— Вы слышали ее теорию?
— О Горбачеве-2?
— Ее самую.
— Слышал.
— И что скажете?
— Вряд ли. Такой видный партиец. Но Горбачев сильно изменился, это факт. Правда этому есть другое объяснение.
— Какое же?
— Он получил власть. Самое простое и самое верное. Ему больше не надо притворяться.
Карлуччи покивал
— Мы неофициально начали интересоваться каким образом ему удалось посадить афганские стороны за стол переговоров. Пока вышли на то, что уль-Хак вернулся из Москвы с похорон сам не свой, начал усердно молиться и прекратил поддержку не исламских партий Афганистана. А они самые боевые...
Карлуччи снова кивнул
— Мы так же пытались навести справки. Но вы же знаете что произошло.
— Пешавар не лучшее место для американцев особенно сейчас. Это было опрометчиво, привлекать израильтян.
— Чарли хотел этого. У него были хорошие связи.
— Чарли это конгрессмен...
— Он самый.
— Это очень неосмотрительно.
— Но все-таки что вы знаете про Горбачева?
— Наша разведывательная оценка — властный, самоуверенный, жесткий. Однако готов к изменениям, прежде всего в экономике
— Вы верите, что экономические реформы что-то изменят?
— Да если только к худшему
...
— Русский социализм при всей его брутальности довольно... идеалистичен
Карлуччи сделал удивленное лицо
— Да, именно. В нем, почему то встроено некое ... самоограничение что ли. Я когда-то был в Москве, давно. Меня поражали люди, которые ограничивали себя в еде, потому что в бедных странах Африки люди вообще не ели досыта... да, да.
...
— Я с позволения сказать, ознакомился с основным массивом социализма, скажем так через заднюю дверь.
— Через Китай
— Именно, именно. Китайцы предельно конкретны и утилитарны, они интересуются лишь тем, что эта идеология положит в их тарелки. Как и любая другая. Восточные люди мало думают об абстрактных вещах, о справедливости. Русские думают.
...
— Так вот, худший вариант я думаю — это если русские совместят свой и китайский вариант и прибавят к нему щепотку нашего капитализма. Китайцы предприимчивы и деловиты, русские прибавят к этому свою инженерную хватку и организованность, которой в их системе куда больше, чем в нашей. Плюс их знание нашей культуры, которое они смогут использовать в своих делах. И может получиться нечто страшное.
— То есть вы не верите, что экономическое благосостояние способно привести к смягчению политических нравов.
Сэр Перси покачал головой
— Нет.
— Германию привело.
— Германия в любом случае всегда была частью европейской культуры. Фашизм был бунтом нации против поражения и унижения. Это был вывих и мы его вправили. Русские всегда отстояли от нас намного дальше. Хотя надо сказать, они переняли очень многое у нас.
Сэр Перси задумался
— К тому же мы не знаем, что будет с Германией дальше. По нашим данным восточные немцы давно на мели. Вопрос о сближении встанет, рано или поздно. И я вижу именно в Горбачеве смелость его поставить и решить. Его пытался поставить еще Брежнев, но тогда нам удалось сорвать его планы. Горбачев, судя по всему более прямолинеен и настойчив. Да и... война для него значит детские воспоминания, не более того
— Они обычно бывают сильны
— Он уже поговорил и с Бонном и с Берлином. Русские попытаются проломить нашу стену безопасности, единая Германия неизбежно становится очень левой
Сэр Перси помолчал и мрачно заключил
— Или очень правой...
* Достаточно сказать, что Гордиевского принимала Королева Англии, он получил подданство и британский орден
** Британские клубы на самом деле играли и играют важную роль. В девятнадцатом веке — пользование клубной инфраструктурой позволяло поддерживать образ жизни джентльмена, не нанимая кухарку, экономку и слугу. Кроме того, в некоторых клубах можно было и переночевать, и если вы, скажем, служили в Индии, а в Лондоне бывали наездами — то клуб позволял вообще не держать в Лондоне квартиру или дом и не платить за отель
* * *
Сейчас постоянный заместитель есть в каждом министерстве, а в наиболее важных — по два, первый и второй.
* * *
Кстати преемником Креддока в 1992 году стал сэр Родерик Брейтвейт, бывший посол в СССР. Это говорит о смене приоритетов
* * *
* В конечном итоге именно ее однопартийцы и подняли против нее мятеж
28 января 1986 года
Вашингтон ДС, США
...— Какого хрена ты делаешь?
— Прости?
— Ты наводишь справки верно? И ты связался с англичанами.
— Это была частная поездка.
— Да ни хрена!
— Как бы то ни было, это дело между президентом и мной. Не между мной и тобой, Джеймс.
Бейкер помрачнел
— Вот что, Френк. Ты лезешь в политику.
— А сейчас всё — политика.
— Заткнись, и послушай, не для протокола. Политика в наши дни — это я. По крайней мере здесь, в этом здании. И если ты попробуешь перейти мне дорогу, учти. В Конгрессе — не сильно любят ЦРУшников. Даже бывших. Поверь, мне совсем не составит труда...
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, совсем нет. Просто если ты работаешь без политической крыши, то будь готов столкнуться с последствиями. Если на тебя обратит внимание Конгресс — то следующие год — два у тебя не будет времени шпионить, или чем ты там сейчас занимаешься. Ты будешь отбиваться от сабпин* и тратить деньги на адвокатов. И все равно не отобьешься. Потому что демократы захотят изжарить твою задницу вместо рождественской индейки, а республиканцы сочтут это допустимым ущербом.
Карлуччи встал
— Иди в задницу, Джеймс
— А ты иди к президенту. И хорошо подумай о том что я только что сказал.
Оставшись один, Джеймс Бейкер стукнул кулаком по столу, срывая злость. Все шло совсем не так как хотелось. В этой администрации было немало людей рыцарского склада ума, которые берутся справиться с той или иной проблемой, не понимая политических издержек этого. Не имея чувства политического равновесия.
Одним из них был полковник Оливер Норт, сотрудник Совета национальной безопасности. Один из тех молодых полковников, которые наводнили страну после Вьетнама — они готовы были действовать, чтобы стереть позор поражения и предлагали радикальные решения. В восьмидесятом — и в начале восьмидесятых не было более горячей политической темы, чем американские заложники на Ближнем Востоке. Началось все с захвата американского посольства в Тегеране, а сейчас, когда Иран ввязался в страшную войну с Ираком — иранцам нужны были запасные части к их американской боевой технике, им нужны были ракеты Тоу и все поверх санкций. Тогда они научились через своих прокси типа Хезбаллы хватать американских граждан и обменивать их на американские ракеты и запчасти. И все это было строго незаконно, так как нарушало санкции Конгресса. Но очень прибыльно.
Оливер Норт как раз и занимался проблемами освобождения американских заложников, и поставок в обмен на них ракет и деталей. При этом он ни черта не понимал политических последствий того чем он занимается — ему поставили задачу, американские граждане должны были вернуться домой, он ее выполнял. Как мог и как умел. При решении этой проблемы он имел дело с многочисленными людьми из иранской диаспоры, в изобилии бежавшей из страны после исламской революции семьдесят девятого, но сохранившей связи там... а это были совсем не честные и чистые люди. Поставки шли через торговца оружием Манучера Горбанифара, который, когда его прихватили за задницу и посадили на детектор лжи дал уникальный результат — за все время допроса по данным детектора он не дал ни одного правдивого ответа. Не солгал он только отвечая на вопрос, как его зовут...
Иранцы платили очень большие деньги за ракеты и запчасти, они концентрировались на тайных счетах, разумеется кроме тех сумм, которые отстегивали себе подонки типа Горбанифара. Но оставалось все равно изрядно. Потом — случилась революция в Никарагуа, левые победили правых, правые убрались в соседнюю страну и начали кошмарить крестьян и левый режим Ортеги. ЦРУ было полностью на стороне правых "сомосистов", оно помогало Сомосе еще в сороковых, но левый демократический Конгресс запретил оказывать сомосистам любую помощь. Тогда — в светлой голове полковника Норта родилась идея оказывать сомосистам помощь за счет тех денег, которые скапливаются и лежат без дела на секретных счетах как выручка от незаконной торговли с Ираном.
Только он не просек, что в Вашингтоне всем плевать на заложников, и на Сомосу — а вот ради политической карьеры устроить громкий скандал — это самое оно. Кто-то взял и слил информацию в конгресс демократам. И те начали следствие.
К чему все это? А к тому что на повестке дня стоял вопрос импичмента. Демократы явно не собирались прощать то что сделали с Никсоном. И любая — любая! — деятельность администрации вкупе с бывшими или действующими сотрудниками ЦРУ была по определению опасна, так как могла привести к новым обвинениям.
Грязная правда вашингтонской политики: хочешь уцелеть? Не делай ничего. Просто болтай, обещай — но не делай. Кто делает — тот всегда в чем-то виноват.
* Повестка об обязательной явке в суд
28 января 1986 года
СССР Москва
Вчера день потратил на две вещи. Первая — был в ЦК ВЛКСМ, разбирали результаты работы групп, занимающихся созданием социальных сетей, интернет — магазинов и электронной почты. Сами они про это не знают, но я подсказываю в каком направлении двигаться. И большую часть дня — провел вместе с Егором Лигачевым и его рабочей группой, которая готовит двадцать седьмой съезд КПСС. До него еще месяц.
Вот таким вот образом проведенный день заставил меня задуматься о вопросе на который нет ответа: каким образом КПСС собирается выживать, когда появятся социальные сети. На этот вопрос отвечать мне, Егор даже понятия не знает — социальная сеть.
Китайский опыт не совсем релевантен. Первое — построить большой файерволл не получится. По многим причинам, как техническим так и политическим. Если мы к примеру отрежем от нашей сети восточноевропейские страны — через некоторое время мы их потеряем с гарантией, свято место пусто не бывает. А если примем их в свое интернет — пространство и отрежем от Запада файерволлом — то у нас в сети окажутся поляки с их Солидарностью и рокошами, чехи которые расскажут всем желающим про 1968 год и венгры, которые припомянут про 1956. Второй — если я хочу сделать СССР одним из мировых лидеров и занять в будущем мире место Китая — мы не можем позволить себе файерволл. Потому что у нас нет внутреннего рынка в миллиард человек. Да и... в случае с Китаем их оберегает не столько файерволл, сколько непреодолимые культурные различия. Конфуцианство, иероглифическое письмо, своя не пересекающаяся с Западом история. В СССР ничего этого нет, мы европейская страна. Начиная с Петра I да и до него мы не сильно то отличались. Марксизм — это европейское, не наше изобретение, Маркс — немец, живший в Лондоне. Ленин тоже пожил по всей Европе. И отделять файерволлом — глупо и бессмысленно.
Пока что у нас прошла выработка технического задания. Сеть "Ока" — это прообраз электронной почты сеть для мгновенного обмена текстовыми сообщениями. Сеть "Кама" — сеть, в которой предприятия смогут продавать свои изделия друг другу. Сеть "Волга" — сеть, в которой предприятия смогут продавать свои изделия конечному потребителю. Пока начинаем писать протоколы обмена и сжатия информации. Для обмена будем пока использовать телефонную сеть для чего должны быть проведены исследования пределов ее пропускной способности и их увеличения.
По моим прикидкам пока мы идем в числе лидеров. Если учесть, что лучшие специалисты по программированию останутся здесь еще неизвестно, поднимется ли в этом мире Кремниевая долина? Или Зеленоград и Дмитровград и будут новой Кремниевой долиной?
Но это не отменяет вопрос — как КПСС и в целом социализм выживут, когда умолчания как механизма создания и поддержания общественного спокойствия и порядка больше не будет. А наоборот — все неудобные, скользкие, запретные темы будут кропотливо подниматься, извлекаться, вспоминаться, педалироваться и разжигаться?
А ведь люди, которые помнят что такое голодомор, например — живы и поныне.
Что будет, когда умолчание сменит болтовня и какофония?
Одна из мыслей — заход в интернет только по карточке, с подтверждением личных данных. Чтобы отвечали за сказанное. Может так и сделаем. Но зная наш народ, его великую, гениальную способность говорить эзоповым языком с двойным, а то и тройным смыслом — я понимаю что это не спасет.
И да... а что будем делать к примеру с чеченцами которые захотят общаться на чеченском и марийцами которые захотят общаться на марийском? Запретить все языки кроме русского? Будут общаться в русской транслитерации. И если мы наймем цензора — чеченца — он своих сдаст, как думаете? Ой, не факт...
Уже после 1996 года всплыло: в учебниках на чеченском еще в семидесятые было написано, что русские извечно угнетали чеченский народ. Эти учебники, по которым учились чеченские дети — русские редакторы пропустили в печать ни о чем таком не думая.
Куча, куча вопросов, на которые нет простых ответов. Партия, которая отвыкла сражаться за человека, за избирателя. Даже при Сталине еще работала школа пропагандиста, потому что надо было пропагандировать людей на трудовые подвиги или там в колхозы вступать. Сейчас ничего этого нет. От человека требуется не рыпаться, как то работать и два раза в месяц ходить к кассе.
Интересно, а если так подумать... когда человек стал как таковой не нужен? Когда партия и человек стали существовать в разных измерениях? При Брежневе? Или еще раньше, при Никите Сергеевиче...
— Как у тебя язык поворачивается клеветать на партию! Благо человека — высшая, высшая цель партии.
— О, Михаил Сергеевич. Ну, давай. А в чем благо человека?
— Высшая цель партии — построить коммунистическое общество, на знамени которого начертано: "От каждого — по способностям, каждому — по потребностям". Это в программе партии написано, читать надо.
— Построили?
— Строим!
— Чего-то не заметно как то. Вот я взялся, так на каждом шагу — того нет и этого нет. Потом — потребности то повышаются.
— Ты про мещанские потребности.
— Я про пирамиду Маслоу. Сначала удовлетворяются витальные потребности, в безопасности и пище, потом потребности более высокого порядка
— Буржуйская брехня!
— Ага. Только пока что так: вы народу про развитой социализм, а он вам: яйца видим только в бане между ног у дяди Вани. Ты вчера слышал, что Раиса Максимовна докладывала. Результаты соцопросов показывают рост поддержки правительства, и рост этот связан прежде всего с ростом доступности продуктов питания. Понимаешь? Люди благодарны просто за то что еды стало больше! Вот только после того как мы эти базовые потребности удовлетворим, слава Богу, придет время других вопросов. Ты на них ответы знаешь? Я вот — нет...