Вирус разума

— Скажи, отец, ты кто?

— То есть?

— За время, что я тебя знаю, ты не изменился ни капли, я же из марсельского оборванца превратился в мужчину.

— Ты знаешь, Мишель, старики меняются гораздо медленней, чем молодые.

— Отец, я тебя прошу, мы трижды сменили место жительства, мы трижды сменили всю прислугу в доме. Ты мотаешься по всему миру, пропадая месяцами, и живешь в ритме, наверняка непосильному многим, тебя помоложе. И хотя выглядишь шестидесятилетним, я не уверен, что справлюсь с тобой, доведись нам побороться.

— Ну, ладно, не продолжай. Рано или поздно ты должен был бы задать мне эти вопросы. Пришло время ответить. Настоящее мое имя, естественно, не Франсуа Кретон. Мое имя — Кратос, и я не человек.

— Пришелец что ли!?

— Ну, можно и так сказать, только пришел я не из космоса, я жил на этой планете задолго до того, как образовалась цивилизация людей. Мы называли себя арктидами. И все, что осталось от нашей цивилизации, это горстка арктидов, поселившаяся в районе северного полюса. В то время там еще был материк, вполне пригодный для жизни. Потом мы разошлись по планете и стали жить среди людей.

— Ты что, можешь жить вечно?

— Срок моей жизни ограничен только сроком эксплуатации данного тела. Я за счет своих возможностей могу продлить этот срок до трехсот-четырехсот лет. Поэтому за двадцать лет я практически не изменился.

— Но нашей-то цивилизации гораздо больше лет, чем четыреста?

— Да, я могу переносить мою информационную матрицу из старого, изношенного тела в другое, в тело моего кровича, то есть человека, в чьих жилах течет частица крови арктида по имени Кратос. Это либо мои дети, либо дети моих детей, либо их потомки.

— Значит, я твой крович?

— Нет, дорогой, увы. Я проверил твою кровь, ты чистокровный человек, но я все равно люблю тебя как родного сына.

— А где же остальные арктиды?

— Они все погибли. Я и еще один, по имени Аспер, — последние арктиды на планете.

— Почему же погибшие не сменили тела?

— Видишь ли, каждый из них погиб по-своему, но главное, что рядом не оказалось кровича или того, кто помог бы им перенестись в его тело.

— А Аспер?

— В силу ряда причин он предал меня и стал моим самым главным врагом на этой планете, как, впрочем, и я для него.

— Отец, я тебя никогда не предам и всегда буду рядом с тобой. Можешь на меня рассчитывать. Только научи, что нужно делать, если что.

— Спасибо, Мишель, конечно, научу, и не только этому, — Кратос произнес короткую фразу на незнакомом языке, и на столе перед ними возникли две чашки с горячим кофе и сахарница. — Я много чего умею и многому смогу научить тебя.

Кратос, улыбаясь, пошевелил пальцами, два кусочка сахара плавно перенеслись из сахарницы в чашку, ложка, послушная круговым движениям его указательного пальца, размешала их, и чашка вместе с блюдцем плавно подлетела к лицу ошеломленного Мишеля.

— Угощайся, очень хороший кофе.

Мишель послушно отхлебнул горячий кофе и только после того, как густое обжигающее тепло потекло по пищеводу, смог справиться с изумлением и взять себя в руки.

— Ты колдун или фокусник?

— Я — маг. Извини, что прибегнул к дешевым эффектам. Конечно, кофе гораздо проще купить и сварить традиционным способом, нежели тратить на него магическую энергию и силу, но так проще всего убедить тебя, что я не псих, и все, что я говорю, — чистая правда.

— И ты сможешь меня всему этому научить?

— Всему — нет. В тебе нет крови арктида, и тут я бессилен. Но кое-чему, что не умеют обычные люди, я тебя научу.

Кратос сдержал слово и многому научил своего приемного сына. А чем тот мог отплатить ему? Только безусловной и фанатичной преданностью.

* * *

Аукцион Сотбис открывал сезон 'Русских продаж'. Мишель, по документам, владелец алмазных копий в Южной Африке Отто Штормбахер, сидел в аукционном зале и с интересом осматривался. За результат торгов он не волновался, зная, что сможет перебить любую цену. Сколько денег было у Кратоса, он не знал, но если бы ему сказали, что Кратосу принадлежит половина всех денег на планете, он бы не удивился.

Зал был переполнен. Все восемьдесят мест были заняты, и даже проходы от входа в зал до последнего ряда были заполнены. В зал набилось человек сто пятьдесят. Русские сезоны в Сотбис пользовались большим успехом. Люди вели себя по-разному. Кто-то, твердо зная, зачем и с чем пришел, волновался, не найдется ли среди присутствующих достаточно денежный конкурент, способный перебить его цену. Кто-то просто с любопытством ожидал начала аукциона, чтобы понаблюдать, как человеческий азарт и жажда обладания вожделенным предметом заставляет миллионы переходить из одних рук в другие.

Через два часа с небольшим закончились лоты 'Живописного раздела'. Ряды аукционистов заметно поредели и аукционатор наконец-то произнес:

— Дамы и господа, предлагаю Вашему вниманию лот ?145 — 'Автограф Пушкина', датированный двадцатым ноября 1836 года. На оборотной стороне имеется рисунок, начертанный рукой поэта, и по данным графологической экспертизы, выполненный в более ранний период, ориентировочно в 1817-1821 годы.

Слева от него на большом экране появилось изображение листа бумаги с текстом и автографом. Справа на вращающейся подставке был установлен прозрачный пуленепробиваемый контейнер с лотом внутри. На стене позади аукционатора, на световом табло, зажглись цифры, обозначавшие стартовую цену — десять тысяч фунтов стерлингов. Цифры рядом отображали стоимость лота в долларах, немецких марках, французских и швейцарских франках и итальянских лирах. Кроме публики в зале, в аукционе участвовали и покупатели, по тем или иным причинам отдавшие предпочтение телефону. Около девяти сотрудников Сотбис, включая сотрудников русского отдела, обслуживали "телефонных" покупателей. Торги начались.

Цена быстро достигла ста шестидесяти тысяч и притормозила. К этому моменту в аукционе принимали участие только Мишель и представитель русского художественного музея им. Пушкина. Русские были настроены весьма серьезно, но это мало волновало Мишеля.

— Сто семьдесят, — внес он свое предложение.

— Сто семьдесят — раз, господин Штормбахер, — аукцинатор указал молоточком на Мишеля и перевел взгляд на русского.

— Сто восемьдесят, — ответил русский.

— Сто восемьдесят — раз, Русский художественный музей, — молоточек указал публике на русского, а ведущий аукциона выжидающе глянул в сторону Мишеля.

— Сто девяносто, — не стал томить его Мишель.

— Двести, — русский нервно вытер вспотевший лоб, видимо приближался лимит, отпущенный ему на приобретение реликвии.

— Пятьсот, — Мишелю все это порядком надоело, да и русского почему-то было жалко.

— Пятьсот — раз, — аукцинатор с надеждой посмотрел на русского. — Пятьсот — два, — в его взгляде появилось легкое сожаление от предчувствия близкого финала. — Пятьсот — три. — Молоточек звонким стуком оповестил собравшихся об окончании торгов по этому лоту.

* * *

Кратос держал в руках заветный листок с планом, нарисованным великим поэтом.

— Честно говоря, я уже и не надеялся его найти. Думал, что сгинул он где-то вместе с черновиками, или Пушкин, испугавшись, его уничтожил.

— Ты обещал рассказать об этом плане, отец, — Мишель довольный, что успешно выполнил задание, налил бокал сухого мартини и сел в кресло напротив.

— История эта началась очень давно. Кому-то из наших пришла в голову мысль создать архив. Воспоминания, хроники, магические формулы, места консервации источников силы, подпитывающих нас магической энергией, найденные нами на планете и многое другое. Архив был надежно укрыт, но воспользоваться им мог любой арктид, когда у него возникала необходимость. Я в то время жил в южной Америке, 'работал' богом Хунаб Ку.

— Работал?

— Понимаю твою иронию. И ведь, пожалуй, ты прав. Я не работал, я был богом Хунаб Ку, творцом всего сущего, а заодно и его сыном Ицамну, господином небес и верховным богом — основателем жречества в племенах Майя. Веселое было время. Мой народ распространялся по всему континенту, завоевывая все новые и новые территории. Один за другим мы возводили города-государства: Тикаль, Копан, Чичен-Ица, Ушмаль и другие. Все шло к тому, что в скорости под моей властью оказалась бы вся южная Америка, а затем, через пару-тройку столетий, и северная. Дальше я бы захватил и другие континенты, распространив цивилизацию Майя на всю планету. Однако источник магической энергии, которым я пользовался, иссяк и мне нужен был новый. Но когда я попытался попасть в Архив, чтобы узнать место законсервированного источника, его не оказалось. Аспер перепрятал архив, и куда именно, знал только он. Мне оставалось два варианта: найти новый источник или отобрать источник у одного из арктидов. И знаешь, неизвестно, что было легче. На решение этой проблемы ушло около пятисот лет, за это время я совсем упустил из виду свой народ, ну и как ты знаешь, для него это кончилось весьма печально. Время шло, столетие за столетием, я несколько раз выходил на след Архива, но каждый раз Аспер меня опережал. Он чертовски умен, этот Аспер.

Кратос подошел к бару, плеснул в бокал немного коньяка и продолжил:

— Однажды я прочел новую поэму Пушкина. Она называлась 'Руслан и Людмила'. Ты читал ее, Мишель?

— Конечно, еще когда учился в Сорбонне.

— Это писал человек, знавший про Арктиду и про нас, арктидов. И не просто знавший, а видевший Архив и, возможно, даже его читавший.

— А он случайно сам арктидом не был, или чьим-то кровичем?

— Арктидом он не был точно, а вот кровичем.... Тоже вряд ли, тогда бы Аспер не дал ему умереть. Он его любил и оберегал. Хотя..., если Аспер в какой-то момент пожалел, что открыл ему Архив, то вполне мог воспользоваться случаем, чтобы дать ему умереть и тем самым сохранить тайну. И, кстати, еще вопрос, был ли это случай. — Кратос замолчал, разглядывая, как солнечный зайчик плещется в бокале. Он крепко задумался над собственным предположением, взвешивая все за и против: 'Увы, дорогой, но это скорее свойственно тебе, а не Асперу. Он бы вряд ли стал подставлять его под пулю. Ну, значит и хватит об этом'. Кратос одним глотком влил в себя содержимое бокала и продолжил:

— Если помнишь, там есть место, когда Руслан приходит к старцу Финну, — он прикрыл глаза рукой и продекламировал:

Но вдруг пред витязем пещера;

В пещере свет. Он прямо к ней

Идёт под дремлющие своды,

Ровесники самой природы.

Вошёл с уныньем: что же зрит?

В пещере старец; ясный вид,

Спокойный взор, брада седая;

Лампада перед ним горит;

За древней книгой он сидит,

Её внимательно читая, —

— Это и есть Архив, а старец — это волхв-хранитель, один из тех, кто его охраняет.

— То есть, Архив находится под землей?

— Да, это самое надежное место. А стерегут его специальные волхвы и воины, которые практически никогда не покидают свой пост.

— Они, что, под землей всю свою жизнь проводят?

— Нет, зачем же. Их служба по принципу вахтового метода организована. Хотя, по большому счету, вся их жизнь от рождения и до самой смерти посвящена одной цели — охране Архива.

— Прожить большую часть жизни в глухом подземелье — не самая веселая участь. Даже страшная, я бы сказал.

— Отнюдь. Любой выбор, осененный каким-либо высшим смыслом, перестает быть страшным, по крайне мере, для того, кто этот выбор делает. Так вот, прочитав поэму, я понял, что Пушкин знает, где Архив. Подступиться к нему напрямую я не мог. Рядом с ним был Аспер, он, как ты понимаешь, очень тепло относился к поэту. Несколько лет я искал к нему подходы, подводил в его окружение своих людей, и вот когда я уже был близок к цели, этот щенок Дантес меня опередил.

Кратос вновь плеснул коньяк себе и Мишелю.

— Так что, дорогой мой, в этом листке, — он постучал пальцем по листку с планом, — зашифровано место, где спрятан Архив арктидов.

— Но ведь Аспер с тех пор мог Архив и перепрятать.

— Мог, конечно, но пока мы не найдем его и не убедимся, что он пуст, будем считать, что Архив здесь. Ты принес карту?

Мишель расстелил карту Петербурга на столе и отошел в сторону. Кратос положил рядом листок, несколько раз энергично потер друг о друга ладони, разгоняя по ним тепло, и простер их над картой и листком. Некоторое время ничего не происходило, затем Мишель заметил, как стали подрагивать пальцы Кратоса, а по его виску пробежала капелька пота. Дрожание ладоней все усиливалось, и вдруг между пальцами сверкнула небольшая молния, как будто электрический разряд. Руки бессильно упали на стол, и Кратос взглянул на Мишеля покрасневшими глазами.

— Никакой связи между планом на листке и планом города не чувствую. Что-то здесь не так. А ну-ка дай мне карту России.

Мишель принес карту, и Кратос повторил процедуру. На этот раз он казался более удовлетворенным произошедшим.

— Где было поместье Уваровых?

— Во Владимирской области.

— Ну, точно. Листок этот весьма давно был спрятан в тайник, и с тех пор никто его даже в руки не брал. Поэтому он очень сильно заряжен энергией того места, где хранился. Увы, но магия нам не поможет. Придется включать логику и интуицию. Бери-ка своего хваленого хакера, и пусть он вычислит мне это место.

* * *

Кактуса Мишель нашел в свое время в Свердловске, в местном университете. Вообще-то, в миру его звали Смоленский Игорь, но имя это помнили, пожалуй, только родители и методисты в деканате. Для всех остальных он был Кактусом и никак иначе. Внешний вид щуплого, с вечно всклокоченными и торчащими во все стороны волосами парня как нельзя лучше соответствовал данному прозвищу. Кактус все свободное и несвободное время проводил за компьютером. Он, кажется, даже спать ложился с клавиатурой, когда ложился в постель, а не засыпал, сидя у экрана. Друзья шутили: 'Кактус, давай мы тебя с 'Клавой' поженим. Идеальная семья получиться: ты ей не изменишь никогда и ни с кем — это точно, а она всегда молчит и готова выполнить любую твою команду'. Ненависть Кактуса к физической культуре и физическим нагрузкам в принципе привела к тому, что обычное для подростка его возраста телосложение в Кактусовом варианте являло классический вариант теловычетания.

— Господи, в чем только душа держится? — думал каждый, кто видел Кактуса впервые.

Но если с душой еще были какие-то вопросы, то с мозгами у Кактуса было все в порядке. В поле зрения Мишеля он попал, когда вскрыл систему защиты одного из подконтрольных Франсуа Кретону банков и перевел на свои счета огромные деньги. Подвели его собственная самоуверенность и пижонство. Каждый перевод он подписал смайликом в виде кактуса. Он здорово замел следы, применив весьма сложную схему перевода, однако, через год кропотливой работы служба безопасности банка по обрывочным следам, ведшим в Россию, смогла его вычислить. Информацию хотели передать в правоохранительные органы, но Мишель предложил другое решение. Сначала парня напугали, напугали очень сильно. Настолько сильно, что когда Кретон предложил ему работать на него и переехать во Францию, то Кактус не только согласился, не задумываясь, но и был благодарен и предан своему спасителю, как никто другой...