Иллюзия Свободы

К тому же принятое, наконец, решение, хоть и забрало остаток сил, но придавало чувство уверенности, которое появлялось у Гермионы всегда, когда она принимала окончательное решение.

"Рон сам сказал, что возобновление дружбы возможно. Джинни тоже не проявляет явной враждебности. А значит, необходимо приложить все усилия для восстановления дружеских отношений, и, если необходимо, я смогу пойти на уступки ради друзей, — решила она. — А с Гарри... Гарри я попытаюсь объяснить, что я поняла, что не смогу быть с Роном.... И... попытаюсь убедить его, что наша с ним дружба сильнее таких обстоятельств, а если что-то пойдет не так.... Что ж, пущу в ход любимый способ Гарри, буду соображать по ходу...".

Поэтому Гермиона, словно мотылек, устремила свои быстрые шаги к кухне, откуда лился манящий свет. Лишь переступив порог, Гермиона почувствовала приятное тепло, от чего замерзшее тело покрылось мелкими мурашками. Желудок, в котором толком ничего не было с самого утра, издал урчание, как только в нос ударил запах приправ и ароматной еды. Ища его источник, она повернулась к плите, не заметив присутствующую в кухне миссис Уизли.

— Милочка, мы уже начали волноваться за тебя, — раздался голос за спиной Гермионы. Она, вздрогнув, обернулась и увидела Молли, сидящую на стуле в углу кухни и занимавшуюся вязанием носков. — Я хотела пойти искать тебя, но Рон сказал, что ты хочешь побыть одна, а потому мы поужинали без тебя. Прости, дорогая, но Артур был голоден после работы, а ужинать мы привыкли всей семьёй, поэтому мы не смогли подождать тебя, — вещала Молли спокойным голосом, словно вела светскую беседу. — Все уже легли спать, но ты можешь покушать то, что я оставила тебе на столе. Я теперь тоже пойду спать. Ты, главное, никуда больше не уходи, пожалуйста. И ещё, Гермиона, я не вправе требовать, но... не могла бы ты привести себя в надлежащий вид,... пожалуйста. Спокойной ночи, милочка.

После чего миссис Уизли встала и проследовала к себе в спальню.

Гермиона почувствовала, словно её обдало ушатом ледяной воды. Она почувствовала, что теперь ненавидит слово "милочка", которое миссис Уизли произносила каждый раз с такой интонацией, словно отвешивала Гермионе пощечину. Она так и застыла возле стола, где стояла тарелка с холодным бульоном и несколькими кусками хлеба.

Немного восстановив рваное дыхание, она посмотрела на свои руки и увидела, что они черные от грязи. Одежда выглядела не лучше, а в зеркало, если бы оно даже оказалось в кухне, девушке было страшно посмотреть.

Унижение. Позор. Падение на самое дно. Вот, что чувствовала сейчас Гермиона.

"Неужели я совсем разучилась думать? Как я могла забыть, что выпачкалась? А ещё хотела, чтобы никто не заметил моих переживаний! Идиотка.... Дура.... Вообще не понятно, как меня кто-то мог посчитать умной, — чувствуя, как её опять начинает трясти, теперь вдобавок и от пережитого унижения, Гермиона, так и не поужинав, направилась в сторону ванной. — Когда же этот день кончится?! Может, провести ночь на кухне? Так я не увижу Джинни.... Вдруг она не спит и потребует объяснений? Но если меня найдут на кухне, будет ещё хуже....".

"Я в западне. Я попала в глубокую яму, и мне из неё не вылезти, — чувствовала Гермиона. — Будь честной с собой, — смывая с себя грязь под горячими струями воды, приказала себе девушка — ты не выдержишь, твоей хваленой выдержки на самом деле нет. Даже Молли присоединилась к выражению праведного гнева, единственной целью которого показать тебе, как Уизли относятся к людям, которых считают предателями. Такое уже было, когда Молли показывала своё неудовольствие тобой. Тогда она поверила газетным сплетням о тебе, Гарри и Краме. Но то, что происходит сейчас, не идет ни в какое сравнение. Друзья выказывают презрение, особенно Рон. Молли комбинирует: доброе выражение лица, сообщающее тебе грубые вещи, и добрые слова, сопровождающиеся злым взглядом. Но ты не сможешь играть в эту "игру". Вспомни, что тебе сказал отец: "Оставайся собой и не дай никому сломать тебя". Вот так и поступи, Гермиона, — призвала она себя к голосу разума. — Точно, вот так и поступлю. Буду оставаться собой. Я считаю Уизли своей семьей и буду стараться помириться с ними, но кривляться и изображать то, что я на самом деле не чувствую, я не буду даже ради них. Думаю, им нужно будет время, чтобы всё обдумать, а для этого им нужно побыть свободными от моего присутствия... и я придумала уже, что делать... ума только не приложу, как поступить с Живоглотиком... и ещё как протянуть оставшиеся два дня?!".

Принятый душ немного согрел Гермиону и принес временное облегчение. Придя в комнату Джинни, она быстро юркнула под одеяло, на которое тут же запрыгнул Живоглот. И хотя Гермиона не любила, когда кот ложился близко к лицу, а предпочитала, чтобы он располагался в ногах, сейчас его компания была очень желанна. И она, обняв кота, попыталась уснуть.

"Глотик, что же мне делать завтра? Как дотерпеть до поездки в Лондон? Я чувствую себя здесь птицей, которую заперли в клетке, забрали у неё свободу и при этом заставляют петь", — мысленно обратилась она к коту.

Мягкий теплый комок родного существа, трущийся о её щеку, заставил её вспомнить, что она не одинока, и есть те, кто любят её. Чуть крепче сжав кота, разбитая и уставшая она погрузилась в беспокойный сон.

На следующий день Гермиона проснулась как никогда поздно. Она не чувствовала себя отдохнувшей, а долгое сидение на холоде вылилось в легкий насморк и поламывание суставов.

Спустившись после принятой ванны, она уже не удивилась, что на завтрак её тоже не стали ждать, не разбудили, видимо, из человеческого сострадания к спящей девушке. Игнорировать требования желудка в этот раз не получилось, и она съела оставленную на столе холодную яичницу и запила соком. Разогревать и готовить еду самостоятельно в обители Молли Уизли Гермиона не решилась.

На столе также осталась записка о том, что им срочно нужно было отправиться в деревню за покупками по хозяйству.

"...Мы вернёмся нескоро, чувствуй себя, как дома...", — бросилась в глаза строчка. Гермиона почувствовала укол вины, что своим поведением "выгнала" всю семью из их собственного дома.

Настроение опять стало приближаться к минусу, и она решила, что нет ничего лучше, чем заняться любимым делом. Поднявшись в комнату Джинни, Гермиона села на заправленную кровать и принялась читать. Со временем чтение всё же немного, но смогло отвлечь от угнетающих мыслей. Только ощущение, что она уже никогда не сможет почувствовать себя в "Норе" "как дома" не покидало её.

Время для Гермионы тянулось бесконечно медленно, растягиваясь, как липкая противная тянучка.

Она постоянно отвлекалась от книги, гадая, сколько времени прошло, и как скоро наступит вечер, желая только об одном: чтобы этот день поскорее закончился. Поэтому она с легкостью оторвалась от книги, как только услышала шаги заходившей в комнату Джинни.

Гермиона почувствовала, что нервы натянулись, как струна, но, решив, что именно ей нужно делать первые шаги к примирению, она, постаравшись придать голосу спокойствие, обратилась к Джинни:

— Привет! Ну, как покупки?

На удивление Джинни отвечала охотно и дружелюбно:

— Да ужас просто. Столько всяких овощей насмотрелась, на всю жизнь хватит...

— Вы только продукты покупали? — удивилась Гермиона, почувствовав, как напряжение спадает, и на лице появляется счастливая улыбка от осознания того, что Джинни осталась её подругой, готовой делиться с ней своими чувствами. — А я думала у вас какие-то серьёзные покупки, вас так долго не было...

— Мама решила, что нам нужно обязательно навестить Фоссетов, раз мы оказались по делам в деревне. Ну, мы и отправились их посетить, — вещала недовольным голосом Джинни. — Я ненавижу у них бывать! Фоссеты по вопросу к чистоте крови, что-то среднее между Малфоями и нами. И своими разговорами приводят меня в уныние. А их сын Даниэль меня просто достал! Он ко мне неровно дышит и своими ухаживаниями не даёт спокойно жить. Что он о себе возомнил! Кому он нужен? Была бы у него хотя бы внешность что надо.... Так я в такой обстановке еле дождалась момента, когда уже можно будет уходить.

— Даниэль Фоссет? Я что-то не помню такого ученика, а я знаю практически всех в Хогвартсе, — удивилась Гермиона.

— Фоссеты решили, что для Даниэля Дурмстранг — самое лучшее место. Ты бы знала, как я с ними согласна, — засмеялась Джинни.

Видя, что у Джинни, что бы она не рассказывала, остается хорошее настроение, Гермиона решилась задать мучавший её вопрос:

— Джинни,... а... а как себя чувствует... Рон?

Джинни закатила глаза и, подсев к Гермионе, взяла её за руку.

— Гермиона, ну ты разве не знаешь моего братца? Перебесится и успокоится. Мне кажется, ему и с Лавандой будет неплохо.

— Джинни, мне, правда, жаль, что мы по стечению обстоятельств стали соперницами. Я клянусь тебе, я хотела его разлюбить и делала для этого всё, что могла, но у меня ничего не получилось. Ты тоже его любишь и можешь понять меня.... Давай не будем ссориться, пожалуйста, ты моя лучшая подруга и я не хочу потерять тебя. Пусть Гарри сам выберет. К тому же он даже не догадывается о моих чувствах и не рассматривает меня как девушку, а только как друга, так что у тебя больше шансов, — печально добавила Гермиона. И немного помолчав, добавила. — Если он тебя любит, то вернётся к тебе.

— Ты права, не будем ссориться. Давай мы ничего не будем делать со своей стороны, для того чтобы добиться его расположения и этим поможем ему самому решить, — предложила Джинни.

Немного поразмышляв, Гермиона дала обещание, и счастливая Джинни кинулась обнимать подругу.

Если бы Гермиона могла видеть лицо обнимавшей её подруги, то она бы задумалась можно ли верить в то, что подруга сможет сохранить договор в силе.

Остаток дня прошел относительно спокойно. Её даже пригласили на ужин, и Гермиона могла наконец-то насладиться горячей едой.

За столом Гермиона чувствовала себя скованно, но ни Молли, ни Рон не показывали своего неудовольствия. А глава семейства вообще весь ужин дружелюбно общался с ней, расспрашивая гостью о маггловской технике. Вначале его очень волновало, зачем магглам нужен "грязесос". А под конец ужина он вспомнил о компьютерах и попросил Гермиону объяснить, что это за штука "Интернет", и как его запихнули в компьютер? Особенно его волновало — как могут пересылаться через него письма, когда там нет, ни сов, ни почтальонов?

Когда Молли хотела прекратить неприятную ей тему, Артур возразил, что это нужно ему для работы, и попросил Гермиону продолжить рассказ. Молли наградила Гермиону убийственным взглядом, от которого у девушки по спине побежали мурашки, но выбора не было, мистер Уизли просил помочь ему понять, и Гермиона попыталась это сделать.

Объяснения получились путанными и пространными, потому что она не представляла, как объяснить мистеру Уизли сложные для него понятия, в то время как он о компьютере знал только то, что это коробка, с помощью которой магглы работают, играют и развлекаются. Всё же результат у её потуг был — Молли разозлилась ещё больше, а Рон и Джинни чуть не уснули за столом от скуки, и только глава семейства получал истинное наслаждение от объяснений гостьи.

Гермиона заметила выражение лица Молли, которым та смотрела на своего мужа, и поняла — сейчас грянет гром. Она инстинктивно потянула руки вверх, чтобы зажать уши, но не успела на доли секунд.

Раздался громкий крик, от которого в ушах зазвенело:

— Артур Уизли, хватит мучить нашу гостью!!! — после обращенных к нему слов мужчина весь как-то сжался и уже не пытался возражать, видя, что Молли вышла из себя. — Твоя нездоровая любовь к маггловским штучкам может плохо кончиться. Тебя могут уволить, а ты хоть подумал, что будет с нами?! Я уже тысячу раз говорила, что в нашем доме не должно быть всех этих штук и даже разговоров о них. Свои проблемы по работе там и решай...

Молли распалялась всё больше, и Гермиона решила, что безопаснее для своей жизни немедленно покинуть кухню. К тому же присутствовать при ссоре супругов было неловко, поэтому девушка ретировалась из помещения как можно быстрее и незаметнее. Джинни поспешила за ней. Не отставал и Рон, у которого уши горели, как красная лампочка светофора.

Возле комнаты Джинни он оставил девушек, предварительно бросив на Гермиону недовольный осуждающий взгляд. Гермиона же на это, тяжело вздохнув, подумала:

"Помириться в этот раз будет очень тяжело. Как будто всё специально работает против меня...".

Подружки еще некоторое время поболтали обо всём понемногу, после чего Джинни уснула, а Гермиона решила, что ей нужно ещё немного почитать. Она еле дождалась вечера, но, не считая ссоры между мистером и миссис Уизли, день закончился неплохо, и она уже начинала сомневаться: действительно ли нужно выполнять принятое решение.

Все сомнения развеялись у девушки после событий случившихся во второй половине следующего дня.

Этот день казался ничем не примечательным. Казалось, что жизнь опять пошла своим чередом. Рон ходил всё также насупившимся, но молчал и недовольства не высказывал. Молли кормила ее вместе со всеми, а значит — немного оттаяла. Джинни щебетала, как заведенная, о мальчишках, которые проявляли ей знаки внимания, даже не задумываясь нужно ли это ей. А Гермиона пыталась заниматься любимым делом — читала свои книги. Даже постоянно отвлекаясь на реплики подруги, она умудрялась понимать смысл прочитанного, но временами её взгляд затуманивался, и она принималась мечтать о завтрашнем дне.

В общем, тянулся он не менее долго, чем прошлый, а закончился событием, заставившим время бежать стремительным галопом, ошеломившим и поселившим в душе Гермионы жгучее желание покинуть "Нору" немедленно и навсегда, забыв обо всех её обитателях.

Ближе к вечеру Гермионе с трудом удавалось держать себя в руках от мысли, что завтра она увидит Гарри. Перспектива этой встречи не давала покоя, прибавляя волнения от ожидания его реакции, но в глубине души Гермиона верила, что он обрадуется, увидев её, и предвкушала момент "дружеских" объятий при встрече. Она не заметила, как легкий румянец тронул её щеки, а губы непроизвольно начинали растягиваться в глупой счастливой улыбке. Лёгкое покашливание вывело её из задумчивости и заставило залиться ещё большим румянцем от смущения. Она совершенно забыла, что находится за столом в компании семьи Уизли, которые решили сегодня пораньше поужинать и лечь спать, потому что завтра будет напряженный день, и нужно будет встать пораньше.

— Гермиона, так ты передашь мне, наконец, соль? — повторил свой вопрос Рон.

Это был первый раз, когда Рон заговорил с ней после ссоры. Она трясущимися руками взяла солянку и передала ему со словами: "Прости, я не расслышала". Когда их руки соприкоснулись, она почувствовала себя неуютно и как-то слишком поспешно отдёрнула свою руку от него, чуть не выронив солонку.

Из-за возникшей неловкости она почувствовала, будто стул под ней начал накаляться, а всё тело покрылось мурашками и стало неистово чесаться. Это заставило её еще больше занервничать, и она опустила взгляд в тарелку, чувствуя, что лицо и уши горят, и, догадываясь, что она сейчас являет собой точную копию помидора лежащего в её тарелке.