Чаганов: Война- Часть 3

'Всесоюзное общество изобретателей'.

— Хотел бы напомнить военному руководству о своём изобретении, которое я сделал в 1897 году: саморазогревающаяся консервная банка. Прошу заметить, что в 1915 году российская промышленность начала выпускать тушёнку в таких банках для армии, но вскоре прекратила по причине недостатка жести и продуктов. Между тем её устройство очень простое: консервная банка имеет двойное дно, под первое помещается негашёная известь и вода. При повороте днища они смешиваются с выделением тепла, достаточного для разогрева мяса. Всё это происходит без выделения дыма и быстрее, чем при разведении огня.

— У вас чертежи с собой, товарищ Фёдоров? Отлично, обещаю вам, что сейчас же лично позвоню товарищу Микояну по этому вопросу, уверен, что он без промедления даст команду одному из ленинградских предприятий для организации производства ваших банок...

* * *

— Иванович,— в наушниках раздаётся голос Черняховского,— сено подвезли для твоих лошадок, встречай телеги...

— Товарищ майор, разрешите сделать остановку в двух километрах дальше по дороге, здесь сужение лес прямо к обочине подступает...

— Добро.

— Стой,— щёлкает тумблером комроты, когда хвост колонны показывается из леса,— командиры взводов, подготовиться к встрече топливозаправщиков, прижаться к обочине, держать дистанцию. Преображенский, ко мне. На танках, растянувшихся вдоль шоссе на полкилометра, начали лязгать башенные люки, Иванович, сняв шлемофон, полез наружу. В хвосте колонны показалась вереница грузовиков, с металлическими бочками в кузове.

— Как думаете, товарищ старший лейтенант,— из переднего люка показалась голова мехвода,— что это громыхает?

— Кажись со стороны железки,— неуверенно замечает комроты, прислушиваясь к далёким взрывам,— белофинны лупят по нашим основным силам... со стороны моря... крупный калибр.

— А по нам могут шандарахнуть?

— Это вряд ли, мы скрытно идём, в основном по ночам, дистанцию держим. Это как из пушки по воробьям,— Иванович вдруг насупился,— разговорчики, готовьте танк к заправке, товарищ Бойко...

В эту секунду со стороны соснового бора, что метрах в ста от дороги затрещали станковые пулемёты, огненная метла прошлась по колонне по копошившимся у своих машин танкистам.

— К бою!— кричит Иванович, бросаясь к броне, но его голос тонет в грохоте боя.

Тяжёлая пуля обжигает грудь, его отбрасывает назад прямо на руки подбежавшего к нему Преображенского. В хвосте колонны раздаётся сильный взрыв, огненный гриб вырастает над топливозаправщиком.

— Товарищ командир, товарищ командир,— повторяет тот, глядя в помертвевшее лицо Ивановича,— мехвод, в машину!

В два прыжка разведчик взлетает на броню, ныряет в люк и ловким движением втыкает штекер шлемофона в рацию.

— Товарищ майор, докладывает лейтенант Преображенский, я в машине комроты, он убит.

— Преображенский,— облегчённый вздох слышится в наушнике,— принимай командование ротой, выясни обстановку, прими меры к отражению атаки...

— Взводные, ответьте, я за командира,— переключается на ротную сеть лейтенант.

— Второй на связи, Преображенский, ты?

— Я, подавить пулемёты противника справа.

— Третий слушает...

— Прикрой заправщики, они возле тебя.

— Где четвёртый?

— Четвёртый слушает...

— Занять оборону по левую сторону дороги...

— Разведчики, кто меня слышит?— немного успокаивается Преображенский.

— Сержант Васин, товарищ лейтенант. Финские танки у нас, семь штук, занимают позиции для атаки.

— Понял тебя, сержант, назначаю тебя командиром взвода, приказываю огнём из пушек и пулемётов уничтожить танки противника.

— Четвёртый докладывает, вижу лыжников со стороны моря.

— Встреть их как следует, четвёртый.

* * *

— Три танка, два заправщика, двенадцать убитых и раненых,— полковой комиссар, сжимая кулаки, наступает на опустившего голову Преображенского,— да тебя за это надо под суд отдать, нет, расстрелять перед строем...

— Товарищ Терёшкин,— главный редактор корпусной газеты берёт комиссара за локоть.

— Моя фамилия Тервонен,— зло выдёргивает руку комиссар,— а ваша, между прочим, Лахти!

— Не виноват лейтенант в этих потерях,— рубит слова Лахти,— наоборот, товарищ Преображенский возглавил роту взамен погибшего командира и организовал отпор врагу. Рота подбила пять танков, остальных обратила в бегство, уничтожено до сорока белофиннов...

— Достоверно подтверждено подбитие только двух танков,— качает головой Преображенский,— второй наехал на пенёк и застрял...

— Молчи лейтенант,— хором рявкнули на него комиссар с редактором.

— ... Мой корреспондент уточнил потери врага в штабе,— тоном, не терпящем возражений, продолжил главный редактор,— бригадный комиссар Егоров, то есть Аалто, поздравил нас с успехом, завтра в нашей газете 'Народная армия' будет материал об этой победе. Товарищ Аалто приказал готовить представление отличившихся к награде, свободны лейтенант...

— Слушаюсь,— расправляет плечи Черняховский.

— Как, майор, собираетесь выполнять приказ о взятии Хельсинки,— редактор важно поворачивается к майору.

— Работаем над этим...

— Ну-ну, работайте, только учтите, у вас остаётся трое суток, на 17 февраля товарищем Куусиненом намечена ратификация советско-финляндского договора, она должна произойти в столице в Президентском дворце.

* * *

— Кто-нибудь знает, где он хоть находится этот дворец?— Черняховский обводит взглядом подчинённых.

— Я знаю, товарищ майор,— Маргелов достаёт свою туристическую карту из-за голенища валенка,— вот здесь на самом берегу, на портовой площади.

— Действительно,— Черняховский ставит химическим карандашом точку на своей карте,— прямо на берегу, опрометчиво как-то...

— Президента там наверняка нет,— скребёт небритую щёку капитан,— прячется где-нибудь, что не подумаешь.

— Пусть прячется, Маргелов, он нам и даром не нужен. Договор мы не с ним подписывать собираемся. А пустое здание охранять больших сил не отрядят, как думаешь?

— Всё-таки порт рядом, его точно без охраны не оставят, товарищ майор. Потом, как до этого дворца добраться-то? Кругом островов тьма и на каждом, небось, не большой, но гарнизон. Разведать бы надо путь...

— Так, какое от нас до дворца расстояние?— Черняховский берёт в руку курвиметр и начинает прокладывать маршрут в обход островов,— выходит 27 километров...

— Даже если идти налегке, то за ночь, ну чтобы туда и обратно, не управимся, товарищ майор. Сами посудите, снег высокий, торосы...

— Это если весь путь на лыжах идти, а мы твоих хлопцев на санях по морю доставим на бронеавтомобилях. Конечно, остаток пути к дворцу надо будет идти на своих двоих.

— С броневиком другое дело, тут тебе и рация, и пулемёт станковый, а на ваших я и пушку видел. Взрывчатку, опять же, взять с собой можно. Реальное дело, за ночь легко обернёмся.

Хельсинки, Торговая площадь,

Президентский дворец.

15 февраля 1940 года, 20:45.

— Господин фельдмаршал,— президент Каллио, пожилой статный мужчина с длинными седыми, как у Дон-Кихота, усами, едва сдерживается, чтобы не закричать в трубку,— я— президент Финляндии, я имею право знать истинное положение на фронте. Оставьте эти ваши отговорки. Красные уже находятся в двадцати километрах от столицы по Приморскому шоссе, по железной дороге расстояние ещё меньше...

— Господин президент,— закашлялся Маннергейм,— вы меня давно знаете, я никогда не ставил под сомнение это ваше право. То, что я вам докладываю, это не отговорки. Это реальная ситуация, которая у столицы значительно более устойчивая, чем на Карельском перешейке, на севере Ладоги и в Лапландии. Войск у красных на подступах к Хельсинки совершенно недостаточно, они не смогут захватить столицу, я совершенно в этом уверен. Мы перебросили с островов и запада страны силы, которые равны их силам или даже превосходят их...

— Хорошо, что у вас есть такая уверенность, барон,— уже более спокойным тоном отвечает Каллио.

— ... Но на Карельском перешейке назревает кризис. Русские сосредоточили крупные силы пехоты на центральном участке основной оборонительной позиции от Суммы до Вяйсянена, подтягивают к ней крупнокалиберную артиллерию. Прорыв нашей обороны в центре— вопрос времени. Противник вышел к городу Койвисто, наши войска здесь отступают на вторую оборонительную позицию на подступах к Виипури. Господин президент, надо активизировать переговоры с русскими, больше недели-двух нам не выстоять, с потерей Виипури путь на Хельсинки будет открыт и тогда вам придётся подписывать не мирное соглашение, а безоговорочную капитуляцию.

— Как активизировать?— тяжело вздыхает Каллио,— русские не хотят вести с нами переговоров.

— Совместными усилиями военных и дипломатов: мы снимаем корпус с севера Ладоги и по железной дороге перебрасываем его на юг к Виипури.

— Отдать Ладогу? Как это возможно, господин фельдмаршал?

— Именно так, этим мы укрепим оборону Виипури, возьмём в клещи группировку русских, прорвавшуюся к Хельсинки и уничтожим её. По моим данным в её составе находится так называемый 1-й финский корпус красных. Это будет победа, которую давно ждёт наш народ. После неё русские будут вынуждены пойти на переговоры с нами...

— Вы что-то сказали о дипломатах, господин фельдмаршал?

— ... Министр иностранных дел Эркко совершенно не подходящая фигура, он сначала войны сбежал в Швецию и мне непонятно чем он там занимается. Вдвоём с какой-то писательницей они обхаживают госпожу Коллонтай, которая ничего не решает, вместо того чтобы ехать в Великобританию, Францию, Германию, добиваясь чтобы они ускорили доставку нам военной помощи, вместе с Америкой организовали дипломатическое давлении на русских.

В кабинет заглядывает секретарь и показывает президенту на часы.

— Мы продолжим наш разговор позже, барон,— поднимается Каллио,— у меня скоро радиоэфир, обращение к нации...

* * *

— Поближе к микрофону, господин президент, хорошо,— ассистент кивает головой и садится к пульту,— три, два, один, эфир.

— Господин президент, русские на Торговой площади, они атакуют президентский дворец!— в радиорубку влетает секретарь.

— Как русские? Вы что пьяны?— глаза Каллио подозрительно сузились, через открытую дверь донеслась близкая пулемётная дробь и взрывы гранат.

Оператор в панике срывается с места, отталкивает стоящего на пути секретаря и вылетает из радиорубки, за ним, спотыкаясь, ассистент с круглыми глазами.

— Господин президент,— в дверях возникает запыхавшийся капитан, комендант дворца,— нас атакуют русские, неясно какими силами. Вам лучше пока оставаться в этой комнате, здесь нет окон. Я пришлю вам охрану.

— Ты понимаешь, Юхани, что происходит,— вмиг постаревший Каллио обессиленно опускается на стул,— десять минут назад этот надутый индюк Маннергейм убеждал меня, что, мол, русские не смогут войти в столицу, что у них недостаточно сил для этого... Он предатель, он ради того, чтобы получить единоличную власть в стране готов сдать Хельсинки врагу,... может быть оно уже снюхался с русскими, они ему пообещали? Он слишком долго жил в России, его жена русская... шведам нельзя доверять... это они заплатили продажным политикам, чтобы отменить сухой закон в стране...

— Что же нам делать, господин президент?— голос секретаря задрожал.

— Я не знаю, Юхани,... у меня в кабинете был пистолет, принесите его, живым я не сдамся.

— Не говорите так,— секретарь приседает от близкого взрыва,— вы нужны народу.

— Я старый больной человек,— роняет голову на руки Каллио.

* * *

— 'БиБиСи Европейская Служба, слушайте блок на немецком языке, последние новости',— Маннергейм возвращается к письменному столу.

— Господин фельдмаршал!— в кабинет Главнокомандующего врывается генерал Эш,— переключите на Хельсинки, выступление президента!

— Вы, генерал, считаете, что у меня есть время слушать его проповеди для идиотов по четвергам?— Маннергейм окинул вошедшего холодным взглядом.

Эш, не обращая внимания на это, бегом пересекает комнату, и щёлкает переключателем диапазонов.

— Что вы себе позволяете!— подскакивает со стула фельдмаршал.

— Русские ворвались в Президентский дворец!

— '... Десять минут назад этот надутый индюк Маннергейм убеждал меня, что русские не смогут войти в столицу, что, мол, у них недостаточно сил для этого'... Главнокомандующий застывает с открытым ртом.

— ...'Он— предатель'...

— За-заткните глотку этому идиоту! Кто у нас командир батареи на острове Куйвасаари? Мериля? Прикажите ему стереть в порошок президентский дворец!

— Господин фельдмаршал,— кровь отхлынула от лица генерала,— стрелять по Хельсинки, по Президентскому дворцу, лейтенант Мериля никогда не выполнит такой приказ!

— ...'шведам нельзя доверять'...

Маннергейм обессиленно падает на стул.

— Один дурак может навредить Финляндии больше, чем целая армия русских,— загробным голосом говорит он, глядя в потолок.

— Может быть следует связаться с президентом, господин Главнокомандующий?

— Надо звонить премьер-министру,— поднимает голову Маннергейм,— вся надежда на Рюти, пусть объявит на всю страну, что Каллио сошёл с ума, что он берёт власть в стране в свои руки...

— Премьер-министр ещё в пути из Оулу, в его канцелярии ожидают, что он прибудет в столицу завтра к полудню.

— Ленарт,— Главнокомандующий окончательно берёт себя в руки,— приказываю вам связаться с командующим гарнизоном Хельсинки, русских в городе не может быть много, там наверняка небольшой отряд, прошедший по льду залива. Поставьте ему задачу освободить президента. Вы правы, при штурме дворца лучше обойтись без артиллерии.

— Слушаюсь, господин фельдмаршал.

* * *

— Разрешите, господин генерал-лейтенант?— в кабинет, не дожидаясь приглашения, по очереди стали заходить штабные офицеры.

— В чём дело, господа?— голос Эша предательски дрогнул.

— Мы решили поговорить с вами,— вперёд решительно выдвинулся лысый коренастый полковник,— по нашему мнению, после ужасного выступления президента маршал Маннергейм больше не может занимать пост Главнокомандующего. Мы считаем, что он должен немедленно подать в отставку, передав свои обязанности вам как начальнику Генерального штаба. Президент тоже должен сложить свои полномочия.

— Спасибо, конечно, за доверие,— облегчённо вздыхает Эш,— но не лучше ли будет, полковник Хенрихс, если такое решение примет парламент или премьер-министр?

— Нет, господин генерал, время дорого. Чтобы предотвратить разложение на фронте и в тылу надо действовать быстро.

Глава 3.

Москва, Кремль, кабинет Сталина.

16 февраля 1940 года, 16:00.

— Вы уверены, товарищ Мальцева,— вождь остановился перед сидящей рядом с Игнатьевым Олей,— что Шиловский и Трухин не причастны к утечке сведений, имеющих стратегическое значение?

— Да, товарищ Сталин, мы уверены. Ни тот, ни другой в период подготовки операции доступа к оперативной информации не имели. Точно установлено, что в то время Трухин находился в Мурманске, а Шиловский хоть и был в Ленинграде, но занимался инспекцией военных училищ.