Тогда-то Фрей решил уехать из дому. Сначала он служил в гвардии Светлого леса, участвовал в войнах, в завоевательных походах. Потом отправился в дальние страны с разведывательной экспедицией. Когда через пару-тройку десятков лет вернулся, о том странном эпизоде из его молодости помнил лишь отец. Но и тот лишний раз напоминать об этом не хотел, гордясь военными успехами сына. Невесту для Фрея старый лорд выбрал уже давно и ждал теперь лишь того момента, когда девушка достигнет совершеннолетия.

Сам Фрей мало думал о том, что произошло когда-то. В первые годы он, конечно, не мог избавиться от уколов совести. Эльзия пришла тогда ночью именно к нему, как делала это уже на протяжении недель двух. Была ли это любовь? Скорее просто желание стать взрослым, потребность в том, чтобы его любили. А вот что произошло дальше, он не мог сказать. Сам ли задушил девушку, сделал ли это кто другой? Последнее, что помнил Фрей — робкий стыдливый стук в дверь. Потом — провал. Очнулся он также в кресле, как и сидел, поджидая Эльзию. Она же лежала на ковре и уже была мертва. Фрей долго после этого печального случая вообще не подходил к женщинам. То ли боялся, что все повторится, то ли вспоминал Эльзию и ее будто украденные ласки. Но со временем он успокоился и в походной жизни его появлялись дамы, соглашавшиеся скрасить его одиночество. Все они уходили утром вполне живыми и здоровыми.

Поэтому, вернувшись домой, Фрей ограничивать себя в личной жизни не стал, благо вокруг было немало прелестных воздыхательниц, с истомой поглядывающих на его мощный торс и четкие мускулы, которые невозможно скрыть под тонкой шелковой рубашкой. Невеста же была далеко. Он пару раз навещал ее, дозволяя себе лишь целовать ее запястье под строгим взглядом отца.

Во время одной из таких поездок пришло сообщение о смерти сразу двух девушек из числа особо яростных поклонниц Фрея. Обе умерли одна за другой с разницей по времени всего в два дня. О смерти первой из них старый лорд решил сыну не сообщать, но когда умерла и вторая....

Вообще-то отец вздохнул с облегчением. Эти происшествия случились в отсутствие сына, а значит, его подозревать глупо. А если в смерти этих дам своего сердца он не виноват, то, может, и первое убийство обошлось без его вмешательства.

Фрей же был поражен в самое сердце. Если к этому моменту жизнь представлялась ему родником с чистой водой, то теперь у этой воды явственно чувствовался привкус крови. Недолго думая, он помчался в отчий замок, надеясь разобраться в череде смертей. Однако это оказалось не так просто. Первая девушка умерла в своей кровати в восточном крыле замка, где размещались семьи отцовых советников. Вторая была обнаружена рано утром в парке. Оставалось непонятным, что она делала в это время на улице.

Старый лорд был вынужден обратиться к тайной службе Властителя, ибо такие случаи как раз в ее компетенции. Очень скоро замок наводнили темно-фиолетовые мундиры. Присланный уполномоченный офицер расспрашивал всех и каждого, но так и не нашел ни единого свидетеля или свидетельства. Фрей же начал думать, что над ним нависло проклятие. Он засел в библиотеке в надежде найти хоть малое тому подтверждение. Изучение горы свитков, книг и тетрадей, исписанных странными знаками, ни к чему не привело, хотя некоторые свидетельства ему удалось обнаружить.

— Отец, — он ворвался в покои старого лорда, — мне нужно поговорить с тобой.

— Надеюсь, в твоей комнате не обнаружили еще один труп? — лорда трудно было вывести из равновесия.

Фрей лишь качнул головой.

— Нет, у меня есть несколько предположений и вопросов.

Лорд приглашающее указал на свободное кресло, но Фрей этот жест проигнорировал. Мало того, он начал ходить взад и вперед. Ему было проще так сконцентрироваться.

— Я не вижу причин смерти моих женщин, — начал Фрей, — по крайней мере, никому из смертных убивать их не пришло бы в голову.

— Ты на что намекаешь? — старый лорд, если и заинтересовался предположением сына, то виду не подал, продолжая сидеть, согнувшись над какими-то бумагами.

— Смотри! — Фрей сунул прямо ему под нос свиток. — Вот!

Лорд поднял глаза на сына, а потом углубился в изучение бумаги.

— Да, это записи моего отца, — промолвил он после минутной паузы. — Когда же они сделаны? Лет этак пятьсот назад.

— Я тоже так думаю, отец, но речь идет о более давнем времени. Здесь рассказано о том, что случилось на церемонии создания брачного союза.

Старый лорд слышал что-то о скандале, разразившемся как раз на свадьбе, но отец никогда об этом не вспоминал. Удивительно, как Фрею удалось разыскать его записи. Старый лорд окинул сына изучающим взглядом, отметив про себя, что тот достаточно вырос эмоционально для возможной женитьбы, а потом углубился в принесенные ему бумаги.

'Безмерно скорбя по скоропостижно почившей моей супруге, не могу не вспомнить о тех горестях, которые принесло мое неуемное желание быть любимым. Любви я искал и поклонения среди многих женщин. И находил. Пока на пути моем не встретилась та единственная, которую до сих пор не могу вспоминать без дрожи душевной. Она прибилась к нашему военному обозу на самой границе и напомнила мне потерявшегося ребенка. Это не удивляло. Многие в те годы военного противостояния остались без семьи и дома.

Самиэль не была похожа на простую крестьянку. Ее платье можно было бы даже назвать изысканным, но объяснить, откуда она, девушка не могла. Я предложил сопровождать меня в замок, который только строился на восточной границе, дабы оберечь рубежи Светлого леса от орд людских. И она согласилась.

Самиэль была утонченной и правильной во всем. Она никогда ничего не делала или говорила попусту. Все ее начинания имели глубокий смысл и пользу. Очень быстро она завоевала уважение всего нашего гарнизона. И мою любовь. Это было счастливейшее время, когда казалось, что для нас двоих нет ничего невозможного! Она стала тайной моей женой, любящей и нежной, не требующей ничего большего, чем мое внимание.

А потом мой замок, который я возводил уже даже не просто как крепость, а как дом для нас с Самиэль, почтил своим вниманием отец. Он привез брачный договор на мою свадьбу с принцессой Эльстаниэль. Я пытался возразить, хотя понимал, что от таких предложений не отказываются. Едва я принял решение, Самиэль исчезла.

Церемония принесения клятв проходила в новом публичном зале моего замка, изящество которого было оценено даже Властителем, лично вручившим мне руку своей дочери. Но едва мы подошли к статуе Великой Триединой Богини, посреди зала появилась Самиэль. Была она бледна и истощена до последнего предела. Платье, ее платье, которое подарил я, напоминало лохмотья. Я хотел броситься к ней, но не смог даже пошевелиться.

— Я бы простила тебя, Хранитель Френталион, если бы ты просто выгнал меня, позволил уехать и забыть. Тогда бы я смогла позаботиться о нашем малыше, — она говорила тихо, печально гладя плоский живот. — Но он умер, и я скоро умру. Но ты еще вспомнишь меня! Никто не будет тебя любить, ни тебя, ни твоих потомков! Да будет так во веки веков!

С этими словами она растаяла в воздухе так же внезапно, как появилась. Гости замерли в настоящем шоке, я стоял ни жив, ни мертв, пытаясь осознать, что же она сказала. Эльстаниэль внезапно сжала мою ладонь:

— Я буду любить его, — прокричала она куда-то в пустоту и ее слова прозвучали настоящим громом.

Только позже я узнал, что доверенные отца похитили Самиэль и заперли ее в одном из многочисленных подвалов моего же замка. Но где именно, я не узнал никогда. Наемники исчезли. Отец, под моим давлением, разыскивал их, но ни их следов, ни их семей не нашел. Тогда я начал исследовать подземелья, все еще надеясь на что-то, но все без толку. Иногда мне казалось, что любимая где-то совсем рядом. Тогда я долбил стены, искал хоть какие-то намеки на тайные переходы. И — ничего. Я даже не знал, на самом ли деле тогда во время ритуала появилась Самиэль или это был лишь ее призрак.

О происшествии на церемонии долго еще говорили мои подчиненные. Я чувствовал осуждающие взгляды и перешептывания за спиной. За год я поменял весь гарнизон — не было никаких моих сил слушать их претензии. О словах Самиэль я долго вспоминал, но присутствие рядом моей супруги не давало оснований назвать их пророческими. И вот теперь ее нет. Она умерла, подарив мне наследника'...

Старый лорд поднял голову и задумался. Фрей с интересом рассматривал отца. Не так-то часто увидишь на его лице признаки растерянности.

— Отец, моя мать также умерла при родах?

Он медленно кивнул, не глядя на сына.

— Она не любила тебя?

— Я не собираюсь обсуждать с тобой женщину, подарившую тебе жизнь.

— Так я и знал... У твоего отца была жена, которая его не любила. И это спасло ее жизнь. У тебя тоже. А умерли они, потому что не могли не любить своих сыновей. Мы прокляты, отец!

— Это все твои домыслы, сын. И не надо делать поспешных выводов.

— Неужели ты не понимаешь, — Фрей схватился за голову, — мне нельзя жениться!

— Не говори глупостей! — старый лорд поднялся из кресла, обогнул большой стол и вплотную подошел к сыну. — В конце концов, совсем не обязательно, чтобы она тебя любила! А наследник у меня должен быть!

— Ты понимаешь, что этим обрекаешь девушку на смерть?

— Иначе умрет наш род, а это куда страшнее. И чтобы больше глупых разговоров о проклятии я не слышал!

С тех пор Фрей больше не ездил к своей нареченной. Он вообще не мог на нее смотреть, да и как можно общаться с девушкой, обреченной на смерть. Тем более, если она тебе нравится. Так продолжалось до тех пор, пока она не отметила свое совершеннолетие. С супружескими клятвами Фрей тянул до последнего: то его Властитель вызвал, то от карательного похода будущий Хранитель восточных границ отказаться не смог, то вообще слег с тяжелой болезнью. Это он-то! С детства умевший регенерировать любую поврежденную клетку.

Наконец старому лорду такие прятки сына от женитьбы изрядно надоели. Тем более, что невеста выказывала явное намерение поскорее стать супругой 'уважаемого и горячо любимого Фрейдалиона'. Старый лорд каждый раз слушал эти ее слова, произносимые тоненьким звенящим как колокольчик, голоском и радовался, что они — абсолютная ложь. Трупа невесты ему видеть не хотелось.

После очередной вылазки в людские земли старый лорд поставил вопрос ребром: или Фрей женится, или знать он его больше не хочет. То есть, лишит и имени, что равносильно изгнанию из Светлого Леса, и наследства — любимого родного замка. И Фрей сдался.

Он был нарочито груб с прекрасной невестой, ставшей ему женой. Он не обращал на нее внимания, избегал исполнения прямых супружеских обязанностей, вообще старался не подходить к ней на выстрел лучшего лучника. Жена, так и остававшаяся девой, долгие дни, потом месяцы, потом годы ждала нерадивого мужа, не смея даже подумать об измене. Она тайком плакала в одинокой постели, утром умудрялась-таки скрыть следы ночных горестей, а вечером, на приемах и тихих семейных ужинах блистала своей неземной красотой.

А потом она умерла. Так же внезапно, как и все предыдущие девушки. Фрей не мог понять, что могло произойти. Он приходил в их совместную спальню, ставшую лишь ее комнатой, сидел, понурившись, в кресле и корил себя за то, что не отказался от невесты, когда это еще было возможно. Четвертая смерть! В какой-то момент ему даже показалось, что он начинает сходить с ума. Они являлись ему, стояли и укоризненно смотрели, будто ждали объяснений, до тех пор, пока Фрей не нашел спрятанный в будуаре жены ее девичий дневник. Первым порывом было выбросить эту надушенную книжицу в огонь камина, но потом он все же решился взглянуть, чем же жила его супруга в последние годы.

'...Мне даже кажется, что его подменили. Ведь когда-то он был весел и нежен. А его пальцы... Меня бросает в дрожь, как вспоминаю их. Как он прикасался к моим рукам... Его губы... А как озорно он подмигивал, косясь на отца! Я думала, что буду счастливейшей из всех замужних дам Светлого леса...'

'Леди Кларисия уж так напрашивалась ко мне в гости. Но я отказала ей. Она теперь в свете говорит: 'Замуж вышла и все: прежняя дружба забыта'. Она, наверное, считает, что я счастлива и не хочу делиться своими радостями. А я просто не хочу, чтобы она видела моего мужа, его холодность, его ненависть'.

'О, Богини! Говорят, он стал таким, после смерти девушек. Значит, он лгал мне, что никого кроме меня не любит? Он любил одну из них! И теперь его сердце разбито! И мое тоже!'

'Он даже не вспомнил о моем дне наречения! Не поздравил... Это просто невежливо! Если бы не старый лорд... Он по-настоящему добр ко мне, он понимает, как мне сложно, он порицает сына...'

'Старый лорд вновь пригласил меня на конную прогулку. Впервые за много-много месяцев мне было весело'.

'Удивительно, почему его все называют 'старый лорд'. Его зовут Лайонион! Какое чудесное имя! И совсем он не старый. Седина его не портит... Даже наоборот... Он такой добрый и честный, он настоящий лорд. Даже странно как-то, что Фрей является его сыном'.

'Мы опять гуляли за стенами замка. Лайонион показывал мне сады Богинь! Мне кажется, что никто в этом замке так меня не понимает, как он. Какие глупые мысли лезут мне в голову!'

'Я не имею права так думать! Я не должна! Но как же мне жить дальше, если я его люблю? Если я люблю отца моего мужа!'

Эта запись была последней, сделанной, если верить дате под строками, вечером накануне смерти. Чернила размазались по странице, видимо, на них пролилась не одна дюжина слезинок. Фрей заскрипел зубами, вырвал страничку из дневника и бросился к отцу. Ревность смешалась с чувством потери. Он мог бы сдержаться, но не стал.

— Значит, ты решил меня заменить? — Фрей ворвался в кабинет отца с перекошенным от гнева лицом.

— В каком смысле, — старый лорд был совершенно спокоен.

— В каком? На — читай! — он сунул ему листок и оперся о крышку стола, ожидая, пока отец пробежит строчки дневника глазами.

— Я не понимаю тебя, сын... — спокойно и даже как-то презрительно начал старый лорд.

— Сын? Я тебе больше не сын. Ты поступил подло, и я вызываю тебя на суд Богинь!

Ритуальная фраза была произнесена. Хотел ли этого Фрей? Скорее всего, нет. Позже он жалел о сказанных в порыве ревности и горя словах, но изменить уже ничего не мог. В Светлом Лесу редко случались непримиримые споры между родственниками и одноплеменниками. Слишком неторопливой и размеренной была жизнь, слишком немногочисленными семьи. Да и к чему конфликты, если время всех рассудит и все расставит по местам. Благо, оно в запасе у эльфов имелось.

Но если уж случались такие скандалы, судьей на спор приглашались Богини. И эти слова не были просто красивым оборотом речи. После произнесения ритуального вызова, и тому, кто его кинул, и тому, кто его принял, давалось время до восхода солнца. Его же они должны были встретить в Храме Богинь. Те, кто видел происходящее со стороны, говорят, что когда враги заходят в Храм, его окутывает алое марево. Оно висит около получаса, а потом из Храма выходит только один. Тот, кто прав. Второй бесследно исчезает.