Зверь лютый. Книга 1. Вляп

Полный солнца и зелени белый город. Лос-Анджелес. Зелёное широкое авто, типа кабриолет с откинутым верхом. В нем двое: негр и китаец. Едут и смеются, песенку поют:

" — А на что ты годен?

— А ни на что не годен.

— А чего ты можешь?

— А ничего не можешь".

Вот и меня к ним — третьим.

Всё. Спать. Утро вечера — мудренее. Хотя... Где ударение сделать.

Глава 8

"Бог — воротник деловой. Работает без затыков. Едва закрывает одну дверь — тут же открывает другую".

Мысль не новая. Но всегда актуальная. Пока я мозги себе сворачивал на тему "кем работать, чем заниматься" — сфера профессиональной деятельности вырисовалась с поразительной ясностью. И как я сам не допёр? Всё ж на поверхности. Надо ведь только поменять местами "кем" и "чем".

Но — по порядку.

С первого потребления куриного супчика моё выздоровление пошло бегом. Точнее: приживание психоматрицы. Грузить подробностями не хочу. Кто сам выбирался из тех мест, где явственно слышно "что там ангелы поют такими злыми голосами" — тот и так поймёт. А остальным... — "да минует вас чаша сия".

Была пара стычек с хозяйкой. По причине взаимного недопонимания. Когда она мне подсунула чашку с разведённым водичкой белым порошком. Я сдуру решил — опять наркоманьячит. Так мычал и дёргался — пришлось бедняжке самой попробовать. Потом и меня уговорила. Нормальный песок крупного помола. Похоже, мел тёртый. Ну, это мне нужно. Как и всякому растущему организму.

Что порадовало — к зубам ещё и брови с ресницами добавились. Не в смысле: "а во рту растут грибы", а в смысле — растут. Сначала чешется, потом колется, потом "девки кипятком писают". От зависти. Глядя на мои реснички. Но — потом.

А то понапридумывали всяких тушей да щёток с подкруткой. Есть же простой и дешёвый способ!

Сбрасываешь кожу. Всю. Вместе с волосяным покровом и ихними же луковицами. Потом — раз и "вуаля".

* * *

Главное, как и вообще по жизни — умение линять. Вовремя. Как с сортиром в лесу для зверей:

"...А медведь и спрашивает:

— Ёжик, ты линяешь?

— Линяю. А вот кто дверь из сортира вместе с петлями вынес — не помню".

* * *

Горбунью процесс моего обволосения сильно взволновал. За день по два-три раза осматривала все места, где у мужиков волосы растут. Но — увы. Кроме ресниц и бровей — даже не чесалось.

Перестало течь со всего тела.

Какой-то испанский король вот так гноем с кровью по всему телу вообще на ноль изошёл. Я по этому поводу тоже сильно волновался. А зря. Прав Эндрю Морган, ой как прав: "масса народу портит себе жизнь, переживая о неприятностях, которые либо уже произошли и неисправимы, либо ещё не наступили и, вероятно, не наступят".

Остаётся только переживать по поводу неизвестных и непредвиденных гадостей. То есть пребывать в постоянной неопределённой панике. Или — всеобъемлющего пофигизма. Последнее мне ближе, ему и следую.

А ещё я стал различать слова моей утконоски. Не все. И словарный запас... не для диспутов о сущности демократии или там, о свойствах божественного начала... Но хоть что-то.

Как я теперь понимаю младенцев! Уже ходит. Уже понимает. А сказать не может. Все вокруг общаются, а ты и рад бы со всеми, а слов ещё нет. Такая персональная одиночная камера.

Ещё, не к столу будет сказано, у меня заработала перистальтика. Что добавило утконоске забот.

С этого, собственно, всё и началось. В смысле: "Господь открыл дверь". А вы как думали?

"Знали бы вы из какого дерьма растут эти прекрасные розы...". Шекспир, итить-ять. "Ромка с Юлькой".

Кожа с меня слезла быстро. И нарастала тоже быстро. Но не везде с одинаковой скоростью. Дольше всего я с ногтями мучился. Но и на других членах... Кое-где... С разной скоростью... Вы всё правильно поняли. И вот как-то после очередной процедуры моей... дефекации. лежу себе, тихо-мирно, отдыхаю после процесса. Подрёмываю.

Горбунья водички тёплой принесла, подмывает... задействованные в вышеупомянутом процессе части моего тела. И... как-то затихла. И такое странное... ощущение появляется. Знакомое, но как-то... подзабытое. Я глаза приоткрыл, скосил вниз. А она ухватила мой... член пальчиками и внимательно так разглядывает. Почти носом своим уродским в него воткнулась. Чуть на зуб не пробует. Я дёрнулся было. А чего дёргаться, когда ни руки, ни ноги... Она на меня шикнула, я глаза закрыл. Терплю.

"Терпи казак, а то мамой будешь". Не, не хочу. Лучше — "папой".

Она бормочет что-то. Разбираю только "резан, резан".

Из древнеславянского вспоминаю, что "резана" — монета такая. Серебряная. "Реза" — здешняя ставка банковского кредита, Рязань — город, а Реза — фамилия последнего персидского шаха.

Лежу, терплю, чувствую. А чего ещё делать, когда ничего не можешь? Оказалось — кое-чего, всё-таки, могу. Пока она член мой в руках крутила, яйца мне щупала — всё на месте ли, да в какую сторону у них резьба, да всё пыталась на головке чего-то отщипнуть... Ну, у меня и встал. По-настоящему, как у большого. Первый раз в этом мире. И в этом теле.

Ничего странного: тело-то подростковое, сплошной гормональный шторм в крови. Чуть оклемался, отлежался, белков животного происхождения попробовал... И вот, ткни пальцем и — "как у волка на морозе".

* * *

Два подростка вычитали, что психологи установили, будто из каждых 14 минут подростки думают о сексе — 12. Один другого спрашивает:

— Интересно, о чем же мы думаем оставшиеся 2 минуты?

* * *

Утконосица светец переставила поближе, и таскает меня за... за это самое. Ноги мне раздвинула, носом чуть не в задницу залезла... Письку мою как флаг над головой держит. Тут я и разглядел — про что она толкует.

Кожа-то у меня наросла не везде. То, что "крайней плотью" называют — не выросло вовсе. Зрелище, конечно, несколько... непривычное. Особенно — в кулаке этой ведьмы.

Но, вообще-то, ничего, форма... вполне благородная. Размер, конечно... Можно и побольше. Но, во-первых, я ещё расту. В смысле: тело это. А во-вторых, много ли разглядишь в бабка-ёжкином кулачишке?

Получается, что стал я не то иудеем, не то мусульманином. Самопроизвольно. Обрезанный от бога.

* * *

Ну и шуточки у господа... У всех нормальных попаданцев — мешок бонусов всяких. То происхождение типа царского, то арсенал лёгкого стрелкового случайно в багажнике завалялся. Вплоть до вертолётов огневой поддержки, систем космической связи и Института восточных языков в карманном исполнении. А у меня — исконно чуждый результат заморско-религиозного культа. Причём в форме отнимания, а отнюдь не добавления.

Налицо. Хорошо — не "на лице".

Собственно говоря, по поводу обрезанности я как-то не переживал. Тут столько наворочено. И за, и против. Но пришлось в своё время повозится с ребятишками, у которых фимоз.

Есть такая противная штука. Когда камни образуются не в мочевом пузыре у взрослого, а под кожицей на этой самой головке у ребёнка. И он криком кричит. При каждом мочеиспускании. И не только. Тут уж не только крайнюю плоть, а собственную руку...

Да и вообще, горячего душа здесь не наблюдается, а вероятность подхватить кож-вен у обрезанного втрое меньше.

* * *

У меня ещё интереснее получилось. Граница кожного покрова — не ровный круговой срез, а неровный, как кожа росла. А росла она зубчиками такими, как корона получается. У всех нормальных — корона или на голове, или в шкафу в кладовке. А у меня на этом самом месте. Когда в рабочем состоянии — хорошо видно. Как сейчас.

Горбунью всё это весьма заинтересовало. Не так сильно как если бы "Чёрные акулы" из нормального попаданского бонусятника строем "пеленг" над головой прошли, но всё-таки.

Посидела-подумала, глядя в никуда. Потом хвать с пола овчину, которой я укрывался, швырк мне её на голову. Я только собрался мычанием выразить своё неподдельное недоумение, а она раз — и уселась мне верхом на бедра. Зашелестела своим тряпьём, сдвинулась и... наделась прямо на моё хозяйство. Тут я просто взвыл: девочка она, что ли?! Узко же, больно!

Да, вроде, нет. Просто, похоже, давно с мужиком не была.

Она, вроде, тоже застонала. Затихла. Посидела. Потом потихоньку, по чуть-чуть... подвигалась устраиваясь, и... поскакала. Хорошо, что — горбунья: угол наклона другой. Она не в ребра мне руками упёрлась, а в постель по обе стороны тела. И сама невелика. А была бы полноразмерная баба типа "русская красавица" — поломала бы мне весь тазобедренный... Но и так... когда лобком об лобок... да со всего маху... А у меня-то кости детские. А её-то все круче разбирает... амплитуда, ускорение, частота, сила ударов... возрастают и подскакивают...

"Всё выше и выше и выше

Стремим мы полет... наших птиц...".

Мне её из-под овчины не слышно, не видно, но по тактильным ощущениям... о-ох...

"И в каждом... пропеллере дышит

Незыблемость наших... яиц".

Тут она рухнула. На меня. Плашмя.

Дышать, когда на грудной клетке валяется тушка раза в полтора самого меня тяжелее... А она ещё и овчину мне к лицу прижала... От восторга, наверное... Правда, когда я под ней дёргаться начал — слезла быстро. Овчинку сдёрнула, меня по пропотевшей щёчке погладила. Довольная такая... Кончила, значит. Успешно провела свой медицинский натурный эксперимент. На натуре.

Если кто не понял: натурой в этот раз был я.

А я — нет. Не в смысле эксперимента, а в смысле — успешно. Хозяйство стоит, болит, тянет. Будто били-били и... не отпустили. Опухло. И мешает там что-то.

Тут хозяйка меня в очередной раз потрясла: подёргала мой член, чего-то сделала. У меня боль страшная резанула по всему низу аж до верха. А она вытягивает оттуда, из окрестностей моей задницы, шнурочек, а на шнурочке — крестик её. Который она тут же вешает себе на шею.

Много чего видал, но чтобы крест нательный православный в качестве противозачаточного средства использовали... Получается, она вначале крестик с шеи сняла и его шнурком мне основание пениса перевязала.

"Не люблю маленьких. Их и не будет".

Хозяйка за печку убежала, слышно — напевает чего-то. Довольная. Подмывается, горшками грохочет. А я лежу такой... оттрахнутый. В себя прихожу.

"Ну, Ваня, с почином тебя. С дефлорацией".

Как-то её такое пристальное внимание к определённой части моего тела несколько... А уж использование...

А потом я сам себе криво усмехнулся и сложил логическое построение.

Женщина одинокая. Страшненькая. Довольна молодая. Ну — зрелая. Судя по динамике — вполне в силах. А тут мальчишечка молоденький. Одинокинький. Беспомощненький. Сиротинушка. Она меня, считай, из-под смерти неминуемой вынула, вылечила, выходила. И влюбилась.

Насчёт любви — это по литературному жанру, не по жизни. Тогда уж, если по жанру: "после первого поцелуя обернулась она прекрасной царевной".

Мда... Ужас всех косметологов мира... Если такую "поцелуйную" технологию выпустить на рынок — они все без куска хлеба останутся.

Но это — по сказкам. А по жизни — опять имеем Высоцкого:

"Молодая вдова, верность мужу храня,

Ведь живём однова, пожалела меня,

... и взяла к себе жить".

И приспособит она меня для "подай-принеси", для работы домашней типа: "у курей почисти". Ну и... верхом покататься под настроение.

Её интерес — понятен. Поиметь и не залететь. А мой? А у меня простой интерес — выкарабкаться из болячек, разобраться как-то с окружающим миром, "как тут ходят, как сдают".

Потому что моё нынешнее состояние: "А на что ты годен? — А ни на что не годен" уж очень... Да просто унизительно! И — опасно.

Так что, кое-какая ясность в "чем работать, кем заниматься" — наступила.

Несколько смущало только, что у известных мне по литературе попадунов подобных ситуаций не было. В смысле: "А чего ты можешь? — А ничего не можешь". Во всяком случае, с больного детского тельца "сироты свежеосвежёванного" они не начинали. И в "альфонсы-птичники"... Как-то таких увлекательных перспектив им не предлагали.

Реально получается, что все мои знания-умения-навыки взрослого мужика начала 21 века здесь — никому. Повесь на стенку, чтоб не спотыкаться. И остаётся к исполнению только один "Основной инстинкт". Без права выбора. Коль ни головой, ни руками — работай головкой. Общественно-социальная роль — вибратор самоходный. И место твоё — ниже пояса.

Неуютно как-то. Фактически имело место изнасилование несовершеннолетнего. С использованием служебного положения. Поскольку я — больной, она — доктор. И я полностью в её власти.

То есть, понять её, конечно, можно... Но по действующему в моей России УК она бы срок подняла. И — не мелкий.

Ладно я, мне лично — исковое не писать... И тут как-то вспомнилось: а нету в здешнем законе таких статей. Нету в "Русской Правде" статей за изнасилование. Хоть взрослых, хоть детей. За употребление чужого имущества: жен, дочерей, рабынь, скота — есть. А человека, женщины, мужчины, ребёнка — нет.

Эти всё оттуда, от "либерастов, дерьмократов, гумнонистов и общечеловеков". Не наше это, не исконное. Наше куда проще: поймал, поял... и гуляй себе.

"Наше дело не рожать. Сунул, дунул и бежать" — русская народная мудрость.

Интересно наши предки живут. То-то столько патриотов развелось. Особенно — патриоток.

Как-то дискомфортно мне. Я насильников не люблю. Почему-то. А уж применительно к детям... Давить таких надо.

Что хорошо — хоть и в детское тело, но в мальчиковое, попал. А вляпалась бы моя психоматрица во что-нибудь "без архитектурных излишеств"... И "имели б меня как осенний листок". В смысле: "и до земли не долетая". А там, глядишь, рожать бы пришлось, грудью выкармливать... Искусственного питания здесь нет, даже коровье молоко без пастеризации для грудничка — смерть... А из противозачаточных — только крест православный. Точнее: шнурок от него. Тампонов с прокладками... помыться — раз в неделю...

Как-то сплошной "бр-р-р" получается.

Правоверный еврей должен каждое утро благодарить господа за то, что не родился женщиной.

Умные они, конечно... "Но это наша родина, сынок, — сказал один глист другому".

Как-то сильно местные от меня отличаются. Головы рубят, опиумом кормят, на малолетках... верхом скачут. Предки, ёкарный ушкуйник... Странные люди.

Да и люди ли они? Если я — человек...

Продолжения сразу поутру не последовало. Всё тихо-мирно, по-семейному.

Супчик. О! Уже и с волоконцами. Отварчик. Перевязки. Включая интересующую часть тела. Потом чучело моё увеялось куда-то из избы. А я обнаглел, поднатужился и... пошёл на поправку. В смысле: на свою первую прогулку. Без штанов, но в мужской рубахе.

В мужской — поскольку только до колен. Женская — по лодыжки. Или у меня теперь и рубаха обрезанная?

Топ-топ. За стенки держась. Тараканы от изумления рты пораскрывали. Сидят-смотрят. Даже с дороги уходить не хотели. Нас-с-секомые. Думали — сдохну? Затоптали-защекотали? А я — иду. У курей переполох: ещё бы — главный куроед идёт. Спокойно пернатые. Я не хорёк — к вам не полезу. Не хочу в птичник, "уж лучше вы к нам". В ощипанном и потрошённом...