Чего он не хотел? Не хотел возвращаться домой, где его ждал официальный вызов на дуэль, под печатью Совета двенадцати и резолюцией лорда Райвенна. А ещё он боялся предстать перед генералом Эммаркотом, своим суровым родителем, который спросит его: "Что ты натворил?" И придётся объяснять, что он лишил девственности одного заучку, недотрогу Даллена, который водил дружбу только с Диердлингом, сыном какого-то учителя. Да, это была дерзость с его стороны, учитывая то, кем был отец этого Даллена, — в том-то и заключался весь кайф. Но теперь придётся всё это как-то объяснить генералу Эммаркоту, а ведь был ещё майор Эммаркот — его, Крэя Эммаркота, старший брат. Придётся держать ответ перед ними обоими.
То, что они с Макрехтайном сделали, не сошло им с рук.
Сейчас Уго сидел рядом с ним за столиком, отупевший от выпитого, бледный и жалкий. Из его глаз текли слёзы, а изо рта слюна — гадость, да и только. Впрочем, наверно, и сам Эммаркот выглядел теперь не лучше, потому что они сделали это с Уго вдвоём.
Отцом Уго был младший сын лорда Макрехтайна, член городского правления Золлер Макрехтайн — вроде бы не последнее лицо в городе, но и Уго не удастся отвертеться от дуэли, потому что он тоже поразвлёкся с Далленом.
Худой и плоский тип с чёрными глазками-бусинками подошёл к ним и вкрадчиво зашептал:
— У меня есть для вас отличная дурь, ребята.
Через пять минут Эммаркот втягивал в себя едкий дым из закопчённой трубочки, полулёжа на кожаном диване. Голова Уго лежала у него на коленях, и странно было видеть его лицо вверх ногами: вместо лба зиял рот, делающий затяжки из точно такой же трубочки. Жуткий, уродливый Уго спросил:
— Как ты думаешь, у нас есть шанс?
Это он о том, могли ли они победить в поединке на дуэльных мечах.
— У меня больше шансов, чем у тебя, — сказал Эммаркот.
— Это почему? — спросил Уго.
— Потому что я занимался спортивным фехтованием, — ответил Эммаркот, затянувшись и выпустив дым. — Потом, правда, бросил, но кое-какими приёмами владею.
— Научишь меня?
Эммаркот хмыкнул.
— Пойди в фехтовальный клуб и попроси дать тебе парочку уроков.
Голова Уго сползла с его колен, прищуренные, обкуренные глаза злобно уставились на Эммаркота.
— Вот как... Значит, не хочешь мне помочь?
— С какой стати я должен? — холодно ответил Эммаркот.
— Тогда я скажу, что это было твоей затеей!
Эммаркот устало откинул голову на спинку дивана.
— Какая теперь разница...
Теперь было всё равно. Он сбросил три звонка от отца и два — от старшего брата. Они искали его — видимо, уже получили вызов. Эммаркот представил себе их лица, и ему стало холодно и тоскливо. Дурь не цепляла его, не спасала от этой ужасной какофонии. А Диердлинг, с которым Даллен водил дружбу, ничего — хорошенький. Чудесные волосы, стройные бёдра, ротик — бутон. Было бы славно покувыркаться с ним на простынях. Если он выйдет живым из этой передряги, он обязательно подкатит к нему с предложением замутить интрижку.
— Будь ты проклят, трижды проклят, — психовал Уго.
Непонятно было, кого он проклинал: он выкрикивал это куда-то в пространство, насквозь прокуренное дымом от дури. Полутёмная комнатка, в которой они сидели, была мрачной и не очень чистой, но это не имело значения. На полу был пепел, крошки, окурки. Макрехтайна стошнило прямо на пол, а Эммаркот только ухмыльнулся. Дверь вдруг открылась, и на пороге возникла подтянутая фигура в чистеньком тёмно-синем мундире с золотыми галунами, белых брюках и сверкающих сапогах. Эммаркот уставился на неё в недоумении: откуда она здесь взялась? В подобных заведениях военных не бывает, только полиция иногда может нагрянуть. А фигура сказала голосом его старшего брата, майора Эммаркота:
— Так и думал, что найду тебя в этом притоне. Поехали домой, нам с господином генералом нужно с тобой поговорить.
Эммаркот взял и засмеялся в ответ. Ну и дурацкий же был у него смех! Майор Эммаркот, его старший брат Бирген, который когда-то в детстве качал его на качелях, процедил с холодным презрением в голосе:
— Смотреть на тебя противно.
Его чистые, блестящие сапоги прошли по грязному полу комнатки, наступая на крошки и окурки, железная рука ухватила Эммаркота за шиворот и подняла на ноги.
— А ну, пошли! Это приказ господина генерала.
Да, если генерал Эммаркот, десять лет как вдовец, отдавал приказ, никто не смел его ослушаться, даже его сыновья — особенно сыновья. Они обращались к нему "господин генерал". Старший брат, красивый молодой офицер, белокурый, синеглазый и коротко подстриженный, взял непутёвого младшего брата за шкирку и втолкнул во флаер, и обкуренные мозги Эммаркота поняли, что страшный час близок — почти настал. Из его глаз хлынули слёзы, но Бирген только поморщился и повторил:
— Смотреть противно.
Всю дорогу Эммаркот то рыдал, то смеялся. Задыхаясь, он сказал:
— А помнишь, как ты меня на качелях...
Да, тогда Биргену было ещё не противно смотреть на маленького Крэя — в детстве, когда они играли во дворе. Биргену было двенадцать, Крэю — три. Крэй упал и ушиб коленку, и Бирген унёс его в дом на руках. А сейчас Крэй, пьяный и обкуренный, корчился в истерике на сиденье флаера, а старший брат смотрел на него с нескрываемым презрением и жалостью...
Вот и их дом — дом, в котором они оба родились. Крыльцо с мраморными статуями, мокрое от дождя, а в высоких окнах — свет. Гостиная встретила Эммаркота молчанием, и он, повинуясь руке брата, поплёлся по лестнице, спотыкаясь на каждой ступеньке, пока не увидел блестящие сапоги генерала Эммаркота.
Его родитель сидел в кресле, положив ногу на ногу и подпирая высокий лоб рукой, как будто страдал от головной боли, и кожа под его пальцами собралась в складки; свет от камина играл бликами на его тщательно выбритой голове, украшенной большим беловатым крестообразным шрамом. Сколько Крэй Эммаркот себя помнил, голова генерала всегда была такая — бритая и со шрамом, который генерал не желал прятать под волосами, а как будто нарочно выставлял его напоказ: для него это, видимо, было чем-то вроде боевой награды. Другая рука генерала Эммаркота лежала на прозрачном листке с каким-то текстом и радужно переливающейся голографической печатью. Эммаркот догадался, что это было — он, вызов.
— Он снова был там?
— Да, господин генерал. Я нашёл его в том притоне в компании его дружка.
— Позор...
Да, это был позор для семьи, из поколения в поколение отличавшейся безупречной репутацией, для этой династии военных, никогда не маравших своей чести ничем низким и преступным. Он был паршивой овцой, мутантом, выродком. Листок с радужной печатью лёг перед ним.
— Читай, — приказал суровый голос генерала Эммаркота.
Он читал, но ничего не мог понять: буквы путались, строчки искажались, слова не складывались во фразы. "Оскорбление", "невозможно разрешить иным способом", "тяжкое деяние", "явиться в девять часов". И подпись: "З. М. А. Райвенн".
— Что ты можешь сказать обо всём этом?
Что он мог сказать этим двум военным? Что он не такой, как они? Да, не такой, и никогда таким не был. Что ж, убивать теперь его за это? По этому листку с печатью выходило — да. Убивать. Уткнувшись в твёрдые колени родителя, он заплакал.
— Отец, я не хотел...
Жёсткая, железная рука отстранила его.
— Ты жалок! Только взгляни на себя — на кого ты похож! Мне стыдно, что ты мой сын!
Сидя на полу, он смотрел в одну точку — на какую-то букву в каком-то слове из текста вызова, и радужная печать расплывалась у него перед глазами.
— Скажи только одно: все эти обвинения — правда?
Он сказал:
— Да, господин генерал.
Сухой, усталый, чужой голос над ним сказал:
— Бирген, отправь его в постель — пусть проспится. Говорить будем завтра. Но сначала проводи его в туалет — ему надо прочистить желудок.
Эммаркота мучительно вытошнило, после чего он оказался в своей спальне. Он уже не мог сам раздеться: его раздевали руки старшего брата. Упав на подушку, он выдохнул:
— Бирген... А помнишь, как ты меня... на качелях...
К окну лип холодный мрак, лил дождь. В кабинете лорда Дитмара жарко пылал огонь в камине, озаряя комнату янтарно-рыжеватым светом. Сам лорд стоял прямо, лицом к камину, скрестив на груди руки, и серебристый ободок диадемы вспыхивал желтовато-белыми бликами, а Дитрикс — согнувшись, облокотившись на спинку кресла и хмуря брови.
— Вот что на самом деле произошло, сын мой. А ты называл его трусом и ничтожеством... Мы не уберегли его, не смогли защитить! Мне он ничего не сказал, потому что не хотел причинять мне боль, а к тебе не обратился, потому что ты никогда его не любил. И он, я полагаю, посчитал, что ты останешься равнодушен к его беде, если не сказать хуже — посмеёшься над ней.
Дитрикс опустил голову.
— Я виноват, отец. Я знаю, — проговорил он угрюмо, сжав руку в кулак. — И, чёрт побери, смеяться здесь не над чем! Я потрясён... Если бы я знал! Клянусь всем, что есть святого, если бы он обратился ко мне, я сделал бы всё, что должен сделать в таком случае старший брат и офицер...
— Но он не обратился к тебе, и это отчасти твоя вина, — перебил лорд Дитмар. — Теперь уже слишком поздно каяться, ничего нельзя исправить, нельзя его воскресить. Над твоим братом цинично надругались, и всё, что мы можем и обязаны сделать — это сразить обидчиков в поединке чести.
Дитрикс поднял голову. Его глаза колюче блестели из-под угрюмо насупленных бровей.
— Убивать молокососов? Не очень-то это почётно и справедливо...
Лорд Дитмар взглянул на него пронзительно.
— А что ты предлагаешь? Позволить, чтобы это сошло им с рук? Если они сумели сотворить такое, пусть сумеют и ответить за содеянное. По-моему, только это и справедливо.
Дитрикс вздохнул.
— Я не спорю с тобой, отец... Я и сам сторонник такого способа разрешения дел подобного свойства. Хоть я всегда и считал Даллена неженкой и слюнтяем, но у меня всё нутро содрогается, как подумаю о том, что ему пришлось вынести. Только не знаю, поднимется ли у меня, опытного офицера, рука на салагу, который и оружие-то, наверно, в первый раз в жизни держит.
— А у этого салаги поднялась рука на твоего брата? — сурово возразил лорд Дитмар. — Может быть, как противники они ничего из себя и не представляют, но это не имеет принципиального значения. Что ж, тем больше у нас шансов не осиротить наших детей и не оставить наших спутников вдовцами. Я прошу тебя помочь мне в этом деле и взять одного из них на себя, сын мой. Не забывай, это ещё и твой родственный долг по отношению к брату. Ты не защитил его, когда он в этом нуждался, так хотя бы воздай за него обидчикам. Кто, кроме тебя, может мне в этом помочь?
Дождь лил, огонь в камне трещал, Дитрикс в раздумье ерошил себе волосы. Наконец он сказал:
— Хорошо, отец, я согласен. Я выступлю против одного из твоих противников. Кого мы позовём в секунданты?
— Я уже договорился с лордом Райвенном, — ответил лорд Дитмар. — Он всегда был моим хорошим другом, кроме того, он — глава Совета двенадцати. Его разрешение я уже получил, он также считает, что насильники должны умереть. Их вина несомненна, они её фактически сами признали. Ты со своей стороны можешь попросить кого-нибудь из твоих друзей-сослуживцев. Нашим спутникам мы ничего рассказывать не станем: Арделлидис только что после родов, а Джиму это ещё предстоит. Их обоих нельзя волновать. Встречаемся в заведении "Три золотых звезды" завтра в девять вечера.
Дитрикс уже сидел за заказанным им столиком в заведении "Три золотые звезды" и потягивал мергит (5) в компании своего друга и секунданта капитана Шаллиса. Без десяти девять в зал вошли две закутанные в плащи с капюшонами фигуры, в одной из которых Дитрикс сразу узнал отца, а вторым был, очевидно, лорд Райвенн. Дитрикс встал, и капитан Шаллис последовал его примеру. Две фигуры подошли к столу и чуть приоткрыли, но не откинули капюшоны.
— Отец, это капитан Шаллис, — представил Дитрикс своего друга. — Ты, наверно, помнишь его.
Капитан учтиво щёлкнул каблуками. Лорд Райвенн кивнул ему, и они сели к столу. Подошёл официант.
— Ещё два мергита, — заказал Дитрикс.
Официант кивнул и ушёл, а лорд Дитмар, окидывая взглядом зал, спросил:
— Что, их ещё нет?
— Пока ждём, отец, — ответил Дитрикс.
Принесли мергит в высоких стаканах. В тени капюшона лорда Дитмара поблёскивала его диадема, на лоб лорду Райвенну падала серебристая прядь волос, руки лорда Дитмара были в перчатках, а на холеных пальцах лорда Райвенна сверкали драгоценные перстни. За столиком царило напряжённое молчание.
Без пяти девять в зал вошли четверо незнакомцев — также в плащах с капюшонами. Замедлив шаг, они осмотрелись. Лорд Дитмар повернул к ним лицо, и они направились к столу. Как только они с ним поравнялись, лорд Дитмар с лордом Райвенном, Дитрикс и капитан Шаллис встали.
Два из незнакомцев в плащах были Эммаркотом и Макрехтайном, а два их сопровождающих — секундантами. Эммаркот и Макрехтайн, бледные и сосредоточенные, были кратко представлены лорду Райвенну и Дитриксу, а секунданты представились сами. Секундантом Эммаркота был его старший брат, майор Эммаркот — молодой, но уже суровый, с холодными синими глазами и светлой льняной шапочкой коротких волос. Обменявшись с ним сухим и учтивым приветствием, Дитрикс проговорил:
— Мне жаль, что нам приходится участвовать в таком деле.
— Мне тоже, поверьте, — ответил тот.
— К вам лично я не питаю неприязни, — сказал Дитрикс. — Я всегда знал вас с хорошей стороны и надеюсь, что по окончании этого дела мы не станем врагами.
Чуть поклонившись, майор Эммаркот проговорил:
— Я тронут вашим великодушием, майор Дитмар. Однако наша семья никогда не уклонялась от ответственности, и за ущерб, нанесённый вам одним из её членов, мы готовы дать вам полную сатисфакцию.
С этими словами он бросил на младшего брата суровый взгляд, а тот промолчал, и вид у него при этом был бледноватый и весьма подавленный. Лорд Дитмар сказал:
— Давайте покончим с обменом учтивостями. Предлагаю отправиться выбирать место.
Когда они вышли из "Трёх золотых звёзд", лил холодный осенний дождь. Все расселись по своим флаерам и полетели подыскивать место для поединка.
Их выбор пал на пустырь в двух десятках леинов к северу от "Трёх золотых звёзд". Найдя среди чёрных холмов довольно просторную площадку, покрытую мелкой крошкой пустой породы, они остановили флаеры и вышли. Лорд Дитмар сказал Эммаркоту и Макрехтайну:
— Господа, вас двое, поэтому я призвал на помощь моего старшего сына. Кому-то из вас выпадет скрестить меч с ним.
Дитрикс ответил лёгким поклоном. Секундант Макрехтайна, альтерианец средних лет с короткими серебристыми волосами, вышел вперёд и сказал:
— Согласно дуэльному кодексу, я должен задать вопрос: не считает ли вызывающая сторона возможным решение вопроса мирным способом — например, принесением официальных извинений?
— Мы приехали сюда не для того, чтобы слушать извинения, — ответил лорд Дитмар холодно. — Преступление, в котором мы обвиняем господ Крэя Эммаркота и Уго Макрехтайна, слишком тяжкое, чтобы его можно было загладить извинениями. Милорд Райвенн, глава Совета двенадцати, также нашёл это дело не подлежащим разрешению при помощи мирных методов... Нет, сударь, на ваш вопрос я даю отрицательный ответ. Господа, я предоставляю на ваш выбор дуэльные мечи. Можете их опробовать и выбрать тот, который вам придётся по руке.
