Дьявол начинает и... Общий файл

Вера первая пришла в себя.

— Они надо мной издевались! — взвизгнула она, бросаясь к воспитательнице. — Грозились сжечь! Вон даже спичка валяется и коробок полупустой. Они его на улице нашли. Я видела. А сегодня вон мне угрожали, чтоб я про их находку не рассказывала. Я бы все равно не молчала!

— Это неправда! — твердо заявил Сашка, но воспитательница его не слушала.

— Ах вы, паршивцы! С тобой я потом разберусь, — она зло кивнула мне и схватила Сашку за волосы. — А ты иди-ка сюда!

А потом я писала Сашке десятки записок с извинениями. Видеться нам запретили. Веерка напридумывала, что мы едва ли не весь интернат хотели сжечь. Сашку выставили зачинщиком, про меня как-то забыли. Уж лучше б, вместе ответили. А так я чувствовала себя предательницей. Виновата-то я, но за меня отдувается другой.

* * *

— Ты думаешь, это случится сегодня? — мы с Дамианом снова воротились в точку так называемой гармонии, оставили на стоянке машину и теперь медленно прогуливались вблизи тополей. Время пуха давно прошло. Теперь ничего не лезло в нос и глаза, заставляя бесконечно чихать.

— Убийства? Вряд ли.

— Почему? — не поняла я. — Если проблема в свидетелях — в нас... То мало ли, почему очередная парочка выбрала это место для своей прогулки. Ты же сам сказал, ритуал проведут под утро. До того времени мы отсюда уберемся. Или, что вероятней, спрячемся.

— Слишком мало времени прошло с прошлого убийства. Пока слишком рано.

— Тогда почему мы здесь? Не логичней ли приехать завтра или в другой день, когда придет срок?

— Я не уверен, в личностях здешних вызывателей. Если это простые люди, то вряд ли они так хорошо знают, что нужно делать, — презрительно высказался Дамиан. — Они могли как угодно извратить ритуал.

Я сдержала рвущийся наружу вопрос: "А откуда ты об этом ритуале так хорошо знаешь?". И перевела разговор на другую тему. Кивнула на развалины — фундамент с несколькими домами-оболочками.

— В одном из этих домов когда-то жил великий музыкант. Многие свои произведения он посвятил нашему городу. Говорят, любил его очень, — то же самое я рассказывала туристам с детьми несколько дней назад. — Понятное, жил он там задолго до пожара, что уничтожил весь внутренний облик дома.

— Познавательно, — безразлично протянул Дамиан и коснулся моего плеча. — Да ты замерзла. Твой музыкант не от простуды умер? Тут достаточно холодно.

— Понятия не имею, я даже имя мэтра вот уже несколько дней вспомнить не могу, если я его вообще хоть когда-то знала. История — не мой профиль. Катькин. А я далеко не все из ее рассказов запомнила, — я вздохнула. Вот только сожалела я не о раннем склерозе, о Катьке. — Как ты думаешь, она еще жива?

Дамиан молчал.

Я резко остановилась и с вызовом посмотрела на него.

— Неужели ты не можешь сказать: "Я уверен", или "Думаю, да". И совершенно не важно, правда это или нет!

— Я не люблю лгать, — отрезал Дамиан.

— Это не ложь. Ты не можешь знать наверняка, никто не может! — я повернула назад, возвращаясь к машине. Только на стоянке объяснила. — Мне действительно стало холодно, открой, я достану куртку!

Дамиан выключил сигнализацию, я потянулась к заднему сидению, куда забросила джинсовку. Вместе с одеждой мне в руки попала какая-то бумага. Я перевернула ее, вчиталась в текст...

— Черт... Черт!

— В чем дело? — Дамиан непонимающе заглянул мне через плечо. — Откуда у тебя этот снимок?

— Олежке забыла отдать! — я залезла на заднее сидение и начала собирать рассыпавшиеся материалы дела. — Всю папку вместе с курткой в руках протащила. Угораздило же!

— Что за папку?

— С материалами дела десятилетней давности. Мне ее Олежка посмотреть дал, а я так и вынесла из управления. Забыла о ней. Узнает, убьет. А не узнает, его убьют! — я потянулась к телефону: покаяться. Но Дамиан перехватил мою руку.

— Давай для начала посмотрим, ради чего ты собралась умирать!

— Тут нет ничего особенного, — мне не очень-то хотелось отдавать Дамиану в руки материалы, пусть и столь давние. — Убийц двое. Они найдены и сейчас отбывают свой срок.

— Слишком много бумаг для такой небольшой информации, — проницательно заявил Дамиан.

— Все остальное — фотографии, информация о погибших. Вот, например, эта, — я достала один из листков с приклеенным к нему снимком с обгоревшими останками человека. — Горянская...

Я замолчала, не в силах вымолвить ни слова. Еще раз посмотрела на фотографию, на биографические данные жертвы. Молча пересмотрела еще несколько бумаг. Наконец, мне в руки попалось нужное фото...

Это была не ошибка!

— Что-то не так? — Дамиан тряхнул меня, выводя из прострации. — Виттория!

— Отвези меня домой, — я отбросила снимок в сторону. — Просто отвези меня домой.

Дамиан ни о чем не спрашивал, за что я была ему безмерно благодарна. Молча пересел на водительское кресло, а через десять минут уже ставил машину возле моего дома.

— Я с тобой, — безапелляционно заявил он, закрывая авто и проходя в подъезд. Отказаться я не успела. Лифт пришел сразу, а, поднявшись на свой этаж, я вспомнила, что забыла дома ключи.

Позвонила. По сохранившейся с детства привычке три раза. Ответа не дождалась.

— Может, ушла твоя бабуля куда-то? — предположил Дамиан.

— Поздно уже. Да и редко она куда-то выходит. Только если за пенсией или в магазин, — я еще раз нажала на звонок, затем ударила кулаком в двери. — Бабушка! Бабушка!

Глава 10. Медальон боли

Я прикусила губу, заставляя себя успокоиться. Ничего ведь страшного не случилось. Может, бабуля просто ванну решила принять, вот и не может мне дверь открыть. Я глубоко вздохнула, надеясь, что так оно и выйдет, а затем спиной случайно коснулась груди Дамиана. По телу будто прошел ток. Чувства обострились. Меня снова накрыла волна паники.

— Бабушка!

Я сжала руки в кулаки, царапая ногтями кожу на ладонях. Успокойся! Как же проникнуть в квартиру?

"Дамиан" — сверкнуло в мыслях. Один раз он уже проник к нам, так почему бы... Внезапно мне пришла в голову более разумная идея. Я даже удивилась, что не подумала об этом раньше. Впечатлительная дура!

Я подошла к соседней двери. Хотела позвонить. Но не успела.

— Кто это здесь кричит?! Нашли место! Идите-ка домой, лоботрясы! Нечего по чужим подъездам шастать! Сначала лифт сломали, теперь... — внезапно поток ругательств стих. Татьяна Михайловна, наша бессменная соседка на протяжении моих двадцати лет жизни здесь, замолчала. — Виттория? А ты что здесь делаешь? Я думала, мальчишки хулиганят. Нет от них спасу. В лифте кнопки жгут, на лестничных площадках сигаретный дым месяцами не выветривается, какая-то зараза обрисовала подъезд. "Петя любит Васю" — очень оригинально! А ведь месяц назад стены белили после того чертового замыкания...

— Татьяна Михайловна, — удалось мне приостановить выпады соседки. — Вы не знаете, куда бабушка пошла? А то звоню я ей, звоню, не отвечает!

— Откуда я могу знать! — возмутилась соседка. — Я ведь за ней не слежу.

"А то, как же" — я еле удержалась, чтобы не произнести это вслух. Ты ведь за всеми следишь! "Активистка — помню, ее еще так мама называла. — Вечно она лезет не в свое дело!

У них с мамой отношения действительно не сложились. Татьяна Михайловна чуть что надменно поджимала губы да хмурилась, показывая свое неодобрение. Все выпытывала, кто мой отец, почему он нам не помогает. Мама потом вздыхала и говорила: "Надеюсь, никогда такой, как она, не стану и лезть в чужие дела не буду". Но она из соседей только с тетей Любой и общалась. Никакая она мне, конечно, не тетя. Просто я с детства так привыкла ее называть.

Жаль, она умерла. Еще лет пять назад. Во сне. Дней десять в квартире пролежала. К ней тогда дочка с мужем приехали, вот и обнаружили. Сначала удивлялись, что она дверь не отпирает, потом слесаря вызвали. Взломать попросили. Ее дочку у нас в доме хорошо знали, только ведь к мужу переехала. Потому и открыли дверь без проволочек, а тетя Люба там мертвая лежала. Давно уже остыть успела.

Бабуля услышала об этой истории — соседки разболтали. Тогда она решила на случай чего запасные ключи от нашей квартиры соседке отдать. Татьяне Михайловне. Она почти все время дома сидела, да и отношения у них были получше, чем с моей матерью.

— Может, дадите мне ключи запасные, а то я в квартиру попасть не могу? А захватить с собой свои забыла.

Татьяна Михайловна поджала губы.

— Сейчас вынесу, — она захлопнула двери, будто боялась, что я увижу что-то лишнее, но уже через мгновение появилась снова, держа в руках связку.

— Бери, — она протянула мне ключи и тихо пробормотала себе под нос. — И как только можно ключи забывать?!

— Спасибо, — я сделала вид, что не услышала ее слов, кивнула на прощание, а затем подошла к двери в свою квартиру.

Боковым зрением я видела, что Татьяна Михайловна все еще не удалилась к себе и теперь наблюдает за нами с Дамианом.

— Входи, — я отворила двери и пригласила Дамиана войти.

— Не боишься меня к себе приглашать? — с деланным удивлением спросил он.

Я шикнула на него и втолкнула в середину. Мы оказались в узеньком помещении между входной дверью и вешалками с одеждой.

— Ты соображай, что говоришь, — со смехом начала я. — Татьяна Михайловна — старушка с богатой фантазией. Она теперь бабушке начнет рассказывать, что я чуть ли не опасных преступников к себе вожу. С нее станется!

— Я ведь никогда не говорил, что я безопасный, — одна его рука легла мне на талию, вторая коснулась подбородка.

В царившей вокруг темноте я замечала лишь блеск глаз Дамиана, чувствовала изогнутые в кривой усмешке губы в сантиметре от моих губ.

— Дамиан...

— Иначе я лгал бы, — закончил парень, и его губы коснулись моих губ. Одно прикосновение. Еще одно. Я почувствовала, как мои руки ложатся ему на плечи, из горла вырывается тяжелое дыхание, а все мысли улетучиваются.

И снова...

"Бабушка" — внезапно вспомнила я.

Я оттолкнула от себя Дамиана... Попыталась это сделать. Мои губы помимо моей воли тянулись к его. Руки не слушались.

— Дамиан... Прекрати... Моя бабушка...

Внезапно раздался стон. Я вздрогнула, отодвинулась от Дамиана и щелкнула выключателем, который находился как раз возле моей левой руки.

— Бабушка!

Она лежала на полу возле двери, ведущей в кухню. Лицо посинело и осунулось, отчего казалось, что передо мной обтянутый кожей скелет.

— Бабушка! — я бросилась на пол, попробовала чуть приподнять ее голову.

Снова раздался ее стон и еще один...

— Баб! — я подняла глаза, прикрывая ладонями рот, чтобы не заплакать. — Дамиан, звони в скорую. Телефон на тумбочке.

Больше не обращая на него внимания, я склонилась над бабушкой, провела ладонью по ее лбу, убирая волосы.

— Бабуль, не умирай, пожалуйста.

— Номер? — откуда-то издалека до меня долетел голос Дамиана, но я не обратила на него внимания.

— Бабушка!

— Витька? — сабо произнесла она, чуть открыв глаза. — Это ты?

Дамиан схватил меня за шкирку, заставляя посмотреть в его глаза.

— Пусти меня, ты что, не видишь, — я замахнулась на него свободной рукой, но он без труда схватил ее.

— Скажи мне номер скорой, чтобы я мог до них дозвониться, — отчетливо произнес парень.

— Ноль... — я произнесла нужные цифры и вновь склонилась над бабушкой. — С тобой все будет хорошо. Честно. Сейчас приедет скорая и поможет тебе. Я обещаю, все будет хорошо.

Она не ответила. Лишь слабое подобие улыбки тронуло ее губы. Глаза начали закрываться, голова накренилась вниз.

— Бабушка! — я попыталась растормошить ее, сделать хоть что-то!

— Дамиан...

— Я позвонил им. Они сейчас будут здесь, — он присел рядом со мной и взял руку бабушки в свои руки. Провел по ее кисти, будто пытаясь что-то узнать.

— Скорая...

— Она скоро будет, — отмахнулся Дамиан, перевернул бабулину руку и коснулся ее ладони. — У нее больное сердце?

— Да. Давно.

— Вижу.

Он поднял на меня глаза. Хотел что-то сказать. Я замерла, впилась зубами в губы, силясь спросить...

— Она будет жить, — отчетливо сказал Дамиан и сжал кисть моей бабушки, будто вливая в нее силу.

Бабушка открыла глаза.

— Это ты? — она взглянула на меня, силясь улыбнуться. — Я думала больше никогда тебя не увижу. Думала... Ты жива, радость моя, как же я счастлива. Марина... Марина...

— Бабушка!

Она не слышала меня. Все продолжала и продолжала повторять:

— Марина, Марина...

— Это я, — по наитию я еще сильнее наклонилась к ней, отчего наши лица почти соприкоснулись. — Я пришла.

— Ты вернулась, — она протянула руку к моему лицу, но коснуться его не смогла. Сил не хватило. — Я знала. Те люди не такие, как ты. Они плохие, хотят погубить тебя. Все эти их ритуалы... Не верь им. Не верь! Они — зло. Я поняла это еще тогда, когда впервые их увидела. Помнишь, мы тогда гуляли в парке и...

— Помню, я все помню, — сквозь слезы произнесла я.

— Хорошо, что ты вернулась домой.

— Не умирай.

— Ты сильная, ты справишься. Я точно знаю.

— Бабушка, пожалуйста, обещай. Ты не...

— Обещаю, Марина, я все тебе пообещаю...

Затем люди в белых халатах, шум...

— Откройте двери! Быстрее! Ну же!

А затем и они исчезли. Все исчезло. Я сидела на полу и не могла встать, будто утратила точку опоры. Не было ни мыслей, ни сил, ни чувств. Одна лишь тьма.

Из снов Виттории...

В Миконию Кристоф с Габриэллой въехали еще засветло. Солнце только начинало клониться на запад, обещая ясный и погожий вечер.

Впечатления обманчивы!

Не прошло и двух часов, как зарядил дождь, превращая до того сухую и широкую дорогу в грязное жидкое месиво, в котором застревали лошадиные подковы. Сам дождь тоже доставлял жрецам не мало проблем. От холода и льющейся с неба воды не спасали никакие накидки. Но свернуть в Искарену, а не скакать дальше, в Миконский замок, принадлежавший отцу Габриэллы, жрецы не имели права. Де Соузи был при смерти и просил только об одном — увидеть дочь перед кончиной. Может, конечно, божьи служители уже опоздали, раз такой дождь зарядил — по одной из легенд, что бродила Сориной, дождь — это слезы Господа, оплакивающего смерть одного из своих детей. Граф Миконский был видным человеком. Возможно, сейчас Господь оплакивал именно его.

Но это все были лишь догадки, а потому жрецы продолжали ехать вперед, не взирая на холод и усталость. К полуночи они все же прибыли. Постучали, как положено в ворота, и попали, наконец, в теплую обитель. Старая служанка, которая состояла в челяди еще при жизни Марты де Соузи — матери Габриэллы — отвела жрецов в приготовленные для них покои, а затем показала комнатушку, где уже третьи сутки подряд прощался с жизнью отец нынешней жрицы.

Габриэлла взяла у служанки свечу и зашла в покои. Это была комната для гостей — кто знает, почему отец выбрал именно ее. Небольшая с мягким волосяным ковром на полу, широкой кроватью с мягкой периной, большим, сейчас запертым окном.