Кое-что об архимагах

— Мы должны его спасти!.. — горячо зашептала она, продолжая удерживать старшего брата.

— С какой стати? — архимаг резко присел и освободил-таки свое плечо от захвата.

— Но ведь он пострадает из-за нас?

— Он пострадает из-за несправедливого людского суда, а не по моей вине, — покачал он головой. — Я к этому не имею ни малейшего отношения. Да и потом, как ты собираешься его спасать? Обратишься и освободишь? И сколько невинных людей ты убьешь в приступе справедливости? Какого результата добьешься? Хорошо, спасешь — так его этой же ночью сожгут — виданное ли дело, демон явился на выручку. Только хуже сделаешь.

Аркадия упрямо нахмурилась и уставилась в землю.

Толпа впереди потихоньку останавливалась, окружая полукругом помост из грубо сколоченных бревен высотой в два метра — так, чтобы все пришедшие смогли увидеть исполнение приговора. Посреди помоста крепилась нескладная, но надежная с виду конструкция виселицы — два длинных бревнышка, соединенных под прямым углом несколькими жердями, и пеньковая веревка с хитрым узлом, неспешно покачивающаяся на ветру. Сам помост от людской толпы был отделен строем стражников, которые отталкивали накатывающие людские волны меткими тычками пятки копья, а подошедших позади главной сцены так и вовсе пугали отточенной сталью острия. Народ продолжал подходить, погружался в общую толпу, как маленькая капля вливается в большую, местная детвора занимала лучшие места — на деревьях, крышах близлежащих домов, откуда их то и дело прогоняли недовольные хозяева — без всякого толку, к слову. И всюду — гомон, крики, лай собак, плач, смех, слезы, склоки и разговоры перекриком через полтолпы.

Непростые дети предпочли выйти из общей толпы и заняли место сбоку — довольно далеко, но и шуму тут куда как меньше. Мама же в первые секунды затерялась где-то в людской массе, с изрядной сноровкой пробивая себе путь локтями — видимо, цель ее пути стоила того. Из-за невеликого роста и полного незнания родни, маги особо не старались определить причину спешки матери.

Через некоторое время шум стих, обозначая первую часть сегодняшнего действа — вывод преступника на суд. На помост нетвердой походкой вышагнул здоровенный детина двух метров ростом, с широченными плечами, руками, связанными впереди, в парадной чистой рубахе. Красивое лицо портили свежие синяки, нос был сломан, причем не один раз, рот был закрыт кляпом, левая нога подволакивалась, а в глазах, направленных куда-то под помост — с их места не было видно — невероятная тоска.

Вслед за ним на помост вышагнул дородный мужчина, на две головы ниже преступника, в парадной одежде местной стражи — представитель власти, а уже за ним на подъем еле-еле поднялся сухонький старичок тоже в парадной одежде, с крупным кошелем на поясе и свитком в руках — еще один местный начальник, видимо.

— Неужели тебя совсем не трогает происходящее? — шмыгнула Аркадия, утирая слезинку краем рубашки. — Ни одной отрицательной эмоции?

— Почему ни одной? Я возмущен и в ярости. Разве по мне не видно? — абсолютно спокойно спросил Кеош. — Повторю — мы ничего не можем поделать. Вмешаемся — будем такими же преступниками.

— А ты, тоже будешь спокойно смотреть? — подняла девочка глаза на Фила.

— Дед, а нам ведь работник пригодился бы, — вместо ответа сказал парень, — колодец почистить, дом подновить, забор поправить, объяснить иные странности своим присутствием.

— Предположим, ты его спасешь; что дальше? — заинтересовался архимаг. — Подойдешь к нему и раскроешься: мол, дядюшка — ты видел черный туман, сожравший половину народа? Так это был я, а ты теперь до конца жизни мне должен... Он же сразу кинется к храмовнику — не жизнь, так душу спасти.

— Мужика всего лишили — дома, вещей, инструмента, — пояснил Фил, — через маму предложим ему поселиться рядом, у нас же соседний дом пустует. Разве после такого предложения он откажется нам помочь? А там найдем, как договориться — люди не чужие.

— Допустим, — после некоторой паузы на обдумывание продолжил дед. — Как его вытащить из петли, ты тоже придумал? Без жертв, один человек не стоит смерти десятка.

Между тем на помосте началась длинная речь о коварном убийце и справедливом наказании, в исполнении стражника. Осужденный попытался было что-то рыкнуть, но вышло совсем не понятно. Несколько ощутимых ударов заставили лесоруба смолкнуть.

— Нам нужно чудо, — грустно улыбнулся Фил.

— Поподробнее, — архимаг досадливо посмотрел на заплакавшую демоницу.

— Да какие тут подробности? Жахни молнией в момент казни, вот тебе и знак с небес.

— С чистого неба? — ворчливо спросил архимаг, но сам уже наклонился над землей и принялся вычерчивать рунный круг.

— Спасибо, — всхлипнула Аркадия.

— Подумать только: архидемон и темный уговаривают меня спасти невинную жизнь! — пробурчал в ответ дед, рисуя очередной контур.

Как же надоели ему эти архаичные костыли с узорами на земле, но иные пути пока что были закрыты — только через преобразование сырой силы мира в контурах многогранных фигур. Слишком слаба была энергетика юных тел, слишком мало могла хранить готовой для применения магии, а ведь основная ее часть нужна как раз таки для активации эфирной конструкции, и куда меньшая — для поддержания. Было бы все иначе — проблем стало бы куда меньше, а на банальную молнию не пришлось тратить целый десяток минут.

К моменту, когда вокруг архимага была завершена прихотливая — все-таки воздух, иначе нельзя — фигура, на помосте завершил свою речь старик-староста. Представители власти скромно отошли в сторону, уступая место еще одной персоне — на этот раз с обнаженным торсом, в маске из мешка с прорезями. Впрочем, анонимность палача была вполне условной, так как из толпы его то и дело подбадривали по имени. Вместе с собой палач затащил на сцену массивный и довольно высокий табурет, приладил его под виселицу и что-то шепнул осужденному. Фраза, по-видимому, возымела эффект — лесоруб сам поднялся, нагнул голову и не стал сопротивляться затянутой петле.

— Теперь он его спрыгнуть уговаривать будет? — с интересом произнес архимаг.

— Да в первый раз вешают, наверное, — хмыкнул в ответ Фил, — где-то слышали, что-то видели, а как организовать — не знают.

— Вы будете его спасать, или что?.. — топнула ножкой Аркадия.

— Любой ваш каприз, — ответил дед, зажал уши ладонями и слегка приоткрыл рот, словно в зевке — остальные поспешили повторить за ним нехитрые действия, закрыв глаза вдобавок — архимагу же придется ударить точно, дабы чудо действительно выглядело чудом. Благо цель неподвижна — горе-палачи действительно принялись упрашивать лесоруба оттолкнуть массивный табурет в сторону, так как выбить его самим никак не получалось.

Ослепительная вспышка чувствовалась даже сквозь ресницы, оглушительный грохот заставил присесть, даже несмотря на то, что его ждали — уж слишком громко и слишком рядом ударила молния.

Аркадия проморгалась, потерла ушки руками и с удовольствием посмотрела на эшафот — рядом со сценой лежали вповалку люди, кричали женщины, стонали задавленные, кто-то бил обидчику морду, но не это главное — на деревянной конструкции потряхивал головой целый и живой лесоруб, с ошейником из остатков палаческой веревки, кончик которой все еще дымился, но, к счастью, не горел. Еще один огрызок веревки догорал на самом верху виселицы, вместе с ней самой. Представители власти мало чем отличались от людей обычных, вот только падать им было на два метра выше — скатились с помоста на землю, оглушенные.

— Вот оно — мастерство, — со значением произнес архимаг.

На импровизированную трибуну тем временем вскарабкалось новое действующее лицо — в бежевой сутане, с медным треугольником-медальоном на цепочке поверх широкой груди.

— Духовенство, как по заказу, — довольно прокомментировал дед.

Фил не решился вставить слово, чтобы не испортить триумф старшему родственнику — уж больно лицо у того было счастливое.

Духовенство действительно не подвело и выдало жаркую проповедь на целых шесть минут — ровно до того момента, когда другие представители власти опомнились. На фоне горящей виселицы все смотрелось особенно эффектно — да и не нужны тут декорации, когда народ поражен в самые глубины души произошедшим, стоит на коленях и готов проникнуться чем угодно — только говори.

Опомнившись, главный стражник, как это принято в искусстве спора, все же перекричал церковника и вытеснил на край площадки. Еще три минуты он, староста, палач и двое помощников тушили виселицу. Еще минуту пытались найти замену веревке. В итоге стражник плюнул, обнажил меч и замахнулся на лесоруба — тот никуда и не собирался убегать, так и сидел себе, мотая головой — пытался выгнать гул, что набатом бил в ушах.

Еще одна вспышка ударила по глазам — на этот раз бело-розовые круги пошли и у Фила с Аркадией, о новом ударе их не предупредили.

Когда маги смогли проморгаться, со сцены исчез глава стражи, но добавился хорошо прожаренный, дымящийся кусок мяса и почерневшая полоска стали рядом. Через мгновение еще один удар молнии заставил людей прижаться к земле — на этот раз досталось старосте.

— Что два раза ходить? — ответил архимаг на вопрос в глазах внука.

Уже без конкуренции, духовник продолжил стихийный митинг о каре за несправедливый суд. Народ гудел одобрительно — мол, лесоруба все знают, не мог он. Что мешало добрым мирянам вступиться за односельчанина часом раньше — оставалось загадкой.

Дети затерли следы магической фигуры и без всяких препятствий пошли к сцене — где-то там должна быть их мама, она же — будущий мостик между двумя семьями: не особо нормальной архимагической и вполне нормальной — покалеченного лесоруба.

Мама нашлась рядом с заплаканной девушкой — обе прижимались друг к другу и самозабвенно рыдали, не обращая внимания на окружающих.

— Вечером? — кивнул на них Фил.

— Вечером, — ответил архимаг, прекрасно понимая, что в женскую истерику лучше не лезть.

— Рано мы пентаграмму стерли, — как-то грустно произнесла Аркадия.

Со стороны 'замка' барона уже вовсю неслись конные. Десяток воинов выглядел грозной силой — копыта поднимали пыль огромным плащом позади них, блестел металл, гордо смотрели в небо острия слегка наклоненных вперед копей.

— Что хочу сказать — мы старались, — пожал плечами архимаг.

Всадники остановились возле эшафота, некоторое время прислушивались к речи пастыря, о чем-то между собой поругались, после чего вперед выступил один из них — самый представительный и, видимо, авторитетный — этого авторитета, свисающего впереди через пояс, у него было куда больше, чем у остальных.

— Любимый народ! — гаркнул он, выехав впереди сцены — люди благоразумно уступили ему дорогу. — Наш глубокоуважаемый, справедливый, мудрый, смелый, храбрый и великий барон, рассмотрев дело пристально, с присущей ему справедливостью, мудростью, сме... умом, повелевает! Не виновен! — гаркнул он последнюю фразу, как самую важную. — Барон велел оправдать! А виновные наказаны самими богами! Как вы все видели!

— Приятно-то как, — фыркнул архимаг.

— Всем веселиться в день чудесного знамения! — гаркнул всадник повторно.

Толпа ответила ему довольным ревом, словно для веселья нужна была команда свыше.

— Пастырь, ваш ждут в замке, — добавил он куда тише, чтобы услышали только храмовник и первые ряды.

Кавалькада тут же унеслась обратно, а вслед за ними засеменил довольный храмовник, вместе с двумя недовольными служками, тащившими далеко не легкие короба с ритуальными предметами для погребения — все равно ведь обратно их нести, но и оставаться тут нельзя.

— Нет, ну слишком хорошо получилось, перебор! — возмутился архимаг — Как это 'оправдали'? Это что же, ему дом вернут? А наш план?

— Добрее надо быть, — покладисто заметила Аркадия, сияя улыбкой.

— Да я самый добрый человек на свете!

— Ты вчера человека убил, — тихо шепнул Фил.

— Ну и что? Я вчера, между прочим, другому человеку эту самую жизнь спас! — возмутился дед.

— Минус и плюс — в итоге ноль.

— А еще я вчера хорошо покушал и вовремя лег спать. Что вы на меня так смотрите? В моем детстве это был хороший поступок!

Дети двинулись обратно домой, оставив за собой так и не пришедшую в себя толпу.

— И вообще, вы так рассуждаете, как будто собрались остаться тут надолго, — улыбнулась Аркадия.

— Я не против, — пожал плечами архимаг.

— Никуда не тороплюсь, — кивнул Фил

— Вы серьезно?

— Почему нет? Сама посуди — встаю утром, бью морду темному, вкусно кушаю, играю с щенком, опять вкусно кушаю, занимаюсь теоретической магией, снова вкусно кушаю и засыпаю под колыбельную. Сказка!

— Вот-вот — кормлю светлого собаками, а он ест и просит добавки. Это ли не чудо?

— Я тут подумал, что темному можно бить морду два раза в день.

Дети остановились друг против друга, сбросили показное веселье и отзеркалили друг другу хищные улыбки.

— Мы тут всего один день, а так много произошло, — Аркадия поспешила сменить тему, встав между ними и зашагав вперед, придерживая за плечи и увлекая за собой соперников.

— Иначе и быть не может, — одернул плечо старший брат и самостоятельно зашагал дальше.

— Объясни, — потянула его за рукав девочка.

— Что будет, если в ручей бросить три камешка?

— Пойдут круги, — терпеливо ответила Аркадия.

— Вот и мы изменяем гладь реальности вокруг себя, — терпеливо ответил Кеош. — А если в ручей бросить три огромных валуна?

— Он выйдет из берегов, сменит направление или запрудится и станет озером.

— И мы сами решаем, что будет на месте этого ручья, — кивнул Филиппу архимаг, — город, богатые сады, пепел войны.

— Еще мы можем выкинуть тот валун, который станет мешать нашим планам.

— Если он не набьет тебе морду.

— Посмотрим.

— Через пять лет?

— Ага.

* * *

Самопровозглашенный барон целого селения, хозяин кузницы, мельницы и близлежащих лесов и полей на неделю пути во все стороны не был идиотом. По крайней мере, сам он считал именно так, вполне обоснованно предполагая, что идиот не смог бы перехватить власть и удерживать ее в своих руках все эти годы.

Не был он легкомысленным, наивным и доверчивым, потому сразу не поверил словам храмовника о справедливом суде и молниях с ясного неба. Да, он слышал раскаты грома, да, на небе ни облачка, да, есть сотни свидетелей, ну и что? Если бы небеса карали за убийство невинных, он бы давным-давно умер, причем десяток раз кряду, а в больших городах люди так и вовсе оглохли бы от громовых раскатов и ослепли от нескончаемых вспышек.

Легко и приятно храмовнику — стоит себе счастливый напротив, улыбается своим мыслям и грезит организовать святое место для паломничества — прямо там, где стояла виселица. Впрочем, дело хорошее — прибыльное.

— Быть по сему, — солидно промолвил барон, слегка наклонив голову в знак одобрения.

— Спасибо, ваша милость! — воскликнул духовник, неловко поклонился и заторопился на выход, даже не дождавшись милостивого разрешения покинуть покои.