Зверь лютый. Книга 1. Вляп

И удалилась.

Тут же мои служанки проявились, меня — в постель, битое — смазать, слезы — вытереть. И снова проехаться по ушам.

— Господин-то необогретым не остался, полночи его Корней ублажал, теремные-то всё слышали. Ты-то вот целку из себя строишь, так на твоё место народу — только глазом моргни. И уж получше тебя, покрасивей да поприветливей. А что там Корней у господина в благодарность выпрашивать будет — один бог знает. Хорошо, если по дурости своей — серёжки золотые как тебе дарены. А ну как сам догадается, или кто надоумит — гнать тебя из наложников. И куда ты? В челядь дворовую, работы работать? А что ты делать можешь? Разве что поставят навоз у коров чистить. Тебя же даже к коням подпускать нельзя! Тебя же, бестолочь такую, коняка какая копытом приложит. Морду на сторону свернёт — хуже Юлькиного носа будет. А то голову твою плешивую откусит. Знаешь, какие они кусачие? Ты-то, малахольный, долго ли в хлеву выживешь? Заболеешь да помрёшь в три дня. А и не помрёшь — всяк тебя пинать да гонять будет...

Да что они все... И без того тошно.

Я опять плакал... От стыда, от обиды, от собственной никчёмности...

Вот прежде, в своём мире... там-то я — "да!". Там я мог, умел, понимал... А здесь...

Забудь.

Забудь, Ванюша, кем и каким ты был в прошлом. Здесь прежняя твоя жизнь никому не интересна. Все прежние нормы, представления... и о себе самом особенно — мусор. Помеха. Ты здесь — никто. И звать — никак.

Вру, одно прозвище здешнее у меня уже есть: "целочка серебряная".

Отражает мои нынешние ценность, суть и статус.

Юлька дала какое-то успокаивающее. Кажется, снова с опиумом. Но мне уже было всё равно.

Хотелось умереть. Как жить после такой собственной ошибки, глупости, несуразности. Ведь мог же потерпеть! Ведь у Саввушки и не такое вытерпевал...! А вот же — скосоротился, закапризничал...

И хоть бы смысл какой был! А то просто...

Хотелось бросится к Хотенею, прижаться к нему. Чтоб он обнял, простил, пусть мокрый, пусть пахнет... Только бы обнял, только бы рядом... И пусть делает что хочет. Лишь бы он был, лишь бы пришёл. А если он больше сюда не придёт?! Мой единственный, милый, любимый... господин мой... хозяин и повелитель моих души и тела... чаяний и помыслов...

Он не пришёл. Ни в этот день, ни в следующий. Сказали, что уехал в пригородную вотчину по делам.

Наверное, с этим противным Корнеем.

Они там вдвоём... Вместе...

А я тут... один. Дурак! Какой же я дурак...

Всё валилось из рук, временами я застывал в ступоре, глядя в одну точку, без всяких мыслей, теряя ощущение времени. Временами вдруг начинали течь слезы. Без особой причины. Безостановочно. Я послушно пил Юлькины снадобья, послушно позволял Фатиме мять мои отсутствующие мышцы... Тоска смертная. Никакого смысла, цели, надежды... Безысходность... Утопиться бы... Или — повеситься?

Вывела меня из депрессии Юлька. Традиционным способом. Используя "основной инстинкт".

Едва отбитое Степанидовым посохом сменило цвет на нормальный, как Юлька притащила знакомую мне желтоватую мазь и начала втирать в мой член. Фатима сразу заинтересовалась:

— Это чего?

— Это для увеличения и укрепления.

— Так ему это без надобности.

— Ну, Фатимушка, человек предполагает, а бог располагает. Может, ещё пригодится.

— Убери.

— Дура ты, Фатима. Про баб много чего знаешь, а про мужиков — с гулькин нос. У мужиков в заду шишечка есть. Ежели её помять — она слизь такую выделяет. Внутрь тела. Если эту слизь из организма не убрать, то у мужика низок опухает, и в голову помороки вскакивают. Даже помереть может. И в нужнике, как по нужде пойдёт, криком кричать будет.

— И чего?

— И того. Вывести это можно только вот этим (она приподняла пальцем моё намазанное хозяйство). Хозяин ему эту шишечку в заду своим удом сильно намнёт. Стало быть, и сливать много надоть. А по малой-то соломине — по капельке течёт. Сколь надобно — не выльется. Или, думаешь, не позовёт его господин?

Фатима хмыкнула, потом обе дамы слазили в мою задницу — шишечку пощупать. Потом Фатима долго вертелась перед зеркалом, пытаясь нащупать шишечку у себя. Почему перед зеркалом — непонятно. И так, и так — не увидишь. Видимо, специфический женский рефлекс: чуть что — к зеркалу.

А я удивлялся. Вот, оказывается, дикое средневековье, а о простате имеют представление. Правда, Юлька как-то интересно смешивает её с геморроем. Но хоть представление есть.

А вот средство для увеличения размера... Это и в моё время было отнюдь не поголовно. Преимущественно для юго-восточных азиатов. А тут 12 век. Чудеса.

Или это из серии: "поверь и полегчает"? Сказано же: "вера размером с горчичное зерно двигает горами".

Нетрадиционная медицина почти вся на этом, которое — "с горчичное зерно".

Что такое "плацебо" — знаете? Юлька-то своим клиентам не просто так свою мазь продаёт. Ещё и приговор с наговором. Типа: "выйду — не поклонюсь, подпрыгну — не завалюсь...".

У того, кто верит — выросло, а раз не выросло — нарушил предписанные процедуры.

С другой стороны, успешная трепанация черепа у строителей Стоунхенджа — это как?

И снова: или мне в эти наговоры-заговоры-приговоры верить и тогда будет у меня...

"Испекли мы... каравай. Вот такой вышины, вот такой толщины. Каравай, каравай, в кого хочешь...? — Выбирай".

Так верить, что будет со мной как с тем зайцем, которому слоновье хозяйство по ошибке пришили: "Всё хорошо, но на поворотах заносит".

Верить в торжество средневековой медицины, она же народная, сакральная, природная? Для которой обе палочки — что кишечная, что туберкулёзная — гнев божий и наказание за греховность помыслов?

Или не верить и ждать нормальной медицины. Пирогова со Склифосовским. Обещались скоро быть — лет через восемьсот.

"Ох, господи, не доживу".

Кому эта фраза — рефрен из анекдота, а кому — суть собственного реала.

Тут пришёл кузнец. Делать мне операцию. Косметическую.

Ну кто же, кроме кузнеца, может тут, на "Святой Руси", морду подправить?

Мне подправлять не надо. У меня всё просто: хозяин серьги подарил — надо уши проколоть. Потому что не носить господский подарок... Лучше сразу в петлю.

Кузнец достал шило, продезинфицировал. В огне свечки. Приложил к уху брусок деревянный, с другой стороны ткнул раскалённым шилом.

Впечатлений... Потом — второе. Аналогично. В смысле бруска, шила и впечатлений.

Дамы ругались меж собой: дырки не там, размер не тот. А кузнец меня узнал. Сначала ошейник вспомнил, который мне надевал, а потом и меня.

— А, холопчик коротицкий. Ну как, вложил тебе Саввушка ума-разума?

Успокаивать стал:

— Не боись, пару деньков поболит и перестанет. Главное, серьги носи не снимай. Не то зарастёт дырка — снова колоть придётся. Я-то думал: здесь княжна персиянская, наложница Хотенеева, девка глупая. Плакать будет, ломаться. А тут холопчик молоденький. Терпи, паря, не велико дело — в ухе дырка.

Фатима услышала, замерла, как охотничья собака перед белкой.

И к кузнецу:

— Боярыня велела к ней идти. Да не потом, а сразу. Сама и отведу...

Мужика потащила чуть не за шиворот.

Вернулась через полчаса, довольная. Юлька к ней:

— Что? Чего?

А эта... бодигарднер... характерно так — пальцем по шее.

— За что?! Почему?!

— Узнал. Княжну нашу персиянскую.

Вот так. Был человек. Вроде неплохой. Мне никакого особого вреда не делал. Жил себе, работу свою работал, приказы господские исполнял. Поди, и семья есть. Вдова осталась, сироты. И — нет человека. Просто как результат моего существования. И это — люди? Одним из которых я стать хочу? Слиться, ассимилироваться... делать как они, думать как они... Быть одним из них?

С другой стороны — новость приятная. Раз Степанида кузнецом толковым пожертвовала, значит, план её ещё в силе, значит, я Хотенея увижу, буду с ним рядом. А уж как его к себе любовь вернуть-усилить...

Думай-думай. Может, только один шанс и будет. И не по твоему хотению, а по Хотенееву.

Нет, ну надо же как-то менять ситуацию! Иначе плохо будет. Надо что-то делать. Что-то такое, от чего Хотеней снова ко мне вернётся. Что-то такое... чтобы его... соблазнить.

Никогда не соблазнял мужиков. И они меня.

Я по ориентации — лесбиян. В смысле — люблю женщин. И они меня — бывало. В смысле: соблазняли.

Попробуем по аналогии. Ну-ка, специалист по оптимизации сложных систем, вспоминай: как тебя "оптимизировали"?

Мда... Интересные картинки вспоминаются. Приятные. А вот общей закономерности... Ан есть. И не одна.

Во-первых: 0.7.

Отношение ширины талии к ширине бёдер. Оптимум для привлечения мужского внимания в любом сообществе.

Тут просто инстинктивное представление о красоте. Происходящее от наследственного ощущения целесообразности. В смысле: такая и выносит, и выродит. Базовый инстинкт продолжения рода.

Конечно, есть в некоторых человеческих коллективах кое-какие... "аберрации".

И вообще: 80% мужчин любит полных женщин, 16% — очень полных, и только 4% — безобразно полных женщин.

Но с учётом Хотенеевой ориентации... Как-то я никогда интересовался геометрическими предпочтениями в этой... группе риска.

Тогда берём другой уровень — поведенческий.

Снова туман. Кроме анекдотов с подчёркнутой манерностью и капризностью — ничего. И опять... абсолютно не определяется допустимый уровень манерности в конкретном обществе "Святой Руси". Да ещё с учётом разницы в нашем социальном положении.

Он — господин, я — его холоп-наложник. Какой уровень капризности допустим для "комнатной собачки"?

Советы моих подружек... Там несколько другая ситуация. И вообще: наложница может манерничать только после того, как её отымели, а не до. Причём — не один раз. Попрошайничать, оценивать, высказываться после первого... случая — моветон.

В чём и состоит существенное отличие от поведения моих современниц.

Здесь сначала надо установить плотные межличностные отношения. А уж потом разговаривать. А встретиться с господином можно только в койке. Сиди-жди пока отведут. Потом, если повезёт, сумей проявить себя. Как-то заинтересовать, создать позитивный имидж.

Роксолана, например, которую уже собирались отчислять из гарема за недисциплинированность, заинтересовала своего султана намерением построить мечеть в честь его победы. Получив согласие, потребовала принять ей в ислам. Ибо мечети могут строить только правоверные. А затем отказала султану в близости! Со ссылкой на Коран. Ибо, по пророку, мусульманин может сношаться только со своей женой. С любой из четырёх, но — законных. И пришлось Сулейману Великолепному взять в жёны рабыню, вопреки всем традициям османского двора.

Нужно возбудить интерес. А не просто... возбудить. Тогда, может, и поговорить позволят. А уж если сильный интерес — позволят чуток покапризничать.

Если капризничать сразу, с порога и без спроса — сходу плетями и на рынок. Не торговкой — товаром.

Что же остаётся? Чем меня привлекали, затягивали в койку в той жизни?

Ага... сочетание невинности и свободы. Скорее — неиспорченности. Опытности, но без зацикленности. Возможности, но не рутинности. Некоторая вольность с юмором, но не безбашенная.

Ну, предположим... А реализация? С учётом того, что речевой канал отпадает полностью — немой я. Да и не могу на этом... киянском наречии... юморить. Тем более — дозировано.

Тут ведь главное — не суть. Чувство меры, форма подачи, нюансы, интонации...

Господи, брачные игры хомосапиенсов — сам черт ногу сломит!

Для финна фраза: "пидаста ракаста" — объяснение в любви, на мой русский слух — "дай в морду".

Фразы: "Слышь, тёлка, давай прошвырнёмся" и "Мадам, не позволите ли вас сопроводить" — смысл один. Но ошибёшься в месте применения — "в морду".

В каждом социуме — свои навороты. Причём не "вообще", а конкретно "здесь и сейчас". Год прошёл — шутка "не стреляет", фильм популярный пропустил — из альф в беты. А то и в омеги.

На другую улицу, в другой квартал перешёл — "в морду"...

И вообще: я даже встретиться с Хотенеем не могу, пока он не позовёт. На глаза бы ему попасться... Ага, полностью замотанным в тряпки. И, сложив в кармане кукиш, сказать самому себе: ну я и юморнул. Остроумно и пикантно. Кукишем спрятанным в...

"Где-где?... И пошутил".

Нужно что-то новенькое. И для него — привлекательное.

Что делает в таких случаях женщина в моем времени? — Много чего. Ну, например, меняет белье... Как ей шло красное... На загорелой коже... Я даже снимать с неё всё не стал... Такая восхитительно тёплая цветовая гамма...

Не мой случай. Здесь белья не носят. Да и Хотеней не придёт специально посмотреть.

Ага... Не придёт, если ему не расскажут. А мои служанки-воспитательницы — расскажут и распишут. И приврут, и приукрасят. Было бы что. А — что? Стринги?... на моем хозяйстве... "слон в противогазе"... Лифчик? Хоть с кружавчиками, хоть без... Но... без начинки — не интересно. А мне... не на чем мне его...

Пояс! Какой-то вариант дамского пояса для ношения чулочек.

* * *

Я к этой штуке всегда относился очень положительно. Поскольку — прямая альтернатива колготкам.

А вот их я очень не любил. Дама в колготках — как в "поясе целомудрия". Советский фольк в эпоху появления этих изделий в широкой продаже так сразу и окрестил: "Ни дать, ни взять".

Тут всё просто: чтобы получить доступ — нужно их снять. Добравшись до самого верха.

" — Что общего между женской ножкой и Эйфелевой башней?

— Чем выше лезешь — тем больше дух захватывает".

В колготках это означает: "лезешь" сразу и далеко. Теряется постепенность и неоднозначность сиюминутных поползновений, в частности, и процесса, в целом. А если при съёме за что-нибудь зацепишься или, не дай бог, порвёшь... "Счастливые часов не наблюдает" — часы с браслетом снимать до первого касания. Как в драке.

Иначе... можно возвращать всё на место и приносить извинения.

Конечно, при наличии предварительной договорённости... или при ярко выраженном согласии... сама, наконец. Но...

Чтобы получить максимум удовольствия дама должна отдаваться. Вся. Целиком. Не только телом и душой, но и мозгом. Выключить свою соображалку полностью.

В отличии от процесса самоудовлетворения, например. Если она "сама — себя", то работает центр принятия решения в коре головного. А вот если с мужчиной — полная отключка.

Конечно — только в идеале.

Если мы всё предварительно обсудили и договорились, и она сама аккуратно сняла и на спинку стула повесила, то... пока выбьешь из её мозгов все пункты договора...

Или — ей, или — себе, или — обоим... кайф — не вполне.

Пояс... Тут возможны варианты. Материал, цвет, ширина. Но это — мелочи мелкие. Поскольку нужны чулки. А их здесь нет. Точнее, есть, но... Коротенькие, типа не то высоких носков, не то гольфов. Вязанные из шерсти. Часто полосатые.

У меня в прежние времена такие чулочки вообще все желания отбивали. Но главное — короткие. Не придётся завязывать госпоже моей подвязки на чулочках шёлковых у самого верха её господской ножки... Задевая всё окружающее своими тонкими чистыми беленькими пальчиками... Размечтался.