Князь Тишины

—  Чья?!

—  Неизвестно. Короче, вчера вечером Антонине позвонила приятельница из Академии художеств и спросила, не наш ли ублюдочный чешуйчатый кот сбежал с городской выставки работ художественных училищ "Сотворим мир заново", засел под лестницей и на всех рычит. Тоня, разумеется, сказала "наш". Кота привезли вот в этом кофре. Когда Антонина разобралась, что это такое, она просто офигела. Понимаешь, в нашей мастерской реальности такое не может сотворить никто, в том числе и сама Антонина. Пока мы гадали, кто же этот гениальный мастер-самоучка, снова позвонила приятельница и сообщила, что объявился хозяин цилиня. В Академию поступил звонок: зверя требовали отдать и привезти по такому-то адресу. Мы проверили, что там находится...

—  Ну?

—  Среднее художественное училище номер тринадцать, улица Авиаконструкторов, дом сто десять! — торжественно произнесла Эзергиль.

—  Так мы сейчас туда едем?

За окном автобуса проплыла стеклянная крыша бассейна. Эзергиль погладила цилиня, закрыла кофр и встала.

—  На выход. Берись за лямку, раз уж навязалась. Кстати, запомни два момента. Во-первых, я — студентка Академии художеств, которой поручили отвезти экспонат владельцам.

—  А я?

—  Ты никто. Постарайся обращать на себя поменьше внимания. Скорее всего, с тобой никто разговаривать не будет, но на всякий случай: ни слова о нашем училище. Мы к нему никакого отношения не имеем.

—  Ух! — поежилась я. — А нас там случайно не грохнут?

—  Почему это нас должны грохнуть? — усмехнулась Эзергиль.

—  За шпионаж, — пояснила я.

Эзергиль пожала плечами и потащила сумку к дверям. А мне вдруг подумалось, что это истинная правда. Цилинь — только предлог, на самом деле мы едем туда именно шпионить.

Мы вышли из автобуса, пересекли пустынную улицу и углубились в хаотическое нагромождение домов-"кораблей". Художка номер тринадцать оказалась блочной двухэтажной коробкой, одиноко стоящей посреди безбрежного двора, по которому гулял ветер. Ее стены украшали полуобвалившиеся кафельные узоры многолетней давности в виде синего моря и белых облачков и бесчисленные матерные надписи. У входа курила кучка парней и девчонок. Я ощутила разочарование. Сама мысль о том, что волшебный цилинь появился на свет в таком гадюшнике, была оскорбительной. Это заведение скорее напоминало то мифическое ПТУ, куда я неоднократно грозилась уйти расписывать чашки.

—  Это оно и есть?

Краем глаза я увидела, как Эзергиль зыркнула по сторонам — как невидимая молния пролетела.

—  Гелька, по имени ко мне не обращайся.

Мы направились прямо ко входу. Толпящиеся на крыльце даже не обернулись, когда мы проходили мимо. В тускло освещенном вестибюле пахло столовской едой, на грязном полу валялись фантики, на стенах висели примитивные натюрморты. Я вспомнила наше училище — уютное, со стеклянными выставочными стендами и ковровой дорожкой по праздникам, не удержалась и презрительно фыркнула.

—  Интересно, где тут учительская? — вслух поинтересовалась Эзергиль. — Пошли-ка на второй этаж. Начнем поиски оттуда.

—  Может, проще спросить кого-нибудь? — предложила я.

Эзергиль на мои слова не отреагировала. Ах да, сообразила я, мы же шпионим. Мы поволокли кофр на второй этаж. Там было совсем темно — лампы перегорели, что ли, — и пахло олифой. В темном коридоре через равные промежутки располагались одинаковые двери. Одна из них была приоткрыта. Я мельком заглянула внутрь, заметив нагромождение мольбертов и нечто вроде египетского саркофага, вокруг которого эти мольберты группировались. Аудитория была пуста.

—  Это училище словно вымерло, — поделилась я наблюдениями. — Совсем тут никого народу нет, кроме той компашки на крыльце...

Словно в опровержение моих слов, впереди в полутьме послышались гулкие шаги, и перед нами возникла объемистая женская фигура.

—  Девочки, вы что здесь шастаете? — раздался начальственный голос. — Занятия давно закончились!

—  Мы из Академии художеств, к вашему директору с поручением, — жизнерадостно заявила Эзергиль, демонстрируя кофр.

Тетка, окинув нас изучающим взглядом, холодно предложила Эзергиль следовать за ней. Решив, что приглашение ко мне не относится, я тихонько отстала и спустилась по лестнице в вестибюль. Выйти на улицу и мерзнуть в этом продуваемом всеми сквозняками дворе не захотелось, так что я села на подоконник и принялась разглядывать вид за окном. Снаружи почти стемнело. Из окна смутно виднелся задний двор с помойными баками и противоположное крыло училища, где горел свет и двигались тени людей. Несмотря на всю таинственность, которую разводила Эзергиль, я почти не нервничала и ощущала скорее легкий азарт, как будто ввязалась в чужую игру.

"Тетка ведь сказала, что занятия закончились, — вспомнила я. — А не сходить ли да посмотреть, что там такое, пока Эзергиль занята?" Я уже полезла с подоконника, когда в другом крыле открылась дверь, которую я раньше не заметила, и кто-то вышел. "Ага! — осознала я. — Да это же отдельный вход!" Мне сразу стало гораздо интереснее. В нашей мастерской реальности тоже был отдельный вход. Я тут же отправилась на улицу.

Компания с крыльца куда-то убралась, но мне это было только на руку. Перед входом, поскрипывая, качался на ветру фонарь, чуть ли не единственный на весь двор. Подбираясь к окнам, я обошла училище вокруг. Идти пришлось в почти полной темноте; я придерживалась рукой за стену, осторожно ступая по полоске бетона и думая о том, как бы во что-нибудь не вляпаться. Наконец впереди показались освещенные окна. Встав на цыпочки, я заглянула в одно из них.

Прямоугольное помещение было чем-то похоже на спортивный зал. Аккуратное, не в пример прочим аудиториям. Стены белые, в нескольких местах орнамент, наведенный как будто по трафарету: какие-то крючочки и галочки столбиками от потолка до пола. В центре помост. В углу стопка матов. На полу что-то забавное, типа соломенного паласа с плетеным узором в виде расходящихся кругов. В дальнем конце зала, ближе к двери, разговаривали несколько человек. Кучка ребят разного возраста — не те ли, что стояли на крыльце? — столпились вокруг невысокого стройного деда в синем джемпере. Внешность деда притягивала к себе внимание: у него были белые волосы, стриженные ежиком, надменное римское лицо с решительными морщинами и не по возрасту блестящие глаза. Он что-то экспрессивно объяснял, сопровождая каждую фразу движением рук.

Я подкралась к другому окну, чтобы попытаться подслушать, о чем он там распространяется. Вдруг почти рядом со мной с лязгом распахнулась дверь. Едва не угодив в пятно света, я отступила на пару шагов и прижалась к стенке.

Из зала, на ходу натягивая куртки, вышли двое парней. Один, светловолосый, с правильными чертами лица, сразу напомнил мне Сашу. Другой — среднего роста, сутулый, темненький — тоже показался знакомым, но его лица я толком разглядеть не смогла. Вопреки моей надежде, что они уйдут, желательно в противоположную от меня сторону, парни остановились напротив двери и закурили.

—  Ну здесь и столпотворение, — буркнул темноволосый, затягиваясь. — Специально договорились встретиться после занятий, так на пару минут уединиться невозможно, чтобы кто-нибудь не притащился поговорить за жизнь...

—  Какая разница? — знакомым голосом возразил блондин. — Нам-то что до них? Ходят и ходят.

У меня по коже поползли мурашки. Неужели и вправду Саша?

Вместо ответа темноволосый чиркнул в воздухе перед собой сигаретой. Огонек описал замысловатую дугу, оставив огненный знак. Он провисел во мраке долю секунды и погас. Темноволосый еще раз затянулся и бросил окурок в лужу.

—  Вот теперь действительно без разницы.

"И с чего это я решила, что он похож на Сашу?" — подумала я.

—  Так насчет нашего дела... — заискивающе произнес блондин.

Второй отозвался не сразу.

—  Есть одна тема, — проронил он неохотно. — Непростая. Не факт, что ты с ней справишься. Работа в субпространстве.

—  Как нечего делать! Я там уже работал, — поспешно заявил светловолосый.

—  Надо будет зайти внутрь — раз. Побродить там, осмотреться — два. Наметить выходы — три.

—  И только? — пренебрежительно сплюнул светловолосый.

—  Не говори "гоп"... Субпространство — штука коварная и непредсказуемая. Но ты парень лихой, и мы в тебя верим, так что держи — это ключ...

Темноволосый протянул блондину какую-то плоскую прямоугольную коробку. Я же, как ни странно, не могла отвести взгляд от блондина. Все-таки он был очень похож на Сашу, но как-то мельче, бесцветнее, грубее — не больше похож, чем, скажем, настоящий Исаакиевский собор на убогий набросок, нацарапанный за бутылку пива бомжующим художником. В такие минуты, подумала я, и осознаешь в полной мере Сашину уникальность и его принципиальное превосходство над всеми прочими парнями.

Я попыталась разглядеть второго, но он, как нарочно, повернулся ко мне спиной.

—  Я им еще докажу, — злобно посулил блондин, пряча коробку. — Они поймут, кого лишились...

—  Ладно, посмотрим, — добродушно проворчал темноволосый. — Еще раз, что от тебя надо: зайти, оглядеться, выйти. Самое главное — выйти. Отмечай удобные выходы. Ориентируйся по звездам. Если хоть кого-нибудь встретишь, сразу вали оттуда со всех ног. Хотя отсутствие результата — это тоже результат, но ты нам нужен живой, ха-ха! Не бойся — это я так, подстраховываюсь. Ну, давай, ни пуха...

Он бросил на землю недокуренную сигарету и взялся за ручку двери.

—  К черту, — отозвался светловолосый. — А к чему это все? Просто проверка? Типа, тест?

—  Считай себя первопроходцем.

—  Там вообще как, опасно?

Он докурил сигарету, застегнул куртку и протянул собеседнику руку.

—  Если по-дружески, то я никаких гарантий дать не могу, — сказал тот. — Но ведь тебе это действительно нужно...

—  Ты насчет восстановления? Да плевал я на них. Это скорее просто спортивный интерес.

—  Ну-ну. Мухе тоже интересно, что там за гамак такой в траве поблескивает.

—  Какой еще мухе?

—  Которая летает туда-сюда и кричит: "Съешьте меня, съешьте!"

Блондин вздернул подбородок. В этот момент он поразительно напоминал Сашу.

—  У меня свои методы. Я в ваши игры не играю.

—  А хочется, — подытожил второй. — Ладно, до скорого.

Светловолосый кивнул и пошел в сторону улицы Авиаконструкторов, а другой парень вернулся в зал. В окно было видно, как он что-то сказал старику и все засмеялись. Лицом ко мне он так и не повернулся.

Разговор двух парней меня весьма озадачил. Такое ощущение, что один посылал другого на разведку. Опасно — не опасно, отмечай выходы... Все эти разговоры, иероглифы на стенах, пустой зал, дед, напоминающий итальянского кутюрье, не вязались с тем, что я привыкла понимать под Чистым Творчеством. Я тупо глядела в окно, когда мне на глаза наконец попалось что-то стоящее. Над дверью с внутренней стороны виднелась надпись. Этот обычай, общий для всех художественных училищ, — писать над дверями всякие лозунги и девизы — мне был хорошо известен еще со времен младшей школы. Я изогнулась как могла, почти прилипнув к стеклу и рискуя, что меня заметят, разобрала багровые готические буквы:

"Мы пользуемся материей, как оболочкой и оружием".

Снизу мелкие буквы поясняли, откуда взята цитата, но этого мне было уже не разглядеть. Однако и самого лозунга вполне хватило. Все встало на свои места. Никакая театральная студия не взяла бы себе подобный девиз. Я подумала, что свою шпионскую задачу выполнила с блеском, и побежала искать Эзергиль.

Она ждала меня на крыльце, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

—  А что я видела! — торжествующе воскликнула я. — Пойдем покажу...

—  Валим отсюда! — прошипела Эзергиль, схватила меня за руку и потащила за собой.

Мы почти бегом добрались до остановки на Авиаконструкторов и вскочили в кстати подошедший автобус. Только тут Эзергиль позволила мне говорить.

—  Жалко, что мы убежали так быстро. Я бы тебе показала, как у них оформлена мастерская реальности. Надо и у нас что-нибудь такое сделать — хоть стены расписать...

—  Лучше я тебя послушаю, — ухмыльнулась Эзергиль. — Они меня пасли от кабинета директора до самого выхода. Директриса, по-моему, тут же раскусила, зачем я пришла. Сейчас они, наверно, пытаются узнать, где все это время болталась ты. Теперь у них есть развлечение на ближайший месяц: выяснять, кто мы такие и откуда.

Пока мы ехали, она внимательно слушала мой рассказ, особенно заинтересовавшись узорами на стенах и полу, даже попросила меня нарисовать их в ее блокноте. Девиз мастерской она записала там же.

—  Надо посмотреть, откуда цитата, — задумчиво сказала она, — определенные подозрения у меня есть...

—  Звучит красиво, — заметила я.

—  Некоторыми фразами лучше просто так не пользоваться. Они как ключи. Произносишь их, и дверь открывается. А еще цитату можно выдрать из контекста, и ее значение меняется на противоположное. Эта фраза, похоже, именно такая — как ключ от непонятно какой двери.

На "Старой деревне" мы с Эзергиль расстались: она пошла на метро, а я поехала домой. Только садясь в трамвай, я вспомнила, что так и не спросила ее о заселении миров.

За окнами трамвая, во влажной осенней тьме, проплывали разноцветные огни. Все-таки я устала от этой беготни, да и есть хотелось — пообедать-то не успела. Я вздохнула, села поудобнее и закрыла глаза. Тут же явились привычные мысли. Из подсознания вылез Сашин белый точечный дом с горящими окнами на фоне темно-синего ночного неба. Мне представилось, как я стою, запрокинув голову, и смотрю на его окна, а по темному небу бегут прозрачные белесые облака, и мне кажется, будто башня отрывается от земли и падает на меня. Белая башня посреди снежной равнины, принялась фантазировать я. Она стоит, открытая всем ветрам, но ее хозяин не боится бурь, сам повелевает ими. Потому что это его страна, самая страшная страна на свете. Люди не могут жить там, где нет ничего, кроме холода и мрака. Значит, он не человек, а бог. Или демон.

Я открыла глаза, вытащила из сумки тетрадь и ручку, положила тетрадь на колено и принялась строчить прямо поверх шахты: "Где-то, давным-давно, была далекая пустынная страна, обиталище злых духов, отгороженная от мира стеной снежных буранов и океаном замерзших волн. И правил ею Король Севера — самый благородный, жестокий и прекрасный из всех земных и неземных владык..."

ГЛАВА 11

Погодин наводит справки, а девушки разговаривают о любви

Сегодня было три часа "рисунка" подряд, все устали и дурачились, как могли, а началось все с меня. Я думала, помру от смеха. Надо было изобразить углем натюрморт с самоваром. Я искренне старалась, пока Маринка не посмотрела на мой рисунок, икнула и спросила: "Это кто? Годзилла?" Самовар и впрямь был похож на Годзиллу, вплоть до выражения зубастой морды. Народ развеселился; все начали искать в самоваре сходство с другими монстрами, и небезуспешно. Рисунков испохабили целую пачку. Препод юмора не понял и выставил у себя в тетрадке колонку двоек, но даже это не испортило всеобщего хорошего настроения.