Игра Владыки (общий файл)

Самоубеждение всегда удавалось мне, позволяя приводить себя в порядок и убеждать в нужности и правильности неприятных действий. Удалось и сейчас. Это умом я понимаю, что одинокая неприспособленная девушка имеет мало шансов выжить в диком мире, но... так же умом я отчетливо осознаю, что именно мне надо сделать, чтобы тут выжить. Сперва — просто выжить. А потом...

Потом — посмотрим. Главное, чтобы тут совсем уж лютого хищного зверья не было... в прибрежной зоне.

Я точно знаю, что такое зверье в этом мире однозначно есть. Не здесь. Дальше, в безграничных просторах равнины, утопающей в горизонте далеко за моей спиной. В лесах и джунглях этого мира. Но не здесь. Не в узкой безопасной зоне побережья, куда не заходят стада крупных травоядных и стаи следующих за ними хищников. Уверенность пришла с непоколебимостью горного массива, золотящегося мрамором в свете двойного светила, поддержанная смазанными, но яркими образами. Сумбурными, бессистемными, как те, которые иногда всплывают как реакция разума на ассоциацию, на один-единственный триггер, пробуждающий из спячки целый пласт знаний и воспоминаний. А вместе с этими образами пришел... Зов. Тянущая за душу тяга, неуловимое, необъяснимое чувство направления, заставляющее раз за разом всматриваться в золото скал. Словно от меня куда-то туда протянулась незримая, но с каждым мгновением все явственнее ощутимая упругая нить, подрагивающая от эмоций и позванивающая, будто на ней подвешены меленькие бубенцы. Слишком мелкие, чтобы их перезвон мог начать вклиниваться в разум раздражающим звуком, но достаточно крупные, чтобы их песня отчетливо воспринималась и отделялась от общего фона мира.

Я тряхнула головой, силком отводя взгляд от гор, отвернулась, поворачиваясь спиной к океану. Накатывающая болезненная тяга чуть унялась, но не исчезла. Скорее... затаилась. Она крепла с каждым мгновением моего осознания ее наличия, формировалась в устойчивое чувство направления и оформлялась в стабильный, ощутимый почти физически канал, при этом не вызывая паники и метаний от самого факта своего образования.

Я отчетливо осознаю, что со мной происходит что-то непонятное, но воспринимаю это как... нечто естественное и хорошо знакомое. Как старые, привычные и какие-то родные связки, восстанавливающиеся сами собой после долгого обрыва. Словно... Словно тот, на ком была другая сторона непонятного мне Зова, вновь оказался в зоне доступа, и связь развернулась автоматически по какому-то забытому мной протоколу.

Слишком легко и естественно воспринимается этот феномен, чтобы быть случайностью. Слишком ярко, сильно и привычно ощущается мгновенно окрепшая нить Зова. Слишком хорошо знакомо это ощущение. Слишком... Всё — слишком. Скорость формирования связи. Ее сила и прочность, доходящая до болезненной тяги. Сам факт четкого понимания сути происходящего и... отсутствующая негативная реакция. Мое спокойствие блаженного.

Вот это уже не просто странно, это — дико.

— Мозги еще соображают, а разум в счастливом обмороке. — проворчала я, поворачиваясь обратно и поднимая взгляд на такой притягательный горный склон.

Я даже не заметила, как залипла, завороженно пялась на золотистый мрамор! Очнулась, когда под ногами требовательно орнули. Громко и низко! От неожиданности я подлетела на месте, спугнув мелкую зеленую в голубой горошек ящерку. Ящерица отбежала, бодро перемахнула на соседний камень, повернулась на меня и снова басисто орнула. Недовольно и как-то обиженно, чуть визгливо скрипя и ворча.

— Твою ж...

Сердце колотилось в груди, словно вот-вот выпрыгнет. Ящерица с локоть размером, а орет как... как... Да мне даже сравнить не с чем!

Какая... дичь! Ящерица... Крапчатое пресмыкающееся, высоко задрав голову, резво рассекало воду, направляясь к берегу, выбралось на галечный пляж и бодро усвистало в траву. Такую же крапчатую, как и она сама.

Тряхнув головой, я немного отстранилась от звенящего в голове Зова, шмыгнула носом, достала висящие на шее механические часы. Откинула прозрачную крышку. Время... Пол седьмого. Как раз электричка ушла.

Так! Стоп! Половина седьмого? Это я что, почти час столбом стояла? Уже взошедшие солнца дали понять: да, стояла столбом и тратила бесценное время!

— Во я залипла... Если так и дальше подклинивать будет, меня даже паралитичная улитка сожрет! — недовольно поджав губы, буркнула я, переводя стрелки на часах и безжалостно отметая прошлое, ныне бесполезное времяисчисление. — Итак. Летом восход примерно часа в четыре утра, плюс время на мой ступор. Пусть будет пол пятого... Нет. — стрелки были снова переведены. — Пусть будет с бездарно потраченным временем — ноль-ноль. Посмотрим, когда закат и следующий восход. Вычислю длину суток, продолжительность ночи и дня, потом уже выставлю время. Можно будет хотя бы рассчитывать, сколько я буду иметь в запасе светового дня, и сколько у меня будет на сон. Ах да. Надо будет еще солнечные часы сделать, чтобы хоть как-то время сверять при солнечной погоде, если какая накладка будет. Не сложно же.

Достав из кармана большой платок, вытерла остатки слез, высморкалась, убирая последствия истерики, сунула платок на место.

— Ладно, время пока подвисло до следующего восхода. Еда у меня есть, на пару суток хватит. Вода... Минералки два литра. Потом надо будет искать воду. Что еще? — скосила взгляд на раздутую сумку, покоящуюся на камне у меня перед ногами. — Барахло. Куча всякого полезного хлама, который я должна была сгрузить на даче. Из однозначно полезного — ножи, мыло, доска и кастрюлька. Неважно, что она старая и запользованная до помятости. У меня есть кастрюля. Значит, у меня будет и чай, и горячая вода, и суп, и... все у меня будет. Что еще?

Снова покосилась на сумку, вспоминая, что я туда напихала. Кастрюля с лампочками-экономками. Лампочки однозначно теперь бестолковая ерунда. Мыло. Мыло — это прямо удача. Пять кусков, хватит надолго. Обычное банное плотное мыло, не то что всякая ароматизированная декоративная ересь, смыливающаяся за неделю. Что еще? Шесть больших мотков веревки, которая должна была быть пущена на опору для разросшегося винограда. Он тяжеленный и разросся по всему палисаднику, так что веревку я брала очень прочную и много. Еще есть старая простыня, драный пододеяльник, три пластиковых контейнера саморезов разного размера, пакет с шурупами по бетону, упаковка сарматов, то есть дюбелей, четыре рулона полиэтиленовых пакетов, три зажигалки, прямоугольный брусок точильного камня и массивный кухонный топорик.

Кстати о топорике.

Разворошив пакет, я достала его, взвесила в руке. Классный же топор! Цельнометаллический. Его мне за четыре пузыря сделали мужики в литейном цеху на нашем военном заводе. Ручка длинная, ухватистая, красиво украшена эпоксидкой. Даже розочки сделали. Зеленые, правда, но все равно мило. Ручка топора оканчивалась удобной петлей, сделанной из тонкой ременной кожи, насмерть заклепанной на кольце в рукояти. С металлической палочкой на свободном краю петли. Тогда же сделали. За эту петлю удобно топор на руку подвешивать или на крюк на кухне. А если надо подвесить на пояс, то петля удобно "застегивается" сама на себя с помощью этой палочки. Как женская заколка. Топору уже лет десять, а как новенький! Из хорошей стали тогда отлили. Молодцы, мужики! Свиные кости рубит, словно они из полой пластмассы!

Подвесив топор на пояс, я запихала остальное обратно. Потом перекопаю и разберу. Когда найду подходящее место для норы и начну ее обустраивать. Сейчас это важнее всего.

Первое правило выживания. Нора. Убежище, в котором я буду в безопасности, где я могу спокойно спать, не опасаясь попасть на зуб местному зверью, где меня не зальет дождем, где я смогу развести огонь и сделать себе еду. На земле — не вариант вообще. Никакого лагеря посреди равнины с задницей по ветру! Убежище должно быть надежным и труднодосягаемым если не всему зверью, то хотя бы подавляющему большинству. Значит, оно должно находиться на высоте. А из "высоты" у меня...

А что у меня?

Только сейчас, когда прошел ступор, когда я отлипла от разглядывания настолько залипательных гор, я, наконец-то сделала то, что надо было сделать немедленно. Я начала смотреть по сторонам и оценивать новый мир не как красивую картинку, а как территорию, на которой мне надо будет как-то выжить в одиночку.

А территория богатая.

Я появилась на берегу... океана. Факт, непоколебимый как аксиома. Не моря. Не залива. Океана и никак иначе. Непробиваемая уверенность точного знания, которого у меня быть не должно. Под ногами — здоровенный плоский валун, выступающий над кромкой воды примерно на полметра. До линии берега, усыпанного мелкой цветастой галькой, метров сто, не больше. Здесь примерно по пояс, так что перейти проблемы не составит. Можно даже пропрыгать по валунам: их по прибрежной зоне много раскидано, но с тяжеленными сумками я не рискну заниматься акробатикой. В воде вроде чисто, особо рыб или какой-то живности не вижу, чувство опасности молчит. Так перейду.

Повернулась, вновь глянула на золотистый обрывистый склон, волнорезом вспарывающий спокойные воды. С той стороны в небеса взметался горный массив, от которого я имею удовольствие сейчас лицезреть лишь небольшой кряж, формирующий предгорья у побережья и щедро рассыпавший булыжники в океане. Горный массив здесь большой, протяженный, но самые высокие горы — далеко. Настолько далеко, что я не вижу их вершин над обрывистыми скалами из красивого золотистого мрамора, как-то резко переходящего в мощные гранитные склоны, густо поросшие кустарником и мелкорослыми деревьями. Предгорья небольшие, довольно пересеченные, на глаз до первого действительно большого горного хребта километров восемь, не меньше.

Еще одна странность. Линия горизонта ощутимо дальше. В родном мире на уровне моря просматривается около пяти километров, а здесь ощущение, словно я с высотки смотрю.

Я потерла виски, сощурилась, всматриваясь в пышную растительность, виднеющуюся в паре километром левее. Что там? Там...

Там река. Не слишком широкая, но глубокая, бегущая между огромными камнями, поросшими кустарником и низкорослыми деревьями, и иногда заливающая равнину, превращая ее в топкое болото. Перед глазами ярко встало видение: пышные заросли высоких растений с длинными узкими листьями, тяжелые цветоносы, усыпанные мелкими голубыми цветочками, иногда склоняющиеся к самой воде, множество заводей, в которых растет водоросль, обильно плодоносящая крупными желтыми и, главное, съедобными плодами, плещущаяся рыба довольно забавной, но в то же время привычной формы, огромное количество насекомых, часть из которых вполне съедобна. И звериные тропы, по которым к реке на водопой приходят дикие звери.

То, что я не могу знать. Никак.

Взгляд сам собой перетек на отвесный склон, с которого так привлекательно и притягательно звенел в голове незримый Зов, на одной стороне которого я, а на другой... Кто?

Не верю я в сказки и взявшуюся из ниоткуда информацию, яркие образы и ощущения. Но я могу поверить, что кто-то на той стороне этой странной связи мог откликнуться на мои вопросы и поделиться знаниями. Грешить на перекос мозгов можно, но не тогда, когда касается точных фактов, образов и знания о том, чего знать не можешь. Именно знания, а не предположений. Как то знание о реке, что всплыло в моей голове яркими образами, наглядно показывающими мне незнакомый биом чужого, но в то же время неуловимо знакомого мира.

— Два варианта. Или у меня есть незнакомый пока напарник, или шизофрения.

Короткий смешок вырвался сам собой.

— Но не исключаю, что мой невидимый и незнакомый напарник — это и есть шизофрения.

* * *

Когтистый палец плавно вдавил спусковую пластину, едва слышный свист выстрела, оружие дрогнуло на сошках. Мощная оптика сверхдальнобойного снайперского комплекса приблизила цель: рухнувшего безвольной тушей в густую траву крупного шера, медленно подкрадывавшегося к замершей на камне девушке. Тихий щелчок перезарядки: автоматика оружия подняла снаряд из магазина, механизмы отошли в нулевое положение, комплекс готов к стрельбе.

Оружие чуть заметно сместилось, повернулось буквально на долю градуса, и в перекрестье оптики попал другой шер: крупный хищник скользнул в высокие заросли речного илиса, только гибкий хвост мелькнул между длинными листьями. Прицел вновь сместился, двигаясь на упреждение, палец лег на спусковую пластину, выбрал свободный ход и замер, балансируя на грани, за которой последует выстрел.

Выдох.

Винтовка дрогнула, приклад стукнул в плечо, а за три километра от снайпера упал на почву стремительный хищник, судорожно загребая мощными когтистыми лапами крепкие и гибкие стебли, обтряхивая с пышных цветоносов голубые цветочки.

Оружие вновь сдвинулось, наводясь на невысокую фигурку, так и стоящую на побережье. Палец переместился, лег под основание спусковой пластины. Оптика услужливо приблизила чуть припухшее лицо, хмуро глядящие вдаль едва заметно сощуренные серые глаза. Нижняя губа подрагивает: девушка едва сдерживается, не позволяя себе сорваться в истерику, упрямо пытается приободриться, говорит сама с собой: движения губ очевидны, но речь незнакома, хоть и понятна.

Зеленые глаза блеснули весельем, уголки губ приподнялись в мимолетной улыбке.

— Шизофрения, значит...

Низкий голос растворился в рокоте разбивающихся далеко внизу волн и в посвистах ветра. Палец вновь лег на спусковую пластину, прицел сменил кратность, оружие повернулось...

* * *

О камень плеснула волна, окатывая ноги брызгами прохладной воды. Время беспощадно утекало в безделии, а я все так же стояла на том самом булыжнике. Мне пока не хотелось перебираться на берег. Почему? Не знаю. Странное желание или... пожелание ненадолго задержаться и осмотреться, пока есть время. Или пока... пока...

Пока территория еще небезопасна.

Стоило в голове окончательно оформиться правильной трактовке того странного тянущего ощущения, как мне резко полегчало, а Зов перестал мелко подрагивать и дергать разум.

Точность формулировок...

То, чего я всегда стараюсь придерживаться на протяжении всей жизни, и что в большинстве случает превращает красивую картинку в неприглядную историю, ведь если сдуть сладкую пудру и добиться точных, правильных формулировок, многие истории выглядят совсем иначе, чем их принято понимать.

Забавно, что именно сейчас эффект иной. Как только я смогла точно сформулировать и описать не дающее мне покоя ощущение, как мне резко полегчало! Одно дело — стоять, мяться и жаться на булыжнике в прибрежной зоне, а совсем другое — сидеть и не рыпаться, пока кто-то другой занимается зачисткой территории. Мне даже показалось, что я почувствовала легкую иронию и одобрение, но эти чувства были мимолетны и слабы как эхо.

Ладно. Пока я не получу "добро" и не почувствую, что морально готова перебраться через воду на берег, лучше не рыпаться. Отсюда, с побережья, довольно неплохо видно. Да, зрение у меня не идеальное, отчетливо видно не так далеко, как могло бы, но раз уж я оставила очки дома, то теперь буду щуриться и сводить фокус в попытках хоть что-то рассмотреть.