Кое-что об архимагах

Еще через десяток минут братья устраивались в доме, спешно перезастилая кровать и печку — все требовалось завершить до темноты, так как ни масляного светильника, ни даже лучины в доме не оказалось, а демонстрировать матери магию они пока что не рисковали.

Чуть позже в дом вошли женщины, привнеся с собой запахи парного молока — его было немного, так что все ушло на поправление здоровья матери.

Фил с удовольствием укрылся, отметил прилегшую рядом Аркадию, приготовился отвоевывать каждый сантиметр пухового одеяла в жестокой битве, но не дождался и звука. Парень с удивлением повернулся лицом к девочке.

Аркадия сидела, поджав коленки к груди, и с некоторым ошеломлением всматривалась в свои ладони.

— Что-то случилось? — шепнул Фил.

— Я только что доила корову... вот этими самыми руками!.. — неестественным голосом ответила сестра.

— П-ф, — фыркнул он, отворачиваясь обратно, — Лучше представь, каково корове — ее доил архидемон.

* * *

Несколькими часами ранее

Возле южных ворот селения, у стены, меж стен двух пустующих построек, было тесновато.

На небольшом пятачке свободного пространства скучали три стражника, наблюдая за непонятной работой лучшего охотника селения, что склонился над бездыханным телом юного паренька. Померший был им не сват, не брат, а и вовсе сын старосты деревеньки, что моментально исключало всякую приязнь к усопшему. Они бы и разошлись давно по домам — да не давал глава стражи, что стоял тут же с кислой рожей. Вот уж кому точно скучать не придется: мало того что подчиненный мертв, так еще и отец его в горе своем безутешном великий шум поднимет, до барона дойдет — это уж наверняка. Так что должность главы зависла на волоске, ежели вскорости не сыщется убедительной причины смерти, а еще лучше — виновника таковой.

— Что скажешь, Януш? — глава стражи нетерпеливо заглянул за спину охотнику, пытаясь понять что-то в его работе.

— Убит ударом в правый висок, — степенно ответил охотник, поднимаясь с земли, — до того волокли его от ворот — на земле следы остались. Убийца невысок собой, возможно, не один. Чем-то ноги обернул — ни единого отпечатка не найду, да еще земля сухая, твердая. До убийства парня угостили чем-то, но не отрава, ручаюсь.

— Да подожди ты с едой... кто убил-то? — глава поморщился, как от зубной боли.

— Неведомо мне. Кто-то знакомый, раз он подойти к себе позволил, — легонько пожал плечами Януш. — Больше тут мне работы нет.

Охотник спокойно развернулся к главе спиной и ушел, оставляя страже все хлопоты с розысками убийцы и погребением жертвы.

— Вот урод! — зло сплюнул глава, обращаясь сразу и к охотнику, которого даже не окоротить толком — барон запретил, и к мертвому парню, из-за которого теперь столько забот.

— Уважаемый начальник, — шагнул к нему Инил, стражник под пятьдесят лет, пьянчуга и драчун, но человек верный, и зашептал, чтобы остальные не услышали: — а может, его Оршин убил?

— Это которому ты денег задолжал? — угрожающе ответил он.

— Это у которого жена-красавица, но глупая, раз отвергла такого уважаемого человека как вы, — прикинувшись дурачком, ответил Инил и глубоко поклонился.

— Кхм... говори дальше, — чуть смешался глава.

— Рекомый Оршин был направлен на рубку деревьев, — с уважением продолжил Инил, — где за ним пригляда нет, так как работать он привык один, и один же обладает подходящим для того инструментом.

Глава стражи кивнул, вспомнив, как это несуразное подобие человека, больше походившее на здоровенного медведя размахом плеч и густотой шерсти на груди, вытаскивал на своем плече здоровенные бревна. Заодно скрипнул зубами, припомнив, как заглядываются на лесоруба девки — замужние и нет, даром у того уже есть в супругах первая красавица на селе. И опять-таки — барон не велит трогать, потому как Оршин один за десяток работает.

— Вернулся раньше времени, повздорил со стражником, которому не велено работников в село пускать, вот и приключилась беда. Много ли надо тому Оршину, чтобы человека убить? — продолжил Инил. — Стукнул легонечко — и вот уже тело остывает. Испугался Оршин, оттащил невинно убиенного и убежал в лес, чтобы вечером, каков злодей, вернуться к красавице-жене как ни в чем не бывало, — осуждающе покачал головой.

— Так он же не сознается все равно, — начальник облизал сухие губы и прикидывал в голове возможный расклад.

— Смотря кто слушать его будет, — хитро улыбнулся подчиненный, — на допросе-то.

— А допрашивать его буду я, — ответил ему хищной полуулыбкой глава стражи, повернулся к остальным подчиненным, что расслабленно подпирали стену, и гаркнул: — Общий сбор, живо! Убийцу брать будем.

Глава 8

Ночь пролетела за одно смыкание ресниц, без ночных кошмаров, от которых Фил раньше прятался за хмельным дурманом, без лишающей сил бессонницы и мрачных мыслей о завтрашнем дне. Впервые за долгие годы сон принес новые силы, приятную истому в теле и желание улыбнуться этому миру, нищему и несправедливому, но свободному от старых долгов.

Фил довольно сощурился от приятной мысли и потянулся было всем телом, но нечто теплое — и не сказать что неприятное — мешало выпрямить руки. Парень слегка повернул голову — позади к нему прижалась Аркадия, обняв его плечи на манер мягкой игрушки, и тихо сопела, уткнувшись лицом в спину. Одеяло было невеликих размеров, и завернуться в него можно только одному, или как сейчас — вместе, но обнявшись. Темный еле слышно фыркнул — настолько расслабился, что забыл о спутнице.

Отличный сюрприз преподнес ему дед, сосватав принцессу. И ведь он точно не мог не знать, кого привел с собой. Кровь архидемона вовсе не то, от чего можно отмахнуться, понадеявшись на ее ослабление многими поколениями предков. Родственник-основатель пристально следит за своими потомками в мире людей. Потомки архидемона — словно фигуры на огромной шахматной доске, но вовсе не каждому из них дарована сила, большей части уготовано родиться и умереть пешками — обычными людьми без всяких способностей. Куда меньшей части достается капелька могущества вроде бычьей выносливости, счастливой удачливости или иной грани превосходства над серой массой — для создания лидера среди людей, чтобы тот повел племена и народы в новую бойню. Аркадия имела полный спектр доступа к силе, включая подчинение низших, доступ в нижние уровни и преображение. Ферзь-королева? Что она должна была сотворить в старом мире, какую часть континента залить кровью, вызов кому бросить и во имя чего убивать? Знала ли она о своей судьбе, и не потому ли бежала вместе с ними?

В копилку странностей можно добавить внешний вид Аркадии во время клятвы. Архидемон обязан выглядеть архидемоном: образ — это концентрация сути, личности, умений, власти, магии; то, что является основой могущества человека. У деда — свет, у Фила, ясное дело, тьма, у Аркадии — хвост! Длинный, кошачий хвост у прекрасной девушки с зелеными глазами, в простеньком платье мирных цветов. Так не бывает! Фил даже головой слегка потряс, чтобы сбросить образ Аркадии перед глазами. Что вообще значит ее облик? Вопросов было столько, что куда проще было тихонечко притопить девочку в глубоком месте, пока маленькая, и облегченно выдохнуть. Вот только нельзя так делать, и даже не из-за клятвы. Назвалась супругой — никуда не денется. Фил никому не собирался отдавать королеву в этой партии, пусть даже она оказалась белой фигурой, а сам он привык играть за черных.

На улице только зарождалась заря, алым отсветом касаясь стен и потолка комнаты. Парень слегка вытянул шею и заглянул вниз, ожидая увидеть деда, но в кровати лежала только плотно закутанная мама, с заботливо подбитыми под тело краями одеяла. Главную опасность для себя было крайне опрометчиво упускать из виду — пока они еще маленькие и лишены львиной доли сил, основным оружием остаются слова и манипуляция взрослыми. Даже не пожелай Фил остаться в этой странной компании и cбеги вниз по реке, как только они вышли из леса — всего пара верных слов и обвинений от родича будет достаточно, чтобы направить облаву по следу, не нарушая клятвы. А сейчас — он примерно представлял, что предок может нарассказать соседям, чтобы жизнь Фила стала очень грустной и короткой без нарушения всяких клятв, оттого остатки сна улетучились в одно мгновение.

Не то чтобы он ненавидел деда, скорее наоборот — таким родственником впору было искренне восхищаться и пытаться стать с ним вровень, чем Фил, кстати, и занимался, вступая на скользкую тропку легкого обретения силы и могущества. Силу он получил, как и могущество, знания, возможности, а вместе с ними — ненависть в глазах былого кумира. Как же неловко вышло с той клятвой... Впрочем, детские восторги уже давным-давно исчезли, так что дед довольно безболезненно перекочевал в список естественных угроз. Не было злости, простая видовая конкуренция между темными и светлыми — или он убьет, или убьют его самого, или бежать без оглядки, в надежде, что бессмертный Воин света не найдет тебя раньше построения хотя бы одной Башни силы. А дальше — вечная война, которой он совсем не хочет...

Куда же тот ушел в такую рань? Фил попытался освободиться из объятий, но не тут-то было. Первая попытка пресеклась сильным охватом рук — Аркадия притянула к себе так, что парень невольно почувствовал себя бочкой, сжатой металлическими обручами. Вдобавок ко всему, указательный палец левой руки девочки преобразовался в отточенное лезвие и недвусмысленно прижался к шее — совершенно неосознанно, так как сама демоница все еще спала, судя по пульсу и дыханию, но даже во сне категорически отказывалась лишаться столь теплой грелки под боком.

'Эдак сколько она игрушек в детстве перерубила... — невольно задумался Фил и тут же осознал, какую пакость подстроил ему дед, размещая рядом с Аркадией: — А если ей ночью приснится кошмар? Да если она просто проснется сейчас, увидит свое неоднозначное положение и неправильно его поймет? Вспомнит ли она о клятве раньше, чем вонзит когти?'

Холодная волна прокатилась по телу — умирать совсем не хотелось. То, что клятва отомстит за него — вовсе не радовало, ему-мертвому будет уже все равно. И само собой, в выигрыше останется дед — вот уж кто будет счастлив избавиться от попутчиков!

Словом, будить Аркадию Фил тоже не стал, скомкал одеяло вокруг себя и попытался вывернуться из захвата вниз. Медленно, сантиметр за сантиметром, извивался змеей, цеплялся ступнями за прохладный камень печи, а чуть позже — за ее край, но все-таки вылез и бесшумно приземлился на пол комнаты. Со стороны печи печально вздохнули и заворочались, кутаясь в одеяло: холодное осеннее утро — это вам не приятная рассветная прохлада середины лета.

Фил поежился, невольно вспоминая про теплую обувку из волчьей шерсти, припрятанную за оградой соседнего дома. По счастью, в местном тайнике, все еще раскрытом, нашлись отрезы ткани, тут же использованные на манер портянок — жить стало теплее. Темный выскользнул на веранду, присмотрелся к калитке — но засов был в том же положении, что зафиксировала память вчерашним вечером, и трава под дверцей не примята. Осмотрел внутренний двор — безжизненный, без единого следа деятельности старшего родича — и принялся планомерно обходить постройки, пока не дошел до калитки, что вела в сад-огород. Земля рядом с деревянной дверцей была поцарапана при открытии — калитка висела на одной петле, потому одним своим краем упиралась в землю. Фил слегка приподнял заслонку, отодвинул на десяток сантиметров и протиснулся внутрь.

Сад уже через два шага вглубь перегородил путь сорной травой почти до груди — пришлось вскарабкаться на забор, а затем опереться на сход крыши, чтобы увидеть хоть что-то дальше нескольких метров. Картина внушала определенный оптимизм — плодовых деревьев в достатке, пусть и обобраны все до единого рачительными соседями. Яблони — с десяток, чуть дальше угадывались сливы — или как они называются тут, в этом мире? Иные, уже незнакомые, но некогда выделенные отдельным рядком — процесс созревания на которых можно тоже перезапустить, если умеючи. Словом, можно будет 'объяснить' приготовление немалого числа вкуснейших блюд, производства лучших ресторанов прошлого мира, сохраненных до поры в состоянии безвременья. Некогда они скрашивали его жизнь в храмовых застенках, спасут от голода и сейчас. Сам Фил готовить хоть и умел, но не на уровне столичных мастер-поваров первого круга.

С высоты забора угадывалась свежая тропка, пробитая старшим родичем в дальнюю часть сада — смятая трава, местами срубленная, выдавала все зигзаги пути. Парень спрыгнул вниз и двинулся следом — путь, что интересно, плутал между плодоносящими деревьями, так что слежка совместилась с рабочими отметками — неведомо сколько предстоит тут оставаться.

Архимаг нашелся в самом конце огорода, на вытоптанной им самим компактной площадке. Занимался он совершенно не тем, чем должен был в понимании Фила — ни заговоров, ни ловушек, ни создания самодельного лука или остроги. Дед попросту отжимался, максимально тренируя слабое человеческое тело. Чуть позже принялся приседать, а затем приступил к подтягиваниям на удобной ветке деревца, что росло рядом — видимо, именно его наличие и определило месторасположение тренировочной — а иначе быть не может — площадки.

Фил некоторое время стоял, приоткрыв рот от удивления. На вопрос 'Зачем он это делает?' тут же нашелся очевидный ответ — чтобы быть сильнее. Когда эта магия будет обретена им в полной мере? Кто знает... а вот личная сила нужна уже сейчас. Не говоря ни слова, Фил попросту шагнул вперед и принялся делать зарядку. Дед мазнул по нему взглядом, но даже слова не сказал, словно не замечая. Так и прозанимались они более получаса, утрамбовывая землицу во время прыжков, бега, подъемов корпуса, пока от архимага не поступило деловое предложение.

— Дружеский спарринг? — дед сделал акцент на первом слове, криво улыбаясь.

— Согласен, — Фил как раз восстановил дыхание после упражнений, и вернул ухмылку родичу.

Два мальчика медленно двинулись по широкому кругу — во всю ширину площадки. Раз за круг они сходились, обменивались ударами, словно испытывая возможности своего тела. Руки не опускали, но держались без всякого напряжения. Каждое сближение завершалось виноватыми улыбками, мол — не сейчас, еще пару кругов.

Очередной обмен ударов прошел совсем иначе — по ребрам Фила пришелся жесткий крюк правой, сам же он почти попал в шею соперника. Старший шагнул вперед, наступил на левую ногу, не давая отойти, тут же сам отошел в сторону, пропуская мимо удар ногой, и ударил лбом в лицо — на этот раз мимо. Сила и частота ударов значительно увеличились, но сами они были довольно бесхитростны, словно в обычной дворовой драке — максимум боли, минимум ограничений. Очередной удар в подбородок достался Филу, да так щедро, что осознал он себя только на земле, с противником на груди.

— Я разочарован, — глухо произнес архимаг, поднимаясь и шагая в сторону дома.

Фил же просто смотрел на безоблачное небо и улыбался разбитыми губами, даже не пытаясь стереть с лица кровь или подняться. В обидной фразе была иная грань, пускай и потерянная навеки — все-таки раньше старик видел в нем нечто большее. Приятная мысль грела душу, которая была даже у темного — все еще была — назло кредиторам из старого мира.