-Прохор, организуй что-нибудь перекусить, а то желудок, похоже, до обеда ждать не намерен. Да и я не хочу помирать с голоду, раз меня с того света вытащили.

-Через пять минут все будет готово Ваше превосходительство.

После небольшого перекуса, я спал крепким сном. Пока я спал, заходила Анастасия, Прохор её впустил, но этого я не слышал. Постояв пару минут у моей кровати, она ушла. Тут же следом прибежала и Ольга, но Прохор её не пустил, сказал, что я отдыхаю, и тревожить раненого он не позволит. Ольга, одарив его злым взглядом, удалилась, так как знала, что спорить с ним бесполезно. Обо всём этом мне потом рассказал мой вестовой.

Вечером, перед ужином, Прохор зашел ко мне в палату и объявил:

-Ваше превосходительство, там пришел капитан первого ранга Вяземский.

-Так давай, проси его.

Оказалось, что он находился в этом же госпитале, но не в одноместной палате для VIP персон, а на шесть коек и все были заняты ранеными офицерами.

-Можно войти, Ваше превосходительство.

-Сергей Сергеевич, голубчик, конечно входите.

Опираясь на костыли, Вяземский медленно проследовал до стула, что стоял рядом с моей кроватью. Со стонами и матом пытался сам присесть, тут же на помощь пришёл Прохор, и помог ему сесть поудобнее.

-Я, ваше превосходительство, зашел узнать, как вы себя чувствуете. По госпиталю слух идет, будто вы с того света вернулись. Даже врачи не надеялись на благополучный исход, когда вас сюда доставили.

-Честно отвечу, если я там и был, то ничего не успел увидеть. Похоже, наши эскулапы слишком быстро меня оттуда выдернули. Так что Сергей Сергеевич ничем порадовать вас не могу, хорошо там или нет, это мы в следующий раз посмотрим. Пока нам и тут хорошо. Да и дел у нас с вами ещё, ой как много. Сами понимаете, война ещё не закончилась и нам о том свете пока мечтать рано.

(В моём мире, Вяземский погиб 12 сентября 1915, то есть, должен погибнуть через три дня, но этого не произойдет, так как он ещё находится в госпитале, а не на мостике линкора "Слава")

-Понятно, значит всё в порядке, раз шутить изволите.

-Уже в относительном порядке. Болит, но терпимо. Обещали через месяц поставить на ноги. После того как покину это заведение, по настоянию Государя, командующий должен предоставить отпуск, на столько, на сколько сам пожелаю.

-Ну а как ваше-то самочувствие Сергей Сергеевич? Вижу, что уже понемногу расхаживетесь. Правда, со стонами и матом, но расхаживаетесь. А мне пока заказали хождение, но пообещали, что вскоре разрешат вставать.

-Да я сам только недавно начал вставать. А вот сегодня в первый раз как из палаты смог выйти самостоятельно, и сразу вот решил вас навестить.

-Так куда вас зацепило?

-Один осколок попал в бедро и вырвал немалый кусок плоти. Второй, маленький, в бок попал, ребро сломал и застрял там. Слава Богу, что не в живот, мог и не выжить. А так, металл удалили, заплатки приладили, так что мы ещё выйдем в море.

-В какой момент боя вас ранило?

-В какой? Да когда "Нассау" угодил нам в погреб, мы даже не знаем, как выжить-то сумели в этом аду, половина находившихся в районе рубки офицеров погибла, а другая вся здесь. Будь погреба полные, никто бы не выжил. Да и "Полтаву" тогда было не спасти. Так что, видно, апостол Андрей упросил за нас Богоматерь, уберегла от смерти.

Мы оба с трудом, но перекрестились.

-А "Полтава", Сергей Сергеевич, похоже, только на запчасти пойдет.

-Михаил Коронатович, вы это серьёзно?

-Серьёзнее и быть не может. Сами понимаете, что в этой ситуации до конца войны её даже пытаться отремонтировать не стоит. Это только людей отрывать, оттуда, где они много пользы принести могут. А после того, как побьём германца, уже устареет линкор. Совсем устареет, и морально и фактически. Новые будут нужны. И орудия чтоб дальнобойнее, и скорость, и броня... — я на секунду замолчал, вспоминая корабли Второй Мировой, — совсем другие будут нужны линкоры, Сергей Сергеевич. Так что придётся вам с "Полтавой" попрощаться.

-Жаль линкор, хороший был, но я надеюсь, что после войны его всё же восстановят.

-Не буду вас обнадёживать, но моё мнение вы услышали, хотя решение, конечно, не я принимать буду. Нужно разработать новый проект линкора, с учетом всех недостатков, выявленных во время сражений и не только на наших кораблях, но и на английских и немецких. Для этого надо будет собрать мнения всех офицеров воевавших на линейных кораблях, а не только одних командиров.

-Я думаю, что у вас, Сергей Сергеевич, уже наверняка есть дельные предложения о том, что нужно изменить в конструкции и системах линкора.

-До этого я специально как-то не думал над этим вопросом, но вот после ваших слов, да, я бы кое-что посоветовал.

-Вот видите! Пока вы тут на излечении находитесь, даже раненый, можете пользу принести немалую. Ведь времени у вас свободного стало много. Вот я вас и попрошу, Сергей Сергеевич об одном одолжении. Возьмите-ка вы тетрадь и все свои предложения занесите туда, да объясните в чём причина изменений, и что каждое изменение даст, а потом мы с вами ваши записки обсудим, да мысли наши сравним.

-А что, именно так я и поступлю, ещё и с другими офицерами поговорю. Может они, каждый по своей части, что-то смогут посоветовать.

-Вот и отлично, а я со своей стороны обязательно всё обобщу и предоставлю в технический кабинет на рассмотрение. И ещё одно, Сергей Сергеевич, и вы, и офицеры ваши, когда писать предложения будете, учитывайте не только то, что уже есть у нас, островитян или немцев, но и пофантазируйте немного. Вот вам захочется на корабль такую систему, чтобы командовала всей артиллерией линкора одновременно, к примеру. Или установку, чтобы подводные лодки врага за десять миль услышали. Фантастика ведь? Но вы фантазируйте, Сергей Сергеевич, и офицеров фантазиями увлеките. Думаю, что что-нибудь путное у нас совместно и получится.

-Хорошо, Михаил Коронатович, учту ваши пожелания и другим офицерам передам.

Тут Вяземский увидел на столе подушечки с наградами и даже чуть-чуть выпрямился на стуле.

-Ваше превосходительство, примите мои поздравления по поводу награждения вас высокими наградами.

-Сергей Сергеевич, помилосердствуйте, ну что ж вы так официально-то? Ещё надумайте по стойке смирно встать, — я заулыбался, смеяться было больно, а Вяземский чуть порозовел, — спасибо Сергей Сергеевич. Государь говорил, что многие участники этих боев получат награды. Извините, я не успел подать рапорты на награждение всех отличившихся в последнем походе, но за бой под Пиллау, я подал рапорт на представление вас к "Святому Владимиру", третьей степени, с бантом разумеется.

-Благодарствую, Михаил Коронатович. Да Государь пожаловал мне его сегодня, так что ещё раз большое спасибо, за честь быть удостоенным такой высокой награды.

-Да бросьте, Сергей Сергеевич, вам она вручена по заслугам.

За бои в Рижском заливе Вяземский был удостоен ордена Святого Георгия четвертой степени, а ещё через две недели получил чин контр-адмирала.

Мы поговорили с Вяземским ещё с полчаса, но было видно, что его сильно тяготят боли. Я же лежу на кровати, а он сидит на стуле. Но другой мебели в госпитале нет. Так что я посоветовал ему пойти и прилечь на кровать. А поговорить мы ещё успеем, нам тут долго вместе отдыхать. Но самым первым, кто проведал меня, ещё лежащего без сознания, был Никишин. И в дальнейшем он поступал так каждый день, приходил и справлялся о моем здоровье у Прохора. Вскоре Прохор, после того, как я пришел в себя и пошел на поправку, стал проводить его ко мне, но ненадолго. Приходили и другие офицеры, но Прохор старался их побыстрее выпроводить, ссылаясь на моё тяжёлое ранение. Вначале Никишин был весел и полон энергии, с большими планами на дальнейшую жизнь. Но вот, в последнее время, он стал замыкаться и становился всё менее разговорчивым. И всё из-за того что его рука была серьёзно повреждена, и плохо заживала, была раздроблена лучевая кость, и он боялся что ему её все же отрежут ниже локтя. А после этого его карьера морского офицера, пойдёт прахом. Я как мог его успокаивал.

-Вот что Сережа, главное, это то, что мы живы. Я и вы. А вашу руку наши врачи, я надеюсь, сумеют сохранить, и ты ещё станешь адмиралом. Меня вон с того света вытащили, а тут только рука. Ну а если случится худшее, то и на берегу для тебя дело найдется. Если что, я тебя к себе возьму — договорились?

-Но как я без руки! Ваше превосходительство, я так мечтал о море и вот...

-Я переговорю с нашими врачами, чтобы они сохранили тебе руку, но последнее слово за ними.

Своё обещание Никишину я сдержал и на следующий день поговорил с начальником госпиталя Николаевским. Так что руку моему адъютанту сохранили, правда, врачам пришлось основательно поработать. Одна за другой прошли две операции, в ходе которых удаляли мелкие осколки кости, собирали кость заново и сшивали жилы и мышцы. Со временем рука начала понемногу заживать, но из пяти пальцев рабочим оставался только большой. Но на этом его карьера морского офицера подошла к концу. Из-за покалеченной руки парня списали с корабля, перед этим присвоив следующий чин. За бои в Рижском заливе, ему пожалован орден Святого Станислава третьей степени с мечами.

Мне было искренне жалко молодого офицера. Я также как и он мечтал о море, но из-за той дурацкой драки в вагоне и последующего низкоорбитального не контролируемого полета по маршруту вагон-придорожные кусты, с жёсткой посадкой под откосом, моя служба в военно-морском флоте накрылась медным тазом. Но судьба — хотя судьба ли это, — дала мне второй шанс осуществить свою мечту, невероятным способом поместив мой разум в адмирала Российского Императорского флота начала двадцатого века. И несмотря ни на что, я воспользуюсь этим шансом полностью. Может и Никишину судьба предоставит такую же возможность, и он вернётся на флот. Я тогда ещё не знал, что через полгода Никишин вновь окажется моим адъютантом.

Как только я пошел на поправку, в мою палату зачастили гости. Под гостями я подразумеваю офицеров из моей особой боевой группы, что лежали в этом же, госпитале. Приходили просто поговорить, что-то обсудить, с поздравлениями по поводу полученных мною наград, да и сами благодарили за представления. Вскоре после того, как многие раненые начали самостоятельно передвигаться, ходоков в мою палату стало ещё больше. Каждый день кто-то из офицеров приходил ко мне в палату, и частенько для серьёзного разговора, который затягивался надолго, так что верный Прохор начал ворчать по этому поводу — мол, не дадут адмиралу и герою спокойно отдохнуть.

-Прохор, хватит ворчать. Если сильно устанем, то на том свете точно отдохнём, а сейчас некогда отдыхать — говорил я своему вестовому всякий раз, как только заводил он свою песню об отдыхе. Сейчас людям надо выговориться, да и мне веселее.

Дело в том, что многие офицеры стали приходить, в сущности, выполняя моё поручение — обсудить перспективы развития линкоростроения, если так можно сказать, причём некоторые идеи и предложения заслуживали самого пристального изучения и большой будущей работы конструкторов и инженеров

Первую попытку встать с койки я предпринял на следующий день после визита Вяземского. Это была именно попытка занять вертикальное положение. И только моя тушка оторвавшись от койки, туда же, через пару секунд и приземлилась, так как голова сразу закружилась. Мне бы сначала просто посидеть на койке несколько минут, прежде чем вставать. Но вышло как вышло, и, матерясь про себя, я снова принял горизонтальное положение. В дальнейшем я стал, не скажу, что умнее, но опытнее, и подобных конфузов больше не было. Слава богу, хоть Анастасии не было. А уже через четыре дня я, опираясь на трость с одной стороны и поддерживаемый Прохором с другой, уже по несколько минут ковылял по своей палате. Ещё через пару дней я выбрался в коридор. Когда я начал потихоньку передвигается по палате и госпиталю, то всегда рядом со мной был кто-то из моих офицеров и сестер Фёдоровых. Ещё через какое-то время я добрался до парка, что окружал госпиталь. Вначале это были кратковременные выходы, так как я ещё был слаб и сильно уставал, но с каждым днём мои прогулки становились всё продолжительней. Через неделю после первой моей вылазки в парк, я уже мог некоторое время передвигаться без посторонней помощи. Гулял я обычно, если не считать Прохора, в сопровождении минимум пары офицеров, находящихся на излечении в этом же госпитале и не обязательно флотских, и у нас всегда находилась тема для разговора. Были прогулки и в другом составе. И тут меня неизменно сопровождал Прохор, но вот вместо офицеров, была одна из сестер Фёдоровых. В такие моменты, когда рядом со мной, в роли нянечки, была Ольга, Прохор шел в двух шагах позади нас. А когда во время прогулки меня сопровождала Анастасия, мой вестовой намеренно отставал от нас на десяток-другой шагов. В первые дни наших с ней прогулок по парку, я всеми силами пытался изобразить свою беспомощность. Ноги меня "плохо держали" и Анастасии приходилось поддерживать меня под руку, а я старался опереться на её руку, чему был рад безмерно. С каждым разом, когда мне удавалось вновь пройтись с ней по парку, я шагал уже бодрей. Но и тут я старался держать её за руку. Так продолжались почти месяц. Моё сближение с Анастасией происходило постепенно, не спеша. Я её не торопил, понимая, что разница в возрасте у нас почти двадцать лет, если судить по моему адмиральскому телу, и всего девять, будь я в своём теле. Она молодая, может найти себе пару и помоложе, хотя и я душой и сознанием не старик, да и её воспоминания о своём женихе, погибшем год назад, были ещё свежи. Наши беседы, во время таких прогулок, поначалу были на нейтральные темы. Ни о любви, ни о войне, особенно о войне, мы старались не упоминать. Но в дальнейшем от таких разговоров было не уйти, так как война была вокруг нас, куда ни глянь везде военные да раненые. Да и о любви мы заговорили именно глядя на раненых. Почему это люди не могут жить в мире и любви между собой, из-за чего эти все войны. Вначале на такие разговоры Анастасия реагировала как-то болезненно. Но постепенно мы перешли к разговорам о любви между отдельными индивидуумами. И к концу месяца мы уже разговаривали вполне непринуждённо, я почувствовал, что чем-то привлекаю её. А вот Ольга, по той было видно, что она влюбилась по самые уши, и была готова на всё. Я понимаю, что это просто юношеская влюблённость, временная тяга молоденькой девушки к зрелому мужчине. Ещё это очень неплохая возможность выскочить замуж за адмирала. Но, видя, что я отношусь к ней по-отечески и не обращаю на неё внимания как на женщину, она сдалась, но камня за пазухой не припасла.

Перед тем как покинуть госпиталь, я решился сделать предложение Анастасии, но перед этим решил поговорить с её братом. А почему именно с братом? А потому что он в семье за старшего. Отец Анастасии, подполковник Фёдоров Степан Яковлевич, во время русско-японской войны был тяжело ранен в сражении при Мукдене. В то время он находился во второй Маньчжурской армии генерала от кавалерии барона Каульбарса. И был прикомандирован к штабу первой бригады, что входила в состав четырнадцатой дивизии генерал-лейтенанта Русанова. Второго марта 1905 года недалеко от городка Телин, находясь в Минском 54-м пехотном полку, прикрывавшего отход основных сил восьмого корпуса, он получил тяжелое ранение, был вынесен с поля боя и отправлен в тыл. Но он так и не поправился после полученного ранения, долго болел, и через год умер. Александр в это время учился в военно-медицинской академии, поступив туда по настоянию матери, которая хотела, чтобы сын избрал себе мирную профессию, а не пошел по стопам отца.