Цена недоверия

— С волосок, — фыркнула. — Данарис, не смеши меня — отойди. Твоя попытка соблазнения не удалась.

Он послушался — да и что ему было делать? Послушался, но ни в его лице, ни в глазах, я не заметила обиды, и потому вздохнула с облегчением — мысленно же добавила в пользу Данариса еще несколько плюсов, за выдержку.

Правда же была в том, что мне вдруг стало неуютно от его близости. Не неприятно, а именно неуютно, и в этом я тоже смутно подозревала дарсанову вину, хоть и сама не до конца понимала почему. Злость на него все еще кипела внутри, уже задевая ту грань, за которой я однажды подумаю: хватит, надоело. Тогда он пожалеет... Зачем, зачем, этот дурак злит меня, зачем словно нарочно выводит из равновесия, попутно подставляя под возможный удар? Ему что — накуролесил и улетел, а мне после разбирайся с этими семействами обиженных... Хорошо, Данарис оказался не из подобных, иначе не знаю, что бы я потом сделала с этим проклятым соль-терро, но однозначно нечто страшное.

На плечо Данариса легла рука Омаэля.

— Вам бы лучше оставить леди в покое, ей многое пришлось пережить сегодня. — 'И без тебя хватило' повисло в воздухе.

Данарис ухватился за эти слова как за повод отступить с достоинством и избавил нас от своего общества, не забыв галантно попрощаться и осыпать меня на прощание комплиментами.

— У меня такое впечатление, будто я неделю на ногах и не сомкнув глаз ни на миг, — пожаловалась я.

— Отдохните, — посоветовал Омаэль. — Сегодня не должно быть ничего важного... Ваша мать, кстати, сегодня с утра подписала указ, снимающий с вас большую часть обязанностей перед ней.

— Ха, неужто хочет, чтобы я сосредоточилась исключительно на поиске консорта?

— Не могу знать, соль-арэо.

Я отмахнулась:

— Не прибедняйся... Так что там, на сегодня еще?

— Ничего, с чем я не справлюсь без вас.

— Проводи меня до моих комнат тогда, — с удовольствием и облегчением я оперлась о его руку. Дрожащие ноги, оказывается, совсем не добавляют уверенности в своих силах. — Еще неплохо было бы узнать, по каким таким секретным делам Араста мотается туда-сюда до Дальних поместий. И что там с Бирюзовым? Заодно, проследи за Суэстом, я не думаю, что он рискнёт снова покуситься на девочек, но мало ли...

— Хорошо, соль-арэо.

Мы как раз подошли к дверям моих комнат.

— И еще Омаэль... Присмотри за Данарисом. Мне нужно знать, можно ли его подпускать к тайнам семьи.

— Как скажете, леди. Не беспокойтесь, лучше отдохните, как следует.

— Постараюсь...

Приятным моментом стало то, что в комнате уже убрались и белье на кровати сменили, так что о ночном присутствии Дарсана уже ничего не напоминало. На тумбочке у кровати стоял ящичек с ровными рядами цветных бутылочек — Истаб говорил, что должны принести настойки. Наверное, они и есть. Прошлый ящичек, помнится, Дарсан разбил, одни проблемы только от него...

За окном пронеслось что-то огромное и темное, я подумала и не стала зажигать света. Если это Андарран, то незачем ему знать, что я у себя. Еще не хватало, чтобы снова пришел Дарсан, а то ж у меня руки зудят от желания ему врезать, да только ничем хорошим это не кончится.

Я разделась до нижнего платья, распустила волосы и прилегла на кровать поверх покрывал с намерением просто отдохнуть в тишине... и проснулась от громкого грохота, который не сразу опознала как 'стук' в двери.

Сон еще не до конца меня покинул, иначе, чем объяснить, что я первым делом подумала на Данариса? Стал бы он, правда так колотить в двери, но мало ли...

— Данарис, это ты?

Дверь не выдержала — слетела с петель. В проеме возник Дарсан, всколоченный, с коркой засохшей крови на лице и пятнами на одежде. В руке обнаженный кинжал, с другой, сжатой в кулак, капает на пол яркая кровь — ею, что ли, в двери молотил?

Я потерла лицо руками и села поудобнее, облокотившись на подушки.

— Выйди вон.

Соль-терро не ответил. И не ушел. Я бы удивилась, если бы он меня послушал... Жаль ментакристалла нет, не позвать никого. Охрана уже приучена к тому, чтобы не обращать на наши с консортом скандалы никакого внимания, а опасаться за мою жизнь им нечего — святость соль-арэо неукоснительно блюдется всеми.

Резко заныло плечо, ему в тон отозвались ноги — эдак скоро я вся буду израненная ходить. И как бы, не после этого разговора.

Дарсан шагнул внутрь, и как-то слишком резко и быстро оказался около кровати. Ноздри его хищно раздувались.

— Ты вся им воняешь! — прорычал он.

Я пожала плечами, стараясь не коситься на обнаженное лезвие.

— Неудивительно.

Кажется он подавился словами, которые собирался сказать. На всякий случай я отодвинулась подальше от него и напомнила:

— Я не давала тебе разрешения прикасаться ко мне, если ты помнишь.

— Помню, — медленно отозвался он, глядя на меня в упор. — Все я помню. А вот ты, кажется, забыла, что принадлежишь мне!

— Я принадлежу своей семье, соль-терро. Но никак ни тебе и не твоему дракону. Значит, и делать могу, что мне угодно, а не чего хотелось бы тебе.

— Что угодно — даже трахаться с этим недоноском?!

— Даже, — маска безразличия не слетела и тогда, когда он в ярости врезал кулаком по стене, да так, что кровь в стороны брызнула. Спокойно. Пусть бесится, на здоровье, мое спокойствие это не должно колебать.

— Ты... — он задохнулся, зажмурился, вскинув руки к лицу. Разжал пальцы и кинжал с грохотом упал на пол, соль-терро и не заметил. — Я требую свои восходы. Все.

Что?! Нет!

— Нет.

— Да. Прямо сейчас!

— Я не могу так надолго покидать дворец.

— Мне все равно. Я требую своего по праву.

Слезы обожгли глаза, я поспешно отвернулась. Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!..

— Предупрежу мать.

В горах у Дарсана был свой дом. Большой, каменный; не дом, а крепость — там мы проводили его законные восходы. В последний раз я опрометчиво пообещала ему девять суток... Дура. Конечно, у меня есть одно его Слово, но тратить его так неразумно, всего лишь из своей ненависти, я не имею права, это глупо и неразумно. Помнится, он обещал не требовать их разом... да-да, всего лишь еще одно несдержанное обещание.

Мать ничего не смогла сделать, да я и не надеялась. Соль-терро в своем праве. Андарран завидев нас с Дарсаном на посадочной площадке, ликующе взревел, потом полез ластиться как игривый щенок, причем ко мне. Я отшатнулась.

— Милая...

Рот наполнился кровью из прокушенной губы — нет, я не стану плакать. Ненавижу бессилие.

Андарран приблизил ко мне свою исполинскую морду, зеленые глаза ярко горели.

— Не бойся, милая. Он ничего тебе не сделает.

Дарсан все еще злился, я кожей ощущала его ярость, но он уже взял себя в руки. Наверное, понял, что перегнул палку, но от своих слов теперь не откажется. Ненавижу.

Надо мной развернулось одно драконье крыло, защищая от ветра, пронзительно холодного. Я вывернулась из-под него, и снова подставила онемевшее от холода лицо под ветряные порывы — мне казалось, что так боль уменьшается. Потом расстегнула плащ, и почти застонала от смеси облегчения и холода — ветер мгновенно выстудил все тепло, да и немного его было.

Дарсан возился, пристёгивая к драконьей сбруе седло для меня, ему самому ничего подобного было не нужно. Дракон волновался, я слышала, как хлестал его хвост по камню площадки, и пусть. Ничего не хочу. Замерзнуть бы вот так, чтобы насовсем, чтобы ничего больше...

— Съерра! Застегни немедленно плащ, заболеешь!

Заткнись. Ненавижу твой голос, всего тебя ненавижу...

Его руки легла на мое плечо, я, не раздумывая, рванула в сторону:

— Не трогай меня.

Сейчас я могу только просить, ведь он в своем праве. Это право для того и придумали, чтобы хоть иногда не было различий между соль-арэо и ее консортом, чтобы она не могла приказать...

Заревел дракон. Дарсан так и стоял с протянутой рукой, и в глазах его медленно рождалось понимание.

— Милая, ты... меня боишься?

Что мне делать? Зажмуриться, скрывая от него свои мысли? Только так. Я не имею права ни на что другое...

— Милая?

— Просто не трогай меня.

Это не страх, это ненависть. И бессилие. И безнадежность. Все то, что Дарсан успешно порой в себе воплощает.

— Хорошо, не стану. Застегни, пожалуйста, плащ, и капюшон надень.

Пальцы не слушались, так что застежка щелкнула, застегиваясь, далеко не с первой попытки. Ненавижу тебя, соль-терро...

— Садись.

Я развернулась. Седло крепится в ямке у основания драконьей шеи — там, где чешуя гладкая, и не имеет острых шипов. Сейчас дракон лежал, подобрав под себя лапы, и до веревочной лесенки, спускающейся с седла, вполне можно было дотянуться, если хорошенько постараться.

Дарсан проследил мой взгляд.

— Я помогу.

— Не трогай меня.

Скрипнул зубами, но отступил.

Я рывком подтянулась, забралась по лесенке — Дарсан все же придержал ее снизу, чтобы не болталась, перекинула ногу и оказалась в седле. Мне все равно, пусть замерзшее тело взвыло от слишком резкой нагрузки, не покажу как мне больно. Соль-терро устроился за моей спиной, готовый в любой момент поддержать, но не коснулся.

— Держишься?

— Да.

— Тогда полетели.

Андарран встал на все четыре лапы, потоптался, расправляя крылья, направился к краю площадки. Чтобы взлететь с ровного места дракону надо разбежаться, так что с площадок они предпочитают прыгать, уже в полете ловя ветра. Я вцепилась в седло как в родное, и все равно меня рвануло так, что чуть не выбило из него напрочь. Потом полет выровнялся, Андарран набрал высоту, и радостно заревел, сообщая о себе миру.

Как всегда на время полета я предпочла закрыть глаза и не открывать их, пока сильный толчок не сообщил о приземлении. Андарран пробежал немного вперед по горному плато и остановился как раз около дома, спрятанного за горным выступом так, что с воздуха не вдруг и приметишь. А пешком на такую высоту забраться невозможно.

Выступ, скрывающий дом, защищал его заодно и от ветра, что весьма кстати, потому что тут, высоко в горах, куда холоднее, чем даже на самых верхних площадках дворца. В своем плаще и одном нижнем платье — я так и не оделась толком, не до того было — я мигом промерзла насквозь, хотя снизу и грела горячая драконья чешуя.

Дарсан спрыгнул первым, протянул руки — поймать. Я хмыкнула и спустилась сама, хоть далеко и не так ловко как он.

— Иди в дом, я седло сниму пока.

Да с радостью.

В доме было тепло, даже слишком тепло, на мой взгляд. Тело быстро отогрелось и пришлось сбросить плащ, иначе от духоты могла разболеться голова. Бездна, в последнее время я сама себе развалину напоминаю — что же дальше будет? Истаб предупреждал еще тогда, три года назад, да разве я могла себе такое представить... Ведь соль-арэо не болеют; до того как погибли Эорин и Эовис я толком и не понимала, что это такое — боль.

Дура была, что уж теперь... Тогда дура и сейчас не умней. Чего стоит быть ласковей с Дарсаном, это не так уж и сложно. Он успокоился бы, перестал потрясать оружием и кулаками, перестал творить всяческие безумства. Возможно. А может и нет, их противостояние с матерью просто так кончиться не может.

В доме было тихо и уютно, я прошлась вдоль стеллажей у стен, зажигая многочисленные свечи — все соль-терро любят открытый огонь, это у них от драконов. Дыма свечи не давали, запаха тоже. А свет их был ровен и мягок, не резал уставших глаз. Можно было бы разжечь и камин, но я этого, увы, не умею, пусть Дарсан возится, если захочет.

Хлопнула дверь. Я оглянулась на своего консорта — он же смотрел на горящие свечи.

— Ты хорошо меня знаешь, — криво усмехнулся.

Я пожала плечами:

— Мы семь лет 'вместе'. Невольно что-то да замечаешь, — я по привычке тронула висок, ища ментакристалл. Я гладила его иногда, для успокоения, теперь же непривычное отсутствие холодной гладкости камня под пальцами расстроило. — Омаэль свяжется с тобой, если возникнет нечто срочное. Надеюсь, ты мне сообщишь об этом.

— Не буду обещать, мы с тобой знаем, чем это чревато.

Бездна... Как меня это достало! Ну почему, почему, никто не даст мне возможности просто отдохнуть в тишине и одиночестве?!

— Это чревато твоей паранойей, — излишне резко ответила я. — Причем, беспочвенной.

— Почему же, — он прошел мимо меня на кухню, заглянул в большой шкаф с какими-то бутылками. — Не такой уж и беспочвенной. Например, ты знала, что твоя мать пыталась вернуть силу одному из давних указов, гласившему, что соль-арэо могут брать консортов лишь из первых Домов?

Я даже рассмеялась от неожиданности.

— Это глупо, Дарсан, ведь тогда ей бы пришлось расстаться с двумя из трех своих консортов!

— Я знаю, что глупо. Но она пыталась. К счастью запрет на этот указ непреложен, а матери первых Домов не дали ему силу, так что... Вот же она, — Дарсан достал какую-то небольшую бутылку из темного непрозрачного стекла и два бокала. — Странно, что Омаэль не сказал. Тебе явно нужно знать, чем твоя мать готова пожертвовать, чтобы избавиться от меня: двумя возлюбленными. — Темная, почти черная, жидкость наполнила бокалы.

— Нет, не верю. Она не могла такого сделать... Что это? Тайа?

— Попробуй, тебе понравиться.

Я осторожно пригубила. Вкус был незнакомым, пряным и горьковатым, но в целом очень даже приятным.

— Вкусно. Что же это такое все-таки?

— Ирс, но не думаю, что ты о нем слышала — соль-фламме такое не пьют.

— Отчего же? Вкусно ведь.

— Кто их знает... не по чину, похоже. Тебе не жарко? У тебя щеки красные.

Я прикоснулась к лицу пальцами, и вправду, кожа будто горит.

— Душно.

— Я открою окно. — Дарсан отставил нетронутый бокал и распахнул окно настежь.

Повеяло холодком, кухня наполнилась звуками: шорохами, треском, хлопаньем, рычанием. Андарран явно где-то неподалеку, наверное охотится, или дремлет на солнце, обняв лапами какой-нибудь скальный выступ. — Так лучше?

— Намного, спасибо.

Дарсан подошел ближе, забрал мой опустевший бокал и поставил его на стол. Провел осторожно кончиками пальцев от подбородка к виску, где раньше покоился ментакристалл, вторая рука зарылась в мои волосы, погладила затылок. Я прикрыла глаза.

— Это из-за кристалла? — тихо спросил он.

— Что? — Я непонимающе уставилась в его глаза. — О чем ты?

— Ты стала... другая. Какая-то вялая, ничего не хочешь толком, ничего тебе не нужно. Словно выгорела изнутри.

— А, это... Это просто слабость, после операции. Истаб сказал, это нормально, пройдет потом. Дарсан я... Прости, я устала. Идем в бассейн, вода приведет меня в чувство.

— Эй, — он склонился к самому моему лицу, — не оправдывайся. Я все понимаю, ты знаешь. Не хочешь меня, так и скажи, зачем отговорки? Ты не оправилась от операции, и столько всего случилось. И Андарран наверняка тебя снова испугал. Прости его, ладно? Он же до сих пор не понимает толком, как с тобой обращаться, иногда не осознает насколько ты хрупкая. Боится снова сделать тебе больно и оттого еще больше неловко выходит. И знаешь... если хочешь, мы с ним можем помочь тебе, втянем ненадолго в нашу связь — тебе сразу легче станет.