сзади оно выходит на огромный парк...

Штольце продолжает невозмутимо ковыряться зубочисткой в чёрном зубе.

— ... Второй план мне нравится больше, водитель останавливается на условленном перекрёстке, группа расстреливает автомобиль из автомата и добивает выживших. Вероятность успеха в этом случае выше, но опять-таки многое зависит от водителя. А что, если он струсит или ему прикажут ехать другим маршрутом? Не лучше ли будет посадить боевиков на автомобиль, чтобы они ехали следом за машиной посольства и сами выбирали удобный момент для нападения. К тому на нём легче покинуть место атаки...

— Автомобиль— это всегда след,— цыкает зубом Шольце и морщится от боли.

— Угнать перед акцией, а ещё лучше захватить силой,— мягко возражает Целлариус,— шофёра застрелить рядом с финским снайпером...

— Хм, неплохая мысль... только я думаю, захватывать надо грузовой автомобиль, протаранить легковушку так, чтобы мокрого места от неё ни осталось. Без единого выстрела. Пока полиция будет разбираться, пока найдут шофёра. Я с ребятами буду уже в Германии.

— Гениально,— преданными глазами смотрит на шефа Целлариус.

* * *

— Сталин разрешил переговоры по поводу лидокаина,— залетаю к себе с радиограммой в руках и вижу Олю в сером сиротском пальто, в тяжёлых мужских ботинках, закутанную в мышиного цвета платок, — куда это ты ни свет-ни заря, у нас же через два часа встреча с представителями 'Астры'?

— У тебя встреча,— подмигивает мне довольная своим видом супруга,— а у меня других забот выше крыши.

— Как? Это же твоя тема.

— Моя тема,— Оля резко на каблуках поворачивается на каблуках в мою сторону,— а кто недавно умолял: придумай что-нибудь. Ты собираешься вечером на коктейль?

— Собираюсь...

— Ну вот, тогда я должна лично взглянуть на наш маршрут. Не провожай, хотя нет, давай на боковую лестницу, проверишь не болтается ли там кто, знак подашь. 'Что-то она в последнее время стала совсем невыносимой, грубит'.

* * *

— Господин Чаганов,— президент фармацевтической компании 'Астра АБ', высокий худой старик, недовольно пожевал губами,— наша компания не заинтересована в новом анестетике. Нас вполне устраивает новокаин, тем более что мы держим на него патент. Наш крупнейший инвестор господин Валленберг попросил меня встретиться с вами, но это не означает что компания пойдёт на покупку лицензии на выпуск вашего препарата. Это противоречит нашим коммерческим интересам. А вот приобрести лицензию на противотуберкулёзный препарат мы согласны, если, конечно, условия будут выгодными.

— Увы, господин Свенсон,— делаю покер-фэйс,— все права на производство тубазида проданы компании 'Пфайзер', в соглашении с ней есть условия, что мы не продаём лицензии другим компаниям до 1945-го года. Я хочу чтобы вы поняли, наш анестетик по всем статьям превосходит новокаин: во-первых, он не требует коки, которую вам приходится импортировать из Южной Америки, его сырьём является ячмень; во-вторых, проблемами новокаина является его малая продолжительность действия и то, что он должен быть разведён непосредственно перед употреблением, наш препарат лишён этих недостатков. Кроме того, токсичность его меньше, чем у новокаина. Резюмирую, совершенно очевидно, что выпуск на рынок такого анестетика сражу же поставит крест на новокаине. Что я ещё хочу подчеркнуть, ваша компания является первой кому ВИЭМ предлагает этот препарат, уверен, что 'Пфайзер' в случае вашего отказа с удовольствием заключит с нами новое соглашение на тех же условиях что и с тубазидом.

'С 'Пфайзером', конечно, проще, но класть все яйца в одну корзину опасно',— делаю движение, как будто поднимаюсь со стула.

— Мы можем ознакомиться с текстом соглашения, которое вы заключили с американцами, господин Чаганов?

* * *

— Аня, скажи,— раскрасневшаяся в длинной лисьей шубе Рыбкина наклоняется вперёд, чтобы сбоку попытаться разглядеть лицо Оли,— а что это такое ты капнула в кофе нашего водителя. Обычно из него единого слова клещами не вытянешь, а тут 'Остапа понесло'?

— Микстуру,— её взгляд продолжает автоматически каждые несколько секунд обегать причудливые сугробы по сторонам аллеи парка, подсвеченные высокими серыми облаками,— 'сыворотку правды' или её ещё называют 'болтунчик'. Секретный препарат, применяется для того, чтобы развязать объекту язык. 'Растормаживает' психику и уменьшает 'сопротивление', если хочешь подробнее разобраться в этих механизмах почитай Фрейда. Ты, Зоя, теперь одна из очень небольшого числа сотрудников, кто знает о препарате. Само собой, что рассказывать о нём ты никому не можешь, даже своему начальству, включая мужа.

— Не волнуйся, от меня никто ничего не узнает, а вот Карл не расскажет?

— Не расскажет, он когда сегодня проснётся ничего помнить не будет. Давай, мы уже близко, повтори последовательность своих действий.

— По словам Карла, — Зоя с трудом прячет улыбку и продолжает серьёзным тоном,— каждое утро с 9 до 10 часов в кондитерской 'Сундбергс' на Железной площади его ожидает невысокий человек лет пятидесяти, седой, с крупным мясистым носом и голубыми глазами. Он назвался Хуаном. Я захожу в кондитерскую одной из первых, занимаю столик слева от входа у окна и заказываю кофе и круассан. Как только увижу входящего внутрь Хуана неспеша допиваю кофе, расплачиваюсь и иду по набережной направо от выхода, сажусь на трамвай и возвращаюсь на нём в торгпредство.

— Всё верно. Головой на улице не крути, используй своё зеркальце, убедись, что за тобой нет 'хвоста'. Остальное моё дело.

* * *

'Рыбкина прошла',— Оля поднимается со скамейки и со скоростью немногочисленных прохожих бредёт по направлению к 'Сундберсу'.

Перед ней, вывернув из-за угла, в кондитерскую вваливаются четверо высоких угрюмых парней в одинаковых чёрных пальто и уверенно направляются к длинному столу, в голове которого завтракают двое.

— Гутен морген,— кивают те.

'Шольце вижу, не знаю кто с ним, четверо наверняка прибыли по нашу душу. Кто первый сказал о морге?'.

Оля обеими руками в перчатках выхватывает из карманов пальто наганы и, решительно шагнув в сторону немцев, одновременно жмёт на спусковые крючки. Три шага, шесть выстрелов, слившихся в три оглушительных хлопка и шесть тел с простреленными головами, растворяются в едкой пороховой дымке.

'Как в тире',— мысленно пометив распластавшихся кто где немцев крестиками, Оля круто разворачивается на каблуках, её наганы загуляли по фигурам впавших в ступор посетителей у прилавка.

— Не смотреть на меня,— рявкнула она по-английски,— на пол, лежать!

К её удивлению, никто кроме одного моряка не выполнил её команду.

'Бессмертные что ли или просто тормозят?— Оля стремительным броском перекрывает выход из кондитерской, предотвращая попытку побега, и становится спиной к двери,— нет, просто в английском ни бум-бум. Эх, говорила мама— учи языки'.

— Эй, морячок, скажи им, чтобы лежали тихо пять минут после моего ухода, у меня тут напарник дежурит у выхода.

'Другое дело, дисциплинированный народ',— Оля сбрасывает с себя пальто, накидывает на плечи женскую шубку с вешалки-треноги, вместо платка— симпатичную шапочку, с сожалением глядит на свои рабочие ботинки и испаряется за дверью.

* * *

— Водки принести?— с жалостью гляжу на дрожащие Олины руки, которыми она перебирает содержимое бумажника жертвы.

— Нет, не надо,— трясёт головой она,— мне ещё на коктейль-парти с тобой идти. Хочешь, чтобы от меня там перегаром разило?

'Железная женщина, замочила шестерых на завтрак и как ни в чём не бывало собралась на вечеринку. А с другой стороны взглянуть, ну на кого ей было рассчитывать: на мужа, который мухи не обидит? Радикально решила поставленную мной, кстати, задачу'...

— Он— финн,— Оля бросает на стол фотографию и письмо,— ты по-фински читать можешь?

— Чуть-чуть, времени было на учёбу совсем немного... дешифровки по военной тематике могу со словарём, а тут же наверно на бытовые темы, почерк женский.

— Коллонтай!— легко взлетает со стула супруга.

Через пять минут она возвращается с письмом в руках:

— Жена ему пишет, гордится им, желает побольше русских убить. Он снайпер, я сейчас вспомнила, что у него действительно характерная мозоль была на указательном пальце. Уверена, что это он стрелял по машине. Если шведская полиция его идентифицирует, то подозрение может упасть на нас.

— А откуда они узнают, что это он стрелял?— обнимаю супругу за плечи,— не должен он был оставить отпечатки на своей 'лёжке'.

— По пуле определят, которую мы передали в полицию, если винтовку найдут.

Вежливый стук в дверь прерывает наше долгое молчание.

— Вот, всё что удалось купить,— Рыбкина протягивает Оле кипу газет,— дневных издаётся только две, остальное— бульварные листки. Да, и как вы просили финско-русский словарь, было только дореволюционное издание.

'Обе нетерпеливо смотрят на меня, значит и переводить мне'.

Со вздохом беру в руки первый листок:

— 'Хрупкая девушка расстреляла в центре Стокгольма шестерых своих насильников'!

'Всего три раза в словарь заглянул, ха-ха... Что это за издание, понятно— 'Шведские феминистки'... Заулыбались женщины, хороший знак'.

— 'Британская 'Мата Хари' свела счёты с германскими шпионами в кондитерской 'Сундсберс''!

'Смеются, хорошо'.

— 'Агенты Кремля хотят поссорить Англию, Германию и Швецию'!

'Погрустнели... Дальше, судя по фото Свена Линдерута, это издание компартии'.

— 'Выстрелы в столице: Гитлер находит предлог для оккупации Швеции'.

'Широкий спектр мнений, а что говорит официальное издание 'Афтонбладет'? Хм, прячет голову в песок, типа криминальные разборки иностранцев'.

— Вы слышали?— в комнату без стука врывается взволнованная Коллонтай с газетой в руке, её подозрительный взгляд упирается сначала в Рыбкину, потом переходит на Олю,— слышали, ой, что сейчас начнётся, что начнётся...

'Вот интересно, Оля вообще думала о последствиях своих действий? Не уверен. Интересно, Рыбкина не сдаст её Берии? Боюсь теперь, как бы товарищу Чаганову не назначили новую жену'.

— Хорошо, что все здесь. Александра Михайловна, вам телеграмма из Москвы и вам тоже, Алексей Сергеевич.

— К нам едет,— голосом городничего декламирует Коллонтай, близко поднося листок к глазам,— первый заместитель НКИД товарищ Потёмкин.

Все поворачивают головы в мою сторону, но я, быстро пробежав текст, молчу.

'А мы с Олей на том же самолёте улетаем в Москву. Занавес'.

Москва, Кремль,

кабинет Сталина.

2 марта 1940 года, 23:00.

— На этом, пожалуй,— вождь обводит строгим взглядом своих заместителей,— на сегодня закончим. Да, товарищ Вознесенский, что вы хотели?

— Напоминаю всем,— цедит он сквозь зубы, сверля меня злым взглядом,— что послезавтра крайний срок для подачи замечаний по реализации плана наркомата обороны и Генерального штаба по строительству укреплений на новой границе. Товарищ Чаганов, никаких персональных отсрочек для вас не будет.

— А я и не прошу никаких отсрочек, товарищ Вознесенский, всё что мне нужно, так это несколько контрольных цифр, связанных с привлекаемыми к строительству трудовыми ресурсами и выделяемыми фондами. Их список был отправлен в Госплан ещё две недели назад, но как я узнал перед заседанием в своём секретариате они до сих пор не получены.

— Я прослежу, чтобы вы их получили сегодня же,— бросает он, собирая бумаги со стола и не глядя на меня.

'Кажется, Сталину доставляет удовольствие наблюдать за наши постоянными пикировками. Впрочем, это его стиль— поддерживать конкуренцию между подчинёнными. Надо, кстати, это взять на заметку: если подчинённые в коллективе смотрят в рот начальству и поддакивают другу, то так и до беды недалеко. Плохо, что Вознесенский не может сдержать своих чувств, или это всё же неплохо? Явный враг, лучше скрытого, не даёт расслабляться'.

— Товарищ Чаганов, останьтесь,— вождь манит меня зажатой в кулаке трубкой.

'Вознесенского аж передернуло'.

— ... Я хочу поговорить с тобой, Алексей, о твоей жене,— после долгой паузы продолжает он, начиная свои обычные хождения по кабинету,— мне кажется, что она сильно злоупотребляет тем доверием, которое ей оказывает наше руководство. Товарищ Мальцева, конечно, исключительно талантливый работник... Некоторые её заскоки можно объяснить молодостью, но с течением времени они не уменьшаются, а наоборот начинают принимать опасные гипертрофированные формы, как для неё самой, для окружающих её лиц и для интересов государства... Скажи, тебе было известно заранее о её планах устроить бойню в центре Стокгольма?

'Донесла-таки Рыбкина или кто-то ещё следил за ними с Олей'?

— Это случилось из-за меня, товарищ Сталин,— быстро отвечаю, чтобы вождь не заподозрил меня в неискренности,— встреча с премьер-министром Ханссоном была слишком важна, чтобы её отменять из-за немецких диверсантов, поэтому я попросил Мальцеву сделать всё возможное...

— И она сделала,— саркастически усмехнулся вождь.

— Никто бы на её месте в одиночку не сделал бы лучше, товарищ Сталин.

— Мы ещё не знаем, чем всё это закончится для нас. Поставлены под удар советско— германские отношения. Что произойдёт если шведская полиция найдёт след, ведущий к нам?

— Германия не будет заинтересована в раздувании скандала, так как в ответ мы сможем обвинить её в покушении на меня. В том кафе, судя по сегодняшним сообщениям шведской прессы, вместе с майором Штольцем был ликвидирован финский снайпер, у него в квартире обнаружена винтовка, из которой выпущена пуля, пробившая машину полномочного представителя СССР в Королевстве Швеция. Наоборот, германцы, товарищ Сталин, будут спускать эту историю на тормозах, шведы также в ней выглядят не в лучшем свете...

— Я смотрю вы с Мальцевой стали через чур самостоятельными,— взрывается вождь,— кем вы себя возомнили? Учите, у нас незаменимых нет...

— Товарищ Сталин,— перебиваю вождя пока ситуация не стала необратимой,— мы виноваты, нашим действиям нет оправдания, готовы понести любое наказание.

— Ступайте, товарищ Чаганов,— делает он глубокий вдох,— я подумаю как с вами поступить.

'А на самом деле виноват только я, разве не замечал, что Оля уже давно из всех возможных выбирает самое радикальное решение... да хрен бы с той Швецией, тоже мне пуп земли'.

* * *

'Переживает,— чувствую, как супруга уже в пятый раз проходит мимо моего домашнего кабинета,— и пусть помучается, могла бы посоветоваться со мной в конце концов... Ладно, возвращаемся к нашим баранам. Задача— за год построить линию укреплений на новой границе... около 6 тысяч дотов и других укреплений, это без учёта строительства подъездных и рокадных дорог в их полосе. На всё вместе плюс вооружение выделяется более полумиллиарда рублей, в основном из бюджетов Белоруссии и Украины, оттуда же будет и основная рабочая сила. Союзный бюджет финансирует только вооружения. Сапёры будут составлять не более десятой части из общего наряда рабочей силы в 150 тысяч человек. Солидный план, на первый взгляд... если не знать, что к началу войны в части строительства он был выполнен примерно на треть, а в части артиллерии и того меньше. Причины? А чёрт его знает, надо разбираться. Первое, что приходит на ум это низкая производительность бетонных работ, связанная с недостатком строительной техники, тут также надо учесть их сезонность, в поле в мороз бетонировать невозможно. Второе— нехватка строительных материалов: железо, цемент, песок, щебень... да-да, последние два тоже не везде можно найти, так как для особо прочного бетона, который идёт для строительства дотов, эти фракции должны быть крупными по сравнению с цементом, иначе даже при значительном расходе цемента получится брак'...

— Что делаешь?— Оля, кротко встаёт рядом.

— Да вот, замечания пишу к плану строительства оборонительных сооружений на новой границе,— отвечаю, предварительно щёлкнув переключателем генератора 'белого шума'.

— Напиши, чтобы не заморачивались и строили древесно-земляные.

— Серьёзно? Как у тебя всё просто, НКО и Генштаб предлагают план, в котором сосредоточен огромный опыт, накопленный несколькими поколениями, а тут приходит такой Чаганов и 'ничтоже сумняшеся' заявляет: 'фтопку'. Надо Сталину доказать, что этот план невыполним, привести свои доводы, а потом уже что-то предлагать своё. Я вот тут начал прикидывать сколько же цемента потребуется для всех этих укреплений. Возьмём среднее такое сооружение в 250 кубических метров бетона, на каждый кубометр пойдёт 400 кг портленд-цемента. Умножаем это на 6000 таких ДОСов и получаем 600 тысяч тонн цемента. А это, на минуточку, почти 11 процентов его годового производства в СССР. Дальше, чтобы успеть закончить заливку бетона в тёплое время года надо построить многие сотни передвижных бетонных заводов, на них должны работать десятки тысяч высококвалифицированных строителей, включая инженерно-технических работников. Возникнет огромная нагрузка на транспорт: 600 тысяч тонн цемента, 3 миллиона тонн песка и щебня надо к этим кочующим заводом как-то подвозить, причём цемент издалека, так как в Белоруссии нет мощных цементных заводов. О сотнях тысячах тонн арматуры я вообще молчу.

— Уверена, что Совет Обороны это не остановит: транспорт, цемент и металл перераспределят,— Оля берёт в руки проект плана в твёрдой обложке,— тем более что сам план рассчитан на два года, а в уме они держат три— до конца пятилетки.

— Это они сейчас, а после Франции забегают, начнут сроки сокращать...

— Цемента, говоришь, не хватает? А твой морозоустойчивый 'бесцементный' бетон не подойдёт?

— Подойти-то подойдёт,— чешу небритую щёку,— но он бесцементный только в смысле, что без портленд-цемента. Всё равно нужно перемалывать отходы металлургического производства, щёлочи добавлять. Шлакощелочной цемент, это всё равно цемент. Одно дело построить участок для его получения сравнительно небольшой производительности 500 тонн в год для реактора, а другое...

— Что замолчал?

— Да вот подумал, чем шлакощелочной бетон хорош... а хорош он тем, что не нужен ему крупный песок и щебень, как для бетона на портленд-цементе. Подойдёт супесь, глина, а в идеале, любой грунт, что ты вынул на земляных работах тут же на месте строительства укрепления. Смотри, для конструктивного бетона необходимо чтобы удельная поверхностная площадь заполнителя, крупного песка или щебня, была в пределах 1 к 1000. То есть, чтобы связать заполнитель частицы цемента должны быть во столько меньше его. А частицы глины, наоборот, в 1000 раз меньше частиц цемента, поэтому их портленд-цемент связать не может, бетон не получится. Так вот, шлакощелочной цемент глину вяжет, там идёт химическая реакция с участием едкой щёлочи, при которой образуются дополнительные вяжущие. Ты понимаешь, основные затраты на перевозки падают на заполнитель...

'Стоп, а ведь ей совсем неинтересно, зачем тогда разговор завела?'

— Скажи, Хозяин меня простит?— в Олиных глазах сверкнула слезинка.

— Не за что ему тебя прощать, ты выполняла мой приказ, так я ему это и сказал.

— А тебя простит?— супруга кладёт руки мне на плечи.

— Может быть не сразу... не знаю. Я ему нужен, хотя бы как связник с Барухом, с Пост, с МакГи, со шведами, да и как к своему заместителю нет у него пока претензий.

Москва, завод 'Темп',

Большая Татарская, 35.

19 марта 1940 года, 10:00.

— Здравствуйте, товарищи,— пожимаю руки гостям,— проходите, присаживайтесь.

'Устинов насторожен и хмур, Грабин же наоборот радостный и нетерпеливый. Их можно понять: первому не нравится, что его подчинённый через голову своего наркома посылает жалобу наверх, второй радуется, что его послание возымело действие'.

— Товарищ Сталин поручил мне разобраться с вашим письмом, товарищ Грабин,— достаю из папки машинописный документ и кладу его перед собой,— в нём вы пишете, что вашу пушку Ф-22 УСВ зажимает ГАУ, настояв на её выпуске слишком малой партией. Я правильно понимаю, товарищи?

— Совершенно верно, товарищ Чаганов,— опережает наркома главный конструктор,— годовой план 1000 штук, это просто курам на смех, ведь Красная Армия быстро увеличивается, растёт число дивизий, в случае войны дивизионные пушки будут просто на расхват...

— Но таков мобилизационный план, товарищ Грабин, я вам скажу даже больше, эти 1000 пушек в этом году могут стать последними, заказанными армией, поскольку план окажется полностью выполненным. Я не собираюсь сейчас обсуждать вопрос о том хорош мобилизационный план или плох, это находится вне моей компетенции...

Грабин опускает стриженную наголо голову.

'К Сталину пойдёт жаловаться'.

— ... Меня волнует другой вопрос, а достаточно ли хороша эта пушка, чтобы она стала основной дивизионной?

— Ф-22УСВ прошла все испытания, товарищ Чаганов,— в голосе Устинова послышался металл,— принята на вооружение и поставлена на валовое производство.

— Я не об этом, товарищи. Достаточно ли она хороша в технологическом плане, дешёвая ли она? Потому что, если с началом войны ваш завод не сможет резко увеличить её выпуск, не полагаясь на смежников и без увеличения числа заводов, производящих её, то нам производственникам такая пушка будет в тягость. Нам нужна конструктивно простая, лёгкая, технологически совершенная мощная пушка, выпускаемая на потоке. Вот скажите, товарищ Грабин, сколько пушек ваш завод может выдавать сейчас?

— Думаю, что две-три тысячи,— удивлённо смотрит на меня конструктор.

— А нужно будет в 10-20 раз больше по в несколько раз меньшей отпускной цене.

— Зачем столько?— у Устинова вытягивается лицо.

'Чтоб, когда клюнет жареный петух не устраивать аврал'.

— Столько, может быть и не понадобится,— сбавляю тон,— сказано лишь для того, чтобы обратить внимание конструкторов и технологов на то, что многие стоящие на вооружении образцы вооружений, как пушки и гаубицы, очень дороги и малотехнологичны, а следовательно, мало подходят для массового производства. Военные этого не видят, а конструкторы и технологи должны над этим работать непрерывно до момента снятия образца с вооружения.

— Вы очень правильно это сказали, товарищ Чаганов,— оживляется Грабин,— конструкторские бюро должны плотнее работать с заводчанами, мы пытаемся это делать, но иногда это невозможно. Возьмём, например, ситуацию на нашем заводе. Нам передали для производства гаубицу М-30 КБ Мотовилихинского завода, которая совершенно не подходит нам по технологии. Мы не можем вносить никакие изменения в чертежи, либо менять технологию без согласования с разработчиками, а конструкторы товарища часто не хотят идти нам на встречу...

'Хмурится Устинов, получается, что это камень в его огород'.

— ... Наше КБ также участвовало в конкурсе, но, при лучших своих характеристиках, наша гаубица было совершенно несправедливо отвергнута ГАУ. Судите сами, Ф-25 на 400 килограмм легче, чем М-30, больший угол наведения, лучшую подвижность и является дуплексом с 95-миллиметровой пушкой...

— Товарищ Грабин,— не выдерживает нарком,— Ф-25 имеет дульный тормоз, а это нарушает условия конкурса!

— Во всём мире используют дульный тормоз,— конструктор не удостаивает наркома взглядом и продолжает упорно смотреть на меня,— современные приборы артиллерийской разведки могут легко засекать пушку по звуку вне зависимости от силы звука выстрела и клубов пыли, но только у нас ГАУ запрещает применение дульного тормоза!

— Условия конкурса обязательны для всех его участников, товарищ Грабин, разве не так?— конструктор снова роняет голову,— так, но то, что вы интересуетесь последними достижениями зарубежной артиллерийской науки это очень хорошо. Представьте себе, я тоже интересуюсь. Недавно по линии нашей разведки я получил материал, где наткнулся на одну любопытную конструкцию дульного тормоза...

'Только не надо тяжело вздыхать, товарищ Грабин'.

— ... На этой гаубице он многощелевой, и газ из первой, ближайшей к казённой части, щели тормоза направлен вперёд под углом примерно 60 градусов к диаметральной плоскости орудия. Эта часть газа образует заслон для газа, выходящего из всех последующих щелей назад примерно под тем же углом. Таким образом газ из почти всех, кроме первой, щелей исполняет положенную работу, тормозит откат, но далее он натыкается на газовый заслон и рассеивается, не доходя ни до ушей расчёта орудия, ни тем более до земли. То есть основные возражения военных против дульного тормоза, что он мешает расчёту и демаскирует огневую позицию поднятой пылью, отсутствуют. Автор изобретения, неправильно классифицировал его и по этой причине оно было отвергнуто. То есть, полезно просматривать не только принятые патенты, но и отвергнутые тоже.

'Вот так лучше, открытым ртом знаменитого конструктора удовлетворён'.

* * *

— Таубина пригласите,— не дожидаясь пока Грабин дойдёт до двери, хватаюсь за трубку местного телефона.

— Присаживайтесь,— сухо, не выходя из-за стола, кивком встречаю вошедшего в кабинет очередного конструктора и показываю на стул напротив Устинова.

Щегольски одетый невысокий, начинающий седеть брюнет, по-свойски берётся за спинку стула, поворачивает его и садиться лицом ко мне, боком к наркому и начинает непринуждённо осматривать мой кабинет.

— Ну и что, товарищ Таубин, будем с вами делать?— отрываю взгляд от бумаг.

— А что такое?— недовольно встряхивает он головой.

'Второй Шпитальный? Вроде нет, тот чистый администратор, а этот, говорят, талантливый конструктор, генератор идей'.

— Жалуются на вас все... и авиаконструкторы, и производственники, и военные. Вы много обещаете, но не торопитесь исполнять обещанное. Нехорошо, так можно и лишиться своего КБ.

— Но,...— Таубин начинает подниматься.

— Сидите,— холодно прерываю его я,— и не только КБ, но и свободы. Может быть работа в специальном бюро под охраной НКВД простым инженером или даже чертёжником пойдёт вам на пользу, как думаете, Дмитрий Фёдорович?

— Пожалуй,— кивает Устинов,— я даю согласие на арест Таубина.

— Вы постоянно срываете сроки, где ваша 23-х миллиметровая пушка с темпом стрельбы 600 выстрелов в минуту, где ленточная подача для неё, где крупнокалиберный пулемёт? То, что вам удаётся подать на испытания, неизбежно проваливают их. Вы ничего не доводите до конца, провалив один проект, вы берётесь за другой, мы не будем этого больше терпеть. Для нас последней каплей стало то, что недавно 37-мм мотор-пушка вашего КБ при установке в истребитель И-289 конструктора Лавочкина просто не вписалась в пространство в развале цилиндров двигателя. Вы со Шпитальным оставили 'воздушный истребитель танков' Поликарпова без пушек, на которые он рассчитывал. Вашей пушки просто нет, а пушка Шпитального неподъёмная.

— Дайте мне ещё немного времени, товарищи, я всё исправлю,— закрутил головой конструктор.

— Я уже согласовал с военными вопрос о прекращении работ ОКБ-16 над авиапушками. Вы бездарно растранжирили огромные государственные средства, Таубин, но самое страшное то, что вы потеряли время.

— Оставьте мне 37-и миллиметровку, товарищи,— почти кричит конструктор,— я обещаю, что через полгода она будет готова и как мотор-пушка и как крыльевая, с ленточным питанием.

— Ну что, Дмитрий Фёдорович, поверим Таубину в последний раз?

— Даже не знаю, Алексей Сергеевич, ведь люди не меняются. Надоели мне хуже горькой редьки жалобы на ОКБ-16: срывы сроков, недокументированные изменения в чертежах...

Глаза Таубина наполняются слезами, от уверенного в себе франта не остаётся и следа.

— Ну хорошо,— вздыхаю я после долгой паузы,— принимаю ответственность на себя. Срок— 6 месяцев, то есть ваше КБ должно подать на испытание не позднее 19 сентября 12 авиапушек: 6 моторных и 6 крыльевых, последние с синхронизацией, чтобы не разворачивали самолёт при стрельбе. В тактико-технических требованиях этот пункт должен быть добавлен. Также вносится пункт об ограничении пиковой отдачи 4000 килограмм, это новое требование от авиаконструкторов. Делайте что хотите, добавляйте дульный тормоз, сокращайте длину ствола, вводите дополнительные демпферы, но без выполнения этого условия пушка не будет считаться успешно прошедшей испытания.

— Я согласен,— не задумываясь выпаливает Таубин,— я не подведу вас, товарищи...

'А вот в этом я как раз не уверен'.

— Время пошло, товарищ Таубин.

* * *

— Скажите, Дмитрий Фёдорович,— выбираем столик у окна в пустой послеобеденной столовой,— а как у вас дела с дегтярёвским станковым пулемётом? Когда будет полигонные испытания?

— На будущей неделе во вторник,— Устинов с наслаждением вдыхает аромат грибного супа,— заводские пройдены успешно...

— Я как-то упустил из вида,— тоже берусь за ложку,— к чему Дегтярёв с ГАУ в итоге пришли?

— Убрали зенитный режим, сократили максимальную прицельную дальность до 2000-2500 метров в зависимости от типа пули.

— А вес?

— Оставили прежним, тут военные не отступили ни на шаг, а с начала вообще хотели на 3 килограмма уменьшить.

— А с конкурсом на самозарядную винтовку, есть какие-то новости?— покончив с макаронами по-флотски, берусь за компот.

— Идут ещё испытания,— Устинов хлебом вымакивает подливу котлеты,— Симонов впереди и по кучности, и по точности, по весу практически одинаковые. Сейчас статистику набираем по отказам.

— С участниками конкурса по пистолетам-пулемётам определились?

— Пока трое: Шпагин, Шпитальный и группа студентов из Артиллерийской академии.

В дверях столовой появилась Оля в сером драповом пальто с воротником из чернобурки, увидев меня она призывно махнула рукой.

— Ну что у тебя?— попрощавшись с Устиновым, поворачиваюсь к супруге, нетерпеливо теребящую вязанную варежку.

— Постоянный пропуск в Кремль у меня отобрали,— всхлипнула Оля, подхватив меня под руку,— звоню Игнатьеву, его нет на месте, узнай почему.

— Потому, что уволили тебя из Международного отдела ЦК... ну не плачь,— приобнимаю супругу за плечи,— бывает, всё наладится ещё...

— Ты знал,— отворачивается она от меня.

— Полчаса назад Поскрёбышев звонил, сказал, что в Особом секторе ваш отдел ликвидирован, все сотрудники уволены. Ну что ты в самом деле, у тебя работы как у Жучки блох: и в Спецкомитете, и в ВИЭМе, и на Мосфильме. Пройдёт время, всё успокоится. Такими людьми как ты, не разбрасываются, думаю, воспитывает тебя Хозяин, посмотреть хочет как ты удар держишь.

Московская область,

Аэродром 'Щёлково',

20 марта 1940 года, 08:30.

Снегоуборочный 'ГАЗ' с 'уголком' притормозил у конца самой длинной в Союзе бетонной взлётной полосы у стартовой 'горки', развернулся и пошёл в обратную сторону. Из ангара показался необычного вида маленький самолётик без винта, толкаемый облепившими его техниками. Наверху 'горки' самолёт останавливается, механики забивают под переднее и два боковых колёса тормозящие башмаки, и расходятся в стороны, у машины остаются двое.

— Сейчас будет производиться заправка баков самолёта А-1 топливом,— даёт пояснения, стоящий сзади нас с Хруничевым начальник отдела Жидкостных Реактивных Двигателей Душкин,— 710 килограммами азотной кислоты и керосина.

'Увы, турбореактивный двигатель Люльки до сих пор не готов. Семь месяцев назад, когда из Ленинграда пришло сообщение, что двигатель выдержал на стенде 10 часов, показав при этом тягу 450 кгс, появилась надежда, что первый полёт будет именно на нём. Но затем быстро выяснилось, что на испытание был поставлен, по сути, макет, который даже по габаритам не мог влезть в фюзеляж. Чтобы ускорить дело, я предложил использовать в опытном ТРД некоторые готовые детали от поршневых моторов. Были организованы командировки сотрудников Люльки по авиационным заводам, откуда они вернулись с подкачивающими и напорными топливными насосами, коловратными блоками для маслосистемы, свечами, электроиндукционными стартерами. Первый опытный турбореактивный двигатель, который можно было поставить на самолёт стал приобретать реальные видимые черты, но до его первого пуска осталось по крайней мере ещё три месяца. Поэтому для демонстрации лётных возможностей реактивного самолёта было решено использовать ЖРД'.

— Здравия желаю, товарищи,— к нам сбоку подходят Голованов и Филин, начальник НИИ ВВС,— это значит и есть ваша 'птичка'? А что ближе подойти нельзя?

— В целях безопасности, товарищ командарм второго ранга,— Филин с неодобрением смотрит на А-1.

— А как же в случае чего её эксплоатировать на аэродроме, а товарищ Душкин?

— Работаем над этим, товарищ Голованов,— постукивает он ботинком о ботинок от холода.

— Безопасность, б

* * *

,— едва слышно чертыхается, стоящий поодаль Чкалов, затем громче, повернувшись к военным,— скажи, Саш, почему пацану этому можно, а мне нельзя? Ты посмотри на этого дылду, да он в кабину не вместится.

— Галлай с самого начала работал над этой машиной, Валерий Павлович,— как от зубной боли морщится Голованов,— и на буксире на ней летал, и на аэродром много раз садился. Всё не хочу об этом больше.

'Лавочкин Марку больше доверяет, а где он, кстати? А, как обычно вместе с Черняковым на дальнем конце взлётной полосы'.

Снегоуборочная машина, закончив работу, возвращается на стоянку.

— Заправка закончена, давление в баках в норме,— в динамике приёмника, установленного рядом на столике, послышался хрипловатый голос Галлая,— разрешите взлёт?

— Взлёт разрешаю.

— От хвоста!

Из хвоста самолётика вырывается длинная жёлтая огненная струя, далеко сзади, поднимая в воздух клубы белого пара, смешанного со снегом, он трогается с места и катится под гору, подрагивая на шестиугольных бетонных плитах широкой 60 метровой полосы. Жуткий рёв заставляет присутствующих вздрогнуть, широко раскрытыми глазами они смотрят как через десять секунд облако за самолётом исчезает и он резко уходит в высоту.

Поднявшись метров на двести, лётчик, не убирая шасси переводит машину в горизонтальный полёт. Рёв двигателя накатывается и отступает пока самолёт несколько минут кружит вокруг аэродрома, закладывая плавные виражи. Неожиданно факел исчезает и наступает абсолютная тишина. Ещё мгновение и машина начинает плавное снижение прямо по центру полосы...

'Только бы сел, только бы сел',— у меня затряслись поджилки.

В момент касания полосы передняя стойка шасси подламывается и переднее колесо, опередив самолёт и подпрыгивая на стыках плит, несётся вперёд. Нос машины ныряет в белый туман, из которого вылетают жёлтые искры. Пожарные и медики реагируют мгновенно, но ещё до того, как они достигают места, туман рассеивается и становится видно, как Галлай, подняв фонарь, с трудом выбирается из кабины.

'Не зашибся? Да вроде нет, ходит вокруг самолёта свободно легко... А ведь действительно дылда, он с самолётом почти равны по высоте'.

— Ну, рассказывай, рассказывай, как оно было?— Чкалов широкими плечами бесцеремонно раздвигает толпу, обступившую лётчика.

— Не расскажешь словами,— с лица Галлая не сходит счастливая улыбка,— я за управляемость боялся, не будет ли любое отклонение или там боковой ветерок, когда сила тяги приложена в хвосте, увеличивать это отклонение. Не было такого, нормально машина управляется, как с винтом.

— Даже лучше,— съязвил Чкалов,— носом можно тормозить...

* * *

— Подвезёшь до Москвы?— к моему 'ЗИСу' подходит озабоченный Голованов,— обсудить надо кое-что...

Вместо ответа распахиваю перед тяжелую дверцу 'членовоза'.

— ...Как у тебя дела с тем прицелом, о котором мы в прошлом году говорили, а Алексей Сергеевич? Ты понимаешь, Халхин-Гол и Финляндия показали, что наши лётчики в бою плохо стреляют. Боюсь, что в связи готовящимися решениями по увеличению числа лётных училищ, средний уровень лётчиков ещё больше упадёт. Я понимаю, что задача сложная, но можно что-то сделать? С рефлекторным прицелом мы далеко не уедем, кровь из носу нужен гироскопический. На тренажёрах с рефлекторным прицелом результаты вроде неплохие, а в реальном бою всё в молоко. Воздушный бой— это бой на виражах, там совсем другие упреждения. Не даёт нам там противник шанса, по прямой летать не хочет.

— Да я понимаю, Александр Евгеньевич, что основной вклад в погрешность вносит угловая скорость самого самолёта. Для того, чтобы её учесть нужно к рефлекторному прицелу добавить двухстепенной гироскоп, решающее устройство, сельсин и двигатель для сферического зеркала. Всё это нужно уместить в маленькую коробочку, чтобы в кабину влезла и пилоту не мешала. За границей такие прицелы тоже не производятся, поэтому брать за образец нечего. В последнее время у нас вроде бы наметился прогресс, но в ближайшие полгода результата не жди...

'Если удастся воспроизвести миниатюрный пьезокерамический вибрационный гироскоп из будущего, то можно будет с уверенностью сказать, что через 6 месяцев подадим прицел на испытания. Идея устройства довольно проста: склеиваются два маленьких бруска пьезокерамики с противоположной поляризацией— на один из них напыляются два электрода— закрепляются по торцам на двух держателях. Простейший генератор синусоидального напряжения раскачивает бруски, причём кода один сжимается, то другой расширяется. Если начинать закручивать эти бруски вокруг вертикальной оси, то сила Кориолиса, возникающая при этом, будет генерировать напряжение, пропорциональное угловой скорости. Это напряжение с помощью дифференциального каскада легко снимается с тех же самых электродов. Затем напряжение Кориолиса наряду с напряжениями, отражающими дальность и высоту цели поступают в аналоговым вычислитель. Ну а вычислителем выступит сумматор, построенный на операционных усилителях, основным кирпичиком которых будут служить стержневые лампы. Результирующее выходное напряжение вычислителя станет управлять приводом моторчика постоянного тока, отклоняющего зеркало. Теперь стрелку, маневрируя своим самолётом, будет достаточно загнать цель в рамку прицела, не заботясь ни о каких упреждения и нажать гашетку. Асы, конечно, будут нос воротить, мол прицел сужает угол обзора, но для среднего, а особенно начинающего стрелка прицел будет незаменим, однозначно'.

— Полгода, говоришь,— замолкает Голованов, прикидывая что-то в уме.

— Я смотрю, не нравится тебе наш ракетоплан-перехватчик, Александр Евгеньевич.

— Не нравится, сам посуди как мы в поле будем азотную кислоту возить, когда её ни один бак не держит? Заправленным самолёт долго держать нельзя, значит перед самым вылетом заправляться. А если взлетишь, то топливо кончится через пять минут...

— Неправильно рассуждаешь, во-первых, возить авиаторам кислоту в поле не надо, так как перехватчик ПВО будет работать вблизи крупного промышленного объекта; во-вторых, он будет работать в связке с радиоуловителем, то есть время для заправки и взлёта будет достаточно; в-третьих, ты видел сегодня какая у А-1 скороподъёмность, он за пару минут окажется выше любого бомбера, а оттуда спикирует и расстреляет его...

— А попадёт ли лётчик куда-нибудь на такой скорости? У него даже времени, Алексей, не будет, чтобы в прицел глянуть, не то, что прицелиться.

— Ему и не придётся целиться, выпустит ракеты по бомберу и на посадку. К тому же на серийном образце запаса топлива хватит минут на 10-15, а значит он успеет атаку повторить снизу. Это бомбер не сможет даже увидеть перехватчик.

— Постой, ты говоришь о тех своих 20-миллиметровых реактивных снарядах?

— Именно, Александр Евгеньевич, это тебе не РС-82, их знаешь сколько можно под крылья перехватчика подвесить. Смотри, я понимаю твои опасения насчёт кислоты на самолёте, поэтому мы уже работаем над азотнокислотными окислителями, способными снизить агрессивность кислоты. Причём не один Душкин этим занимается. Ты широко смотри на ситуацию...

— А нельзя ли калибр снарядов увеличить? Или вообще оставить только пушку в носу... нет, две? Потому что если атаковать с пикирования близкого к вертикальному, то перехватчик может и рефлекторным прицелом обойтись.

— Всё можно сделать, Александр Евгеньевич, только заниматься этим надо, технические требования к передатчику составить, тактику обдумать.

— Сделаем, Алексей, не волнуйся. На какую скорость горизонтального полёта можно рассчитывать?

— На уровне моря 850 километров в час примерно, на 5000 метров— до тысячи. Практический потолок двенадцать километров.

— За сколько минут он сможет туда забраться?

— Не более двух минут.

— Так это же меняет дело,— глаза лётчика загораются,— с такой скороподъёмностью он же любого высотного разведчика достанет. Ты, наверное, видел последнюю разведсводку, месяц назад взлетел новый германский высотный самолёт-разведчик 'Юнкерс-86Р' с дизельными двигателями. А на днях стало известно, что он достиг 10000 метров. Хотя теоретически крупнокалиберными зенитками его достать можно, но практически— нет. Сейчас как раз составляем ТТТ на разработку высотного истребителя, но уже стало понятно, что с существующими двигателями он туда будет карабкаться, если вообще удастся, минут пятнадцать. За это время разведчик на 100 километров уйдёт. А с твоим ракетопланом— другое дело: разместить по звену на Москвой, Ленинградом, Баку, на западной границе эскадрилью и сеть площадок подскока через каждые сто километров, чтобы быстро перебрасывать перехватчики и наше небо будет на замке!

'А куда делись сложности с логистикой поставок азотной кислоты? Как 'клюнет жареный петух', так все проблемы сразу исчезают'.

— Ещё вопрос,— Голованов снова нахмурился,— помнишь наш разговор месяц назад о транспортном самолёте Бедуковича? Так вот 'воз и ныне там', отмахивается от него Хруничев, ты бы провёл с ним воспитательную беседу.

Глава 6.

Москва, ул. Большая Лубянка д.13

Клуб НКВД. 25 марта 1940 года, 13:00.

— Девушка, соедините пожалуйста с номером К1 77 77,— Оля ребром ладони протирает запотевшее стекло в телефонной будке.

— Слушаю, кто говорит?— в трубке раздаётся низкий мужской голос с кавказским акцентом.

— Товарища Берия по срочному делу,— приказным тоном отвечает она.

— Ждите.

— Что у тебя?— буквально через несколько секунд в трубке слышится голос всесильного наркома.

— У меня тут появилась свободная,...— начинает Оля.

— Ты где?— перебивает он.

— В телефоне-автомате на улице, там, где в последний раз встречались.

— Буду через десять минут.

Перебежав через дорогу, девушка укрывается от первого весеннего дождя под аркой . Большой чёрный 'Бьюик' появляется на дороге даже раньше и тормозит, перекрывая движение в сторону Бульварного кольца, задняя дверь машины открывается.

— Не промокла?— Берия освобождает место рядом с собой, на которое прыгает Оля,— заверни в переулок и погуляйте все пока...

Водитель и оба охранника быстро выполняют приказание, даже не пытаясь взглянуть на девушку.

— Что случилось?— нарком поворачивается к Оле и цепляет на нос пенсне.

— Я слышала, что на предстоящем пленуме ЦК Микоян будет выведен из состава политбюро, так?

— Еще не решено окончательно, будут ли переводить в кандидаты или вообще, как голосование покажет.

— Думаю, что вам будет интересно узнать кое-что о вашем сопернике на это место— Маленкове. Это ведь он донёс товарищу Сталину о том, что на самом деле случилось в Стокгольме?

— Я не знаю точно, дорогая, но больше-то некому. Сам я не докладывал, а Хозяин позвонил мне сам и затребовал радиограмму от Рыбкина. У меня ведь в коллегии наркомата точно есть люди Маленкова. Так что у тебя на него есть?

— Вы наверно не знаете, вас тогда не было в Москве, но я участвовала в операции с прослушкой дачи Ежова. Дежурила по соседству, составляла письменные отчёты для руководства, и передавала их помощнику Сталина Маленкову. Маленков не был в курсе об операции по установке прослушки, это происходило на дне рождения Ежова, там же и произошёл их откровенный разговор...

— Он может сказать, что сделал это нарочно, чтобы прощупать Ежова...

— Положим, что так, но эта провокация исчезла из отчёта...

— Откуда это тебе известно?

— Я сама её не включила,— Оля достаёт из кармана пальто небольшую картонную коробку,— а это магнитная плёнка, на которой записан этот разговор. Её я сохранила.

— Тогда он обвинит тебя,— Берия быстро хватает протянутую коробку.

— Он не хранил мои рукописные отчёты. Насколько я знаю, он сам перепечатывал их в единственном экземпляре для Сталина, а копию сжигал.

— Это хорошо,— глаза наркома засверкали,— тогда сделаем так, плёнка была найдена при обыске в кабинете Фриновского и долгое время хранилась в его деле...

— Правильно, мне бы не хотелось в этом деле участвовать.

— Но всё равно ведь придётся...

— Скажу, что не помню, три года прошло,— Оля открывает дверцу,— до свидания, Лаврентий Павлович.

'Не придётся,— девушка бредёт по тротуару, не замечая дождя,— потому, что не имею я никакого касательства к прослушке. И ещё потому, что не было на самом деле никакого разговора, а вот плёнка есть, даже лучше настоящей'.

* * *

— Что ты отдала Берии,— меня пробивает холодный пот,— плёнку с разговором Маленкова с Ежовым? Откуда она у тебя взялась? Все плёнки были у меня в сейфе и на них не было такого разговора.

— По порядку,— отстраняется от меня Оля, выходя из-под зонта на дождь,— да; взяла в твоём сейфе; не было, я его составила в нашей звукозаписывающей лаборатории из фраз того и другого на дне рождения Ежова, помнишь, Маленков там длинную речь толкнул?

— Что за разговор?— хватаю супругу за руку и прижимаю к себе.

— Ничего особенного,— хмыкает она,— беседа бывшего заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК со своим заместителем о том, как нам обустроить страну после Сталина. Ежов расписывает перспективы, Маленков почтительно поддакивает.

— Бред какой-то.

— Не скажи, помнишь Шапиро заместителя Ежова, так вот он до расстрела дал показания на Маленкова, не слово в слово, но смысл тот.

— Но зачем тебе это, Оля? Неужели не понимаешь, что плёнки были только у меня? Да и любой эксперт по аудиозаписям...

— Все твои плёнки на месте и полностью стёрты, а та которую якобы нашли у Фриновского производства другой компании. По поводу этой записи, я сама могу всем нашим экспертам сто очков вперёд дать, подготовка и опыт имеются. Да и не будет Хозяин никого со стороны привлекать, тебе её даст и попросит проверить.

— Ты не ответила зачем,— под руку идём по ночной набережной Москва-реки вдоль будущего Театра Эстрады.

— А потому что нельзя быть терпилой,— взрывается Оля,— надо отвечать ударом на удар, задумал Канарис против тебя дурное, получай фашист гранату, настучал Маленков— лови ответку. Только тогда тебя будут уважать и бояться. Ты думаешь этот Маленков— добродушный толстячок, хороший семьянин и добрый товарищ? Нет, он из того же теста, что и Ежов, карьерист, на пути к власти не остановится не перед чем, это он подвёл под вышку 'ленинградцев'. Лично принимал участие в допросах и от него в конечном счёте зависело, что он доложит Сталину о результатах расследования: получат ли они 'десятку' за растраты и хищения или вышку по 58-ой. А заговор против Берии кто возглавил, думаешь Хрущёв? У него мозгов, связей и влияния бы не хватило. Тут даже без формальностей обошлись, пришли в дом к члену Политбюро два фельдъегеря и просто застрелили. Понравилось Маленкову и его окружению так дела решать: нет человека— нет проблемы. Сказки об аресте и суде над Берией это для совсем уж простого народа. Зачем?... если ты ввязался в войну за власть, то должен понимать, что на кону твоя жизнь, причём не только твоя, но и многих людей, которые надеются на тебя и доверяют тебе. Помяни моё слово, ничего ему не будет, вывернется он, мол специально выведывал, что на душе у Ежова, но осадочек на душе у Сталина останется. Если нам повезёт, то бросят Маленкова на периферию...

— Как будто Берия лучше.

— ... Он хотя бы дело умеет организовать, а Маленков только — чего изволите?

'Ой, прав Сталин... слетела Оля с катушек'.

— А мы с тобой чем лучше будем, если станем облыжно обвинять людей?— силой затаскиваю супругу под зонт,— уверена, что во вкус не войдём? Нет человека— нет проблемы. Вот смотри, станем мы с тобой в силу входить, да это уже происходит, к успешному человеку потянутся люди, типа единомышленники, встанут с нами плечом к плечу и вытолкнут нас на самую вершину пирамиды. С виду твои соратники, а на самом деле большинство из них заинтересован только в том, чтобы использовать эту власть в шкурных интересах и начнут требовать награды. За что боролись?... И станем мы заложниками своей команды: шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте...

— Чистить надо периодически своё окружение,— огрызается Оля,— не выводить его из-под контроля карательных органов.

— Боюсь, что на их место придут такие же, неоткуда взять других. А что бывает, когда органам дают чрезмерную власть объяснять тебе, надеюсь, не надо. Чтобы изменилось это положение, должно смениться не одно поколение и каждое из последующих должно быть лучше прежнего.

— На деле вышло совсем наоборот,— супруга берёт меня под руку.

— А работать приходится с теми кадрами, которые есть сейчас, не дожидаясь коммунаров. Поэтому единственно возможная форма правления сейчас у нас, это когда наверху великий всевидящий вождь-отец, а далеко внизу группировки, стерегущие друг друга: военные с чекистами и партийные с производственниками. Только одна из группировок начнёт брать верх, государство начинает шататься. Особенно такая ситуация становится опасной при смене вождя, так как у всех группировок возникает соблазн взять верх. Причём даже если Сталин в конце своей жизни объявит меня своим преемником, даже если при этом я буду председателем Совета Министров, группировки этого не примут и развяжут войну. Передавать власть надо задолго до 1953 года с подстраховкой, лучше всего лет за пять-десять, в течение которых радикально омолаживать эти самые группировки.

— А Киров?

— Что Киров, отправят они его на пенсию или послом в Монголию, как Молотова.

Москва, Кремль,

Свердловский зал.

28 марта 1940 года 12:40.

'Сталин сам выступает на пленуме ЦК с докладом о внешней политике, а не поручает сделать это Молотову,— в зале устанавливается абсолютная тишина,— логично, скоро ему выступать на Шестой сессии Верховного Совета с докладом о деятельности правительства, хочет обкатать'.

— Теперь, когда военная операция закончилась и подписан мирный договор между СССР и Финляндской Народной Республикой, можно подвести кое-какие итоги. Главным из них является то, что Красной Армией полностью ликвидирована военная угроза Ленинграду и всему нашему Северо-Западу. Несмотря на то, что бывшие финляндские власти соорудили на Карельском перешейке, на их взгляд неприступные железобетонные и гранитно-земляные военные укрепления, Красная Армия всего за неделю сумела прорвать их и в течение четырёх недель полностью уничтожить финляндскую армию, как организованную силу. Эти военные укрепления, протянувшиеся на десятки километров в ширину и вглубь, окружённые противотанковыми рвами и подкреплённые устройством многочисленных минных полей, составляли так называемую 'Линию Маннергейма', построенную под руководством иностранных специалистов по образу и подобию 'Линии Мажино' и 'Линии Зигфрида'. Сколько труда, материалов и денег было вложено в эту линию и где она теперь?...

Зал оживлённо загудел.

— ... По условиям Мирного договора финнам предстоит снести её за свой счёт. Думаю, что нашим военным специалистам следует сделать серьёзные выводы из этого факта. Ну более подробно на военных вопросах остановится в своём докладе об уроках операции нарком обороны товарищ Будённый, а я перейду к политическим итогам...

'Похоже 'Линия Молотова', в том виде, что предложил Генеральный штаб отменяется... это хорошо, бетон нам пригодится, так как на ближайшие полтора года намечено огромное строительство на Урале и в Сибири заводов-дублёров предприятий, которые расположены западнее Днепра. Надеюсь также, на положительное решение в правительстве вопроса о начале строительства реактора-наработчика плутония по самому быстрому и дешёвому варианту. Курчатов ещё окончательно не определился, но идея с воздушным охлаждением, по типу английского 'Уиндскейл', запала ему в душу'.

Как всегда, заскочив последним в овальный зал, я упустил состав президиума и его рассадку за длинным на возвышении столом от колонны до колонны.

'Маленкова нет? Так, где же он,— вытягиваю шею,— здесь, в третьем ряду справа от центрального прохода, разделившего зал пополам. Быстро у нас в ЦК принимаются решения'. Маленков— Секретарь ЦК, наряду со Сталиным, Кировым и Ждановым. Год назад он на съезде заменил Андреева, который, несмотря на стремительную потерю влияния, всё-таки сохранил своё место в Политбюро. Но, скорее всего ненадолго, на предстоящей вскоре партийной конференции это будет исправлено. Состав Секретариата важен по той причине, что аппарат ЦК, то есть, отделы и другие структурные единицы, напрямую подчиняются ему, а не Политбюро или Оргбюро. От секретарей ЦК зависит будет ли рассмотрен тот или иной вопрос, поднятый отделом, когда и какое решение будет принято по нему.

Каждый секретарь имеет свой участок работы. Маленкову в наследство от Андреева досталась та часть аппарата, которая выполняла функции, связанные с управлением административными и хозяйственными органами. Причём за ним же осталось Управление кадров ЦК, что потенциально делало Маленкова наиболее могущественным человеком в ЦК, да и в государстве, так как все кандидатуры на государственные должности проходили через Маленкова. Ему подчинялась почти тысяча партийных функционеров в ЦК, для сравнения Кирову— лишь около полутора сотен, так же как и Жданову. Да и функции у двух последних были не в пример более скромными: Киров курировал Управление делами ЦК, которое в основном занималась обслуживанием самого же аппарата ЦК, а Жданов— контролировал все низовые парторганизации страны.

Однако всемогущество Маленкова было во многом кажущимся, поскольку он был лишь исполнителем воли Сталина, но потенциал у этой его должности был огромным, ведь он мог контролировать назначения на должности во всех наркоматах военной промышленности, НКВД и наркоматов иностранных дел, внешней торговли, финансов и Госбанка. До сих пор у меня с Маленковым никаких проблем не возникало, но, конечно, исключительно из-за того, что Сталин дал мне карт-бланш в кадровых вопросах. Оля весь этот расклад прекрасно представляла, так как уже достаточно давно вращалась в аппарате ЦК. Международный отдел, в котором она служила, напрямую подчинялся Сталину, хотя формально относился к Управлению Делами, то есть был под крылом у Кирова. Поэтому даже косвенно через неё Маленков достать меня не мог. Не пересекались мы с ним никак, так зачем Оля начала войну? Видимо решила нанести упреждающий удар.

На следующий день после нашего разговора с ней под дождём на набережной Москвы-реки, как она и предсказывала, меня вызвал в свой кабинет хмурый Сталин и, откашлявшись, спросил:

— Скажите, товарищ Чаганов, есть способ проверить, является ли магнитная запись фальшивкой или настоящей?

— Да, товарищ Сталин, такие методы существуют.

— Вот возьмите бобину,— вождь протягивает мне небольшую коробку,— это надо сделать срочно, не привлекая к этому посторонних людей. Кстати, у вас не осталось плёнок, на которые записывались разговоры на даче Ежова три года назад?

— Сами плёнки остались, товарищ Сталин, но, насколько мне известно, разговоры с них стирались сразу же после перепечатки их на бумагу. Отвечал за это кто-то из помощников товарища Маленкова, так же как и за машинописную копию. В мой отдел вернулись уже стёртые катушки.

— Да, я знаю... Поторопитесь, товарищ Чаганов. Через два часа я уже снова был в кабинете.

— Плёнка механических склеек не имеет,— стоим со Сталиным друг перед другом в кабинете, а за столом с интересом слушают Молотов и Киров,— нет явных признаков монтажа записи, слова собеседников не обрываются, в основном не меняют громкости, интонации соответствуют разговору, фон разговора звон посуды, отдалённые неразборчивые разговоры, присутствует по всей длине плёнки. Запись была сделана на одном и том же магнитофоне и этот магнитофон доработан у меня в отделе, совпадает частота и уровень тока подмагничивания...

'А Оля-то действительно профи, так смонтировала запись с фоном, что все проблемные места-склейки кусков разговора забиты натуральным шумом. Не знаю теперь как будет выкручиваться товарищ Маленков, но добивать его не стану'.

— ...Однако полностью исключить возможность фальсификации исключить всё-таки нельзя. Сейчас звукозаписывающая аппаратура на Западе бурно развивается, в специальных студиях на более современной аппаратуре, чем та, что мы использовали три года назад, можно творить и не такие чудеса.

'Хайли лайкли, понимаешь'.

* * *

'Правильно сделал или нет?— отпускаю машину и остаток пути до дома иду быстрым шагом, охрана едва поспевает за мной,— казалось бы добить Маленкова и он уже не вынырнет. А вдруг сумеет? Не хочу быть главным его врагом, пусть им станет Берия'.

Поднимаю голову и вижу огонёк в своей квартире.

'Оля уже дома... чёрт-чёрт-чёрт... обещал с супругой пойти на концерт Лидии Руслановой, он сегодня в нашем клубе, театре эстрады выступает и забыл... Обиделась наверное'.

С тяжёлым сердцем приоткрываю дверь и прислушиваюсь.

— Давай, Анюта, за нас...

'Голос знакомый'— из гостиной доносится звон хрусталя.

— ... вот смотри, ты— молодая красивая женщина, врач... да что там врач, ты— почище любого медицинского профессора будешь, пусть они попробуют вылечить тех, кого ты на ноги поставила...

— Ну ты, Лида, преувеличиваешь,— раздаётся пьяненький голосок Оли.

— ... Ничего я не преувеличиваю, по себе знаю... желудок ничего не принимал, печёнка болела, поясница не разгибалась... сколько я этих профессоров перевидала, а толку чуть. Ты мне семь уколов сделала и всё, я снова человек. Да о тебе такая слава по Москве идёт, что только пальцем шевельни, ты в деньгах купаться будешь. А сейчас что, ну живёшь ты в неплохой квартире, так она не твоя и мебель казённая. А если турнут твоего с должности, с чем останешься? Работаешь на Орлову бесплатно, а она тебе обноски свои с барского плеча сбагривает, да у тебя даже колечка золотого нет. А кто она такая? Голос у неё— будто в цинковое ведро ссыт... Ты же была у меня на квартире в Лаврушинском переулке, видела мои картины... Айвазовский, Шишкин, Репин, Серов, Поленов, всё подлинники, не какие-нибудь копии... вот смотри на колье — царское, 32 бриллианта, подарил один поклонник... остальное всё на концертах да пластинках ... Ты, если приём откроешь, вдвое-втрое больше моего зарабатывать будешь.

'Ну-ка, ну-ка, интересно, что ответит супруга... советской миллионерше'.

— Смотрю я на тебя, Лида,— голос Оли вдруг зазвучал совершенно трезво,— несчастная ты баба...

-Чего это я несчастная?!

— ... а то, что мечешься как савраска по стране с одного концерта на другой, деньги-деньги-деньги... кольца, серьги, машины, картины... снова деньги. Ты жизни не радуешься, нал 'златом чахнешь'.

— Я людям радость дарю!

— ... Даришь, согласна, но я не о людях, а о тебе. Положи руку на сердце и скажи, ты до пяти концертов в день даёшь, чтобы людей радовать или чтоб побрякушку очередную купить? Те, кто тебе 'левые' концерты устраивает, сдадут тебя сразу, как их органы прижмут...

— У меня на все покупки квитанции имеются!

— ... Посчитают твой официальный доход, посмотрят на расход, вычтут одно из другого и богатства твои реквизируют и зачем тогда это все?...

Из гостиной послышалось женское всхлипывание.

— ... Счастье не купишь, Лида. Я вообще не понимаю вас артистов, вы о чём-нибудь кроме денег думать можете? Повидала я уже вашего брата ...

— Здравствуйте, Алексей Сергеевич,— зычно кричит за моей спиной лифтёрша,— а вы чего в дверях стоите?

* * *

Когда Русланова с глазами на мокром месте выходит за дверь, подхожу к похожему на маленький гардероб 'музыкальному центру' 'УГБ-2', год назад заменившему на конвейере Воронежского радиозавода 'Говорящую Бумагу' первой модели и через минуту из динамика зазвучал проникновенный низкий Руслановский голос— 'Вот мчится тройка почтовая'.

— Микояна из членов политбюро 'турнули', как твоя подруга выражается,— отвечаю на немой вопрос в Олиных глазах,— я думал, что только переведут в кандидаты, но нет. Наркомом внешней торговли оставили пока.

— Что Маленков?— нетерпеливо перебивает супруга.

— ... А про меня узнать тебе не интересно?— зло перебиваю её,— получил новое назначение в Шатуру, директором электростанции, Так что и меня 'турнули', а с тобой, наверное, позже будут разбираться.

'Ох не нравится мне этот 'прокурорский' взгляд, как у моей второй жены, когда она пыталась по моему виду понять степень опьянения'.

— Кого ты лечишь?— итожит супруга свои наблюдения.

— Ну ладно-ладно, турнули его из секретарей ЦК, кандидатов в члены политбюро и отправили в Каракалпакскую АССР вторым секретарём. Гиблое для партийного работника место, Хрущёв после него вообще парторгом шахты стал...

— Есть!— Оля прыгает мне на грудь, ногами обхватывая меня за талию.

— ... Освободились два места кандидатов, так как Берия стал членом Политбюро, в итоге первым кандидатом ЦК выбрал Вознесенского, а вторым...— супруга покрывает моё лицо поцелуями.

'Вот же авантюристка, не исчерпала ещё своего запаса везения, по лезвию бритвы прошла, не порезавшись'.

— Очень удобная позиция быть третьим,— спрыгивает на пол Оля,— двое первых топят друг друга, а третий наблюдает за схваткой. Слушай, а кто Секретарём ЦК стал?

— Молотов, зря ты его, кстати, со счетов списываешь, он снова на коне. А если учесть какое у него здоровье, то вполне может стать претендентом на власть.

— Молотов становится твоим куратором в Секретариате?— супруга закусывает губу.

— Слава богу нет, Киров шепнул, что будет он, а Молотов займётся Управделами.

— Рио-Рите, Рио-Рите,— по-немецки заговорила бумажная лента медиацентра, включившего реверс, а мы закружились в испанском Пасодобле и остановились лишь тогда, когда его сменил Утёсовский 'Пароход'.

— Ну хорошо, станешь ты Сталиным, а дальше что?— Оля с тревогой смотрит на меня,— одно дело техника и совсем другое люди. Что делать с такими как Русланова? Ведь если плыть по течению, то итог будет тем же самым.

— С такими как Русланова ничего не сделаешь,— присаживаюсь рядом с супругой, откинувшейся на спинку потёртого плюшевого дивана,— их не перевоспитаешь. Упор надо делать на воспитании подрастающего поколения в школе ...

— Оно ведь и в семье, и во дворе тоже воспитывается.

— Верно, но другого пути нет. Можно, конечно, как в Мире Полудня забрать детей из семьи и поместить их всех в интернат, чтобы воспитывать там коммунарами, но есть несколько проблем, например, откуда взять такое количество хороших воспитателей, круглосуточно работающих с детьми? Да и родители вряд ли поймут такие действия властей, как изъятие детей из семьи. К тому же и десяти лет не прошло, как последние коммуны были распущены...

— Не уверена, что твой путь приведёт к чему-то хорошему, ведь изо дня в день условные 'Руслановы', которых никак не меньше, чем школьных педагогов, будут, не напрягаясь, своим обычным поведением перевоспитывать детей обратно по своему образу и подобию, что в общем-то и случилось у нас. Тогда уж проще перепрограммировать их сознание в прямом смысле этого слова. Записать, как мы умеем, в память кодекс поведения коммунара, например.

— ... Записать-то, решив несколько чисто технических задач, можно, только вот убеждения — это не набор картинок в памяти. Мы толком даже не знаем где в мозгу они хранятся. Убеждения складываются в сознании со временем, причём под влиянием внешних факторов с течением времени могут изменяться...

— Перезапись убеждений возможна и является задачей чисто технической,— рубит слова Оля,— сам посуди, ты и я принесли в этот мир те же самые убеждения, что были у тебя в нашем.

— Допускаю, что это действительно так, допускаю даже, что за время нашей жизни мы сможем разобраться, какая часть кода, загружаемого в мозг, отвечает за убеждения. Но неужели ты не видишь тех опасностей, которые подстерегают нас в итоге. Ведь эта технология легко может быть использована и капиталистами, и фашистами, и религиозными фанатиками, да кем угодно.

— Да почти любая технология может быть использована как оружие кем угодно! Эта ещё гуманная, без физического уничтожения людей и вреда природе. Нам ли с тобой не знать. Сейчас основную роль в перекодировании мозга играют средства массовой пропаганды. Их эффективность пока не очень высока по сравнению с прямой перезаписью сознания, но со временем сравняется с ней. Почему же нам уже сейчас не использовать наше знание, чтобы получить решающее преимущество в войне с нашими врагами, ведь ты же используешь свои знания, чтобы мы первыми в мире получили атомную бомбу? Чем одно отличается от другого?

— Мне кажется, что эта технология во много раз разрушительнее ядерного оружия. По большому счёту она может привести к превращению людей в биороботов, лишённых сознания...

— Полная ерунда!— кричит Оля, заглушая хрипловатый баритон Утёсова, но спохватывается и продолжает уже потише,— смена убеждений не лишает человека сознания и не превращает его в биоробота. Если так рассуждать, то надо запретить в стране всякую пропаганду, так как это лишает человека выбора. Ты хочешь, чтобы у нас не было идеологии? Ты действительно этого хочешь, твой опыт тебя ничему не научил?

— Хорошо, но как ты собираешься это осуществить? Без разбору отлавливать людей на улице? С какого возраста?

— Не надо никого отлавливать,— сжимает кулаки Оля,— перепрограммирование следует применять к преступникам и осуществлять по решению суда.

— А где гарантия того, что это не станет оружием в борьбе с политическими противниками? Не приведёт ли это к тому, что вместо поисков новых путей развития социализма общество закуклится в идеологических догмах столетней давности и перестанет развиваться? Ты действительно этого хочешь, твой опыт тебя ничему не научил? Ладно-ладно не сердись, опыт меня учит, что не существует простых решений у сложных задач...

Супруга, дёрнув плечом, сбрасывает мою руку.

— ... Не знаю как ты, но я никогда не задумывался над такими вещами. Рассчитывал, что одолжу это тело у владельца на неделю, встречусь с десятком людей, подтолкну к решению каких-то технических задач и всё. Теперь видимо придётся. Попробую с Кировым переговорить, конечно, в чисто гипотетическом плане, типа, была бы у нас такая волшебная палочка... Стоп, ну так будем мы праздновать моё назначение или нет? Повод-то какой. Поверишь, не ожидал такого до последнего. Косыгин-то, например, имел больше оснований рассчитывать стать кандидатом, опыт работы наркомом, возраст и так далее, но вдруг поднялся Сталин и всё в один момент поменялось: ЦК твёрдо выступает за омоложение высших партийных органов, при прочих равных условиях давать предпочтение более молодому. Теперь буду присутствовать на всех заседаниях, хоть и без права голоса.

Оля тянется ко мне:

'Я только за... шампанское, значит, пропускаем'.

Москва, Антипьевский переулок, дом 2,

Наркомат обороны.

20 апреля 1940 года, 12:00.

— Все присутствуют?— Будённый бросает вопросительный взгляд в сторону адъютанта.

— Так точно, товарищ маршал,— округляет глаза молодой майор.

— Считаю заседание Главного Военного Совета открытым,— громко начинает его председатель

'Всё-таки не захотел Сталин менять Будённого на посту наркома обороны,— взгляд цепляется за корешки книг, стоящих в массивном дубовом шкафу за спиной маршала,— хотя за последний месяц кадровых пертурбаций было немало. Видно, хочет сохранить во главе силовых ведомств лично преданных ему людей, заместителем же Будённого стал Рокоссовский. Из ГВС ушли сам Сталин, Шапошников, Берзин, их места заняли Жданов, Захаров и Голиков. На второе 'партийное' место в Совете вождь выдвинул меня, вместо, как я слышал, планировавшегося Маленкова, хотя скорее, как представителя от военной промышленности'.

— ... Все мы все мы с вами присутствовали на Совещании высшего командного состава Красной Арми, которое закончилось неделю назад, все слышали речь товарища Сталина об опыте военной операции в Финляндии...

'И всё-таки, почему всё же 'Гамлет' соседствует с книгами по военной истории и оперативному искусству? Стоп, если мы все присутствовали, то зачем её подробно пересказывать, поминутно заглядывая в свои записи? Хотя речь, конечно, знаменательная, которая обобщила многое из того, о чём говорили участники. Если тезисно, то артиллерия— бог войны, она взломает любые бетонные оборонительные сооружения, хотя полевые— могут хорошо помогать в обороне; наступление— основной вид боевых действий Красной Армии, хотя и войска также нужно обучать действиям в обороне; успех военных в советско— финляндской войне обеспечили действия механизированного корпуса, авиации и диверсионных подразделений в тылу врага, а также надёжная радиосвязь'.

— Товарищ Будённый,— не выдерживает Жданов, которому вечером предстояла поездка обратно в Ленинград,— давайте перейдём к повестке заседания.

— Хорошо,— с облегчением выдыхает тот,— что у нас первым пунктом?

— Выпуск новых приборов управления артиллерийским огнём,— подсказывает ему Рокоссовский,— докладчик товарищ Чаганов.

— Прежде, чем товарищ Чаганов начнёт свой доклад,— подаёт голос Кулик, сидящий за столом вслед за Рокоссовским,— хочу задать ему вопрос, который тоже относится к артиллерии. Товарищ Сталин указывал в своём докладе, что в основном победу в Финляндии обеспечила артиллерия. Но без целеуказания мы слепы, поэтому артиллеристов волнует вопрос, как обстоят дела с Самоходным Наблюдательным Пунктом на шасси танка Т-26? Скоро год, как БСНП прошёл испытания на полигоне в Кубинке. Комиссия в заключении сделала много замечаний по машине...

— Это вопрос к Автобронетанковому управлению,— перебивает его Будённый,— вот будет товарищ Федоренко докладывать...

— Замечаний по шасси танка быть не может,— краснеет от возмущения тот,— оно не менялось с 33-его года, а если по поводу башни, то, что нам заказали, то мы и сделали.

— Товарищ маршал,— Захаров наклоняется к уху Будённого,— там действительно к танкистам претензий нет.

Голованов с Рокоссовским кивают в ответ на вопросительный взгляд наркома.

— Да я и сам хотел начать с этого вопроса,— поднимаюсь с места я,— это действительно вопрос исключительной важности. Принятие на вооружение БСНП артиллерийским и авиационным наводчикам, идущим в авангарде механизированного корпуса более оперативно указывать цели при встрече с противником. Основные нарекания к БСНП касались приборов, а именно: курсограф выдавал своё собственное положение очень неточно, что вело к большим ошибкам в определении координат цели. Проблема состояла в том, что механический измеритель пройденного пути выдавал так называемую наклонную дальность, которая сильно отличалась от дальности по карте, поэтому экипажу приходилось искать ориентиры на местности, чтобы уточнить местоположение. Другой сложностью было, что оптические дальномеры от тряски зачастую теряли точность, а их юстировка в боевой обстановке затруднительна. Также магнитный компас буссоли в танке работал неустойчиво...

— Так и гаубицы на месте не стоят,— подкручивает усы Будённый.

— ... Совершенно верно, Семён Михайлович. Поэтому наши инженеры решили совершенно отказаться от механического измерителя и курсографа. Для того, чтобы определить своё местонахождение, экипаж пеленгует радиосигнал со стационарных радиостанций, расположенные в нашем тылу. То же самое проделывает и командир батареи гаубиц. Теперь оператор БСНП может дать целеуказание для батареи, просто передав координаты цели. Понятное дело передача координат необходимо шифровать.

— А как быть с дальномером?— интересуется Захаров,— хотя, наверное, можно ящик с ним на амортизаторы поставить.

— Именно так.

'Жаль, что нельзя поставить лазерный дальномер, так как он может на теперешней элементной базе как раз всю башню занять без остатка.'

— А с компасом?— добавляет Кулик.

— На буссоль решили ставить гироскопический.

— А если германцы станут радиопомехи ставить,— сбоку послышался трубный голос Тимошенко,— то весь ваш распрекрасный бронированный наблюдательный пункт в один момент превратится кусок железа? Он даже сам защитить себя не сможет так как имеет только противопульную броню, а из вооружения пулемёт.

— Всё верно, Семён Константинович, такое вполне возможно. В таком случае оператор перейдёт в другой диапазон волн на другую частоту, а заглушить все диапазоны практически невозможно.

— И всё же, почему не оставить курсограф,— хмурится Рокоссовский,— а радио пусть уточняет его показания?

— К сожалению тут пришлось выбирать, товарищи, с одной стороны, башня танка не резиновая, а с другой, курсограф— очень дорогой и сложный в производстве аппарат, имеющий низкую надёжность и точность. Мы остановились на радионавигации.

— Там ещё были нарекания на качество изготовления оптики перископа,— заглядывает в бумаги Захаров.

— В оптике у нас значительный прогресс. Изобретение инженера Максутова, за которое ему недавно была присвоена учёная степень доктора технических наук, позволила нам резко улучшить качество оптических систем, уменьшить брак.

— Когда вы, Алексей Сергеевич, сможете подать БСНП на испытание?— раздалось сразу несколько голосов.

— Думаю к майским праздникам уложимся.

— Почему наркомат вооружений срывает поставки железнодорожных зенитных моторных броневагонов?— Кулик сразу же задаёт новый вопрос, не давая мне начать доклад,— я слышал нарком просит сократить ему план на 80 процентов.

— Не совсем так, Григорий Иванович, товарищ Ванников предлагает заменить эти самые 80 процентов прицепными, так как дизели к мото-вагонам уходят на производство тяжёлых грузовиков, постановление СНК номер 1641 от 12 февраля 1940 года пункт 5-ый, в пункте 6-ом говорится, что ввиду задержки освоения в валовом производстве 37 миллиметровой автоматической зенитной пушки 61-К, будут временно устанавливаться спаренные 20— мм пушки ДШАК в зенитном исполнении, а в пункте 7-ом вместо 76— мм зенитной пушки образца 1938 года— 85— миллиметровой зенитной пушки 52-К. Отмечу, что замена зенитных пушек не потребуют внесения изменений в конструкцию ПУАЗО...

— Пропустил, понимаешь,— смущённо улыбается Кулик,— был в командировке на финском фронте.

— Ну если уж нас получился день вопросов и ответов,— пользуюсь секундной задержкой в вопросах своих интервьюеров,— то позвольте и мне спросить: вся эта техника, включая и гироскопический авиационный прицел, о котором речь пойдёт позже, рассчитана на эксплоатацию высоко квалифицированными или, по крайней мере, прошедшими длительный курс обучения, людьми. Как военные планируют решать эту задачу? Судите сами: зенитчики становятся операторами электронных вычислительных устройств, артиллерийские и авиационные наводчики хорошими танкистами и заодно отличными радистами, а лётчики...

— ... остаются отличными лётчиками,— завершает мою фразу Голованов.

— ... зато авиационным техникам работы прибавится, гироскопический прицел— сложная штука.

— Генштаб понимает, что трудностей с обучением будет немало,— берёт слово начальник Генерального штаба,— в скором времени будут утверждены штаты механизированного корпуса и танковой армии, состоящей из двух-трёх мехкорпусов. В них будут предусмотрены и экипажи БСНП. Затем обучение, неплохо бы прежде, чем обкатывать работу наводчиков в составе мехкорпуса в поле на манёврах, сделать то же самое в классе. Я знаю, что наши авиаторы имеют отличные тренажёры, поэтому и зенитчиков, и наводчиков надо срочно обеспечивать подобной аппаратурой, Алексей Сергеевич.

— Я думаю, что Ленинградские приборостроители смогут помочь и с разработкой, и с изготовлением,— оживляется Жданов.

— Андрей Александрович, наши ленинградцы этим уже занимаются в плановом порядке. Мы взяли за правило к любой сложной технике сразу же готовить тренажёры. Недавно запустили новый цех на заводе Козицкого именно для выпуска тренажёров.

'Со стороны, наверное, кажется, что только военные захотят какое-нибудь 'вундер-ваффе', которое они не успели заказать, а у Чаганова оно уже в рукаве. Немудрено, от них скрыт длительный процесс отработки каждого нового образца, да и финансирование исследований им не видно, деньги идут через Спецкомитет'.

* * *

— Алексей, погоди,— заговорщицки подмигивает мне Будённый по окончании заседания,— спросить чего хочу...

Дождавшись, пока все выйдут он лезет в книжный шкаф и в его руках оказывается 'Гамлет'.

— Гамлета читаете, Семён Михайлович?

— ... Прочитал вроде всю от корки до корки, а чего искал не нашёл,— почему-то понижает голос маршал,— скажи, ты не знаешь, что такое 'гамлетизированный поросёнок'?..

'Так-так,— память мгновенно выдаёт статью Михайловского, которую набивал на компьютере подруге-литературоведу,— насколько я понял, это человек, который выдаёт себя за того, кем не является, наглый и нахрапистый'.

— ...Понимаешь, назвал меня так один... товарищ, а я и не пойму хорошо это или плохо?

'Не нужны нам склоки в руководстве перед войной'.

— Могу я спросить от кого вы услышали эти слова, Семен Михайлович?

— Сам не слышал,— машет рукой Будённый,— соловей один напел, репортёр.

'Надо Олю попросить разобраться, мало ли что'.

— Нет ничего обидного, товарищ маршал,— жму крепкую руку рубаки,— это просто означает— загадочная личность.

Глава 7.

Москва, завод 'Темп',

Большая татарская, 35.

30 апреля 1940 года, 16:00.

— Здравствуйте, Валентин Александрович,— встречаю высоколобого брюнета в тщательно выглаженном сером костюме посреди кабинета,— знакомьтесь, это доктор технических наук Олег Владимирович Лосев, заведующий лабораторией КБ полупроводников. Товарищ Фабрикант, профессор, доктор физико-математических наук из Энергетического института.

'Нелюдим Лосев, столько лет в Москве, а знакомствами в довольно узкой тусовке московских физиков так и не обзавёлся'.

— Вас, товарищ Фабрикант, провели по нашей оптической лаборатории, показали наши разработки: электронный микроскоп, оптический Генератор Когерентного Излучения,.

— Это просто фантастика,— выдыхает профессор,— я даже не думал, что ГКИ может быть вообще когда либо создан. Считал, что игра ума, а тут!

— На территории завода 'Темп',— польщённо киваю я,— находится КБ полупроводников, при котором имеется опытный завод. Товарищ Лосев ведёт там исследования, целью которых является создание новых твердотельных электронных приборов. В КБ были также достигнуты определённые результаты, которые значительно превышают мировой уровень. К сожалению, коллектив КБ немногочислен, поэтому принято решение преобразовать КБ в научно-исследовательский институт и расширить сферу его деятельности, включив в план новые научные направления. Одно из них— люминесцентные приборы, которыми вы занимаетесь. Предлагаю вам, Валентин Александрович, возглавить новый НИИ...

— Как возглавить? Товарищ Чаганов, я не имею к полупроводникам никакого отношения. Я занимаюсь люминесценцией газов!

— Я знаю об этом, товарищ Фабрикант. На новом месте вы займётесь не только полупроводниковыми люминесцентными приборами, причём такими, на основе которых, будут созданы миниатюрные генераторы когерентного излучения, но и сверхмощные ГКИ, где рабочим телом выступает газ. Я знаю, что это звучит фантастически, но ведь вы своими глазами видели, оптический генератор, созданный у нас.

— Но почему бы товарищу Лосеву самому не возглавить институт?

— Олег Владимирович возвращается в Ленинград, где будет заниматься разработкой новых полупроводниковых приборов в Ленинградском Физтехе. Не беспокойтесь, не прямо сразу, у вас будет достаточно времени, чтобы войти в курс дела.

— А как же моя работа в МЭИ? Учебный год ещё не закончился.

— Если хотите, то можете продолжить читать там лекции до конца года. С вашим руководством я договорюсь. Соглашайтесь, такая возможность представляется раз в жизни.

— Могу я подумать до завтра?— профессор покусывает нижнюю губу.

— Договорились, Валентин Александрович,— провожаю Фабриканта до двери и возвращаюсь к молчавшему весь разговор Лосеву,— ну смотри, Олег, если передумаешь, то буду очень рад.

— Лёша, я устал от того темпа жизни, что ты задал,— устало вздыхает Лосев,— и я хочу обратно в Ленинград. И маме московский климат не подходит.

'Ну что ж, может быть это даже к лучшему, Олег в последнее время явно тормозил работу'...

* * *

— Заходите, товарищи,— в двери появляется седовласый солидный мужчина лет пятидесяти, а за ним две молодые девушки и один парень, смотрящие на меня широко раскрытыми глазами,— присаживайтесь, очень рад, что мы будем теперь работать вместе.

'Похож на меня газетного'?

За ними появляется помощница 'Грымзы' в белом передничке с подносом в руках и ловкими руками сервирует журнальный столик в углу кабинета.

'Николай Васильевич Белов,— на правах хозяина разливаю чай из белого фарфорового чайника,— начальник отдела в лаборатории кристаллографии Академии Наук. Представляю, что думает обо мне глава лаборатории профессор Шубников, ведь я увел у него самого ценного сотрудника. Без знаний Белова в области строения и плотнейшей упаковки кристаллов даже подступаться к решению задач оптоэлектроники было бы авантюрой. Нина Горюнова, в прошлом году она закончила химфак Ленинградского университета, впоследствии стала одним из крупнейших специалистов в области полупроводников, 'мама' отечественного арсенида галлия. Сам бог велел поставить её на решение этой задачи. Клава Топчиева— комсомолка, спортсменка, одна из первых в стране мастеров спорта, и просто красавица, уже кандидат наук. Она займётся эпитаксией, ключевой технологией, без которой невозможно получить даже самый простой светодиод, не говоря уже о лазерном, впрочем, эпитаксия незаменима в производстве и обычных диодов и транзисторов. Помогать Топчиевой будет Армин Стромберг, тоже кандидат, специалист в области полярографии. Его точные измерения состава и количества примесей в полупроводниках будут очень важны'.

— Воспользуюсь моментом, когда вы подкрепляете свои силы,— подхожу к письменному столу и беру с него четыре пухлые картонные папки,— вот здесь находятся те научные достижения, которых мы добились к настоящему времени. Каждый из вас получит по экземпляру в конце этой встречи. К сожалению, выносить их за пределы нашей территории нельзя, так же как, кстати, делиться прочитанным за пределами КБ полупроводниковой техники. В этих материалах содержатся описания технологических процессов и оборудования для получения особо чистых полупроводниковых материалов в основном германия и кремния, подходящих для производства твердотельных электронных устройств. Что общего в этих химических элементах?

— Они из четвёртой группы!— первой успевает ответить Горюнова.

— Верно, как выяснилось, не только элементы четвёртой группы обладают нужными нам физическими полупроводниковыми свойствами, но также некоторые соединения третьей и пятой групп таблицы Менделеева, а также второй и шестой. Ваша группа будет заниматься исключительно бинарными соединениями третьей и пятой групп на основе фосфидов, арсенидов и антимонидов галлия и индия, которые кристаллизуются в структуре цинковой обманки. Именно эти соединения и в первую очередь арсенид галлия представляют интерес для изготовления оптических электронных устройств, служащих для детектирования или генерации излучения. Одно из самых привлекательных свойств этих соединений заключается в том, что они кристаллизуются с высокой степенью стехиометричности, так что выращивать их можно разными методами. Вам предстоит найти самый лёгкий и экономичный способ...

'Хорошо слушают, заинтересованно, даже их 'дядька' Белов'.

— ... Вы знакомы, конечно, с такими понятиями как 'зонная структура твёрдого тела', 'ширина запрещённой зоны', 'уровень Ферми', кто подзабыл, то в конце документа есть ссылки на литературу, которая находится в нашей библиотеке. Для каждого соединения А3-В5 вам предстоит узнать эффективную массу, что возможно потребуют использование циклотрона. Знайте, что у вас есть возможность, как и широкий спектр другого научного оборудования.

Москва, Красная площадь.

1 мая 1940 года, 11:50.

— Пора,— говорит Сталин и 'великолепная семёрка' с двумя кандидатами двинулась по дорожке, посыпанной мелкой гранитной крошкой, вдоль Кремлёвской стены от парадного входа Сенатского дворца по направлению к Спасской башне.

Как-то незаметно, видимо из-за узости дорожки, они разобрались по парам, оставив меня в одиночестве замыкать процессию. Выбор пары и её очерёдность были не случайными, они отражали вес каждого в негласной партийной и советской иерархии: впереди вождь в шинели о чём-то беседует с Ворошиловым, в непривычном гражданском пальто и шляпе. Тут всё ясно: 'премьер-министр', а также руководитель правящей партии рядом с 'президентом'. Далее весёлый Киров, второй человек в партии, и насупившийся Молотов, вернувшийся в Секретариат, Жданов с Андреевым. Вознесенский занял законное место рядом с Берией, и я остался последним в одиночестве.

'Грех жаловаться, за пять лет пройти путь от выпускника института до зампреда совнаркома, став кандидатов в члены Политбюро в 26 лет... Такая головокружительная карьера вряд ли кому-нибудь ещё по силам'.

Выйдя из Спасских ворот, плотно оцепленных НКВД и 'кремлевскими курсантами', процессия скрывается от глаз, выстроенных вдоль ГУМа военных, участвующих в параде и зрителей на гостевой трибуне, за пышными голубыми елями, растущими вдоль Кремлёвской стены. Проходя вдоль некрополя, руководители страны снимают головные уборы, замолкают и так с непокрытыми головами входят в неприметную левую двустворчатую боковую дверь Мавзолея, которая ведёт в подвал и оттуда попадаем прямо в траурный зал.

'Как-то всё по-другому... Саркофаг не тот, хотя может быть подводит детская память'?

Встав полукругом у тела Ленина, замираем на минуту, склоняя головы. Далее по знаку Сталина поднимаемся по гранитной лестнице наверх и оказываемся снаружи у главного входа Мавзолея, где нас встречает шеренга военных во главе с Будённым. Вождь, а за ним и все мы проходим вдоль шеренги, пожимая руки военным. По гостевым трибунам проносится радостный вздох, когда наша процессия начинает подъём по правой боковой трибуне Мавзолея.

Кровь застучала в висках и целостная картина реальности распадается для меня на отдельные кадры: остановившийся на площадке после первого пролёта Сталин, в приветствии приподнявший над головой фуражку; ликующая толпа внизу, низкие серые облака вверху; мы уже наверху на деревянной центральной трибуне, обитой снаружи жестью и покрашенной в цвет гранита; внизу на Красной площади гигантский духовой оркестр, ровные ряды военных, заполнивших собой всё свободное пространство; огромный портрет Сталина во всю высоту ГУМа; маршал Будённый на сером коне с командующим парадом командармом Тюленевым на вороном, объезжают войска; юные музыканты вдохновенно стучат по большим барабанам.

Прихожу в себя только после того, как Киров, подошедший сзади, спрашивает:

— Алексей, что это за винтовка, с которой идёт наша Пролетарская дивизия?

— Самозарядная Симонова, Сергей Миронович, немного похожая на его автоматическую. Разворачиваем сейчас массовое производство и в Туле.

'Никакого тебе 'гусиного шага', даже, пожалуй, и на десять сантиметров нога не поднимается. Шагистикой не пахнет и в Московской Пролетарской стрелковой дивизии, постоянной участнице всех парадов на Красной площади'.

— На ру-ку!— доносится снизу команда и штыки сотен винтовок синхронно движутся вперёд, прочертив в воздухе тусклую дугу.

'Отличная выучка, экипировка, невиданная в войсках: стальной шлем, брезентовый ранец, кожаные ремни, перчатки... бойцы дивизии, те, что идут сейчас по площади, в моей истории сложили свои головы в Смоленской битве'.

Оркестр начинает играть что-то игривое, со стороны Исторического музея доносится цокот копыт, на площади появляются тачанки с 'максимами' по четыре в ряд, запряжённые четвёрками лошадей: седые, вороные, гнедые, пегие... Морщины на лицах, стоящих на трибуне ветеранов разглаживаются, на многих появляется ностальгическое выражение: по брусчатке печатают шаг рабочие московских заводов в гражданской одежде с мосинками за плечами, впереди комиссары в кожанках.

— Что это за зенитка?— интересуется Берия, стоящий рядом.

— Новая, Лаврентий Павлович, 85-миллиметровая 52-К,— на площади показались ЗИСы с расчётами в кузовах и зенитками на прицепе,— дуплекс к 76-миллиметровой 1938 года завода имени Калинина.

'А военные атташе скучают,— гляжу вниз, вытягивая шею,— защёлкали было фотоаппаратами, когда проходила Пролетарская дивизия, среагировав на винтовку Симонова. А 122 и 152 миллиметровые гаубицы, которые тянут устаревающие 'Коминтерны' они видели на парадах уже много раз'. Иностранные специалисты заволновались лишь тогда, когда между уходящими с площади 'Ворошиловцами', тянущими 203 миллиметровые гаубицами на гусеничном лафете, и уже показавшимися танками Т-35 вклинилась четвёрка, не уступающих им по размерам, гусеничных монстров с непропорционально большими башнями и короткими крупнокалиберными пушками.

— Самоходные артиллерийские установки,— предвосхищаю вопрос Берии,— хорошо себя проявили на Карельском перешейке. Созданы на ходовой части танка КВ, башня неповоротная, гаубица 152 миллиметра Мотовилихинского завода...

'Не стать в этом времени КВ танком, останется САУ, как впрочем он первоначально и задумывался. Военные решили Т-34 в этом году не светить, да, впрочем, танк ещё не в таком состоянии, чтобы показывать его на главной площади страны... 'детские болезни' лечатся не быстро. А вот САУ-КВ, которая создавалась как терминатор финских надолб, выставляют на всеобщее обозрение, так как пока её считают малоперспективной: невысокая подвижность, большой вес и отсутствие в обозримом будущем достойных целей на поле боя. Т-35 и Т-28 всегда пользуются успехом у зрителей, но скорее всего первый так и не встретится в бою с противником, а второй— уже подвергается серьёзным переделкам, главной из которых является дополнительное бронирование'.

По площади как вихрь несётся одиночный БТ-7 с красным знаменем на башне, невольно подчёркивая разницу в скорости с 'сухопутным линкором', только что обогнувшим Лобное место с установленной на нём гипсовой скульптурной композицией 'Интернациональная солидарность'.

Не успевает последний танк покинуть Красную площадь, как над ней стрелами проносится пятёрка ЛАГов. Никто из иностранцев в военной форме не успевает даже вскинуть, висящие на шеях фотокамеры, они лишь печально провожают взглядом быстро уменьшающиеся в размерах незнакомые силуэты. С неба доносится низкий гул моторов, звено тяжёлых самолётов неспешно плывёт в сером небе.

— СБ?— прищуривается Берия.

'Внешне похож, неспециалист не отличит... неспециалист, а ведь в моей истории Берия очень хорошо разбирался в авиации, под его руководством строились самолёты, танки, создавался ядерный щит страны... Здесь всё не так, я изменил его судьбу. Да только ли его... Гуревич остался у Поликарпова, интересно его высотный истребитель будет отличаться от МиГа'?

— Это бомбардировщик конструктора Архангельского,— понимаю, что Берии нужны подробности, он не терпит поверхностных ответов,— который был создан на базе СБ, улучшена его аэродинамика, но основные отличия находятся внутри: форсированы двигатели, в них установлены турбокомпрессоры и новая винтомоторная группа. Скорость на границе высотности мотора достигла 500 километров в час, увеличен запас прочности. Самолёт стал пикировщиком, с углом пикирования до 80 градусов. Чтобы бомбометание стало безопасным, в бомбере стоят тормозные решётки, прибор ограничивающий перегрузки...

'На стадии испытания находится и ракетное вооружение, которое сохранило калибры ракет с пороховым топливом, но вот само топливо стало смесевым. Особенно важно то, что пусковые установки ракет могут размещаться не только под крыльями, но и в бомболюке... Понятное дело, что Пе-2 не взлетел. Кому нужен новый бомбардировщик, который берёт на борт меньше бомб, чем его старший собрат? А скорость, что скорость? Не настолько уж Ар-2 будет медленнее, особенно на высоте и с турбонаддувом. Освоение лётчиками совершенно нового самолёта, особенно такого, как 'строптивая' 'Пешка' потребует значительно большего времени, чем переучивания с СБ на АР-2, которые очень похожи в управлении. Наверное, взвесив все эти и другие за и против, руководство ВВС во главе с Головановым и сделало выбор в пользу нового старого бомбардировщика'.

Над Красной площадью пролетает 'Максим Горький', потерявший после ремоторизации два двигателя над фюзеляжем, а это значит, что начинается демонстрация.

'Откуда они взяли эту фотографию?— мимо Мавзолея проходят празднично одетые москвичи, несущие портреты руководителей государства,— куда-то делся мой шрам, пухлые щёки, на вид лет сорок, солидности добавляют... Надеюсь, всё-таки, они ретушировали моё фото, а не ставший ненужным портрет Маленкова'.

* * *

— Товарищ Чаганов,— подзывает меня вождь, остановившись у Спасских ворот,— почему вы платите американцам за 'облагороженную древесину'? В России закончился берёзовый шпон или карболка? Мне доложили, что мы сами можем её производить, в ВИАМе весь процесс отлажен.

— Вам неправильно доложили, товарищ Сталин. Мы покупаем не дельта-древесину, а лицензию в компании 'Фэйрчайлд Авиэйшн' на производство их фанеры 'Дюрамолд', которая действительно очень похожа по составу и технологии производства на нашу дельта-древесину, но дело в том, что долгое время нам не удаётся получить отечественную фенолформальдегидную смолу для её пропитки. Поэтому наша 'дельта' получается сильно хуже, чем американская по всем характеристикам. Самое плохое в том, что они плавают от партии к партии, такой материал использовать в авиации просто нельзя.

— Так и надо было отлаживать свою технологию, зачем сразу покупать иностранное?

— Наши технологи уже больше года не могут решить эту проблему. Ждать дольше означает поставить под угрозу выполнение программы выпуска истребителя из дельта-древесины. И не только его, у нас большие планы на этот материал: авиационные винты, подшипники, зубчатые передачи и много чего другого. А по условиям лицензионного соглашения с американцами, они обязуются помочь нам в отладке техпроцесса изготовления 'Дюромолда' из местных материалов на их оборудовании.

— Не хотят, значит, только смолой ограничиться,— понимающе кивает вождь.

— Именно так, но это нам даже на руку, получим заодно их прессы, нагреватели, транспортёры, средства защиты и контроля вредных веществ, так, чтобы сразу запускать серийное производство. Тут ещё такое дело, вещества, которые используются в техпроцессе, ядовитые. Если не хорошо не отладить техпроцесс, то и готовые изделия получатся ядовитыми.

— 'Авиэйшн',— Сталин пробует на слух иностранное слово,— американцы-то сами из своей фанеры самолёты строят?

— Пока только проектируют. Вы помните Хьюза, того, который у нас садился на Центральном аэродроме во время кругосветного перелёта? Так у него дело дошло до чертежей. Хьюз предлагает армии двухмоторный истребитель-бомбардировщик, но те пока думают, так как у них есть в планах похожий цельнометаллический самолёт компании 'Локхид'. Купить бы у Хьюза чертежи, товарищ Сталин, если ему откажут американские военные.

Москва, ул. Грановского,

5-й дом Советов.

2 мая 1940 года, 17:30.

— Не нравятся мне эти барские хоромы,— ворчит Оля, неотрывно глядя на ажурную чугунную оградку вокруг небольшого фонтана в центре садика, с трёх сторон окружённого помпезными корпусами,— мы вдвоём, зачем нам пять комнат? То ли дело на набережной, захотел поесть— столовая во дворе, прачечная, кино, театр, а здесь кухарки, уборщицы, не квартира— проходной двор.

'Ты дома-то бываешь пару часов всего, да и то глубокой ночью, а ешь в столовой на Большой Татарской или в Лаборатории'.

— Ничего не поделаешь,— вздыхаю я,— порядок такой. Сама подумай, как Власик будет охранять меня в 'Доме на набережной', в котором сотни квартир, живут тысячи людей, а здесь у него всё под контролем: знает что ты ешь, с кем встречаешься.

— И всё за государственный счёт,— морщится супруга,— продукты, обслуга и так далее. Им 'партмаксимум' по барабану, деньги вообще не нужны, они при коммунизме живут: еда, транспорт, лучшие курорты, загородный дом— всё бесплатно. Даже там, где надо платить, типа швейных мастерских, норовят нахаляву проскочить, видела я недавно одну такую фифу, племянницу...

— Да, есть такие, Оля, которые и деньгами не брезгуют, пишут заявления, мол, прошу оказать материальную помощь в связи с тяжёлым материальным положением. А это— наркомы, аппарат ЦК, секретари обкомов, горкомов, директора заводов. Таких меньшинство, конечно, но процент коррупционеров растёт...

— А Сталин знает?— поворачивается ко мне Оля.

— Думаю знает, особенно что творится в центре, на периферии поменьше, а в национальных республиках, скорее всего точной картины нет. Знать то он знает, но сделать ничего не может, на носу война...

— Наоборот, самое время уничтожить внутреннего врага,— сжимает челюсти супруга.

— Ты его сначала найди, врага-то, не уничтожать же всех подряд, как при Ежове.

— Лёша, сейчас ситуация с аппаратом много хуже, чем после Ежова. Надо срочно принимать меры, хотя бы в центре.

— Всё, нам пора,— гляжу на часы,— едем на приём.

— Я там каким боком,— загоревшиеся глаза Оли снова потускнели,— я что участница военного парада? Да у меня и пропуска в Кремль нет.

— Поедешь в моей машине. Хочешь донести до Сталина свои мысли напрямую?

— Ой, только платье переодену!— подпрыгивает с места супруга.

— Ордена не забудь!

* * *

Тысячеголосое громовое 'ура' заглушает шум отодвигаемых стульев, заполняет всё пространство самого длинного в Большом Кремлёвском Дворце Георгиевского зала и выплёскивается в аванзал навстречу нам с Олей. Охрана узнаёт нас и тянет на себя тяжеленные позолоченные двери.

'Чёрт, место свободное место одно, рядом с Кировым, для меня сохранил?— усаживаю на него Олю,— просто никому в голову не пришло, что кто-то придёт на приём с супругой'.

— Ещё один прибор принесите и место организуйте, — ставлю в тупик подскочившего ко мне распорядителя.

— Коля,— Киров, опускает бокал, галантно придвигает Оле стул и, повернувшись к соседу, шепчет ему на ухо, — пересядь к военным.

Первый секретарь Московского обкома, с рюмкой в одной руке и вилкой с наколотой осетриной в другой, растерянно крутит головой по сторонам.

— Сюда, пожалуйста, товарищ Булганин,— приходит в себя распорядитель.

Сталин бросает в нашу сторону быстрый взгляд и отворачивается к Ворошилову.

'Не склонен вождь сегодня, похоже, к общению со мной, даже не кивнул. Зря я всё это затеял, как бы только хуже не вышло'.

-Попрошу наполнить рюмки,...— молодцевато подкручивает ус Будённый.

По залу забегали официанты с хрустальными графинами.

'По умолчанию, значит, наливают водку. Не буду отрываться от коллектива, но надо включить антиалкогольный режим,— начинаю левой рукой массировать виски,— его на несколько часов хватит'.

— ... предлагаю второй тост за славный Военно-морской флот, за могущественный Воздушный флот, за доблестный сталинских соколов!

Оля, чокнувшись с Кировым и сидящим рядом с ней Андреевым, не морщась одним глотком выпивает рюмку.

'Интересно, а между второй и третьей какой будет перерывчик?'— не тратя времени, налегаю на аппетитные кремлёвские закуски: грибной жульен, нежнейшую буженину.

Оля же напротив ничего не ест, с серьёзной миной на лице что-то говорит Кирову, видимо, решает высказать свои мысли Сергею Мироновичу, тот не перебивает.

После третьего тоста, разбившись на три группы по числу длинных, на всю длину шестидесятиметрового зала, столов, идём приветствовать воинов-героев, участников вчерашнего первомайского парада.

* * *

— Откуда Мальцева знает о наших планах по наркомату Государственного контроля?— подозрительно щурится вождь, устало откинувшись на спинку своего любимого кресла в кабинете кремлёвской квартиры,— кто сказал? Чаганов рассказывает жене о чём говорится на политбюро?

— Мы обсуждали этот вопрос в конце марта, так?— закашлялся Киров, поперхнувшись нарзаном,— так вот, Чаганов тогда ещё не был кандидатом и на заседании не присутствовал. Если же, Коба, ты грешишь на меня, то должен тебе доложить, что нет не я. Насколько я понял из нашего с ней разговора, Мальцева вообще ничего о наших планах не знает. В отличие от наших намёток, она предлагает создать не наркомат, который не будет ждать пока сознательные граждане просигнализируют о нарушениях, а комитет, который бы сам активно занимался в том числе и агентурной финансовой разведкой в партийных, государственных, кооперативных и общественных организациях и подчиняться непосредственно предсовнаркома...

— Второй НКВД значит предлагает создать,— морщится вождь,— а вот знает ли товарищ Мальцева во что нам обходится первый, а то, может быть, на его содержание пойдёт больше средств, чем мы получим от его деятельности.

— Ты не поверишь, Коба,— рассмеялся Киров,— я ей это же самое и сказал слово в слово. А она в ответ, что сама по себе служба будет небольшой, но опираться она будет на широкую сеть добровольных осведомителей, в идеале — один человек в финансовом или плановом отделе предприятия. Говорит, что без разведки будем залпами стрелять по площадям тяжёлыми орудиями там, где можно уничтожить врага одной пулей из винтовки. Я боюсь, что и в самом деле создадим мы наркомат огромный, союзно-республиканский, в который набьются десятки тысяч бюрократов, станут ревизии проводить, отчёты писать. Потом перезнакомятся с теми, кого они ревизуют и станут мзду от них получать. Не проще ли, как Мальцева предлагает, негласно доплачивать понемногу секретным сотрудникам, о существовании которых никто не знает, за сведения.

— Так почему ж НКВД для этой задачи не годится?— тянется к коробке с папиросами Сталин,— организовать новый отдел финансовой разведки и вся недолга и сексоты у чекистов в наличии имеются.

— Наверное по тем же причинам, по которым мы задумали создавать отдельный наркомат Госконтроля: НКВД и так у нас государство в государстве, нельзя чтобы органы подмяли под себя и партию, и армию. Ты уверен, что Берия, получив в руки возможность уничтожить любого соперника просто возбудив против него хозяйственное дело, не воспользуется этим в своих интересах?

— Он и сейчас имеет такую возможность,— задумывается Сталин, забыв о папиросе, которую он сжимает между пальцев.

— Такую да не такую. У военных есть Главное управление Военного Контроля, а у нас Комиссия партийного контроля, без их одобрения НКВД ничего расследовать не сможет. Мы это дело с госконтролем затеваем за тем, чтобы разорвать круговую поруку, чтобы никто из жуликов не мог рассчитывать на то, что каста, к которой он принадлежит, его защитит. Если госконтроль передать в руки НКВД, станут они с той же беспощадностью бороться с экономическими преступлениями в собственных рядах, как в рядах партийцев и военных? Не уверен. Поэтому считаю предложение Мальцевой правильным, тайная финансовая разведка позволит выявлять экономические преступления намного эффективнее, чем официальные ревизоры.

— Только выявлять,— чиркает спичкой вождь,— уголовное расследование должно производиться в установленном законом порядке. И заниматься этим будет не Мальцева.

— Почему не она, Коба? Ты же знаешь, что лучше Мальцевой кандидатуры не найти.

— Потому, что не уверен смогут ли они вдвоём с Чагановым избежать того соблазна, который ты приписываешь Берии. Мальцева, несмотря на её выдающиеся способности, совершенно неуправляема и её следует держать подальше от власти.

— Я не согласен,— папироса ломается в руках Кирова,— ты же сам ограничиваешь права руководителя финансовой разведки только выявлением преступлений, не она будет вести расследование, решать виновен ли обвиняемый. Скажи, кто выявил германского шпиона в Генштабе, кто...

— Послужной список Мальцевой мне хорошо известен,— отрезает Сталин,— вопрос о госконтроле будет вынесен на следующее заседание политбюро.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

10 мая 1940 года, 14:00.

Я первый, Малышев за мной, проходим в кабинет вождя после необычной десятиминутной выдержки в приёмной.

'Один, внешне спокоен, но погасшая трубка, зажатая в левой руке, ничего хорошего не обещает'.

— Несколько товарищей,— Сталин кивает на письменный стол, где лежат не сколько листков бумаги,— прислали жалобы на вас. Говорят, что из-за вас испытания и постановка на вооружение танка А-43 задерживаются.

'Смотрит на Малышева. Логично, танки его епархия, но зачем тогда меня позвал'?

— Не выходит быстрее, товарищ Сталин, каждое новое заводское испытание приводит к поломке какой-то другой детали, то в двигателе, то в КПП. Не раз выходили из строя торсионы. А-43 сильно отличается от Т-34-го, это как новый танк, одна увеличенная башня с уширенным погоном чего стоит.

— Вот и товарищи пишут, что неправильно было задерживать валовое производство Т-34 ради новой машины, мол лучше было не гнаться за журавлём в небе. Их можно понять, тем более А-43 значительно сложнее в производстве. Не лучше ли было вводить изменения постепенно, оставить меньшую башню, не увеличивать экипаж, не вводить ещё больше оптических приборов...

'Вот оно что, теперь понятно в чей огород камень'.

— ... Шутка ли, восемь дневных оптических приборов и два ночных, а у германцев на их новейших Т-3 и Т-4 всего два, но зато имеется пара десятков смотровых щелей. Не является ли это никому ненужным расточительством? Каждому члену экипажа по два оптических прибора. Если противник начнёт бить по ним, выведет из строя, наши танкисты останутся на поле боя слепыми, ведь смотровых щелей у нас не предусмотрено.

— Нет, товарищ Сталин, это не расточительство, это острая необходимость. Командиру танка А-43, в отличие от командира Т-34, нет нужды в бою открывать люк и высовывать голову из танка, не надо метаться по башне чтобы посмотреть вокруг, к тому же в эти смотровые щели ни черта не видно. Наш командир танка, как и наводчик будут сидеть на месте и видеть обстановку на 360 градусов, в этом им помогут телескопические и перископические приборы. Кстати, пять смотровых щелей в нашем танке всё-таки есть на башенке над командиром.

'Спокойно воспринимает мои возражения, значит своё мнение вождь ещё не составил'.

— Меня вот что беспокоит, товарищи,— Сталин пытается раскурить трубку,— смогут ли наши танкисты в полной мере освоить эти сложные приборы? Ведь не прижился же в танковых войсках телескопический прицел ТОС, пришлось возвращаться к привычному прицелу ТОП, который не имеет стабилизации.

'Сам пытался изучить вопрос и вникнуть в тему, не доверился мнению жалобщиков'.

— Насколько мне известно, товарищ Сталин,— стирает рукой пот на лбу Малышев,— причина этого скорее в несовершенстве самого прибора.

— Вынужден признать,— согласно киваю головой,— прицел ТОС-1 действительно имеет много недостатков, главный из которых в том, что гироскоп в нём может стабилизировать поле зрения наводчика в очень узких пределах. Даже при не очень больших колебаниях корпуса танка гироскоп 'заваливается', то есть встаёт на упор, а наводчик теряет цель.

— Вы, товарищ Чаганов,— мундштук трубки вождя указывает на обычную школьную доску, недавно появившуюся в его кабинете,— можете объяснить нам попроще как работает этот прицел?

— Попробую,— быстро набрасываю мелом небольшой чертёжик,— это гироскоп или проще волчок, он крутится вот этим электромотором переменного тока, здесь я не показываю преобразователь с бортовых 12-ти вольт постоянного напряжения в 110 вольт переменного. При изменении в пространстве положения подвеса волчка, если к его оси не приложена сила, то эта ось сохраняет первоначальное положение. Подвес, связанный с положением пушки, при движении танка меняет положение в пространстве, а ось волчка, не меняет. Так как при запуске волчка угол между ними был нулевым, то сейчас он становится не нулевым. Именно на этот угол через ленточную передачу и поворачивается оптическая призма прицела, чтобы вернуть поле зрения в первоначальное положение. Теперь мы продолжаем отслеживать цель, но пушка при движения танка колеблется и лишь изредка указывает на цель. Конечно, наводчик физически не может поймать этот момент и для этого служит другая система: в поле зрения прицела вводится 'зайчик', который показывает положение пушки и фотоприёмник, расположенный в перекрестье прицела, указывающего на цель. Наводчик нажимает кнопку выстрела, но сам выстрел произойдёт только тогда, когда 'зайчик' попадёт на фотоприёмник. Таким образом у танка появляется возможность точно стрелять в движении...

— Что нужно сделать, товарищ Чаганов,— подходит к доске вождь и в упор смотрит на меня,— чтобы исправить недостатки прицела и приспособить его для пушки Грабина?

— Основная проблема, товарищ Сталин, в том, что механическая система, которая включает двигатель, гироскоп с карданным подвесом и ленточную передачу не может обеспечить необходимую надёжность, точность и скорость работы прицела. На мой взгляд, чтобы обеспечить эти параметры нужно переходить на электронную систему. Я дал задание нашим специалистам провести исследовательские работы в этом направлении и предварительные итоги говорят о возможности создать такой прицел.

— Поясните чём идёт речь.

— Мы практически полностью убираем всю механику: привод гироскопа, сам гироскоп и передачу. Их роль в прицеле будет исполнять твердотельный датчик, который, не вдаваясь в подробности, выдаёт два электрических сигнала, амплитуда которых содержит информацию, об угле отклонения между текущей визирной линии и заданной наводчиком. Задача электроники преобразовать эти два сигнала в один, амплитуда которого будет равна искомому углу. Это позволит при помощи маленького двигателя застабилизировать прицел. Второй такой же датчик будет измерять угол между текущим направлением ствола пушки и направлением на цель. Как только этот последний угол станет равен нулю, произойдёт выстрел. Звучит достаточно просто, но трудность в том, что необходимая электроника занимает пока больше места в башне, чем ТОС.

— А не растрясёт в нашем танке вашу электронику, товарищ Чаганов?— покачивает головой Малышев.

— Там будут стоять противоударные лампы, выдерживающие ускорения в десятки тысяч метров на секунду в квадрате.

— Не ослабляйте усилий в этом направлении,— вождь покачивается с пятки на носок,— а теперь расскажите нам, как обстоят дела с пультами для тренировок членов экипажа танка?

— По плану, товарищ Сталин, готовим к валовому производству. Тут у наших инженеров предложение возникло, а что если вместо раздельного обучения, собрать их вместе в одной деревянной башне, повторяющей форму башни А-43. Поставить туда настоящие прицелы, приборы наблюдения, пулемёт вместо пушки, загрузить башню в кузов полуторки...

— Мехвода за руль,— подхватывает Малышев,— стёкла ему заклеить, пусть смотрит на дорогу сквозь перископы...

— Мысль хорошая,— вождь всем телом поворачивается к нему,— но вы не рассчитывайте, что мы не спросим вас о выполнении важнейшей задачи правительства по ремонту и переводу трёх тысяч старых танков БТ и Т-26 в учебные...

'Отчёты из армии, полученные Авто-бронетанковым управлением в соответствии с введённой с 1-го апреля 1940 года формы отчётности номер 151, которая разделяла военное имущество, в частности танки, на пять категорий, стали для Главного военного совета Красной Армии громом среди ясного неба: около 50 процентов машин требовали ремонта, который не мог быть проведён на месте, причём пятая категория— 'негодные', вообще в ведомость не включалась'.

— ... Именно на них мы будем проводить обучение механиков-водителей, а не за баранкой грузовика.

— Прикладываем все силы, товарищ Сталин,— покраснел от волнения Малышев,— используем задержку с запуском в производство нового танка, для ускорения работ по ремонту и модернизации стоящих на вооружении танков: 'экранируем' Т-28, Т-26 и БТ-7, определяем возможность ремонта 'негодных'.

— Насчёт модернизации, товарищ Чаганов,— вождь кивает Малышеву и поворачивается ко мне,— предусмотрена ли установка на танках приборов ночного видения инженера Архангельского?

'Доверяй, но проверяй'.

— Предусмотрена, товарищ Сталин, но применять эти приборы на танках старых типов нецелесообразно. Дело в том, что для достижения дальности обзора местности хотя бы в 500 метров, требуется подсветка местности прожектором инфракрасных лучей. Штатные генераторы танков не смогут выдать такую мощность, а это означает серьёзные изменения в конструкции танка, связанные с установкой нового генератора, его привода и так далее вплоть до форсирования основного двигателя. Например, для танка БТ штатный генератор может обеспечить прожектор такой мощностью, которая позволит ночью видеть местность на дистанции лишь 50 метров...

'Надо увеличивать чувствительность фотокатода, переходить на арсенид галлия, только тогда можно будет сделать подсветку небольшой в размерах и мощности автомобильной фары'.

— ... А вот для нового танка, правда только для механика-водителя, такая возможность со штатным генератором имеется.

В кабинете появляются Молотов, Киров и Берия, занимают свои привычные места за столом.

— Товарищ Малышев, вы свободны, а вас, товарищ Чаганов я попрошу остаться,— вождь поднимает трубку телефона,— пусть заходят...

'Будённый, Захаров, Фитин и Голиков... значит будем обсуждать начавшуюся сегодня утром войну'.

Глава 8.

Лондон, Даунинг стрит, 10.

15 мая 1940 года, 08:15.

— Колвилл— Черчилль, увидев входящего в спальню помощника секретаря, бросает в сторону на одеяло прочитанную бумагу,— возьмите перо, я хочу продиктовать вам письмо французскому премьеру Рейно...

Высокий худощавый молодой человек, обойдя занимающую половину спальни кровать, подходит к резному секретеру, принесённому сюда по приказу нового хозяина, и откидывает крышку.

— ... Да, кстати, президент Рузвельт ответил на мою вчерашнюю телеграмму?— Черчилль берёт с накроватного столика чашку кофе.

— Нет не ответил ещё, господин премьер-министр,— резкий неприятный звонок телефона, стоящего на прикроватной тумбочке, заставляет их вздрогнуть.

Недовольно захрипев, Черчилль тянется к аппарату, по пути опрокидывает остатки своего завтрака на простыню, и, чертыхнувшись, рычит в трубку:

— Слушаю.

— Здесь Рейно,— взволнованно заговорил француз по-английски с сильным акцентом,— мы потерпели поражение...

— Что?

— Нас разбили, мы потерпели поражение,— с трудом подбирает слова Рейно.

— Это не могло произойти так быстро,— после длинной паузы отвечает тот.

— Фронт прорван у Седана,— частит француз,— они устремляются в прорыв в огромном количестве с тысячами танков и бронемашин.

— Успокойтесь,— по-бульдожьи заскрежетал зубами Черчилль,— любое наступление со временем должно прекратиться...

— Мы разбиты, мы проиграли сражение, девятая армия развалилась,— загробным голосом перебивает его Рейно.

— Возьмите себя в руки, господин премьер-министр, я вылетаю в Париж!— кричит Черчилль и с силой бьёт трубкой по рычагам, поворачивается к помощнику и ровным голосом продолжает,— распорядитесь подготовить 'Фламинго', со мной полетят генералы Исмей и Дилл...

'Седан... Арденны',— вдруг мелькает в голове у премьер-министра.

— ... Колвилл, срочно вызовите ко мне полковника Мэнзеса, главу СИС,— Черчилль, как молодой вскакивает с кровати,— пусть захватит с собой сообщения от нашего посла в Швеции за февраль-март этого года и сообщения военного атташе во Франции за тот же период.

'Гамелен— самовлюблённый петух,— премьер с головой погружается в горячую ванну,— русские опять оказались правы'...

— Скажите, полковник,— раскрасневшийся после ванны Черчилль откидывается в массивном кресле, единственном с подлокотниками в комнате, и кивает на стул напротив,— что вам известно о той русской леди, что передала записки на приёме в Стокгольме жёнам нашего и французского послов в конце февраля?

— Не многое, сэр,— даже сидя на стуле, Мензис умудряется находится в положении 'смирно',— достоверно лишь, что ей двадцать два года, её фамилия Мальцева и то, что она является женой Алексея Чаганова, который сделал головокружительную карьеру в Кремле.

— Что-то там было связано с покушением на Кирова?

— Так точно, сэр, Чаганов спас его, заслонив от пули. По слухам, циркулирующим в Москве, Мальцева служит в НКВД в чине майора, вращается в обществе творческой интеллигенции, занимается спиритизмом и лечит своих пациентов наложением рук. Очень популярная личность в московском бомонде.

— Меня вот что интересует,— досадливо морщится Черчилль,— те сведения, которые передала Мальцева, они исходили от Чаганова или от других лиц?

— Наши эксперты считают, сэр, что скорее последнее, так как Чаганов занимается в кабинете Сталина промышленностью и вряд ли имеет допуск к оперативной разведывательной информации.

— Но в его досье, полковник, записано, что Чаганов курирует криптологическую службу, не мог ли он почерпнуть эти сведения из немецких дешифровок?

— Чаганов, сэр, уже длительное время работает в правительстве, он физически не может совмещать эти две должности, к тому же в записках приводятся отрывки разговоров, а не документов. Видимо русский агент был свидетелем или слышал о разговоре между фон Боком и фон Браухичем и передал его в Москву, я это к тому, что русским нет нужды дешифровать собственные радиограммы. Большое сомнение также вызывает способность русских расшифровать коды 'Энигмы'.

— Вы так думаете,— Черчилль щипчиками отрезает кончик толстой сигары,— в таком случае от кого эта информация может исходить?

— Считаю из НКВД, сэр, или, в крайнем случае, от военной разведки.

— Я вот что подумал,— премьер с удовольствием пыхнул сигарой,— вам ведь, чтобы не гадать на кофейной гуще, никто не мешает дешифровывать радиограммы русских, которые очевидно будут попроще кодов 'Энигмы'. Тем более, что в 'БиПи' у вас уже работают сотни людей.

— Слушаюсь, сэр, я немедленно дам указание организовать группу 'Блетчли Парке', которая будет заниматься русскими шифровальными машинками.

Москва, Антипьевский переулок, дом 2,

Наркомат обороны, кабинет наркома.

15 мая 1940 года, 16:00.

''Сталин неожиданно сам приехал на заседание Главного Военного Совета, прихватив с собой Вознесенского, а Андреев, глава НКПС, вместо себя прислал члена коллегии Ковалёва... Почему его позвали в кабинет сейчас, его вопрос следующий'?

— Товарищи,— отдохнувший и помолодевший на вид командарм первого ранга Шапошников, заместитель наркома обороны по УРам, берет в руку указку и подходит к висящей на стене карте,— я попросил товарища Будённого объединить вопросы строительства новых укрепрайонов на новой границе и реконструкции железных дорог на западе Украины и Белоруссии потому, что считаю эти вопросы взаимосвязанными. Задача в сжатые сроки осуществить столь крупное строительство на территориях, лишь недавно вошедших в состав СССР, настолько трудна и требует такого количества людских и финансовых средств, что потребует коренного изменения планов промышленного строительства. В материалах, выданных вам всем перед заседанием, имеются подробные выкладки по ресурсам, которые необходимо привлечь для этого...

Вознесенский тревожно поёжился и бросил подозрительный взгляд в мою сторону.

— ... Чтобы стало понятно о каких цифрах идёт речь, я приведу лишь одну из них строительство УРов обойдётся примерно в пять миллиардов рублей, что составляет около десяти процентов годового военного бюджета...

Собравшиеся загудели.

— ... Для обеспечения высоких темпов строительства укреплений потребуется привлечь более ста тысяч рабочих и инженеров. А перешивка железнодорожных путей на широкую колею, расширение станций, удлинение выгрузочных путей, строительство высоких платформ, улучшение водоснабжения, ремонт и строительство новых автомобильных дорог— это ещё около 7 миллиардов рублей. Само собой, что такое строительство потребует выделения соответствующих фондов на стройматериалы и строительную технику. Почему я начал своё выступление с этих кажущихся странными для военного экономических вопросов? Ответ прост— я хочу, чтобы мы не витали в облаках, чтобы принимаемые планы были реалистичными. Возможно, нам придётся от чего-то отказаться, но при этом мы должны понимать, что такой отказ будет иметь свою цену. Отказ от перешивки путей и реконструкции железнодорожных станций, который по идее удешевит строительство, приведёт к тому, что на старой границе придётся перегружать все поезда с широкой колеи на узкую западноевропейскую, либо везти строительные материалы для дотов, цемент и железную арматуру, гужевым или автомобильным транспортом. Но самый главный недостаток данного решения в том, что таким образом мы усугубим ситуацию с пропускной способностью железных и автомобильных дорог на новых территориях. Она и сейчас в три раза уступает Союзной, а если по ним двинутся телеги, машины и вагоны со строительными материалами, то ситуация станет просто катастрофической. Время для развёртывания первого стратегического эшелона может увеличится с нынешних 21 суток на старой границе до 35-40 на новой...

— Смогут ли в таком случае армии прикрытия границы выстоять под ударом германцев, товарищ Шапошников?— поднимается с места вождь.

— Нет, товарищ Сталин, придётся серьёзно усиливать группировку. Но даже это не гарантирует успех, так как есть серьёзные основания полагать, что не удастся достроить и вооружить УРы, так считает, в частности, комдив Карбышев наш крупнейший специалист-фортификатор из Академии Генерального штаба. Дело в том, что для того, чтобы получить монолитный бетон, соответствующий требованиям для дота, необходимо строго соблюдать технологию: песок и гравий не абы какой, а определённых фракций и качественный цемент. Должен выдерживаться строгий температурный режим, заливка бетона производиться только в тёплое время года. Всё это требует присутствия на стройплощадке высококвалифицированных рабочих-бетонщиков, специального оборудования бетономешалок, камнедробилок, желательно наличие электричества. Либо поблизости должен находиться бетонный завод. Кроме того, бетон набирает твёрдость длительное время, даже внешне готовое сооружение может таковым не являться.

— Сколько же времени по вашему мнению, товарищ Шапошников, потребуется для окончания строительства УРов?

— Два-три года, товарищ Сталин, и это при условии решения транспортной проблемы.

— Столько времени у нас нет,— Сталин глубоко вздыхает и начинает прохаживаться за нашими спинами вдоль стола заседаний,— надо искать другое решение.

— Товарищ Шапошников,— задаю вопрос с места,— а вы не рассматривали возможность постройки дотов из сборного железобетона? Я понимаю, что блоки также придётся возить транспортом, но в этом случае квалифицированные рабочие будут оставаться на заводе, где смогут изготавливать их круглый год. К тому же, при новых современных способах производства сборных конструкций бетон наберёт прочность за сутки, а не за долгие месяцы. Другим преимуществом является то, что на стройплощадке не будут нужны бетонщики, а поскольку самый тяжёлый из блоков не превышает сотни килограмм, то поднимать, переносить и укладывать его на место смогут неквалифицированные рабочие, по сути, грузчики.

— Я думаю, что начальник Главного управления инженерных войск сможет лучше ответить на эти вопросы.

— Комбриг Хренов,— вскакивает на ноги поджарый стриженый налысо военный лет сорока,— опыт финской войны показывает, что в основном для долговременных огневых точек применяется монолитный железобетон, сборный — не обладает достаточной прочностью. Со способами скоростного упрочнения бетона незнаком.

— Это новые технологии, товарищи, которые начинают широко применяться, в частности, в Швеции и Америке. Если говорить простым языком, то до сих пор считалось, чтобы сделать бетон быстро и качественно нужны четыре вещи: длительное время порядка нескольких месяцев, постоянная всё это время температура воздуха, скажем, плюс двадцать, качественные компоненты строго определённых фракций и точное соотношение цемента и воды. Чтобы бетон было удобно наливать в опалубку в него наливают воды значительно больше, чем требуется, поэтому первая задача после заливки— это убрать лишнюю воду. Шведы делают это при помощи разряжения воздуха, которое осуществляется вакуумным насосом. Жидкая бетонная конструкция помещается в камеру, где за час эта лишняя вода из неё удаляется, что приводит к упрочнению заготовки вдвое, то есть вместо суток-двое схватывание бетона происходит за час...

'Все слушают с интересом, тогда продолжу без сокращений'.

— ...Тут в бетоне начинаются химические реакции, которые ведут к его упрочнению, но идут они очень медленно месяцы и даже годы. Во всех странах начали искать способ ускорить этот процесс и американцы недавно выяснили, что это возможно при увеличении температуры воздуха, при которой происходит отверждение. Если разогреть заготовку во влажной камере до температуры 80-90 градусов, то за сутки можно получить бетон почти равный по твёрдости 28-дневному...

Полнейшая тишина в кабинете.

— ... Тогда мы в Спецкомитете решили пойти дальше,— собравшиеся одобрительно загудели,— в специальной камере подняли температуру отверждения до 180 градусов, но при таком нагреве вода из бетона начинает быстро испаряться, нужное соотношение цемент-вода нарушается и химические реакции останавливаются. Бетон перестает твердеть...

Лица снова серьёзнеют, все с надеждой смотрят на меня.

— ... Чтобы 'затормозить' испарение воды мы подняли в камере давление пара до 10 атмосфер. Точные измерения показали, что получившийся за 16 часов бетон превысил годичный уровень прочности!

— Хорошо, товарищ Чаганов, присядьте пока, Борис Михайлович,— вождь окончательно берёт ведение заседания в свои руки,— думаю, что пока преждевременно обсуждать план размещения укрепрайонов. Товарищ Хренов, вы что-то говорили о недостаточной прочности огневых точек из сборного железобетона.

— Так точно, товарищ Сталин,— покраснел от волнения комбриг,— я в прошлом году летом со своими курсантами военно-инженерного училища проводил огневые испытания одного такого пулемётного дота. Его собрали из бетонных блоков 40 на 20 на 15 сантиметров с отверстиями для их скрепления насухо. Сквозь эти отверстия пропускались отрезки железной арматуры. Получилась огневая точка с толщиной стенки в 60 сантиметров, с казематом 140 на 140 и покрытием из брёвен, которая хорошо держала винтовочную пулю, но несколько выстрелов из дивизионной пушки уверенно выводили её из строя с расстояния 500 метров. Кроме этого, сборка такого дота из двух тысяч блоков заняла у нас две недели, что немало.

Сталин молча поворачивает голову в мою сторону.

— В феврале этого года ко мне в комиссию по военным изобретениям и рацпредложениям, мы тогда работали в Ленинграде при штабе Северо-Западного фронта, пришёл военинженер Булахов со своим проектом дота из сборного железобетона. Кстати, бетон со вставленной в отверстие арматурой не является железобетоном, железобетон намного прочнее. Проект Булахова отвергли в Главном управлении инженерных войск именно по причине недостаточной прочности, хотя никаких испытаний не проводили. Дот представляет собой своего рода детский конструктор, состоящий из различных железобетонных балок от полуметра до четырёх, которые стыкуются между собой примерно, как деревянный сруб. При этом 'сруб' выходит двойным, с наружными и внутренними стенами, между которыми заливается бетон, либо засыпается бутовый камень. Бригада из 16 человек в две смены построила такой дот за один день, не имея никакой строительной техники. Дно и потолок дота также состоит из бетонных балок, образуя полностью бетонный каземат. Толщина боковых и фронтальных стен составляет 90 сантиметров, тыльной— 60.

— Вы испытали его?

— Нет, успели только подать заявку в ГАУ, товарищ Сталин, но там в Софрино очередь длинная на испытания.

— Испытать вне всякой очереди, ответственные товарищи Кулик и Хренов. Что-то хотите сказать, Борис Михайлович? Не вставайте.

— Да, товарищ Сталин, хочу. Прошу учесть тот факт, что укрепления из сборного железобетона, о которых говорит товарищ Чаганов, по размерам сильно уступают монолитным. Чтобы поддерживать ту же плотность огня и пехотного заполнения УРа, на каждый монолитный нужно построить три-четыре 'москитных' дота. При этом значительно вырастет объём земляных работ, так как увеличится число ходов сообщения. Все это надо также учитывать при принятии окончательного решения.

— Товарищ Ковалёв?— вождь вопросительно смотрит на железнодорожника.

— Грузопоток к новой границе безусловно вырастет, товарищ Сталин,— сорокалетний крепыш привычным движением приглаживает густые чёрные волосы с сединой на висках,— так как кроме цемента и арматуры придётся в готовых бетонных балках возить ещё и песок с водой. Но возможно мы сэкономим на строительстве узкоколеек и грунтовых дорог от песчаных карьеров к местам строительства УРов. Хотя эти расходы окажутся незначительными, если будет принято решение о перешивке железнодорожных путей.

— Расходы астрономические,— согласно кивает Вознесенский,— но товарищ Чаганов предлагает сделать их ещё больше. Я правильно понимаю, что для производства этих железобетонных балок и блоков надо строить новые заводы?

'Хорошо, что Оля не слышит эти слова, а то, как бы ему не пришлось завидовать Маленкову'.

— Вы правильно понимаете, товарищ Вознесенский,— улыбаюсь своим мыслям я,— но в свою защиту скажу, что без заводов железобетонных изделий мы не сможем решить жилищную проблему в стране. Опытное строительство и эксплуатация домов из железобетонных панелей показало их долгосрочную перспективу, тем более что строительство таких заводов в Москве, Ленинграде и Харькове стоит в плане на этот год. Согласен с выступавшими, что строительство сборных дотов не сможет значительно снизить стоимость УРов, но я уверен, что они могут быть возведены в срок. Промышленное производство всегда победит кустарное и по цене, и по объёмам производства. Кстати, этот факт и подсказывает нам путь решения задачи: надо увеличить производительность труда и на транспорте, и в производстве. Как этого достичь? Правильно, внедрением и увеличением количества новой техники: вилочных автопогрузчиков и поддонов для ускорения погрузки и разгрузки вагонов, большегрузных грузовиков и экскаваторов для земляных работ, скреперов для дорожного строительства, автокранов...

— Зачем вы говорите сейчас об этом, товарищ Чаганов?— поморщился вождь,— вы сами прекрасно знаете, что техники не хватает и что мы не можем быстро увеличить её выпуск. Постойте, предлагаете купить её за границей?

— Предлагаю, товарищ Сталин, потому что другого выхода нет. Причём для того чтобы ускорить поставки можно пойти на покупку подержанной за золото. Время для нас сейчас идёт по цене золота. До войны остался ровно один год, как только Гитлер расправится с Францией, а этого можно ожидать в течение ближайшего месяца, летом 1941-го он нападёт на нас.

'Однозначно. Судя по паническим сообщениям европейских газет, развал фронта союзников уже начался. Видно, зря мы с Олей так подставились с этими письмами-предупреждениями: сопротивления англо-французов не затянули, а повод для нашего шантажа у них появился'.

Франция, Париж, набережная Кэ Д-Орсэ,

Министерство иностранных дел.

16 мая 1940 года, 05:30.

— Что они делают?— переводчик наклоняется к генералу Исмею, кивая в сторону окна. Внизу на садовой дорожке, выстроившись в цепочку, солидные мужчины в строгих чёрных костюмах, неуклюже толкают перед собой, тяжело нагруженные толстыми папками, тачки.

— Архивы собрались жечь,— не поворачиваясь , зло бросает Черчилль.

— Прошу сюда,— референт министерства с красными глазами распахивает перед английской делегацией высокую золочёную дверь.

— Доброе утро, господа,— громкий голос Черчилля заставляет стоящих в центре пышно украшенной комнаты вздрогнуть,— какие новости?

— Спасибо, что прилетели, господин премьер-министр,— к нему бросается раскрасневшийся Рейно, протягивая руку,— разрешите представить, это министр обороны Даладье и Главнокомандующий союзными войсками генерал Гамелен.

Черчилль сухо кивает военным, оставшимся стоять перед ученическим мольбертом с приколотой к нему небольшой картой, где чёрная чернильная линия изображала текущую линию фронта со зловещем выступом у Седана.

— Немцы прорвали фронт к северу и к югу от Седана на протяжении 90 километров,— бесцветным отстранённым голосом начал доклад Гамелен,— войска, стоявшие перед ними частично уничтожены, частично рассеяны. Немцы с неслыханной скоростью продвигаются силами бронетанковых частей в направлении Амьена и Арраса и далее на Абвиль с целью выйти к морю и отрезать наши армии на севере. Затем они смогут развернуться на юг и пойти на Париж. За танковыми частями двигаются восемь или девять моторизованных дивизий, которые разрезают наши силы надвое. Мы ничего не можем противопоставить силе десяти танковых дивизий с их тремя тысячами танков, среди которых по крайней мере тысяча тяжёлых, и поддерживающей их армаде пикировщиков...

В комнате повисло тягостное молчание.

— Где стратегический резерв? Где стратегический резерв?— на ломаном французском повторяет Черчилль, недовольно повернувшись к переводчику, на лице которого застыла маска ужаса,— где подвижный резерв?

— Его нет,— выдавил из себя Гамелен, покачав головой и пожав плечами.

В окне за спиной Главнокомандующего поднялись клубы чёрного дыма от гигантского костра, сложенного в пустой бетонной чаше фонтана в центре сада.

— Я потрясён, господа,— взрывается Черчилль,— потрясён вашим пораженческим настроем, и это вместо того чтобы собрать волю в кулак, перегруппировать свои силы и с двух сторон ударить в основание прорыва. С таким состоянием духа сражения не выигрывают, скажите лучше, когда, какими силами и где вы собираетесь атаковать противника, генерал?

— Мы слабее в численности, слабее в снаряжении, слабее в методах, господин премьер— министр,— качает опущенной головой Главнокомандующий,— такие неподготовленные удары приведут лишь бесполезным потерям и окончательному разгрому армии. Мы слабее в воздухе, я прошу прислать нам в помощь ваши бомбардировочные и истребительные эскадрильи, особенно последние. Истребители нужны нам, чтобы не только прикрыть с воздуха войска, но и остановить немецкие танки...

— Останавливать танки— дело артиллерии, генерал,— обрывает его Черчилль,— задача истребителей— очищать небо над полем битвы.

— Немецкие пикировщики выполняют роль артиллерии на острие танкого 'клина', надо очистить от них небо...

— Я посмотрю, что можно сделать, генерал,— губы Черчилля растянулись в подобии улыбки,— а сейчас прошу меня простить, мне нужно переговорить с господином премьером тет-а-тет.

— Спасибо, господа,— Рейно поспешно кивает Даладье и Гамелену,— можете быть свободны.

— Вы тоже, джентльмены, подождите меня за дверью,— подхватывает Черчилль, обращаясь к своей свите,— надеюсь, мы с господином Рейно поймём друг друга.

— Прошу садиться, желаете кофе?

— Благодарю, господин премьер,— Черчилль, стоявший всё время разговора, с облегчением опускается в кресло,— итак, не буду ходить вокруг да около, генерал Гамелен был ознакомлен с содержанием записки, полученной от русских?

— Безусловно,— Рейно садится напротив,— ещё в апреле.

— Почему же он не предпринял никаких мер чтобы предотвратить прорыв немцев через Арденны?

— Понятное дело, что мы не могли раскрывать источник, но было сказано, что сведениям можно доверять. Всё-таки, Военный совет посчитал, что это дезинформация, так как Арденны не проходимы для танков. Маршал Петэн так и заявил, что 'этот сектор не опасен'.

— Спасибо, мадемуазель,— Черчилль берёт чашку кофе с подноса, который внесла симпатичная секретарша, и с интересом провожает взглядом её тонкую фигурку до двери,— командиры английских экспедиционных корпусов присутствовали на Совете?

— Насколько я знаю, нет.

— В таком случае генерал Гамелен лично несёт ответственность за создавшееся положение. Не считаете ли вы, господин премьер, что его следует как можно быстрее заменить?

— Это следует понимать как условие поставки истребителей?— хмурится Рейно, опуская чашку кофе на столик.

— Вы считаете, что генерал Гамелен способен выправить положение, а министр Даладье сможет ему в этом помочь? Не будет ли лучше для нашего общего дела если вы сами станете министром национальной обороны по совместительству, назначив Главнокомандующим более молодого энергичного и храброго генерала?

— Мне надо подумать, так что же всё-таки с истребителями?

— Кабинет дал мне полномочия на отправку на континент 10 эскадрилий, я немедленно отдам такой приказ, если вы мне пообещаете, что выполните мои условия в течении последующих трёх дней.

— Я согласен,— передёрнул плечами Рейно.

— Да и ещё, надеюсь те джентльмены в саду сожгут и все упоминания о 'записке русских'.

Германия, Фюльценнест, Ставка Гитлера.

окрестности г. Мюнстерейфель,

22 мая 1940 года, 23:30.

— Пусть вас, Вальтер, не шокирует то, что сейчас творится в штаб-квартире ОКВ,— начальник Генерального штаба Гальдер и начальник его оперативного штаба полковник Варлимонт, подсвечивая фонариками путь, осторожно двигаются по дорожке, заросшей с обеих сторон высоким кустарником, по направлению к высокому забору с колючей проволокой,— вы должны понять, что она в основном не военная, а штатская...

— О не волнуйтесь, экселенц, я справлюсь,— тихонько засмеялся полковник,— мы уже привыкли к гвалту, который доносится оттуда и днём, и ночью.

— ... и всё же, пусть вас не удивляет то подобие военно-полевой формы, которую вы увидите на некоторых обитателях, да и знаки различия на ней, они зачастую выбирают на своё усмотрение. Во время своего доклада, если он случится, постарайтесь быть кратким и ни в коем случае не возражайте, это во-первых, бесполезно, а во-вторых небезопасно для вас. Закончили доклад и молча отошли от карты.

* * *

— Я не разделяю ваши опасения, Гальдер,— громкий скрипучий голос Гитлера заполнил всё помещение огромного деревянного сарая, превращённого в картографический кабинет, где происходили наиболее важные заседания ставки,— вы с полковником преувеличиваете потери наших подвижных частей, ваши слова о том, что нам не хватит войск для второго этапа наступления во Франции ничем не обоснованы. Прибрежная местность во Фландрии с 1918 сильно изменилась, болотистая местность в большой степени осушена, это не может быть причиной для остановки наступления. Вы застряли во временах Первой мировой войны, Гальдер. Сейчас всё решает быстрота и натиск!...

Генерал-полковник опускает голову, роняя пенсне на пол.

— Кое-кто мне тут советует,— взгляд Гитлера находит съёжившуюся фигуру Канариса,— выпустить англичан из мышеловки, дать им эвакуироваться на Остров, мол, так будет легче договориться с ними о перемирии. Я не хочу никакого перемирия! Английские войска должны быть окружены в районе Арраса...

Гримаса острой боли отражается на лице фюрера, длинный шрам, пересекающий лоб и щёку мертвенно белеет:

— ... мы не должны позволить им отойти к Дюнкерку! Таким образом мы пресечём попытку англичан эвакуироваться морем и раздавим всю их сухопутную армию!— высоко подняв ногу, согнутую в колене, Гитлер резко опускает её по земле, подкрепляя свои слова жестом,— мы обязаны отомстить им за жизни наших товарищей, ставших жертвами подлого взрыва в Мюнхене!

— Мой фюрер,— решается нарушить возникшую в сарае тишину Гальдер,— в этом районе сосредоточено около 300 тысяч английских, французских и бельгийских солдат, у нас нет достаточно...

— Дробите их группировку и бейте по частям,— обрывает его Гитлер и строгим взглядом обводит стоящих у стола,— Йодль, я хочу продиктовать вам директиву Верховного командования.

* * *

'Неплохо они устроились здесь,— Черчилль, откинувшись на спинку кресла, демонстративно разглядывает пышный интерьер королевских апартаментов Венсенского дворца,— и документы перестали жечь, как только немцы отвернули от Парижа на запад к морю, надолго ли'?

— Господин премьер,— в голосе Рейно послышались железные нотки,— вы вчера утром в разговоре со мной утверждали, что командующему Английским экспедиционным корпусом генералу Горту отдан формальный приказ, чтобы он продолжал выполнение плана нового Главнокомандующего союзными генерала Вейгана. Сейчас же Вейган мне сообщает, что английские части по своей собственной инициативе совершили отход на 25 километров в сторону портов. В то самое время, когда французские войска, наступающие с юга на север в сторону Амьена, Альбера и Перрона, где они должны были встретиться со своим союзником. Это отступление, естественно, вынудило генерала Вейгана отменить все его приготовления и заставило отказаться от плана закрыть брешь и восстановить непрерывную линию фронта. Нет необходимости подчёркивать серьёзность возможных последствий.

— Кхм-кхм,— Черчилль положил окурок погасшей сигары в пепельницу,— по данным, полученным моим военным кабинетом, армия генерала Фрера, на которую делает ставку генерал Вейган, всё ещё находится в процессе формирования и сосредоточения, она ещё даже не выступила. События развиваются слишком быстро, ситуация в которой принимался план изменилась, поэтому чтобы наши войска не попали в окружение они должны были отступить в сторону Арраса и Азбрука...

— При этом оголив фланг 1-ой французской армии у Лилля?— горько усмехается Рейно.

— Я думаю, что сейчас не время заниматься взаимными упрёками. Сегодня 24 мая, новый реалистичный план, исходящий из реальной обстановки нам жизненно необходим. Немцы усиливают давление, их механизированные части вышли к морю, захватив Булонь и блокировав Кале на юге и в районе бельгийского Зебрюгге на севере. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: линия укреплений, на которой мы встретили начало войны и с которой устремились навстречу немцам, уже частично захвачена врагом. Оборона бельгийских войск у Тилта сегодня прорвана, организованного сопротивления не оказывают, поэтому я не удивлюсь если сегодня или завтра король капитулирует. А это означает, что, если не предпринимать срочных мер, через два-три дня немецкие танки окажутся под Дюнкерком, а мы в окружении, отрезанные от моря.

— Что же мы можем сделать, господин премьер-министр?— хрипит Рейно.

— В первую очередь, перестать мечтать о контрударах и прорывах на юг к Сомме для соединение с основными силами, растрачивая наши и так небольшие силы, а начать быстрый и планомерный отход в направлении к Дюнкерку. Организовать на подступах к нему крепкую оборону на широком плацдарме, уплотнив боевые порядки за счёт сокращения фронта. Прикрыть с воздуха Королевскими военно-воздушными силами, которые будут действовать с наших аэродромов. Флот станет поддерживать группировку огнём корабельных орудий и снабжать её всем необходимым, но для этого надо будет также деблокировать Кале на юге и ни в коем случае не сдавать Остенде на севере. Наша упорная оборона на плацдарме сорвёт планы Гитлера, так как не даст ему возможность разбить Союзные войска по частям, оттянет значительную часть войск от основного фронта на юге, без которой немецкое наступление станет очень рискованным.

— Вы считаете это реальным?— в глазах Рейно блеснули слёзы.

— Я убеждён в этом,— прорычал Черчилль.

Испания, Альхесирас,

Вилла Канариса.

2 июня 1940 года, 09:00.

— Прошу вас, господа, присаживайтесь...,— адмирал, не обращая внимания на сильную головную боль, вызванную длительным перелётом, дружелюбно кивает в сторону круглого стола, заваленного картами и фотографиями.

Рыжая такса, дремавшая на подстилке у закрытой французской двери на лоджию, напротив встречает вереницу мужчин с военной выправкой в белых костюмах сдавленным рычанием.

— ... Фюрер направил меня сюда потому, что придаёт захвату Гибралтара первостепенное значение...

'А если точнее, то просто сорвал на мне своё раздражение замедлением наступления на фронте'.

— ... Он ждёт от меня оценки тех разведывательных данных, что вы собрали за последнее время и рекомендаций по составлению плана операции. Майор Лемке, что нам известно о численном составе гарнизона Скалы? Не вставайте.

— Его состав можно лишь оценить, господин адмирал,— поднимает голову помощник начальника отдела разведки Абвера,— по завозу продовольствия, воды и визуальным наблюдениям. В настоящий момент в тоннелях, галереях и укрытиях предположительно находится до 10 тысяч человек, причём имеется возможность разместить до 16 тысяч человек с годовым запасом продовольствия. Достоверно известно о 52-х тяжёлых пушках. На узкой полоске земли между материком и Гибралтаром находится аэродром, на котором постоянно дежурит звено истребителей. В данный момент англичане ведут переговоры с Хунтой чтобы арендовать дополнительный участок для удлинения взлётно-посадочной полосы, видимо для промежуточных посадок тяжёлых бомбардировщиков. У пролива, сменяя друг друга, курсирует один линейный корабль или линейный крейсер с кораблями сопровождения, периодически заходящие в порт. Ими также ведутся переговоры о возможности захода кораблей в порт Альхесиреса в интересах расширения морской группировки. Исходя из общих соображений, для штурма Скалы мы должны сосредоточить в её окрестностях по крайней мере пехотный корпус, имеющий в своём составе одну горно-стрелковую дивизию, и средства усиления в составе 12 артиллерийских полков. Сделать это быстро и скрытно практически невозможно из-за того, что войскам для этого будет необходимо пересечь всю страну с востока на запад. Совершенно очевидно, что договориться с республиканским правительством о трансфере наших войск через свою территорию не удастся, придётся прорываться к Гибралтару с Боем, что ещё более задержит сосредоточение...

— Мы можем рассчитывать на помощь Хунты в борьбе с республиканцами, не так ли?

— ... Так точно, господин адмирал, но тут также имеются сложности. Во-первых, в составе Хунты имеются выразители интересов не только наших интересов, но и интересов итальянцев, как, например, Примо де Ривера, но и даже открытые англофилы. Из восьми генералов в полной мере мы можем рассчитывать на поддержку, пожалуй, лишь генерала Молы...

— А во-вторых?

— ... Это проблема Канарских островов. Если Хунта поддержит нас в вопросе захвата Гибралтара, то англичане без сомнения тут же оккупируют их. Не говоря уже о том, что они могут полностью перекрыть Хунте морскую торговлю, лишив их зерна и жидкого топлива. Канарис согласно кивает головой:

— Ну хорошо, ваша точка зрения мне понятна, кто-то ещё хочет высказаться? Прошу, подполковник, вы, кажется, специалист по фортификации?

— Так точно, господин адмирал, подполковник Микош,— на поднявшего с места офицера тут же зарычала такса.

— Тихо, Чарли,— Канарис берёт таксу на руки,— продолжайте сидя, подполковник.

— ... Я хотел бы просто уточнить наряд сил для штурма крепости. Кроме пехоты нам потребуется, как минимум один инженерно-строительный и два сапёрных батальона. С инженерной точки зрения наиболее трудным для штурма является узкий участок, соединяющий Скалу с материком, где расположен аэродром. Англичане могут быстро заминировать его, а пулеметы и артиллерия не позволят нашим сапёрам приблизится к нему. Также обрывистые склоны Скалы и почти полное отсутствие подходящих площадок затрудняют проведение операции с привлечением парашютистов и планеров. Ещё я хочу обратить ваше внимание, господин адмирал, что иберийская железнодорожная колея в Испании шире, чем во Франции, это может создать нам дополнительные трудности в логистике.

— Спасибо, подполковник. И всё же, господа, несмотря на высказанную вами точку зрения, геополитические соображения требуют от нас немедленно начать детальную проработку плана операции.

Италия, Рим, площадь Венеции.

10 июня 1940 года, 16:00.

— Воины, сражающиеся на суше, на море и в воздухе,— высокий голос дуче, усиленный и странно искажённый динамиками, установленными под узким балконом дворца, заполняет собой весь овал площади,— чернорубашечники революции и легиона, мужчины и женщины Италии, всей империи и королевства Албании, слушайте! Час, отмеченный самой судьбой, пробил в небе над нашей страной; час окончательных решений. Мы вступаем в ряды тех, кто сражается с реакционными и плутократическими демократиями Запада...

Муссолини делает паузу, чтобы переждать взрыв восторга, вспыхнувший в гуще толпы.

— ... Всегда препятствующими нашему поступательному продвижению вперёд и так часто угрожавшими самому существованию итальянского народа... Когда обретаешь друга, то в соответствии с нормами фашистской морали, идёшь с ним рука об руку до самого конца, как мы с Германией, с её народом, с её победоносными вооружёнными силами. В третий раз в своей истории пролетарская и фашистская Италия прочно стоит на ногах, как никогда сильная, гордая и единая...

Дуче незаметно смахивает навернувшиеся слезы.

— ... Нас объединяет единственный и категорический лозунг. Он уже витает в воздухе, воспламеняя сердца от Альп до Индийского океана, этот лозунг выражен одним глаголом— побеждать. И мы будем побеждать, обеспечивая продолжительный, основанный на законности мир Италии, Европе и всему земному шару. Народ Италии, к оружию! Прояви свою храбрость, свою стойкость и своё достоинство!

Чёрная толпа, как один, выбрасывает руки вперёд в римском приветствии.

— Ну как они восприняли декларацию о войне, Галеаццо?— на выходе с балкона его встречает большеголовый плотный Чиано, зять и министр иностранных дел по совместительству.

— Вы же знаете этих англичан,— он зашагал по коридору чуть сзади, едва поспевая за тестем,— у них не лица, а маскарадная маска. А француз даже пытался играть в Кассандру, мол, вы пожалеете, немцы— суровые хозяева...

— Господин Главнокомандующий,— внизу у лестницы их встречает начальник Генерального штаба маршал Бадольо, тщедушный старик со злыми глазами,— у меня для вас плохие новости, наступление немцев на Дюнкерк провалилось, союзные войска отбили атаку!

— Казо,— бледнеет дуче, замирая на последней ступеньке,— я думаю, что вы слишком взволнованы, маршал, чтобы трезво оценить ситуацию...

Муссолини, оглядывается по сторонам, и не заметив вокруг никого постороннего, продолжает шёпотом:

— Хотя, думаю, что будет лучше, если мы немного повременим с началом боевых действий пока обстановка не прояснится...

— Это очень мудрое решение, господин Главнокомандующий, я немедленно свяжусь с...,— осекается Бадольо, с изумлением провожая взглядом удаляющуюся спину Муссолини.

— Дуче,— Чиано следом за тестем проходит в его огромный кабинет,— посол Лорен, после того как я зачитал ему декларацию, передал мне личное послание вам от премьера Черчилля.

— Что там?— Муссолини небрежно разрывает конверт, и близко поднеся выпавшее письмо, с жадностью пробегает его глазами,— хм, этот боров пишет, что никогда не был врагом итальянского величия, хе-хе, оказывается мы оба являемся наследниками латинской и христианской цивилизаций. Они заперли нас в своем собственном море, обложили санкциями из-за ничтожного клочка земли в никому не нужном уголке Африки, а теперь, когда запахло жареным, предлагает мир. Какова наглость?

Муссолини зло бросает послание на письменный стол и отворачивается к окну, где внизу бурлит чёрная толпа.

— Быть может сейчас удобный момент,— вкрадчиво начинает Чиано,— чтобы продиктовать Англии свои условия нашего невмешательства в войну во Франции?

— Верить, а тем более договариваться с Черчиллем, как, впрочем, и с Гитлером — неблагодарное занятие, они обманут при первой же возможности. Если сейчас мы официально откажемся от вступления в войну, то Гитлер может с полным основанием разорвать 'Стальной пакт', а при случае, после разгрома Франции и объявить нам войну. Я думаю, нет нужды напоминать, что наши силы несоизмеримы. Если же Гитлер завязнет во Франции, то ценность Италии как союзника многократно возрастёт для обеих сторон. Однако полное поражение Германии невыгодно для нас категорически. Единственно возможная для нас стратегия сейчас— это лавирование между двумя силами.

— Снова вернуться к политике невмешательства?

— Нам не позволят это сделать и в первую очередь народ,— Муссолини презрительно кивает на площадь,— страна жаждет войны, а политика невмешательства будет унижением для Италии. Поэтому, официально вступив в войну, следует всячески саботровать открытие боевых действий, при этом поддерживая контакты с Англией и даже Францией. Играть в 'странную войну' мы тоже умеем. Садитесь, я продиктую вам ответ Черчиллю.

Кремль, кабинет Сталина.

12 июня 1940 года, 20:00.

— Повторите, товарищ Фитин, о чём вы мне только что рассказывали,— Сталин коротко кивает мне, показывая трубкой на стул,— я думаю, что товарищу Чаганову будет интересно услышать об этом.

Прервавшись на полуслове, коротко постриженный рыжий молодой человек лет тридцати быстро начинает заново:

— Около недели назад от нашего агента в Англии 'Листа' было получено важное сообщение. Агент был переведён с должности секретаря министерства иностранных дел в секретный радиоцентр с названием 'Станция Х', который расположен неподалёку от железнодорожной станции Блетчли, неподалёку от Лондона. Возглавляет её коммандер, по-нашему капитан второго ранга, Алистер Деннистон, по нашим данным, многолетний руководитель криптографической службы Адмиралтейства. 'Лист' сообщает, что 'Станция' расположена на территории большого поместья площадью около 60 гектаров, где сейчас проходят большие работы по строительству рабочих помещений. Также идёт крупный набор служащих, по его оценкам там в три смены работает более пяти тысяч человек. Там и в окрестностях установлен чрезвычайный режим секретности. В обязанности 'Листа' входит получение радиограмм с пунктов радиоперехвата, так называемых 'Уай-поинтов', разбросанных по территории страны и за рубежом и передача расшифрованных сообщений адресатов в Военном кабинете, Адмиралтействе и Генеральном штабе.

— Скажите, товарищ Фитин,— вождь, неторопливо прохаживающийся во время доклада по кабинету, останавливается напротив на начальника Иностранного отдела,— сколько радиограмм за сутки приходит на расшифровку на 'Станцию' и сколько времени уходит на их дешифровку?

— По оценкам агента приходит несколько тысяч радиограмм, товарищ Сталин, а расшифровываются буквально единицы, причём на каждую уходит от нескольких дней до нескольких недель...

— Хорошо.

'То-то же, а то в последнее время нас буквально задергали, всё быстрее, быстрее... Нас то всего две сотни человек, а дешифровки мы выдаём на-гора, как товарищ Стаханов угля'.

— ... Судя по всему премьер-министр очень недоволен состоянием дел на 'Станции', так как в начале июня сам приезжал на станцию.

* * *

— Скажи, Алексей,— чиркает спичкой Сталин, когда дверь за Фитиным закрывается,— сколько дешифровок делают твои люди в сутки?

— День на день не приходится, товарищ Сталин, но примерно около двадцати. Тут ещё зависит от того на каком она языке радиограмма, а в случае немецкого— на какой машинке она зашифрована 'Энигме' или 'Лоренц'. Дешифровка 'Лоренца' требует как правила вдвое больше времени.

— Двадцать значит,— вождь затягивается папиросой,— а что им нужно для увеличения этого числа до ста? Людей добавить, техники, помещений?

— И того, и другого, и третьего, товарищ Сталин. Наши люди работают в три смены без выходных, вычислительные машины, а их три, работают с одним коротким перерывом на техобслуживание. Больше машин там уже не разместить, поэтому да— необходимо новое помещение и желательно не приспособленное, а спроектированное под нужды центра.

— Правильно ли я понял тебя, что требуются дополнительно 12 вычислительных машин и ещё 800 человек, чтобы работать на них?

— Правильно, товарищ Сталин, но самую большую сложность я вижу не в помещениях, и даже не людях, работающих на вычислительных машинах, а в трудности производства самих вычислительных машин. Рязанский завод способен за год произвести как раз эти самые 12 машин, но это значит, что их не получат учёные, инженеры, студенты...

— Значит надо переключить на выпуск вычислительной техники дополнительно ещё один завод электронной промышленности.

— Мы постоянно думаем, товарищ Сталин, над расширением базы производства ЭВМ, но пока такого завода не нашли. Вы же сами знаете, что планы по выпуску продукции на заводах Электронной промышленности каждый квартал пересматриваются в сторону увеличения, как в таких условиях начинать перепрофилирование хотя бы одного завода?

— А промысловые артели, которые делают радиоприёмники, патефоны ещё что-то?

— Вы предлагаете национализировать артели, товарищ Сталин?

— Национализация— это передача в собственность государства капиталистической собственности. А из того, что кооперативная собственность не является общенародной собственностью, ни в коем случае не следует, что она не является социалистической. Крупные промысловые артели уже давно работают по государственным планам, снабжаются всем необходимым от государства, и вся их продукция покупается государством, а основные средства производства принадлежат государству, артели их лишь арендует. Они практически ничем не отличаются от государственных предприятий. Если ты готов обеспечить лучшее управление ими, то тебе и карты в руки, если нет, то лучше и не начинать. Учти, процесс повышения коллективной собственности до уровня общенародной, является естественным для социализма, его не следует бояться, но необоснованное ускорение его может привести к нарушениям в управлении народным хозяйством, отбросить нас назад...

'Это-то, как раз, мне понятно'.

Германия, Фюльценнест, Ставка Гитлера.

окрестности г. Мюнстерейфель,

12 июня 1940 года, 21:30.

— Главной причиной наших последних неудач в разгроме англо-французских войск у Дюнкерка,— Гальдер откладывает указку и выпрямляется,— следует признать так и несостоявшееся завоевание господства в воздухе над проливом и полем боя, что позволяет противнику снабжать свою группировку.

— В чём дело, Геринг,— голос Гитлера угрожающе понизился,— вы неделю назад на этом самом месте клялись, что смешаете англичан с песком?

— Мой фюрер,— задыхаясь зачастил тот обливаясь потом,— я не отказываюсь от своих слов, люфтваффе действует на фронте от Норвегии на севере до Испании на юге, англичане же сосредоточили всю свою авиацию на острове, в основном на юге...

— Что это за детский лепет?— 'пускает петуха' Гитлер,— кто и вам мешает сконцентрировать все свои силы на решающем участке?

— Нет-нет, мой фюрер, я говорю об этом потому чтоб было понятно— противник сосредоточил все свои силы на юге Острова, по данным нашей разведки это около тысячи самолётов, большей частью новейших истребителей...

— В вашем распоряжении, Геринг, их вдвое больше!

— Это верно, мой фюрер, но я сказал это к тому, что для их уничтожения потребуется время. Мы уже закончили переброску нашей авиации поближе к театру военных действий, причём, чтобы разместить её нам пришлось оборудовать дополнительные площадки в Бельгии и Голландии...

— Продолжайте,— голос Гитлера потеплел.

— ... Я уверен, мой фюрер, что в ближайшие дни обстановка в воздухе изменится в нашу пользу, так наше подлётное время сравняется с их. Также причиной наших неудач в последнее время явилось применение противником приборов радиообнаружения, которые позволяют ему видеть в воздухе наши самолёты задолго до того, как они будут у цели. Поэтому для прикрытия своих войск им не обязательно висеть над линией фронта, истребители появляются там одновременно с нашими бомбардировщиками.

— Что это за приборы, Канарис?

Адмирал от неожиданности вздрагивает:

— Мы получаем сведения о том, что такие работы в Англии ведутся, но речь идёт лишь о научных исследованиях...

— Радиоразведка люфтваффе обнаружила,— взрывается Геринг,— что на Острове создана целая сеть радиообнаружения! Это те самые стометровые мачты на побережье, которые сразу же начинают интенсивный радиообмен на частоте 36 мегагерц, как только мои самолёты оказываются в воздухе. Я требую, чтобы эти вышки были включены Генштабом в список приоритетных целей, нет, присвоить им наивысший приоритет.

— Генштаб считает,— Гальдер остаётся невозмутим,— что следует оставить самыми важными целями суда, снабжающие группировку противника у Дюнкерка, и авиационные заводы.

— Надо бомбить не суда, а порты,— проскрипел Кейтель.

Гитлер закатывает глаза и, сцепив ладони за спиной, начинает перекатываться с пятки на носок, все замолкают.

* * *

— После вас, господин премьер-министр,— глава Истребительного командования маршал Даудинг почтительно пропускает Черчилля вперёд,— здесь у нас Оперативная комната, где мы круглосуточно регистрируем воздушную обстановку метрополии и принимаем решения по управлению нашей авиацией.

Офицеры штаба, стоящие вдоль перил узкого балкона, опоясавшего комнату и нависающего над громадным столом с картой острова, не заметив появления начальства, продолжают смотреть вниз. Вокруг стола деловито снуют молодые девушки в военной форме с длинными стиками, как у крупье рулетки в руках.

— Я сам, пожалуй, не отказался от такой службы,— шепчет Черчилль, повернувшись к Даудингу,— целый день наблюдать за девчонками... Не важно...

'Маршал, однако, шуток не понимает'.

-Слушаю вас, Хорнчерч,— высокая плоская девица поправляет сползшую на лоб телефонную гарнитуру,— азимут— 112, дальность— 40, высота— 9000, цель групповая— 8. В это время быстрые руки девушки записывают карандашом цифры на цветном листочке, соответствующем цвету сектора, на который в данный момент указывает стрелка странных настенных часов. Затем зажимает его держателем одной из магнитных фишек, взяв её из коробки и, схватив лежащую перед ней 'кочергу', толкает ей готовый маркер в нужное место на карте.

Следом ещё две девушки по соседству с 'селёдкой' заговорили в свои микрофоны, комната заполнилась голосами, часть наблюдателей с балкона бросается к своим картам, висящим на стене.

— Сэр,— Даудинг манит его на выход,— прошу вас в мой кабинет, не будем им мешать.

— Это просто изумительно,— развалившись в кресле, Черчилль с удовольствием пыхает сигарой,— вся обстановка у вас перед глазами...

— Да, удобно,— рассеянно пробормотал маршал,— господин премьер, простите меня за прямоту, но я обязан это сказать. На мой взгляд, весь наш план по обороне Дюнкерка является ошибкой...

— Продолжайте, маршал,— ни один мускул не дрогнул на лице премьера.

— Если сражение над Дюнкерком продлится ещё несколько недель, то потери нашей истребительной авиации могут стать невосполнимыми. Для того чтобы обеспечить его постоянное прикрытие в светлое время суток мы вынуждены непрерывно держать истребители в воздухе, при этом надо учесть, что плацдарм находится в пятидесяти милях от ближайшего нашего аэродрома. Поначалу мы справлялись, но в последнее время ситуация начала меняться, так как немцы завершают перебазирование своей авиации поближе к месту схватки. Например, за один только вчерашний день мы потеряли 18 'Спитфайеров' и 'Харрикейнов' и 14 лётчиков, большей частью в водах пролива, где немцы устраивают буквально охоту за моими 'бойцовскими мальчиками' при их возвращении на Остров. Гибнут или попадают в плен самые лучшие лётчики из эскадрилий класса 'А', потому что такой эффективной службы спасения пилотов, как у немцев, у Королевских военно-воздушных сил попросту нет!

— Мы должны и будем сражаться там, где находятся наши позиции,— Черчилль, возмущённо пыхтя, вскакивает на ноги,— на пляжах, холмах, аэродромах, городских улицах; биться во Франции, на морях и океанах. Мы пойдём до конца даже если люди станут гибнуть от вражеских бомб и умирать от голода. А если Остров падёт, то наша империя за морем и британский флот продолжат борьбу пока Новый свет, со всей его силой и мощью, не встанет на спасение и освобождение Старого!

* * *

— Домой,— Черчилль, пригнувшись, забирается в 'спартанский', обитый красной кожей, салон премьерского лимузина.

По знаку шефа секретарь поднимает стекло между водителем и пассажирами.

— Дайте мне телеграмму Рузвельта, Колвилл, хочу ещё раз её перечесть.

' У Рузвельта очередная 'гениальная' идея,— Черчилль подносит тонкий лист телеграммы к глазам,— хочет сделать Сталину щедрое предложение, чтобы тот разорвал пакт с Гитлером... Нашёл чем купить хитрого азиата... Сталин легко обведёт его вокруг пальца, продолжая тайную торговлю с немцами и получив вдобавок плюшки от американцев... С чего это вообще у Рузвельта родилась такая идея? Сталин сам это предложил? Не исключено, принимая во внимание тайную встречу его посланца Чаганова с советником президента Бернардом Барухом в Стокгольме. А это может означать, что данный вопрос обсуждается в Вашингтоне уже несколько месяцев. Возможно даже, что решение по нему принято, меня лишь ставят в известность'...

Премьер возмущённо засопел.

' ... С одной стороны, антигитлеровская коалиция с включением России выгодна для нас, она может отвлечь часть немецких войск с Запада на Восток, но с другой— нам придётся делить с русскими ту небольшую военную помощь, которую американцы смогут сейчас направить в Европу. Хотя это тоже не факт, скорее всего условием Рузвельта для начала поставок станет доступ их компаний к рынкам Индии и других наших колоний. Чёртов Галифакс! Это ведь он год назад не дал заключить соглашение с русскими о коллективной обороне. Видишь ли, они безбожники и коммунисты. Да будь Сталин даже самим дьяволом с ним стоило заключить тот договор, быть может тогда Гитлер бы поостерёгся нападать на Францию... И этот человек вместе со своим патроном Чемберленом захотел стравить двух диктаторов! А теперь эти 'миротворцы' Вены, Мюнхена и Праги угрожают своей отставкой, если мы не пойдём при посредничестве Муссолини на мировую с Гитлером. Их отставки вполне могут привести к падению правительства. Даже в Военном кабинете я имею минимальное преимущество три на два, а уж в полном коалиционном... Да что говорить, когда я и в своей партии не имею большинства'...

Секретарь поднимает с пола упавший листок телеграммы, с опаской глядя на закаменевшее лицо шефа.

' ... Надо брать себя в руки, вон даже Колвилл забеспокоился. За мной народ, согласно последнему опросу, уровень поддержки курса правительства составляет более 80 процентов, наверняка за меня выступят и лейбористы в палате общин, плевать на палату Лордов. С Галифаксом я справлюсь, впрочем главная опасность не он, а Чемберлен, его авторитет всё ещё достаточно высок, хотя в последнее время сильно сдал, похудел, осунулся, не пришёл на вчерашнее заседание Военного кабинета'.

— Так что там этот французский генерал?— разлепил губы Черчилль.

— Де Голль,— быстро сообразил секретарь,— его самолёт только что приземлился, я уже послал за ним машину.

Париж, улица Сен-Доминик 14,

Министерство обороны Франции.

13 июня 1940 года, 16:00.

Увидев входящего в кабинет де Голля, Поль Рейно, несмотря на свой почтенный возраст, спешит ему навстречу:

— Какие новости из Лондона, Шарль?

— Господин премьер, я слышал, что пока меня не было вы назначили маршала Петена министром обороны?— вопросом на вопрос отвечает тот,— это трагическая ошибка, Петен— это знамя, вокруг которого соберутся все силы, выступающие за капитуляцию!

— Лучше уж иметь его внутри, чем снаружи,— поморщился Рейно,— так что сказал Черчилль?

— Черчилль сказал, что в то время, как Экспедиционный корпус, не считаясь с потерями, бьётся за Францию под Дюнкерком, их союзники готовят свою страну к капитуляции...

— С чего он это взял?!

— А разве это не так, господин премьер-министр? Я передал ему свой разговор, который случился у меня с Главнокомандующим генералом Вейганом перед отлётом в Лондон. Генерал решил поиграть в Кассандру, мол не пройдёт и пары недель, как немцы сбросят англичан в море, затем примутся за нас, а через три дня после этого немцы будут в Париже. На мои возражения, что если такое и случиться, даже если мы потеряет метрополию, можно продолжить сопротивление в колониях в союзе с Великобританией и Америкой. Он на это рассмеялся и сказал, что еще до того момента, как Гитлер будет в Париже, англичане начнут переговоры с Германией...

— Как на это реагировал Черчилль?

— Он ответил словами Наполеона, что 'стадо баранов, во главе со львом, победит стаю львов, которой командует баран'. Поль, надо немедленно отправить Вейгана в отставку, без этого англичане наш план 'бретонского бастиона' не будут даже рассматривать. Конечно же, не может быть и речи об их помощи транспортами в отправке 500 тысяч наших новобранцев из южных районов в Алжир. Поль надо решаться.

— Предположим я это сделаю,— Рейно запрокинул голову, чтобы посмотреть генералу, нависшему над ним, в глаза,— он даст нам тогда авиацию или нет?

— Черчилль обещал, что в этом случае, как только мы перебросим в Бретань крупные силы армии и подготовим там аэродромы, он даст команду на передислокацию туда 50 истребителей. Само собой английский флот обеспечит в случае надобности снабжение армии на полуострове боеприпасами. При этом он заметил, что подготовленную нами операцию против итальянского флота в Геную стоит отменить, так как англичане надеются отговорить Муссолини от нападения на Францию дипломатическими методами.

— Предположим я это сделаю,— с нажимом повторяет премьер-министр,— кто на ваш взгляд может справиться с командованием армией в настоящих условиях лучше, чем Вейган?

— Хюнтцигер,— не задумываясь отвечает де Голль,— только он, среди тех генералов с кем я служил, способен мыслить масштабами мировой стратегии.

— Спасибо, генерал, я с вами позже свяжусь,— кивает премьер-министр, показывая, что аудиенция закончена.

— Прошу разрешить мне начать планирование операции по отступлению в случае необходимости наших войск в направлении Бретани.

— Действуйте,— легко соглашается Рейно,— можете даже выехать туда для рекогносцировки.

— Спасибо, Поль!

— Я смотрю, де Голль, вы уже генерал,— кривится маршал Петен, седой прямой, как палка старик, с которым он сталкивается проходя по галерее министерства,— не могу вас с этим поздравить. К чему при поражении чины?

— Но ведь и вас, господин маршал, произвели в генералы при отступлении 1914 года. А спустя несколько дней мы одержали победу на Марне.

— Не вижу ничего общего,— бросает через плечо маршал, энергично вышагивая к лестнице.

— Господин маршал,— пожав крепкую руку старика, Рейно жестом предлагает тому присесть,— я знаю вы пристально следили за событиями на фронте. Как вам кажется, Главнокомандующий Вейган справляется со своими обязанностями?

— Не думаю, что кто-нибудь сделал больше, приняв командование армией в положении, когда войска побежали с поля битвы. Его вины в этом нет. Совсем недавно лучшая в мире армия терпит унизительное поражение от тех, кого разгромила двадцать лет назад. Позор. Вот к чему нас привели социалисты...

— Позвольте, как нет его вины, а разве не Вейган возглавлял наш Генеральный штаб последние годы?

— Социалисты, народные фронты у власти, ничем не ограниченная коммунистическая пропаганда отравили души французов, превратив сильных и отважных мужчин в плаксивых кисейных барышень. Поверьте мне, старому солдату, который надел военную форму почти 70 лет назад, я знаю о чём говорю. На моих глазах Франция потерпела поражение в войне с Пруссией, взяла реванш через 50 лет и вот вновь стоит на пороге военного поражения. Надо просто признать неизбежное, сделать необходимые выводы и снова начать подготовку к новой войне!

— Больше тысячи танков, сотни самолётов, десятки кораблей, огромные территории, всё это вы, маршал, предлагаете просто так отдать врагу?

— Важнее сохранить людей, города, заводы...

— И это, по-вашему, позволит превратить кисейных барышень в отважных воинов? — Этих уже не позволит, важно не потерять следующее поколение, которое, я уверен, возьмёт реванш!

Глава 9.

Москва, Кремль,

Кабинет Чаганова.

25 июня 1940 года, 06:00.

'Как же я люблю эти утренние часы, никто не звонит, не отвлекает. Сталин появляется у себя в кабинете около 11 утра, Поскрёбышев в 9:00. Значит ещё около 3 часов у меня в запасе есть, можно даже успеть газеты почитать. Не каждый день удаётся. С точки зрения человека, который имеет доступ к значительно более широкому пласту информации, чем подаётся в газетах, это может показаться пустой тратой времени, но это только на первый взгляд. Не всё же в государстве сводится к экономике и военному делу, есть ещё 'книги, фильмы, эстрада, керамика''...

Пододвигаю к себе стопку папок, возвышающуюся над горами других документов на моём письменном столе, до которых уже месяц не доходят руки:

'Сначала надо разобраться с номинантами на Сталинскую премию, которая в первый раз будет присуждена в этом году. По моему предложению премию в области физико-математических наук не стали объединять. Физики и математики конкурировать за получения звания лауреата не будут... Насчёт физиков сомнений нет— Курчатов, Черенков, Капица получат премии первой степени; Колмогоров, Соболев, Понтрягин — первую степень по математике. Со вторыми — будет потруднее, надо будет посоветоваться в Академии Наук. Технические науки— и просто, и сложно, так как слишком мало премий для такого количества прорывных технологий. Буду просить Сталина увеличить их число до четырёх первых и шести вторых. Значит нужно где-то найти дополнительно 200 тысяч рублей за одну — первой степени и две — второй. Сам всю сумму не потяну, мои труды, в отличие от трудов вождя, многомиллионными тиражами не издаются, хотя что-то за пару-тройку учебников издательства обещали заплатить, поэтому придётся бросить клич среди заместителей председателя СНК'...

— Товарищ Чаганов,— в телефонной трубке слышится голос 'утреннего' секретаря,— к вам на приём просится товарищ Ван Мин, он звонит с проходной.

— Пусть проходит.

— Товарищ Чаганов,— моего старого знакомого в европейском костюме не узнать,— я понимаю как вы заняты, поэтому не отниму ни одной лишней минуты,— я пытался встретиться с товарищем Мануильским, но он очень занят, а дело с которым я приехал из Китая архиважное...

— Успокойтесь, товарищ Ван Мин,— усаживаю гостя на стул и наливаю для него воду в стакан,— рад вас снова видеть, слушаю вас.

— Вы, конечно, помните наш разговор в Улан-Баторе на аэродроме,— продолжил он не притронувшись к воде,— тогда наша задумка не удалась, Мао не отпустил меня в приграничный с Баян-Обо район. Его ставленник, секретарь райкома, попытался захватить месторождение, но опоздал, к тому моменту, как он со своим отрядом переправился через Хуан-Хэ их на северном берегу встретили монгольские танки вместе с конницей князя Дэ Вана, причём встретили не очень приветливо. После того, как началась разработка месторождения и по железной дороге заходили вагоны: на север с рудой, обратно с оборудованием, мукой и вооружением. Мао совсем взбесился, стал войска собирать, но быстро понял, что Дэ Ван с монголами ему теперь не по зубам, а того секретаря района, кстати, приказал расстрелять. В общем, китайцы с нашего берега стали убегать на заработки к князю. Мао с ними попытался посылать своих людей, чтобы те вели пропаганду, но без успеха...

Зубы Ван Мина застучали по стеклу стакана:

— ... А с начала года в Баян-Обо началась вербовка людей на работу в СССР. Поток беглецов усилился, князь это дело стал поощрять, даже стал им дорогу оплачивать до советской границы, чтобы, значит, меньше солдат у Мао осталось. Так и случилось, за реку стали бежать целыми отделениями. Поняв, что дело плохо, Мао вызвал меня и велел отправляться в Москву, чтобы договориться об организованном отъезде людей в СССР на заработки. Не бесплатно, конечно, чтобы половину их заработка передавать ему. А чтоб и я не сбежал, он хотел оставить у себя в заложниках мою семью, но мои друзья помогли им бежать.

'Запоздало предложение от Мао, однако'...

— Это хорошо, товарищ Ван Мин, что семья в безопасности, у нас и так уже работает около 300 тысяч китайских товарищей, больше при всём желании нам не принять...

'Напряжённо смотрит на меня... Выходит не смог ты совладать с Мао, отсюда вопрос, а можно ли тебе доверить ответственное дело? Не уверен. Хотя... А что, если поручить ему политическую работу среди китайских рабочих? Ведь человек он образованный, закончил Коммунистический университет имени Сунь Ятсена в Москве, работал в Коминтерне, преданный нам человек, управляемый... Пусть уже сейчас начинает подбирать и готовить кадры, понадобятся они скоро'. — ... но и с теми, кто в Союзе надо работать, не так ли? Я думаю, что товарищ Мануильский не будет против вашего назначения представителем Коминтерна по работе с китайскими товарищами, работающими на стройках СССР. А вы согласны? Тогда я ему сейчас же звоню...

* * *

— Начинайте, товарищ Захаров,— кивает вождь, когда Молотов, последний из неформальной внешнеполитической группы СНК, ежедневные собрания которой в последнее время всё чаще начинают подменять собой заседания Политбюро, заходит в кабинет.

'А события-то пустились вскачь... начавшиеся в июне учения войск Ленинградского, Калининского и Белорусского особых военных округов неожиданно для многих закончились взятием под наш контроль столиц прибалтийских псевдо-государств; а теперь дело дошло до Бессарабии и Северной Буковины... скоро начнутся 'манёвры' Киевского особого военного округа под командованием командарма 1-го ранга Семёна Тимошенко. Всё почти так же как и в моей истории, или нет'?

— За последнюю неделю обстановка на севере Франции резко изменилась,— указка в руке начальника Генерального штаба заскользила по карте,— все танковые и моторизованные дивизии германцев, участвующие в боях с англо-французами в окрестностях Дюнкерка, были скрытно заменены на пехотные. Стало очевидным, что вермахту, не достигнув успеха, пришлось на этом участке переходить к обороне, а подвижные войска задействовать для наступления на Париж и далее на юг. Оставалось лишь непонятным на каких именно участках фронта и когда произойдёт это наступление. По данным нашей разведки, без учёта танковых и моторизованных дивизий, сосредоточено 92 немецкие дивизии, которым противостоит 63 французские дивизии, включая две британские и 2 польские...

'Полностью заслуга моих криптоаналитиков. В последнюю неделю от Листа пришли несколько десятков радиограмм, перехваченных, но не расшифрованных английской радиоразведкой. Причём наш агент выбрал из тысяч подобных те, которыми обменивались штабы германской армии начиная от дивизии и выше'.

— ... Немецкие дивизии разделены на три группы: группа 'Б' под командованием генерала Клейста расположена вдоль реки Сомма от Ламанша до...

'Хотя почему только моих... без Листа-Кернкросса из 'Кембриджской пятёрки' получить такой массив радиограмм было бы просто невозможно, так как ближайшие наши станции радиоперехвата располагались аж на севере Испании'.

— Скажите, товарищ Захаров,— прерывает его вождь,— сколько дивизий оставили германцы у Дюнкерка?

— Предположительно чуть более сорока, товарищ Сталин.

— А сколько дивизий осталось на плацдарме у англичан и французов?

— Трудно ответить на этот вопрос, товарищ Сталин, поскольку часть из них сильно потрёпана и утратила боеспособность. По оценкам самих немцев под Дюнкерком сражается около 400 тысяч штыков. Численность германских войск немногим больше, поскольку они также понесли большие потери.

— Как вы считаете, товарищ Захаров, будут развиваться события в центре и на юге в ближайшее время? Сумеют ли французские войска выстоять?

— Думаю, что в течение двух-трёх недель, максимум до конца июля они будут разбиты и Франция капитулирует, после чего или даже во время битвы англичане эвакуируют свои части на Остров. 'Неплохой результат, в моё время было хуже. Почему же так случилось? Наше с Олей предупреждение сработало? Может быть. Возможно, поверив в прогноз Черчилль сделал вои выводы: быстрее эвакуировал свои войска из Норвегии, не питая иллюзий по поводу исхода сражения в Бельгии сумел отвести больше войск к морю, а это привело к принятию плана обороны Дюнкерка? Наверняка такой план рассматривался союзниками и в нашей истории. Кто знает, быть может мы тут совсем ни причём, но в любом случает время играет сейчас за нас'.

Франция, Шато дю Муге, 150 км южнее Парижа.

Ставка Главнокомандующего Союзных Сил.

30 июня 1940 года,18:00.

— Похоже, Черчилль на переговоры прибывает со своими поварами, массажистами и персональным тренером?— усмехается Петен, опуская бинокль.

— И запасом продуктов на неделю,— тихонько смеётся Вейган.

На расположенный рядом со старинным замком аэродром один за другим заходят на посадку три тяжёлых бомбардировщика 'Бристоль Бомбей' в транспортном варианте.

— Вместе с премьер-министром летят парашютисты,— недовольно замечает, стоящий рядом с Рейно де Голь,— мы передаём англичанам груз с тяжёлой водой из Норвегии, они будут его сопровождать по пути на Остров. Для этого в Бриаре уже подготовлен поезд.

— Тяжёлая вода?— поднимает брови маршал, повернув голову в сторону Рейно.

— Не уверен, что кто-нибудь в правительстве понимает для чего она нужна,— пожимает плечами тот,— но, как утверждает Жолио-Кюри, вещь исключительно дорогая и ценная. Мы вывезли её из Норвегии. Единственный завод, который там её производил был взорван незадолго до оккупации его немцами.

* * *

— Господа,— Черчилль прерывает напряжённое молчание, которое установилось после того, как Главнокомандующий по окончании длительного доклада отошёл от карты и занял своё место за длинным столом, за которым проходило заседание Совета,— несмотря на тяжёлые последствия прорыва немцев в Шампани, я призываю вас не сдавать Париж без боя. Вам ли не знать, насколько изматывающей для нападающих может быть оборона большого города, если бой будет идти за каждый дом. Вы все помните слова Клемансо: 'Я буду сражаться перед Парижем, в Париже и за Парижем'...

— Превращение Парижа в развалины не изменит конечного результата, господин премьер,— перебивает его Петен,— тем более что наш союзник отказывается исполнять свой долг перед нами, отозвав всю авиация на Остров.

— Ваш союзник,— с трудом сдерживает своё возмущение Черчилль,— в данный момент проливает свою кровь по Дюнкерком, связав боем до половины германской армии. При этом его авиация день и ночь висит над этой частью Франции, поддерживая союзные войска и неся огромные потери!

— По нашим сведениям, господин премьер, 25 ваших эскадрилий истребителей не участвуют в боевых действиях,— подаёт голос генерал авиации Вийеман,— здесь находится ключевой пункт. Сейчас решающий момент, поэтому неправильно держать какие-либо эскадрильи в Англии.

— Это не решающий момент и не ключевой пункт,— раздувает ноздри Черчилль,— он настанет тогда, когда Гитлер бросит свою авиацию на Остров. Если мы, вследствие переброски самолётов на континент потеряем господство в воздухе, то не сможем держать моря открытыми, не сможем снабжать союзную армию. Вот тогда наступит катастрофа.

— Господа,— с места встаёт премьер Рейно,— надо остудить наши головы, предлагаю устроить небольшой перерыв. Я думаю, что обеим сторонам будет что обсудить пока официанты накрывают на стол.

— Отличная идея, господа,— поднимается и Черчилль,— предлагаю английской делегации прогуляться по прекрасному саду.

* * *

— Господин, подполковник,— Черчилль, сидя на лавочке, внимательно смотрит снизу вверх в глаза подошедшему к нему офицеру,— ваши коммандос провели рекогносцировку?

— Так точно, сэр,— вполголоса отвечает тот.

— И какой из вариантов плана представляется вам наиболее предпочтительным?

— Думаю авиационный, сэр, железнодорожная станция забита войсками.

— Хорошо, остановимся на нём, ждите сигнала.

— Сэр,— к лавочке подбегает глава военной разведки,— немцы вошли в Париж!

* * *

— Господин премьер,— к поднявшемуся из-за стола Черчиллю обращается Рейно,— не хотите ли вы попробовать коньяк из подвалов замка?

— Отказаться от этого было бы непростительной ошибкой с моей стороны,— улыбается тот.

— Тогда прошу пройти в соседний кабинет, там всё приготовлено.

— Французское правительство,— продолжает он монотонным голосом, когда Черчилль делает глоток из бокала,— решило поставить перед правительством Великобритании следующий вопрос: 'Согласна ли Англия с тем, чтобы, вопреки соглашению от 26 марта 1940 года, запрещающему сепаратное заключение перемирия, Франция запросила у противника, на каких условиях он готов прекратить военные действия'?

— Какую позицию имеет ваше правительство по вопросу военно-морского флота?— Черчилль с отвращением ставит коньяк на столик.

— Мы готовы дать вам гарантии, что наши корабли не попадут в руки немцев.

— Насколько мне известно, председатель Сената и главы обеих палат вашего парламента за продолжение борьбы, не так ли?

— Откуда это известно?— передёргивает плечами Рейно,— в любом случае мы вправе задать такой вопрос нашему союзнику и даже обязаны предусмотреть любые возможности.

— Если комендант осаждённой крепости начинает говорить о её возможной сдаче, то защитникам становится понятно, что её дни сочтены. Вы, конечно, в своём праве задавать подобные вопросы, просто я опасаюсь, что не согласные с вами парламентарии могут отправить ваше правительство в отставку, а шаг к деморализации страны уже будет сделан. Поэтому я прошу вас заручиться поддержкой вашего запроса хотя бы у лидеров парламента Жаннене, Манделя и Эррио, которые находятся в двух милях отсюда в Бриаре.

— Пожалуй вы правы,— глаза француза растерянно забегали по сторонам,— попробую связаться с ними.

В тесной гардеробной, где находится единственный телефон в замке, Рейно обступают военные.

— Это неслыханно, какое право он имеет вмешиваться в действия французского правительства?— брызжет слюной маршал Петен.

— Но его слова разумны,— растерянно бормочет премьер, сжимая в потной ладони телефонную трубку.

— Черчилль готов воевать с немцами до последнего француза,— наступает на него Веган,— что ему наши города, которые в этот момент разрушает Гитлер. Не можете принимать ответственные решения, подавайте в отставку.

— Что ж, а это неплохая идея, я звоню Жаннене и прошу об отставке правительства... Телефон не работает,— Рейно с недоумением смотрит на трубку.

— Господа,— в фоей появляется Черчилль с сопровождающими,— насколько я понял мнения у вас разделились. К сожалению, у меня нет времени дожидаться пока французское правительство заручится поддержкой своего парламента и подготовит формальный запрос к британскому кабинету. Меня ждут неотложные дела в Лондоне. Впрочем, мы живём в век телефонной и телеграфной связи...

— Мы проводим вас, господин премьер,— облегчённо выдыхает Рейно, не поняв сарказма гостя.

— Спасибо за ваш визит,— французский премьер машет рукой Черчиллю, стоящему в проёме пассажирского люка 'Фламинго', который, прищурившись, смотрит поверх его головы, в сторону замка.

Дверца хлопает, гудят двигатели и лайнер, качнувшись, начинает разбег.

— Что происходит, как вы смеете?— кричит Рейно, когда ему и его сопровождающим преграждают путь рослые английские коммандос,— здесь французская...

— Маршал Петен, генерал Вейган, адмирал Дарлан, маршал Барратт,— вперёд выступает их командир, невысокий подполковник, из-за его спины слышатся сухие щелчки винтовочных затворов.— вы арестованы, предлагаю добровольно сдать оружие если оно имеется.

Потрясённые французские военные завороженно смотрят, как около взвода англичан занимают оборону вокруг их самолётов, достают ящики с патронами, устанавливают ручные пулемёты, а другие с револьверами в руках деловито укладывают на траву их адъютантов и секретарей. Махнув, стоящим рядом бойцам, подполковник достаёт ракетницу и в небе аэродрома зажигается зелёный огонёк.Через несколько секунд со стороны замка в ответ также взлетает зелёная ракета.

— Первое отделение прикрывает, остальные по машинам!

Через четверть часа три тяжёлых машины оказываются в воздухе, где их, нарезая восьмёрки, поджидали истребители. Оставшись один посреди пустого аэродрома, Рейно обессиленно опускается на колени, закрывает голову руками и даёт волю чувствам.

— Господин премьер,— из остановившегося рядом автомобиля доносится голос де Голля,— всё готово для вашего выступления по радио.

Москва, завод 'Темп',

Большая Татарская, 35.

30 июня 1940 года, 12:00.

'Надо закончить с номинантами на Сталинские премии,— пододвигаю к себе бумаги, захваченные из Кремля,— так, Технические науки... Безусловно главным кандидатом на первую степень идёт доктор наук Дричек с его высокоуглеродистой сверхтвёрдой инструментальной сталью, выпуск которой начался с начала года В Соликамске. По идее, он должен разделить награду со многими специалистами, которые помогали ему внедрять в производство СВС-процесс, строили цех и отлаживали техпроцесс производства карбида титана, но нет такой возможности, коллектив лауреатом премии стать не может. Кстати, надо бы не забыть включить их в список на награждение орденами. Дальше идёт ещё много кандидатов, профессор Сидорин с жаропрочными сталями, Швецов с двигателем М-82, Дегтярёв со станковым пулемётом, Симонов с самозарядной винтовкой, Чаганов с радиоуловителем... так, последнего вычёркиваем. Максутов с менисковой оптической системой, Лосев с работами в области полупроводниковых приборов, Авдеев— в области вакуумной техники, Коломиец с электронным микроскопом... Всё, три первой степени и пять второй, а номинантов ещё два десятка, среди которых — два Кошкиных, Лавочкин, Люлька, Астров, Архангельский, Вул, Юткин, Ипатьев-младший. Похоже, что придётся некоторых сдвигать на следующий год. У химиков, понятное дело, академик Ипатьев и Кнунянц за гексоген, порох и смесевое топливо'...

— Отлично, что зашла,— в кабинет заглядывает Оля,— нужен твой совет. Кому, считаешь надо дать Сталинскую премию первой степени по медицине Мальцевой за тубазид или Мальцевой за пенициллин?

— Великому Чаганову за наше счастливое будущее,— супруга, дурачась, хватает стопку бумаг со стола и намахивается на меня.

— Всё-всё, Ермольевой, согласен. А теперь серьёзно, кого думаешь рекомендовать в области биологии?

— Конечно Энгельгардт, тут и думать нечего,— не задумываясь отвечает супруга.

— Я тоже так думал, но как-то у него дело туго идёт. Скоро будет два года, как он возглавил Институт генетики, а из результатов только экспериментальное подтверждение того, что ДНК является носителем наследственности. На западе об этом давно известно.

— Известно-то известно,— взрывается Оля,— а доказать этого они не смогли, несмотря на лучшее, чем у нас, техническое оснащение и большее число учёных этим занимающееся.

— Это ещё почему у них лучше техническое оснащение? А электронный микроскоп у западных учёных в лаборатории есть? Нет. А времяпролетный масс-спектрометр с лазерным испарением биоматериала? Тоже нет. Или может быть вычислительная техника у них на каждом шагу? Опять нет. О 'меченых атомах' я вообще молчу...

— Так всё перечисленное у Энгельгардта появилось только два месяца назад. Ты считаешь этого времени достаточно, чтобы люди научились работать на таком сложном оборудовании? А почему ты не говоришь о резиновых перчатки, микродозаторах, чистых веществах и реактивах?

— Потому что считал, что всё это у генетиков есть. Надо было говорить вовремя и всё бы было. На первых порах купили бы в Америке. Ни оборудования у них не хватает, а знаний и амбициозной цели.

— Как же всё запущено,— вздыхает супруга,— ты просто не понимаешь сложности задач, стоящих перед биологами и биохимиками. Некоторые объекты, с которыми им предстоит работать, на несколько порядков меньше, чем транзисторы в микросхемах, что будут доступны в следующем столетии, а чистота используемых материалов должна быть, по крайней мере, не хуже...

— Вот только не надо демагогии, дорогая, фундаментальные открытия в микробиологии и генетики были сделаны на технологиях 40-50-х годов, а манипуляции с генами стали возможны на технологиях 60-70-х. Поставь себе цель создать эти технологии раньше, распредели тех людей, которые уже сейчас работают в институте и наиболее талантливых специалистов со всей страны на группы, чтобы каждая работала над ключевой технологией. Например, первая небольшая группа занимается чистыми клеточными линиями и выделением нужных клеток из тканей, вторая, побольше, их разрушением и разделением экстракта на фракции...

'Удивлена? Зря, очень мне в своё время нравился пятитомник Албертса'.

— ... пусть займётся бумажной хроматографией, центрифугированием и электрофорезом в крахмале, а затем в полиакриламидном геле. Третья группа будет заниматься отладкой методик измерений на электронном микроскопе, масс-спектрометре, заниматься рентгеновской спектрографией, расчётами на вычислительной машине. Но все эти люди не будут заниматься 'свободной охотой', все они должны работать по плану на единую цель: создание технологии, позволяющей манипулировать генами. То есть, открытие рестриктаз и лигаз, выделение из клеток плазмид, что позволит клонировать ДНК и определять нуклеотидную последовательность в клонируемом фрагменте.

— А можно помедленнее, я записываю,— корчит рожицу Оля.

— Не нравится? Оно конечно, ездить по заграницам, из пистолета стрелять и шпионов ловить намного увлекательней... Всё-всё, прости не буду. Ну сама посмотри, я же тебя не заставляю лабораторную посуду мыть и результаты эксперимента в журнал заносить. Займись на первых порах подбором и расстановкой кадров, разработкой перспективного плана, раз в квартал проверяй как продвигается работа и делай организационные выводы. Делов то...

'Ушла... А чего заходила? Мечется, тоскует без оперативной работы... А кому сейчас легко? Так, кто это?... Номинант на Сталинскую премию в области сельского хозяйства Чиганак Берсиев, почти тёзка... получает огромные урожаи проса по 150 центнеров с гектара... мировой рекорд, однако... Как удалось? Понятно, выращивает в поймах рек. Пшённая каша мне не нравится, но по содержанию белка крупа может поспорить с пшеницей— 11 процентов, а это в преддверии войны дорогого стоит... Я за, однозначно'.

Москва, Антипьевский переулок д.2,

Кабинет народного комиссара обороны.

10 июля 1940 года, 14:00.

— Как всем известно,— лучик солнца скользнул по всем десяти звёздам, плотно упакованным на двух петлицах генерала армии Рокоссовского, — маршал Будённый сейчас находится на курсах в академии Генштаба, поэтому сегодняшнее заседание Главного Военного Совета проведу я. В прошлый раз мы договорились, что на каждое заседание вне повестки мы будем приглашать одного из инспекторов Управления боевой подготовки для доклада об опыте боевого применения войск. Сегодня выступит его начальник генерал-лейтенант Курдюмов. Прошу вас, Владимир Николаевич.

'Отлично,— опускаю глаза на лежащие передо мной листы, заполненные столбцами чисел,— есть время просмотреть последние сводки о выпуске военной продукции'.

— Товарищи,— хмурится высокий худощавый генерал,— мой доклад касается опыта применения воздушно-десантных бригад в ходе авиадесантной операции в Бессарабской операции. Должен сразу отметить, что выполнена она была исключительно плохо, поскольку отсутствовала всякая подготовка к ней...

— Откуда вы это взяли, вы сами там были?— вскакивает с места командующий Южным фронтом генерал армии Тимошенко,— десанты полностью себя оправдали, бригады своей неожиданной высадкой в тылу румынских войск заставили их считаться с соглашением!

— Семён Константинович, успокойтесь,— морщится Рокоссовский,— присаживайтесь, у вас ещё будет возможность ответить, продолжайте, товарищ Курдюмов.

— Этот вывод я сделал на основе рапортов инспекторов Управления,— невозмутимо продолжает генерал,— которые находились штабах, на аэродромах и в батальонах 201 и 204-ой бригад с 28 по 30 июня. Выброска 204-ой бригады была совершена с опозданием на два часа в связи с несвоевременной отдачей распоряжения о вылете. Вылет 201-ой бригады задержался на пять часов по той же причине и из-за необеспеченности бензозаправщиками аэродрома скоморохи. Воздушная переброска десанта проводилась по мирному — без прикрытия боевой авиацией и предварительной разведки района выброски. Выброска проводилась неорганизованно и на разных высотах, в результате чего десантники оказались разбросанными на площади 10 на 10 километров, а сбор после приземления занял порядка двух часов. Пункты выброски командованию бригад стали известны от командиров лётных частей. Воздушные бригады выбрасывались, не имея никаких задач и указаний о характере действий. Со стороны штафронта никакого руководства бригадами не было, представитель фронта прибыл в расположение бригад лишь через пять часов после выброски, но опять таки без упоминания о характере действий бригад.

'Война на носу, а тут такие дела',— искоса поглядываю на пунцовое лицо Тимошенко.

— ... При использовании бригад не учитывалась степень их подготовленности. Так 204-я бригада, имевшая в своём составе почти половину людей, прибывших в её состав лишь в июне и успевших совершить 1-3 прыжка, была сброшена на парашютах в сложных условиях при ветре до 10 метров в секунду. В то же время наиболее подготовленная для парашютной выброски 214-я бригада не была задействована в операции. Пополнение выброшенных бригад огнеприпасами и продовольствием по воздуху, а также эвакуация раненных предусмотрена не была. 201-я авиадесантная бригада по плану штаба фронта первоначально предполагалось перебросить на аэродром Измаила посадочным способом, но при посадке выяснилось, что аэродром слишком мал для ТБ-3. Из первых девяти самолётов три получили серьёзные поломки, причём один из них столкнулся с И-16, который сгорел, поэтому было решено прекратить посадку и выбросить в километре от города парашютный десант. Однако по неустановленным причинам четыре ТБ-3 из 41-го выброску проводить не стали, а улетели в Болград, где успешно сели...

— Причины очень даже известны,— замечает кто-то с дальнего конца стола,— там было радиоимущество, не приспособленное для десантирования и оркестр бригады.

— Посерьёзнее, товарищи,— поднимает руку Рокоссовский, чтобы прекратить смешки и гул в кабинете,— выходит, что они ещё и без связи остались. Товарищ Чаганов, это правда, что радиостанции не приспособлены для прыжков с парашютом?

— В большинстве своём это так,— киваю головой,— но с этого года у нас на заводе имени Орджоникидзе начат выпуск переносных коротковолновых радиостанций РП-1 из особо крепких радиоламп. Они как раз выдерживают большие ударные нагрузки и достаточно лёгкие— 5 килограмм с батареями. Думаю, что для парашютистов они самое то.

— Управление Связи,— Рокоссовский делает пометки в блокноте,— срочно провести испытания радиостанции и доложить мне о результатах. Товарищ Тимошенко, ваша очередь.

'Ну вот, начались препирательства,— пододвигаю к себе свои бумаги,— кто виноват в создавшейся ситуации лётчики или пехота, это надолго'.

— А почему бы нам временно не расформировать воздушно десантные войска,— слышу знакомый голос с 'галёрки',— а десантников направить на пополнение вновь формирующихся мехкорпусов? Судите сами, основной транспортный самолёт безнадёжно устарел и замены ему в ближайшие годы ждать не приходится. Применять в настоящее время ТБ-3 возможно лишь ночью, но, как выяснилось, даже выброска десанта днём сопряжена с большими трудностями. Но самое главное, как мне кажется, то, что из-за двойного подчинения воздушно-десантные бригады не имеют должного управления. У семи нянек — дитя без глаза. Управление ВВС ещё вчера получило отчёт товарища Курдюмова и вот, что я отметил: мотострелковый батальон 201 бригады своим ходом прибыл в район выброски парашютных батальонов через три часа. В полном составе с тяжёлым вооружением, а не лишь с карабинами, как их сослуживцы.

— Ломать — не строить, товарищ Голованов,— недовольно замечает Захаров,— но подробнее разобраться в этом вопросе не мешало бы.

'Похоже, что провести через 'псих-отбор' Генштаб — это полдела, нужно также весь высший командный состав через этот фильтр пропустить. Времени-то до войны в обрез... И обязательно командиров мехкорпусов, и командиров авиадесантных бригад, и... в общем всех от полковника и выше'.

— Хорошо, займитесь этим, товарищ Захаров,— Рокоссовский делает отметку в блокноте,— и доложите Главному Военному Совету ваши предложения. Так, переходим к первому вопросу повестки, генерал-майор Василевский сейчас доложит нам о формировании новых механизированных корпусов.

— Товарищи,— Василевский подходит к аккуратно выполненной таблице на ватмане, составленной из отдельных блоков,— принято решение о переименовании мехкорпусов нового строя в танковые дивизии. Считаем, что оно более соответствует составу этого соединения. При этом прошу отметить, что это именно переименование, а не переформирование. Танковая дивизия будет так же состоять из одного танкового полка трёх батальонного состава с общим количеством средних и лёгких; мотострелкового полка из трёх стрелковых батальонов на автомашинах и одного мотоциклетного батальона; и артиллерийского полка, состоящий из гаубичного, зенитного и самоходного дивизионов. Общая численность вместе с частями управления и вспомогательными частями 12 тысяч 716 человек.

'Танковая дивизия, это, как я понимаю, чтобы никто не догадался. На самом же деле в ней будет меньше 200 танков. С учётом опыта удачной финской компании решено в полтора раза сократить их число, а мотострелковый полк, наоборот, численно увеличить. Дальше, в планах к концу года создать 25 танковых дивизий, на базе которых организовать 8 танковых корпусов и 3 танковых армии. Следовательно, предстоит создать 11 управлений корпусного и армейского звена... кандидатов в эти структуры надо провести через 'фильтр' в первую очередь. Похоже, что в этом генштабистов даже подталкивать не надо, они сами все прошли через 'сито', поэтому не откажут себе в удовольствии посмотреть на мучения нижестоящих коллег'.

— В эти же сроки,— спокойный убаюкивающий голос Василевского гипнотизирует собравшихся,— до конца года, Генеральный штаб на основе опыта боёв в Финляндии планирует реорганизацию Военно-воздушных сил Красной Армии. Этот опыт подсказывает нам, что стремление Управления ВВС в течение последнего времени вывести армейскую авиацию из подчинения армейских штабов и замена авиабригад авиадивизиями было в целом правильным. Действия Дальнебомбардировочной авиации Главного командования и Воздушной армии, приданной Северо-Западному фронту признаны в целом успешными и поэтому предлагается распространить их опыт на все ВВС. На основе имеющихся авиабригад армейской и фронтовой авиации будут созданы 38 авиадивизий, 10 авиакорпусов, которые войдут в 6 Воздушных армий...

'Управлений авиабригад, в принципе, должно хватить и на авиадивизии и на авиакорпуса, и на Воздушные армии, при соответствующем отборе... Вот, кстати, ещё кандидаты на 'фильтр''.

— ... В целях образования резерва авиационных соединений, предстоит сформировать 12 новых авиационных дивизий...

'Обеспечь, понимаешь, дядя Лёша, до конца года ещё почти 4 тысячи новых самолётов'...

— ... из них: смешанных авиадивизий — 5, дальнебомбардировочных — 4, истребительных — 3. Предполагается увеличить штатную численность ВВС Красной армии до 60248 человек, а общую численность Красной Армии иметь 3 521 448 человек.

'Засветился весь Голованов, Генштаб согласился на все его предложения, с которыми он обивал его пороги с прошлого года'.

Франция, Бретань,

Префектура города Кемпер,

14 июля 1940 года, 14:00.

— Прошу прощения, господин премьер-министр,— нарочито спокойный генерал Хюнтцигер появляется в дверях кабинета,— я только что получил сообщение германские войска вошли в Ла-Рошель.

— Что вы теперь скажете?— вскакивает из-за стола Рейно, обращаясь к стоящему рядом де Голлю,— они проходят через наши порядки как горячий нож сквозь масло!

— Это было предсказуемо,— морщится тот,— у нас нет сил чтобы защитить все пункты, ведь так, господин Главнокомандующий?

— Это правда, господин премьер-министр,— кивает бритой головой Хюнтцигер,— мне пришлось отвести наши войска от Ла-Рошель на север к Нанту, чтобы уплотнить наши порядки в Бретани.

— 'Отвести', 'уплотнить', оставьте эти слова для газетчиков, генерал,— хватается за голову Рейно,— мы сейчас оказались отрезаны от Испании, от юга и востока страны, итальянцы скоро возьмут Марсель, мы теряем выход к Средиземному морю! От Франции у нас остались только жалкий пятачок у Дюнкерка, который падёт со дня на день и Бретань, до которой у Гитлера ещё не дошли руки!

— Марселю ничего пока не угрожает,— спокойно замечает де Голль,— во всяком случае, до тех пор, пока мы не закончим эвакуацию в Алжир и на Корсику наших войск и новобранцев, а также техники. Ввиду подавляющего превосходства немцев мы вынуждены были отказаться от обороны на широком фронте поэтому и создали 'бретонский бастион' и 'Дюнкеркскую крепость'. При поддержке англичан и американцев, используя наш флот, мы можем оборонять их сколько захотим, а тем временем в Алжире создадим новую армию, которая освободит Францию. Мы потеряли территории, но сохранили свою честь.

— Допустим,— Рейно тяжело опускается в кресло,— а вы уверены, де Голль, что освобождённая Франция останется независимой?

— Я в этом убеждён, господин премьер-министр.

— А мне кажется,— Рейно, кивает на красивую кожаную папку, лежащую перед ним на столе,— что этот проект 'Декларации о союзе', который прислал мне Черчилль, больше похож на акт отказа от суверенитета, чем на договор о дружбе. 'Общее правительство', 'общая армия'. Не окажется ли так, что вскоре нам, пользуясь зависимым положением, начнут выкручивать руки, требуя политических уступок?

— Это просто декларация, Поль. Она больше нужна французскому народу, чем англичанам.

* * *

Сталин, обернувшись на шум открывшейся двери, кивает на стул напротив раскрасневшегося Молотова:

— Прочтите это.

'Ругались похоже,— пододвигаю к себе стопку машинописных листов бумаги,— так, что у нас тут... перевод личного послания Черчилля Сталину... 'В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем — принятием Вами нового посла его величества, чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание'... 'несмотря на различные формы правления и системы политического мышления'... 'на то, что недавно Германия стала нашим врагом и Вашим другом'... 'не должно мешать установлению между нашими странами доверительных и взаимовыгодных отношений'. Припекло, однако, Черчилля. 'Только сам Советский Союз может судить о том, угрожает ли его интересам нынешняя претензия Германии на гегемонию в Европе, и если да, то каким образом эти интересы могут быть наилучшим образом ограждены'... 'политика же самой Великобритании сосредоточена на двух задачах: во-первых, спастись самой от германского господства, и, во-вторых, освободить остальную Европу от господства, которое сейчас устанавливает над ней Германия'... 'выражаем готовность всесторонне обсудить с Советским правительством любую из проблем, возникших с нынешней попыткой Германии проводить в Европе последовательными этапами методическую политику завоевания и поглощения''.

— Так быстро прочли, хорошо,— удивлённо поднимает брови вождь,— что можете сказать по этому поводу, товарищ Чаганов?

— Считаю, товарищ Сталин, что сейчас очень удобный момент для улучшения отношений с Англией и Америкой, в первую очередь экономических...

— Черчилль,— раздражённо перебивает меня Молотов,— сам оказавшись в катастрофическом положении, пытается втянуть нас в войну с Германией. Только слепой может не замечать этого. Наша задача оттянуть момент вступления в войну! Ваше, товарищ Чаганов, постоянное стремление плясать под дудку заокеанских и британских политиков становится уже подозрительным.

— Погодите, товарищ Молотов,— морщится вождь,— продолжайте, товарищ Чаганов.

— ... Я просто пытаюсь оценить возникшую ситуацию с экономической точки зрения. Даже без Англии, промышленный потенциал Америки значительно превосходит потенциал Германии с её сателлитами. При этом выгода торговых отношений с Германией для нас не так уж и велика. Судите сами, торговый кредит, полученный от них, равен в долларах примерно 50 миллионам, причём неясно сумеем ли мы до момента начала войны с немцами выбрать его, так как мощности промышленности Германии загружены полностью. Уже сейчас мы вынуждены брать в Германии не то оборудование, что нам нужно, а то, что у них есть в наличии, зачастую не новое. К тому же надо принять во внимание, что многие виды продукции, в которой мы очень нуждаемся, немцы не выпускают, как, например, нефтеперерабатывающее и нефтедобывающее оборудование.

— 'Мечты, мечты, где ваша сладость? Где, вечная к ней рифма, младость'?— бубнит себе под нос Молотов, тщательно протирая носовым платком стёкла пенсне.

— 'И ей ужель возврата нет? Ужель мне скоро тридцать лет'?— так же, не глядя на оппонента, парирую я.

— И всё же, товарищ Чаганов,— вождь прячет улыбку в усах,— зачем нам англичане? Тем более опыт подсказывает, что доверять их словам нельзя ни в коем случае, а если же мы подпишем с ними хоть какую-то бумагу, то назавтра её содержание будет опубликовано в газетах. Черчилль, этот старый лис, искушён в политической игре, не упустит случая вбить клин меду нами с Германией.

— Торговля с англичанами любыми товарами, исключая вооружения, не нарушает условия нашего договора с Германией, товарищ Сталин. Например, мы очень заинтересованы в поставках каучука с плантаций в Британской Малайзии. А взамен мы можем обеспечить англичанам транспортировку через свою и финскую территорию шведских подшипников и железной руды...

— А Гитлер станет благодушно взирать на это,...— Молотов водружает пенсне на нос и саркастически смотрит на меня в упор,— нет, товарищ Чаганов, вы определённо хотите поссорить нас с Германией.

— Я лишь хочу, чтобы, когда начнётся война с Германией, наше государство встретило её с сильными союзниками, а не в одиночку. Работу над этим надо начинать уже сейчас.

— Чем позже наше государство вступит в войну, тем слабее будет противник и тем сильнее будем мы...

— С каждой новой победой Гитлер становится сильнее, получая в качестве трофея десятки тысяч автомобилей, тысячи танков. При этом миллионы рабочих из завоёванных стран, заменят на заводах мобилизованных в армию немецких рабочих. Сейчас мы видим к чему привела Францию, да и Англию их политика 'умиротворения'. Мы должны сделать выводы из этих ошибок. Надо исходить из того, что война с Гитлером неизбежна и отсрочить её никакими договорами о ненападении или торговыми соглашениями не удастся.

— Вы тоже не горячитесь, товарищ Чаганов,— вождь, морщась, начинает раскачиваться с пятки на носок и обратно,— политика делается с холодной головой. Не следует оставлять попыток отсрочить наше вступление в войну хотя бы потому, что сейчас мы не готовы к ней...

— Товарищ Сталин,— неожиданно для себя прерываю вождя,— но это процесс взаимный: мы готовимся, они готовятся. Почему мы считаем, что отсрочка более выгодна нам? Мы можем, как германцы за счёт Франции за пару месяцев увеличить свой промышленный потенциал на 30 процентов? Кто первый бьёт, тот находится в выигрышной ситуации, так может планировать место и время удара, от этого сила этого удара возрастает многократно.

— 'Мальбрук в поход собрался',— язвит мой постоянный оппонент.

— Эта фраза из песни, товарищ Молотов, немного не к месту,— мои губы сами растягиваются в улыбке,— интересно, что местом действия всей этой истории является город, у которого позднее французы выстроили свою 'Линию Мажино'. Так вот, перед началом битвы среди французских солдат разнёсся ложный слух, что командующий войск противника герцог Мальборо умер. Во французском лагере началось веселье, на радостях родилась известная песенка: 'Мальбрук в поход собрался, наелся кислых щей, под вечер ..., и умер в тот же день'. В жизни, однако, всё произошло наоборот. Герцог Мальборо на следующий день разгромил французов и те о песне забыли на долгие годы...

— Опять,— смеётся Сталин,— на те же грабли, ну ладно, оставим пока Англию с Францией. В общем-то, товарищ Чаганов, я пригласил вас не за этим. Ваш знакомый Бернард Барух дал о себе знать, снова хочет с вами встретиться. Предлагает два места: либо на Аляске в Анкоридже, либо в Исландии в Рейкъявике.

'Логично, в первый раз ему пришлось ехать дальше, чем мне'.

— Я готов, товарищ Сталин, а когда?

— Вот в этом и вопрос, товарищ Чаганов, Барух хочет встретиться как можно скорее. Не знаете почему?

— Не имею представления, но очень кстати. В последнее время американцы стали задерживать поставки...

Вождь поворачивает голову в направлении появившегося в дверях Поскрёбышева, тот молча передаёт ему свежеотпечатанный лист бумаги.

— Только что лондонское радио передало,— Сталин, пробежав документ глазами, передаёт его Молотову,— что Англия и Франция подписали 'Декларацию о союзе', хотят на время войны создать единое правительство.

— Я, пожалуй, поеду в наркомат,— встаёт с места тот,— надо будет переговорить с их послами, возможно узнаю подробности.

— Хорошо, поезжайте,— вождь отходит к письменному столу и начинает сосредоточенно набивать трубку.

— Товарищ Сталин,— решаю нарушить молчание я,— мне кажется, что лучшего момента для улучшения отношений с Англией и не придумать, к тому же теперь Черчилль будет представлять и Францию. По сути, сейчас мы можем вернутся к трёхсторонним переговорам, только теперь в более выгодной ситуации для нас, чем это было летом 1939-го...

— В чём же наша выгода? Переговоры выгодны англичанам с французами, они самим их фактом втягивают нас в войну с Германией, при этом сами могут сбежать за море: первые — на Остров, вторые — в Африку.

— Пусть так, товарищ Сталин, а что мы при этом теряем? Англия и Франция уже практически проиграли войну на континенте, следовательно Германии, имеющей крупнейшую в мире сухопутную армию, ничего не остаётся, как напасть на нас, ведь в Европе больше соперников у неё нет. Когда это случится, нам придётся всё равно вступать с Англией и Францией в переговоры о союзе, так может быть лучше сделать это уже сейчас? Тем более, что в этом году Гитлер начать новую войну уже не успеет и поэтому мы имеем, по крайней мере, ещё один полный год для подготовки.

— Нет, товарищ Чаганов, вступать с ними в официальные переговоры мы не станем,— Сталин пыхает трубкой,— но провести зондаж их позиции было бы не плохо. Я думаю, что вашу встречу с Барухом следует провести в Рейкъявике, а через Литвинова дать знать о ней лондонским Ротшильдам. Как считаете захочет Черчилль, если ему станет известно о встрече, предавать её огласке?

— Уверен, что не станет, товарищ Сталин.

Вождь подходит к письменному столу и поднимает трубку местного телефона:

— Голованова, срочно.

* * *

— Рейкъявик?— командующий ВВС отводит взгляд от висящей на стене карты полушарий,— а сколько пассажиров надо перевести?

— Десять— двенадцать,— отвечает вождь.

— Тогда, я думаю, что у нас лишь два варианта — либо ТБ-7, либо 'Дуглас'. Но оба они не без изъяна. Нет уверенности, товарищ Сталин, что длина взлётно-посадочной полосы будет достаточной для тяжёлого бомбардировщика...

— Что вам известно об этом аэродроме, товарищ Голованов?

— До мая месяца, когда англичане захватили Исландию, там был небольшой полевой аэродром на юге Рейкъявика, прямо на берегу залива. Когда мы в прошлом году готовили полёт Коккинаки в Америку, то проверяли все аэродромы вдоль маршрута. Этот имел наименьшую длину из всех около 600 метров, для 'Дугласа' подойдет, но придётся где-то совершать промежуточную посадку, так как топлива не хватит.

— Может быть в Стокгольме?— спрашиваю я.

— Нет, не в Стокгольме,— быстро отвечает Голованов,— там дальность тоже будет на пределе, слишком рискованно. Наилучший вариант, это сесть где-нибудь в Шотландии, скажем, в Эдинбурге, а оттуда уже в Рейкьявик. Дело в том, что мы при расчёте нашего маршрута должны предусмотреть возможность для самолёта, в случае невозможности сесть в конечной точке, вернуться в точку вылета.

— Кстати,— прерываю возникшее молчание,— шведская компания 'Аэротранспорт' на 'Дугласах' летала в Эдинбург, я видел расписание рейсов в аэропорту Стокгольма.

— Верно,— кивает Голованов,— англичане так же летают в Москву через Стокгольм и дальше на самолётах 'Аэрофлота' в Баку и Тегеран на стыковых рейсах...

— Ну, Тегеран нам не нужен,— прерывает его вождь.

— ... Я это к тому, товарищ Сталин, что без всяких расчётов можно сказать, что маршрут Москва — Стокгольм — Эдинбург — Рейкъявик на 'Дугласах' осуществим и вполне безопасен.

— Проработайте лучше маршрут полёта на Аляску, товарищ Голованов, до Анкориджа.

— А что, — в голове мелькает мысль,— если лететь на 'летающей лодке'? Тогда можно напрямую. Длина аэродрома неважна, так как всё равно посадка на воду в бухте, а если в Рейкьявике непогода, то где-нибудь на маршруте переждать...

— На американской 'Губе'?— скептически качает головой командующий ВВС.

— Нет, на нашей МП-7. В Таганроге на заводе с конца прошлого года начался её серийный выпуск. Две машины выпустили в пассажирском варианте, как раз на двенадцать человек.

— Мы МП-7 на вооружение не принимали, испытания не проводили.

— Я знаю, товарищ Голованов, это товарищ Папанин для 'Главсевморпути' заказал в пассажирском, транспортном и санитарном вариантах. Пассажирский самолёт с двигателями М-62, транспортный и санитарный — с М-105.

— Прочему ВВС отказалось от 'летающих лодок'?— хмурится вождь.

— Это вопрос к морской авиации, к Жаворонкову, товарищ Сталин. Насколько мне известно, моряки сочли, что машина дорога и избыточна для задач флота, они вполне довольны МБР-2.

— Товарищ Чаганов, соберите совещание по этому вопросу со всеми сторонами, результаты доложите. А вы, товарищ Голованов, проработайте оба варианта. Срок трое суток. Вы свободны.

— Так почему ты, Алексей,— продолжил вождь, когда мы остались одни,— всё-таки, хочешь лететь в Рейкьявик?

— Барух оставляет нам выбор, товарищ Сталин: Рейкьявик — это возможность обсуждать проблемы в трёхстороннем формате вместе с Англией, Анкоридж — тет-а-тет.

— Это понятно, но не кажется тебе, Алексей, что в настоящее время мы с Британией являемся соперниками в вопросе закупки американских товаров?

— Поэтому нам и надо иметь возможность быстро согласовать позиции с британцами.

— Хорошо, пусть так,— вождь начинает свои обычные хождения из одного конца кабинета в другой,— но я бы на месте Рузвельта вообще погодил бы с торговлей с нами, ограничился бы немедленной военной помощью Англии и Франции, чтобы дать им возможность выстоять на поле боя. С нами же повременить и начать помогать лишь в случае, если мы окажемся в таком же положении, как союзники сейчас. Америка заинтересована в ослаблении всех противоборствующих в Европе сторон.

— Так зачем же Барух зовёт нас на встречу?— вырывается у меня.

— Не знаю,— задумчиво качает головой вождь.

Вашингтон, Белый дом,

Овальный кабинет.

18 июля 1940 года, 11:00.

— Доброе утро, господин президент,— пожилой седовласый джентльмен щурится от яркого света, бьющего из трёх близко расположенных окон за спиной Рузвельта.

— Проходи, Бернард, присаживайся.

Барух, неспеша, по большому диаметру зелёного овального ковра пересекает кабинет, подходит к письменному столу, заставленного спереди множеством керамических статуэток животных, огибает его, и садится на стул с подлокотниками, стоящий справа и чуть сзади от президента.

Рузвельт, оперевшись руками в столешницу, поворачивается к гостю, сидя на потёртом крутящемся кресле с колёсиками:

— Летишь в Рейкьявик, ха? Что ж, так даже лучше. Уверен, что Черчилль также прилетит туда. Важно сразу твёрдо указать ему его место. И Черчилль, и этот француз, и Сталин сейчас просители. Америка сама будет определять размеры, цены, состав, а также время той помощи, которую она станет оказывать им. Французы отказываются конвертировать своё золото, что они привезли к нам, в доллары. Дайте понять Черчиллю, что это не обсуждается. Наши компании не могут совершать сделки с золотом, им может владеть только государство. Поэтому либо обмен на доллары по установленному курсу, либо никак. Ты говорил, что русские сами предложили расплачиваться за поставки золотом, причём с предоплатой, так? Не забудь упомянуть об этом Черчиллю. Обговаривая с ними со всеми поставки, держи в уме, что Америка заинтересована не в победе одной из сторон, а в максимальном ослаблении их всех путём затягивания конфликта.

— Господин президент, английский премьер наверняка задаст вопрос о тех пятидесяти эсминцах, что он просил для Королевского флота.

— Отвечай, что это станет возможным только после ноябрьских выборов, нарушение закона о нейтралитете может повредить моему имиджу в глазах избирателей и наверняка будет использован республиканцами. После выборов, я думаю, можно будет найти подходящую юридическую формулировку, чтобы обойти этот закон.

— Ещё один вопрос, господин президент,— Барух делает многозначительную паузу,— я прошу дать мне некоторую свободу в переговорах с русскими. К примеру, если потребуется, то оперативно решить проблему с продолжением приостановленных нами поставок нефтехимического оборудования, ну и тому подобных вещей.

— Почему ты об этом просишь, Бернард?— Рузвельт потянулся за пачкой 'Лаки страйк',— разве отношения с русскими более важны, чем отношения с англичанами?

— С одним русским, господин президент,— некурящий Барух морщится от табачного дыма,— я полагаю, что хорошие отношения с господином Чагановым могут в будущем стать для нас очень важными. Он всего лишь за пять лет сделал головокружительную карьеру в Кремле и сейчас является наиболее вероятным преемником стареющего Сталина.

— Один коммунист сменит другого...

— Не думаю, что Чаганов — коммунист, скорее всего его убеждения, начисто лишённые ортодоксального фанатизма, я бы назвал социал-демократическими. Он весьма начитан, знаком с последними достижениями наших экономистов и социологов. Умён, на нашей встрече в Стокгольме высказал интересные мысли о неизбежном сближении капитализма и социализма, когда капитализм будет приобретать социалистические черты и наоборот. Кстати, в качестве примера такой конвергенции он привёл ваш 'Новый курс', господин президент...

Рузвельт улыбается, не замечая, как пепел сигареты падает на ковёр.

— ... Чаганов хорошо информирован и прозорлив, его краткосрочный прогноз на развитие событий в Европе оказался удивительно точен, он предсказал полный разгром немцами союзных войск в Бельгии, Голландии и Франции в течение лета.

— Любопытно, а он не говорил, что станет с его собственной страной, когда Гитлер развернёт армию на Восток?

— Говорил, господин президент. Чаганов убеждён, что Россия продержится ненамного дольше Франции. И среди главных причин почему это произойдёт он назвал отсутствие в стране современных нефтеперерабатывающих заводов. Бензин, который вырабатывается в России, очень низкого качества и его слишком мало.

— Быстрое поражение России — это, конечно, не то, чего мы хотим, Бернард,— морщится Рузвельт, обжёгшись о догоревшую сигарету,— но и чрезмерно усиливать Сталина также нежелательно, тут нужно поддерживать баланс. Вы консультировались с военными экспертами по этому вопросу?

— Разумеется, господин президент,— Барух достаёт из внутреннего кармана пиджака свёрнутый листок бумаги и надевает очки,— речь идёт о строительстве шести заводов по производству бензина, этила и толуола. После нападения России на Финляндию мы остановили поставки лишь на два из них, это заводы каталитического крекинга по производству авиационного бензина...

— Почему только на два?— поднимает брови Рузвельт.

— ... Потому, что на остальные поставки были уже завершены, господин президент, но мы отозвали в Штаты наших специалистов, которые, согласно контракту, вели технический надзор за установкой оборудования. Эти специалисты утверждают, что русские вполне могут справиться с запуском этих заводов самостоятельно. Военные эксперты полагают, что русские остро нуждаются именно в высокооктановом авиационном бензине и высококачественных смазках, однако даже запуск этих двух заводов авиационного бензина вряд ли смогут обеспечить половину их потребности в нём.

— Успеют ли русские запустить эти заводы к началу войны с немцами?

— Специалисты, которые побывали на строительных площадках в России, утверждают, что при немедленном возобновлении поставок оборудования и их завершении в ближайшие полгода, пуск заводов возможен уже через год, господин президент.

— Что ж, в таком случае я не возражаю, но поставьте русским условие — они должны немедленно прекратить торговлю нефтью с Германией. Это всё, Бернард?

— Русские также просят оборудования для двадцати тепловых электростанций, два алюминиевых завода и много ...

— У них есть деньги для этого?— усмехнулся Рузвельт,— я почему спрашиваю, например Англия уже сейчас сталкивается с нехваткой средств для покупки запланированного вооружения, а к концу года они станут банкротами. Скажите русскому, что на торговые кредиты они могут не рассчитывать, мы хотим видеть деньги. Пусть он организует нашему послу в Москве экскурсию в их кладовую...

Германия, Фельценнест, cтавка Гитлера,

окрестности г. Мюнстерейфель.

20 июля 1940 года, 10:00.

— Лаваль? Да вы с ума сошли, Риббентроп,— Гитлер дёргает головой, отбрасывая назад прядь волос, упавшую на глаза,— худшую кандидатуру на роль правителя Франции трудно даже придумать. Вы, кажется, забыли как этот прохвост в 35-ом создавал антигерманскую коалицию, подписывал договор со Сталиным, как вместе с англичанами обхаживал Муссолини чтобы расстроить наш союз с Италией.

— Всё верно мой фюрер,— почтительно склоняет голову министр иностранных дел, в чёрной эсэсовской форме,— Лаваль также был против Мюнхенского пакта. Всё это верно. Я знаком с ним достаточно давно и, как мне кажется, неплохо изучил этого человека. Лаваль — человек без принципов, при любой ситуации стремится оставаться у власти. Он изворотлив, считает, что любое событие можно использовать в свою пользу, вокруг него постоянно роятся люди похожие на него. Поэтому я не удивился, когда Лаваль на прошлой неделе во время моей поездки в Париж попросил встречи со мной. Уверен, что он является лучшей кандидатурой.

— Вы так думаете, ну что ж привезите его сюда, я хочу сам с ним поговорить,— Гитлер провожает гостя до двери сарая, превращённого в 'картографический кабинет',— прошу вас, господа.

Адъютант фюрера получает от Гальдера несколько карт и быстро раскладывает их на длинном столе, Гитлер становится рядом начальником Генерального штаба, остальные генералы чуть поодаль.

— Хочу сразу оговориться,— Гальдер берёт в руку указку,— что это план наступления на Англию сухопутных войск, который может быть осуществлён только после того, как Люфтваффе обеспечит господство в воздухе, по крайней мере над южной Англией и Дуврским проливом. Военно-морские силы в свою очередь должны провести установку минных полей по обеим сторонам пролива, что сможет ограничить угрозу операции, исходящую от британского и французского флотов. Совершенно понятно, что наступление не сможет начаться без окончательного разгрома Дюнкеркской группировки противника, которая хоть и понесла большие потери, ещё не исчерпала свой оборонительный потенциал.

Адмирал Рёдер о чём— то горячо шепчет Герингу на ухо, Гитлер раздражённо зыркает на них.

— ... Итак, для проведения операции вторжения штаб ОКХ предлагает создать группу армий, состоящих из 6-й, 9-й и 16-й армий. Первая волна высадки должна состоять из одиннадцати пехотных и горных дивизий, вторая — из восьми танковых и мотопехотных дивизий, третья волна — ещё из шести пехотных. Кроме того, в первоначальном штурме должны принять участие две воздушно-десантные дивизии и полк 'Бранденбург'. Для высадки первой волны намечены четыре пляжа в районах Фолкстона, Гастингса, Бексхила и Брайтона. Для поддержки каждой из групп придаётся батальон плавучих танков отдельного танкового полка. Выброска первой воздушно-десантной дивизий планируется в районе Кента с целью захвата аэродрома, куда будет произведена выброска посадочным образом второй дивизии с задачей захвата мостовых переходов через Королевский военный канал, а также помощи сухопутным войскам в овладении портом Фолкстон. Если им будет сопутствовать успех, то высадка второй волны будет производится на причалы этого порта, а третья волна в порту Брайтона...

Раскрасневшийся Геринг во френче небесно-голубого цвета возмущённо засопел, но сдержался и не признёс ни слова.

— ... Первая волна будет разделена на три эшелона, которая будет действовать 'методом форсирования крупной реки': первый, состоящий из основных сил пехоты, перебрасывается через Ла-Манш на баржах и небольших моторных катерах; второй — на более крупных транспортных судах, будет преимущественно состоять из артиллерии и бронетехники; третий эшелон форсирует пролив на баржах и будет состоять из автомобилей, лошадей, запасов и персонала вспомогательных служб уровня дивизии. Три эшелона первой волны планируется переправить на Остров в течение трёх ночей, начиная с дня Х с высадкой на берег на рассвете, примерно через два часа после прилива. Закончив выгрузку дивизии первой волны, не дожидаясь высадки войск второго эшелона, начинают наступление со всех четырёх плацдармов на Лондон. Наступлению благоприятствует тот факт, что дорожная сеть в районе высадки хорошо развита и расстояние до столицы невелико, около ста километров.

— Какими сухопутными силами обладают англичане для защиты Лондона? — Гитлер низко склоняется над картой.

— На этот очень трудно ответить, мой фюрер, так как абвер не смог предоставить исчерпывающих сведений на этот счёт, поэтому мои слова следует считать оценочными. На самом Острове на данный момент находятся две или три регулярные дивизии и, возможно, 10-12 дивизий территориальной обороны, причём последние вооружены хуже регулярных и имеют меньше боевой техники. В общем, на вооружении этих 12-15 дивизий до 200 танков и бронемашин и до 500 артиллерийских орудий. Скорее всего на защиту столицы они смогут выставить не более половины войск, так как обязаны учитывать возможность высадки нашего десанта по всему восточному побережью.

— А в колониях и доминионах?

— Все вместе не более 20 дивизий, мой фюрер, но на данный момент из боеспособных можно отметить лишь одну канадскую, которая уже находится под Дюнкерком.

— Каков мобилизационный потенциал метрополии?

— По планам 1939 года англичане на случай войны планировали иметь около 60 пехотных дивизий, что даёт нам примерно в 800 тысяч потенциальных новобранцев вместе с резервистами. Я ещё не упомянул 12 английских, 4 польских и 20 французских дивизиях, которые воюют в Дюнкерке и Бретани. Успех нашей десантной операции также зависит от того, сумеют ли они прийти на помощь английским войскам на Острове. В случае их эвакуации в метрополию наряд наших сил надо значительно увеличивать, что повлечёт за собой также необходимость в увеличении транспортных средств.

— Рёдер, сколько барж имеется в вашем распоряжении?

— 2400, мой фюрер, из них только 800 самоходные. Эти баржи мы собирали по всей Европе и их едва хватает для десантирования 25 дивизий. Большинство барж речные, поэтому во время операции в проливе должен быть полный штиль. Другой сложностью является приливное течение в проливе, которое движется с запада на восток. Если, как предлагает Генеральный штаб, проводить форсирование на широком фронте при высокой воде, то из-за того, что прилив в Дувре будет через шесть часов после аналогичного в Лайм-Реджисе, высадка должна осуществляться в разное время, следовательно эффект неожиданности будет утрачен. Если же, всё-таки, начать одно и то же время, то придётся разработать методы высадки людей, транспортных средств и припасов при всех состояниях прилива. Не только разработать эти методы, но и обучить им личный состав.

— Что скажете, Гальдер?— Гитлер поворачивает голову к генералу.

— Я против сокращения фронта десантирования, мой фюрер. Это всё равно, что провести высадившиеся войска через колбасную машину. Мой штаб внимательно изучил эту проблему и нашёл её решение: высадка первого эшелона должна происходить в разное время, но в течение одной ночи. Конечно, для этого подходят только вполне определённые даты. Я считаю, что наиболее подходящим является конец сентября — начало октября.

— Надо в кратчайшие сроки,— фюрер кладёт ладонь с растопыренными пальцами на карту,— провести военно-штабные для детального анализа операции против Англии.

* * *

— У вас что-то срочное, Гейдрих?— Гитлер недовольно поднимает голову, отрываясь от чтения.

— Так точно, мой фюрер,— щёлкает каблуками тот,— есть новости из Англии, это касается 'Операции Вилли'. Выяснилась причина поспешного вылета из Бреста герцога Виндзорского и его жены в Лондон. Сегодня его в Букингемском дворце принял король. На встрече присутствовал премьер-министр Черчилль. Герцогу был предложен пост губернатора Багамских островов...

— Они хотят отослать его подальше от Европы. Известно когда?

— ... На следующей неделе, на пассажирском судне. Это всё о чём им сообщили.

— Вы должны, Гейдрих, сделать всё, чтобы перехватить его, герцог и герцогиня нужны нам здесь живыми и здоровыми. Вы уверены в том, что нам удастся привлечь их к сотрудничеству по доброй воле?

— Полной уверенности, конечно, нет, мой фюрер, но ряд фактов говорит о том, что это очень вероятно, так как герцог находится под сильным влиянием жены.

— Допустим, а насколько сильно наше влияние на госпожу Симпсон?

— Герцогиня очень амбициозная женщина, мой фюрер, она спит и видит себя в качестве королевы. Георг Шестой даровал ей титул, но намеренно выхолостил его содержание: отказал в добавлении приставки 'ваше королевское высочество', таким образом лишив герцогиню возможности считаться членом королевской семьи. Мы пытаемся играть на этом, на днях наш агент во Франции встретился с герцогиней и передал ей предложение нашей помощи в восстановлении герцога в качестве короля, а её, соответственно, королевы. Она возразила, что, согласно британской конституции, это невозможно, так как произошло добровольное отречение от престола. Агент в свою очередь заметил, что ход войны может привести к изменениям даже в британской конституции. Госпожа Симпсон после этого задумалась, пообещала убедить мужа принять предложение и тут случился этот неожиданный вызов в Лондон.

— А вам не кажется, Гейдрих, что герцогиня может быть не нашей, а американской агенткой, ведь в разрушении Британской империи американцы заинтересованы не меньше нашего?

— Я не исключаю такой возможности, мой фюрер. Поэтому склоняюсь к варианту немедленного похищения герцога и герцогини, а о якобы готовящемся покушении на них со стороны английской разведки сообщить уже постфактум, не оставив им выбора. Дело осложняется лишь тем, что мы не знаем когда и на чём чета поплывёт на Багамы.

— Согласен, действуйте,— Гитлер машет рукой, давая понять, что аудиенция закончена.

— Ещё одно, мой фюрер. В том же сообщение из Лондона герцогиня сообщила, что Черчилль на днях вылетает в Исландию на встречу с представителем Сталина. Встреча произойдёт в аэропорту Рейкъявика.

— Что!— взвивается фюрер,— это точно? Откуда ей об этом известно?

— Со слов герцога...

— С этого и надо было начинать, Гейдрих!— Гитлер начинает возбуждённо ходить по кабинету,— нельзя допустить чтобы они объединились против нас именно сейчас! В Рейкъявике... очень удобный момент, чтобы посчитаться с этим старым боровом... Кто будет со стороны русских? Хотя неважно, Сталин останется в Москве, Молотов тоже, ну а из-за более мелкой фигуры никто шум поднимать не станет, наоборот постараются, если что-то произойдёт с их представителем, сохранить всё в тайне. Найдите Геринга, Риббентропа, Канариса... хотя нет его не надо, через четыре часа жду от вас предложений по плану операции с целью ликвидации Черчилля. Свободны.

Москва, Большая Калужская улица,

Здание президиума Академии Наук СССР.

22 июля 1940 года, 10:00.

Опережая референта, быстрым шагом лечу вдоль малахитовых колонн сводчатого вестибюля первого этажа по направлению к малому колонному залу, берусь за медную фигурную дверную ручку, отполированную до блеска прикосновениями академиков. Стараясь не производить шума, на цыпочках по зелёной ковровой дорожке прохожу мимо пустых рядов и сажусь в последний из них на полукресло с позолоченными ручками в форме голов грифона и спинкой в виде античной арфы.

'У академиков сезон отпусков,— окидываю взглядом редкие ряды собравшихся,— но все математики, философы и даже часть физиков бросив все дела приехали сюда'.

* * *

Не удивительно, ведь сегодня в Москве, проездом из Германии на ПМЖ в Америку, знаменитый австрийский математик-логик Курт Гёдель. Узнав случайно об этом от Берии, я бросился на вокзал и буквально на подножке вагона уговорил его задержаться в столице и дать хотя бы одну лекцию на любую интересную ему самому тему.

— На любую?— тоже по-английски ответил мне невысокий худощавый учёный, одетый, несмотря на установившуюся в Москве жаркую погоду, в тёплое пальто, шляпу и перчатки.

— На любую,— подтвердил я.

— Я согласен,— изнывающие от жары солидный мужчина в летнем полотняном костюме и пожилая женщина в белом шёлковом платье, сопровождающие непонимающе посмотрели на нас.

'Мама его... и брат'?

— Знакомьтесь, моя жена Адель и брат Рудольф.

* * *

— Уважаемые господа,— Гёдель подносит наручные часы к глазам, близоруко щурится, вглядываясь в зал,— пользуясь любезным предложением господина Чаганова выбрать тему для моего выступления, я решил сегодня остановится на вопросах демократии, конституции и избирательного права в разных странах с точки зрения формальной логики...

'И в СССР? Твою же мать... вот это я попал,— сканирую взглядом зал на предмет посторонних,— вроде никого, хотя какая разница... Уверен, что каждый десятый 'пишет оперу''.

— ... Этим вопросом я заинтересовался после того, как к власти в Германии в результате демократических выборов пришёл диктатор Гитлер. Позже, когда Австрия, демократическая республика, ввиду несовершенства своей конституции также законно была превращена в диктатуру, я ни о чём другом уже больше не мог думать. Я стал изучать государственное устройство западноевропейских и североамериканских стран, давших миру лучшие образцы демократических конституций...

Замечаю, как у сидящего за столом президиума президента Академии Наук Комарова кровь отливает от лица, его заместитель академик Вавилов втягивает голову в плечи. Оба просительно смотрят в мою сторону.

'Любопытно,... но большинство академиков, слушает совершенно спокойно и даже с радостным интересом. Английского не понимают? Быть того не может, ну разве что кто-нибудь из молодых. Ох уж эта академическая фронда... Так, лектор начинает экскурс в историю — парадокс маркиза Кондорсе от 1795 года и делает это основательно, значит какое-то время у меня есть. Кондорсе — что-то знакомое... вспоминай быстрее... Итак, маркиз считает, что для определения истинной воли большинства необходимо, чтобы каждый голосующий расставил всех кандидатов в порядке предпочтения. После этого для каждой пары кандидатов считается сколько голосующих предпочитает одного кандидата другому, формируется полная матрица попарных предпочтений избирателей, а на её основе можно построить коллективную ранжировку кандидатов... Однако не всё так просто, оказывается, что победитель голосования по такой системе, не обязательно станет победителем при мажоритарном или абсолютного большинства голосовании. Отсюда вывод — победителя определяет не избиратель, а правила голосования... Вспомнил, теорема Эрроу! Это я в начале 90-х на пике 'демократии' интересовался данным вопросом, теперь пригодилось'.

— Профессор Гёдель,— поднимаю руку, слушатели поворачиваются в мою сторону,— вы сказали в начале, что каждый может задавать вопросы в любое време по ходу лекции, так? Отлично, так вот я хоть и не математик, но всё же мне кажется, что при числе кандидатов более одного и числе избирателей даже в самой маленькой европейской стране составить коллективную ранжировку в разумные сроки физически невозможно даже имея под рукой самую современную вычислительную технику. Насколько я понимаю необходимо рассмотреть такое количество вариантов предпочтений... двойная показательная функция, ... если принять, что имеется лишь четыре выбора и 10000 избирателей, то четыре в четвёртой и в тысячной, то получается их больше, чем атомов во вселенной...

— Это без учета ограничений, накладываемых на систему выборов, господин Чаганов. А именно, независимости и монотонности, то таких ранжировок, требующих рассмотрения будет значительно меньше...

— Дайте я догадаюсь сколько,— делаю эффектную паузу,— ровно десять тысяч, остальные не будут удовлетворять наложенным вам условиям. Причём вы не можете предпочесть одну другой, так как все они равноправны и отвечают вашим ограничениям. Как же устроены эти ранжировки? Очень просто, каждое из них будет совпадать с частным мнением одного из избирателей и совершенно не учитывает мнение остальных. То есть, выбирая победителя вы обязаны будете начисто игнорировать мнение остальных 9999 избирателей. А что это тогда, как ни путь к диктатуре? Правда, тут я должен оговориться, что сказанное мной относится к случаю, когда альтернатив три или больше. Для двух альтернатив вполне подходит система с подсчётом большинства голосов, то есть именно та, которая заложена в нашей советской конституции. А система принятия решения, о которой говорите вы, господин Гёдель, ничем не лучше абсолютной монархии или диктатуры.

— Но откуда вы это взяли?— растерянно бормочет Гёдель,— ваши выводы ни на чём не основаны...

— Считайте это 'гипотезой Чаганова',— излучаю уверенность и оптимизм,— мне кажется, что блестящим умам, находящимся в этом зале, не составит труда найти её доказательство.

Исландия, окрестности Рейкьявика.

24 июля 1940 года, 13:00.

— Валерий Павлович,— в наушниках слышится голос штурмана из носовой кабины,— в пункте назначения будем через двадцать минут.

— Всё, Сергеич,— Чкалов берётся за штурвал,— урок закончен. Разбор полёта будет на земле, а пока ставлю тебе за него четвёрку с плюсом. Товарищ Михеев, занять место второго пилота.

'Как быстро время-то пролетело,— отстёгиваю ремни и поднимаюсь из кресла,— ну ничего, на обратном пути, надеюсь, продолжим'.

Бывший пилот 'Максима Горького', протискиваясь мимо, и, принимая от меня гарнитуру, одобрительно подмигивает мне его огромные ладони ложатся на кажущееся теперь игрушечным колесо штурвала. Вдали на горизонте сквозь дымку появляется цепочка гор со снежными вершинами.

'Чкалов и Михеев... в неофановых очках... в одном экипаже... на летающей лодке... над Атлантическим океаном... в 1940-ом году... фантастика'.

— Пассажирам занять свои места,— кричит во всю глотку командир, заглушая голосом двигатели.

Слева по ходу в радиорубке над шифровальной машинкой колдует бортрадист:

— Товарищ Чаганов, лентопротяжка сломалась, а тут как на грех сразу три радиограммы из Москвы.

— Дело труба,— заглядываю под открытую крышку устройства,— промежуточный рычаг навернулся и пружину сломал. Починить на месте не получится.

— А что делать?

— Что делать, вручную придётся принимать радиограмму.

— А потом как расшифровывать?

— Тоже вручную. Всё на посадку идём, пристегнись...

За техническим отсеком — пассажирский, все восемь кресел с привязными ремнями, согласно новому правилу перевозки авиапассажиров.

— Какая дыра,— морщится Оля, отрываясь от иллюминатора, более похожего на обычное домашнее окно со шторами.

'Согласен, с десяток двухэтажных каменных домов, чуть больше таких же деревянных, остальные пару сотен— похожи на землянки. Но... всё это разделено пополам живописной речкой, скорее ручьём, впадающем в небольшой залив, по холмистым берегам которого в воздух поднимаются высокие клубы белого пара... Впрочем не за этим мы сюда прилетели'.

* * *

— Чёрт побери,— из-за двери носового гальюна подлодки U-557 раздался чей-то злой голос, который был слышен даже на корме,— я не нанимался каждый раз за вами чистить унитаз! Я сейчас пройду по кораблю, найду этого гада, который не может запомнить последовательность открывания клапанов помпы и суну его тупую башку...

Собравшиеся на инструктаж в кормовом торпедном отсеке 'пассажиры' опасливо втягивают шеи в плечи. Четыре дня, прошедшие с выхода подводной лодки из Киля оказались для восьми бойцов 800-го строительно-учебного батальона особого назначения самыми мучительными в жизни. Вонь от пропотевших тел команды, от солярки, гниющих овощей и заплесневелого хлеба смешивалась со зловонием, распространявшимся из камбуза и двух крохотных гальюнов. Назойливые неприятные запахи и беспрерывная качка вызывали у людей, заключенных в узкий стальной цилиндр, головокружения и непроходящее ощущение сырости.

За короткий срок 'пассажиры' не смогли научиться двигаться в лодке, быстро спускаться и подниматься по алюминиевому трапу рубки, сохранять равновесие, поэтому вскоре их головы и другие части тела покрылись шишками и ссадинами от ударов о трубопроводы, вентили, приборы и небольшие круглые заслонки в переборках между отсеками. К тому же на лодке оказалось лишь четыре свободных спальных места, из-за чего им приходилась спать по очереди на узеньких койках, втиснутых между рундучком и стенкой кают-компании для унтер офицеров.

Командир диверсионной группы обер-лейтенант Герлах, отведя рукой в сторону чей-то сушившийся в отсеке на верёвке бушлат, продолжил:

— Полчаса назад получена радиограмма от гауптмана Астора. В связи с ожидающейся завтра с утра нелётной погодой удар наших бомбардировщиков по причалам в гавани Рейкьявика отменяется. Вместо этого с целью создания паники в городе и отвлечения внимания охраны, подводными лодками, поддерживающими нас, будет произведён торпедный удар по находящимся в порту английским крейсеру и эсминцу...

Герлах пережидает, когда закончится приступ кашля у кого-то из группы, скрытого от его глаз фигурами диверсантов:

— Что нам известно о силах противника: на острове первоначально была размещена английская территориальная дивизия, но две недели назад два её наиболее боеспособных полка были переброшены обратно в Англию. По агентурным данным на текущий момент в Исландии находятся около шести тысяч солдат в шести батальонах и зенитном дивизионе. Эти силы разбросаны по четырём исландским портам и ещё четырём наиболее крупным населённым пунктам острова. Наибольшие силы, два пехотных батальона, зенитная батарея и штаб дивизии, находятся в Рейкьявике. Ввиду малости английских сил, они практически не контролируют сухопутные коммуникации острова, немногочисленные блок-посты находятся лишь на самых крупных дорогах, если это вообще можно назвать дорогами. На этих блок-постах солдаты несут службу плохо, отсутствует всякая дисциплина, хотя нельзя исключать, что ввиду прибытия в Исландию Черчилля на будут приняты дополнительные меры безопасности: введены патрули на мотоциклах в Рейкьявике. Теперь о наших силах: вторая наша группа под командованием лейтенанта Шлеффа уже высадилась на берег примерно в десяти километрах севернее столицы... Обер-лейтенант приседает на корточки и разворачивает на коленях карту, освещённую тусклой лампой под низким потолком, диверсанты, обступившие командира, наклоняют головы:

— ... Их задача, так же, как и третьей группы лейтенанта Гильдена, которая высаживается на юге от города, атаковать блок-посты, расположенные на приморском шоссе, как только начнётся торпедная атака в порту. В это время мы с востока через жилую застройку и вот это кладбище, а далее по парку, который тянется почти через весь город, быстро выдвигаемся к Дому Правительства, где будут проходить переговоры...

* * *

— Господа,— перевожу взгляд с Баруха на Черчилля и обратно,— я хочу донести до вас всю серьёзность ситуации, которая сложилась в нашем руководстве. Большая часть советского правительства выступает за расширение связей с Германией вплоть до присоединения к Альянсу Оси и принятию на себя военных обязательств по отношению к государствам в него входящим. Сталин ещё не принял окончательного решения по этому вопросу, но если моя миссия по разблокированию уже оплаченных нами поставок и расширению торговых связей с вашими странами закончится неудачей, то скорее всего он уступит требованиям прогерманской группировки во главе с Молотовым.

'Поверят или нет? На всякий случай мелкие чиновники НКИД по своим каналам начали распускать слухи в московской дипломатической тусовке о консультациях с германской стороной по подготовке визита Молотова в Берлин'.

— Правильно ли я понимаю вас, господин Чаганов,— Черчилль вынимает изо рта потухшую сигару,— что с Германией Сталин готов пойти на военный союз, а с нами лишь на расширение торговли?

— Не совсем так, господин премьер-министр. Просто Германия уже предоставила нам торговый кредит, поставляет нам военное оборудование, так что это пройдённый этап во взаимных отношениях. Торговля же с Великобританией отсутствует полностью, а с Соединёнными штатами заморожена. В такой ситуации говорить о союзных отношениях просто невозможно...

— Вы торгуете с нашим врагом, господин Чаганов,— сверлит меня мрачным взглядом Черчилль,— который в этот самый момент убивает английских солдат.

— Это так,— спокойно отвечаю я,— потому что это было одним из условий заключения мирного договора с Германией, заключенного, заметьте, после того, как Англия отвергла наше предложение о военном союзе против этого самого вашего врага...

— Соединённые штаты не станут вести торговлю с другом врага нашего друга, господин Чаганов,— Барух опережает готового взорваться Черчилля.

'При этом ваши компании вполне успешно торгуют даже не с другом, а с самим врагом'.

— Мы готовы прекратить эту торговлю, господин советник, если ваше предложение окажется более выгодным для нас. Но мы должны получить гарантии, что это новое соглашение не окажется лишь на бумаге. Такими гарантиями может послужить торговый кредит и утверждённый список поставляемых товаров, включая военные. Мы уже подготовили такой список, вот он.

— Вы же понимаете, господин Чаганов,— Барух принимает из моих рук увесистую кожаную папку,— что подобные соглашения должны проходить утверждение в Конгрессе, а это дело не быстрое...

— Понимаю, однако времени у нас не так много. Визит Молотова может состояться уже в августе. Может быть в качестве первого шага госдепартамент разблокирует оплаченные нами поставки нефте-химического оборудования?

— Думаю это возможно при условии, что Россия прекратит поставки нефти в Германию. У вас ведь самих не хватает нефти, так зачем вы торгуете ей?

'Ну да, ну да... 'Стандарт ойл' конкуренты не нужны, ведь часть промышленности Германии по производству жидкого топлива, включая синтетическое, контролируется ей'.

— Вынуждены торговать, господин Барух, в соответствии с торговым соглашением. Поэтому и решать вопрос надо в целом: либо вы заключаете с нами новое соглашение, либо мы продолжаем исполнять старое.

— Похоже на ультиматум,— Черчилль раздражённо бросает сигару в пепельницу.

— Я лишь описываю возможные сценарии развития событий, господа.

— А вам не приходит в голову, что Великобритания может заключить с Германией перемирие и эвакуировать войска на Остров. Не боитесь остаться один на один с Гитлером на континенте?

— Мы допускаем такую возможность, господин премьер-министр. Скажу больше, я присутствовал на обсуждении этого вопроса на заседании политбюро. На нём Молотов высказал мнение, что в таком случае мы можем предложить Гитлеру транзит его вооружённых сил через свою территорию в Иран и Индию, а также организовать их снабжение. Молотов считает, что такое предложение сулит германцам больше выгоды, чем переговоры с вами...

'Зависли... ещё бы, немцы в Индии и японцы в юго-восточной Азии — настоящий кошмар и для англичан, и для американцев'.

— ... Я предельно откровенен с вами, господа, потому что от того, как решится этот вопрос зависит и моё будущее: останусь ли я и мои люди в высшем руководстве страны, или нет. Вам, очевидно, нужно многое обсудить между собой, возможно связаться с кем-то ещё, поэтому предлагаю устроить перерыв в...

С улицы со стороны моря доносится глухой гул, похожий на гром, оконные стёкла противно задребезжали, а через секунду звуки оглушительного взрыва, звона разбитого стекла и сухого треска автоматной очереди врываются в комнату.

— Ложись!— от неожиданности по-русски кричу я, бросаясь на колени. Черчилль, несмотря на свой возраст и комплекцию проворно делает то же самое, Барух ойкает, но остаётся сидеть, испуганно прикрывая седую голову руками. За его спиной на белой штукатурке стены пули прочерчивают чёрную пунктирную линию, уходящую к потолку.

'Убьют дурака',— плечом опрокидываю круглый стол на американца, то летит к стене, столешница прикрывает его от летящих из окна и рикошетящих от стен пуль.

Дверь от сильного удара распахивается настежь, Оля с двумя пистолетами в руках появляется на пороге:

— Сюда! Быстро!

Отскочив от стены, по полу в мою сторону катится граната с длинной деревянной ручкой и металлическим корпусом ударяет меня по руке.

— В окно!— пронзительно кричит девушка, отскакивая от дверного проёма в угол.

Зачерпнув гранату ладонями, как воду ковшом, не глядя бросаю её через голову в сторону оконного проёма. Лежащий на полу Черчилль широко открытыми глазами провожает гранату взглядом, которая, прокатившись по подоконнику и на секунду зависнув на нём, всё-таки вываливается наружу. Без сил падаю на пол и одновременно со взрывом над моей головой защёлкали затворы Олины пистолеты.

— Все в коридор!— хрипит она.

Охрана Черчилля, опередив своих американских коллег, принимает своего босса в дверях, создавая там толкучку.

'Что-то Барух не шевелится, не дай бог...,— раня колени, на четвереньках ползу к столу,— фу-ух, жив.

Схватив американца за руку, волоком тащу его к двери, где нас подхватывают сильные руки.

* * *

— Все сделали шаг назад,— снова переходит на английский Оля, пытаясь растолкать бодигардов Баруха, склонившихся над телом хозяина,— я— доктор.

Последнее слово производит магическое впечатление на окружающих и они расступаются.

— У него повреждена артерия,— Оля ножом разрезает правую брючину американца, из которой вытекает струйка алой крови и с силой давит на рану,— ты, согни ему ногу в колене, а ты сними ремень... так, и сильно перетяни ему ногу вот здесь, всё, молодец.

— Пи-ить,— шепчет белыми губами Барух.

— Воды много не давать! Смочите губы, а в общем ничего страшного, жить будет. В госпитале скажете,— девушка прикидывает размер пятна крови на полу,— что пациент потерял пол литра крови, жгут поставлен в 18:15.

— Сам как?— Оля поворачивается ко мне.

— Сэр,— запыхавшийся полковник Стерджес, командующий гарнизоном, который при нашей встрече в порту назвался временным бригадным генералом, подбегает к Черчиллю, привалившемуся к стене,— диверсанты рассеяны, их раненый командир взят в плен! Им оказался обер-лейтенант германской армии.

— Сколько было диверсантов?— меряет его мрачным взглядом премьер,— ах, целых восемь, понятно... Что происходит в порту?

— Немецкие подлодки, сэр, используя туман атаковали торпедами наши корабли стоящие на якоре... у эсминца 'Форчин' повреждён гребной винт, эсминец 'Фиерлес' затонул. Ранен контр-адмирал Ансель. Также взрывом полностью уничтожена 'летающая лодка', на которой прилетел советник американского президента... А восемь человек было только в этой группе, которая атаковала Дом правительства, две другие атаковали блок-посты на въезде в город, там ещё продолжается бой.

— Что ж, в таком случае эта каменная крепость будет для нас пока лучшим убежищем, Стерджес. А господина Баруха надо срочно доставить в госпиталь.

— Слушаюсь, сэр. Кстати, в конце коридора, сэр, есть пустая комната без окон, я распоряжусь чтобы принесли стулья...

— И чего-нибудь выпить. Надеюсь, что храбрейший господин Чаганов и его очаровательная супруга составят мне компанию. Думаю, что нам троим сейчас не помешает пропустить по стаканчику, чтобы снять дрожь в руках после боя, не так ли?

— С удовольствием, господин премьер-министр,— любезно улыбается Оля, роясь в санитарной сумке, что ей передали,— сразу же после того, как сделаю перевязку мужу.

— Отвезите советника в госпиталь на моём автомобиле!— кричит Черчилль своему секретарю.

— Ты не заметила, куда делась та папка, что я передал Баруху?— морщусь от боли в плече.

— Успокойся, папку забрал его секретарь,— Оля крепко бинтует рану от сквозного пулевого отверстия,— погоди, надо ещё обработать порезы на коленях.

— Товарищ Чаганов,— в конце коридора охрана преграждает путь нашему шифровальщику,— радиограмма из Москвы.

'Абвер планирует провести диверсию в Исландии... Похоже, что инфа из расшифровки немецкой радиограммы,— возвращаю бланк радисту,— блин, медленно мы всё-таки работаем, а тут ещё этот перфоратор'.

— Спички есть, майор? Сожги сейчас же, мало ли что. На борту всё в порядке, радио работает?

— Работает, товарищ Чаганов.

— Тогда передай в Москву, что у нас всё хорошо, подробности сообщу позднее. Свободен.

Сияющий Черчилль, посреди тускло освещённой единственной лампочкой под потолком камеры, собственноручно наполняет короткие с широким дном бокалы, стоящие на импровизированном столике из высокой подставки для цветов, коричневатой маслянистой жидкостью из зеленоватой бутылки без этикетки:

— Сегодня у нас, мои друзья, случился ещё один день рождения, смерть была в полушаге, но благодаря вашим отважным действиям она отступила. Я искренне признателен вам сейчас и буду благодарен всегда, чирс!

'Как же я ненавижу этот самогон',— усилием воли делаю маленький глоток, жгучая жидкость распространяется по пищеводу.

— Надеюсь также, господин Чаганов,— раскрасневшийся Черчилль одобрительно смотрит, как Оля одним глотком ополовинивает бокал,— сегодняшний день также показывает кто является нашим общим врагом и должен стать днём рождения нашего военного союза, противостоящего государствам Оси?

'Хитёр бобёр'.

— Лично я,— прочищаю обожженное горло,— с этим целиком и полностью согласен, но в отличие от вас премьер-министром не являюсь. И всё же уверен, что начало торговли между нашими странами, мы, в частности, заинтересованы в импорте каучука из Британской Малайзии и нефти с Ближнего Востока, может стать первым шагом на этом пути...

— Сэр, ужасное известие,— обливающийся потом Стерджес врывается в комнату,— на ваш автомобиль напали диверсанты, погибли все, включая Баруха.

— Что?!— сигара и бокал Черчилля летят на пол,— где это случилось?

— Тут рядом, буквально в ста ярдах... Сэр, постойте, туда нельзя, это небезопасностно...

'Что за фарс,— обмениваемся с Олей скептическими взглядами,— он хочет чтобы мы в это поверили? Или стали свидетелями'?

* * *

— Ну, что скажешь?— наклоняюсь к Оле чтобы перекричать ровный гул двигателей МП-7.

— Покушение вполне реальное,— пальцы супруги зашевелились,— Баруха и его телохранителей убили именно там.

'Действительно, 'пальцевая азбука' для разговора самое то и глотку драть не надо'.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что положение всех тел соответствует полученным ранениям, лужам крови и пробоинам в автомобиле. Гильзы вокруг немецкие от МП-38 или МП-40, а рядом трупы солдат в немецкой форме.

— Но как англичане успели всё это провернуть? Времени на такую операцию было слишком мало. Они ведь не могли планировать всё это заранее. Ты же видела, что стреляли по нам боевыми патронами, граната тоже была настоящая. Не стал бы Черчилль так рисковать собой.

— И всё-таки факт остаётся фактом. Может быть англичане сами допустили утечку о встрече, знали о том, что в Исландию направляются немецкие диверсанты, заранее готовили покушение на Баруха, но оказались излишне самоуверенными, не смогли нейтрализовать все группы диверсантов... Не знаю как это случилось, но и до, и после покушения на нас Черчилль о чём-то шептался с одним подполковником. Подполковник этот не простой, а известный в узких кругах Дадли Кларк, командир британских коммандос. То есть, возможность организовать покушение на Баруха у англичан была, вот только с мотивом не понятно, рискованно как то, вдруг правда всплывёт. Да и зачем, как-никак потенциальный союзник?

— Мотив есть. Сейчас на Черчилля со стороны Госдепартамента, финансовых и промышленных кругов Америки идёт сильное давление. В обмен на военную помощь требуют открыть рынки колоний и доминионов Британской империи, предоставить свои военные базы. Вполне естественно, что это давление ему не нравится, вот и задумал столкнуть Америку с Германией...

— Американцы в войну сейчас ни за что не вступят.

— Ты права, не вступят, но резонанс в прессе, особенно когда выборы на носу, заставит Рузвельта действовать. Вот представь, завтра во всех газетах появятся фотографии с американцами, которых убили немцы. Вполне вероятно, что Рузвельт под давлением избирателей объявит о военной помощи Англии без всяких условий.

— М-да, а на фотографиях ты скорбишь рядом с Черчиллем... подстава перед Гитлером. Получается за его спиной ведём переговоры с англами. Как бы тебе в Москве не влетело, Молотов уж точно не смолчит.

— Я что по своему желанию в Рейкьявик летал?— зло кричу Оле в ухо,— все решения приняты на внешнеполитическом бюро СНК с участием Молотова, между прочим. И вообще, я приехал на переговоры с представителем нейтральной страны, а не на встречу с английским премьером. Не по чину мне. А вот то, что вопрос разблокировки поставок завис — это плохо.

— Налаженный канал связи пропал, вот где главная проблема,— замелькали в воздухе пальчики девушки,— смотри, Черчилль одним ударом сразу три задачи решил: прервал наш диалог с американцами, на Рузвельта надавил в части военных поставок и повод для недоверия Германии к нам создал. Учись, 'у Британии нет постоянных врагов и постоянных друзей, а есть постоянные интересы'...

— Согласен, есть чему поучиться... Не плохо было бы нанести ответный удар...

— Что ты имеешь ввиду?

— ... А то, что сейчас мы в Англии, как в союзнице, не заинтересованы. Нам на данный момент нужна Америка, от неё мы хотим получить то, чего нам не хватает: средства производства, машиностроительную продукцию, военные материалы, оружие. От Британии сейчас мы не можем получить ничего из перечисленного, ей самой не всего не хватает. Более того, она является нашим конкурентом за американские товары...

— Англия нужна нам как враг Гитлера.

— Это правда, но до тех пор пока она воюет с ним, а это время может скоро закончиться. Хотя и Англия, и Франция сейчас в лучшей форме, чем было в нашей истории, но я не уверен, что они станут сражаться до последнего. Эвакуируют свои потрёпанные войска одни на Остров, другие в Африку и станут выжидать, подталкивая Гитлера к нападению на СССР.

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Обвинить Черчилля в покушении на Баруха. Ну, конечно, не прямо, а, скажем, через утечки. Думаю, что нейтральные шведские или швейцарские газеты подойдут для этого лучше всего.

— У нас же нет никаких доказательств. Я повторяю, если в нападении виноваты англичане, то место происшествия хорошо ими подготовлено...

— Нам не важно, кто ответственен за нападение и нам не нужны никакие доказательства. Представь, что я сейчас отсюда посылаю радиограмму в Москву, пользуясь старым хорошо известным на западе подстановочным шифром, так как шифромашинка на борту самолёта вышла из строя. В ней сообщаю, что по сообщению нашей агентуры в Исландии это всё инсценировка, которую подготовил СИС, а исполнена она особой группой под командованием подполковника Дадли Кларка. Добавить несколько красочных деталей, что мы видели на месте преступления, а потом фотографии, которые появятся лишь завтра в газетах, подтвердят эту информацию...

— Ты, я смотрю, решил со всеми перессориться. Не боишься, что теперь не только немцы, но и англичане устроят на тебя охоту? Нет, самому тебе ввязываться в это дело никак нельзя. К тому же время выбрано неудачно. Избирательная компания в Америке ещё даже не вышла на финишную прямую, кандидат от республиканцев неизвестен. Если вбросить такую новость непосредственно перед выборами, то эффект будет значительно большим. Но сначала мы должны кто для нас более предпочтительный кандидат Рузвельт или республиканец, возможно им станет Уилки?

— Рузвельт, наверное... От него мы хотя бы знаем чего ожидать.

— А я не уверена. Изоляционист Уилки мне больше по душе, чем Рузвельт, который спит и видит, как бы поскорее влезть в европейские дела. Черчилль также хочет, чтобы Америка поскорее перешла из статуса нейтральной в статус хотя бы невоюющей, что позволит ей на законных основаниях посылать оружие воюющей Англии. Черчилль создаёт для этого повод — убийство немцами советника президента США. Кстати, вполне возможно, что заказчик сидит в Америке, а не Лондоне, ведь интерес у тех и других один...

-Рузвельт?

— ... Нет, скорее это не один человек, а достаточно могущественная группа. Это, кстати, ещё один довод, почему тебе не надо светиться, ведь им ничего не стоит добиться полной блокировки торговли с СССР. Вбрасывать такую информацию надо максимально осторожно. А вот после этого у Уилки появится возможность обвинить Рузвельта в том, что он пытается руками Черчилля пытается тайно втянуть Америку в войну и оба они станут доказывать избирателям кто из них больший пацифист. Уверена, что западная пресса отметит твоё геройское, никакого сарказма, поведение, когда ты выбросил гранату обратно в окно, а это создаст благоприятный климат на переговорах с американцами по возобновлению торговли.

Глава 10.

Москва, Антипьевский переулок, дом 2,

Наркомат обороны, кабинет наркома.

13 августа 1940 года, 12:00.

— Следует также отметить,— начальник Военного отдела наркомата путей сообщения Ковалёв поворачивается к большой карте Советского союза,— что транспортная сеть страны имеет важную особенность. Все широтные транспортные связи обслуживаются железнодорожным транспортом, а меридиональные — почти исключительно водным. Если на западе европейской части насчитывается двадцать союзных железнодорожных магистралей, то между Волгой и Уралом — пять, на самом Урале — три, в западной Сибири — две и на Дальнем Востоке — одна. Причём в европейской части транспортные сети имеют радиальное направление с центром в Москве. Поэтому перешивка железных дорог Западной Белоруссии и Украины и их техническая реконструкция может быть недостаточной в смысле увеличения пропускной способности и сокращения времени развёртывания войск, а также строительства оборонительных сооружений. Следовательно техническая реконструкция путей на западе страны должна сопровождаться сооружением обходов, соединительных линий, погрузочных и выгрузочных районов в центре и увеличением пропускной способности магистралей на востоке...

'Деньги, рабочая сила, фонды... все выступающие говорят о своих нуждах, так как сегодня на заседание Главного Военного Совета пришёл Сталин'.

— Прошу прощения, товарищ Ковалёв,— прерываю выступающего,— хочу дополнить ваши слова. Вы говорите лишь об одном направлении перевозок с востока на запад. Однако с на чалом военных действий также возрастёт грузопассажирский поток в обратном направлении. Боевой радиус бомбардировщиков противника достаточен, чтобы в первый день опасной зоне оказалась правобережная Украина, вся Белоруссия, Смоленская область, Прибалтика и Заполярье. Мы должны быть готовы к эвакуации сотен тысяч людей и тысяч заводов. Поскольку семьдесят процентов наших железных дорог однопутные, то такие массовые встречные перевозки неизбежно приведут к нехватке подвижного состава и пробкам длиной в сотни километров. Вы согласны со мной?

— Согласен, товарищ Чаганов, такую возможность исключать нельзя.

— Позвольте, товарищи,— забеспокоился Будённый,— объёмы перевозок согласованы Межведомственными Эвакуационными Совещаниями Особых Округов. Все заявки советских, партийных органов и наркоматов на перевозку людей и грузов ежегодно пересматриваются. Откуда взяться пробкам? Опять же подвижной состав выделяется с запасом.

— На бумаге скорее всего и впрямь всё в порядке,— краем глаза наблюдаю за нахмурившимся вождём,— вагонов хватает, паровозов тоже, но для эвакуации завода подвижной состав нужен здесь и сейчас, а не за сотни километров от него, так как нет возможности доставить его в нужное место на погрузку. Встречные перевозки в момент пиковой нагрузки тем и опасны, что сбой в одном месте сразу приводит к сбою повсюду. Это как лавина в горах, предотвратить её невозможно. Одним из путей решения этой проблемы является то, что предлагает товарищ Ковалёв, а именно 'сооружение обходов, соединительных линий, расширение погрузочных и выгрузочных зон и увеличение пропускной способности магистралей'. Этим путём надо продолжать идти, но он очень затратный и не быстрый.

— А что скажет начальник Генерального штаба?— Сталин поднимается с места и начинает переступать с ноги на ноги, разгоняя кровь в конечностях.

— Управление военных сообщений также считает, что возникновение пробок на железных дорогах в начальный период войны весьма вероятно. Так мне доложил начальник Управления, его подчинённые буквально на днях с помощью специалистов, которых прислал товарищ Чаганов, провели приблизительные расчёты на вычислительной машине. За основу для них был принят наш мобилизационный план, эвакуационный план и план прикрытия границы в полосе Белорусского особого военного округа. Сейчас в Генеральном штабе идёт подготовка подробного доклада Главному военному совету. Доклад будет готов в течение трёх дней.

— Вы, товарищ Захаров, что-то можете уже сказать прямо сейчас? Как мы будем исправлять положение?

— Да, товарищ Сталин, одним из вариантов наших действий будет предложение по переброске в угрожающий период войск внутренних округов поближе к западной границе, скажем, на рубеж старой границы.

Вождь морщится и принимается ходить вдоль ряда стульев:

— Вы же понимаете, товарищ Захаров, что это может быть расценено противником как объявление войны?

— Понимаю, товарищ Сталин.

— А проведение эвакуации населения и промышленных предприятий как будет расценено противником?— нарушаю тишину, возникшую в кабинете наркома.

— Не знаю, как это будет расценено противником,— резко обрывает меня вождь, порывисто расчёсывая мундштуком трубки свои седые усы,— а вот Советским правительством эвакуация без острой необходимости будет точно расценена как вредительство.

'Пожалуй, лучше ситуацию дальше не обострять. Главное сделано, проблема явно обозначена. Теперь Сталину надо дать время на обдумывание сложившейся ситуации и принятия решения по ней'.

— У вас всё, товарищ Ковалёв, присаживайтесь,— Будённый опасливо глядит на вождя,— кто ещё хочет высказаться по поводу выступления?

— Разрешите мне, товарищ маршал?

— Не подымайтесь,— нарком кивает Захарову.

— Я вот обратил внимание на одно место в словах товарища Ковалёва, где он говорит о недостаточной пропускной способности железных дорог между Волгой и Уралом. Скорее всего транспортная ситуация на этом участке будет только ухудшаться по мере роста добычи и переработки нефти в районе 'Второго Баку', так как перевозка топлива там осуществляется почти исключительно вагон-цистернами. С другой стороны, в Красной Армии уже накоплен определённый опыт, в частности на Хасане и Халхин-Голе, подачи топлива, такого как солярка, бензин и лигроин в войска при помощи трубопроводов. При наличии достаточного количества стальных труб армия смогла бы в сжатые сроки построить нефтепровод длиной двести-триста километров до Волги в сторону Казани или Куйбышева, который позволит значительно разгрузить железные дороги.

— Товарищ Чаганов,— вождь встаёт сзади и кладёт мне руку на плечо, не давая подняться,— как у нас обстоят дела с поставками двух косовалковых станов из Америки?

— Уже в Мариуполе, товарищ Сталин, идёт монтаж на трубном заводе. Компания 'Тимкен' своих наладчиков пока не прислала, но, думаю, заводчане своими силами справятся.

— Значит будут у вас трубы, товарищ Захаров,— басит над моим ухом вождь.

— Товарищ Сталин,— кручу шеей на 180 градусов,— но мы с Наркоматом вооружений рассчитывали делать на этих станах снарядные заготовки до восьмидюймовых включительно, так как там трёхвалковый прокатный стан имеет повышенную точность раскатки трубы. А трубы для нефтепроводов лучше поручить Первоуральскому новотрубному или Никопольскому заводу. В Первоуральске станы тоже неплохие, маннесманновские, но для снарядных заготовок не подходят, а в Никополе наши, Ижорского завода, не хуже немецких.

— Займитесь этим, товарищ Чаганов. Кто у нас следующий, вы Борис Михайлович?

'Будет докладывать о ходе строительства оборонительных сооружений на новой границе, точнее, о причинах задержки... опять транспорт, деньги, рабочая сила, фонды'.

* * *

— Ты в Кремль, Алексей?— из здания Наркомата обороны выходим вместе с вождём,— поедем на моей машине.

'Давненько я не ездил на 'Паккарде',— два охранника с усилием тянут дверцы каждый в свою сторону,— стёкла, похоже, толщиной сантиметров семь, не меньше'.

— Рассказывай, как ты себя чувствуешь после ранения?— Хозяин откидывается на спинку дивана, вытягивает ноги вперёд.

— Это не рана, товарищ Сталин, так царапина, я её и не заметил. На мне, как на собаке, всё зарастает.

— Это хорошо, но Криппсу об этом говорить не стоит. В конце концов, это на совести англичан, что они не смогли обеспечить безопасность встречи. Английский посол снова просится на приём, Черчилль ещё одно письмо накропал, хочет мне лично в руки его передать. Кроме того, он хочет, чтобы и ты, Алексей, на встрече присутствовал. Английское правительство наградило тебя орденом 'Бани'...

Вождь испытывающе смотрит на меня, я демонстрирую полное безразличие к этой новости.

— ... Орден в Британской системе наград занимает четвёртое место, но является самым почётным из тех, которым можно наградить иностранца нецарского происхождения. Однако иностранцев не вводят в рыцарское достоинство, то есть, обращаться к тебе сэр Чаганофф Криппс не будет.

— Переживу, товарищ Сталин, а почему орден называется 'Бани'?

— Это связано с обрядом перед посвящением в рыцарство, претендента подвергали ночному бодрствованию с постом, молитвой и купанием.

— Ну ночным бодрствованием меня не запугать, в бане вчера был, а с молитвами хуже. Какую посоветуете выучить, товарищ Сталин?

— Вот думал тебя пригласить на встречу с английским послом, а теперь даже не знаю,— хмуро замечает вождь, броневик не снижая скорости пролетает насквозь Спасскую башню.

'В самом деле, что-то я возомнил о себе, а то не ровен час кавалером ордена 'Бани' станет другой Чаганов... 'зазвездился', похоже'.

— Прошу прощения, товарищ Сталин,— внутренне подбираюсь я,— мне нужно узнать ваше мнение по одному вопросу, у вас будет сейчас пять минут.

— Пойдёмте в мой кабинет, товарищ Чаганов, поговорим,— с задержкой отвечает он уже на выходе из лифта.

— Я хочу спросить по поводу выбора места под строительство реакторов наработчиков плутония. Вопрос принципиальный, так как от того, где он будет находится зависит выбор его типа. Вы прочли мою записку?

— Прочёл,— вождь открывает коробку с папиросами,— первый — 'воздушный' тип даже с учётом того, что строить придётся на Северном Урале, выходит значительно дешевле второго — 'водяного' в районе Челябинска, так?...

— Так, товарищ Сталин.

— ... А вы учли, товарищ Чаганов, что для строительства столь крупного предприятия на севере потребуется всю потребную рабочую силу туда завозить. То есть, строить жильё и всё сопутствующее этому.

— Пытались учесть, но это очень трудно. Мы исходили из того, что в данный момент там уже идёт крупное строительство Северо-Уральского бокситового рудника и тепловой электростанции, а также имеется железная дорога. Ветра круглый год имеют в основном в восточном направлении, поэтому опасность для людей в процессе эксплуатации реактора, и даже в случае серьёзной аварии, минимальна. На юге же мы вынуждены относить площадку подальше от Челябинска в относительно безлюдное место, всю инфраструктуру там придётся строить с нуля. Кроме того, для безопасной эксплуатации реактора вблизи крупных городов, то есть, свести к нулю радиоактивное заражение местности, приходиться выбирать 'водяной' его тип.

— А на севере разве не надо заботиться о заражении местности, товарищ Чаганов? Сколько вы на этом сэкономите? Десять, сто миллионов? Потеряете же в десять раз больше, если в случае аварии будет заражён горно-обогатительный комбинат и алюминиевый завод, которые планируется там построить.

'От оно как, тогда и в самом деле логичнее строить реактор с водяным теплоносителем, ведь отводимое тепло можно использовать для отопления, а позднее и для выработки электроэнергии. Это тебе не просто греть воздух'.

— ... Что ещё хотел спросить, этот момент в вашей записки недостаточно прояснён,— вождь с удовольствием затягивается сладковатым дымом 'Герцеговины',— в случае аварии, если заражение произойдёт, то на что это похоже, как на отравление ядом?

— Не совсем, товарищ Сталин...

* * *

— Вы свободны, товарищ Мальцева,— вождь пожимает руку раскрасневшейся Оле, другой рукой она смущённо поправляет на груди сбившуюся набок широкую красную ленту, на которой висит тяжёлый золотой мальтийский крест с белой эмалью — военный орден рыцаря-командора.

Криппс, пожилой худощавый джентльмен в строгом чёрном костюме, также прощаясь с рыцаршей, весь светится от удовольствия.

— Прошу садиться,— Сталин широким жестом указывает на специально по этому случаю принесённый в его кабинет небольшой кофейный столик, сервированный на четверых, три прибора с одной стороны и один с противоположной.

Пропускаю вперёд Молотова и Сталина и сажусь последним, неловко звякнув о стул овальным знаком рыцаря Большого креста, свисающего до середины бедра на широкой красной ленте через плечо, как у свидетеля на деревенской свадьбе. Наш переводчик Павлов, молодой высокий блондин, устраивается на стуле позади нас, английский посол со своим переводчиком располагается напротив.

— Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль поручил мне на словах передать, вам господа, следующее,— после дежурных слов переходит к делу Криппс,— Англия хочет иметь с СССР хорошие отношения, а для этого стремится установить крепкие торговые отношения с вашей страной...

'Хорошее начало'.

— ... Главной задачей Англии в данный момент является защита от германской агрессии и поддержание равновесия в Европе...

'А это что-то новенькое, Черчилль неоднократно заявлял в последнее время, что он стремится освободить Европу от Гитлера'.

— ... Это тоже относится к политике Англии на Дальнем Востоке,— глаза Криппса бегают по нашим лицам, пытаясь зафиксировать реакцию на его слова,-, где мы также хотим поддерживать равновесие, поэтому англичане понимают позицию Советского Союза — политику поддержания нейтралитета. Вместе с тем, обстановка в Европе с момента начала агрессии Германии во Франции изменилась кардинально, в связи с этим сильно выросло значение позиции такого большого государства, как СССР, по вопросу, связанному с его действиями в Испании и балканских государствах, в случае нападения или дестабилизации положения в них Германией. Было бы очень нежелательным и опасным, если интересы наших стран столкнутся на юге Европы, поэтому мы хотим видеть стабилизацию в этих странах под эгидой СССР. 'Тупая разводка, не понятно на кого рассчитанная. Поддерживать равновесие в Европе предлагается нам, причём с риском столкновения с Германией'...

— СССР в данный момент не готов брать на себя такую роль, господин посол,— отвечает Сталин после долгого молчания,— мы не стремимся господствовать на Балканах, более того считаем такое стремление опрометчивым и опасным. Такие наши действия могут привести к обострению отношений с Турцией, поскольку она традиционно имеет свой интерес на Балканах. В последнее время наши с Турцией отношения ухудшились, Сараджоглу во время последнего визита даже не захотел говорить о Проливах, поэтому если Англия имеет намерение улучшить их, то мы возражать не будем.

— Я снесусь со своим правительством по данному вопросу,— кивает Криппс,— что же касается Балкан, то я видимо неточно изложил свою мысль. Я имел ввиду не желательность господства СССР на Балканах, а трудность установления равновесия без какой-либо большой соседней державы, дающей руководство в направлении стабилизации, соединяя балканские страны. У Англии есть соглашение с Турцией и в случае возникновения какого-либо конфликта на Балканах она будет вовлечена в него. Мы чувствуем, что поскольку Германия имеет недостаток нефтепродуктов, то имеется опасность её проникновения на Балканы и Ближний восток. Поэтому я говорю о таком равновесии, при котором бы не было господства какой-то одной силы.

— Это совершенно правильно, господин посол, но вернёмся к вопросу о равновесии. Мы хотим изменить старое равновесие в Европе, которое действовало против СССР. По результатам прошлогодних переговоров англичане и французы не пошли нам навстречу. Это послужило базой для нашего сближения с Германией, а наполнением его стали торговые соглашения, по которым немцы согласились поставлять вооружения. Если бы немцы не пообещали поставить нужные нам вооружения, то никакого соглашения бы не было.

— Очевидно, господин премьер,— подавляет вздох английский посол,— немцы, подписывая это соглашение получили от вас гарантии, что ничто из поставляемого не попадёт к их врагам. Готовы ли вы дать Англии аналогичные гарантии?

— Буду с вами откровенен, господин Криппс, у нас есть договор с немцами, что мы должны им дать определённое количество цветных металлов и другого сырья для выполнения наших заказов. Вместе с тем СССР сам испытывает недостаток в некотором сырье, например в меди, никеле, олове, молибдене, каучуке. Поэтому совершенно ясно, что какая-то часть ввезённого из-за границы сырья попадёт в Германию. Договор с Германией или с кем-либо ещё мы нарушать не можем.

— Благодарю вас, господин премьер, за откровенность. Не скрою, что в Англии, как и во всякой другой стране, имеются люди с подозрением относящиеся к любому вывозу товаров за границу, тем более, что у нас существует отдел блокады, который занимается предотвращением поступлением любых товаров в Германию. Хотя я и не имею прямых инструкций от своего правительства, но надеюсь, что никаких непреодолимых трудностей не будет и что вскоре мы сможем начать переговоры с вашей стороной о торговом соглашении...

'Но есть но'?

— Позвольте мне, однако, высказать своё личное мнение, основанное на знании внутриполитической ситуации в Англии, что переговоры пошли бы легче, если б вы смогли посодействовать переправке около пятидесяти тысяч французских солдат, интернированных в Испании, в одну из нейтральных африканских стран. Само собой без оружия, чтобы не ставить под угрозу нейтральный статус республиканской Испании.

— Народный комиссариат иностранных дел против односторонних уступок для начала переговоров,— резко возражает Молотов.

— Господин посол,— Сталин и Криппс поворачиваются в мою сторону,— думаю, что для поддержания равновесия французская сторона может дать согласие на передачу СССР тысячи грузовиков 'Студебеккер', заказанных в Америке Францией и сейчас находящихся в портах за океаном?

'А что, полнокровный пехотный корпус не стоит какой-то жалкой тысячи 2.5— тонных военных грузовиков? Тем более, что ни нам, ни англичанам это ничего не стоит: англичане просят об этом во всём зависимых от них французов, мы — испанцев. Ситуация взаимовыигрышная'.

Слушая перевод, посол правительства его величества улыбается краем рта.

* * *

— Так, Алексей, снимай ленту,— довольный вождь, прищурившись, критически оглядывает мой внешний вид,— дразнить Риббентропа английским орденом, думаю, нам ни к чему. У тебя какая рука ранена? Левая?

— Да, левая.

В кабинет заглядывает Поскрёбышев, за ним немолодая круглолицая женщина в белом халате с чемоданчиком в руках.

— Врач Тимошук,— низким голосом представляется она, её взгляд останавливается на Сталине,— Первая поликлиника Лечебно-санитарное управление.

— Здравствуйте, товарищ Тимошук,— по лицу вождя пробегает тень,— проходите, располагайтесь тут.

Тимошук кладёт чемоданчик на стол, замки щёлкают как затвор револьвера, поднимает глаза на Сталина и застывает, неуверенно глядя на его короткую полусогнутую руку.

— Нет мою руку лечить уже поздно, вот ваш пациент,— вождь показывает на меня мундштуком трубки,— ему нужна поддерживающая повязка. Давайте, товарищ Чаганов, вашу ленту.

'Что это он задумал?'— женщина молча достаёт из внутренностей чёрную косынку, я нагибаюсь к ней, она деловито измеряет ей длину моего плеча.

— Спасибо, товарищ Тимошук, нет его руку осматривать не надо,— грустный Сталин провожает её до двери.

'На Надежду Аллилуеву похожа, копия'...

— Через полчаса здесь будет Риббентроп, его самолёт только что приземлился на Центральном аэродроме...

'Неужели опять наше ПВО лажанулось'?— ёкает у меня в груди.

— ... Сегодня утром его посадили в Минске, кстати, вашим радиоуловителем, товарищ Чаганов, обнаружили ещё до того, как он границу пересёк.

'У Штерна не забалуешь'.

— Заволновались германцы,— Молотов начинает тереть носовым платком пенсне,— не иначе англичане пустили слушок о том, что их посол получил аудиенцию в Кремле.

— Торопятся, хотят себе тылы обеспечить,— согласно кивает Сталин,— потому, что не всё гладко идёт у них во Франции, хорошо если управятся с Бретанью до осени. А там плохая погода в проливе, не складывается у них с десантом на Остров, по крайней мере, в этом году...

'Как же случилось так? Почему вдруг у немцев 'не всё гладко идёт во Франции'? Что изменилось в этом мире по сравнению с нашим?... Хм, ну во-первых, покушение на Гитлера, в результате которого, он оказался почти на полгода прикован к постели, а Германия чуть не свалилась в кровавый водоворот междоусобиц между 'наследниками' фюрера — Герингом, Гиммлером и, выжидающими чем закончится эта борьба, генералами вермахта. Это безусловно сказалось на готовности германской армии к войне, хотя вермахту и удалось 'на классе' разгромить поляков. Во-вторых, 'неопровержимые' доказательства английского следа в покушении и вследствие этого жгучая ненависть фюрера к бриттам, привело к тому, что этот фактор мог стать доминирующим при принятии немцами военных решений во Франции. С другой стороны и Черчилль, видя, что Гитлер 'закусил удила', стал вести себя жёстче упёрся в Дюнкерке и Бретани, подмял под себя готовое к капитуляции правительство Франции, что раскололо на две части страну, правительство и армию, но не её флот, который полностью присоединился к правительству де Голля. Гитлер ответил покушением на Черчилля и кровавыми бомбардировками английских городов, таких как Ковентри, где было скопление оружейных и авиационных заводов. По линии Разведупра и Ино в последние дни начали поступать сообщения, что вермахт начал подготовку к морскому и воздушному десанту на Остров, но тут, пожалуй прав Сталин, что в этом году им не успеть. И всё же немецкая армия сейчас очень сильна и у неё по мнению нашего Генерального штаба хватит сил, чтобы очистить французскую метрополию от войск союзников до конца осени. А это значит, что чисто теоретически германская военная машина попасть до конца года в колею, ведущую её на восток к границам Советского союза'.

— Транзит Германия — Япония, вот — наша могучая позиция,— негромко произносит Сталин, подчёркивая строчку в листке блокнота, над которым нагнулся Молотов.

* * *

— Господа,— взволнованно начинает Риббентроп, глубокий шрам на его щеке мертвенно белеет,— выражаю свои глубочайшие сожаления по поводу вопиющего инцидента, произошедшего сегодня в воздушном пространстве вашей страны. Виновные в нём будут сурово наказаны. Мой полёт был согласован по дипломатическим каналам, но экипаж самолёта не поставил советскую сторону о точном времени вылета. Подготовка к вылету проходила в большой спешке, фюрер поручил мне передать вам сообщение, которое, в случае принятия его советской стороной, будет иметь поистине историческое значение для судеб мира. На этом фоне неприятные инциденты, которые иногда возникают в наших отношениях, не должны заслонять... 'Это уже, видимо, по поводу 'инцидента в Рейкьявике'... Похоже, позиция немцев проста — они воевали с врагом, на территории, оккупированной врагом, о встрече 'нейтралов', то есть нас с американцами, ничего не знали. Уверены, что это провокация англичан с целью рассорить русских с немцами... М-да, глупо, всё-таки, я выгляжу здесь с этой своей повязкой'.

Сталин и Молотов слушают имперского министра с каменными лицами.

— ... Фюрер, оставив в стороне сиюминутные соображения, предлагает на обсуждение проект соглашения между четырьмя державами — Германией, Италией, Японией и Советским Союзом. 'Правительства наших держав, движимые желанием на благо всех заинтересованных народов учредить в сфере своих естественных интересов в Европе, Азии и Африке новый порядок и создать твёрдый и прочный фундамент для их общих усилий в этом направлении, согласились в следующем...'

'Итак, что тут у нас: '... противостоять превращению войны в мировой конфликт и совместно сотрудничать в деле скорейшего восстановления мира во всём мире'. Кто тут может быть против? '...Уважать сферы интересов друг друга, признавать и уважать существующие границы между ними'... Тоже вроде ничего криминального. '... Не поддерживать никаких международных блоков, направленных против одной из четырёх держав'. Логично. Ну и последнее, '...Соглашение вступает в силу с момента подписания и заключено сроком на десять лет'. Ну прямо, автору проекта соглашения нобелевскую премию мира — в студию. Всё? Ан, нет, дальше идут секретные протоколы. Германия, кроме территориальных приобретений в Европе, хочет контролировать центральную Африку. Территориальные интересы Италии лежат на севере и востоке Африки, Японии— в Восточной Азии. Что же Гитлер предлагает Советскому союзу? Понятно, в южном направлении до Индийского океана'.

— Тут в тексте проекта 'Соглашения' прозвучало слово 'естественных',— Сталин отходит к письменному столу и, сломав 'Герцеговину' начинает набивать трубку ароматным табаком,— в отношении интересов государств. Боюсь, без подробного прояснения этого вопроса в отношениях между потенциальными участниками Пакта могут возникнуть такие противоречия, что соглашение умрёт не родившись. Поясню на примере: граница интересов Советского союза, имеющего наибольшую среди других черноморских государств береговую линию в регионе, в проекте соглашения произвольно переносится к востоку от Турции в Иран и далее в Индию. Причём больше половины торговли нашей страны проходит именно через проливы из Черного моря в Средиземное. На территории Турции проживают, по крайней мере, три миллиона грузин, армян и курдов, то есть народов, населяющих нашу страну. Это ли не доказательство 'естественности' интересов СССР в данном районе? Безусловно это так. Меж тем, как видится нам, другие государства 'Соглашения' своими действиями показывают, что они с этим не согласны. Недавно Германия без консультаций с нами объявило Румынию государством, находящимся под защитой Германии и ввела войска...

— Прошу меня извинить, господа,— захрипел пересохшим горлом Риббентроп,— но эта гарантия явилась единственной возможностью побудить Румынию без борьбы передать Бессарабию СССР! Кроме того, возникла опасность нападения англичан с территории Греции на нефтеносный район, который представляет абсолютный интерес для Италии и Германии.

— Однако, господин министр, вам ли не знать,— вождь спокойно чиркает спичкой,— статья третья договора о ненападении между нашими странами гласит, что Германия была обязана проконсультироваться с советской стороной в вопросе, который не может не затрагивать интересы СССР, так как речь идёт о пограничном Советскому Союзу черноморском государстве. Что сказала бы Германия, если бы Россия дала Болгарии гарантию на точно таких же условиях, на каких её дала Германия Румынии?

— Господин премьер,— Риббентроп ставит на стол хрустальный бокал,— чтобы гарантия была точно такой же, Болгария должна сама обратиться к вам с просьбой о ней. Насколько мне известно, она с такой просьбой не обращалась.

— Это верно, господин министр,— Сталин начинает неспешно ходить за нашими с Молотовым спинами,— но если бы такая просьба была получена, как бы на неё реагировала Германия? Считайте этот запрос началом наших консультаций с Германией, хотя согласно букве нашего договора о дружбе мы и не обязаны этого делать.

— Германская сторона обязательно ответит, господин премьер, но только после консультаций с Италией, которая является Балканской страной. Однако фюрер и я много раз встречались с царём Борисом, и он никогда в наших встречах не высказывал мысли об обращении к Советскому союзу с подобным вопросом.

— 'Всё течёт, всё изменяется',— Сталин останавливается и в упор смотрит на Риббентропа,— Турция является страной-хранителем проливов, но одновременно она очень слабая и поэтому подвержена влиянию более сильных стран, не обязательно дружественных нам. Поэтому СССР хотел бы гарантировать себя от нападения через Проливы третьих государств. Это проблему можно было бы решить если бы Проливы контролировались ещё и другим государством, например Болгарией. Европейский берег — Болгарией, азиатский Турцией, при этом СССР имел бы право разместить в проливах две-три военные базы на длительный срок. Разумеется Советский союз никоим образом не желает вмешиваться во внутренние порядки Болгарии. Они не будут изменены 'ни на йоту'. Как вы считаете, могло бы подобное предложение заинтересовать Болгарию?

— Я немедленно сообщу фюреру об этих предложениях.

'Неужели такое возможно? А почему бы и нет, Германия сейчас находится в очень трудном положении: до сих пор не удалось сломить сопротивление союзников во Франции, к тому же прямо сейчас продолжается 'венский арбитраж', по которому ей приходиться решать очень трудные задачи, связанные с изменениями границ своих сателлитов — Болгарии, Румынии и Венгрии'.

— Коба, ты в самом деле считаешь,— спрашивает Молотов, как только за немцами закрывается дверь,— что Гитлер пойдёт на конфронтацию с Турцией из-за Проливов?

— Давай сначала послушаем, как ответит на этот вопрос самый младший из нас.

— Я считаю,— снимаю через голову повязку,— что Гитлер может попытаться использовать вопрос Проливов для попытки столкнуть нас с Англией. Турция будет пытается усидеть на двух стульях, делая реверансы и в сторону Германии, и в сторону Англии, пока не возникнет угроза Проливам, здесь ей придётся выбирать. Можно представить себе ситуацию, когда Германия согласится в кулуарах не вмешиваться в ситуацию, даже подтолкнёт Болгарию объявить войну Турции. Если мы тоже вступим в неё на стороне Болгарии, без нашего участия ей рассчитывать на успех не приходится, то Англии, связанной с турками договором, ничего не останется, как объявить нам войну.

— Я, пожалуй, с этим соглашусь,— неохотно бурчит Молотов.

— А я нет,— хмурится вождь,— Болгария — сателлит Германии, поэтому не следует ожидать, что она даст согласие на ввод туда Красной Армии. Мы в свою очередь можем предложить план совместных действий. Болгария наступает на Турцию из Европы, мы на Кавказе...

— Но ведь мы всё равно окажемся втянутыми в войну с англичанами,— пожимает плечами нарком иностранных дел,— в чём наша выгода?

— В том, что быстро такие дела не делаются. Переговоры в рамках Пакта четырёх могут занять длительное время. В их рамках мы можем начать двусторонние консультации с Японией, например, по взаимному сокращению войск в Маньчжурии и на Дальнем Востоке, или по поводу совместного использования нефтяных месторождений Южного Сахалина. Италию — урегулированием ситуации в Испании. Наша задача разобщить эти государства, не дать преобразовать Антикоминтерновский пакт в открытый военный союз, направленный против СССР. Дать возможность нашей стране завершить перевооружение, оттянуть войну, если Гитлер всё же решится напасть.

'Идея понятна, вот только непонятно как долго будет ждать Гитлер, прежде чем отдать приказ о начале разработки плана 'Барбаросса''?

* * *

— Проходите, товарищи,— вхожу в свою приёмную и распахиваю руками обитую кожей двустворчатую дверь своего кремлёвского кабинета,— простите, что немного задержался. Присаживайтесь где кому удобно.

За длинным столом для совещаний рядом с моим письменным столом удобно оказалось наркомам Хруничеву и Ванникову, далее по мере удаления от начальства разместились директора ЦИАМ, ВИАМ, ЦАГИ и главные конструктора ОКБ, а учёные и инженеры выбрали стулья, расставленным вдоль обитых дубовыми панелями стен.

— Прежде чем представить на подпись товарищу Сталину,— остаюсь стоять на ногах,— Постановление Совета народных комиссаров об ускорении работ в области авиационной и реактивной техники...

— Здравствуйте, товарищи,— в кабинете с трубкой в руках появляется вождь.

-Здравствуйте, товарищ Сталин,— кабинет наполняется грохотом отодвигаемых стульев.

— Нет-нет, я вот здесь сяду с краю, продолжайте, товарищ Чаганов.

'Чёрт, теперь коротким совещанием, как запланировано, не обойтись, Сталин наверняка захочет узнать о предмете подробнее. Ничего, так может даже будет лучше'.

— Пусть вас не смущает,— продолжаю я,— расплывчатый заголовок этого постановления, речь в нём идёт о доработке и скорейшем запуске в валовое производство турбореактивного двигателя и боевых самолётов на его основе. Прежде чем приступить к обсуждению этого постановления, хочу поздравить коллективы ОКБ и его главных конструкторов Люльки и Лавочкина с первым успешным полётом самолёта А-1 с первым отечественным турбореактивным двигателем. Я намеренно высказался так осторожно — 'первым отечественным' потому, что аналогичные работы проводятся в других странах, таких как Германия, Англия, САСШ, и их результаты держатся в строжайшем секрете. Это крупный шаг вперёд, но сказать, что в СССР создан двигатель, который может быть установлен на боевой самолёт, нельзя. Дело в том, что тяга такого двигателя составляет всего 435 килограмм. Он позволяет разгонять А-1 при разных режимах и высотах до скоростей лишь чуть более 400 километров в час. Для того, чтобы создать истребитель, который сможет в ближайшем будущем завоевать господство в воздухе, то есть иметь скорость у земли и на высоте не менее 900 километров в час, мощное пушечное вооружение, дальность полёта до 1000 километров, необходимо, как показывают предварительные расчёты, увеличить тягу двигателя в три раза, причём при условии установки на самолёт двух таких двигателей...

'Не слишком ли много деталей? Может быть, хотя не только вождь, но и многие гости слушают с интересом'.

— ... Обеспечить такое резкое, в разы увеличение тяги двигателя возможно лишь при условии значительного повышения температуры газа, проходящего сквозь турбину, что накладывает повышенные требования на её самые нагруженные детали — лопатки. Лопатки подвергаются действию статических, динамических и циклических нагрузок и работают в условиях высокотемпературной агрессивной газовой среды. Именно они в основном определяют надёжность и ресурс турбореактивного двигателя. Решив вопрос с лопатками, мы сможем в основном обеспечить создание турбореактивного двигателя с нужными нам характеристиками, поэтому в проекте Постановления он рассматривается как главный...

'Моё выступление может быть и выглядит как самолюбование и стремление блеснуть эрудицией, но другого способа быстро ввести в курс дела многих людей, которые не были связаны с ракетной техникой, не вижу'.

— ... Изготовление лопаток турбины, в меньшей степени лопаток компрессора, занимает особое место в производстве газотурбинного двигателя, что обусловлено рядом факторов: сложностью их пространственной формы, высокими требованиями по точности изготовления и шероховатости поверхности, требованием прочности, высокой трудоёмкости изготовления высококвалифицированным персоналом, доходящей до 30 процентов от общей трудоёмкости изготовления двигателя, массовостью изготовления, необходимостью оснащения производства дорогостоящим высокоточным оборудованием для обработки и операционного контроля...

'Обязан был сказать, чтобы с самого начала ни у кого не было никаких иллюзий'.

— ... Чтобы решить стоящие перед нами задачи, предлагается бросить основные силы на решение главной задачи. Руководителем коллектива, который займётся вопросом турбинных лопаток, предлагается назначить заместителя ВИАМ по науке, доктора технических наук Сергея Тимофеевича Кишкина. В коллектив также войдут сотрудники ЦИАМ и НИИ-48. Последние, в лице профессора Дричека и его лаборатории, займутся другой перспективной технологией, по которой сейчас идёт изготовление 'вечных' резцов. Из НИИ-48 над той же проблемой будет работать ещё одна группа от Опытного завода, которая займётся технологией направленной кристаллизации никелевого сплава, из которого будут отливаться лопатки.Главным конструктором нового двигателя и ОКБ, которое займётся его созданием, станет Архип Михайлович Люлька. Главным конструктором реактивного истребителя завоевания господства в воздухе — Михаил Иосифович Гуревич...

'Недавно наконец-то завершилась многосерийная драма с формальным разделом людей и имущества бывшего крупнейшего в стране КБ Поликарпова. 'Королю истребителей' несмотря на его отчаянное сопротивление, пришлось подчиниться решению наркомата прекратить работу над И-185 и расстаться с частью своих конструкторов, которые перешли во вновь созданное ОКБ Гуревича. Опытный цех завода номер 1 и часть помещений также оставили за Поликарповым, где он сейчас по итогам успешных испытаний самолёта заканчивает исправление документации на высотный истребитель И-200, который будет серийно выпускаться на авиазаводе в Горьком, и на 'Воздушный истребитель танков' — для производства в Казани'.

— ... Прошу всех руководителей, включённых данным Постановлением в кооперацию, рассматривать задания, которые будут поступать от товарищей Гуревича и Люльки, как первоочередные. Виновные в срыве сроков поставок продукции или документации будут сурово наказываться. Есть какие-то предложения, замечания?

На лице, сидящего у стены рядом со Сталиным с безучастным видом, мужчины лет сорока пяти в тёмном элегантном костюме с галстуком и платочком в нагрудном кармане, белой сорочке и начищенных до блеска полуботинках, возникает страдальческое выражение.

'Та-ак, жди сольного выступления Микулина, всё как он любит — зал заполнен высокопоставленной публикой'.

— Позвольте мне, дорогой товарищ Чаганов,— главный конструктор двигателестроительного завода имени Фрунзе, не дожидаясь разрешения, легко поднимается с места,— предлагаю с самого начала включить в текст Постановления пункт о суровом наказании всех присутствующих здесь... В кабинете раздаются возмущённое сопение и испуганный гул, перекрывающие отдельные одобрительные крякания.

— ... Я сейчас, кстати, говорю не о том, что наши заводы и без заданий уважаемых товарищей Гуревича и Люльки работают на пределе своих возможностей для того, чтобы выполнить план, который только за этот год менялся дважды и всегда, заметьте, в сторону увеличения...

Зрители затихают, ожидая продолжения фразы, а Микулин не торопится и тщательно вытирает носовым платком свою блестящую гладковыбритую голову.

— ... Всё это стало для нас привычно и уже не пугает. А вот что волнует меня больше всего так это выбор на роль руководителей данного проекта недостаточно опытных людей, которые никогда не возглавляли КБ и не знают, что значит нести полную ответственность за результат порученного дела. На мой взгляд те ошибки, которые они неизбежно будут совершать просто в силу отсутствия опята, лишь добавят трудностей и неразберихи нашим серийным заводам и конструкторским бюро. Недавно мне довелось поспорить с одним чиновником от авиации. Он предлагал мне для повышения надёжности продублировать в двигателе топливную и гидравлическую системы...

'Слыхал об этом. Умеет этот человек на ровном месте приобретать врагов'.

Сидящий по правую руку от меня Хруничев на глазах стал покрываться красными пятнами.

— ... Я тогда по недомыслию возражал, предлагал запасной двигатель, чтобы уже точно решить задачу обеспечения безопасности, но сейчас понимаю, что ошибался, не понял глыбины его мысли...

— Позвольте мне, уважаемый Александр Александрович,— вклиниваюсь в частокол слов Микулина,— в двух словах выразить смысл вашего выступления — вы тоже хотите строить газотурбинный двигатель. Так?

— Так,— слова конструктора тонут во всеобщем смехе.

— Ответ мой будет таким же кратким — нет. По крайней мере, пока вы заняты доводкой ваших двигателей для штурмовика и высотного истребителя. Но вскоре, думаю через два-три года, все наши конструкторы-двигателисты займутся проектированием ТРД, причём они будут находится в более выгодной позиции, так смогут избежать ошибок товарища Люльки. По рукам?

Московская область, Тушинский аэродром,

18 августа 1940 года, 14:00.

— Везёт Порываевой,— совсем молодая девушка в лётном комбинезоне и шлеме досадливо хлопает себя по бедру,— ну почему именно её выбрали лететь на УС-6? И постарше её девчонки есть в кружке.

На краю аэродрома, окружённого с одной стороны ны излучиной Москва-реки а с другой — Волоколамским шоссе, группа девушек ждёт своей очереди на полёт на планере. Несмотря на то, что зрители, пришедшие сюда увидеть традиционный воздушный парад, посвящённый дню Авиации, уже заполнили специально выделенные сектора аэродрома, подходы к лётному полю, высокие берега реки, насыпи канала и даже крыши соседних домов, до начала парада оставался ещё целый час. Украшенный цветами просторный полукруглый балкон главного здания аэроклуба, прикрытый сверху раздвижными тентами от палящего солнца, место, откуда правительство наблюдает за парадом, пусто, на лётном поле сейчас только планеристы.

— Молчи, Ирка,— прерывает её другая девушка,— вот когда получишь первую ступень планериста, тогда тоже станешь летать с тракторостарта, а пока её у тебя нет — только с амортизатора.

Два десятка крепких ребят, отходя всё дальше и дальше, с силой тянут четыре толстых резиновых шнура, которые прикреплены к носу маленького планера Ус-2. Планер дрожит от напряжения, но сдвинуться не может, он закреплён на поверхности наклонного настила металлическим стопором. Резина натянута как струна, инструктор взмахивает рукой, и планер, освобождённый от стопора, срывается с места, словно камень из рогатки. В конце горки он взмывает в воздух метров на двадцать и, пролетев с километр, скользит по жёлтой траве аэродрома.

В то же самое время другой его крылатый собрат, запущенный в небо тракторной лебёдкой метров на триста, совершает облёт поля, собирая бурные аплодисменты публики. Ведущий конструктор ОКБ Яковлева Олег Антонов замирает, провожая взглядом своё детище, бесшумно проскользнувшее мимо.

— Скучаешь по ним,— замечает стоящий рядом главный конструктор.

— Первая любовь, Александр Сергеевич.

— Что ж неволить не стану, езжай в своё Ковно,— хмурится Яковлев,— вот как закончим И-26-ой с двигателем М-106 и можешь быть свободен. Хотя... помнишь Бендуковича?

— Анатолия Георгиевича, завтехотделом на 47-ом заводе 'Промвоздуха'? Конечно помню.

— А-а, я думал ты позже к нам пришёл. Так вот, Бендукович ушёл с завода в институт инженеров Гражданского воздушного флота, защитился там, а сейчас принято решение создать на базе института Ленинградскую военно-воздушную академию и его пригласили туда на должность доцента. Поэтому сейчас нарком ищет ему замену в ЛАРМе (Ленинградские авивиаремонтные мастерские), где идёт валовое производство СХ-1. Да не кривись, ты же там директором будешь, соберёшь бригаду из конструкторов, начнёшь потихоньку свой самолёт разрабатывать. А что на трамвайном заводе в Ковно тебе лучше будет? Пока начнёшь его в порядок приводить, да людей собирать война начнётся. Город на границе почти, разбомбят его немцы к чертям собачьим и всё, а тут тебе Ленинград, научная и техническая база.

— Александр Сергеевич, у Хруничева наверняка уже свой кандидат имеется...

— Неважно, сегодня здесь Чаганов будет, хочешь я с ним о тебе переговорю?

* * *

Ровно в три часа, заглушая возбуждённые выкрики зрителей, приветствующих появление на балконе членов правительства, разом заговорили 150 радиорупоров, установленных в разных концах аэродрома.

— Уважаемые товарищи,— голос Левитана зазвучал из них,— прошу посмотреть налево...

Из-за железнодорожной насыпи, словно из-за кулис в мареве нагретого воздуха появляется множество чёрных точек.

— ... Наш парад в строю из аккуратных пятёрок открывают 280 самолётов, ведомые молодыми осовиахимовскими лётчиками. Они словно показывают путь, который лежит перед тысячами наших юношей и девушек, овладевающим благородным искусством полёта!

— Всё выше, и выше, и выше,— из динамиков с неба доносится марш авиаторов, это мимо трибун проплывает 'Максим Горький'.

Он открывает колонну самолётов Гражданского воздушного флота. За ним — самолёт гигант СССР— Л760, 6-моторные ПС-84 с новыми двигателями АМ-35, далее ПС-41, ПС-35. Гул их моторов на время заглушают голос диктора.

'Какой огромный скачок совершила страна за какой-то десяток лет',— картинка начинает расплываться, но успеваю заметить, как Сталин, стоящий крайним справа, тоже украдкой смахивает слезу. Воздушная арена на мгновение пустеет, чтобы заполниться чередой пилотажных групп на УТ-1: петли, бочки, перевороты. То расходясь веером, то собираясь в кучу, они переходят в штопор, выравнивают машины у земли, чтобы уступить место истребителям и бомбардировщикам.

На границе лётного поля построен макет завода в натуральную величину: дымящие трубы, просторные корпуса, даже деревянный мост повис через реку. Вдруг пронзительно, тревожно завыла сирена, в небе загорается красная ракета. С места срываются две пары И-16-ых, мгновение — и они уже в воздухе, по широкой спирали набирая высоту. На земле у зенитных орудий суетятся их расчёты.

— Слева показывается девятка скоростных бомбардировщиков,— драматическим голосом вещает Левитан,— сверху и с боков их сопровождают серебристые ЛаГи. Они бесстрашно бросаются в лобовую атаку на истребители ПВО врага, в небе разворачивается грандиозная воздушная схватка. Бомбардировщики, пользуясь моментом прорываются к цели! Грохочут залпы зенитной артиллерии, не смолкают зенитные пулемёты! На вражеский завод сверху летят тяжёлые бомбы!

'Красивое зрелище, нравится всем, даже обычно невозмутимый Молотов, как ребёнок, широко открытыми глазами зачарованно смотрит на вспухающие на земле клубы чёрного дыма'.

— 'Военно-промышленный объект' уничтожен! Враги на собственной шкуре испытали мощь сокрушительного удара сталинской авиации!

Стоящая внизу на краю лётного поля публика, рукоплесканиями провожает 'врагов', мирно бок о бок покидающих аэродром.

— Но что это?!— леденящим душу голосом продолжает интриговать диктор,— один из корпусов объекта так и остался неповреждённым!

'Вот оно! О том, что произойдёт сейчас никто из присутствующих не знает. Только мы с Головановым, начальник Генерального штаба и непосредственные исполнители... Впрочем Берии тоже наверняка донесли'.

Маленький самолётик без винта, из хвоста которого с диким рёвом вылетает жёлтое пламя, как стрела, промелькнув мимо трибун, делает 'свечку' на краю аэродрома. Публика ахает и замирает, всё больше задирая вверх голову. Достигнув наивысшей точки своей траектории, 'малыш' делает боевой разворот и переходит в пологое пикирование на цех, окутанный облаком серого дыма. Неожиданно тонкий красный луч, вырывается из носа самолёта, прорезает поднимающийся от земли дым и упирается в крышу цеха. Через мгновение ослепительный огненный шар вспыхивает над крышей.

— Где самолёт,— хватает меня за руку Киров,— взорвался?

Но рёв реактивной струи, рвущегося в высоту 'малыша', снимает вопрос.

'Фу-ух, это было круто'!

Вашингтон, Белый дом,

Овальный кабинет.

18 августа 1940 года, 14:00.

— Бери стул, Билл,— Рузвельт, заметив появившегося в дверях Гарримана, кивает на кресло, стоящее у стены,— и подсаживайся к нам. Прошу прощения, Самнер, продолжай.

Заместитель Госсекретаря и председатель Комитета по проблемам международных отношений Самнер Уэллес, безупречно одетый пожилой джентльмен, искусственной улыбкой и кивком лысеющий головы приветствует советника президента по экономическим вопросам:

— Политический подкомитет считает, что поражение Англии сделает нас в индустриальном отношении более слабыми, чем потенциальный противник. Англия в данный момент является передовой линией фронта в американской обороне. Дешевле помогать ей, чем воевать вместе с ней против агрессора. Мы должны сделать всё возможное, давая всё необходимое англичанам. Вместе с тем мы не можем игнорировать тот факт, что Великобритания может потерпеть поражение и должны быть готовы к последующему развитию событий. Если Англия падёт, то скорее всего вся Европа западнее России окажется полностью под управлением Гитлера. В этом случае Япония могла бы контролировать Восток, а Россия -оставаться независимой. Фашистские державы, возможно, возьмут под свой контроль Ближний Восток с его нефтью и другими ресурсами....

Рузвельт и Гарриман быстро переглядываются между собой.

— ... В результате наихудшего развития событий для США в противоборстве с 'Пан-европейским блоком' могут сложиться неблагоприятные условия по большинству экономических показателей: по углю, железной руде и меди, стали, торговым и военным судам. По людским ресурсам, принимая в расчёт только белое население страны, отставание будет троекратным, по электроэнергии соотношение будет равным и лишь по производству продуктов питания и бензина у нас будет преимущество...

— Самнер, ты получаешь еженедельные рассылки Управления военной разведки?— Рузвельт раздражённо чиркает спичкой, прикуривая сигарету.

— Нет, не получаю, господин президент. У нас в Комитете с Управлением военной разведки сложились не лучшие отношения. С другой стороны, вряд ли можно получить какую-то стоящую информацию от столь малочисленной структуры, насколько мне известно в Вашингтоне их штат составляет всего 22 человек...

— Этого вполне достаточно чтобы сортировать бумажки, приходящие со всего света от наших военный атташе,— резко перебивает его президент,— двое из них, из Москвы и Берлина, сообщают, что на прошлой неделе в Москву прилетал Риббентроп с предложением Сталину заключить четырёхстороннее соглашение о разграничении сфер ответственности между Берлином, Римом, Москвой и Токио. Если эти сообщения подтвердятся, то может так случится, то ваш наихудший сценарий окажется даже излишне оптимистичным.

— Такой союз, сэр, даже если бы он был заключён, оказался бы непрочным и в скором времени развалился из-за неустранимых внутренних противоречий.

— Скажите, Самнер, вы до сих пор не поняли логику действий Гитлера? В данный момент Гитлер столкнулся с временными трудностями во Франции, ему нужно во что бы то ни стало обеспечить свой тыл, поэтому он предлагает Сталину союз. Сталину нужно время, чтобы перевооружить свою армию, поэтому он тоже заинтересован в подобном союзе. Япония, которая поглядывает на юг, также заинтересована в мире на своих границах на севере, в Маньчжурии, в Корее и Китае. Четырёхсторонний союз возможен и даже весьма вероятен! Ваш Комитет, насколько я понимаю, предлагает 'оставаться над схваткой', дожидаясь, когда Англия, Германия и Россия сойдутся в драке и обескровят друг друга?

— Нет, господин президент,— горячится Уэллес,— Комитет предлагает, ничего не дожидаясь, немедленно используя все наши людские и материальные ресурсы в кратчайшие сроки добиться превосходства по всем показателям военного и индустриального производства над Пан-Европой. Одна четвёртая часть нашей потенциальной рабочей силы остаётся безработной или частично занятой на заводах и фермах. Много наших новых машин и прогрессивных технологий нашли лишь ограниченное применение или совсем не используются. Их должное введение в дело смогло бы поднять наше производство намного выше европейского и сделать настолько мощными, что никакая другая держава или их союз не посмели бы соревноваться с Америкой. Мы должны избежать ошибок, уже совершённых Англией и Францией, которые готовились к обороне, не перестроив свою экономику на военный лад, заботясь больше о сбалансированности своего бюджета, чем о производстве самолётов и танков. Гитлер и Муссолини бросили все свои ресурсы на их производство, не заботясь о состоянии своей финансовой системы, то же должна сделать и Америка, но в отличие от них, мы сможем сделать это без ущерба уровню жизни американских граждан. Наоборот, мобилизовав все свои ресурсы и обеспечив работой незанятых людей, мы сможем обеспечить своему населению ещё более высокие стандарты жизни, чем раньше.

— Всё это так,— Рузвельт, морщась, гасит сигарету,— но наша задача состоит не только в том, чтобы усилиться самим, но и в том, чтобы ослабить соперника. Вы продолжаете мыслить в парадигме, где невозможно никакое взаимодействие с коммунистической Россией. Это правильно лишь в долгосрочной перспективе, но решая тактические задачи мы обязаны использовать любую возможность, чтобы привлечь на свою сторону Сталина и не дать ему заключить союз с Гитлером. Не обязательно трубить об этом на весь мир, но я хочу, чтобы Госдепартамент подготовил распоряжение об отмене всяких ограничений на торговлю и финансирование торговых операций с Россией. Торговля может включать не только гражданскую, но и военную продукцию. В качестве жеста доброй воли необходимо разблокировать все поставки оборудования, уже оплаченного русскими. Такое решение не потребует согласие Конгресса, так как оно не нарушает наш закон о нейтралитете. Господину Гарриману надлежит без промедления отправиться в Москву для встречи со Сталиным и Молотовым с предложением полномасштабного торгового соглашения в обмен на разрыв подобного соглашения с Германией...

— Вряд ли русские согласятся на это, сэр,— качает головой Гарриман,— торговый договор с Германией им очень выгоден, так как правительством Германии предоставлен кредит на закупку, а расплачиваются они по нему поставками сырья. Немцы согласились на поставку в Россию образцов своих новейших вооружений, а также сложного оборудования и станков.

— На какую сумму этот кредит?

— Эквивалентную примерно 50 миллионам долларов, сэр. Официально под 5 процентов годовых, но по некоторым признакам он значительно меньше.

— Всего-то,— разочарованно протянул Рузвельт,— передайте Сталину, что наше правительство даст гарантии на такую же или даже большую сумму в любом американском банке на десять лет.

— Кроме того, разрыв торгово-кредитного соглашения может привести к ухудшению двухсторонних отношений между СССР и Германией. Сомнительно, что Сталин пойдёт на конфронтацию с Гитлером без заключения с нами по крайней мере договора о взаимопомощи в случае агрессии со стороны третьей стороны.

— Билл,— хмурится президент,— кто из нас коммерсант? Ты же работал в России, владел там марганцевой концессией, тебе и карты в руки. Найди всех устраивающий вариант соглашения. Самнер, в таком виде, как ты его изложил, я документ не подпишу. Переработай с учётом моих замечаний.

Москва, Кремль, кабинет Сталина,

24 августа 1940 года, 19:30.

— Переходим к следующему вопросу,— вождь поворачивает голову в сторону, сидящего справа от него за приставным столиком, Чадаева, своего нового помощника.

— Вопрос о ходе выполнения кораблестроительной программы,— мгновенно откликается поджарый высоколобый, начинающий лысеть брюнет лет тридцати пяти, поправляя сползшие на кончик носа очки,— ожидают Носенко, Петров.

— Приглашайте.

'Волюнтаристская программа 'Большого флота' ожидаемо сдулась, а виноваты в этом не только что назначенный нарком Судпрома Носенко и два года командующий флотом Петров. Основная ответственность лежит на тех, кто стоял у её истоков, на прошлом руководстве флота, СНК и Плановой комиссии. Как бы нас троих не сделали 'стрелочниками''...

— Товарищ Сталин, разрешите мне, прежде чем мы начнём рассмотрение, кратко осветить историю вопроса?— пытаюсь захватить инициативу,— большинство членов политбюро не знакомы с ней.

— Если только кратко, товарищ Чаганов,— сухо кивает вождь и поворачивается к вошедшим,— присядьте пока, товарищи.

— Начну со второго решения СНК по 'Большому флота', так как первое — о строительстве 8 линкоров класса 'А', 16 линкоров класса 'Б', 20 лёгких крейсеров, 17 лидеров, 128 эминцев и большого количества подлодок, всего 533 военных кораблей за 10 лет, было слишком общим без разбивки по годам. В том же году вышло второе постановление, согласно ему Судпрому предстояло залочить в 1937-38 годах заложить 4 линкора типа 'А', четыре — типа 'Б', по 8 лёгких крейсеров и лидеров, 114 эсминцев и 123 подводные лодки. Причём все они должны войти в строй в 1941 году. Семь линкоров предстояло заложить в 1937 году и один в 1938-ом. Однако проекты линкоров к тому моменту ещё надо было разработать. Быстро стало ясно, что линкор с 406 миллиметровыми пушками с нормальной броневой защитой от артиллерии от своего калибра и авиации с приемлемой скорость в стандартное на то время водоизмещение 35 тысяч тонн не влезет. Проект был отправлен на доработку и вернулся к кораблестроителям к середине 37-го года с водоизмещением в 55 тысяч тонн. В это же самое время новое руководство флота решило сократить число закладываемых в 1937-38 годах линкоров до двух, только для Северного и Тихоокеанского флотов, а на Чёрном и Балтийском морях обойтись пока лёгкими крейсерами. Но и тут пошло не всё гладко. Стапели, семь штук, подходящие для строительства линейных кораблей, имелись только на Балтике и Чёрном море, но они для строительства более крупных кораблей должны были быть значительно модернизированы. Но не в этом состояла основная трудность, рост водоизмещения повлёк за собой рост массы и осадки корабля во время спуска на воду, что повлекло бы за собой проведение дорогостоящих дноуглубительных работ. Расчёты, проведённые на вычислительной машине, показали, что, даже несмотря на необходимость перемещение значительных людских ресурсов в Молотовск, выгоднее построить новые стапели на Севере и в перспективе на Дальнем Востоке, чем пытаться перестраивать их и углублять дно на Западе и Юге. Таким образом, в конце прошлого года на заводе в Молотовске удалось по новому проекту заложить только один линейный корабль класса 'А' — 'Советский Союз'. Всего по надводным кораблям на текущий момент заложены и находятся в разной степени готовности два тяжёлых и четыре лёгких крейсера, три лидера, двадцать пять эсминцев, восемьдесят тральщиков, торпедных и бронекатеров. От строительства линкоров класса 'Б' было решено отказаться. В производстве также находятся около сорока подводных лодок...

— На лицо значительное сокращение количества закладываемых кораблей,— вождь останавливается напротив и смотрит на меня тяжёлым взглядом,— при этом финансирование наркоматов Судпрома и ВМФ осуществляется в полном объёме. Чем вы это объясняете?

— Это сокращение, товарищ Сталин, касается в основном крупных кораблей и больших подводных лодок. В то время как по тральщикам, катерам и мониторам план закладки и сдачи выполняется полностью или даже перевыполняются за счёт сдачи кораблей, заложенных ранее...

— Куда же, товарищ Чаганов, делись средства, отпущенные в первом полугодии на закладку и строительство линкоров и крейсеров?

— Они, по согласованию с наркоматами обороны и военно-морского флота, пошли на выполнение работ для наркомата боеприпасов и наркомата танковой промышленности, а конкретно на производство 'умных' морских мин, бронебойных сердечников, торсионов и бронекорпусов для танка Т-34. Эти работы проводятся на предприятиях Судостроительной промышленности по моему указанию.

— Это как же понимать, товарищи?— Молотов обводит взглядом сидящих за длинным столом,— кто дал ему право самостоятельно решать такие вопросы? Без Главного Военного Совета, Плановой Комиссии, без председателя Совета Народных Комиссаров, наконец.

— В ГВС и Госплане невозможно решать оперативные вопросы,— отвечаю быстро, не давая продлиться драматичной паузе,— что же касается вопроса, почему я не спросил разрешения, то ответ очевиден — товарищ Сталин поручил мне управление Оборонной промышленностью не для того, чтобы я спрашивал его разрешения по тем вопросам, за которые я отвечаю. Он нам не нянька. А если разбираться по существу, то 'мину' под выполнение программы 'Большого флота' в части строительства крупных кораблей была заложена с самого начала её выполнения постановлением СНК о 'морском судостроении на 1936 год'...

'Да-да, именно в то время, когда его председателем был Молотов'.

— ... Наши конструкторы и кораблестроители к тому моменту не имели никакого собственного опыта создания боевых кораблей. И если для эсминцев и лидеров мы смогли купить за границей конструкторскую документацию, то для линкоров и крейсеров, которые являются наиболее сложными в техническом плане, это не удалось и приходилось рассчитывать только на себя. Затем в последующие два года ситуация только усложнилась, тяжёлые крейсера на кульманах конструкторов, следуя указаниям моряков, стали превращаться линкоры и даже превосходить их по водоизмещению. Линкоры — в невиданные до сих пор в мире монстры, для которых у нас не было стапелей. За подобные проекты не решались браться даже американцы с англичанами, а планы требовали от нас, не дожидаясь завершения строительства головного корабля, идти на закладку серийных. Не мудрено, что сроки закладки линкоров и крейсеров поехали вправо, а их строительство залихорадило. Наружу сразу полезли ошибки в чертежах и расчётах. Пришлось, пока конструктора исправляют ошибки, занимать оборудование и рабочих на других работах, иногда не связанных с кораблестроением, это всё лучше, чем простой...

— Речь, товарищ Чаганов, не об этом,— жёстко прерывает меня Сталин,— а о том, что преодолевая сиюминутные трудности вы теряете из вида цель — в кротчайший срок создать советский океанский флот, способный на равных конкурировать с флотами крупнейших морских держав. Без такого флота никто в мире всерьёз нас воспринимать не будет. Без военного, рыболовецкого и торгового флота, без морских портов мы обречены на изоляцию, наше развитие будет существенно заторможено. Морская сила является одним из самых мощных дипломатических аргументов, так как никто может игнорировать политические взгляды первоклассной морской державы. Вы, наверное, считаете, что надо повременить, дождаться когда наша промышленность окрепнет. Легко можно найти десятки других причин, как, например, отсутствие отечественного производства каких-то турбин и крупнокалиберных пушек, или, скажем, скорая война. Это будет большим заблуждением. Главное — это время и люди. Мы не можем ждать когда мы отстроим все необходимые заводы, когда наши техники и институты подготовят нужных специалистов-судостроителей. Надо уже сейчас закладывать корабли, люди должны уже сейчас учиться в процессе их строительства, так учёба пойдёт быстрее. Если мы сейчас промедлим, то может так случиться, что шанса наверстать упущенное нам уже не предоставиться.

Вождь отходит к письменному столу и начинает возиться с трубкой.

'Резонно, особенно последнее замечание'.

— Товарищ Сталин,— поднимается с места нарком в новой адмиральской форме,— разрешите мне высказаться?

— Слушаем вас, товарищ Петров,— поднимает голову вождь, в его глазах заиграл интерес.

— Прежде всего хочу сказать, что руководство наркомата военно-морского и Главного Морского штаба полностью разделяет вашу точку зрения. Я хотел бы сказать несколько о другом. Стремительные события произошедшие в первой половине этого года радикально изменили ситуацию на Балтике, где Финский залив стал по сути нашей внутренней акваторией, и внесли серьёзные изменения на Чёрном море в связи с включением в СССР Бессарабии и Северном флоте, где изменения были не столь значительны, но не менее важны. Эти изменения и события, происходящие в данной момент в Атлантике, привели к тому, что возникла срочная необходимость в уточнении наших текущих планов в части размещения имеющейся группировки и строительства новых крупных надводных кораблей...

— Что за уточнения?— чиркает спичкой вождь.

— ... Обретение баз в Прибалтике и Финляндии, товарищ Сталин, даёт нам возможность воссоздать Центральную минно-артиллерийскую позицию уже на новом уровне с привлечением для её обороны кораблей и морской авиации. Этот рубеж, а также то, что в случае войны германские ВМС, связанные борьбой с английским флотом, не смогут выделить для Балтики больших сил, позволяет нам перебросить некоторые лёгкие крейсера новой постройки из Финского залива и Чёрного моря на Север, где у них появится оперативный простор. А если к ним добавить эсминцы и вспомогательные суда, то на Северном флоте у нас появится достаточно мощная эскадра, с которой придётся считаться любому агрессору...

— О каких крейсерах идёт речь?— Сталин вынимает трубку изо рта.

— ... В первую очередь 'Киров', а также купленный в Испании 'Сервантес'. В следующем году по Северному морскому пути проходящие заводские испытания 'Максим Горький' и 'Молотов'. Кстати, эсминцы можно провести по Беломоро-Балтийскому каналу. Такое решение, конечно, потребует расширения и ускорения строительства военно-морской базы в Молотовске и, возможно, создания вспомогательной базы в районе Мурманска. На наш взгляд, было бы разумно перевести часть судостроительных и ремонтных мощностей, связанных с крупным кораблестроением, из Ленинграда и из Николаева часть цехов Черноморского судостроительного завода в Молотовск. Вместе с тем, чтобы не допустить ослабления морской мощи Балтийского и Черноморского флотов, необходимо значительно усилить их морскую авиацию. Это же касается и Северного флота, чья авиация должна будет обеспечить прикрытие морской группировки и морских баз с воздуха...

'Не знаю уж насколько хорош план в военном отношении, хотя создание мощной группировки именно там, где она может быть эффективно использована, это его безусловный плюс, но такие крупные перемещения людских ресурсов и производственных мощностей точно сильно замедлят выполнение программы 'Большого флота'... что перед войной скорее хорошо, чем плохо. С другой стороны, перемещение крупного кораблестроения на Север в долгосрочном плане вполне логично, ведь рискованно строить, базировать и обслуживать океанский флот в акваториях, выход из которых может быть легко перекрыт противником'.

— Если отправить крейсера и эсминцы на Север, то кто, товарищ Петров, будет охранять наши линкоры?

— Главный Морской штаб, товарищ Сталин, не планирует использовать линейные корабли в составе боевых соединений, так как на Балтике и в Чёрном море у них, скорее всего, сопоставимого по силам оппонента. Поэтому вероятнее всего они будут играть роль плавучих батарей, поддерживающих гарнизоны баз с моря артиллерийским огнём при атаке противника с суши. А с воздуха линкоры будут защищаться береговой авиацией. В настоящее время за оборону военно-морских баз с суши отвечает армейское командование, а с воздуха и моря — флот. Вопросы нашего взаимодействия отработаны из рук вон плохо. В Боевом Уставе Морских Сил 1937 года порядок подчинения взаимодействующих сил армии и флота определяется в зависимости от складывающейся обстановки. Этот порядок каждый раз должен устанавливаться приказом высшего армейского командования. Главный морской штаб считает такое положение неправильным, которое в боевой обстановке может приводить к тяжёлым последствиям, поскольку армейское командование не знакомо с особенностями боевого применения морских сил. Мы предлагаем передать оборону военно-морских баз и портов в ведение флота, а также предоставить флоту оперативную самостоятельность в районах его ответственности.

'Накипело'.

— Вопрос не простой,— вздыхает вождь,— и решаться он должен точно не на заседании политбюро... Надо спросить мнение Наркомата обороны и Генерального штаба. Будем рекомендовать Главному Военному Совету провести специальное совещание по нему. Там же обсудим и кораблестроительную программу.

Москва, ул. Грановского,

5-й дом Советов.

25 августа 1940 года, 10:30.

— Здравия желаю, товарищ Чаганов,— молодой плечистый вохровец на входе в подъезд бодро вскакивает со стула.

— Здравствуйте, товарищ Кутько,— не останавливаясь, отвечаю я,— сегодня же не ваша смена.

— Как вы всё помните, товарищ Чаганов?— расплывается в довольной улыбке тот,— сменщик женится, вот я, значит, вместо него ...

— Важное дело,— мои металлические подковки зацокали по гранитной лестницы,— спокойного дежурства.

— Спасибо, товарищ Чаганов, да, забыл сказать, а к вам,...— но лязг, открывающейся двери лифта, заглушает его слова.

— Здравия желаю, товарищ Вышинский,— несётся снизу.

'Андрей Януарьевич едет на работу в НКИД, вчера назначен первым заместителем наркома',— достаю из кармана ключ.

В прихожей чуть не налетаю на оставленное ведро с водой:

'Прислуга забыла... Стоп, а кто это в спальне насвистывает мотив 'Весёлого ветра'? Приехала раньше! Обещала ведь, что будет только завтра... Сюрприз захотела устроить'!

Девятнадцатого числа Олю по просьбе Берии включили в спецгруппу НКВД, которая уезжала в Вильнюс расследовать дело 'литовских лётчиков', которые присутствовали на авиационном параде в Тушино. Тогда их появление в национальной форме на лётном поле в секторе для почётных гостей вызвало особый ажиотаж у публики: девушки улыбались, парни пожимали руки, литовцы крутили головами на 360 градусов и щёлкали иностранными фотоаппаратами... А на завтра наружка НКВД зафиксировала одного из этих прибалтов на конспиративной встрече с помощником германского резидента. Практически сразу же выяснилось, хорошо сработала группа прослушки германского посольства, что литовец передал агенту абвера киноплёнку, где особый интерес вызвал эпизод с реактивным самолётом и загадочным лучом, исходящим из его носа.

'Быстро, значит, управились со шпионами',— осторожно заглядываю в полуоткрытую дверь спальни.

Из-за распахнутой створки гардероба появляется бедро супруги, до половины облитое капроновым чулком, ослепительный чёрный пояс с резинками,... выше не пойму, что-то волнующе синее... Беззвучно сглатываю слюну и быстро освобождаюсь от пиджака и брюк... Над створкой взмывает голубой шёлк и любимая Олина блузка волной ниспадает на неубранную постель... Моя белая не до конца расстёгнутая сорочка мятым комком летит мне под ноги на ковровую дорожку...

Ревущим вепрем врываюсь в спальню, в два прыжка оказываюсь у платяного шкафа, за талию сзади хватаю девушку, которая нагнулась, ища что-то внизу, раздаётся пронзительный визг и... сердце у меня холодеет.

Ставлю добычу на пол, разворачиваю её к себе лицом и прикрываю обеими руками восставшую плоть:

— Ты кто?

— Я-Катя,— глаза девушки закатываются, она начинает валиться на меня.

'Что же это, 'медовая ловушка'?— снова подхватываю её на руки, забегали мысли,— определённо — нет, никому и в голову такое не придёт, в высших кругах это вообще не компромат... Берия пытается вбить клин между мной с Олей, как в прошлый раз с проводницей в поезде? Это возможно, но с чего бы ему повторять неудавшийся трюк?... Обвинение в изнасилование? Тоже маловероятно, будет очень серьёзное расследование, заказчик обязательно будет найден'...

Осторожно опускаю девушку на кровать и окидываю взглядом:

'Красивая, фигурой очень на Олю похожа, но как-то женственнее. Длинные ноги без привычного рельефного рисунка мышц, плоский живот, высокая небольшая грудь, лицо очень красивое с мягким не волевым подбородком, глаза'...

Вдруг я замечаю, что сквозь прищуренные веки блестящие глаза девушки, тем же маршрутом, приостанавливаясь на заинтересовавших их деталях, движутся вдоль моего тела.

'Просто б..., но откуда она взялась в нашей спальне'?!

— Так кто же ты, Катя? Что делаешь тут?— губы сами начинают расплываться в улыбке.

— Убираюсь в вашей квартире, Алексей Сергеевич,— девушка игриво приподнимается на локте, замирая в откровенной позе,— хотела вещи перебрать в шкафу, вдруг моль какая завелась, а тут вы налетели коршуном.

— В чулках и поясе моей жены?

— Не могла удержаться, примерила, только вот сзади не достаю, иди ко мне, помоги застегнуть резинку,— Катя, хохоча, перекатывается на спину и весело сучит ногами в воздухе.

'Вот какая мне жена нужна — весёлая, спокойная, а то живу как на вулкане',— делаю неуверенный шаг к кровати.

— Что и требовалось доказать,— сзади раздаются хлопки и наигранно весёлый голос жены,— дорогой, можешь надеть брюки продолжения сегодня не будет. Молодец, Катя, ты несомненный талант, как и обещала замолвлю за тебя словечко на Мосфильме. Нет-нет, пояс и чулки не снимай, дарю, моему мужу они очень нравятся, он просто млеет, когда кого-нибудь в них увидит. А теперь ступай.

— Ухожу-ухожу,— Катя ныряет двумя руками в платье, одёргивает подол и опасливо бочком, неотрывно глядя на Олю, движется к двери,— а когда вы замолвите слово?

— Завтра,— зло бросает супруга,— но учти, если расскажешь кому-нибудь, то пеняй на себя, тебя даже в лагерную самодеятельность не возьмут, ты меня знаешь.

— Ты — больная,— услышав хлопок, закрывающейся двери, тяжело опускаюсь на постель,— только ты могла до такого додуматься...

'Хотя'...

Перед глазами живо возникает картина из прошлой жизни: устроившаяся в тяжёлом кресле подруга-психолог, вещает:

'Твоя 'бывшая', сама спровоцировала тебя на измену. Ведь что такое измена? Это когда есть желание что-то поменять в имеющихся отношениях. Пойми, любые отношения базируются на уважении друг к другу. В основе уважения — доверие. Отсутствие доверия со стороны женщины в адрес мужчины проявляется по-разному. Наиболее часто встречающееся проявление — это когда женщина хочет быть в курсе всех происходящих в жизни мужчины событий. Постоянные вопросы: куда, зачем, насколько, с кем?'...

' В нашем случае этого и не требуется, Оля либо сама рядом, либо кто-то из её осведомителей. Но да, контролировать она любит'.

'... Другое — нарушение личного пространства, это когда жена роется в карманах мужа, демонстративно обнюхивает её по приходе домой и тому подобное'...

'Не замечал, но с её то опытом это лишнее'.

'... И третье проявление, самый тяжёлый случай — 'подгонка под миф', например такой — 'все мужики кобели'. Да-да, это реально миф. Но если женщина раз за разом убеждает себя и своего мужчину, что тот такой же кобель как все, то рано или поздно он подтвердит ей её же слова'...

'Вроде бы не было такого, но что, если она именно так и думает, тогда её сегодняшний поступок, как бы дико он не выглядел со стороны, легко объясним — это провокация с целью получения быстрого ответа на вопрос, который её долго мучает. Сначала она пыталась вызвать у меня ревность, завязала интрижку с Ощепковым, но мне было всё равно. Сменила тактику, по сути, женила меня на себе, но червь сомнения ,похоже, продолжал её грызть. Да и немудрено, если положить руку на сердце, я её не любил, а просто позволял любить себя. Меня всё устраивало и без любви, она всё это чувствовала, мучилась... Особенно когда выяснилось, что она не может иметь детей. Не этим ли вызваны все безумные поступки, за которые её чуть под суд не отдали? Скорее всего так... А сейчас смотрит на меня собачьим взглядом, где смешались злость, страх, любовь и надежда'...

— Ну иди уже ко мне,— тяжело вздыхаю я,— корова бестолковая, я тебя всё равно люблю.

Оля, всхлипнув, бросается мне на шею.

'Пусть всё остаётся по-прежнему. Так надо'.

Глава 11.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

1 сентября 1940 года, 16:30.

— Скажите, товарищ Захаров,— вождь достигнув двери, ведущей в приёмную, поворачивается и идёт в обратном направлении к длинному столу для заседаний,— ваш план стратегического развёртывания, где в зависимости от обстановки предусмотрена возможность использования главных сил Красной Армии как на Северо-Западном, так и на Юго-Западном направлении, не говорит ли он о том, что Генеральный штаб просто гадает на кофейной гуще?

— Да, сейчас в какой-то степени это так, товарищ Сталин,— краснеет он,— предугадать направление главного удара Гитлера сейчас просто невозможно, поэтому мы и рассматриваем обе возможности.

— Я понимаю это, сейчас можно сказать лишь одно, что следующей целью, после ставшего уже неизбежным разгрома Гитлером англо-французских войск в Бретани, будет наша страна. Других противников на суше в Европе у него попросту не осталось, и всё же, как вы считаете, нельзя ли так расположить наши войска, чтобы наши действия меньше зависели от планов германцев?

— Это возможно, товарищ Сталин, разве что если на обоих театрах военных действий мы были бы сильнее противника. Причём наши войска к началу боевых действий должны быть отмобилизованы и приведены в боевую готовность непосредственно на линии государственной границы, а войска противника находились бы ещё в процессе развёртывания. Чтобы добиться этого мы должны опередить противника в стратегическом развёртывании вооружённых сил, но, учитывая его преимущество в пропускной способности транспортных путей на будущем театре военных действий и меньшего транспортного плеча, сделать это нам будет очень трудно, если вообще возможно.

— А вот товарищ Тимошенко,— вождь останавливается за спиной командующего КОВО,— считает по-другому.

— Так точно, товарищ Сталин, я поясню, разрешите пройти к карте?— Тимошенко крупными шагами пересекает кабинет и берёт в руки указку,— Военный Совет округа предлагает переработать 'Соображения об основах стратегического развёртывания'. Смысл изменений состоит в том, чтобы полностью отказаться от 'северного варианта' и заблаговременно расположить войска по 'южному' варианту, значительно усилив войска, действующие на этом направлении. С началом боевых действий войска Юго-Западного фронта во взаимодействии с войсками Западного фронта мощным ударом в направлении Люблин — Краков наносят поражение, прикрывающей их группировке противника, что позволит нашим войскам выйти к реке Висла, тем самым прочно прикрыть наши границы в Северной Буковине и Бессарабии и, развивая наступление, отрезать Германию от Балканских государств, лишив германцев важнейших экономических баз на юге Европы и возможности влиять на вопрос участия этих стран в войне на своей стороне. Следует также отметить, что удар в южном направлении по слабо подготовленной в оборонном отношении территории бывшей Польши выгодно отличается от удара по территории Восточной Пруссии, которая, как известно, изобилует многочисленными оборонительными сооружениями. Поэтому перед Западным и Северо-Западным фронтами ставится задача активной обороной прочно прикрыть наши границы и обеспечить мобилизацию и сосредоточение наших войск. Кроме того, своими действиями они должны сковать сил немцев к северу от Брест-Литовска и в Восточной Пруссии, не дать немецкому командованию перебросить часть своих сил на юг и надёжно прикрывать при этом Минское и Псковское направления. С целью обеспечения успеха операции, необходимо, как я уже сказал, значительно усилить Юго-Западный фронт не только за счёт перераспределения сил Красной Армии с Севера на Юг, но также и с Востока на Запад, с целью иметь в составе фронта к началу боёв 34 танковых бригад, 88 стрелковых, 19 моторизованных, 9 кавалерийских дивизий, что в итоге составит 150 расчётных дивизий.

— Ну и аппетиты у тебя, товарищ Тимошенко,— крякает Будённый, подкручивая ус,— у нас на все Особые округа сейчас меньше двухсот дивизий.

— Наши расчёты, товарищ маршал, исходят из планов Генерального штаба всего иметь на Западе к весне следующего года 259 дивизий.

Вождь поворачивается и вопросительно смотрит на сидящих рядом Будённого и Захарова.

Последний, блеснув вышитой золотом большой звездой в петлицах, переглядывается с наркомом обороны, и получив от того утвердительный кивок, обращается к Тимошенко:

— Скажите, а почему вы не обсудили ваш планом с Генеральным штабом или на заседании Главного Военного Совета?

— Спрашивайте по существу, товарищ Захаров,— сухо прерывает Захарова хозяин кабинета.

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Просто дело в том, что мы в Генеральном штабе подробно изучали этот вопрос, когда рассматривали развёртывание войск по 'южному' варианту. Во-первых, будет очень трудно скрытно сосредоточить на границе такую массу войск, поэтому внезапного удара у вас не получится. Противник, пользуясь более развитой дорожной сетью, сможет быстро усилить свои войска на направлении вашего удара, нанести свой удар авиацией по нашим коммуникациям и артиллерией по войскам прикрытия границы. Таким образом, вам всё равно придётся вернуться к выполнению плана прикрытия, по которому группы вторжения или, как мы их сейчас называем, ударные армии в час 'Ч' атакуют врага, вторгаются на его территорию, связывают его боем, обеспечивают сосредоточение и развёртывание наших войск. Таким образом, по нормативам начать наступление войсками первого эшелона вы сможете лишь на вторые-четвёртые сутки после получения приказа, именно столько отводится времени на его мобилизацию и приведение боевую готовность...

— Необходимо держать войска первого эшелона полностью отмобилизованными,— басит Тимошенко,— заранее провести скрытую мобилизацию.

— ... А войска второго, третьего эшелонов тоже держать отмобилизованными? Всё равно внезапно ударить по противнику получится только в случае, если он полностью прошляпит наши приготовления. Мы не можем, конечно, на это рассчитывать и должны исходить из того, что в лучшем случае наш удар встретит готовый к бою противник или даже противник, уже наносящий встречный удар. Во-вторых, решающее значение для успеха подобного удара, и последние действия германцев во Франции показали это, имеет наличие в составе атакующих войск крупных танковых соединений, способных быстро пробить оборону противника и затем автономно, во взаимодействии с авиацией, действовать в сотнях километров от линии фронта, уничтожая резервы, громя тылы и окружая войска противника...

— Разве у Красной Армии, товарищ Захаров,— хмурится вождь,— нет подобного опыта, а как же успешные действие наших мехкорпусов на Халхин-Голе и в Финляндии?

— ... Вы правы, товарищ Сталин, есть, но всё-таки его нельзя сравнивать с германским. И в Монголии, и в Финляндии с нашей стороны действовал только один мехкорпус, по составу чуть больший, чем германская танковая дивизия. Я же говорю о немецких танковых корпусах, состоящих из двух танковых и одной механизированной дивизий, которые были задействованы ими в войне с Польшей. Кроме того, во Франции впервые у германцев появилось крупное оперативное объединение танковых войск — танковая группа под командованием генерала Клейста, состоящая из двух танковых и одного механизированного корпусов и множества приданных соединений. Именно её решительные действия в Арденнах и на севере Франции определили исход войны. Это стало известно доклада бывшего Главнокомандующего французской армии генерала Вейгана, который он написал в плену в Лондоне. Доклад основан на данных французской разведки, Разведупру удалось получить его буквально на днях...

— Сколько танков было в этой танковой группе?— быстро спрашивает вождь.

— По оценкам французов около 1500 танков при общей численности более 120 тысяч человек, товарищ Сталин.

— Так и Военный Совет КОВО предлагает укрупнить наши мехкорпуса до примерно тысячи танков, но Генштаб выступает против. Почему?

— Потому, что такое соединение будет слишком громоздким, и, следовательно, плохо управляемым. Генеральный штаб считает, что на данном этапе высшим тактическим соединением будет мехкорпус в нынешнем составе, а высшим танковым объединением Красной армии — танковая армия, состоящая из двух-трёх мехкорпусов и приданных частей, которая не должна иметь более 600 танков. Возможно, что позднее, по мере накопления опыта у танковых командиров в учениях и боевых действиях мы и укрупним их состав, но пока масштаб планируемых операций должен соответствовать нашим возможностям.

— А мы считаем,— указка трещит в руках командующего округом,— что структура Красной Армии должна выстраиваться под масштаб задач, которые ставятся перед нею. Наш же Генеральный штаб просто слепо копирует чужой опыт...

— Не горячитесь, товарищ Тимошенко, присаживайтесь,— вождь поднимает руку,— нет ничего зазорного в том, чтобы использовать чужой опыт, когда своего ещё нет. А вы, товарищ Захаров, поясните, какие же задачи будут по силам нашим танковым войскам весной 1941-го?

— Как известно, товарищ Сталин, танковые войска — это не только мехкорпуса, но и бригады непосредственной поддержки пехоты. Количество и боевой состав последних существенно менять пока не планируется, так устаревшие типы танков, из которых они состоят, уже сняты, или будут сняты с производства до конца этого года. Речь идёт о танках КВ-1, Т-26, ТБ-7, Т-28 и других. Задачи бригад соответствуют их названиям, они подчиняются командирам стрелковых частей, которым приданы. Наибольшим изменениям подвергнутся наши мехкорпуса. Прежде всего, в составе 12 существующих в данный момент мехкорпусов останется только один тип танков — это новый Т-34. По мере их поступления в мехкорпуса, танки старых типов, их у нас около двух с половиной тысяч, будут отправляться на заводы, где пройдут необходимый ремонт, на них также будет установлено дополнительное бронирование. Эти танки пойдут на пополнение танковых бригад и замену выработавших свой ресурс танков...

— В мехкорпусах не останется тяжёлых танков?

— Так точно, товарищ Сталин, но в задачи мехкорпуса и не входит взлом глубоко эшелонированной обороны с бетонными укреплениями. Мы предполагаем вводить его в прорыв обороны противника, который осуществляется ударными стрелковыми частями. Тяжёлый танк пройдёт не по всякой дороге и мосту, а если пройдёт, то может испортить её до такой степени, что создаст трудности при использовании колёсной техники. А уменьшение пробивной силы мы планируем компенсировать самоходными артиллерийскими установками, тоже, кстати, на ходовой части Т-34, а также штурмовой и бомбардировочной авиацией. Возьмём, например, план операции, о котором говорил товарищ Тимошенко: её глубина достигает 300 километров. Так вот, Т-34 пройдёт это расстояние на одной заправке, а КВ не сможет, а это — остановка, дополнительное топливо, которое на перевести по той же дороге дополнительным транспортом. Кстати, о нашем споре по количеству танков в мехкорпусе: для тысячи танков, я исключаю совершенно колёсный транспорт, на 500 километров необходимо везти с собой 1200 тонн горючего, а для 600 танков— на 500 тонн меньше. То есть, добавочные танки — это добавочные сотни автомобилей с горючим и боеприпасами. Возвращаясь к вопросу о задачах наших мехкорпусов: пока не будут решены все вопросы их работы в составе танковой армии, Генштаб будет настаивать на их использовании для ударов по флангам прорвавших нашу оборону немецких танковых соединений или в армейских, а не фронтовых наступательных операциях с глубиной до ста километров...

— Ваша позиция понятна, товарищ Захаров,— Сталин тоном показывает, что встреча подходит к концу,— но хотелось бы также услышать мнение других специалистов. Неплохо было бы привлечь к обсуждению этого вопроса командующих и начальников штабов Особых округов и наиболее опытных преподавателей Академии Генерального штаба. Ввиду особой важности данного вопроса Наркомату обороны не следует ограничиваться лишь обменом мнениями, но и в короткие сроки организовать командно-штабные игры на картах, где представители противоположных точек зрения могли бы на деле доказать правоту своих взглядов.

Баварские Альпы, Бергхоф,

Резиденция Гитлера.

1 сентября 1940 года, 09:00.

— Мой фюрер,— гросс-адмирал Редер, растерянно глядит на спину Гитлера, стоящего у огромного во всю стену окна, из которого открывается прекрасный горный пейзаж с заснеженными вершинами,— мы должны постараться всеми средствами усилить нашу борьбу с Англией пока ещё Соединённые штаты не вступили в войну. Бросить все наши ресурсы на поддержку флота и морской авиации. Канарские острова, Гибралтар, Средиземноморье, Суэц, Балтика и Северное море — вот те позиции Англии, ослабление которых будет иметь решающее значение. Мы должны вести морскую войну, наши же сухопутные силы следует использовать для захвата и удержания Испании, Балкан, Северной Африки, Ближнего Востока, чтобы силой прорвать британскую блокаду и обеспечить устойчивое снабжение Европы. Мы не можем повторять ошибки правительства 1914-го года. Нарушение пакта с Россией и война на два фронта ведёт к гибели Германии.

Сидящие за овальным столом фон Браухич и Гальдер согласно кивают, Йодль неопределённо пожимает плечами, а Геринг остаётся безучастным, он не может оторвать глаз от старинного гобелена со сценой псовой охоты, висящего на противоположной стене Большого зала резиденции. Гитлер легко поворачивается на каблуках, его острый взгляд мгновенно пробегает по лицам гостей.

— Какой чудесный вид, не правда ли?— усмехается он и небрежно машет рукой на открывающийся за его спиной пейзаж,— мы с Герингом, правда по-своему, очень любим живопись... Рейхсмаршал испуганно отводит глаза от гобелена.

— ... Но мне пришлось бросить своё увлечение искусством, хотя в Вене я считался неплохим художником, и заняться спасением Германии из того болота, в которое её завели бездарные политики по советам недалёких генералов. Им кажется, что они извлекли уроки из унизительных поражений, которые обрушились на Германию в начале этого века. Обжёгшись в прошлом о войну на два фронта, они думают, что главное — не повторить этого и тогда успех будет гарантирован. Это опасное заблуждение. Гросс-адмирал предлагает воевать на море, хотя любому курсанту морского училища совершенно понятно, что к войне на море мы готовы неизмеримо хуже, чем к войне на суше. Нашим морским силам ещё долгое время будет нечего противопоставить флотам Англии, Франции и Соединённых штатов, поэтому эта стратегия порочна. Более того, она даёт нашим врагам на Западе и Востоке время для усиления их сухопутных сил. Единственно правильной будет другая стратегия, а именно, скорейшего достижения всех наших целей на суше, в Европе, где вермахт сейчас не имеет равного по силе противника. Разгромив армии Франции и Англии, Германия на континенте сейчас имеет единственного противника — Россию. Мы должны разгромить её одним быстрым ударом, чтобы на дать Англии и Америке организовать единый фронт в Европе, включив в него Россию. Дилемма 'воевать на два фронта или на один' устарела, мы её должны отбросить, так как у нас в арсенале появился новый инструмент, который делает возможным третье решение. Этим инструментом является 'блицкриг'. Провидение дало нам в руки 'блицкриг' и не так много времени, чтобы успеть им воспользоваться — от силы год-полтора, до тех пор, пока Америка не успеет поставить свою промышленность на военные рельсы и прийти на помощь Англии. Разгром России позволит нам не только решить проблему снабжения Германии продовольствием, полезными ископаемыми и рабочей силой, но и развязать руки Японии для броска её на Юг, где она сможет отвлечь американцев от их участия в европейских делах. Разгром России лишит Англию последней надежды на спасение и воли к дальнейшему сопротивлению. Разгром России увенчает собой выполнение священной миссии Германии по уничтожению очага мирового коммунизма. Поэтому, невзирая на большие потери, которые понесли вермахт и люфтваффе во Французской компании, они должны быть готовым к удару по России не позднее весны 1941 года. Для этого ОКХ и ОКВ следует ускорить разработку оперативного и оперативно-стратегических планов военной компании на Востоке. Гальдер, Йодль, вы с начала года работаете над ними, но до сих пор не предоставили даже черновых набросков плана операции, в чём дело?

— Мой фюрер,— Гальдер поднимается с места,— из-за продолжающегося до последнего времени неблагоприятного для нас изменения границ на Востоке, Севере и Юге Европы создание оперативного плана Восточной компании сильно усложнилось. Генерал-майор Маркс, которому я поручил исследование вопроса о наиболее целесообразном направлении главных ударов, столкнулся с большими трудностями....

— И это всё, что может сказать наш Генеральный штаб сухопутных войск?— возмущённо кричит Гитлер, подбегая к столу и в упор глядя на него.

Генерал делает глубокий вдох:

— ... Разрешите мне продолжить, мой фюрер? При этом генерал Маркс исходил из следующих предпосылок: а) исключительные размеры России делают абсолютно невозможным её полное завоевание; б) выход вермахта на рубеж Петербург — Москва — Сталинград — Кавказ исключит для большевиков практическую возможность оказывать военное сопротивление, так как армия будет отрезана от своих основных экономических баз и в первую очередь от нефти; в) быстрый разгром Красной Армии должен быть произведён в течение одной весенне-летней компании. Первоначальный план Маркс заключался создании двух мощных группировок, действующих на основных стратегических направлениях московском и киевском. Главный удар сухопутных сил должен быть направлен из Северной Польши и Восточной Пруссии на Москву. Ведущая идея наступления — прямым ударом по Москве разбить и уничтожить главные силы русской армии. Захватив Москву, частью сил повернуть фронт на юг и во взаимодействии с южной группировкой занять Украину и выйти к Кавказу, другой же частью развернуть наступление на Петербург. Занимаясь вопросом изучения распределения сил и средств для наступления, генерал Маркс пришёл к выводу, что в ходе операции на всё более расширяющейся, подобно воронке, к востоку линии фронта нам просто не хватит сил, если русское сопротивление не будет сломлено до линии Рига — Минск — Киев. Другой проблемой может стать трудность снабжения наших группировок, ввиду растянутости их сухопутных коммуникаций. Снабжение же группировок по Балтийскому и Чёрному морям вряд ли вообще будет осуществимо... — Гальдер,— Гитлер сжимает кулаки,— вы за деревьями не видите леса! Ну да ладно, это не всякому дано. Меня больше беспокоит, что, похоже, вы не знаете, как решать даже маленькие проблемы, которые встают перед вами. Если у вас не хватает войск то, буду объяснять на примере полка, так вам будет понятнее: берёте один батальон из действующего полка, добавляете к нему два батальона новобранцев, ещё один батальон запасников возвращаете в 'родительский' полк и вот у вас вместо одного уже два полка. Конечно, они у вас будут неравноценны, но это будет реальная военная сила, которую можно обучить и послать на фронт на второстепенный участок...

— Мой фюрер,— побагровевший начальник Генерального штаба вскакивает с места, его пенсне летит на пол, раздаётся звук разбитого стекла,— после этих ваших слов в мой адрес, я больше не могу исполнять свои обязанности. Прошу вас принять мою отставку с этого поста.

— Что ж, не стану вас удерживать от этого шага, прощайте,— Гитлер демонстративно поворачивается к Главнокомандующему сухопутными войсками,— Фон Браухич, в течение двух дней жду от вас предложений по кандидатуре нового начальника генерального штаба, а через две недели — предварительный оперативный план Восточной компании. Все свободны... за исключением Геринга.

Гальдер на негнущихся ногах бредёт по направлению к выходу, на нижней ступени небольшой гранитной лесенки, ведущей к двери, он спотыкается и, чтобы удержать равновесие, хватается правой рукой за, стоящий сбоку от неё, старинный рояль. Шедший рядом фон Браухич, хватает его за левую руку и помогает выйти из зала.

Гитлер, наблюдавший за этой сценой, усмехается:

— Вот такие у нас генералы, Гери, один, не видящий ничего дальше своего носа, составляет планы, второй — их успешно проваливает и оба держатся друг за друга, чтобы не упасть...

— Им нельзя верить, мой фюрер.

— Что такое, Видеман?— в зале появляется адъютант с чёрной повязкой на глазу.

— Рейхсфюрер просит его принять, что-то срочное.

— Мой фюрер,— запыхавшийся Гиммлер начинает с порога, не обращая внимания на скривившегося при его появлении Геринга,— из Парижа... СД обнаружило это в архивах французской разведки... не успели уничтожить...

Гитлер принимает из рук рейхсфюрера два листка бумаги, его глаза быстро скользят по машинописному тексту:

— Что! Французы знали подробности нашего плана за два месяца до начала компании?

— Так точно, мой фюрер. Русская разведка имеет своего человека в окружении фон Браухича и фон Бока.

— Задержите их, немедля!

Москва, Кремль, кабинет Чаганова.

24 сентября 1940 года, 09:00.

— Товарищи,— обвожу необычно строгим взглядом поникший 'цвет' нашей радиотехники,— надеюсь, вам не надо объяснять важность задания, которое поручено нам советским правительством, по созданию радиоуловителя бокового обзора? Работы ведутся уже целый год, но положительного результата нет. Я ознакомился с техническими результатами последних лётный испытаний изделия: от требуемой в техзадании разрешающей способности по азимуту и дальности в десять метров даже не просматривается, необходимо их уменьшить, как минимум на порядок. Кто-то может кратко мне объяснить в чём проблема, где взять этот порядок?

— Разрешите мне, Алексей Сергеевич,— первым подаёт голос молодой высоколобый брюнет лет тридцати.

— Пожалуйста, товарищ Расплетин, идите к доске.

'Все облегчённо выдохнули, радуются, что не им отвечать'.

— Сперва рассмотрим разрешение по дальности,— мел в руке инженера заскрипел по доске,— я не делаю разницы между наклонной и горизонтальной, так как на расстояниях две-четыре высоты полёта, где начинается полоса обзора, этим можно пренебречь. Понятно, что для увеличения этого разрешения надо уменьшать длительность зондирующего импульса, но уменьшение импульса ведёт к уменьшению средней мощности передатчика и, следовательно дальности действия радиоуловителя. Амплитуда импульсов у нас на максимуме для авиационной станции, поэтому для заданных в ТэЗэ дальностях длина импульса ограничена половиной микросекунды, отсюда и разрешение по дальности в 100 метров. По азимуту: разрешение увеличивается при увеличении длины антенны, уменьшении высоты полёта самолёта и уменьшении длины волны радиоуловителя. Антенна у нас двенадцать метров, больше на ДБ-3 не влезет, уменьшать высоту полёта в 6000 метров военные не хотят, а длина волны магнетрона постоянна, не изменяема и равна 10 сантиметрам. Отсюда и 100 метров разрешения.

'Есть, конечно, решение — антенна с синтезированной апертурой, но увы не для нашего нынешнего уровня развития радиотехники. Так, шевели мозгами, точнее шерсти закоулки памяти, ведь много же разной литературы читал в своё время'.

— Та-ак,— проверяю рукой растительность на скуле,— попробуйте смонтировать антенну на ТБ-3, там её длину можно увеличить до 24 метров. Еще одно, можно смело уменьшать длину волны магнетрона до 1-2 сантиметров, в дождь, конечно, радиоуловитель работать будет не очень хорошо, но это особо и не нужно, в дождь наша авиация не летает. Насчёт длительности зондирующих импульсов, тут дело намного сложнее. Первое, что приходит на ум — это метод сжатия импульса. Проработайте вопрос, существует ли простое схемотехническое решение, чтобы, не меняя длительности импульса, произвести его частотную или фазовую модуляцию, это приведёт к расширению спектра сигнала. А в приёмнике мы поставим согласованный фильтр, который будет сжимать импульс. Длительность сжатого импульса будет уже определяться шириной спектра модулированного импульса передатчика...

Расплетин с видом победителя смотрит на своих коллег.

'Наверное, он предлагал то же самое, но его товарищи не поддержали. Как-то начальник радиоотдела ведёт себя пассивно, надо будет с Пересыпкиным переговорить насчёт него, нам формальные лидеры не нужны'.

— ... Не забывать, что дальность работы радиоуловителя обзора поверхности определяется не столько мощностью сигнала передатчика, сколько отношением мощности отражённого от фона местности сигнала к мощности внутреннего шума радиуловителя. Вы должны экспериментально нащупать минимальную границу фон/шум для разных типов местности, которая бы позволяла обеспечить указанную в задании дальность.

* * *

— Через десять минут приглашайте 'зенитчиков',— опускаю трубку местного телефона и начинаю быстро читать докладную записку ГАУ о ходе испытаний зенитной ракеты.

'Не знаю уж правильно ли я поступил, что пробил в ГВС и ГАУ начало работ по зенитным ракетам... Казалось бы, сейчас перед войной найдётся много других, более срочных разработок. Но 'шестое чувство' подсказывает, что если война с немцами пойдёт по-другому, более благоприятному для нас сценарию, то уже через три-четыре года мы столкнёмся с новым противником, вооружённым тысячами 'летающих крепостей', и без этих ракет нам придётся в противостоянии с ними очень туго. Недостаток ресурсов вынудили нас идти по пути строительства зенитной ракеты, состоящей из готовых блоков. В качестве двигателя была предложена новая 82-миллиметровая твердотопливная авиационная ракета, где в отличие от РС-82 применяется смесевое топливо. Мощности одной такой ракеты, для того чтобы разогнать 180-килограммовую ЗУР до скорости в полтора Маха, конечно, не хватало, поэтому пришлось делать из них сборку из шести штук, расположившихся вокруг корпуса. Зенитная ракета без двигателей по форме и пропорциям напоминает артиллерийский снаряд с цилиндрическим телом и оживальной головной частью, впрочем, аналогию, портят два крыла овальной формы с размахом около метра, делая её также похожей на реактивный самолёт, что подчёркивает, расположенный в хвосте небольшой вертикальный стабилизатор и пара элевонов (элеронов, совмещённых с воздушными рулями).

В конической головной части располагается гироскопический автопилот, система исполнительных реле и гидравлические сервоприводы рулей, 'цельнотянутая' система, с небольшими доработками, из Челомеевской крылатой ракеты 'Х-1'. Там же в 'голове' находится 25-килограммовая боевая часть из гексогена с радиовзрывателем, работы по которому пока ещё находятся в самом начале. Понятное дело, что наш РВ проектируется не по таким жёстким требованиям по размерам, весу и выдерживаемым ускорениям, какие будут вскоре заложены американцами в их взрыватель для 100-миллиметровых зенитных снарядов, так как наша ракета не вращается, имеет в три раза больший диаметр и длину в два метра. Однако, мы готовим и запасной вариант с фотоэлектрическим взрывателем.

Пусковой установкой ЗУР служит лафет 85-миллиметровой пушки, на котором вместо ствола находится рельсовая направляющая. Она разворачивается и нацеливается таким образом, чтобы ракета вскоре после пуска пересекла луч радиолокатора, неотрывно следящего за целью. Как только цель оказывается в зоне поражения, а это примерно 12-15 километров, ракета стартовала по направляющей и входила во вращающийся вокруг визирования луч радара. Приёмное устройство ракеты, кстати, тоже от Х-1, окружённое в хвосте разгонными двигателями, принимает и оценивает сигнал локатора.

Если ракета летит по прямой точно к цели, то луч равномерно освещает её сзади, а приёмник на выходе выдаёт постоянный уровень сигнала. Если же ракета отклоняется от луча в сторону, то сигнал становится модулированным по амплитуде. Время полного оборота луча вокруг оси, проходящей от радара к цели равно 3 секундам, причём в начале каждого цикла даётся сигнал синхронизации. Таким образом, по тому, где находится минимум или максимум принятого сигнала, ракета узнает в какую сторону она отклонилась, а автопилот, получив эту информацию, вырабатывал поправки для элевонов по крену и тангажу, загоняя ракету обратно в равносигнальную зону'.

— Здравствуйте, товарищи,— поднимаюсь навстречу, входящим гуськом в кабинет ракетчикам,— занимайте места, где кому удобно.

— Здравия желаем, товарищ Чаганов,— за всех отвечает шедший первым Королёв, усаживаясь по правую руку от меня, Челомей располагается слева, как и Лангемак, Клеймёнов, помедлив, — рядом с Сергеем Павловичем.

Гости с интересом рассматривают обстановку моего кабинета.

'Конфликтуют или группируются по интересам'?

— Как продвигается работа по ЗУР,— использую старый приём,— кто будет докладывать?

— Разрешите мне, товарищ Чаганов?— быстро поднимается с места Королёв, не дождавшись моего кивка,— работу идут по плану. Успешно завершена первая серия бросковых испытаний в количестве десяти штук. В двух случаях, после нормального старта, 'самолёт' переворачивался кверху ногами, все данные указывают на то, что ускорители имеют разброс по тяге, из-за чего создаётся крутящий момент, а поскольку управляющие плоскости при 'броске' установлены в нейтральное положение, то он и переворачивается. Считаю, что при включённой системе управления всё будет работать хорошо и можно переходить ко второй серии испытаний, где автопилот включён, но пока без подачи луча. В целом же 'самолёт' летает достаточно уверенно, что подтверждает правильность выбора конструкторских решений.

— Кто-то хочет что-то добавить?

— Я хочу, товарищ Чаганов.

— Прошу вас, товарищ Челомей.

— На мой взгляд, прежде чем переходить ко второму этапу необходимо решить имеющуюся проблему с переворотом, так как он происходит в очень короткий промежуток времени после схода 'самолёта' с направляющих. Система управления по крену может не успеть или не смочь парировать этот кувырок и самолёт так и останется в перевёрнутом состоянии, что приведёт её к 'зеркальной' работе при включённом луче, то есть вместо приведения ракеты к лучу, она станет уводить от него. Я консультировался по этому вопросу с авиаконструктором Мясищевым, так вот он считает, что в конструкции 'самолёта' допущены серьёзные ошибки. По его мнению, вместо элевонов, которые слишком малы, чтобы эффективно управлять и креном, и тангажом, надо разделить элероны и воздушные рули. Элероны поместить, как и положено на концах крыльев, а рули оставить в хвосте. Если оставить всё как есть, то 'самолёт' будет неустойчивым на курсе, особенно на малых скоростях и будет склонен к потере управления. Кроме того, он советует разместить крылья точно в центре масс, что значительно улучшит управляемость аппарата.

'Не понял, а кто вообще тогда такой проект утвердил? Насколько мне известно, у Хруничева и Совета Главных Конструкторов строгий порядок с этапами разработки самолёта: аванпроект, эскизный проект, макет, техпроект и так далее. За здорово живёшь через этап не перепрыгнешь... Самолёта! А тут ракета! НИИ-3 получил заказ на зенитную ракету, директор Слонимер поручил разработку профильному отделу во главе с Королёвым... Всё правильно он до отсидки на крылатых торпедах 'собаку съел': 'с целью загрузить институт ненужной работой, самовольно вёл работу торпеды в двух вариантах',... '... испытания показали их полную непригодность',... 'государству нанесен ущерб в размере 120 тысяч рублей'... Опять?! Стоп, общая идея-то была моя, зенитная ракета по мотивам английской ЗУР, твердотопливные ускорители, система управления от Х-1, 'осёдланный луч' от 'Подсолнуха'. Для этого времени не просто хорошая идея, а самая передовая. Если сейчас начать виновных, то вместе с водой можно и ребёнка выплеснуть'...

Собравшиеся, заметив, как я краснею, с некоторым испугом смотрят на меня:

— Та-ак, первое— испытания ракеты прекратить, второе — товарищ Королёв, вам надлежит в кратчайшие сроки организовать в отделе обсуждение предложений конструктора Мясищева, третье — на совещание пригласить, по крайней мере, троих главных авиаконструкторов, которые дадут своё заключение по конструкции. Работы по системе управления и радионаведения не останавливать.

— Вы в аэродинамической трубе 'самолёт' продували?

— Не удалось, товарищ Чаганов, там очереди на полгода вперёд,— тяжело выдыхает он.

— ... Четвёртое — немедленно это сделать, не на макете, а на лётном образце. Я дам распоряжение директору ЦАГИ. Товарищ Королёв, вам даётся последний шанс исправить положение, иначе вы будете отстранены от должности и уволены из НИИ. Все свободны.

* * *

— Здравствуйте, товарищ Таубин,— рукопожатие известного конструктора оказывается неожиданно вялым,— признаться удивлён вашей просьбой о встрече. Что такого экстраординарного случилось, что вы обращаетесь ко мне через голову наркома?

— Товарищ Чаганов,— чёрные цыганские глаза начальника ОКБ-16 преданно смотрят на меня снизу вверх,— я обращался ко всем кому только мог по своему вопросу, но никто не хочет брать на себя ответственность.

— Хорошо, присаживайтесь, слушаю вас.

— Тут такое дело,— Таубин осторожно садится на краешек стула,— в последнее время в моём ОКБ в инициативном порядке велись работы над авиационным пулемётом калибра 12 и 7. На данное время готова его конструкторская документация и я прошу дать ваше разрешение на изготовление опытных образцов на Ижевском заводе номер 74.

— Позвольте, но насколько мне известно Управление ВВС уже остановилось на пулемёте Березина, зачем нам сейчас ещё один?

— Пулемёт Березина — это прошлый век, — задохнулся от возмущения конструктор,— мой пулемёт меньше, по весу вдвое легче, по надёжности... будет. Вы знаете, товарищ Чаганов, у него турельный вариант в кабину не влазит, перезарядка тросовая...

— Скажите, товарищ Таубин,— прерываю его скороговорку,— а как у вас продвигается дело с 25-ти миллиметровой авиационной пушкой с темпом 600 выстрелов в минуту? Ленточное питание отладили?

'Калибр перспективной авиационной 23-миллиметровой пушки ГАУ и Управление ВВС, благодаря удачной ДШАК с более мощным снарядом, чем у ШВАКа, решено было пропустить'.

— МП-6 почти готова к испытаниям, товарищ Чаганов,— упавшим голосом отвечает Таубин.

— Почти...,— делаю долгую многозначительную паузу,— я слышал от Устинова, что вы в инициативном порядке взялись за конструирование 37-миллиметровой авиационной пушки, это кроме зенитной калибра 25, на основе МП-3. При этом директора заводов жалуются, что вы задерживаете чертежи на доработку станка и ленточного питания для автоматического гранатомёта ТБ-40.8. Ильюшин докладывает, что вы не отвечаете на его запросы данных по МП-6, без которых он не может продолжить проектирование штурмовика БШ-2. У меня складывается впечатление, что вы не до конца понимаете серьёзность ваше положения. Простым выговором вы тут не отделаетесь, это подсудное дело. По нашим законам, халатность, статья 111 уголовного кодекса РСФСР, карается лишением свободы до трёх лет с конфискацией имущества. А в угрожаемый период, да ещё если эти действия повлекли тяжёлые последствия...

— Я всё исправлю, товарищ Чаганов,— побледневший, как мел, Таубин хватается двумя руками за столешницу, чтобы не свалиться со стула.

* * *

— Я понимаю вашу озабоченность нехваткой толуола, товарищ Ванников, ввиду объективных причин, ожидать значительного роста его выпуска, можно будет лишь к концу года. По словам Первухина, сейчас идёт монтаж четырёх установок пиролиза нефти, которые мы получили из Америки: две — на заводе номер 2 в Горьком и две — на заводе номер 96 в Горьковской области. То есть в следующем году нефтехимики обещают удвоить поставки толуола и довести их до 80000 тонн.

— А нефти для них хватит?— недоверчиво кривится нарком боеприпасов,— это ж ещё дополнительно 4 миллиона надо откуда-то взять. Баку работает на пределе, это я вам, Алексей Сергеевич, как потомственный бакинский нефтяник говорю.

— Нефть даст новое нефтяное месторождение в Поволжье — Шугуровское, по оценкам, очень крупное, слыхали о таком?

— Что-то слыхал, но у меня, честно говоря, больше доверия к металлургам, решился вопрос с выходом толуола из коксовых батарей?

— Нет, не решился и не решится, сталь для военной промышленности важна не меньше тротила. Так что ваши надежды на металлургов напрасны. Температуру в коксовых батареях снижать никто не собирается, а это мало того, что приводит к уменьшению в два раза выхода толуола, так ещё в связи с увеличением скорости процесса и количества выделяемого коксового газа требует расширения мощностей по переработке газа. На имеющихся предприятиях не везде это возможно, поэтому металлурги и планируют строительство новых коксовых батарей в Караганде и Сибири. Проблема тут однако в том, что первую продукцию они дадут в 1942-ом году. Поэтому получение толуола из нефти — единственная реальная возможность для нас быстро увеличить производство толуола. В любом случае вы бы, Борис Львович, думали лучше над планами строительства нового тротилового завода и желательно где-нибудь на Востоке. У нас их, по сути, только три, причём 64-й завод потенциально в зоне досягаемости авиации противника. Но это другой вопрос, тут с Госпланом надо решать, а вызвал вас чтобы прояснить, как у нас обстоят дела с работами по бронепрожигающим снарядам? Военные начинают проявлять нетерпение.

— Если честно, то плохо обстоят дела, Алексей Сергеевич,— грустнеет Ванников,— как со взрывателем, так и со взрывчаткой. НИИ-6 говорит, что тротил для бронепрожигающих снарядов подходит плохо, струя получается слабенькая, особенно это заметно на малых калибрах, которые ГАУ наиболее интересны. А если гексоген применить, то дорого, да и чувствительный он больно, поэтому опасно...

— Пробовали делать смеси из гексогена и других взрывчатых веществ?

— Пробовали, добавки какие-то, но тогда взрывчатость падает сильно. Получается, что стоимость как у гексогена, а взрывчатость как у тротила.

'Чёрт, очень бы не хотелось бы светить ТГ-50, всё-таки эта взрывчатка для плутониевой бомбы предназначается. Пусть лучше попробуют 'композицию Б', она хотя бы американцами уже применяется'.

— Тогда поступим так, пусть директор НИИ-6 свяжется с Пересыпкиным, у него есть сведения о новой смесевой американской взрывчатке. Думаю, что стоит её испытать, вдруг подойдёт. А со взрывателями что?

— ... Со взрывателями ещё хуже, Алексей Сергеевич, мои порученцы в Ленинграде из ЦКБ-22 не вылазят, лучшие люди задействованы, а воз и ныне там. Докладывают, что не простой он, голово-донный. В голове находится чувствительный элемент, а на донышке снаряда детонатор. Соединены они трубкой, которая идёт прямо через воронку и взрывчатку. Трубка эта всё и портит, ненадёжная она и вдобавок ещё рассеивает она броне-прожигательную струю в общем.

'Делов-то, в голову ставим пьезоэлемент, а на дно — электродетонатор, а соединяем их через электропроводящий корпус снаряда'.

— Понятно, пусть тогда и товарищи из ЦКБ-22 с Пересыпкиным свяжутся, помнится в НИИ-48 работали раньше над чем-то похожим.

— Будет сделано, товарищ Чаганов.

— Дальше, я слышал, что ГАУ передало в ваш наркомат для изучения немецкую 'прыгающую' мину, которую они применяли в Польше. Какие-то действия вами были предприняты в этом направлении?

— Изучили, Алексей Сергеевич, сделали конструкторскую документацию, но военные, как мне кажется, потеряли к ней интерес: никто не звонит, ничего не спрашивает. Договора на опытно-конструкторские работы так и нет.

— А по 'бабочке' есть подвижки?

'Очень интересная разработка немцев — двухкилограммовая осколочная бомба, разработанная специально для применения в авиационной кассетной с двумя раскрывающимися в воздухе крылышками и, вращающимся между ними веслом с двумя лопастями. Всё для медленного спуска с высоты. Может снабжаться тремя типами взрывателей: один — для подрыва в воздухе на небольшой высоте или при ударе на землю, другой — через несколько минут после падения и третий — если солдат противника заденет её, лежащую на земле. Мне кажется, что третий — наиболее перспективный. Последний вариант является, по сути, противопехотной миной, а всю систему можно рассматривать, как первую в мире авиационную систему дистанционного минирования'.

— Насчёт 'бабочки' вообще было сказано, что это только для нашего сведения. Оно и понятно, заряд слабый, вся из металла, механика точная. Дорого выйдет и не всюду можно запустить в производство.

— Борис Львович, где вы там нашли точную механику?

— Так мне так доложили...

— Сплошная штамповка из жести, в любой мастерской можно изготовить. И в 'бомбе-лягушке' нет ничего сложного для производства. Зато если удастся запустить их в производство, то получим отличное оружие против пехотных колонн и аэродромов противника. Короче, сделаем так, я сейчас же даю указание на финансирование конструкторских работ и на изготовление опытных партий этих двух типов мин, а вы — присваиваете этим работам наивысший приоритет, организуете заводские испытания. Попробуем убедить Главное Артиллерийское Управление в ошибочности их взглядов...

— Чаганов слушает,— поднимаю трубку зазвонившего телефона.

— Ты не забыл?— в голосе Оли прозвучали нотки неудовольствия.

'Чёрт, чёрт!— скашиваю глаза в сторону настенных часов,— через десять минут мы с супругой встречаемся у девятого подъезда Большого театра. В рамках программы по усилению работы над нашими отношениями решили больше времени проводить вместе, почаще выходить на публику'.

— Договорим завтра, товарищ Ванников,— направляю указательный палец к потолку,— спешу.

— До свидания, товарищ Чаганов,— облегчённо понимающе кивает тот.

'Костюм забыл надеть, но возвращаться домой времени нет. Пойду во френче'.

— Машину к подъезду,— даю указание секретарю, быстро пересекая просторную приёмную,— я на радиотелефоне.

— Помедленнее, людей давить не надо,— кричу водителю, широкий Щёлковский проезд запружен публикой.

Мой чёрный лимузин со скоростью пешехода подъезжает к мрачной Оле, стоящей у подъезда под зонтиком. В облегающем чёрном вечернем платье она выглядит очень эффектно. Меня, выходящего из лимузина, меряет критическим взглядом, но молчит, сдерживается.

'Прикусила язычок, осознаёт, что часть вины за нашу ситуацию лежит на ней'.

— Товарищ Чаганов, здравия желаю,— дверь подъезда распахивается и на пороге появляется комендант Большого театра, долговязый и крепкий брюнет лет сорока в белой парадной форме,— очень рад видеть вас с супругой у нас в театре. Прошу вас, проходите, а то намокнете. Что ж вы раньше не сообщили, я бы главную ложу подготовил, но сейчас уже поздно вводить особый режим, поэтому могу предложить большую боковую ложу, мне будет там проще обеспечить вашу безопасность...

— Извините за неудобство,— подхватываю супругу под ручку,— ведите скорее, товарищ Рыбин, наверняка уже был второй звонок.

— Не беспокойтесь о звонках, товарищ Чаганов, успеем.

'Значит в 'Романовскую' ложу, уменьшенную копию 'Императорской', держим путь, ни разу в ней не был'.

— Разрешите ваш зонт, товарищ Мальцева,— галантно протягивает руку комендант,— здесь у нас есть служебный гардероб.

— Иди-иди отсюда,— старый седой гардеробщик, испуганно глядя на приближающееся начальство, бесцеремонно выталкивает из-за стойки совсем молоденькую девушку,— потом заходи.

— Тогда деньги отдайте,— упирается та.

— Что за деньги?— строго спрашивает Рыбин.

— Я ему пятьдесят рублей дала, чтоб он позволил постоять в калошах Сергея Яковлевича постоять.

— Немедленно верните деньги!— ревёт на гардеробщика побагровевший Рыбин и поворачивается к вохровцу,— взять его под стражу до окончания спектакля. Плутовское племя, родимые пятна проклятого царизма, в смысле — московские официанты, гардеробщики и администраторы. Сколько времени бьюсь с ними, не могу вывести никак.

— Девушка,— шепчет, улыбаясь, Оля,— артисты проходят через подъезд номер 9'А', а не 9.

— Сладу с ними нет, товарищ Чаганов,— Рыбин показывает нам путь, ступая через две ступеньки по узкой служебной лестнице,— я имею ввиду с 'лемешистками' и 'козловитянками' — это, значит, поклонницами певцов Лемешева и Козловского. Сегодня очередь Лемешева петь Ленского, выходит, что это 'лемешистка', их особенно много стала после выхода фильма 'Музыкальнаая история'. Я беседовал не раз и с теми, и с другими, в жизни нормальные люди: студентки, медсёстры, учительницы. А после работы будто дьявол в них вселяется. Глаза горят, аж трясутся все как своих кумиров видят: караулят их всюду, преследуют. Не проверите, к Лемешеву по пожарной лестнице в квартиру через окно недавно влезли. А как столкнутся друг с дружкой где-нибудь, не в театре, конечно, так бьются в кровь стенка на стенку.

— А если в театре встретятся?

— Ну у меня тут не забалуешь,— Рыбин останавливается у двери в фойе,— Хусаинов, организовать проход в ложу. Тут они, в основном перед собой количеством цветов воображают, или как начнут своему хлопать, то до пятнадцати минут доходит. Ну а чужого освистывают или там мяукать начинают. Проходим, товарищи.

В просторной, обитой красным бархатом, нависающей над оркестровой ямой, ложе царит полутьма, так как тяжёлая портьера полностью закрывает её от зрительного зала.

'Необычный ракурс,— пододвигаю своё тяжёлое золочёное кресло к Олиному,— справа сбоку и в метрах двух над сценой'.

— Давайте третий звонок,— шепотом командует Рыбин по телефону из-за задёрнутой сзади шторы,— так, товарищи комиссары, мои люди расставлены снаружи, внутрь ложи они не заходят, тут ваша ответственность. Если что-то нужно из буфета, то используйте телефон. Вы не расслабляйтесь тут, полная боевая готовность.

Двери в оркестровую яму бесшумно отворяются, и музыканты двумя тонкими ручейками с противоположных концов начинают неторопливо заполнять тёмную оркестровую яму. Редкие хлопки, вспыхнувшие на галёрке, сливаются в аплодисменты и как лесной пожар охватывают зал, когда в перекрестье прожекторов возникает сухонькая фигура седенького дирижёра с орденом 'Знак почёта' на лацкане. Поклонившись публике, он стремительно оборачивается к пюпитру, поднимает руки ... и вопросительно скашивает взгляд в сторону нашей с Олей ложи. От неожиданности поспешно киваю в ответ.

'Почему Чайковский вообще назвал свою великую оперу 'Евгений Онегин'?— замечаю, как Олины глаза от первых тревожно-мечтательных звуков вступления наполняются слезами,— ведь именно тема Татьяны является для него главной, так как открывает и заключает оперу. Не думаю, что Пушкин был бы счастлив, если б дожил до её премьеры. Кто — кто, а он точно относился к своей Татьяне без пиетета, чего только стоит пушкинская пародия на неё: 'Пупок чернеет сквозь рубашку, наружу титька — милый вид!'... Это и понятно, за что её любить, если Татьяна не может правильно выражаться на русском языке, и пишет Онегину своё признание в любви — центральная сцена в романе — на французском? Татьяна — 'русская душою'? Откуда ей взяться, из французских романов, что она исключительно читает? Так может быть прав Белинский, считавший Татьяну 'нравственным эмбрионом' за её вечную верность без любви?... А сам-то я кто, 'любить себя позволяю', чем отличаюсь от того 'эмбриона''?

Оля, будто бы прочитав мои мысли, тревожно смотрит на меня.

'Стоп, не время сейчас, после войны буду с этим всем разбираться,— киваю на сцену и показываю ей большой палец,— а сейчас столько дел, просто голова пухнет. Взять хотя бы подготовку к 'бомбёжке Берлина''...

После прошлогодних, не совсем удачных испытаний Х-1 в части точности наведения на цель на Софринском полигоне, система навигации ракеты подверглась значительной переделке. Прежде всего было решено наводить Х-1 на конечном этапе при помощи радиокоманд с самолёта. Оператор видит цель и летящую к ней ракету на экране локатора и корректирует полёт последней. Для этого в Авиации Дальнего Действия была создана отдельная эскадрилья, состоящая из трёх ТБ-7, оснащённых РЛС обзора земной поверхности.

По задумке авиаторов ТБ-7 должен ночью, на следующий день после нападения Германии, медленно барражировать над городом на высоте 12 километров, недоступной для ПВО противника. Каждые четверть часа встречать в зоне своей ответственности очередную крылатую ракету, запущенную из акватории Балтийского моря с борта ТБ-3, и направлять её на заранее намеченную цель. С целью облегчения работы оператора на крышах советского Посольства, Генерального консульства и Торгпредства на улицах Унтер ден Линден, Фридрихштрассе и Курфюрстердамм были недавно установлены 'маячки', замаскированные под чашечные анемометры для измерения скорости ветра.

Если выражаться точнее, то это и на самом деле были механические измерители скорости ветра: две чашечки, соединённые между собой тонким коромыслом, закреплённым посередине на вертикальной оси, исправно вращались со скоростью ветра и через механическую передачу честно отклоняли стрелку на соответствующий угол. Секрет хитрого устройства заключался в конструкции чашечек. Их внутренняя поверхность в отличие от внешней была не сферической, а состояла из трёх пластинок, соединённых друг с другом под прямыми углами, образуя уголковый отражатель. Вращение этих 'маячков' создаёт интересный эффект: отражённый сигнал локатора оказывается промодулированным частотой, пропорциональной скорости ветра.

Оператор-наводчик, таким образом, видит на своём экране не просто некие яркие точки, образующие равносторонний треугольник, таких точек на территории большого города могло оказаться немало, а синхронно подмигивающие яркие точки, что должно сильно помочь ему с ориентацией ночью. Однако возникает резонный вопрос, как быть, если в нужный момент установится абсолютный штиль?

— Как быть, как быть... дежурный будет крутить ручку.

Такой же 'маячок' первоначально планировалось установить и на крылатой ракете, но в итоге решили не заморачиваться: точку, перемещающуюся по экрану со скоростью 700 километров в час, заметить будет достаточно просто. Поэтому вместо него на Х-1 осталась лишь только небольшая сантиметровая антенна, которая будет принимать от оператора три простейшие радиокоманды: 'направо', 'налево' и 'стоп машина'.

'По идее всё просто, но как эта система поведёт себя в реальной жизни? Как будет работать аппаратура при пониженных температурах и давлениях, высота как-никак 12 тысяч метров. Но главный вопрос — условия работы экипажа'.

Бригада конструктора Чижевского из Бюро Особых Конструкций в середине 30-х, работая над стратосферным самолётом, в конечном итоге остановилась на герметичной кабине, но потратила немало сил и на отработку конструкции стратосферного скафандра. Его то, после необходимой модернизации, и решили задействовать на ТБ-7.

'Посмотрим, что выйдет из этого, ждать осталось немного, испытания пройдут в конце месяца на Софринском полигоне. Если они пройдут неудачно, то будем стрелять крылатыми ракетами по площадям. В конце концов эти налёты в моей истории имели в основном пропагандистский смысл... А всё-таки, как бы было хорошо точно ударить в первый день войны по Рейхсканцелярии или по министерству авиации, эффект от такого удара возрос бы многократно'...

— 'Я люблю вас, я люблю вас, (неразборчиво... Анна?), как одна безумная душа поэта ещё любить осуждена',— поёт Лемешев, отвернувшись от сидящей перед ним на скамейке партнёрши, повернув голову в сторону нашей ложи.

'Это как понимать? Объяснение в любви? У известного в Москве дамского угодника появился новый предмет воздыхания? Моя жена? Она что специально всё это... Нет, не похоже, сама удивлена. Хм, а душа-то у поэта действительно безумная'...

* * *

— Убит?— Онегин подбегает к упавшему Ленскому.

— Убит,— эхом вторит ему секундант.

Бархатный занавес с надписью 'Сто лет со дня рождения Чайковского' медленно опускается. 'Лемешистки', устроив своему кумиру длительную овацию, с возгласами — 'всё, смотреть больше не на что' — стройной колонной покидают зрительный зал.

— Товарищ Рыбин,— обращаюсь к вошедшему в ложу коменданту,— проводите нас, пожалуйста, за кулисы, я хочу поблагодарить товарища Лемешева за блестящее исполнение. Боюсь, что к концу спектакля он уже уедет домой. Ты со мной, дорогая?...

— Да, конечно,— Оля подхватывает меня под руку и подозрительно глядит на меня.

— Лемешева?— быстро реагирует Рыбин,— я его сюда вызову, так будет безопаснее, товарищ Чаганов.

— Пусть так, и ещё, бутылку шампанского я могу заказать?

— Ты что задумал,— шипит на меня Оля, когда дверь за комендантом и охраной закрывается.

— Слышала же, поблагодарить хочу, а ты разве нет?

— Ревнуешь, что ли, Чаганов?

— Есть повод? Ты знакома с Лемешевым?

— Разрешите?— средних лет официантка в чёрном платье, белом переднике и кружевной наколке в гладко причёсанных волосах, споро толкает перед собой столик на колёсах с шампанским в ведёрке со льдом и закусками.

'Быстро это они — чёрная икра, шоколад, мороженое, ещё что-то вкусно пахнущее в фарфоровой посуде... вроде 'тревожного' столика'?

Официантка споро паркует столик у дивана и, не поднимая глаз испаряется за дверью.

— Однако,— инстинктивно шарю по карманам, увидев сумму счёта,— у меня только пятьдесят...

— Я заплачу,— довольно хмыкает Оля.

* * *

— Сергей Яковлевич, давно хотел узнать,— сделав маленький глоток из бокала ставлю его на столик,— почему, когда я слушаю оперу, то с трудом понимаю слова? Если б не знал заранее текст, то ни за что б не догадался. Вот, например, сегодня вы пели — 'паду ли я стрелой пронзённый'— а прозвучало — 'пада ли я'; или — 'я люблю вас, Ольга' — а вместо этого то ли Анна, то ли Алла?

— Вы правы, товарищ Чаганов,— певец в сценическом костюме, но без шубы, в которой его недавно застрелили на сцене, с удовольствием потягивает шампанское, наслаждаясь вниманием к нему Оли,— эта наша профессиональная беда. Особенно страдают от этого высокие голоса: у женщин — сопрано, у мужчин — тенора. Когда мы слышим пронзительный высокий звук, мы бессознательно принимаем его за 'а'. Это иллюзия возникает потому, что при нормальной речи гласные звуки слегка отличаются по высоте. Самый высокий звук нашей повседневной речи — это 'а'. Когда поёшь верхнее 'до' то слушателю очень трудно различить 'а' от 'у', от 'и' или 'о'...

'Вот только не надо 'ля-ля', я сам как-то занимался акустикой. Гласные звуки отличаются по обертонам и их в самом деле трудно различить на высоких нотах, но к согласным это не относится. Ольгу от Анны я отличить могу. Похоже, что наш 'Казанова' сдаёт назад... Жертва законов акустики, блин'...

— ... Раньше во времена Моцарта и Россини проблема решалась при помощи речитативов — интермедий, где нормальными словами людям объясняли, что происходит в сюжете. А сейчас, когда композитор пишет только музыку, а либретто — другой человек, поэтому при постановке оперы начинается война между концертмейстером и режиссёром, первый бьётся за красоту звука, второй за то, чтобы слушателям был понятен смысл произведения.

' ... А может быть и нет никакой страсти, и причиной всему был спор, который Лемешев кому-то проиграл, или чья-то просьба... Как бы я не реагировал на это, завтра весь театральный бомонд станет потешаться надо мной... Дискредитация члена правительства, понимаешь... Но попробуй тронь такого, ведь популярность солиста Большого театра у публики, особенно после выхода кинофильма 'Музыкальная история', перестала помещаться в рамки разумного... Вот он и сидит тут, попивая шампанское, и смеётся надо мной в душе... А если всё не так, как узнать'?

— 'Любви все возрасты покорны',— из-за тяжёлой шторы со сцены едва слышно доносится бас Гремина, начинается третий акт.

— Сергей Яковлевич,— последняя фраза переполняет чашу моего терпения,— что это было в первом акте? 'Я люблю вас, Анна'. Вы, часом, не перепутали 'Евгения Онегина' с 'Анной Карениной'? Немудрено, тут Владимир Ленский, там Алексей Вронский. Фарс какой-то получается: пожилой Вронский признаётся в любви к юной красавице-жене в присутствии её молодого высокопоставленного мужа. Вы же не можете не понимать, что ваша выходка не только ставит вас в смешное положение, но и задевает мою честь и честь моей супруги, или надеетесь, что в отличие от вашего Ленского для вашего Вронского дуэль сложится удачнее?

У побледневшего Лемешева округляются глаза, Оля фыркает в бокал, брызги шампанского летят во все стороны.

— Да я ничего такого,— певец переводит растерянный взгляд с Оли на меня и обратно,— просто в носу засвербило, едва на партнёршу не чихнул...

Все втроём падаем от смеха, в ложу осторожно заглядывает встревоженный Рыбин. 'Мнительный ты стал, Сидор'.

Глава 12.

Москва, Ленинградское шоссе,

Лаборатория номер 2.

1 октября 1940 года, 11:00.

— При всём уважении к идее товарища Ланге, — кривится высокий и худой Исаак Кикоин, реагируя на реплику Алиханова,— на мой взгляд конструкция его многокамерной газовой центрифуги чересчур сложна, чтобы быть реализуемой на практике. Главный её недостаток в огромных технических трудностях, связанных с созданием сверхпрочных материалов для корпуса центрифуги, эффективных электродвигателей, выдерживающих колоссальные нагрузки подшипников. Минимальную скорость вращения ротора можно оценить в чудовищные для столь массивного тела в 150 оборотов в секунду. Центрифуги, которые создавались в прошлом для разделения изотопов различных газов в Германии и Америке не могут быть приняты за прототип для новой разработки ввиду их низкой эффективности и надёжности...

'И ведь не поспоришь, так и есть',— обвожу взглядом насупленные лица Технического Совета Спецкомитета.

— ... В противоположность центробежной технологии разделения изотопов, газо-диффузный техпроцесс имеет более длинную и успешную историю. Главным её преимуществом является простота — центрифуга в основном состоит из газового компрессора и мелкодисперсной мембраны. В настоящий момент мы научились делать такие сетки с отверстиями около пяти тысячных миллиметра, что в 50 раз больше длины свободного пробега молекул при атмосферном давлении. Следовательно, давление газа, при котором разделение изотопов будет происходить, должно быть меньше одной пятидесятой атмосферного давления. Практически мы предлагаем работать при одной сотой атмосферного, то есть в условиях хорошего вакуума. Расчёт показывает, что для получения продукта, обогащённого до 90 процентов лёгким изотопом, необходимо объединить в каскад около 2 тысяч одинаковых ступеней, представленных на чертеже. Ступени каскада группируются в колонны, представляющие наименьшие группы ступеней, оборудованные клапанами и обводными линиями. Стандартными элементами ступеней являются делители, содержащие диффузионные фильтры, компрессоры, трубопроводы, моторы, приводящие в действие компрессоры, теплообменники и система охлаждения для отвода теплоты сжатия, регулирующие клапаны. В проектируемой нами машине мы рассчитываем получить 75-100 грамм урана 235 в сутки. Установка будет состоять из 80-100 колонн, состоящих из 20-25 ступеней...

'За год с трудом наскребём материала для изготовления одной атомной бомбы. Чтобы иметь возможность выпускать хотя бы десяток, нужно соответственно 20 тысяч ступеней. А это компрессоры, теплообменники, холодильники, клапаны, дроссели, резервуары. Все они должны постоянно проверяться на вакуумную плотность, а это оборудование и оборудование, которому нет конца. Это я не говорю о строительстве многих производственных корпуса длиною в сотни метров и, главное, о подготовке десятков тысяч людей, которые будут работать на этом оборудовании, чинить и обслуживать его'.

— ... В качестве наиболее перспективных материалов для фильтров считаются никель, серебро, а также алюминий. Мы недавно в лаборатории, по технологии ,полученной из НИИ-48, изготовили и испытали фильтр, который показал отличные результаты. Метод заключается в электролитическом травлении тонкой алюминиевой фольги — 15-20 микрон — в сернокислотной ванне; при этом получаются поры в виде параллельных цилиндрических каналов из оксида алюминия...

'Понятно, что хочет сказать Кикоин — основные технологии для разделения изотопов методом газовой диффузии имеются, можно начинать проектирование и строительство завода. Беда только в том, что это нам сейчас не под силу'.

— Спасибо, товарищ Кикоин, присаживайтесь,— Курчатов бросает в мою сторону вопросительный взгляд.

— Товарищи,— встаю из-за стола и прохожу к школьной доске,— прежде всего хочу поблагодарить Исаака Константиновича за подробный анализ всех существующих на данный момент методов разделения изотопов. Полностью согласен с его оценкой, что электромагнитный способ весьма перспективен для применения его на завершающей стадии обогащения, с целью доведения её до 90-94 процентов. Согласен также, что газо-диффузный метод уже вполне готов для промышленного производства, а центробежный ещё очень сырой. Образно говоря, первый метод — это своего рода 'синица в руках', а второй — 'журавль в небе'. Я говорю это так потому, что центробежный метод, если он будет освоен, позволит нам далеко оторваться от наших преследователей в атомной гонке, а именно от германской и, по некоторым данным, объединённой англо-американской команды...

В кабинете становится шумно.

— Да-да, товарищи, я не говорился, англо-американской команды, также усиленной лучшими игроками немецкой, которым удалось вырваться из лап Гитлера. Так вот, как известно, одним из главных достоинств центробежного метода является то, что коэффициент разделения в данном процессе зависит от разности молекулярных масс двух изотопов, а не отношения этой разности к молекулярной массе или даже к квадрату массы, как в других методах. Таким образом, чем тяжелее элемент, тем значительнее выигрыш от применения центрифуги, который может достигать в случае урана 10-50 раз, если только пересчитать это на энергию, затраченную на разделение. Но это ещё не всё, капитальные вложения на строительство завода центрифуг следует ожидать гораздо меньшими...

'Заскучали, действительно, что это я об элементарных вещах рассказываю? И кому, людям, которые понимают в ядерной физике во много раз больше меня'.

— ... Однако сооружение такого завода для обогащения урана сопряжено с необходимостью решения множества трудных технических и теоретических задач. Уже несколько лет информационный отдел НИИ-48 по всему миру ведёт работу по поиску любой информации касательно центрифуг, официальной и неофициальной, и ему удалось достичь в этом неплохих результатов. Удивительно, но основной улов был получен в патентных бюро некоторых стран, причём наиболее интересные, на мой взгляд, идеи содержались в отклонённых заявках на патент. Суммируя эти идеи, я позволю себе предложить вашему вниманию набросок проекта принципиально новой центрифуги.

Достаю из тубуса свёрнутый лист ватмана и пришпиливаю его кнопками к доске:

— Извините, но чертёж довольно мелкий, поэтому прошу просто подойти поближе. Итак, в новой центрифуге кардинально решена главная проблема — выход из строя подшипников, которые не могут длительно выдерживать огромные скорости вращения ротора. Как вы видите на рисунке, нижний подшипник заменён стальной иглой, упирающейся в карборундовый подпятник, и вся эта хитроумная конструкция удерживается специальной магнитной подвеской в верхней части ротора, основу которой составляет постоянный магнит...

— 'Волчок', значит,— Кикоин скребёт гладко выбритую щёку,— оригинальное решение. А почему у вас, Алексей Сергеевич, электродвигатель такой странный? Зачем этот блин снизу 'трубы'?

— 'Блин', как вы выразились, это плоский ротор электродвигателя. Он исключает замыкание его замыкание на статор, если по каким-то причинам возникают вибрации 'трубы'.

— А это что за трубки?— из-за спины доносится простуженный голос Курчатова,— ясно, что по оси подводится гексафторид... тогда эти две — две фракции, лёгкая и тяжёлая. Но почему одна вверху, а другая внизу? С чего бы им разделяться по высоте, а не по радиусу 'трубы'?

— Отличный вопрос, Игорь Васильевич. Чтобы разделить изотопы не только по радиусу, но и по высоте надо создать градиент температуры. В результате получится восходящий поток 'тяжёлого' газа вдоль стенки 'трубы' и нисходящий поток 'лёгкого' вдоль её оси...

— Как всё просто,— Кикоин потрясённо смотрит на рисунок,— это же трубки Пито, набегающий поток будет создавать разность давления и выводить 'продукт' и 'отвал' из трубы... Вот только не станет ли 'кочерга' нам турбулентность создавать? Тогда хана всему разделению изотопов...

— Так трубки надо не напрямую в поток вводить,— перебивает его Курчатов,— а поставить внизу трубы диафрагму с отверстием.

— Может быть, может быть,— задумчиво кивает Кикоин,— тогда ещё вопрос, что будем делать с механическими резонансами центрифуги?

— Понимаю о чем вы, Исаак Константинович, чем выше центрифуга, тем выше коэффициент разделения. Думаю, что на первых порах лучше сделать её пониже, 'подкритичной', отладить процесс, а уже затем переходить к 'надкритичным'. Считаю, что если удастся достигнуть обогащения продукта в 3 процента на центрифугу, то это будет грандиозный успех...

— Другой вопрос, что делать с толщиной корпуса,— морщится Кикоин,— допустим, что труба на полном ходу срывается и бьёт в корпус. Это какой-то бронебойно-химический снаряд получится. Если прикинуть его пробивную силу, то корпус остановки надо делать из броневой стали толщиной 60-70 миллиметров. При такой толщине стенки никакой реальной газовой центрифуги создать невозможно.

'Поверил бы, если б не знал, что в жизни всё вышло'.

— Положим, что сталь — не единственный материал, который нам сейчас доступен,— излучаю оптимизм,— да и, всё-таки, не снаряд, а тяжёлая пуля, если судить по кинетической энергии мгновенно разрушающегося ротора. Организуем на полигоне отстрел пластинок разной толщины из разных сплавов. Привлечём к работе специалистов-металлургов. Что-то мне подсказывает, результат будет не таким удручающим, как показывают ваши расчёты, но вы, товарищ Кикоин, правы, это дело надо проверить в первую очередь.

* * *

— Кхм-кхм,— Колмогоров привычным движение приглаживает начинающие седеть жёсткие волосы,— математики ещё с конца прошлого века, можно вспомнить, например, Рэлея, догадывались, что стохастические процессы можно описывать дифференциальными уравнениями, и, соответственно, используя хорошо отработанный аппарат для решения последних, заниматься их исследованиями. Мы, кстати, с Иваном Георгиевичем Петровским, занимаясь 'цепями Маркова', также приложили к этому делу руку. Но ни у кого из математиков почему-то не возникло мысли использовать аппарат стохастических методов для приближённого решения интегральных уравнений. Нужды, видимо, не было, мы же не физики. Но всё изменилось, когда к нам на заседание в Академию наук пришёл Алексей Сергеевич и попросил помочь с решением многомерных интегралов, которые являлись решениями уравнений переноса, возникших в связи с задачей о движении нейтрона в изотропной среде...

'Помню, было... Когда? Да уж больше года назад, Колмогорова тогда ещё академиком не выбрали'.

— ... Я уже упомянул о том, что мы владеем хорошо отработанным аппаратом для интегрирования дифференциальных уравнений, но скромно умолчал о его недостатках, основным из которых является недостаточная универсальность основных методов решений. Так, способ разложения в ряд по собственным функциям практически не работает для тех дифференциальных уравнений в частных производных, где переменные не разделяются; интегральное преобразование Лапласа непригодно для дифференциальных уравнений с переменными коэффициентами; конформное отображение ничего не даёт для существенно трёхмерной задачи электростатики. Далее, крайне ограничен набор геометрических условий, для которых возможно решение задачи. Дело не идёт дальше шара, плоскости, эллипсоида и некоторых других правильных поверхностей. Даже сочетание простых, но разнородных поверхностей делает задачу неразрешимой. Классические численные методы исправляют часть этих недостатков, они не страшатся сложной геометрии, но чрезвычайно громоздки. Например, решение уравнения Лапласа в n-мерном пространстве сводится к решению n в степени n уравнений, причём оценка погрешности решения представляет собой намного более трудную процедуру, чем сам процесс решения...

'По полочкам всё раскладывает Андрей Николаевич. Учитель с большой буквы, однако'.

— ... Метод статистических испытаний, ('Монте-Карло') над которым мы сейчас работаем вместе с Александром Яковлевичем Хинчиным, свободен от всех этих недостатков. Идея применения метода для расчёта физико-математических задач сводится к эксплуатации двух сторон вероятностного процесса. С одной стороны его параметры можно выразить в виде математического ожидания случайных величин и их функций, то есть в виде формул с априорными вероятностями, а с другой — эти же параметры можно оценить экспериментально, расписав их в виде средних значений от наблюдаемых реализаций случайных величин. Последовательность решения задач методом статистических испытаний следующая: физическому явлению сопоставляется аналогичный вероятностный процесс, при этом доказывается, что искомые физические величины в точности равны математическим ожиданиям случайных величин вероятностного процесса; математические ожидания расписываются в виде статистических сумм с фиксированным числом слагаемых, являющихся реализациями случайных величин; определяется способ получения случайных реализаций; и производится численный счёт.

''Определяется способ получения случайных реализаций'... звучит просто, а ведь это ключевой вопрос, который определяет применимость метода — удастся ли найти такой способ? Конечно, теоретически вопрос реализации 'генератора случайных чисел' трудностей не вызывает. Если слушать математиков, то для этого можно применить ту же рулетку, записывать её показания, создать обширную таблицу случайных чисел, и задача решена. Правда имеется большое 'но', на современном компьютере память весьма ограничена. Тогда они предложили мне создать электронную рулетку, которая будет генерировать случайные числа 'на лету', ведь для её хранения нужна лишь одна ячейка памяти. Но тогда возникает другая проблема — невозможность воспроизвести уже сделанное вычисление, а также контролировать правильность работы генератора. Необходимо в параллель запускать тесты последовательности, что сильно влияет на производительность. С большим трудом удалось склонить математиков к использованию в расчётах программ-генераторов псевдослучайных чисел. Доказать теоретически, что тот или иной генератор даёт последовательность с нужными нам свойствами обычно довольно трудно, что сильно раздражало представителей точных наук, но деваться было некуда и мы согласились на компромисс: строгое доказательство заменяется некими интуитивными соображениями, но затем получаемая последовательность проверяется на специальных статистических тестах, на исполнение критериев согласия и по итогам проверки делается заключение — годен данный алгоритм или нет. При этом окончательно убедило Колмогорова пойти этим путём то, что первый же 'случайно' предложенный мной алгоритм 'генератора', основанный на рекуррентных соотношениях, показал результат, который почти совпадал с результатом, полученным на 'настоящей' случайной последовательности, имеющей равномерное распределение. Решаемая задача, кстати, была самая, что ни на есть актуальная — 'Расчёт внешней оболочки ядерного реактора для пропуска безопасного количества замедленных нейтронов'. Для простоты правда предполагалось, что защита имеет форму плоской пластины'.

* * *

— Скажите, Игорь Васильевич,— после заседания идём по аллее института, под ногами шуршит опавшая листва,— как идут дела у Ершовой?

— Всё также,— со вздохом отвечает он.

— Я понимаю, конечно, что фракционированная кристаллизация нитратов надёжный и действенный метод в смысле очистки радия, например, но нам нужен уран, уран для реактора-наработчика плутония, а это совсем другие объёмы. Мы не можем неделями ждать пока завершится этот кустарный процесс.

— Мы пробовали другой метод, Алексей Сергеевич, 'эфирный'. Это когда к водному раствору нитрата уранила добавляется эфир, и вся смесь взбалтывается. Нитрат уранила большей частью растворяется в эфире, а почти все примеси остаются в водной фазе...

— Это вам, Игорь Васильевич, академик Сажин посоветовал?

— Да, он так в лаборатории обогащал оксиды редкоземельных металлов. Но одно дело иметь дело с пробиркой, а другое с промышленной установкой. Пары эфира взрывоопасны, процесс должен проходить в закрытой герметичной аппаратуре. Для этого необходимы керамические сосуды, трубы и фланцы, выполненные с высокой точностью. В Союзе такого производства нет.

— Керамику для вас мы, конечно, на всякий случай закажем...

'Где лучше? Надежнее в Германии, пока такая возможность имеется. Да и после войны...'

— ... Но, но не лучше ли обсудить этот вопрос сначала с нашими химиками, с профессором Кнунянцем обязательно. Насколько мне известно не все эфиры взрывоопасны, например, трибутилфосфат — сложный эфир фосфорной кислоты. Кнунянц недавно консультировал производственников по его выпуску. Обратитесь к профессору от меня, он вам в два счета технологию очистки набросает.

— Спасибо, Алексей Сергеевич, не перестаю удивляться, вы как...

— Ходячая энциклопедия? Есть такое дело, давно живу.

Курчатов останавливается и удивлённо смотрит на меня.

— Шучу.

'Хотя, честно говоря, я только сейчас и начал жить по-настоящему... А во второй раз спасибо мне скажете, когда придёт время плутоний из облучённых урановых стержней выделять. Трибутилфосфат — основа 'пьюрекс-процесса''.

— Ну если у нас сегодня, Алексей Сергеевич, вечер вопросов и ответов,— Курчатов не улыбается,— то, может быть, подскажете что нам делать с 'горячим процессом'?

— А что с ним не так?

— Слиток не получается. Вместо него выходит смесь уранового порошка с оксидом кальция. Эту смесь мы травим кислотой и на выходе получаем урановый порошок паршивого качества с включениями оксидов.

— А чем восстанавливаете оксид урана — металлическим кальцием?

— Именно так, может быть металлический кальций чем-то заменить?

— Нет ничего проще,— загадочно улыбаюсь я,— предлагаю оставить кальций как он есть, а оксид урана заменить на тетрафторид урана. Тогда в результате реакции травления получится фторид кальция, который в отличие от оксида кальция будет плавиться, ну а чистый жидкий металлический уран станет стекать на дно тигля и застывать там в виде слитка.

— Но как? Откуда?— удивляется Курчатов.

— Секрет, Игорь Васильевич, не могу сказать. Могу лишь вам намекнуть, что кое-кто из заокеанской команды в меру своих сил подыгрывает нам.

— Понимаю,— кивает он,— ну что ж спасибо, я пойду, тем более что у комендатуры вас жена уже ждёт.

— Привет,— чмокаю Олю в щёчку,— время есть? Тогда давай погуляем немного, а то всё кабинет, кабинет.

— Рассказывай,— берёт меня под руку она.

— Похоже, у военных что-то начинает происходить. Хозяин в последнее каждый день с кем-нибудь встречается: то с начальниками Генштаба и Разведупра, то с ними и Будённым, а сегодня ещё и с Тимошенко, они с Ватутиным из Киева пожаловали. Причём, хотел зайти по своим делам в кабинет, а Поскрёбышев не пускает, говорит, что позвонит мне, когда Сталин освободится. Как думаешь, с чего бы это?

— Думаю, что в связи с изменением обстановки в Европе военные планы свои корректируют, а что тебя не пускают, так, как известно, этот вопрос сугубо интимный.

— Вот и у меня такая же мысль промелькнула. Ничего не выходит у Гитлера с Островом, поэтому у наших военных опасения насчёт него возникли, к тому же не исключено, что по линии разведки получили какие-то сведения. Как считаешь, немцы уже начали 'Барбароссу' разрабатывать?

— Ты смеёшься?— толкает меня в бок Оля,— к разработке 'Барбароссы', если она уже началась, может быть привлечено не более десятка генералов высшего ранга. А у нас, насколько мне известно, самым высокопоставленным 'источником' был обер-лейтенант из министерства авиации. Между ним и генералами Генштаба пропасть. Командиров дивизий немцы начнут информировать максимум за месяц до начала войны. Самолёты сядут на полевые аэродромы за день до начала операции, вот тогда наш лейтенант и будет обладать достоверной информацией, а до этого он будет гнать в Москву слухи из коридоров министерства, основанные на дезинформации.

— А Леман?

— А Леман вообще узнает о начале войны из объявления по радио. Существует правило, что секретная информация сообщается только тем, кому она нужна для исполнения своих служебных обязанностей, и только в объёме, необходимом для их исполнения. Скажи мне, зачем контрразведчику, который занимается оборонными предприятиями знать детали армейского плана или дату начала операции? Незачем.

— Логично, тогда выходит не зря Сталин, мягко говоря, скептически относился к данным нашей разведки. Ну хорошо, а зачем тогда тебя в Японию посылали, если?...

— Зорге для Сталина ценен не его художественными сочинениями на тему, когда Гитлер нападёт на СССР. Если бы группа Рамзая состояла из двух человек, его самого и Хоцуми Одзаки, то было б даже лучше. Одзаки уже два года вхож в круг людей, с которыми премьер-министр принц Коноэ еженедельно обсуждает текущие политические вопросы. Это тебе не пьяные беседы с немецким послом...

— Ладно-ладно, разошлась. Понятно. Меня другое волнует. Не задумывают ли наши военные упреждающий удар по немцам? Что-то где-то я читал в своё время о подготовке 'удара на Люблин' Юго-западным фронтом и частью сил Западного летом 1941-го.

— Не знаю, не слыхала, но если б это случилось, то результат приграничного сражения был бы для нас ещё хуже, чем в реальности.

— Не скажи, не скажи, Оля. Опередить противника в развёртывании и нанести удар первым — это дорогого стоит. И вообще, активная стратегия в условиях недостатка информации о противнике предпочтительнее, чем пассивная. Ведь наркомату обороны и Генштабу очевидно, что из-за лучшего развития дорожной сети в Европе, чем в западной Белоруссии и на Украине, немцы находятся в лучшем положении, так? Значит, надо самим что-то предпринимать, чтобы исправить такое положение. Не могли они просто сидеть и ждать. Строить новые дороги долго, значит остаётся ремонтировать имеющиеся и скрытно начинать мобилизацию армии. В общем это и делалось в реальности, но в условиях недостатка надёжных разведданных о противнике недостаточно энергично. Считалось до последнего дня, что немцы ещё не имеют на границе численного и технического преимущества перед нами. Так может быть и помочь нам Генштабу с этой информацией, чтобы он смог принять правильное решение?

— Как помочь? Где её взять. Ситуация радикально изменилась. Финляндия наша, а поставки из Швеции в Германию железной руды и подшипников под вопросом. Всё будет по-другому. Да и опять же возникает вопрос об источниках информации, как их легализовать?

— Очень просто, через Блетчли парк, 'Лист' продолжает снабжать нас перехватами немецких радиограмм. Представь, достаточно подменить код радиограммы и мои ребята, ничего не подозревая, расшифруют её, как настоящую, которая и пойдёт наверх.

— Неплохая идея, молодец Чаганов. Может быть она и пригодится.

Конец третьей части.