Цена недоверия

Чужое дыхание пошевелило волосы на затылке; я вздрогнула от неожиданности: как же тихо он подошел... Перекинул мне через плечо волосы, в два движения расстегнул непослушное ожерелье и оно, сверкнув напоследок камнями, с громким стуком упало на пол.

Тяжелые напряженные ладони надавили мне на плечи, но отчего-то я и не подумала напомнить ему отойти. Буквально кожей ощущая его ярость, его гнев и боль я только и смогла, что наклонить голову, лишь бы не видеть в зеркале этих пылающих глаз и сжатых губ. Мне стало страшно.

Не знаю, как долго мы стояли так — близко, почти прижавшись и одновременно далеко. У меня ноги дрожали, и я не знала, куда деть руки, чтобы случайным движением не пробудить его от этой странной недвижимости — она хотя бы безопасна...

Когда он все же пошевелился, меня обдало липким горячим страхом; потом пришло облегчение. Руки консорта огладили мою спину и по одному принялись расстегивать множество крючков стягивающих платье на спине, пока оно, вслед за ожерельем, не оказалось на полу. Зеленое нижнее платье было почти того же цвета что и его глаза, опасности в которых ни на малость не убавилось.

Он заставил меня поднять руки, стянул платье через голову и с силой отбросил сторону, оставив меня лишь в бюстье и трусиках, и снова замер, пристально смотря мне в глаза через зеркало.

— Дарсан, — шепнула я тихо-тихо, сама не понимая толком зачем. Он тут же закрыл мне рот рукой, а другой накрыл мой живот. И все это не отрывая от отражения глаз.

Страшных глаз. Я никогда не видела у него такого взгляда, даже когда Андарран...

Дарсан резко склонил голову и нежно прошелся губами по моему плечу, целуя легко и невесомо. Глянул искоса в глаза, и... впился в белую кожу зубами, жестоко и глубоко. Я закричала, рванувшись в сторону и причиняя себе еще больше боли. Он отпустил.

Ноги заплетались, я споткнулась на втором шаге и неловко, больно упала на ковер, зажимая плечо рукой, чувствуя, как бьется под ладонью кровь, и как сумасшедше стучит пульс. Перевернулась и снова вскрикнула — от невольного ужаса.

Он стоял все там же, у зеркала, только повернулся в мою сторону. Голова была низко опущена, но эти кошмарные горящие глаза все еще следили за мной; губы и подбородок были черны от крови.

Рука сама собой метнулась к виску, нащупывая ментакристалл: вызвать Омаэля, охрану... кого-нибудь! — конечно же не нашла, и я испугалась еще больше. Такого Дарсана я не знала. Такого Дарсана я не хотела знать.

Он шагнул ко мне, огромный и мрачный, заставив зажмуриться в ожидании чего-то плохого, сколь угодно плохого. Скользнули по щекам слезы бессилия, и я вдруг успокоилась, подумав, что терять-то мне собственно нечего. Я все равно умру, не сейчас, так потом... Зачем бояться?

Я нашла в себе силы посмотреть своему кошмару прямо в глаза, и не отвернуться, не испугаться снова. С трудом разлепила мигом высохшие губы:

— Чего ждешь? Убивай.

Он неожиданно улыбнулся злой, с изрядной долей иронии, кривой улыбкой:

— А есть за что?

Этого вопроса я уж точно не ожидала и потому несколько растерялась.

— Ты явно считаешь, будто причина есть. — Села на полу, обхватив себя руками. По груди текли струйки крови. — Я не стану тебя разубеждать.

— Почему?

— Не вижу смысла.

— А я, — он сел на корточки, прямо напротив меня и снова смотря сверху вниз, — этот смысл вижу.

— Нет, — я качнула головой, отбрасывая за спину мешающиеся пряди волос. — Нет, Дарсан. Все. Хватит. Ты достаточно лет меня мучил... Надоело.

— Я твой первый консорт, помнишь? — усмехнулся он. — Мы навсегда вместе.

— Ой, ли, — теперь моя очередь криво улыбаться. — Я всегда могу встать над родом, став соль-арэо-ан и это отсечет все данные ранее обещания.

Он насторожился. Напряглись под рубашкой плечи, заходили туда-сюда мышцы, сжались кулаки.

— Ты не сделаешь этого Съерра, мы оба это знаем. Не подведешь свою драгоценную матушку.

— Надави на меня, — вздернула подбородок. — И тогда увидим.

Я победила. Видела это по его лицу. Он поверил, и я смогла вздохнуть с облегчением, и чуть не застонала от накатившей боли: прокушенное плечо ныло и пульсировало, дергая руку, даже странно, что я не заметила этого раньше.

— Я не стану давить. Больше не стану. — Дарсан протянул руку и погладил меня легонько по щиколотке. — Съерра, нам нужно поговорить.

— Да что ты? — огрызнулась я, кое-как поднимаясь на ноги. Комната на миг качнулась, но быстро встала на положенное место. — Говорить надо было сразу. Говорить, а не бросаться.

Он встал тоже.

— Это... Андарран, он...

— Знаю, — оборвала. — Драконы так наказывают свою пару. Ты наказал, молодец, мне больно. Теперь можешь идти.

Дарсан рванулся ко мне единым слитным движением, которого я даже не заметила; обнял, притиснул меня к себе, кажется не понимая, что пряжка его ремня больно впивается мне в живот, а пуговицы рубашки царапают щеку.

— Не зли меня снова, ладно? — попросил, коротко целуя в макушку. — Андарран в ярости от того как провела нас твоя мать, а я слишком с ним согласен, чтобы не злиться тоже. Милая... У тебя кровь идет. Проклятый дракон, я из-за него совсем потерял голову! Погоди, немного.

Он прикоснулся к ране губами, принялся слизывать кровь. Как ни странно боль сразу уменьшилась. Ах, да, в крови и слюне симбионтов же содержится что-то такое... не помню точно, что, но оно помогает заживлению. У драконов этого вещества много, чтобы они могли зализывать свои раны. У соль-терро значительно меньше, но тоже есть.

— Знаешь, Дарсан, — бездумно сказала я в его рубашку. — Я тебя ненавижу, честное слово. Я мечтала прийти к себе и лечь спать, хоть ненадолго спрятаться от всего этого бреда, а тут ты со своими... претензиями. Зачем, а? Мне теперь не уснуть полночи, а я так хотела завтра утром сходить к Амори, пока его не увели на процедуры.

Соль-терро не ответил, был слишком занят. Да я и не ждала ответа, если честно. Как-то разом навалилась вся усталость сегодняшнего дня, даже колени ослабли. Похлопала консорта по плечу.

— Давай на кроватку, а то я упаду сейчас.

— Я удержу, — невнятно ответил он, не отрываясь от моей кожи.

— Да-да, знаю, но давай все-таки ляжем.

Соль-терро послушался и довел меня до кровати, стянул с того покрывало и помог улечься. Поставил колено на кровать, и я тут же по нему пнула.

— Сапоги стяни хотя бы.

Виновато улыбнулся:

— Прости, забыл... — И спешно стянул и сапоги, и рубашку, расшвыряв их по всей комнате и оставшись лишь в штанах. Перевязь с оружием наоборот аккуратно легла в изножье кровати, где, по мнению Дарсана, ей и есть самое место.

Я повернулась на бок, покусанным плечом вверх, позволяя ему устроиться за своей спиной и снова вернуться к заживлению причиненного "собственноручно" вреда. Правда теперь это дело перемежалось нежными поцелуями по всем окрестностям, но я сделала вид, что не замечаю их, а его это вполне устроило.

— Скажи, с чего это вы так взбесились... Я готова выслушать.

— Я занят.

— Потом долижешь. Говори.

— Ладно, — он устроился поудобнее. — Слушай. Твоя мать очень просила, чтобы мы с Андарраном лично проводили Арасту к твоим братьям, мол, опасно стало, а она везет важную информацию. Я не хотел покидать дворец, ты же после операции, но спорить с ней оказалось бесполезно, к тому же она уверила, что лежать тебе еще пару дней минимум, а я за сутки обернусь. Так что мы полетели. По дороге Араста разговорилась, ты же знаешь, с ней мало кто общается, а Андарран ее терпит, и она это знает. Так вот, она много говорила, а потом посетовала, что 'опять этот красавчик вернулся, чтоб его Дикие сожрали'. Я заинтересовался, кого это так искренне любит наша стерва и она припомнила тот случай в Алмазном...

Я не сразу сообразил к чему все идет. Потом стал припоминать: прибыл Суэст, наши провожали еще какие-то семьи из Дальних поместий и везде в числе прочих свободные молодые мужчины, обязательно не последние в домах. Тогда-то я и заподозрил, что Теара опять затеяла выборы консорта, и уже хотел повернуть обратно, но Арасте оказалось действительно надо и пришлось ее таки домчать до места. Назад мы неслись сломя голову, но поспели только-только. Лучше тебе не знать, что я успел вообразить до того как прибежал сюда и застал пустую постель. Андарран чуть с ума не сошел, мы думали, что тебе стало хуже и тебя отправили в целительское крыло, бросился туда... Истаб меня чуть не загрыз, вызвал охрану и орал так, что я чуть не оглох. Продолжать? Я думал, ты лежишь, отдыхаешь, восстанавливаешь силы, а ты... Мне даже в голову не пришла эта дурацкая мысль, будто твоя мать организует этот прием сегодня, едва ты очнулась.

И когда ты вошла, такая красивая, в платье, с прической... Андарран был в такой ярости, да и я тоже, чего уж скрывать. — Он снова ласково коснулся губами плеча. — Прости. Я понимаю, что это все твоя мать никак не угомониться, а ты как всегда не можешь ей отказать, но это ужасно злит. И от тебя пахло... Другими. Омаэлем, твоим отцом, еще кем-то, немного. Я знаю, что никто не прикасался к тебе, не целовал и не ласкал, а иначе я бы, наверное, совсем с ума сошел. Извини меня, милая, пожалуйста. Не хочу, чтобы тебе было еще больнее, правда. Голова ведь болит?

— Немного. Мне принесли тайю, она помогла.

— Много ты выпила? Помнишь, тайи нельзя пить много.

— Помню. Бокал всего. Дарсан... — я повернулась к нему, взглянула внимательно в глаза. — Ты напугал меня сегодня, напугал очень сильно. Мне, правда, показалось, что ты хочешь меня убить.

— Съерра! — болезненно вскинулся он.

— Подожди, — я накрыла его губы ладошкой. — Я еще не закончила. Ты много всего сделал сегодня, что меня испугало и заставило подумать. Дарсан, я не хочу, чтобы это повторилось, понимаешь? Я не хочу бояться, не хочу снова проходить через все то, что было с нами в начале, — мне почудился глухой стон. — Но это неизбежно. Если ты не дашь мне Слово. Всего одно Слово Дарсан, не пожалей его для меня.

Он приподнялся на локте и погладил мое лицо тыльной стороной ладони. Зеленые глаза снова горели. На этот раз — мукой.

— Какое Слово ты хочешь, Vienn natoel'е?

— Обещай, что когда я попрошу, ты дашь мне это. Без оглядок и уговоров, просто дашь и все. Обещай, Дарсан, прошу тебя.

— Милая, — он зажмурился, потом словно расслабился весь, потянулся, поцеловал в переносье и сказал: — Конечно, Съерра, бери мое Слово. Один раз, я исполню любую твою просьбу, но лишь один раз. Взамен одного прошу — я коснулся тебя сегодня без разрешения и не единожды, но не прогоняй, ладно? Не забывай, просто сделай вид, что ты все-таки разрешила и не заставляй меня десять восходов корить себя за эти ошибки.

Я выдохнула с явным облегчением — думала, он снова затребует ночи. Обошлось.

— Хорошо. Но только не сегодня, да? Можем поспать рядом, но мне все еще плохо, и...

— Не оправдывайся, Съерра, я знаю. Помнишь, я же никогда не требовал от тебя ничего, сели ты не хотела.

— Помню, — я улыбнулась, — иначе давно встала над родом.

— Ты, правда, смогла бы?

— Кто знает? — я делано беззаботно пожала плечами. — Пошли в ванную, да? Мне кажется, от меня просто несет этими проклятыми духами, голова от них раскалывается... Ты смотри! Словно затянулся немного укус, и кровь не идет.

— Да, идем, — он встал первым, поднял на руки меня. — Какая же ты красивая была в этом платье. Наденешь его для меня как-нибудь? Без нижнего. И вырез распустишь...

— Распущу, — пообещала я, блаженно потянувшись. Сейчас я могла пообещать ему что угодно.

Ведь у меня теперь есть его Слово.

Дарсан проснулся раньше меня, тихо оделся и ушел, на прощание погладив по волосам — я смутно наблюдала это сквозь дрему, потом заснула снова. Чтобы проснуться несколько часов спустя на удивление собранной. Исчезло даже успевшее стать привычным за последний год ощущение, будто я разваливаюсь на ходу, особо сильное как раз с утра. Надо же, как действует на меня встряска.

Как и собиралась, я отправилась проведать Амори. Омаэль, привычно молчаливый, следовал за мной тенью, не отставая ни на шаг, и непрерывно, прямо на ходу, что-то записывал в дневник, сосредоточенно морща лоб. Вот так-то, сопровождение повсюду моей персоны еще не означает, что можно забыть о прочих делах.

Гарен встретил меня на пороге, словно все утро дожидался, и на лице у него сияла такая радость, что я, едва войдя, тоже начала улыбаться, причем как-то по-дурацки.

— Соль-арэо, это была такая удачная идея принести Рагаррана, такая удачная!.. Амори дал очень высокий скачок по параметрам, такого не случалась уже очень давно! Да сами посмотрите!

— Хорошо-хорошо. Гарен, ты большой молодец, правда.

Через прозрачные стенки бокса я увидела своего младшего брата, катающегося по полу с драконовым ребенком и беззвучно смеющегося. Рагарран извивался в руках брата, щекотал его нежную кожу острым гребнем и — я видела — намеренно прятал когти, чтобы случайно не оцарапать малыша.

— Вправду ведь говорят, соль-арэо, что драконы разумнее людей многих, — выдохнул рядом со мной Гарен, не сдерживая восхищения.

Удивление, всколыхнувшееся во мне в ответ на его слова, быстро улеглось, стоило лишь вспомнить, насколько редко кто-либо из дворца сталкивался с соль-терро или драконами. Горожане еще туда-сюда, частенько видели их играющих в воздухе над городом, а порой и приземляющихся на улицы, привыкли отличать от Диких. Ко дворцу драконам приближаться было запрещено, кроме симбионтов соль-терро, разумеется.

Драконы от Диких правда не больно то и отличались. Принимали нас, людей, пока мы не лезли в их скалы и горы, пока не трогали потомства. Но и не любили особо, да и не за что им нас любить...

Приблизился Омаэль:

— Соль-арэо, сюда направляется ваш отец. Если уйдем прямо сейчас, то вы не встретитесь. — Все-то он понимает, мой соль-фэсто, видит как мне 'хочется' встречи с отцом... Но я останусь, не сбегу, как делала, бывало, раньше. Останусь.

Мать всегда любила очень красивых мужчин, красивых как соль-фламме — тонких, гибких, с лицами идеально правильной формы и непременно шикарными волосами. Они у отца были огненно-рыжие, такие есть только у первой линии дома Опал, и еще красные глаза. И по шесть пальцев на руках — тоже типичная Опаловая черта.

Отец стал вторым консортом матери, но не последним. Его почитали больше остальных, как раз за мое рождение. И в то же время презирали больше — за Амори, который родился тоже от него, и на удивление похожим.

Обычно, в правящих семьях детей не делят. Просто растят все вместе и все. Но матери доставляет наслаждение наблюдать за грызней своих возлюбленных мужчин, и нередко она эту грызню сама и провоцирует, а потом не устает заново разжигать едва та притухнет, подёрнется пеплом.

Но отец, несмотря ни на что, всегда относился ко мне как-то... не по-родительски. К Амори, впрочем, тоже. Дом Опала вообще наплевательски относится ко всем своим отпрыскам, и отца это не минуло. Когда я была маленькой, он не умел меня воспитывать, не умел играть, да и не хотел учиться. Его хватало только на публичные выходы всей 'семьей'. Куда больше я тянулась к отцам братьев, и они отвечали мне взаимностью. Правда, наши отношения улучшились, едва я подросла и перестала нуждаться в опеке. Отец умеет быть хорошим другом.