Игра Владыки (общий файл)

— Утром я буду скрипящей развалиной. — буркнула я, разминая ноющие запястья. — И ни на что не буду годна. Так что паши, раб, пока можешь, солнце еще высоко...

Поскрипев и понывшись себе же в мозг, я подошла к лестнице. Вроде стоит. Вроде даже крепкая. Вроде даже не заваливается.

— Ладно. Погнали работать.

Основание лестницы я крепила к дереву саморезами и веревками. Вообще, на саморезы у меня надежды не было. Будут они держать — хорошо, но как на мой взгляд, обмотанная вокруг ствола веревка как-то понадежнее будет. Закрепив на уровне роста край, обошла ствол, протянула сквозь лестницу веревку, обмотав опорные стволы, обошла еще раз. И еще раз. Три витка. Закрепила, завязала узлы, затянула.

— Вот так надежнее.

И дальше. Залезть еще на высоту двух ростов, привязать край веревки. Слезть. Обойди дерево с веревкой в руках. Залезть, подтянуть веревку, поправить, пропустить сквозь лестницу, затянуть покрепче узлами, слезть, обойти еще раз. Залезть обратно. Затянуть, закрепить, отрезать. Подняться выше, еще примерно метра на три, может четыре, и всё повторить. Еще и еще. Раз за разом, пока не достигну вожделенной ветки.

В мотке у меня по сто метров. Веревку я покупала статическую, крепкую и долговечную. И дорогую, потому что меня достал этот виноград, каждый год обрывающий всё, на что его подвешивали. Он даже проволоку стальную как-то раз порвал и радостно шлепнулся всей массой на землю. Плодоносит он щедро, обильно, грозди большие, сам виноград вкусный, за что ему всё прощалось. Но когда все это добро наливается и вызревает, палисадник трещит весьма неиллюзорно. Нерушимо стоят только рельсы, на которые приварены поперечные стальные пруты арматуры. Погнувшиеся. Когда выбирала, на что подвесить этого монстра на этот раз, я прикинула, что ничего прочнее веревки такого типа не найду и потопала в специализированный магазин. Для альпинистов. Глаза продавца были бесценны, когда я ему объясняла, зачем мне надо столько дорогой и качественной веревки! Он даже проникся... Но глаза были, как у совы. Так же таращился и растерянно моргал. Зато теперь у меня есть реально хорошая веревка одиннадцать миллиметров в сечении. Бело-рыжая. Специально яркую выбирала, чтоб в листьях видно было.

Пока привязывала лестницу, делала несколько перерывов, потому что руки уже не держали. Похоже, я начала подходить к своему пределу выносливости. Даже жрать не хотелось. Просто упасть и сдохнуть на радостях.

Последние метры, казалось, растянулись на годы, так тяжело было. И веревку подтягивать, и заматывать, вися на высоте этажей десяти и придерживаясь за петли. Да, я приделывала веревочные петли для страховки, а то себе уже не верила. Но вот, наконец, руки дотянулись до ветки.

— Ну наконец-то... Последняя веревка.

Самая сложная.

Закрепив петли на опорных столбах, я перекинул веревку через ветку и полезла вниз. Теперь — двойная работа. Сперва отвязать веревку от подлеска — она мне уже не нужна, смотать ее и убрать в сумку. Потом — подобрать перекинутую через ветку веревку, второй конец — обмотать вокруг столба и подняться заново по лестнице. Наверх. Хорошо хоть лестницы хватило с запасом. Закрепить последнее и можно выдохнуть.

Сделала. Закрепила. Убрала остатки веревки в сумку. Последний целый моток, еще не распотрошенный. Еще один почти целый и обрезки от остальных. Минус триста с чем-то метров веревки на одну сраную лестницу! Початый моток перекинуть через ветку, чтобы барахло поднять.

— Я обалдею такие подвиги каждый день делать...

Собственный голос казался хриплым карканьем. Рук я почти не чувствовала, ноги болели и дрожали. Я сидела на ветке, привалившись спиной к стволу и тупила, чувствуя, как растекается по рукам онемение.

Завтра я буду развалиной.

— Так. Не раскисать! Еще барахло поднять надо.

Надо. Так что... собраться и вниз. По свеженькой лестнице, расфасовать вещи по сумкам и по очереди поднять наверх. Потом уже — думать про обустройство. На реку я сегодня не пойду. Не рискну. Да и времени почти не осталось. Солнце уже начало золотить небо предзакатными красками, лучи косыми росчерками пробивались сквозь стволы подлеска, красиво освещая мой закуток леса. Осталось еще немного, и можно будет отдохнуть. А завтра буду заниматься более щадящей работой. Я буду делать себе соломенный матрасик и лежку на развилке веток. А потом, когда отдохну, буду делать еще одну лестницу из обрезков веревки, чтобы добраться до следующей ветки. Там посмотрим, как можно будет сэкономить бесценную веревку. Потом — корзинку-рюкзак, чтобы на спине можно было груз носить. Я даже знаю, как ее сделать. И к реке сходить. И...

Потом. Это всё потом. Завтра.

Со скрипом собрав себя в кучу, я занялась последним критично-важным на сегодня делом. Подъемом вещей на дерево.

Закончила уже в сумерках. Темнеть начало удивительно-быстро, и я вынуждена была поторопиться. Но я успела, и занималась фасовкой барахла уже наверху, аккуратно раскалывая на ветке. Ширина ствола у места ветвления была чуть больше трех метров. Сама ветка — метра два с половиной. Следующая ближайшая ветка, если не считать ту, которая по другую сторону ствола — на высоте метров трех. Можно нормально устроиться, но это уже потом подумаю, где именно будет основная лежка.

Я добралась до удобной небольшой развилки ближе к последней трети ветки, устроила себе что-то вроде гамака из переплетения тонких веточек и веревки, перетащила сумки, привязала их покрепче.

— Ну, с первой победой меня... — вяло пробормотала я, осторожно устраиваясь в гамаке.

Легла. Расслабилась. Не трещит, не прогибается. Нормально вроде. Должно выдержать. Завтра буду делать что-то понадежнее. Завтра...

Всё — завтра.

* * *

Хартахен

Домен Артэфа

Приятный сумрак зала заливало золото закатного двойного светила, поблескивая искрами в алмазе пола. Первый день подходил к концу и начиналась ночь. Время моей работы. Мне предстоит прийти в тот мир и внести первое изменение в своих избранников, очистить их от запретов, блоков и печатей, преграждающих им путь к развитию. Простая на первый взгляд задача, в исполнении которой у меня не должно возникнуть сложностей или затруднений. Однако...

Я перевел взгляд на истойя, крепко спящую в переплетении ветвей. Девушка меня поразила упорностью труда, целеустремленностью и силой воли. Труд был каторжный, и меня законно переполняла гордость за ее успех наравне с тревогой за ее состояние. Но если с девушкой у меня не было причин для опасений, лишь здравая обеспокоенность за ее здоровье после столь утомительного труда, то аззар... С ним появились сложности.

Аззар шел к истойя. Он отвлекся ненадолго, выполнить свою работу. Быстро, без эмоций, сомнений и сожалений, оставив двенадцать тел на склоне гор. Я впервые видел подобные бои и к своему неприятному удивлению осознал, что не знаю, как можно защититься от подобной атаки. Не уверен, что смог бы даже почувствовать угрозу, ведь убивал воин безразлично. Он не испытывал ни эмоций, ни интереса, ни даже бледного отголоска сочувствия к жертвам.

Бесспорно, я наблюдал за войнами, протекавшими по моему миру в моменты столкновений народов и цивилизаций, но все конфликты так или иначе сопровождались бурей в ментальном плане, окрашенной яркими всплесками эмоций от горя до эйфории. Ни разу не встречал такого... безразличия. Ни радости от успеха, ни даже удовлетворения от проделанной работы или выполненного долга, лишь тяжелое мертвенное спокойствие и набирающая силу тревога за девушку.

В такие моменты аззар меня пугал.

— Хартахен. Пора.

Тихий голос Нутарэ прозвучал за спиной, вынуждая отвлечься от наблюдения за избранниками и вернуться к собственной работе.

— Воздействие начинай с истойя. — мягко произнес друг, привычно глядя куда-то мимо меня. — Помни, ты должен уйти до того, как аззар доберется до девушки. Его реакция на твое присутствие будет однозначной и тебе на пользу не пойдет.

Это я и сам осознаю. Если аззар застанет меня возле истойя, он попытается меня убить.

— Воздействие на аззара придется делать с запозданием: он не позволит тебе приблизится.

— Я могу погрузить его в сон.

— Можешь. — хмыкнул Нимус. — Но тогда через пару ксат возле дерева приземлится один из их атмосферников, и у тебя будут проблемы. Харт. Аззар на планете не один. У него целый отряд отморозков, которые быстро поднимут задницы и примчатся на сигнал тревоги от командира. А за ним сейчас наблюдают постоянно.

Об этом я не подумал...

— Подожди пару суток, пусть девочка пройдет переломный период и очнется. Тогда уже можно заниматься аззаром. — эофолец вздохнул. — Не забывай, с каким народом имеешь дело! Будь осторожнее: их оружие может причинить тебе реальный вред.

— Когда будешь работать с аззаром, обрати внимание на его мечи. — мягко добавил Немион.

— Только трогать их не вздумай! — рыкнул Нимус. — Если будут в ножнах — не вынимай до конца. Понял?

Я кивнул. Подобное предложение и предостережение меня... насторожило и удивило. Клинки я видел. Хорошо выполненные парные сабли из черного металла, но я не всматривался в них и не изучал отдельно.

— Всё. Собрался и пошел. Времени у тебя мало, а работы много. Непонятно еще, какая реакция у девчонки на твое вмешательство будет. Будь внимательнее и осторожнее.

Резонное предостережение.

Бросив последний взгляд на аззара, размеренно поднимающегося по отвесной стене, я создал портал и покинул родной Домен, чтобы выйти в ином мире в иной реальности.

Глава 3: Первое вмешательство

Хартахен

Корромин

Планета встретила меня настороженно, с опаской и недоверием, ответив волной отторжения на всплеск моей магии. Это странно. Обычно живые миры охотно принимают касание Всетворящего, оживляющее течение магии и сметающее застой в мировых магистралях. Даже миры Порядка не отторгали нас. Но этот... Он не нуждался в моей помощи, он не желал моего вмешательства и встретил меня глухим недовольством и недоверием.

Мне не были рады.

Прикрыв глаза и свернув свою силу, я вслушивался в раскинувшийся передо мной мир, пытаясь понять причину столь неласковой встречи. Мгновения текли одно за другим, но... ничего. Я не ощущал последствий касания мощи Всеизменяющего, я не нашел следов магических войн и катаклизмов. Я вообще ничего не нашел, разве что какое-то странное, едва уловимое эхо скользнуло вкрадчивым напевом по грани восприятия, но мне не удалось зацепиться за эту мелодию. Странная планета надежно хранила свои тайны и не желала ими делиться.

Пусть. Я пришел не за этим.

Я вновь открылся, позволяя своей силе вольно растекаться и смешиваться с энергией замершего мира, не пытаясь как-то воздействовать на него. Мне не нужна агрессия и неприятие этой планеты. Мне нужна ее поддержка, ведь здесь пройдет открытие Даров моих избранников, и мне бы хотелось, чтобы мир поддержал их. И я без сожалений отдавал свою энергию, делился светом своей души и отблесками Дара, пока не угасла настороженность, сменившись на... милостивое дозволение.

Мне позволили здесь находиться.

У этого мира не было развитого самосознания или присущего духу безличностного разума, но он мне отвечал, как дикий зверь. Столь же честный в своих действиях, столь же непредсказуемый в реакции на малопонятные действия. Здесь не было ни духов, ни божеств, пусть и самых мелких. Я не ощущал ни астральных паразитов, ни природных духов, ни даже существ Нереальности, которых всегда немало крутится вокруг живого мира. Здесь же астральный план был поразительно пуст, словно нечто безжалостно вычистило все живое, оставив нетронутым лишь мелких существ. Но что могло привести к таким результатам?

Я тряхнул головой, прогоняя неуместные сейчас мысли. Триада права: времени немного. Аззар передвигается быстро, а я не могу сказать, сколько времени займет работа над истойя. Тем более, в столь неподходящем и ненадежном месте как древесная ветвь высоко над лесной почвой.

Переносить девушку я не решился. Не должно быть на ней моего касания, не должно остаться следов и аурных отпечатков. Почему? Нет ответа, одна лишь убежденность. Придется работать так, как есть. Не трогая и не беспокоя, не позволяя своей ауре смешиваться с верхними взбудораженными слоями энергетики истойя.

Снятие блоков и печатей процесс простой. Я не единожды его проводил под руководством друзей. Я знаю, что надо делать, однако именно сейчас у меня закрались сомнения в том, настолько верно мое понимание состояния моей избранницы. Я не могу позволить себе ошибиться, приняв по недосмотру видимое за истинное.

Присев подле спящей истойя я вновь запустил сканирование, внимательно всматриваясь в то, что мне показывало диагностическое плетение. И чем больше я смотрел, тем отчетливее понимал, насколько первоначальное мое понимание... недостоверно.

Истойя не нуждается в снятии блоков и печатей с ядра и Даров. Они уже расшатаны и вскоре рассыплются под давлением начавшего работать ядра. Я могу лишь ускорить этот процесс и удостовериться в том, что с моей избранницы сняты действительно все блокировки, часть из которых установлена насильно. Я это мог различить. Установлены очень давно, вплавлены в саму душу, и снять подобное самостоятельно весьма непросто. Но я могу помочь. Я могу пошатнуть эти монолиты в ее душе.

Стоит ли? Возможно, не зря были установлены настолько могущественные Печати?

Стоит или нет... Подобный вопрос сам по себе неправильный! Единственное, что я могу сделать в обмен на то, что я готовлю для своих избранников в будущем — это очистить их обоих от травм и чужого воздействия. Особенно, от последствий подобного насилия над душой.

Сомнения остались позади, когда я тронул ауру, вынуждая ее развернуться, раскрыться, стряхивая с сияющих вуалей крошащиеся останки запретов и ограничений. Слой за слоем я очищал чужую душу, убирая следы насилия и былых травм, сглаживая застарелые шрамы и раскрывая исковерканные в тисках Печатей, но сияющие в моих глазах вуали, а душа отвечала мне, раскрываясь и позволяя увидеть своё ядро, укутанное удивительно-крепким защитным пологом. Сокровенное и неприкосновенное, чистое, сияющее и яркое. Лишенное сковывающих цепей и запретов. Никаких ограничений. Ни единого блока. Ничего, что могло бы сдержать или ограничить.

Передо мной сиял распустившийся цветок чужой души, неспешно смыкающий очищенные и исцеленные лепестки, перекладывающий заново свои вуали без травм, запрещающих печатей, ограничителей, блоков и прочего... сора, накопившегося за прожитые жизни. Передо мной сворачивалась все быстрее и быстрее древняя и сильная душа, и, глядя на нее, я начинал верить в успех.

Я наконец-то понял, за что зацепился мой взор и что привлекло меня к ней. Что вынудило остановить поиски. Это не было чем-то конкретным, каким-то фактором, который можно четко выделить и описать. Нет. Сработало то самое мифическое чутье Творцов, о котором не единожды упоминал Нимус со столь смешанными чувствами как восхищение и смиренность к его проявлениям: наша способность видеть и чувствовать то, что сокрыто. Понимать не осознавая.