Оставшись в короткой сорочке, в которой вынужденно искупалась днём, она нерешительно погуляла в прибрежных мелких волнах, а потом покачала головой. Нет, мышцы до сих пор ноют. Вернулась к беседке и, вытершись захваченным полотенцем, оделась. Не пришёл... Приключение не состоялось, даже не начавшись...Но уходить не хотелось. Плеск волн, посвистывание и вскрики ночных птиц, украдкой пробирающийся среди деревьев и кустов ветер — все эти звуки завораживали.

Она села на мостках, опустив ноги в воду, и загляделась на звёздное небо. "Тоже мне — мечтательница..." — усмехнулась она — и вздрогнула от сильного всплеска, слишком выделяющегося среди других. Он раздался снова, уже ритмичный, не единственный. Вцепившись в края мостков, Аня следила, как тянется по воде длинный след за чуть видимой во тьме головой. "Может, сбежать, пока не поздно?" Но снова в голове застучало, уговаривая остаться на месте: надо прояснить отношения с соседом. И, главное, узнать, кто он!

Сжавшись от напряжённого ожидания, Аня продолжала сидеть на мостках и лишь как-то стороной отмечала, что ноги у неё уже не просто напряжённые, а поджатые, словно она боялась, как бы в неё не плеснули водой.

От последнего всплеска тёплая волна мягко ударила по ногам. Мужчина ухватился за край мостков и сильным движением — резко вылетев из воды, сел рядом. Она ещё удивилась его умению двигаться: ни капли воды на неё не попало!

Мужчина повернулся к ней.

— С каждой встречей моя соседка всё больше удивляет меня, — вполголоса и как-то монотонно сказал дин Таеган. — Я слышал о ней, как о крайне замкнутой особе. И не думал, что после вчерашнего впечатляющего побега от меня ты снова явишься... Почему?

— Наверное, любопытство привело меня сюда, — прошептала Аня.

— Я... рад. Твоё любопытство спасает мою бесприютность.

После этих загадочных слов дин Таеган уставился на холодно-белые лунные блики, покачивавшиеся на воде.

Глава седьмая

Любопытство, в котором она призналась, заставило Аню искать подходы к человеку, замолчавшему начисто и тем самым невольно напомнившим о том, что ей о нём говорили. О его молчании, которое оказалось не совсем молчанием. Может, все решили, что он молчит, потому что он вообще немногословен?.. И он и правда вызывал интерес. А потому Аня первой прервала затянувшуюся паузу, хотя она явно не тяготила его. Ну и её тоже. С ним рядом сидеть было... уютно в этой ночи, в этом громадном пустом пространстве между небом и водой.

— Меня научили плавать братья. Но до недавнего времени я боялась, что они будут смеяться над тем, как я барахтаюсь в воде. — Договорив, она прислушалась к себе: вроде убедительно объяснила. Значит, можно задать простой вопрос, который заставит его ответить: — А кто научил тебя? Ты плаваешь быстро и сильно.

Сначала сама удивлялась себе: так легко говорить с незнакомым, в сущности, мужчиной, да ещё будучи в чужом мире, обычаи и законы которого понимала через пень-колоду — и лишь в рамках "собственного поместья"! Но ближе к этому вопросу, логичному в беседе, которая ни к чему вроде как не обязывает, Аня ощутила странную лёгкость, когда посматривала на тяжёлую мужскую фигуру, застывшую рядом. Дожидаясь его ответа, она даже успела объяснить себе эту лёгкость. Кто она ему? Ему — никто. Соседка по поместью дяди. Так — по слухам, вдова погибшего мага, с сомнительным наследством ("О, какая я деловая"!). Кто он ей? Никто, разве что по положению — сосед. И то — то ли будет здесь жить, то ли уедет ещё... Отсутствие светских и родственных обязательств по отношению друг к другу да ещё ночь — вместе дали причину им обоим не загружать разговор излишними дневными церемониями и сразу перейти на закономерное "ты". Всё правильно. В темноте все кошки серы. Ну и... коты тоже...

Правда, этот мужчина на кота не похож. Он больше видится одиноким дельфином, который приплыл на такой же одинокий огонёк... А ещё... Аня начала подозревать, что в доме его дяди не знают о странных пристрастиях племянника — о ночных плаваниях, например. И мотнула головой: если уж думаешь о себе, как о деловой, будь последовательна! В доме дяди наверняка всё знают, а ещё, несмотря на все его странности, наверняка у него есть любовница! Так что... на чужой каравай роток не разевай!.. Но она и не разевает... Здесь наверняка смотрят на возраст. А по их меркам Аня... э-э... в матримониальном качестве перестарок. Ведь Агни около тридцати, и Ане — тоже... Пусть дину Таегану больше тех же тридцати, но...

Вскоре она начала думать, что не получит ответа даже на такой простенький вопрос с толикой заинтересованности: он смотрел куда-то вдаль, на воду, притаившуюся под высоким, уже безоблачным ночным небом. Но дин Таеган зашевелился. Деловито отжал край рубахи от воды и пожал плечами:

— В поместье моих родителей не было водоёмов. Но мы жили недалеко от дяди, а он любит гостей. Особенно, если их можно чем-то удивить. Или чему-то научить... Вот и...

Сначала он говорил медленно, не договаривая фразы, и пару раз Ане хотелось понукнуть его: "Ну! Ну! Давай быстрей!" Но позже она заметила, поглядывая на него сбоку, то секундные паузы Таеган делает, прежде чем произнести слово. Причём он морщится и даже, кажется, сердится на это слово, будто долго искал его или вспоминал. И это наводило на тревожную мысль, что он и правда слишком много молчит... Однако дальше она так привыкла к его размеренной, время от времени спотыкающейся речи, что не замечала неприятных и даже раздражающих поначалу осечек в его речи.

И стала задавать уточняющие вопросы, когда, внутренне вспыхнув от волнения жаркой волной, сообразила: ей привалило огромное счастье и огромная удача в лице Таегана! Ведь, рассказывая о себе и о детстве, он открывал перед ней мир, в который она неожиданно попала и в котором только-только начала осваиваться. Однобоко, конечно, открывал. Но даже частичка его мира давала Ане представление о том, что тут и как.

Она даже, извинившись, сбегала в купальную беседку и принесла Таегану старый купальный халат своего мужа. Вещичку использовал старший брат, переодеваясь после купания. Ведь сосед мог замёрзнуть, сидя в мокрой, а потому холодной рубахе, и сбежать домой греться. Аня же в этом случае могла лишиться такого... симпатичного источника информации!

К великому облегчению Ани, Таеган не обиделся на её наивный порыв великодушия и, продолжив рассказ, без брезгливости принял чужую, ношеную и довольно ветхую вещь. Краснея от стыда (слава Богу, темно, а ещё на соседе она не заметила каких-либо штучек, типа её украшений, а значит — он-то, как нормальный человек, её смущения не видел), сообразив, что она наделала, Аня даже затихла на первое время после паузы, устроенной ею. Но Таеган снова остановил свой рассказ и обернулся к ней. На его лице она увидела тревогу и вопрошание: кажется, он решил, что дальнейшее в его истории ей неинтересно. Догадавшись, что он не заметил её неприемлемой в свете неловкой заботливости с халатом или не обратил на это внимания, она поспешно задала вопрос, которого он явно ожидал, чтобы удостовериться: ей нравится его слушать. Успокоившись, сосед вздохнул и продолжил своё повествование.

Итак, Аня узнала, что находится в мире, довольно-таки развитом. А потому в повествовании соседа с изумлением ловила знакомые понятия и названия знакомых предметов. Здесь уже перемещались с помощью пароходов и паровозов, а в столице появились первые автомобили, росли фабрики и заводы...

Все эти факты только мелькали в его рассказе. И, чтобы подробней узнать о здешней жизни, Аня то и дело просила рассказать о каком-то моменте более пространно, на что Таеган охотно откликался. А она, объясняя своё неведение, терпеливо повторяла через каждые два-три своих вопроса, напоминая ему, что родилась в глуши, что о многих технических чудесах знает лишь понаслышке или черпает информацию из дамских журналов... Странно, но чем дальше рассказывал Таеган, тем отчётливей перед глазами вставало начало российского девятнадцатого века, приправленного магией, — начало, отличительной особенностью которого в основном было ещё и наличие чужих, то бишь иностранных, имён. Школу-то она с отличием закончила. Историю знала.

Здешний мир в её воображении обрастал такими подробностями, что Аня переставала думать о нём, только как о поместье, по краям границ которого находится нечто неопределённое и смазанное. Хотя те же дамские журналы годичной давности тоже постепенно вводили её в курс дела. Но то было... картинкой. А здесь о мире рассказывал живой человек. И ему верилось больше.

Таегана она готова была слушать всю ночь. Он нашёл в ней внимательную слушательницу, а потому оказался заинтересованным рассказчиком. Ему явно нравилось говорить о том, что интересно самому, но что, наверное, уже наскучило его близким.

Но, когда он начал говорить о своей службе, с которой ему пришлось уйти, что-то изменилось. К этому времени небо на востоке начало недвусмысленно светлеть, и Таеган, вроде разговорившийся, начал вдруг заикаться, а то и вовсе угрюмо молчать, из-за чего паузы, когда он обычно подыскивал слово, затягивались всё больше. Вскоре он замолчал напрочь. И больше не поворачивался к своей терпеливой слушательнице, но и не уходил, а только смотрел на небо, уже не тёмно-синее, а синевато-серое...

Аня покусала нижнюю губу — и решилась. Она потрогала Таегана за руку, чтобы он посмотрел на неё. Посмотрел. Заметно было, как блеснул в его глазах сердитый огонёк. Кажется, он заранее злился, что она вот-вот спросит его о чём-то, а он не сумеет озвучить ответ. Но Аня улыбнулась.

— Ты придёшь завтра?

Сначала он очень удивился. Она легко считала его изумление по приподнятым бровям, до этого мгновения хмуро сошедшимся к переносице. Потом его лицо посветлело — это она снова улыбнулась ему, подтверждая своё желание увидеть его. И — закивал...

Сбросив с плеч старый халат Никаса, Таеган мягко, почти без всплеска съехал с края мостков в воду. Здесь озеро ему было по грудь. Не оглядываясь и мощно раздвигая волны, он сделал, наверное, всего пару шагов, а затем погрузился в воду и широкими гребками в секунды оказался на середине озера.

Глядя ему вслед и восстанавливая в памяти его последние слова, Аня покачала головой. Ничего себе — военачальник! Он назвал себя военным магом-искателем. В её же мире его специализацию назвали бы... ну, возможно, сапёрным делом.

Здесь, в этом мире, а конкретней — в этом государстве, чаще велись магические войны. А ещё чаще велись они исподтишка. Соседи могли устраивать магические ловушки в тех местах, которые им нравились в качестве военной добычи. Чаще. А так могли соорудить эти ловушки в любых местах, лишь бы досадить соседу. Если обычные воины пытались отбивать эти места, часто уже объявленные противником, как свои, они беспомощно погибали в невидимой войне с невидимым противником. Порой не сразу, а спустя время. А потому первым делом в подозрительные или внаглую присвоенные места шли команды военных магов, которые анализировали магические ловушки и пытались их нейтрализовать. Дин Таеган был командиром одной из таких групп. В последнее время ловушек было мало — и все были довольно известными по структуре, так что, когда местные приграничные маги обнаружили аномалию в заброшенном храме и вызвали военных магов, на место явилась группа дина Таегана. И всё бы ничего, но в его команде было много новичков. И один самоуверенно полез в самое пекло, когда все остальные только готовились к последовательному "разминированию" ловушки — пусть долгому, но надёжному делу. Кто за своих подчинённых в ответе? Командир. И дин Таеган бросился следом. Неразумного подчинённого вытащил — того магической ловушкой почти не задело. Зато командир получил по полной, оставшись "пустым". Не магом, а обычным человеком. А спустя время обнаружил, что, будучи обычным, получил ещё и заклятие молчанием, проявившее себя не сразу.

И ещё кое-что промелькнуло для Ани в этом воспоминании. Как-то нехотя и почти намёком Таеган проговорился, что родители давно уехали куда-то в другое место. А он приехал к дяде — не потому, что тот всегда встречал его с распростёртыми объятиями, а потому, что Таеган надеялся на мужа Агни, не зная, что тот погиб. Надеялся, что тот снимет с него полученное проклятие, созданное чужими магами.

... Аня поднялась с мостков, потрясла ногами, которыми до сих пор так и болтала в воде, и медленно пошла к дому. Жаль, что сбежала вчера... Могли бы уже тогда поболтать... Оказывается, он шёл следом за ней до потайной дверцы, чтобы извиниться за то, что нечаянно напугал её.

Она открыла эту дверцу и, зайдя вовнутрь, замерла. С сожалением улыбнулась: он очень симпатичный! Жаль, что у него любовница есть!.. Она так поверила в эту любовницу, что неведомая женщина стала для неё виртуальным забором между Таеганом и ею... Бредя по коридорам дома, Аня пожала плечами. "Тем лучше. Меньше буду думать не о том, о чём надо. Проблем и без Таегана хватает... Нет, я, конечно, буду с ним болтать по ночам, но — никаких чувств! У меня есть братья и сёстры. Есть дом, который нуждается в уходе. Так что днём все мысли должны быть направлены на домашних!"

Часы в нижней гостиной напомнили о времени. Подойдя ближе, хмыкнула: четвёртый час. Значит, проклятие Таегана срабатывает в три ночи?

И опять глупая мысль: а знает ли любовница, что Таеган по ночам купается в озере? А если... А если она поймает их за беседой? Поймёт ли она, что между ними...

Аня снова хмыкнула. Может, и правда начать писать любовный роман?

И старательно сосредоточилась на времени. Спать совершенно не хотелось, а мысли о Таегане одолевали. Она видела его то сидящим рядом, на мостках, то спускающим с плеч халат Никаса. И... ой, какие это плечи... Настоящие мужские...

— А-а-а... — Аня шёпотом изобразила негодующий вопль и решительно развернулась к кухне. Пора отмыть ещё одну партию посуды, которую она заприметила ранее!

С посудной полкой она управилась за полчаса, старательно деря её мочалкой (из какого-то дерева — липа?) с содой.

Когда поняла, что сна опять-таки ни в одном глазу, добралась до своей комнаты и дошила куклу Тильду. Ещё полчаса — и кукла "оделась". Насупленная, Аня огляделась... Через час она обнимала подушку, а под кроватью, на коврике для ног, валялся примитивный детский рюкзачок с нашитой заячьей мордашкой.

Последняя картинка перед закрытыми глазами: счастливая Лисса, отведя от себя куклу, чтобы лучше видеть её целиком, ошарашенно разглядывает её, а потом изумлённо рассматривает рюкзачок и тут же запихивает в него все свои детские сокровища. Последняя мысль, перед тем как заснуть: "А от того платья надо будет отпороть нижнее кружево — ну, то, что пущено по низу подола. Пойдёт как отделка на платье Кристал. Кружево серебристое, платье бледно-голубое — смотреться будет классно!" Последней плохо осознаваемой тенью в преддверии сна промелькнула понурая мужская фигура, сидящая совсем рядом...

... Наутро, после завтрака, выяснилось, что сегодняшний день — выходной. Братья собрались в нижней гостиной и о чём-то зашушукались-загудели, рассматривая что-то мелкое — деньги, как чуть позже оказалось.