Волчица и пряности. Том 1

— Вот как. Ты ещё и кусочек города нарисовал, а что это за город?

— Его не существует. Я выдумал этот город, в котором я открою свою лавку.

— О. И, тем не менее, ты так подробно всё нарисовал. Ты недавно решил открыть лавку?

— Если дело с Гильдией Милона пройдёт гладко, я смогу это сделать.

— О...

Хоро чуть рассеянно кивнула и запихала в рот остатки хлеба и запила водой.

— Собственная лавка — мечта любого странствующего торговца. Разумеется, и моя тоже.

— Хех, это я знаю. И ты даже нарисовал воображаемый город — думаю, ты уже не один раз это делал?

— Просто у меня всегда такое чувство, что если я это всё нарисую, когда-нибудь это сбудется.

— Когда-то давно я повстречала художника, который сказал в точности то же, что и ты. Он тогда сказал, что мечтает нарисовать всё, что видит перед собой, только тогда он будет счастлив.

Хоро уселась на уголок кровати и принялась за второй ломоть хлеба.

— Думаю, своей цели тот художник и сейчас бы ещё не достиг. Но тебя от твоей мечты немного уже дней отделяет.

— Вот именно. Когда я об этом думаю, мне трудно оставаться спокойным. Хочется бегать кругами вокруг гильдии Милона и хлопать по спине всех подряд.

Конечно, Лоуренс немного преувеличивал, но говорил вполне искренне. Хоро даже не стала его высмеивать, а лишь улыбнулась.

— Надеюсь, твоя мечта сбудется.

Помолчав немного, она затем спросила:

— Кстати, а что, собственная лавка — это на самом деле так хорошо? Ведь странствующий торговец тоже много зарабатывает?

— Он всего лишь зарабатывает деньги.

Хоро чуть наклонила голову вбок.

— Только зарабатывает деньги? И ничего больше?

— Обычно странствующий торговец в своих странствиях посещает два-три десятка городов и ни в одном не задерживается. Ведь оставаясь в городе, денег не умножишь. Поэтому среди нас есть даже те, кто не слезает с повозки круглый год.

Лоуренс протянул руку к чаше и допил вино.

— У того, кто ведёт такую жизнь, не бывает друзей, в лучшем случае несколько деловых партнеров.

Хоро встрепенулась, словно в голову ей пришла какая-то мысль. Однако тут же она приняла смущённый вид, будто поняла, что спросила то, чего не должна была спрашивать.

"По правде, она очень добрая", — подумал Лоуренс и, чтобы не смущать Хоро ещё больше, шутливо продолжил:

— Когда я открою лавку, я стану частью города. Тогда у меня будут друзья, да и жену найти будет легче. И ещё — это самое главное — я должен найти то место, где меня похоронят, тогда я смогу вздохнуть с облегчением. Кто знает, смогу ли я найти себе жену, которая согласится разделить со мной могилу... это будет непросто.

Хоро весело рассмеялась.

Когда странствующие торговцы впервые заезжали в какой-либо город, чтобы узнать, можно ли приобрести там что-либо ценное, это называлось "искать жену". Смысл этого выражения состоял в том, что найти что-то ценное очень трудно. На самом деле, даже открыв лавку, человек не сразу станет своим среди горожан. И, тем не менее, осесть, надолго закрепиться на одном месте было мечтой любого странствующего торговца.

— Однако если ты вправду заведёшь свой магазин, мне придется нелегко.

— Хм? Это почему? — повернулся к Хоро Лоуренс. Её улыбка стала печальной. И он вспомнил, что Хоро хотела повидать мир, а потом вернуться на север. Однако Хоро ведь такая умная, и у неё есть деньги от продажи мехов, несомненно, она прекрасно справится и сама. Поэтому Лоуренс спросил небрежно:

— Тебе ведь несложно будет путешествовать одной, правда?

Хоро отшатнулась, как от удара. Она впилась зубами в хлеб и опустила голову.

— Я больше не хочу быть одной, — наконец, произнесла она. Её ноги не доставали до пола, она ими болтала как ребёнок. Внезапно сидящая на кровати Хоро показалась Лоуренсу очень маленькой, словно она могла уместиться в огоньке свечи. Перед глазами Лоуренса встала сцена: Хоро вспоминает о человеке, бывшем её другом несколько сот лет назад. Тогда она была такой счастливой. Такой беззаботной.

Если Хоро так вспоминала своего давнего друга, это значит, что сейчас ей очень одиноко. Когда Хоро опьянела и съёжилась, свернулась калачиком, она словно спасалась от холода одиночества. Лоуренс увидел проявление слабости, какое немногие покажут другим, и его сердце дрогнуло. Тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть Хоро, он сказал:

— Ну, тогда так, я могу сопровождать тебя до того времени, когда ты решишь вернуться на север.

Произнёс, потому что не видел иного выхода, Хоро, едва услышав, взглянула на него исподлобья: "Правда?" Лоуренс, пытаясь скрыть возбуждение, большее, чем от заключения сделки с гильдией, небрежным тоном продолжил:

— Даже когда я получу деньги, я не смогу открыть лавку сразу же.

— Правда?

— Мне сейчас незачем лгать, верно? — Лоуренс не выдержал и печально улыбнулся. Хоро ответила улыбкой облегчения. И всё же в глазах её по-прежнему стояло одиночество. Он вдруг подумал: "Какие у Хоро длинные ресницы..."

— Вот так, и не делай такое лицо.

Городской торговец наверняка придумал бы что-то получше. Но, увы, Лоуренс был торговцем странствующим и вёл жизнь, далекую от общения с женщинами. Поэтому он не стал что-то добавлять. Но этого хватило, чтобы Хоро приподняла голову и улыбнулась смелее, а потом и кивнула. Она выглядела такой маленькой, такой слабой, почти ненастоящей. Её обычно весело торчащие ушки поникли и двигались вяло. Хвост, её гордость, тоже безжизненно свисал.

Молчание продолжалось. Лоуренс не мог отвести глаз от Хоро, она же не решалась смотреть на него. Лишь бросила взгляд, кивнула и тут же вновь опустила голову. Лоуренс пытался припомнить это выражение лица Хоро. Ну да, такие глаза у неё были, когда она попросила яблок при въезде в Паттио.

Тогда она хотела яблок, чего же хочет теперь? Торговец должен, чего хочет партнер по переговорам.

Лоуренс глубоко вдохнул и встал со стула. Внезапный звук, должно быть, напугал Хоро — её уши и хвост вновь встали торчком. Увидев его приближение, она поспешно отвернулась. Он остановился перед Хоро, и она робко потянулась к нему рукой. Лоуренс взял руку в свои — её рука дрожала — и сел рядом. Затем притянул Хоро к себе и осторожно обнял. Хоро не противилась, лишь тихо кивнула головой в его объятиях.

— Я...

— Хм?

— Я проснулась... там, во сне были... и когда я проснулась, никого не было. Юе, Инти, Паро и Миюри. Они все исчезли, их нигде не было.

Хоро, видимо, рассказывала свой сон. Услышав её дрожащий голос, Лоуренс стал мягко гладить её по голове. Имена, которые она назвала, похоже, принадлежали её спутникам-волкам, а может, воплощениям волков. Уточнять Лоуренс не собирался — это было бы грубо.

— Я... я могу жить сотни лет, поэтому я решила попутешествовать. Потому что я думала, что мы, конечно... конечно, снова встретимся. Но... их никого нет. Все исчезли.

Рука, державшаяся за рубаху Лоуренса, дрожала. Он и сам не хотел бы увидеть такой сон. Иногда ему снилось, что он вернулся в родной город, а его там никто не помнит. Вообще-то ему нередко доводилось слышать истории о торговцах, которые не были на родине по двадцать-тридцать лет, а потом, вернувшись, обнаруживали, что того места больше нет. Тому много причин. Через него могла прокатиться война, или все могли умереть от голода и болезней. Потому любой странствующий торговец мечтал осесть и завести собственную лавку. С лавкой человек получал новую родину.

— Я не хочу снова пробуждаться, чтобы вновь и вновь обнаруживать, что никого нет... я ненавижу быть одной. Быть одной... это так тоскливо. И так... одиноко...

Лоуренс не отвечал, просто сидел, обнимал Хоро за плечи и мягко гладил по голове. Она выглядела напуганной, что бы он ни сказал, она не услышит. Да и, честно говоря, он всё равно вряд ли смог бы подобрать слова. Его тоже иногда одолевали приступы одиночества, когда он ехал на козлах повозки или впервые оказывался в незнакомом городе. Он знал, что ничем в таких случаях не поможешь. Оставалось лишь крепко вцепиться во что-нибудь и ждать, пока всё пройдёт. Лоуренс просто сидел и обнимал Хоро. Постепенно её рука, вцепившаяся в его рубаху, расслабилась, Хоро успокаиваясь.

— Хууу...

Наконец она подняла голову и, когда Лоуренс медленно отпустил её, встала, шмыгая носом.

— Прости, — пробормотала она, глядя на него красными глазами, и снова шмыгнула. Похоже, она пришла в себя.

— Странствующим торговцам тоже снятся иногда похожие кошмары.

Хоро застенчиво улыбнулась и вытерла нос рукавом.

— Ох, ну что у тебя за лицо сейчас. Погоди-ка.

Лоуренс подошёл к столу, взял лист бумаги и подал Хоро.

— Э... но это же...

— Я всегда, когда заканчиваю это рисовать, выбрасываю. И потом, дело ещё не сделано, — с улыбкой произнёс Лоуренс. Хоро неуверенно улыбнулась в ответ. Потом с силой высморкалась и вытерла глаза. Она глубоко вздохнула и застенчиво хихикнула. Ему вновь захотелось её обнять, но он сдержался. Хоро стала прежней, теперь она вполне могла оттолкнуть его или начать насмехаться.

— Я перед тобой в большом долгу, — неожиданно произнесла Хоро, собирая со стола оставшиеся кусочки хлеба.

Лоуренс, стараясь не поддаваться чувствам, следил за Хоро. Доев хлеб, она стряхнула с них крошки и зевнула. Похоже, переживания её утомили.

— Спать хочется... ты ещё не собираешься?

— Мм, самое время ложиться. Иначе мы только свечу зря потратим, — ответил Лоуренс.

— Хех, слова настоящего торговца.

Хоро, сидевшая на кровати скрестив ноги, откинулась на кровать, и Лоуренс задул свечу. Навалилась темнота. Глаза, привыкшие к свету, видели лишь черноту, ночь была безоблачной и звёздной, но в комнате разглядеть что-либо было невозможно. Лоуренс вытянул руку вперёд и попытался добраться до кровати на ощупь.

Его кровать стояла под самым окном, он шёл осторожно, чтобы не стукнуться по пути о кровать Хоро. Раньше он не раз ушибался об угол кровати, когда слишком торопился в темноте, и стал осторожней. Добравшись, Лоуренс нащупал кровать руками. Но оказался не готов к тому, что его ждало, — собираясь лечь, он обнаружил, что его опередили.

— Что... ты здесь делаешь?

— Чего ж ты такой глухой к моим чувствам?

Сердитость в голосе Хоро звучала подозрительно кокетливо. Она втащила Лоуренса в кровать и прижалась к нему. Он припомнил мимолётное ощущение, которое испытал, совсем недавно обнимая её, теперь оно сразу обрушилось на него. Девушка была такой мягкой. Лоуренс был не в состоянии сдержаться. В конце концов, он ведь был обычным мужчиной. Он сам не заметил, как крепко обнял Хоро.

— Больно, — проговорила она сердито.

Лоуренс пришёл в себя и ослабил руки, не выпуская Хоро из объятий. Она не оттолкнула его и, придвинувшись ближе, шепнула в ухо:

— Твои глаза уже привыкли к темноте?

— Что...

Лоуренс собирался спросить "Что ты имеешь в виду?", но Хоро прижала свой тонкий пальчик к его губам.

— Я, наконец, вспомнила, что хотела тебе сказать, но...

От тихого голоса Хоро сердце Лоуренса дрожало в нетерпении. Однако голос её был совсем не таким, как раньше. И в словах её не было ничего романтического.

— ...но уже поздно. За дверью три человека. Думаю, это незваные гости.

Только тут Лоуренс осознал, что на Хоро уже надет плащ с капюшоном. Тут же лежали и его вещи.

— Второй этаж. Снаружи никого. Ты готов?

Лоуренс ощутил возбуждение уже иного рода. Опасность. Хоро медленно села, Лоуренс аккуратно положил на место одеяло, быстро надел жилет и накидку. Когда он цеплял к поясу серебряный кинжал, Хоро нарочито громко, чтобы её было слышно за дверью, воскликнула:

— Ну, рассмотри, как следует, какова я в лунном свете!

Лоуренс услышал скрип открывающихся ставней. Хоро вылезла на карниз и сразу спрыгнула. Лоуренс тоже не колебался, его решительность подкреплялась тем, что кто-то начал выламывать дверь. На миг он ощущал себя легче пёрышка, затем земля жёстко ударилась в его подошвы, он упал. К счастью, он ничего не сломал, однако его неуклюжее приземление насмешило Хоро. Впрочем, она тут же протянула руку и помогла встать.

— Бежим. Коня придётся оставить.

Эти слова Хоро ошеломили Лоуренса. Он невольно повернулся к конюшне, где остался его конь, недорогой, но сильный. Лоуренсу захотелось кинуться к конюшне, но он удержался. Правильнее всего сейчас было следовать указаниям Хоро. Он стиснул зубы, чтобы не поддаться чувствам.

— Они ничего не выиграют, если убьют коня, так что мы дождёмся, когда всё успокоится, и вернёмся за ним.

Вероятно, Хоро было больно видеть состояние Лоуренса, и она пыталась его утешить. Он кивнул, сделал глубокий вдох и с помощью Хоро поднялся на ноги.

— Э, ты права.

Хоро сняла с шеи мешочек, развязала шнурок и отсыпала себе в ладонь половину содержимого мешочка.

— Ты, возьми немного, на всякий случай.

Не дожидаясь ответа, Хоро ссыпала пшеницу в его нагрудную суму. От пшеницы повеяло теплом. В конце концов, в этой пшенице жила волчица.

— Вот, теперь бежим.

Хоро держалась так, словно весело беседует с другом. Лоуренс хотел что-то ответить, но лишь кивнул, и они побежали.

— Вот что я хотела тебе сказать: если гильдия могла следить за тем пареньком, разве не может быть такого же с другой стороны? Наши противники наверняка обеспокоены. Если они знают, что ты обратился за помощью в другую гильдию, то они должны следить за тобой, верно?

Лунного света хватало, чтобы осветить мощённую булыжником дорогу. Кроме них двоих не было ни души. Пробежав с пол-улицы, они свернули направо в узкий проулок. Здесь было темнее, Лоуренс почти не видел. Но Хоро держала его за руку и тянула вперёд, он, спотыкаясь на каждом шагу, держался за ней.

Приближаясь к перекрестку, они услышали позади крики нескольких человек. Лоуренсу удалось разобрать "гильдия Милона". Значит, они знали, где могли искать убежища беглецы.

— Плохо, я не знаю дороги, — не выпуская руки Лоуренса, прошептала Хоро, когда они добрались до развилки. Лоуренс, задрав голову к небу, нашёл луну и, ориентируясь по ней, прикинул схему Паттио.

— Сюда.

Они побежали на запад. Паттио был старым городом с богатой историей, и здания в нём то и дело строились и перестраивались, потому дорога петляла и извивалась, как змея в агонии. Однако Лоуренс был в этом городе не впервые. Они несколько раз прошли по улочке взад-вперёд, пока не определили, где именно находятся, после чего нырнули в одно из боковых ответвлений. Так они делали несколько раз, постепенно приближаясь к гильдии Милона. Однако избавиться от преследователей оказалось не так просто.

— Стой. Там кто-то есть.

Им пришлось свернуть направо, пробежать улочкой до конца, а затем налево, лишь четыре перекрёстка отделяли их от гильдии. Как у любой крупной гильдии, там ещё должны были оставаться работники на разборке и переноске товаров. Если удастся вбежать под защиту стен Гильдии, преследователи не смогут что-либо сделать. В торговом городе одна лишь вывеска торговой гильдии внушала достаточное почтение. А вооруженная охрана это почтение только усиливала.