Эх, найти бы слова, чтоб ещё объяснить, откуда я это знаю.
* * *
Если глянуть со стороны, то каждое моё возвращение для моих стриков событие. Пусть и отсутствовал не больше пяти минут.
— Вот и Сашка! — просветлев, констатировал дед. — Возьми там, на верстаке рукавицы. Будем плитку из песка выковыривать да к сараю переносить. От сих, — он прошёлся от угла до калитки, в паре метров остановился, обозначил черту, — и до сих.
— Вы ж недолго, — сказала бабушка, — кукуруза уже варится.
— Да что тут? — начать да кончить!
Поговорок в дедовой голове считать, не пересчитать. Найдутся на любой случай. Спроси я его, зачем эти манипуляции с плиткой? Ответит: "Затем. Будешь много знать — скоро состаришься". Если, к примеру, у меня будет что-то не получаться, сплюнет через губу: "Это тебе не баран чихнул!" В этот раз он выдал своё знаменитое:
— Ну что, поднажмём?
Почему бы не поднажать? Крайнюю плитку мы уже оторвали, дальше как по маслу пойдёт. Сил у меня, честно сказать, не очень, зато ноги быстры и руки ничего не забыли. Споро управились, деду на один перекур.
Бабушка вышла, чуть не заплакала:
— Степан! Ну, вы как скаженные! Не успели построить, опять разобрали. Вот Петька придёт со смолы — дасть вам чертей! Такую красоту... — И ведро за порог "гряк!" — Остынет, воду сольёшь!
Дед засмолил свою "Приму", и сказал между затяжками:
— Будет время, пройдись вдоль дороги. Крупных булыжников подсобирай. Там вон, под забором сложи. Да помногу не подымай, пупок надорвёшь.
Всё ясно, "будет время" — это значит, сегодня.
Когда замели в кучу песок, двор окончательно потускнел. А так было красиво! Чёрные бегущие лестницы по условно белому фону.
Плитка — моя гордость, хоть сам я к её укладке руки не приложил. Это дядька Петро старался, пока мы с Витьком ездили в Краснодар.
Работы теперь на дому, как на хреновом барском дворе. Серёга приедет, и ему с головой хватит. Сегодня только начало. До вечера мы вырубим виноградник, спилим и выкорчуем вишнёвое дерево, а если успеем, будем копать траншею для ленточного фундамента. Я когда про булыжники услыхал, сразу же понял, что тут к чему.
К мамкиному приходу кукуруза "поспела", дошла на пару. У нас это не еда, лакомство. Початок горячий, так и пышет неземным ароматом. Достанешь его из ведра, солью бока натрёшь, и точишь, как тот заяц. Можно не пережёвывать, зёрна сами тают во рту. Вкус такой, что словами не передать. Кто пробовал, знает, а если кому не пришлось, может сполна удовольствоваться старинной пословицей:
— Ох, сладки гусиные лапки!
— А ты едал?
— Я не едал, но мой дед видал, как барин едал!
Короче, сидим. Мы втроём благоденствуем, а у мамки кусок в горло нейдёт. Молчала-молчала, не выдержала:
— Сыночек! Одним глазком! Мы быстро: туда — сюда!
Вот что с ней поделаешь? Не успокоится, пока не посмотрит.
— Ладно, — сказал, — куда хоть, идти?
— Сейчас уточню. У меня на бумажке записано... вот: дом 374, квартира 2.
— Это район элеватора, — сразу сказал дед. — У нас на Победе два жилых многоэтажных дома. И оба находятся там.
* * *
Шли пешком. Ведь Победы это, можно сказать, соседняя улица. Только с другой стороны железной дороги. Поначалу я удивлялся:
Это же надо как в ГОРОНО угадали, по этому адресу мы когда-то и жили! Потом пораскинул мозгами: где ещё государство для мамки однокомнатную квартиру найдёт, да такую, чтобы была от восьмой школы недалеко?
В прошлый раз мимо нужного дома мы просквозили. Оно и не мудрено: низкий забор, калитка... всё в зелени, порядковый номер нигде не просматривается. Внешне похоже на вход в детский сад. Вернулись назад. Постояли, подумали, и всё-таки решили пройти. Есть в нашем городе фишка: прятать дома и улицы за неприметным проездом. И не ошиблись: уже через несколько метров из-за листвы проступил угол приземистой двухэтажки в целых четыре подъезда. Несоразмерность высоте и длине придавала плоская крыша. Это из-за неё строение походило на участок большой китайской стены.
Вторая квартира была в ближайшем от нас подъезде. Створки дверей, ведущих в него, приглашающе приоткрыты.
— Зайдём? — предложил я.
— Неудобно. Что люди подумают? Без ордера, без ключа... ты как-нибудь сам.
Было бы сказано! Квартира была опечатана плотной бумагой с подписью и фиолетовым оттиском. От неё исходил запах казённых чернил. Похоже, недавно ещё в ней кто-то жил. В ячейке почтового ящика его до сих пор ожидало письмо.
Стараясь не звякать, не грохотать я отогнул жестяную дверцу и вынул за уголок плотный пакет. Судя по ведомственному конверту Московского Государственного педагогического института имени В. И. Ленина, там было что-то действительно важное для адресата, именуемого в соответствующей строке, Горбачёвой Р. М.
Это слегка позабавило. Ни фига себе, — думаю. — Не хватало ещё, чтобы соседом сверху оказался Брежнев Л. И!
В унисон с этой мыслью сверху провернулся замок, Снизу тоже послышались какие-то звуки. Скрепя сердце, я бережно сунул пакет в прорезь почтового ящика и ринулся вниз по ступенькам, где чуть не столкнулся с паникующей мамкой.
— Да что ж ты так долго?! — шепнула она и зашагала к выходу со двора так, что я за ней поспевал только вприпрыжку.
В нашей семье два скорохода — она да Серёга.
Лишь у калитки мне удалось высказать своё "фэ":
— Куда ты? Так ничего толком и не обследовали. Можно было и в окно заглянуть.
— Люди шли, — виновато пояснила она. — Как-то странно на меня посмотрели, могут подумать нехорошо...
Ох уж эти безымянные люди! Вся мамкина жизнь с поправкой на них. Статус учителя — он для неё как проклятье...
Мы долго стояли на автобусной остановке, которая была почти рядом. Мамка сокрушённо вздыхала, а я не знал, чем её успокоить.
Из головы не шёл истоптанный пол, засраный потолок, одуряющий запах... То есть, всё то, что должно было встретить нас за порогом долгожданной квартиры, если бы всё повторилось. Не стыковалось оно с содержимым почтового ящика. Не мог человек, получающий письма из главного пединститута страны, на кухне гнать самогон.
В общем, стоим. Вечереет. Автобуса нет и нет. Вижу, и мамка начала нервничать. Думала, думала, да на меня вызверилась:
— Что молчишь? Так и скажи, что дом тебе не понравился!
Наверно и ей самой он как-то не очень.
Не стал я душой кривить:
— Есть немножко. Тем бы строителям, да руки поотшибать! А вот с квартирой тебе повезло. Стены и потолок будут в тепле, а нам хоть всю зиму печку не разжигай!
В тему сказал. У мамки на душе отлегло, повеселела. Пользуясь случаем, я предложил:
— Может, пойдём пешком, пока не стемнело? Я знаю короткий путь. Здесь прямо через железку улица Чехова, а там и до дедовой сторожки недалеко.
— Чем же здесь топят? — спросила она, поворачивая следом за мной. — Во дворе много сараев, но нет застарелого запаха дров как у нас на Камчатке.
— Не знаю, — соврал я, — наверное, газом. Вон, за деревьями крыша видна. Ты видишь над ней хоть одну печную трубу?
* * *
Короче, "туда-сюда" быстро не вышло. Вернулись по темноте. После ужина мамка рассказывала всё, что нам удалось "выходить". Бабушка слушала, подперев кулачком морщинистую щеку.
Долго они эту тему перетирали. Я успел всю свежую "Правду" перелистать: толстенную, в шесть страниц! А вот, читать там было совсем нечего, ноль информации. Большую часть заполнили тезисы Центрального Комитета КПСС с общим названием "50 лет Великой Октябрьской Социалистической революции".
Июнь не закончился, а они: "Трудящиеся Советского Союза, народы братских социалистических стран", — суконно так, но, чёрт побери, уже пробирает! — "мировое коммунистическое и рабочее движение, всё передовое человечество торжественно отмечают..." "Полвека назад наша Родина вступила на социалистический путь общественного развития. Октябрьская революция положила начало избавлению человечества от эксплуататорского строя, воплощению идей научного коммунизма в жизнь, оказала воздействие на весь последующий ход мировой истории. Она открыла эпоху всеобщего революционного обновления мира, эпоху перехода от капитализма к социализму..."
Нет, лучше бы я камни пособирал!
Ну, что там ещё на двух четвертушках? — программа да спорт. Всего на одном материале взгляд задержался: "Вручение Мартину Нимеллеру Международной Ленинской премии". И то, потому что не знал кто это такой. Оказалось, что пастор из ФРГ — "известный общественный деятель и борец за мир". Боролся с фашизмом, а в после войны — "против ремилитаризации и атомного вооружения Западной Германии". Наш человек, такому не жалко. Для вручения премии к нему в Дюссельдорф прибыл председатель Комитета по Международным Ленинским премиям "За укрепление мира между народами" Д. В. Скобельцын. На торжественной церемонии также присутствовал посол СССР в ФРГ С. К. Царапкин.
Там же прочёл небольшую статью "Курсом к "Авроре":
"Львов. (Корр. "Правды" В. Бурлай) Преподаватель 4-й школы Василий Максимович Артюхов, в прошлом — строитель морских кораблей, сумел пробудить в ребятах страсть к путешествиям. Они совершают плавания по рекам на построенных своими руками катамаранах. Только что школьная флотилия отправилась в путь. Её "адмирал" — десятиклассник Е Киркач.
Ребята проплывут по рекам пяти республик. Их конечная цель — город Ленина, легендарная "Аврора".
Ну и футбол. Как пропустить? Тем более, такой заголовок — "Рекордный счёт".
"Вчера в Москве прошёл последний матч тринадцатого тура чемпионата страны по футболу между торпедовцами Москвы и ереванским "Араратом". Эта встреча принесла рекордный счёт: семь раз фиксировалось взятие ворот.
В первом тайме успех сопутствовал гостям. За шесть первых минут они забили три мяча в ворота москвичей. А после перерыва пришёл черёд торпедовцев. Не смотря на то, что они остались вдесятером (с поля за грубость был удалён Андреюк). На 63-й минуте счёт уже был ничейный. А ещё через 10 минут капитан торпедовцев Бреднев провёл четвёртый победный гол".
Взглянул на таблицу: впереди три "Динамо" — Москва, Киев, Тбилиси. В аутсайдерах "Черноморец", "Локомотив" и "Кайрат".
Отложил я газету, и такая взяла тоска! Хоть бы, думаю, Витька пришёл! Дед на дежурстве, на кухне "ля-ля", репродуктор вообще отключён. Там с утра "Радиофестиваль Советских республик, день Молдавской ССР". То тебе "Молдавия индустриальная", то какой-то "Лучафарул" в гостях у радиостанции "Юность". Сейчас вот, (я не так уж давно справлялся) выступление первого секретаря ЦК КП Молдавии И. Бодюла, потом будет "Вечный родник", про народное творчество в произведениях молдавских композиторов...
Снял с полки какую-то книжку: пялился-пялился в разворот, да так ничего и не почерпнул. Полная расбалансировка сознания, или как бабушка говорит, "вум за разум зашёл". В общем, хоть из дома беги.
Вышел на улицу, присел на бревно у калитки. Стал репу чесать. Что-то, думаю, сегодня не так. Что-то важное видел — не осознал. Вспомнил потом: сарай! Не было прошлый раз у подъезда никакого сарая. Верней так: у соседей по дому были, у нас же — проплешина пустыря, от которой с обеих сторон, те же жильцы первой и третьей квартир, сантиметров по двадцать оттяпали в свою пользу. Серёга уже после свадьбы встраивался в оставшийся промежуток, из одной шиферины цельную крышу лепил...
И пошли мои мысли крутиться вокруг сарая. Даже вспомнил, за сколько деревянных рублей Серёга его продал, когда стал работать следователем и получил трёхкомнатную квартиру. Что ж, думаю, за беда? Мимо шёл — взглядом не зацепил, а теперь из башки нейдёт?
Попробовал переключиться на что-то другое, от порога зовут:
— Сашка, домой!
И началось: "Завтра тяжёлый день, мама вчера не выспалась..." В общем, пожалуйте баиньки.
* * *
Засыпая, подумал: за что в том сарае взгляду цепляться, если он такой же как все? Чуть не подпрыгнул: не может быть! Завтра же... нет, сейчас! Пока не разберусь — не усну!
Сдёрнул со стула штаны и рубашку, на цыпочках, на цыпочках — и гайда! А что? — на часах половина девятого. Ещё и программа "Время" не начиналась. Вернусь к десяти. Если домашние кинутся, скажу, что ходил по нужде, в смысле — в сортир.
Ночью ходить легче, чем днём. Наверное, свет имеет какую-то плотность и притормаживает. Не зря же люди с мешками посещают колхозное поле только после полуночи? Во тьме унесёшь быстрее и больше, ведь по законам физики свет — он и сверху должен давить.
По улице Чехова я не пошёл. Там по пути старое кладбище, да и дед может застукать. Поэтому сразу через железку, и по обочине. Возле дворов стрёмно. Дворовые псы обгавкают и местные пацаны могут остановить. Я хоть, почти "элеваторский", но кто кроме меня может про это знать? Под дурное настроение попадёшь — запросто отрихтуют. И звёзды с дороги лучше видны. Стожары ещё высоко. Лишь к осени склонятся над горизонтом.
Вообще-то стожар это длинный шест. Вкруг него, убирая сено, крестьяне формировали стог. Неверно его установишь — долго не простоит. Рухнет под собственной тяжестью.
Добрался без приключений. Дом отходил ко сну. Возле наших будущих окон пышная тётка снимала с верёвки бельё. Из стоящего на земле приёмника "Альпинист" лился голос радиохулигана: "Раз, два, три! На канале работает радиостанция "Катастрофа". Все, кто слышит мои позывные, настраивайтесь на частоту. Сегодня для вас мои музыкальные пирожки!"
Скрежет иглы по пластинке и тенор Полада Бюльбюль Оглы:
"Ты мне вчера сказа-ала, что позвонишь сего-одня-а,
Но, не назвав мне ча-аса, сказала только: "Жди!"
И вот с утра волну-уясь, я жду у телефо-она-а
И беспокойно се-эрдце стучит в моей груди..."
Гоняет милиция их, охломонов. Машины с радарами ездят по улицам, устраивают "охоту на лис". Ежели кого засекут, вынесут-конфискуют всё, что на их озлобленный взгляд, имеет отношение к радио. В газетах призывы печатают: мол, прекратите блокировать работу аэропорта! Самолеты теряют связь с наземными службами, запросто могут разбиться. Люди погибнут! Им хоть бы хны. Даже это не пробирает. Встретятся два организма на одной частоте, и ну лясы точить: какой у кого супергетеродин, или моща передатчика. Живут же поблизости, знают друг друга, зайди да поговори! Нет, надо чтоб все в городе слышали!
Прогулочным шагом я повернул за угол, прошёлся туда-сюда вдоль шеренги сараев. Невероятно, но факт: на ближнем к дороге фланге, первые пять (в том числе наш) будто бы вышли из-под рук одного каменщика. Не только размеры — расшивку не отличить. Даже полоска мха в нижнем ряду кирпича смотрелась единым для всех элементом декора.
В полном смятении я отступил. Двинул назад той же дорогой, щуря глаза под фарами встречных автомобилей. С другой стороны ещё хуже. Над кирпичным забором по всему периметру элеватора с вечера до утра не выключается свет.
Мысли были. Они изумлённо роились в моей черепной коробке и постепенно выстраивались в большой вопросительный знак. Это не то прошлое, в котором я в прошлый раз жил. Похожее, но не то. Или в него попал кто-то ещё, за несколько лет до меня. А как ещё это прикажете понимать?
