Вирус разума

— О-х-х-х, хорошо-то как, — потянулся Полковник. — Благодарю вас, господин Кретон.

— Ну, что ты, это я благодарю вас. Вас всех. Вы сделали максимум возможного, и, поверьте, я этого не забуду. А благодарным я быть умею. Отдыхайте, завтра вы вылетаете в Швейцарию.

— Господин Кретон, еще вопрос, если позволите.

— Конечно, Полковник.

— Хотелось хотя бы в общих чертах узнать, что же все-таки такое мы добыли. Если это, конечно, возможно.

— Не только в общих. Вы вполне достойны знать об этом максимально подробно. Проблема в том, что предмет, доставленный вами, защищен магией. И я пока не готов конкретно ответить на твой вопрос. Впрочем, поискам ответа я намерен посвятить ближайшее время. Надеюсь разгадать эту загадку, пока вы проходите лечение и реабилитацию. Уверяю, как только мне будет, что сказать, вы первыми об этом узнаете.

* * *

Аспер, Кирилл и Лада сели в лодку и поплыли в сторону протоки между Свято-озером и озером Великим. Над озером стоял легкий вечерний туман, верхушки деревьев окрасило в густой красный свет опускающееся солнце, и припозднившиеся птахи допевали ему свои прощальные песни. Идиллию момента разрушало лишь осознание произошедшей трагедии и предстоящий скорбный ритуал. На берегу их ждали люди. Кроме известного уже им Вышаты там было около двух десятков мужчин и женщин разных возрастов, одетые в русские национальные костюмы. На мужчинах были подпоясанные кушаками выбеленные льняные длиннополые рубахи с вышитыми по подолу и рукавам красными узорами. На женщинах — того же цвета сарафаны, также украшенные красной вышивкой. Точно такие же одежды были и на Кирилле с Ладой, которые Аспер выдал им перед отплытием.

— К чему этот маскарад?— спросил Кирилл.

— Это, Кирюша, не маскарад, а традиция рода, которую нужно помнить и чтить. Белый цвет — цвет траура, — он вдруг посуровел лицом сверх обычного. — Мы должны провести обряд погребального сожжения усопших воинов, так, как делали это ваши предки и предки ваших предков.

— Разве их не похоронят как обычно на кладбище?

— Нет, Ладушка, — Аспер погладил ее по голове, — конечно, по всем документам они будут похоронены на Ново-Сормовском кладбище, но на самом деле, мы похороним их так, как всегда хороним своих товарищей.

На берегу протоки стояли две деревянных ладьи, вытащенные на берег и поставленные каждая на четыре деревянные подпорки. Вокруг ладей был сооружен помост. На каждой ладье размещалась скамья, укрытая стегаными матрацами, тканью и подушками. Прямо перед ладьями со стороны берега стояли ворота, высотой около двух метров.

Выйдя из лодки, Аспер поклонился в пояс людям на берегу.

Кирилл и Лада последовали его примеру. После ответного поклона встречающих, Вышата вышел из толпы, отворил ворота и, пройдя сквозь них, дал команду к началу обряда. Аспер по какой-то причине предпочел уйти в тень, и всем процессом руководил волхв. Возможно, не все присутствующие были посвящены в его тайну, а возможно, проведение обряда по умолчанию дело рук волхва и никого другого. Так или иначе, Аспер стоял рядом с Кириллом и Ладой и по мере необходимости комментировал происходящее.

Шестеро мужчин внесли на одну ладью тело Любомира, а на другую — Ждана. Отрубленная в бою голова Любомира была аккуратно пришита на место, тела отмыты от крови и прибраны. В свой последний путь воины уходили чистыми и в новых красивых одеждах. Женщины принесли чаши с медовухой, фрукты, пахучие травы. Положили все это около мертвецов, добавили туда хлеб, мясо и лук. Потом один из мужчин уложил рядом с ними их оружие. Все было готово. Люди отступили от помостов, образовав широкий круг. В центре осталось только четверо: Вышата, руководивший процессом; возле ладьи с телом Ждана — двое пожилых людей, его родители. Старуха мать, припав к груди мужа, сотрясалась от беззвучных рыданий, а старик сурово глядел на лицо сына, которого они ждали так долго и так скоро потеряли, тихо гладил жену по седой непокрытой голове и шептал что-то, то ли успокаивая, то ли проклиная убийц сына. Рядом с другой ладьей стояла молодая девушка с распущенными волосами, невеста или просто подруга Любомира. Она вдруг рухнула на колени, царапая свое лицо и простирая руки к ладье с покойником, стала громко причитать:

На кого ты, милый мой, обнадеялся?

И на кого ты оположился?

Оставляешь ты меня, горе горькую,

Без теплова свово гнездышка!

Не от кого то горе горькой,

Нету мне слова ласкова,

Нет то мне слова приветлива.

Нет то у меня, горе горькие,

Ни роду то, ни племени,

Ни поильца мне, ни кормильца...

Остаюсь то я, горе горькая,

Не с кем мне думу думати,

Не с кем мне слово молвити:

Нет у меня милова ладушки.

В толпе произошло некое шевеление, и на авансцену вышли две девушки, украшенные, в отличие от прочих, венками из полевых цветов и гирляндами бус из ярких цветных камней. Девушки стали поочередно обходить собравшихся здесь мужчин, одаривая каждого поцелуем и напевая в промежутках радостные песни. Досталось и Кириллу с Аспером. Поцелуи, надо сказать, были совсем не братскими.

— Это невесты погибших, добровольно принявшие решение уйти в рай вместе со своими женихами, — прошептал Аспер.

— И чего это они так радуются, — не понял Кирилл, — их ведь сейчас должны убить и сжечь?

— Видишь ли, Кирилл, у древних русичей были весьма широкие представления о загробном мире, и этих девушек радует, разумеется, не ближайшее будущее — смерть и последующее сожжение, — а вечное счастливое пребывание в потустороннем мире. В мире, который, кстати, ждет всех нас по определению, а не только тех, кто смог заслужить его при жизни, как у христиан, например.

— Вы что, всерьез хотите сжечь этих девушек? — глаза Лады округлились и полезли из орбит.

— Ну что ты, Ладушка. Это же инсценировка. Хотя в былые времена девушки действительно сгорали вмести со своими мужчинами.

Меж тем, радостно поющие девушки, обойдя всех мужчин, подошли к воротам. Двое крепких мужиков трижды подняли каждую над воротами, так, чтобы они смогли заглянуть по ту сторону. Взмывая над воротами, каждая из них выкрикнула:

— Вот вижу своего отца и свою мать. — Девушку подняли во второй раз:

— Вот все мои умершие родственники, сидящие. — И в третий раз:

— Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен. И с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня. Так ведите же меня к нему!

Девушки поднялись на помосты и уселись в ладью около своих суженых. Вышата подошел к каждой из них по очереди, и, взмахнув ножом, уложил девушек рядом с покойниками. Инсценировка это была или нет, но выглядело все весьма натурально. У Кирилла мурашки пробежали по спине, а на Ладу так вообще было страшно смотреть. Вышата спустился с помоста и поднес к дереву факел. Вся конструкция видимо заранее была пропитана каким-то составом, потому что сразу вспыхнула, вздымая пламя до небес, озаряя округу ярким оранжевым светом и закрывая темнеющее небо снопом искр, уносящихся ввысь. Люди вокруг погребального костра взяли друг друга за руки и пошли хороводом против часовой стрелки, распевая песни.

— Смотрите, — кивнул в сторону хоровода Аспер.

В кругу людей они рассмотрели обеих девушек, минуту назад бывших в погребальных ладьях, правда, уже без украшений. Как они сюда попали для Кирилла, а особенно для Лады было не очень и важно. Главное, что они были живы и здоровы, и можно было облегченно вздохнуть. Кирилл, Лада и Аспер вскоре тоже были вовлечены в этот странный хоровод, и хотя не принимали участия в общем пении по причине незнания слов песен, ощущали необычное единение с этими людьми и небывалый душевный подъем и радость, на первый взгляд, несколько неуместную при этом печальном событии. Костер полыхал около часа. Все это время люди ходили вокруг, озаряемые пламенем и общей скорбью, сочетаемой с непонятной Кириллу радостью и легкостью...

Когда пламя стихло, на месте костра остались две горки золы и пепла, уже подернутые сединой, но еще мерцающие в тающем сумраке. Две женщины собрали прах в глиняные сосуды, которые потом запечатали, залив крышки расплавленным воском. Последние пристанища двух воинов, переходя из рук в руки достигли, наконец, рук Вышаты, который водрузил их на вершины двух вкопанных возле дороги столбов. Затем, повернувшись лицом к столбам, он тихо и неразборчиво произнес несколько слов, сотворил некий дирижерский пасс руками, и столбы исчезли. Скорее всего, они стали просто невидимыми. Кирилл знал, что таким образом Аспер скрывал то, что не положено было знать непосвященным. Вот и Вышата, видно, морок на них накинул.

Недалеко от пепелища, на поляне, был сколочен дощатый стол с лавками вокруг него. Стол этот был застелен той самой скатертью из хором Аспера. Вышата подошел к столу, провел посохом над скатертью, пробормотал что-то себе под нос, и на скатерти стала появляться всевозможная снедь. Блюда с гречишными блинами, кувшины с моченой брусникой, большие миски с кашей гречневой, пшенной и перловой, ковши с медом и брагой, сытой и березовицей, горшки с пареной тыквой и тушеными овощами и много еще чего другого само собой возникало на столе.

Ни фига себе, скатерть-самобранка! — пробормотал Кирилл, стараясь, чтобы его не услышали окружающие.

— А ты думал, мы тут лаптем щи хлебаем, — не без скрытой гордости проронил все-таки услышавший его Аспер.

Не прошло и двух минут, как стол был завален посудой с едой и без. Тут были и жареные перепела в маринаде, уложенные на блюдо, вокруг которых пестрыми островками лежали вареная морковь, моченые брусника и яблоки, маринованная краснокочанная капуста, петрушка и сельдерей. Рядом блюдо с обжаренными до румяной корочки куропатками с гарниром из жареного картофеля, овощей и маринованных фруктов. Чуть дальше миска с гречневой кашей, заправленной протертым мясом рябчиков. Несчетное количество всевозможной сдобной выпечки: от простых сметанных лепешек до фигурных булок и колобов, изображавших различных животных и птиц, и пирогов с мясом, овощами и рыбой. Все было готово к поминальному пиру. Ничему не удивляющийся народ весело повалил к столу, и началось веселое поглощение всей этой снеди, с выпивкой, разговорами и песнями. Вокруг стола пошел гулять огромный поминальный ковш с медовухой. Он передавался из рук в руки, получивший его отхлебывал несколько глотков и передавал другому. Через час уже было трудно понять, что это — поминки или свадьба. Здоровый мужик по имени Буслай, сидевший справа от Кирилла, про таких еще говорят — косая сажень в плечах, хлопал его пудовым кулаком по спине, называл братом и призывал на свою сторону, когда наступит пора тризны, то есть боевого состязания. В промежутках между жареной дичью, запиваемой хмельным квасом, он гудел Кириллу в ухо церковным басом:

— Эх, помню, знатно мы схлестнулись с Всеславом на прошлогоднем турнире. Славный был рубака. Не чета нам тут, всем собравшимся. Давай, брат, помянем доброго воина Всеслава. Пусть ему эта чарка в Ирие аукнется. Кириллу вдруг на ум пришла цитата из 'Песни о Вещем Олеге':

Ковши круговые, запенясь, шипят

На тризне плачевной Олега;

Князь Игорь и Ольга на холме сидят,

Дружина пирует у брега.

Бойцы поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они.

Несмотря на обилие выпитого, люди за столом не выглядели пьяными. Возможно, дело было в обильной закуске, а, возможно, в напитках, не отличавшихся особым градусом. В свое время Кирилл изучал историю винопития на Руси. Вплоть до XIV века во время застолий употреблялись: живая вода, сытa, березовица, вино, мед, квас, сикера и ол. Грань между алкогольными и безалкогольными напитками была весьма условна. Безалкогольными являлись лишь первые два: вода и сытa (смесь воды и меда), да и последняя могла забродить и превратиться в слабоалкогольный напиток. Уже березовица (березовый сок) могла быть простой и пьяной. То же самое относится и к квасу. Пили на Руси и вино, привозимое из Греции. Но, во-первых, пила его в основном знать, а во-вторых, в сильно разбавленным водой виде, в пропорции один к одному, по тогдашней греческой моде. Наиболее крепкими напитками были ол — аналог современного эля или крепкого пива, и сикера, судя по названию, созвучному с секирой — боевым топором, призванная отделять голову от туловища. Но употребление крепких напитков никогда не несло в себе цель напиться до состояния 'в стельку', а способствовало лишь поднятию настроения и веселости духа. В свое время Великий князь Владимир, отвергая предложенную арабскими мудрецами для Руси магометанскую веру, запрещающую употребление вина сказал: 'Вино есть веселие для Руси, и не можем быть без него'.

Кирилл смотрел на людей за столом, на их открытые и веселые лица и думал, кто они, откуда взялись здесь в XXI веке. Откуда они знают обряды глубокой древности? И ведь не играют в них, а живут, так как жили когда-то. Если обряд похорон, с сожжением трупов и их подруг, еще можно было с натяжкой принять за игру, в основном из-за чудесного воскрешения девушек, то поминальный пир был абсолютно всамделишным. Люди ели, пили и радовались. Радовались не так, как радуются, что сосед умер, а мне повезло, и я остался жить. Они радовались за погибших, за то, что они попали в Ирий — рай в веровании древних руссов. Радовались по-детски искренне. Так не играют, так живут. И, что интересно, Кирилл и сам испытывал ощущение радостной безмятежности, какого-то безудержного, ничем не подкрепленного оптимизма, совершенно детской уверенности, что все будет хорошо. Может быть, это какое-то зелье или массовый гипноз? Неизвестно. Да и бог с ним. Ему нравились эти люди и ему нравилась эта девушка рядом с красивым русским именем Лада. Было похоже, что она напрочь забыла о трагедии, что свела ее с этими людьми. Она, как ребенок радовалась происходящему, смеялась над дурацкими шутками соседа напротив, с нескрываемым интересом слушала комментарии Аспера, сидящего рядом. Это был ее мир, мир, для которого она была рождена, который принял ее как свою. И она ни за что не хотела его покидать...

Пиршество постепенно подошло к концу, и народ плавно перебрался на близлежащую поляну, ярко освещенную кострами, разожженными по периметру. Люди были явно навеселе, но на ногах держались на удивление крепко. В образовавшийся круг вышли два дюжих молодца и затеяли некую возню, должную, видимо, означать борьбу двух былинных богатырей. Под одобрительные возгласы зрителей они некоторое время возили друг друга по поляне, пока одному из болельщиков это не надоело, и он, недолго думая, банально двинул в зубы одному из борющихся. Пару мгновений спустя дракой на кулачках занималось все мужское население этой поляны. За исключением Аспера и Вышаты в силу возраста, вероятно, а также Кирилла. Впрочем, после пары крепких тумаков Кирилл не смог остаться равнодушным к происходящему. Да тут еще напротив него оказался тот самый парень, что весь вечер строил глазки Ладе, так что у Кирилла в этой драке и личный интерес появился. Кирилл стоял спина к спине с Буслаем и весело махал кулаками направо и налево. Буслай одобрительно поглядывал на него, щедро отвешивал тумаки наскакивающим на него противникам и приговаривал: