— Уже сейчас мы видим, что количество революционеров из представителей русского народа, народа глубинного, стремится едва ли не к нолю! Всех нас, — Военгский обвёл рукой Де Флор — представляющих Российскую Империю, здесь больше десятка человек. И нет ни одного... подчеркну — ни одного человека из числа российских крестьян!

— А вы... — Андрэ Жид подался вперёд, с интересом изучая Илью.

— Помор, — спокойно ответил тот, — отдельный этнос, родственный русскому. Хотя не все так считают, ну да это личное дело каждого... и к слову — я как раз вырос в одной из губерний, которые считаются пограничными.

— Представители собственно русского народа, русских крестьян, не имеют даже возможности, — выделил Илья голосом, — присоединиться к революционной борьбе. Парадокс, но большую часть Российской Империи представляет едва ли не самая малочисленная часть социалистического движения!

— Значительная часть революционеров с национальных окраин, — продолжил Военгский устало, — хотя и социалисты, но с явственным оттенком национализма. Да-да... вспомните мои недавние слова о политике Петербурга в приграничных губерниях! Националистическая эта позиция если и не выражена явно, то сидит в подсознании, влияя на принятие решений.

— Интернационализм, товарищи, в такой ситуации может быть декларируемым на словах, но деле это будет национализм под маской интернационализма! Интернационализм за счёт русского народа! Минуточку! — Военгский жестом остановил потенциального оппонента, — Дайте договорить!

— Даже, — выделил он голосом, — если считать всех революционеров людьми глубоко порядочными и непредвзятыми... а мы знаем, что это не так! Но и в этом случае они будут опираться на нравственные и культурные ориентиры, знакомые с детства! На людей, к которым они привыкли в юности, и прежде всего — на земляков.

— Вот поэтому, — Военгский решительно махнул рукой, — я безусловно интернационалист, но — с учётом интересов не только классовых, но и национальных!

* * *

— Справишься! — с уверенность, которую сам не чувствую, сжимаю плечо Владимиру Алексеевичу, — Кто, если не ты?! Лифшиц? Или быть может, Гелетей?!

Дядя Гиляй фыркает дымом через нос, усмехаясь. В тесноватой моей каютке разом становится нечем дышать, но терплю... Вид у Владимира Алексеевича сейчас раскисший, и я не хочу, чтобы его видели таким.

— Ботсма может быть? — продолжаю я, — Вот уж дурак дураком, даром что в депутаты Фолксраада пролез на знатности фамилии!

— Боюсь, — тоскливо признался он, — управленец из меня так себе.

— Ха! А издательство?! Тянешь ведь, и тянешь хорошо!

— С городом, боюсь, не потяну... — он снова окутался дымом, а я раздражением.

— Потянешь, — присаживаюсь рядом, — в конце концов, ты репортёр и издатель, так им и оставайся! Как репортёр ты точно знаешь, как НЕ надо, а уж экономисты и юристы у нас есть!

— Хм...

— Да и поздно уже, — с ехидцей добиваю я, — выиграл уже выборы... так што не жужжи!

— А... — он уставился на меня и захохотал, и разом — как и не было хандры!

— Есть... — и козыряет, — не жужжать!

Четырнадцатая глава

Обхватив стриженую голову руками, я склонился над картой акватории Дурбана, зажав в зубах карандаш. Фарватер, глубины, возможные стоянки для британского флота и минные банки на их пути помечаются цифрами и линиями, стираются, сверяются и снова обрастают вязью цифр, линий и слов.

Знаю, что дублирую работу флотских офицеров Южно-Африканского Союза, но потраченное на это время не считаю потерянным. Какой флот, такие и... н-да, я пристрастен и пессимистичен, не спорю.

В войну флот Союза участвовал чуть меньше, чем никак, если не считать таковым судёнышки контрабандистов, прорывавшие блокаду. Это потому уже набежали с предложениями услуг морские офицеры десятка стран, но вот качество... Всё больше неудачники, переслужившие все сроки вечные лейтенанты и прожектёры, фонтанирующие идеями. Сколько там дельных, сколько бездельных, дураков и просто шпионов — Бог весть.

Поэтому и пытаюсь разобраться самостоятельно, обложившись военно-морскими мемуарами и пытаясь найти в этой свалке военно-морских анахронизмов жемчужное зерно. Знаю, что изобретаю велосипед, но...

... тот самый случай, когда проще сделать самому, чем объяснять. Потому как военно-морская "классика" для меня вторична, пытаюсь думать как водолаз.

Мне достаточно примерно представлять, как могут пойти дела, и в этом мне всемерно помогают военно-морские уставы Великобритании, структурированные донельзя, в которых любое отступление от устава карается трибуналом даже (!) в случае победы. Для флота Великобритании это разумно, ибо поистине "У короля много", и проще дрессировать "серую массу" строго по уставу, чем выискивать крупицы талантов, которых на столь огромный флот просто не хватит.

Попытка свести в единое целое акваторию порта и прилегающих территорий, военно-морской устав Великобритании и минные банки — одна сплошная головная боль. Добавляет мигрени водолазное снаряжение, доведённое наконец-то до ума. Ласты, маска, более совершенный дыхательный аппарат, коим горжусь особо, ибо...

... вот честно, не знаю! Знаю только, что водолазное снаряжение можно как-то использовать в будущей войне, а вот как именно... а чорт его знает!

Идей полно. Постоянно придумаю что-нибудь интересное, а то и всплывает в голове виденное в синематографе будущего... наверное. Не всегда понимаю, где у меня виде́нья, а где — плоды собственной буйной фантазии.

Вот только всё или почти всё требует либо нескольких лет подготовки, либо вообще невозможно в ближайшие десятилетия по техническим причинам. Нужна цепочка простых решений, не требующих ни многолетней подготовки личного состава, ни тем паче выстраиванья с ноля новой промышленности в наших отсталых краях.

Объявить о создании новых подразделений военно-морского флота ЮАС нельзя по соображениям секретности, но даже если бы не было такой необходимости, всё очень...

... печально. Дыхательные аппараты, пусть и нынешнего, несовершенно образца, в Дурбане есть. И мы с Санькой и Мишкой ныряли, не особо скрываясь. А желающих поиграться с интересной игрушкой — меньше двадцати человек на весь город... так-то.

В основном, что характерно, только около берега на мелководье. Пугают людей глубины, и сам ведь руку приложил, серией рассказов про Ктулху, н-да...

Волею Судьбы и необычности написания рассказы стали достаточно популярными, во Франции даже фильм сняли, донельзя убогий, как по мне, но народ в кинотеатрах послушно визжит. Какое уж там покорение глубин!

Профессиональные водолазы — каста, притом "высшая" Всё больше дядьки в возрасте, с большим самоуважением и соответствующими заработками. И их, на минуточку, всего несколько человек на весь порт. Незаметно "из обращения" не изъять, да и согласятся ли?

Профессиональные ныряльщики за жемчугом в городе тоже есть, но с ними другая беда — профессия эта не так, чтобы сильно престижная, и народ там всё больше из низших каст, да притом японцы, индусы и прочие малайцы. Доверия к ним, несмотря на весь мой интернационализм — ноль.

Да и с обучаемостью, равно как и с мотивацией — масса проблем. Дело тут даже не в интеллекте и языке, а именно что другой системы мышления. Образованные индусы, к примеру, демонстрируют все признаки магического мышления , что уж там говорить о необразованных!

Человек с магическим мышлением наиболее важным этапом военной подготовки считает, к примеру, выбривание висков, магический танец и нанесение татуировок. Меткость же стрельбы, по его глубокому убеждению, зависит не от прицеливания, а от благосклонности духов... вот как с таким работать?!

В теории, разумеется, можно, доказано британцами. Вот только для этого нужно обладать безграничными человеческими ресурсами Британской империи, вкупе с их безжалостным и совершенным репрессивным аппаратом.

Как вариант — разбираться в психологии и этнографии на профессиональном уровне, но даже высочайший профессионализм лишь отчасти нивелирует проблемы магического мышления потенциальных рекрутов. И опять-таки — время...

Даже британцы, признанные специалисты по использованию колониальных ресурсов, не раз и не два лажали, причём крупно. Взять хотя бы знаменитое восстание сипаев, произошедшее в 1857 году из-за того, что бумажная оболочка патронов была смазана от влаги жиром, а коровий он или свиной, не суть важно.

Для мусульман, коих было немало среди сипаев, свинья нечистое животное, а для индуистов корова была священной. Вот и получили самое кровавое восстание столетия.

— Задачка, — бурчу вслух, оттягивая ворот рубахи. Душно... и не то чтобы в самом деле воздуха не хватает, а как-то иначе душно. Наверное, просто засиделся, да ещё и нерешённые проблемы давят, вот мозг и сбоит.

— Коммандер... — поскрёбся в дверь мальчишка-вестовой.

— Минутку! — прижав карты и документы на столе пресс-папье, накидываю поверх покрывало, и только потом иду открывать.

— Коммандер, — десятилетний мальчишка, сияя начищенным пятаком, вытягивается в струнку, — Тётя Песя велела сказать...

Он хмурит лоб, пытаясь вспомнить слова и интонации.

— ... шо война войной, а обед по расписанию, и шо на кухне командует она, и если кто-то, на ково она не будет таки тыкать пальцем, не придёт вовремя, то этот шлемазл будет мыть посуду!

— Принято, — усмехаюсь невольно, и заперев каюту, иду в кают-компанию, где уже собрался весь наш немногочисленный экипаж, не считая вахтенных. Поздоровавшись, усаживаюсь за стол, по правую руку от капитана, немолодого эстляндца с лучшими рекомендациями.

Эстляндец необыкновенно похож на протестантского пастора, на деле же он отъявленный безбожник, контрабандист и неопределившийся социалист с анархическим уклоном. Впрочем, для Кантонов ничего необычного, здесь много людей, что называется, "С биографией", и ничего — вполне благонамеренные граждане.

За обедом, заранее расстроенная из-за предстоящей разлуки нас с ней, тётя Песя не затыкалась ни на минуту, а если и да, то тут же начиналось шмыганье носом, мокрые глаза и прочее женское расстройство в жидовском исполнении.

— Вот останетесь без мине и девочек, и кто вам приготовит традиционные русские блюда, — шмыг носом... и затем каким-то угрожающим тоном, — ви ещё соскучитесь по моему форшмаку!

— Уже да, — вздохнул сентиментальный Санька, и Песса Израилевна зашмыгала носом с новой силой. Глядя на неё, протекла Фира, а потом и Надя, так что обед вышел с оттенком слёз, соплей и трагедии.

Вещи у женщин уже собраны, но тем не менее, собирались ещё почти два часа, и на что было потрачено это время, я так и не смог понять... Взявшись провожать их, мельком увидел, как Радж, затерроризированный тётей Песей кок, делает явно ритуальные (и не иначе как отгоняющие!) жесты в её сторону.

Заметив меня, кок виновато улыбнулся и шмыгнул к себе, вжав голову в плечи. С трудом подавив улыбку, помог женщинам спуститься, у же в катере, перекрикивая шум двигателя, давал последние наставления.

— Учить вас управлять отелями не буду! — говорю громко, придерживая шляпу, — Здесь всё в порядке, и даже боле чем! А вот за Владимиром Алексеевичем прошу присмотреть!

— Девочки! — поворачиваюсь к ним, — У Владимира Алексеевича сейчас очень тяжёлый период, так что постарайтесь, вместе с Пессой Израилевной, как-то облегчить ему жизнь. Знаете, все эти женские мелочи, вроде корзинки с приготовленным вами обедом, принесённым на работу. Ну да не мне вас учить!

— Особо... да штоб тебя! — ловлю шляпу в последний момент, — Особо прошу проследить за охотницами на мужчин, а то, знаете ли, есть звоночки.

— Так... — Надя хищно прищурилась, и вся её хандра — как рукой! А я порадовался придуманной проблеме...

— Да! — киваю как можно более убедительно, — Конкретики пока нет, но вокруг твоего отца начали, образно выражаясь, расставлять флажки!

— Отдельно — всем вас большая просьба! — делаю глазки, — Вы знаете, што дядя Гиляй на при мере московских чиновников точно знает, как управлять НЕ надо! Команда у него достаточно сильная, но...

— ... нет женского глаза, понимаете?! Не этих, — делаю брезгливый жест рукой, — дамочек из комитета, а настоящих женщин, знакомых с жизнью! Юлия Алексеевна и Степанида Фёдоровна, да Ираида Зиновьевна... и больше-то некого назвать, понимаете?

— А вы, Песса Израилевна, — снова гружу её, — жизнь знаете со всех сторон. Ви таки понимаете, за шо я говорю!?

Она закивала с ноткой задумчивости и самоуважения, и я снова повернул голову к девочкам.

— А у вас задача другая! Вы, и по сути ТОЛЬКО вы можете сейчас говорить в полный голос от лица молодёжи! От кого другого может и отмахнутся, но не от вас! Организация досуга молодёжи, проблемы учёбы... вы и только вы! Понимаете? Стратегия молодёжной политики Дурбана, а по факту, и всех Русских Кантонов, на ближайшие десятилетия!

Начали расспросы, обсуждения...

— ... мог и раньше сказать! — укоризненно сказала Фира, касаясь губами моего уха, и может быть даже, не совсем случайно!

Вместо ответа виновато развожу руками — дескать, не подумал, не успел.

Вру, разумеется! Придумал давненько, но специально таил до случая, зная женскую сырую натуру! Но ведь работает, а?

— А это, — поворачиваюсь, и как бы случайно касаюсь губами заалевшего ушка Эсфири, пока Песса Израилевна вместе с Надей старательно изучают горизонт, найдя его необыкновенно интересным в эту минуту.

— ... мои записи, — передаю невесте увесистую папку с соображениями по использованию морской авиации, водолазов при постановке мин и прочем. Всё это сыро, отчасти фантасмагорично, но если удастся воплотить хотя бы часть, победа британцев станет пусть не полностью невозможной, но по крайней мере...

... Пирровой!

— Мишке, и строго ему! Поняла? повторяю, наклонившись к любимой, — Владимир Алексеевич, при всём моём к нему уважении, иногда бывает немножечко безалаберным. Если что... стреляй на поражение!

— Это... — пальчики Эсфирь крепко схватили папку.

— Это, — отзываюсь эхом, — оружие Победы!

Пятнадцатая глава

Кони, покачивая головами и фыркая изредка, мягко ступают по подкисшей после дождя грунтовой дороге, наезженной от штаба к стрельбищу. Частые лужицы бликуют на высунувшемся из-за облаков солнце, испаряясь на глазах, и в испарениях этих кружится мелкая злая мошка́, набрасываясь на проезжающих мимо путников. За мошкой охотятся стрекозы и всякие птахи, наполняющие окрестности деловитым цвирканьем и мельтешением.

По обе стороны дороги высятся раскидистые деревья, многие из которых способны дать приют едва ли не полуроте пехотинцев, и уж точно — большой фермерской семье со всеми чадами и домочадцами!

Кустарник, напротив, вырубается, дабы не плодить близ дороги змей и насекомых, и без того изобильных в окрестностях Претории. Кое-где видны фигурки кафров, снаряженных хозяевами на отработку этой повинности, но поскольку особого пригляда за ними нет, то работа эта считается среди работников мероприятием едва ли не светским. Возможность лишний раз встретиться за знакомым и всласть поболтать, да обзавестись новыми приятелями или чем чорт не шутит — сердечными привязанностями.