— Хого!!! Здорово, Ань, проходи! Ты вовремя, радость в доме, Надя приехала!
Это Анна Акимовна, младшая сестра моей бабушки. Последний носитель её родовой фамилии Гузьминова. Не только голосом, они и внешне похожи.
— Так что ж вы стоите?! А ну, пропускайте меня вперёд!
Открывшаяся калитка прижимает меня к забору. Срабатывает пружина. Я вижу, как за стремительным контуром бабушки Ани едва поспевает дядька Петро с её неподъёмной сумкой. Последним тащится дед с банкою самогонки.
Когда стихают звуки приветствий и поцелуев, возвращаюсь на кухню. Там только Прасковья Акимовна, раскладывает по тарелкам еду. Отдаю ей пакет с чавычей и тихо прошу:
— Нарежьте, пожалуйста, маленькими кусочками, чтоб хватило на всех. Я этой рыбы на Камчатке напробовался, а вы ещё никогда.
* * *
Встреча не праздник, а просто торжественный ужин за столом, накрытым по-праздничному. Спиртное присутствует, но уместен один единственный тост. Застолье никогда не затягивается. Здесь вместо часов чувство такта: радость радостью, а человеку с дороги хочется отдохнуть. Да и пьют больше для аппетита.
Я не мешаю. Всему своё время, зачем его подгонять? То, что в тарелках у взрослых, стоит и передо мной, на кухонном столике. В их кругу, мне пока разрешается посидеть только на Новый Год, до последнего удара курантов. Как я сейчас понимаю, ёлка, игрушки, торт — всё это делалось и покупалось для меня одного, чтобы ни на йоту не ущемить любимого внука. Мои старики обошлись бы и так. Лишний год за плечами их уже не радует, а печалит. Не будь в доме меня, легли бы пораньше спать. А тут... как часто говорит бабушка, "мочи, та хлопочи". Это из притчи — аналога анекдота, в котором сочетаются юмор и глубинная мудрость.
Лежит детина подле реки, стонет. Услышал его прохожий и спрашивает:
— Что с тобой, мил человек?
— Да вот, помираю от голода.
— Есть у меня сухари. На вот, поешь!
— А они мочёные?
— Нет. Так ведь вода рядом.
— А-а, мочи та хлопочи... лучше помирать буду!
В моём поколении такое уже не рассказывали. Уж слишком оно не юмором отдаёт, а едкой сатирой. Подняли бы руки те, кто после ночной смены садится на велосипед и едет хрен знает куда полоть сорняки вместо того чтобы выспаться всласть? Я — нет. У меня один день год не кормил. Слишком сытно жилось...
Ел бы её, да больше не лезет. В стёклах двери отражается край свисающей скатерти, чьи-то руки, сцеплённые под столом, большая и маленькая. Кажется, это Анна Акимовна и дядька Петро. Чтобы в этом удостовериться, осторожно встаю, иду к остывающей печке. Мимолётного взгляда хватает: ну да, кто же ещё?
— Спасибо этому дому, — гремит за спиной голос деда Ивана. С перестуком отодвигается стул. — Ещё раз с возвращением, Надя!
От неожиданности приседаю. Чтобы скрыть пунцовость лица, снимаю с дужки мусорного ведра обрывок газеты, в который была завёрнута рыба, прячу его в карман. Типа так надо.
— Ну что ж ты, — хозяин другой половины возвышается надо мной, ковыряя мизинцем во рту. Потом, цыкает зубом, расправляет буденовские усы — за дёгтем до сих пор не зашёл?
— За каким дёгтем? — смущённо лопочу я.
— У-у-у, милый мой Гандрюшка! Сам же сказал, что кошка у вас в школе и котята у ей, вроде того, запаршивели...
Вспоминаю про Мурку с Зайчиком, снова начинаю краснеть.
— Завтра зайду!
— А то смотри...
Вот теперь мне ни капли не стыдно. Становлюсь на колени перед духовкой:
— Кис-кис-кис!
В ответ — долгий шелест старых газет. Из-под кошачьих лап в мою сторону отодвигается еженедельник "Футбол". На главной странице кудрявый детина с поднятой к небу ногой. Внизу мелкими
буквами: "Локомотив — Нефтяник 0:5. Форвард гостей Анатолий Банишевский завершает атаку ударом через себя. Фото А. Хомич". А вот мои кошаки жмутся к дальней стене. Ещё не простили.
Встаю, сгребаю с обеденного стола рыбьи и куриные косточки. Снова зову:
— Кис-кис!
В ответ долгое "мя-я-я", которое не стихает до открытой двери веранды. Мурка то жмётся к ноге, то забегает вперёд, чтоб бросить
в моё лицо преданный взгляд. Зайчик прёт по прямой. Как танк.
Сажусь на оставленный во дворе кухонный табурет, высыпаю гостинец под ноги. Преданность преданностью, а свобода дороже.
Кошаки не подходят, ждут, когда отвлекусь. Как же я их достал! Ну, будь по-вашему. Расправляю обрывок газеты. Судя по шрифту, это "Литературка". Броский заголовок статьи: "Министр в гостях у литераторов". Интересно, о ком это?
"Зал Центрального Дома литераторов был переполнен: писатели, журналисты пришли в ЦДЛ на встречу с министром охраны общественного порядка СССР Николаем Анисимовичем Щёлоковым. Во время беседы писателей с министром обсуждались самые различные проблемы, однако главной темой большого разговора была забота о воспитании нового человека, достойного нашей великой эпохи.
"Наших сотрудников, — говорил Николай Анисимович, — обычно принято называть бойцами переднего края борьбы с преступностью, борьбы за человека. Думается, это не совсем точно. В формировании мировоззрения человека, его характера, взглядов, навыков и привычек, прежде всего и весьма активно, участвуют семья, школа, литература и искусство. Преступником, как известно, не рождаются, им делаются под влиянием различных факторов. Следовательно, под передовой линией борьбы с преступностью нужно понимать воспитательную работу. И в этом смысле, на писателей ложится большая моральная ответственность... Ведь недаром мы называем писателей следователями по особо важным человеческим делам... Что же касается работников органов охраны общественного порядка, нам приходится иметь дело с издержками воспитания, с плодами вольных или невольных ошибок. Слов нет, исправлять ошибки, конечно, важно, но ещё важней не допускать их. Поэтому я выступаю за тесный союз Фемиды с музами"...
И всё. Далее неровный обрыв. Есть ещё одна часть полосы, но даже смотреть на неё не хочется. И так информации выше крыши.
Да и Мурке хочется почитать, ведь обрывок газеты соблазнительно пахнет рыбой. Осмелев, она деликатно трогает меня мягкою лапой.
Обычная кошка русской помойной расцветки. Минует полсотни лет, и станут подобные ей вымирающим видом. Их нагло подвинут англичанки, шотландки и прочая маета стоимостью в три косаря, которая подыхает , если сожрёт кусок натурального сала. Помню, за полгода до смерти, позвонила мне одна сумасшедшая тётка:
— Это вы написали объявление в интернете, что отдаёте котят в добрые руки? У вас есть кормящая кошка?
— Куда она денется?
— Надо же, как повезло! А можно мы с дочкой в гости придём за кошкой понаблюдать? Ей по учёбе задали письменную работу.
Я думал, что тётка прикалывается, нажал на "отбой". Так раза четыре ещё звонила, пока не сдался.
Приехали на такси: обычная сельская баба, девчушка с умным лицом. Чтобы задобрить, вручили мне банку варенья, два мешочка: с корейской морковью и квашеною капустой бордового цвета. На рынке, наверное, мамка этим торгует. Сидели они, смотрели во все глаза на кошку мою и мяукающее кубло безымянных разбойников. Как Анфиска кормит потомство своим молоком, а потом таскает из плошки куриные косточки, чтоб приучить их к самостоятельности.
Слово за словом, разговорились. Девчонка учится в Краснодаре на третьем курсе мединститута.
— Знаете, дедушка Саша, — сказала она, — сейчас домашних питомцев в квартирах не держат, а частного сектора всё меньше и меньше...
— Они б может и хотели, — поддакнула мать, — только время такое пришло, что оно тебе больше не принадлежит. — За худобой уход нужен. Котята пойдут, а куда их? Утопить и то негде...
— Вот, для таких, как они, — подхватила студентка, — рынок и предлагает пакет услуг: "купил — и забыл"...
Я с уважением посмотрел на внеурочных гостей и подумал, что нет, не зря пустил их в свою берлогу. Умение выхватывать суть и чётко излагать свои мысли это сейчас прерогатива "избранных". Ну, мама ладно. Училась в советской школе, смотрела добрые фильмы, читала хорошие книги. У дочки-то это откуда?!
— За каких-то три тысячи, — тем временем говорила девчонка, — к вашим услугам любимцы любых пород: трёхцветные, чёрные, белые, вислоухие, пушистые, плюшевые. Все приучены ходить на песок, непривередливы к пище. Насыпал сухой корм, комкующиеся гранулы для кошачьего туалета и спокойно иди на работу, в полной уверенности, что в квартире не будет вонять, что питомец точно не загуляет. Котов предпродажно кастрируют, а кошечек стерлизуют.
Вот так так! А я и не заметил, что есть такая проблема. Рыжий боится выйти во двор — бьют его Анфисины кавалеры. У бабушки Зои в доме сразу четыре бандита. А вот на помойках и оптовых базах такого добра так прибыло, будто Мамай наединоросил.
Что делать? Меняются люди, мельчают. Помню, когда работал, довелось нам с крановщиком выгружать итальянский кирпич для нашего директора. Из КАМАЗа, поддонами — прямо ему во двор.
В общем работаем. Хозяин не жлобствует, а в меру сил помогает: там стропы освободить, там груз подтолкнуть, чтобы на место лёг.
То кофе нам принесёт, то минеральной водички из холодильника. Человек! И тут подъезжает к воротам служебная чёрная "Волга".
Выпрыгивает из-за руля персональный водитель и — мелким бесом — к правой задней двери, разве что только не кланяется. И выходит оттуда Танька, моя одноклассница, активистка, отличница, бывший председатель совета отрядов нашей пионерской дружины, а ныне супруга большого начальника.
Натуральная дама с собачкой! Идёт, прижимает к груди свою тупорылую тварь и видно, что нет за этой душой никаких идеалов, кроме золота и рублей. И куда оно всё подевалось?
А вот девчушка, что с мамкой ко мне приезжала, она молодец, живой человек. Не жалко таким, как она, страну оставлять. Только
не взяли они у меня ни Дусю, ни Мусю, не оправдали надежд...
— Да, Мурка?
Услышав мой голос, кошка чухает в сторону. Зайчик полон намерений лыгануть на чердак. На верхней ступеньке лестницы
оборачивается, оцениват степень угрозы.
— Ну, на, на!
Мохнатая лапа подхватывает на лету обрывок газеты. Две
стремительных тени бесшумно скрываются за границей света и тьмы.
— Смотри, я предупредил...
— Степан Александрович, ты ж меня знаешь...
В чём-то оправдываясь, расходится единственный гость. Дед держит его под локоть, деликатно, но твёрдо направляет к калитке. Дядька Петро оборачивается. Через оба плеча, ищет глазами Анну Акимовну.
— Да что ж я такого сказал?!
Та прячется за дверной занавеской. На смуглом лице румянец.
Рядом с ней бабушка Паша:
— Пойдём Ань. Ленке немного поможем, а потом заночуешь у нас.
— Да что ж я...
Всё правильно. Это тебе не Москва!
На месте Петра я тоже бы возмутился. Сами же посадили рядом со смазливой бабёнкой, а теперь подавай им чистоту отношений!
Здесь так. Всему ведь своё время. А время разврата наступит к началу двухтысячных.
На кухне сегодня тесно как никогда. Бабушка чистит тарелки, собирает объедки в "собачью" кастрюлю. Остатки спиртного из рюмок сливаются в специальный графин, где на донышке, слоем, сушёные вишни. На сегодняшний вечер набралась уже треть. Там сложный состав: самогон, водка, вино. Настаиваясь, они обретают цвет, крепость и очень приятный вкус. Сам пробовал годочков полста назад.
Остальные Акимовны моют посуду. В четыре руки ловко у них получается. В большой комнате уже наведён привычный порядок. Только стол осталось собрать. Он у нас, оказывается, раздвижной. Вытянешь по салазкам две половины столешницы, а внизу между есть ещё парная вставка. Сегодняшним вечером я это впервые увидел. Немудрено забыть.
Мамка в большой комнате. Сидит на кровати, парит ноги в горячей воде. Время от времени бабушка подливает в таз кипятка, успокаивает:
— Может, разносятся?
— Нет, мам, это уже навсегда. Хорошие туфли, чехословацкие, но с пяточной шпорой их стало невозможно носить. Ноги как будто в колодках...
И в прошлой моей жизни мамка на обувь жаловалась, а я... чем я тогда мог ей помочь? Теперь совершенно другое дело! Спасибо тебе, Василий Иванович, "коновал" из питерской мореходки!
* * *
...Из нескольких тысяч курсантов, заведующий медсанчастью Денисова отличал. В первом семестре, зимой, у меня разболелись зубы и левая часть лица. Не вытерпел, обратился к нему.
— Какое освобождение от занятий?! — возмутился Василий Иванович. — Садитесь возле стены, где есть батарея и грейте!
Не помогло. Выпросив увольнение у ротного старшины, пошёл в поликлинику водников.
У тётки, которая меня приняла, округлились глаза:
— Абцесс! Воспаление среднего уха! Что врач говорит, какие назначены процедуры?
Я был человеком наивным. Часами сидел в телефонной будке, звонил по бесплатному номеру 009. Всё ждал, когда флегматичный мужик, в сотый раз сообщающий мне точное время, возмутится и сорвётся на мат. Поэтому врать не стал, рассказал ей про батарею. И тётка затарахтела наборным диском:
— Вы с ума сошли! — сказала она в трубку, переходя на смесь нецензурщины и латыни.
В мореходке меня госпитализировали. Поместили в палату под названием "карантин". Василий Иванович совмещал должности врача, лаборанта и медсестры. Дежурил подле меня, приносил из столовой усиленный спец. паёк. Так началось наше вынужденное общение, переросшее в дружбу. Василий Иванович очень любил поговорить, я — послушать. На том и сошлись.
Честно сказать, этой дружбой я потом бессовестно пользовался вплоть до последнего курса. Неохота идти на строевой смотр, я к нему:
— Василий Иванович, ты ведь, во время войны по фашистам стрелял. Убил хоть одного?
— Все стреляли и я стрелял. Главное, падает фриц, а чья пуля его свалила, это уже неважно. Понимаешь, Денисов...
"Спохвачусь" через полчаса:
— Блин, строевой смотр!
— Сиди. Напишу тебе освобождение на три дня. Понимаешь, Денисов...
Всем хочется сачкануть. Но подобные фокусы прокатывали у меня одного. На какие только ухищрения завистники не пускались! Градусник натирали, нюхали табачок до чиха с соплями. "Коновал" был непробиваем. Всех посылал греться у батареи.
За это, наверное, господь покарал меня шпорой. Вчера ещё не было ничего и вдруг, ни с того ни с сего, на ногу не наступишь! В пятке как будто шарик из плотного мяса. Надавишь — болит.
Василий Иванович долго смотрел сквозь меня, что-то в уме взвешивал. Наконец, поднял глаза:
— Помогу ненаучно, но действенно. Только смотри, ни-ко-му!
Я разве что не божился, а он выдвинул ящик стола и достал из-под стопки служебных бумаг пятикопеечную монету. Советскую, но ещё дореформенную.
— Только не потеряй! Будешь носить в носке, прятать в карман после отбоя. Через неделю вернёшь. Смотри, не забудь! А то был у меня царский пятак, он за три дня помогал. Вот так же кому-то дал — и с концами. Помню, после войны...
* * *
Журчит кипяток. Как камни на перекате, в воде сталкиваются тарелки. Спасибо тебе, Василий Иванович, "коновал" из питерской мореходки! Мне помогло, а Мамке почему не поможет? Мы ведь с ней из одного теста. Дореформенных пятаков в сарае навалом. Дед делает из них обратные клапана для опрыскивателя. Такого добра не жалко: возьму — не заметит, попрошу — отдаст. Кто ж знал, что советские деньги где-то уже использует народная медицина? Вот только... согласится ли мамка? Отстань, — скажет, — со своими глупостями! Да и не встрянуть сейчас в разговор. Тема импортных туфель витает в воздухе плотно и без зазоров.
