Пилкин срочно отозвал обратно эсминец "Новик", через час он уже отваливал от борта "Петропавловска", забрав меня, мичмана Никишина и троих тяжелораненых матросов, а также моего вестового, и на полном ходу пошел через Моонзунд в Ревель. В госпитале меня сразу определили на операционный стол. Весь персонал уже был предупреждён о тяжёлом ранении адмирала, которого должен доставить эсминец. Но я в этом не участвовал, потому что неторопливо "отдавал концы". Оперировали меня лично Грамс и Радковский, так что операция прошла успешно, я не умер на столе, не умер и в течении первых, самых опасных часов после операции. Одним словом — повезло. Хотя шансы были семьдесят на тридцать, уж больно долго меня доставляли в госпиталь. Но это были отличные хирурги и они вытащили меня с того света. А возможно, мне не дали умереть те самые неведомые силы, что забросили меня сюда. Это значит, что, по их мнению, я ещё не всё выполнил, ради чего меня сюда перенесли. Хотя кое-какие изменения в истории уже происходят. Но конечно, ещё всё обратимо. Может случиться и революция, и все последующие те события из моей реальности. Значит надо и дальше воздействовать на эту реальность чтобы обратного поворота на ту линию истории: хаоса, крови и разрухи, не последовало.
Мои воспоминания и раздумья были прерваны легким скрипом открывающейся двери.
III
Анастасия
Первой реакцией было желание возмутиться из-за того что прервали мои думы, но тут же вспомнилось то, что говорила Ольга. Повернув голову к двери, я увидел стремительно входящего мужчину — это был хирург, коллежский советник Радковский. Он примерно моих лет, высокого роста, волосы цвета спелой ржи, с выпирающим животиком, но шустрый в движениях. Если перевести его чин, на понятный мне, то получается — он капитан первого ранга.
Следом за ним вошла она — Анастасия. От одного только её вида во мне поднялась такая волна восхищения и радости, что я, казалось, готов был взлететь. Со стороны я сейчас выгляжу наверняка глупо, так как мою улыбку до ушей и "горящий взор" устремлённый на вошедшую девушку даже слепой разглядел бы без труда. Я попробовал хоть чуточку обуздать свои эмоции и "надеть" серьёзное лицо, чтобы барышню не смущать, но это мне плохо удалось.
Когда на третий день после операции я начал осознавать, где нахожусь и что со мной, я наконец-то разглядел сестру милосердия более внимательно. Хотя эта уродливая одежда и скрывала её высокую фигуру, но мое воображение дорисовало какая она на самом деле. Из-под платка выбился локон каштановых волос, который она быстро запрятала обратно. Да и косынка, повязанная на её голове, не могла скрыть очень привлекательное лицо. А глаза, это просто чудо природы, зелёные, да и не зелёные даже, а яркого изумрудного цвета.
Зелёный цвет символизирует возрождение, воскрешение: он укрывающий, успокаивающий, освежающий, укрепляющий. А также великий цвет природы, жизни, и обновления. А ещё; очищения, весны, нового роста, плодородия, радости, надежды. Зеленый очень часто символизирует непрерывность и даже бессмертие — когда, к примеру, мы говорим "вечнозеленый". Зеленый является мистическим цветом, осуществляя связь между природным, понятным нам и сверхъестественным. Даже не знаю, что со мной случилось, я был ею просто околдован. Я, убеждённый, можно сказать, профессиональный холостяк и влюбился. Хотя нет, это не я убеждённый холостяк, это Бахирев им являлся. Хотя он был очень даже не прочь пошалить, да даже не пошалить, а полноценно покувыркаться с девицами, что он регулярно проделывал, бывая на берегу. И таких этуалей у него было совсем не мало. Вот только связывать свою судьбу с кем-то из своих знакомых девиц он не желал, а возможно и не попадалась ему та, от которой можно потерять голову. Я вот её потерял сразу и окончательно. Но нас в этом теле двое, возможно он пересмотрел свои взгляды на отношения с женщинами и не будет противиться браку. А что? Анастасия для этого подходит. И не вдова и не девица. Да, у неё был жених. Как я впоследствии узнал, какой-то пехотный капитан. Свадьбу сыграть у них не получилось, хотя всё шло к этому. Молодые люди весьма симпатизировали друг-другу, и прошлой осенью капитан сделал предложение Анастасии, на что получил согласие, но вскоре скоропостижно умирает мать девушки, и свадьбу пришлось отложить. Когда вновь всё утряслось и горечь утраты, постигшая семейство Фёдоровых немного притупилась, вновь зашел разговор о женитьбе и даже свадьбу наметили на Покров. И второй раз была Насте не судьба выйти замуж за капитана — началась война. Он отбыл в свою часть, и через месяц погиб в Восточной Пруссии. Поплакав с неделю о потере, она уговорила своего брата, что служит здесь же в должности лекаря, чтобы он поговорил с начальством и её приняли сестрой милосердия ухаживать за ранеными и этим приносить пользу отечеству. Через полгода за старшей сестрой потянулась и младшая. Первая рассудительная, вторая взбалмошная, но обе красавицы. Я не знаю, какие чувства испытывает ко мне первая, но вторая готова немедленно меня женить на себе. Вот такой расклад
Третьим входящим в палату, неся на вытянутых руках поднос с всякими склянками-банками, и перевязочными материалами был Прохор. Как только он увидел мою, видимо вызывающую смех физиономию, губы у него расплылись в улыбке. Он-то уже давно догадался, что я к Анастасии неровно дышу.
Доктор, направляясь к моей кровати, коротко бросил
— Стул.
Анастасия тут же подхватила ближайший и поставила его возле кровати. Почти упав на него, доктор тут же начинает с пулемётной скоростью задавать вопросы о моём самочувствии, стуле, кашле, болях в груди и голове, и как настоящий профессионал, не дожидаясь ответов от раненого, одновременно с вопросами взял меня за руку, нащупывая пульс, не забывая при этом смотреть на часы.
-Как ваше самочувствие, Ваше превосходительство. Как грудь? Побаливает? Кашель по ночам не мучает? Каков стул? Как питание? Всё устраивает?
Молодец доктор. Некоторые его вопросы сумели вызвать краску на лице старого морского волка, и отвлекли меня от любования Настей.
-Доктор, о чем вы говорите? Посудите сами. Какое может быть у меня плохое самочувствие. Какая боль, когда рядом такие прекрасные белые голубки — отвечаю я, при этом, морщась от боли, пытаюсь приподняться с подушки. Услышав про голубок, Анастасия взглянула на меня и в её глазах промелькнула улыбка, но увидев, что я неотрывно на неё смотрю, она тут же отвела глаза.
-Вижу-вижу, что пытаетесь выглядеть молодцом перед барышнями, ну прямо герой. Хотя и правда герой! Одержать такую победу над германцем.
-Да ну доктор, какой я герой. Это русский моряк своим мужеством и умениями, да офицеры, что им талантливо командовали, победу одержали. Вот они герои. А я тут почти что ни при чём.
-И они тоже герои, спору нет. Везде только и говорят о победе вашей эскадры и подвигах моряков и авиаторов. А во всех газетах, восторженные статьи о вас и о флоте Российском. Давно в России не было такого, почитай с Синопского разгрома турецкой эскадры. Это вы сейчас вот лежите тут и потому не знаете, что происходит за этими стенами.
-А что там может происходить?
-Да там, почитай вся Россия просто ликует после этой победы. А женская половина города изъявляет желание поухаживать за ранеными моряками. Даже предлагают... И даже не предлагают, а требуют! Чтобы кого-то из таких вот героев поместили в их доме, чтобы они смогли проявить о нём заботу. И вы знаете, некоторые легкораненые воспользовались этим приглашением. А сколько добровольных помощниц сейчас в нашем госпитале заботятся о раненых! Что ни говори, а эта победа всколыхнула Империю. Поднялся просто настоящий патриотический подъём. Везде расклеены плакаты, где во всей красе, расписана победа русского флота над германским, а рядом плакаты, призывающие добровольцев идти в армию и на флот. И ведь идут! Сейчас в России, после авиаторов, моряки стали самыми популярными военными и желающих ими стать становиться с каждым днем всё больше.
И всё-таки природная язвительность Бахирева, да и мой опыт жизни в "новой" России, при продажных чинушах всех уровней, и поголовно косящих от службы "защитниках отечества" не позволили мне спокойно воспринимать слова доктора о патриотическом подъёме. Ну не знала моя Российская Федерация-Россия такого понятия, как патриотический подъём. Уж скорее наоборот. И скривив физиономию, я выдал:
-Ну, уважаемый доктор, сдаётся мне, что не всё так радужно, как вы тут расписываете. Полагаю, далеко не все горят желанием пойти в инфантерию или на корабль с аэропланом. Там ведь убить могут. И на земле, и на море и в воздухе. А народец-то в основном паршивый, подальше от армии, поближе к кормушке норовит. А уж от войны, так, как черти от ладана бежать будут.
-Зачем вы так. Я знаю, многие искренне желают помочь стране в это трудное время. Даже мой сын, а ему всего четырнадцать, и то изъявил желание поступать в морской корпус. Хотя я надеялся, что он продолжит нашу семейную профессию, не убивать людей, а спасать их. Хороший хирург, как мне кажется, ничуть не менее важен, чем хороший моряк или лётчик.
-Извините дорогой доктор, я что-то не того. Ещё раз, извините. Не спорю, есть в стране люди, которые желают помочь стране в тяжкую годину. Но я кое-что знаю о желаниях некоторых, так называемых патриотов, сделать всё, чтобы война была проиграна, а моя Россия стола дровами для "мирового пожара". А насчет вашего сына... Я думаю, что он выбрал верное решение, стать морским офицером это не худшая стезя для мужчины.
-Это так, да. Вот только не всегда у моряка могилка на берегу, чтобы к ней прийти.
-Ну что сказать вам на это. Вы верно говорите доктор, да, моряка не всегда хоронят в земле, на то он и моряк. Да и не всякий моряк захочет поменять морскую пучину на погост. В том числе и я. И, думаю, что я бы воспользовался такой возможностью, но у меня остались ещё незавершённые дела. Так что благодаря вам я ещё задержусь здесь, на некоторое время. Доктор, я имел в виду, не этот замечательный госпиталь, а нашу грешную землю. Ну, на сколько Бог позволит. Да и тяга к жизни появилась — говоря это, я смотрел на Анастасию, — так что меня абсолютно всё устраивает.
-Ну-ну, раз вас всё устраивает, тогда давайте подниматься. Сейчас Анастасия Степановна бинты с вас снимет, а мы глянем, как обстоят дела с вашей грудью.
Анастасия тут же помогла мне, занять вертикальное положение. От прикосновений её рук боль наполовину притупилась. Она очень аккуратно начала снимать бинты, а так как они были обмотаны вокруг туловища, ей невольно приходилось чуть прижиматься своей грудью к моему лицу. Я в это время совершенно тупел от переполнявшего меня восторга, и мог только смотреть на её лицо, изредка перехватывая смущённый и немного возмущённый взгляд этих изумрудно-зелёных озёр. Анастасия изо всех сил старалась не смотреть на меня и хоть чуточку отступить, но новый виток бинтов, и она опять вынуждена приблизиться и ... снова это восхитительное ощущение от её касаний. А ведь объём моей грудной клетки, спасибо бате и матушке, не маленький, и девушке приходилось снова и снова пытаться меня обхватить. На её лице начал выступать румянец, она явно начинала сердиться, но долг сестры милосердия не позволял ей прекратить работу. Я тоже краснел при каждом прикосновении, и видок у меня, чую, был ещё тот, но... господа, как же она волшебна. В голове постоянно звучали слова песни "ты отдай мне в невесты Настю, дай мне в жёны Анастасию". Ни автора не знаю, ни певца — молодой я был в моём прошлом времени, а песня просто божественная. Но, к сожалению, бинты кончились, Анастасия закончила меня разбинтовывать, и за осмотр принялся доктор.
-Неплохо-неплохо — приговаривал он, осторожно надавливая на швы и не обращая никакого внимания на мои негромкие стоны сквозь зубы. Мы вначале ожидали худшего, но у вас очень крепкий организм, и вы невероятно быстро идёте на поправку.
Он ещё несколько минут донимал меня разными вопросами и ещё раз прошелся пальцами по груди, чего-то пробубнил себе под нос, покачал головой и под конец проинструктировал Анастасию, что нужно со мной делать, а сам ушел. Все началось в обратном порядке, с той лишь разницей, что вначале она намазала меня какими-то вонючими мазями, а потом начала бинтовать снова. И вот её грудь опять касается моего лица, но теперь она не пытается отстраниться, так как мы оставались в палате вдвоём — Прохор после моего кивка, волшебным образом, беззвучно исчез, и сейчас стоит за дверью в ожидании, когда Анастасия его позовет чтобы отнести поднос, куда она скажет.
Но не успела Анастасия ещё закончить перевязку, как в дверь вначале постучал Прохор, а потом и просунулась его голова.
-Ваше превосходительство, там, похоже, царь пожаловал, так как всё начальство высыпало на улицу.
Анастасия услышав это и больше не на что не отвлекаясь, начала чуть быстрее накладывать на мою грудь бинты. Когда закончила перевязку то помогла мне поудобнее лечь в постель, потом по-быстрому собрала поднос, и они с Прохором удалились. Я очень жалел о том, что эта процедура закончилась, с одной стороны, вроде и реально больно, а с другой, когда над тобой хлопочет такая девица, это ведь так приятно. Царь-батюшка мог бы и задержаться, подумал я. Я лежал на кровати, и продолжал ощущать прикосновения её рук к своей груди. После этого моя фантазия понесла меня дальше, дальше, дальше...
Вдруг я понял, что стоявший в коридоре шум вдруг оборвался, наступила тишина. А когда это понял, то стало как-то не по себе, вот ведь нет у меня пиетета к Николаю, а с другой стороны — Император, причём природный Император, не какой-нибудь на время выбранный, да ещё неизвестно кем, "гарант". Вот послышались голоса и дверь в мою палату распахнулась.
Император Николай II, пропуская впереди себя цесаревича Алексея, вошел в палату. Следом за Николаем II зашел адмирал Григорович, далее вице-адмирал Герасимов, начальник госпиталя Николаевский, следом Канин и "другие официальные лица", после чего моя, совсем не маленькая палата, стала напоминать банку со шпротами.
-Смотри Алексей, вот это и есть наш герой. Настоящий, который сумел доказать всем морским державам, что и сейчас в нашем флоте есть флотоводцы, которые способные на равных сражаться с другими и побеждать. Наследники памяти Ушакова и Нахимова. Не будь его, так и отстаивался бы наш флот в Финском заливе, изредка да с опаской выходя в море. Зато после его победы, наши корабли, смело в моря ходят.
-Когда мне доложили — это уже царь обращался ко мне — что вы получили тяжелейшее ранение в грудь, и что на выздоровление очень мало шансов, я молил Бога чтобы всё обошлось. Прошло две недели, и что я вижу? Глядя на вас, и не скажешь, что вы находились при смерти. Это же надо, уже после выигранного сражения, чуть не потерять единственного адмирала, который смог в течении двух месяцев, три раза одержать победу над противником.
-Ваше Императорское Величество — я сам во всём виноват.
Тут я сделал попытку приподняться в постели, но Николай II запротестовал.
