Но больше всего от этого налёта досталось "Рейланду", в него наши авиаторы добились трех попаданий и одно очень серьезное. Отличился лейтенант Лавров, он летел последним и обратил внимание на то, что все воздушные корабли его отряда бомбили с шестисотметровой высоты, и два из трёх не попали в первый линкор, значит надо ещё ниже опуститься, чтобы точнее прицелится и попасть в движущийся корабль. Целью для себя он выбрал второй в колонне линкор, так как заметил, что его никто не бомбил, а все устремились на флагманский корабль. Снизившись до четырехсот метров и пройдя точно вдоль продольной оси корабля, он сбросил свой груз, и все его бомбы попали в цель. Две из трех были трехпудовые и одна десятипудовая.
Всего шесть десятипудовых бомб были доставлены на базу воздушной эскадры. Это событие случилось три дня назад. В основном-то в отряд поступают бомбы калибра, от двухпудовых до пяти, а более крупные — это пока редкость. Поговаривают, что уже есть пятнадцатипудовые и создаются двадцатипудовые и больше, но в их отряде таких ещё не видели, это наверно сказки.
Но это были не сказки, просто крупнокалиберных бомб очень мало производилось, на первоначальном этапе войны, что в этом мире, что в моём. Но в последующем выпуск увеличился в несколько раз. Вот некоторые данные из реальной истории, "Русское общество по изготовлению снарядов и военных припасов" освоило на своих заводах изготовление крупнокалиберных авиабомб. Например, в начале 1916 года оно сдало военному ведомству пятьдесят семь аэропланных бомб, в том числе массой в десять пудов — двадцать пять штук, В пятнадцать пудов — пятнадцать, двадцатипятипудовых — также было выпущено пятнадцать штук, в этом же году было собрано две супер бомбы в тридцать пудов. Военный приемщик от седьмого апреля докладывал, что бомбы "приняты и как годные своему назначению приготовлены к отправке". За три первых месяца 16-го года, заводы России осилили собрать всего-то пятьдесят семь бомб массой от десяти пудов и выше!?
Но в целом производство авиабомб отставало от потребностей фронта. При этом военным пришлось устанавливать ограничения в применении бомб, чего не наблюдалось у нашего противника, который применял любые "метательные снаряды с аэропланов". А у нас в 15-м году установили норму — на каждый военный самолет армейского и корпусного типа полагалось четыре тысячи килограммов бомб на год, для самолетов "Илья Муромец" — десять тысяч килограммов. Это очень мало для поддержки русских сухопутных войск и флота. Подсчитайте сами, сколько это килограммов выходит на один самолет в день, получаются смехотворные цифры — тридцать для "Муромца", и всего одиннадцать для любого другого самолёта. Скажите, и как можно так воевать?
Лейтенант Лавров первым решил использовать только что прибывшие на аэродром крупнокалиберные бомбы, но подвесить удалось только одну, так как подвески под эти бомбы были ещё не готовы, вот поэтому-то остальным самолетам пришлось лететь с пятипудовыми бомбами.
Две трехпудовые бомбы серьезных повреждений "Рейланду" не нанесли, но потери в личном составе были. Одна упала возле кормовой рубки, где было уничтожено одно из четырёх восьмидесятивосьмимиллиметровых орудий. А также шесть человек прислуги было убито и пятеро ранено. Вторая упала между кормовой рубкой и второй дымовой трубой — уничтожив две шлюпки и вызвав возгорание на спардеке. А вот десятипудовая бомба, попала между бортовыми башнями и пробив палубу взорвалась в каземате противоминной артиллерии. При этом там сдетонировало ещё несколько снарядов, приготовленных к стрельбе. Ревущее пламя вырвалось из амбразур и всех дыр и щелей. Шлюпочный кран, стоящий между башнями упал на одну из них, создавая помеху при стрельбе. Несколько десятков матросов сгорело в адском пламени пожара. Так ещё в этот момент в линкор попали три снаряда с "Полтавы" и один из них (как говорится в народе "По закону подлости") попал почти в это же место. Пробив по очереди крышу над казематом, вторую палубу и поперечную переборку, через главную палубу проник в котельное отделение правого борта, где им были уничтожены находившиеся там два котла. Второй снаряд попал под ватерлинию, перед носовым траверзом и разорвался внутри. Многие отсеки в носу поначалу были затоплены, но потом началась борьба за живучесть и откачка воды из затопленных отсеков. Но полностью с затоплением справится не удалось. Образовался небольшой дифферент на нос. Третий снаряд попал перед кормовым мостиком, и проникнув до машинного отсека, вывел из строя машину по правому борту. Теперь "Рейланда" не мог превысить скорость своего флагмана. Я мысленно похвалил наших летунов за меткое бомбометание по флагману адмирала Шмидта и почти тут же обматерил германских канониров, так как линкор содрогнулся от попадания одиннадцатидюймового снаряда. Пилкин тут же приказал выяснить степень повреждений. В последствии выяснилось, что снаряд попал между первым и вторым плутонгами на стыке главного и верхнего броневых поясов проделав дыру примерно метр на метр разорвался сразу же по пробитию брони на главной броневой палубе, но не пробив её. При этом погибло трое да получило ранение шестеро. Возгорание во внутренних отсеков ликвидировали через полчаса.
III
Сталь-броня, огонь-вода, кровь-смерть.
Отбомбившись, "Муромцы" ведомые лейтенантом Лавровым, взяли курс на свой полевой аэродром, следом направился и их эскорт. Похоже, потерь наши авиаторы не понесли и в полном составе улетели домой.
-Торпеда по носу — раздался крик сигнальщика.
-Стоп машины — скомандовал Пилкин, потом последовала команда — Полный назад.
Линкор стал замедлять свой ход, давая торпеде пройти по носу.
-Торпеда по левому борту — раздался отчаянный крик — идет прямо на корабль.
Пилкин выскочил на крыло мостика, чтобы лучше видеть. Торпеда приближалась и если ничего не предпринять, то должна попасти в корабль где-то в районе кормовой башни.
-Стоп машины. Полный вперёд. Лево руля — следовали команды одна за другой. Турбины только что дававшие "полный назад", снова стали толкать корабль вперёд, "Петропавловск" вновь начал набирать ход и поворачиваться в сторону мчащихся на него торпед. Нам хотелось чтобы торпеда, идущая по носу шла быстрее и проскочила мимо нашего форштевня, а вот та, что метит нам в борт, помедленнее, так мы успеем убраться с её дороги. Несколько десятков глаз следило пристально за приближением торпед, и губы тех, кто видел их, шевелились в неслышной молитве, обращённой к тому, в кого верил просящий защиты вышних сил от смерти. Я тоже не остался в стороне, и также что-то шептал и непрерывно поминал всех ближних и дальних родственников того, кто дал торпеды германцам, и тех, кто их выпустил в нас. И горячо обещал — "если только я жив останусь, а он мне попадётся, то посажу его верхом вот на такую же торпеду и отправлю его к чёртовой матери, пущай поплавает".
Торпеда проскочила перед носом корабля в каких-то пяти метрах, все выдохнули, но тут же устремили взгляд на следующую, ту, которая приближалась к корме. А наша корма, ну никак не могла до сих пор убраться с пути торпеды. С площадки у второй трубы ударил пулемёт, выстрелов было не слышно, было видны только маленькие фонтанчики на пути торпеды. Это унтер-офицер Савельев прибежал к своему пулемёту и, открыв огонь, пытается поразить торпеду.
-Что он делает! А вдруг она изменит направление и тогда уж точно попадет в нас — раздался чей-то взвизгивающий голос.
-А может, наоборот, она отвернёт или затонет, или даже взорвётся — ответил ему кто-то.
Но случилось невероятное. Госпожа удача улыбнулась и подмигнула нам. Один из снарядов с немецкого линкора встал на пути их же торпеды, взрыв изменил траекторию её движения, и она прошла вдоль борта по направлению нашего курса.
-Право руля — скомандовал Пилкин, как только угроза миновала.
"Петропавловск" вновь ложился на курс параллельный движению германской эскадры. Бой закованных в броню гигантов продолжался.
-А я уж, грешным делом, подумал, что на этом наш поход закончится, попади она нам в корму — а там рули, винты и остались бы мы без хода. Да видно, Бог есть, и мы ещё повоюем — проговорил Пилкин, ни к кому не обращаясь.
-Владимир Александрович продолжить обстрел флагмана.
-"Полтаву" подорвали — раздался крик.
Я выскочил из рубки наружу посмотреть что с "Полтавой". Над носовой частью линкора поднимался дым, а носом она поднимала большую волну. Тут же я упомянул нескольких женщин легкого поведения, повторяя несколько раз подряд все их синонимы, не забыл упомянуть и о самках собак и даже тех, ну кто.... нетрадиционной ориентации. Список получился внушительный. Некоторые офицеры с любопытством посмотрели на меня
"Ну ничего страшного, ход сохранил, орудия целые и стреляют, значит бой вести может" пронеслось в мозгу.
-Запросить у Вяземского степень повреждений линкора, и какой сможет поддерживать ход?
Через пару минут пришло сообщение от Вяземского.
-Торпеда попала позади таранного образования, носовая часть почти по самые клюзы разрушена. Большинство носовых отсеков затоплено по вторую поперечную переборку, дальнейшее распространение воды удаётся сдерживать. Переборку укрепляем, и чтобы снизить на ее давление воды, больше тринадцати узлов дать не могу, Осадка носом увеличилась на метр. Есть трудности с управлением. О потерях пока сказать не могу, но думаю, человек десять при взрыве и при последующем затоплении погибли. Корабль боеспособный, сражаться может.
-Ваше превосходительство, а не предпринять ли и нам атаку на линкоры противника эсминцами — предложил Пилкин.
-Да не можем мы Владимир Константинович эсминцы при такой погоде выслать, будь сейчас вечер или туман, тогда да. Нашим эсминцам надо сблизиться до тридцати кабельтовых, чтобы своими торпедами достать до противника, а на такой дистанции их расстреляют. До сумерек осталось не так много, чуть больше часа, вот тогда и вышлем эсминцы. А пока вся надежда на орудия.
Из-за повреждений, полученных в бою, скорость германских и наших линкоров снизилась, это позволило "Славе" и "Диане" догнать нас.
-Михаил Коронатович, в кильватер "Полтавы" становиться "Слава" — доложил Пилкин.
-А вот это хорошие известия! Передать Ковалевскому на "Славу", как только позволит дистанция, открыть огонь по замыкающему линкору противника. "Диана" выбирает себе цель по своему усмотрению.
И вот они уже начали пристрелку по концевым кораблям противника — о чем и было доложено мне.
-Владимир Александрович, — обратился я к нашему флагарту — теперь можете и кормовую башню задействовать против германского флагмана.
Свиньин тут же начал отдавать распоряжения своим подчиненным.
Господи, неужели мы не сможем его остановить? Да, у него броня толще нашей, и немцы добротно строят свои корабли, и команды у них тоже хорошо обучены — всё это мы знаем. Но и наш корабль не плох, и калибр покрупнее, а вот никак не получается, и он упорно ведёт за собой свои корабли. Нам что, на таран идти, как в древние времена, чтобы потопить противника? Или всё же понадеемся на свои орудия?
И пока я сетовал на нашего главного артиллериста, что только один из тридцати шести наших снарядов попадает в цель, а "Слава" с дистанции семьдесят кабельтов уже третьим залпом попала в "Нассау", причём сразу двумя снарядами — вот что значит практика. За неделю боев в Ирбенском заливе, плюс точечная стрельба по просьбе сухопутного командования — обстрел береговых целей. Артиллеристы "Славы" неплохо научились поражать цели, что сегодня и продемонстрировали. Первый снаряд со "Славы" попал в корму, под ватерлинию и дошел до румпельного отделения. Несколько кормовых отсеков было затоплено, но так как руль стоял в диаметральной плоскости, линкор мог управляться машинами. Второй попал в кормовую башню главного калибра, и вывел её из строя.
"Нассау" перенёс огонь двух бортовых башен на "Славу". Кроме того, исправив повреждения нанесённые русским снарядом, немцам удалось ввести в строй носовую башню, но действовать там могло только одно орудие. Были заменены погибшие комендоры, людей взяли из башен не стреляющего борта, ведь неизвестно, придётся пострелять их башням или нет, а сидеть без дела в то время, когда решается судьба корабля, они и сами уже не могли. Одно дело, поймать грудью осколок во время боя, и совсем другие ощущения, когда всё время, непрерывно ждёшь костлявую, вздрагивая от каждого попадания вражеских снарядов, и молясь, молясь, молясь..., даже не осознавая самого факта молитвы и не понимая смысла слов, которые произносишь. Поэтому приказ перейти в башни "рабочего" борта моряки восприняли как благословение божье. Но, если честно, не все рвались в бой, были и такие, что не прочь отсидеться в башне, за толстыми броневыми стенами — жить-то хочется. Да к тому же, по этому борту никто не стреляет и только случайный снаряд мог сюда попасть. И вот после некоторого молчания башня вновь ожила и открыла огонь по "Петропавловску". Теперь "Нассау" четырьмя орудиями стрелял по "Славе" и одним по "Петропавловску", а противоминным калибром по крейсерам. И надо признаться хорошо стрелял, уже после нескольких залпов он попал в "Славу" двумя снарядами. Хотя, приняв около пятисот тонн воды в носовые отсеки и получив дифферент на нос "Слава" не утратила боевых возможностей и продолжала следовать за "Полтавой".
В нас попал ещё один снаряд, шестой за время сражения и он был с "Нассау". Пробив главный броневой пояс в метре выше ватерлинии, он взорвался в угольной яме. Уголь, а особенно угольная пыль, выброшенная силой взрыва из горловин ямы в котельное отделение, поднялась в воздух и заполнила собой всё пространство, так что стало трудно дышать. Водонепроницаемость борта была нарушена, вода стала поступать вначале в угольную яму, а уж оттуда в котельное отделение. Со стороны, окутанный чёрным облаком корабль, мог показаться практически выведенным из строя.
Если посмотреть сверху, например с пролетающего на большой высоте самолёта, на то, что происходило внизу, то наблюдателю открылась бы редкая картина полноценного эскадренного боя. По огромному пространству морской глади, параллельно друг-другу, на расстоянии семи-восьми миль двигаются две группы кораблей. Во главе этих групп идут пять кораблей, выделяющихся большими размерами и окутанных дымом, и этот дым поднимался в небо не только из труб гигантов, но и из и проломов в их корпусах и надстройках, кое-где видно пламя непотушенных пожаров. И море вокруг этих кораблей кажется кипящим. Вся эта пятёрка шла мимо огромных водяных кустов, то и дело вырастающих вокруг них, то рядом с бортами, окатывая их палубы потоками воды, то на почтительном расстоянии. Позади этой пятёрки шли корабли поменьше, чем головные. Некоторые из них несли на себе следы разрушений и пожаров, и они, как и их старшие братья упрямо шли через водяные кусты, выраставшие от залпов врага, и постоянно окутывались огнём и дымом от собственных залпов. Немного в стороне, прикрываясь бортами своих больших собратьев, шли самые маленькие, но самые быстрые, всегда готовые, выскочив из-под прикрытия старших, больно, а иногда и смертельно укусить врага, совершенно не заботясь о собственной жизни. Вот на одном из больших кораблей в его средней части ближе к борту, вспыхнул большой оранжево-красный цветок, окаймлённый чёрной дымной лентой. После этого в небо, вроде бы медленно, неторопливо взлетели какие-то обломки, а над морем прокатился чудовищный грохот. Казалось, что окружающая корабли вода сжималась от этого низкого, вибрирующего звука. Сверху было видно, как мачты начали медленно наклоняться к воде. Ещё немного ниже, ещё немного, вот они её коснулись, и уже показалось днище корабля.
