Игра Владыки (общий файл)

К своему стыду я не сразу осознал суть сказанного, настолько оглушительным дисбалансом прозвучали хмурые слова.

— Мы отправили исследовательский корабль Доминиона, чтобы он проверил систему и планету. — Нимус помахал планшеткой. — Только что пришли данные. В звездной системе нет этого газового гиганта.

Признаюсь, подобные слова меня... озадачили. Я не наблюдал этот мир из космоса, считая, что в том нет надобности, однако, если Триада прислала исследовательский корабль...

— Луны — иллюзия? — уточнил я.

— Все четыре луны для мира материальны, влияют на приливы, отливы и жизненные циклы биосферы. Находясь на планете нет причин для сомнения в материальности ее спутников. — возразил Нутарэ, подходя ко мне и коротким взмахом руки создавая схему системы. — Но из космоса мы видим иное. Система двойной звезды, двадцать семь планет, вращающихся по своим орбитам. Из них двенадцать — гиганты разного класса и состава, находящиеся довольно далеко от миров зеленой зоны.

На схеме появилось бледно-зеленое кольцо, условно показывающее диапазон, в пределах которого на планетах может развиваться и существовать жизнь.

— Зона захватывает три мира. На всех трех есть биосфера. Твои избранники находятся на этой планете.

Кольцо орбиты мигнуло в центре живой зоны. Там, где самые идеальные условия, какие только способна создать эта двойная звезда.

— Планета довольно крупная и массивная, но увеличения гравитации на ней по какой-то причине не наблюдается. — изображение планеты поднялось над схемой звездной системы и приблизилось. — Обладает двумя спутниками, движущимися по высоким орбитам. Обе луны сохранили внутреннее вращение, на них есть смена дня и ночи, самая крупная из них обладает развитой биосферой, достаточной для обеспечения развития разумного вида. Мелкая луна атмосферу удержать не в состоянии, но не исключаю, что под слоем льда на ней тоже есть жизнь.

Живая планета с живыми спутниками — еще большая редкость. Но это не объясняет разницу между видимым с планеты количеством лун и фактическим.

— Но откуда еще две луны? — спросил я.

— Вопрос интересный. — на этот раз мне ответил Немион. — Данные сканирования планеты из космоса и из атмосферы не совпадают ни по ее размеру, ни по плотности, ни по массе, ни по количеству спутников или по состоянию энергетического потенциала.

Мне дали несколько долгих мгновений, чтобы осознать суть сказанного, и только потом Немион продолжил говорить:

— Фактически, планета крупнее, чем она видна из космоса или с орбиты. Плотность меньше, масса не соответствует линейному размеру, словно мир пустотелый.

— Или обладает Ярусами. — тихо выдохнул я.

Нимус молчаливо отсалютовал мне рукой, поздравляя с озарением, Нутарэ согласно прикрыл глаза.

— Не исключаю. У этой планеты есть некоторые их черты. Однако, это не объясняет главную странность.

— Искажения пространства? — спросил я.

— Нету тут никаких искажений. — рыкнул Нимус. — Геометрия пространства без аномалий или каких-то складок. Всё обычно. Кроме самой планеты.

Действительно, это странно. Я мог бы понять подобные несоответствия, если бы были замечены пространственные складки или искривления, присущие любой пространственной свертке или искажению геометрии. Но если Нимус сказал, что ничего подобного здесь не обнаружено...

Я сталкивался ранее с ярусными мирами. Огромная редкость, непонятно по какому механизму возникшая. Но даже ярусность у мира не поясняет странности с ее лунами. Этот мир начинает смущать всё сильнее и сильнее.

— Это важно?

— Во время инициации Фигур всё, что их окружает — важно. Тем более, мир, на котором они войдут в силу. — мягко укорил Нутарэ. — Его биосфера проявится в изменениях, его силовые магистрали и общий фон сформируют энергосистему и лягут фундаментом в формирование аурных слоев. Именно мир и его особенности зададут базис для разблокировки Даров.

— Ты правильно просил у мира помощи и поддержки. Плохо то, что мы ничего не знаем об этой странной планете. — добавил Нимус. — Поэтому не можем предугадать, как именно пройдет инициация аззара и истойя, как их при этом будет клинить, и что они будут творить под вдохновение или информационные слепки, непроизвольно натащенные из ноосферы, которая тут удивительно богата, но заперта на все печати, на какие только можно. В общем, жди любых сюрпризов.

Услышанное меня не порадовало, лишь усилив нервозность и тянущее за душу чувство... незавершенности моей же работы. Что-то я недоделал, что-то упустил и на что-то не обратил внимания. И это не давало мне покоя. Но что? Я сделал верно: я очистил их так, как только мог. Ничего большего я не должен был сделать. Однако...

Повернувшись, я встретил пристальный и какой-то странный взгляд Нутарэ. Тяжелый, немигающий, с проблескивающим пониманием и грустной иронией. Он что-то знал. Что-то, о чем мне не говорили.

— Что я не доделал? — тихо спросил я, устав от бесполезных метаний и тянущих за душу сомнений.

— Ты сделал всё, что требовалось. — мягко произнес Нутарэ. — Однако, первое вмешательство еще не завершено так, как следует. Но завершать его будешь не ты.

Признаюсь, слова старшего стали для меня... неприятной неожиданностью, больно резанувшей по разуму. Я не стал надумывать ненужного, лишь молчаливо склонил голову в вопросе, на который, полагаю, я все же получу ответ. Иначе мне не сказали бы ни слова и не тревожили бы зазря.

И я его получил. Не словами, а действом. Простым и пока недоступно-сложным для меня актом Творения. Это было именно Творение в своей самой чистой и незамутненной форме, лишенное каких-либо набросков вмешательства разума или тени эмоций. Творение с обращением к нашему Сюзерену. К Хаосу Всетворящему, чья изменчивость порождает саму возможность Творения.

Над поднятой ладонью Нутарэ в ряби и дрожи пространства рождался крохотный кристалл неправильной формы восхитительного, чистого и незамутненного фиолетового цвета, насыщенного, глубокого, практически черного на вершинах и призрачно-прозрачного в его недрах. Он формировался во всполохах родной и вкусной силы, в ласковых касаниях изменчивой сути, в блеске и величии того, кому мы когда-то отдали самих себя. Медленно и неспешно, но вместе с тем быстро, почти стремительно, стягивая само время в своих недрах, искажая пространство и суть вещей, внося в них нечто новое и ранее неведанное. Квинтэссенция силы и мощи, воплощенное благоволение и милость нашего Сюзерена.

Зерно Хаоса.

— Благоволение Всетворящего нельзя получить насильно. — произнес Немион, глядя, как опускается на ладонь древнего Творца мерцающий завершенностью самоцвет. — Но его можно передать в Дар, как можно поставить Печать на целый вид, изначально посвящая его в Дар Сюзерену и тогда они будут развиваться под его тенью и благословением.

— Зерно, созданное для инициации, — величайший Дар, проявление личной заинтересованности Воплощения Хаоса в нашем Мультиверсуме, известного как Великий Змей. — тихий шелестящий голос Нутарэ разнесся по залу. — Такой Дар не несет угрозы и коварства нашего Сюзерена, поскольку это проявление благоволения. Однако, то, как этим Даром распорядится одаренный...

Древний Творец развел руками.

— Кому предназначен этот Дар? — тихо спросил я.

— Истойя.

Почему я ожидал именно такой ответ? В чем-то очевидный, естественный, но всё же я позволил себе уточнить:

— Аззар?

— У него нет надобности в подобном Даре. — мягко, но с тонким привкусом укоризны произнес Нутарэ.

Ответ, лишь вызвавший новые вопросы во всплеске уже ставшей привычной тревоги, идущей подле воина незнакомого мне вида. За время изучения аззара мне удалось узнать о нем ужасающе мало. Я мог лишь наблюдать, сравнивать, пытаться понять его, однако аззар... Он всё это время находился на пока безымянной для меня планете и... убивал. Немного. Только тех, кто имел неосторожность зайти в его зону внимания. Всё это время он провел практически в одиночестве, изредка нарушаемом визитами его сородичей. Однако, они ни разу не собирались больше трех, и лишь трижды аззар прибывал на корабль. Ненадолго, решал какие-то свои дела и вновь покидал судно. Потребовалось время, чтобы я смог хотя бы разобрать их речь: удаленно я не мог считывать образы и ментальные слепки, а приближаться я не имел права по правилам ан"агарумм, в который по глупости ввязался. Однако, несмотря на всё это, я считал, что сумел узнать своего избранника достаточно хорошо, чтобы сделать выбор в его сторону. Почему я так решил? По какому чутью? Сейчас я не могу ответить сам себе на такие простые вопросы, но еще декаду тому у меня не возникало сомнений в выборе.

Почему? Не знаю. У меня нет ответов, как нет понимания собственного поведения, еще недавно казавшегося мне естественным и правильным. Теперь мне остается лишь с тревогой ждать, наблюдая за своими избранниками, которых я выбрал по непонятным для меня сейчас причинам.

* * *

Хрупкое тело задрожало и забилось в мелком тике, сотрясаемое волной коротких судорог и спазм. Черты миловидного лица заострились, покрытая испариной кожа побледнела до мертвенной белизны, серая в наступающих сумерках, тонкие ниточки вен вздулись уродливыми синими плетями, перечеркивая щеки девушки.

— Тише... Тише... — в низком охрипшем голосе воина явственно наливался тяжелый рокот. — Тиш-шш... хр-хха...

Голос сорвался в невнятный рычащий хрип, когда его самого пробило тягучей волной мучительных спазмов, вынуждая согнуться, прижимая к себе практически невесомое тело. Чужая боль отдавалась резонансом в теле, сливалась с собственной, судороги и спазмы накатывали волнами, скручивая и выворачивая, словно он бьющаяся в агонии змея, наколотая на клинок.

Приступ прошел так же внезапно, как и начался, давая очередную передышку. Надолго? Непонятно. Девушка в его руках тоже затихла, расслабилась и обмякла, тихо-тихо хрипло дыша. Мертвенная бледность медленно уходила, лицо вновь приобрело мягкость черт, утратив хищную остроту. Воин аккуратно коснулся пальцем искусанных окровавленных губ, приоткрыл ей рот и выдохнул беззвучное ругательство: еще недавно острые клыки уменьшились, возвращаясь к присущей всем ишон форме, но так и остались заостренными и немного удлиненными.

Устало опершись спиной о крепкую толстую ветку, он запрокинул голову, прикрыв ноющие глаза, повел плечами. Накатывала усталость и тягучее отупение, клонило в сон, но спать было нельзя. Почему? Странная убежденность без осознанных причин.

На краю зрения навязчиво мигал глиф вызова с пометкой абонента. Танцор. Разговор прогонит сон... на какое-то время.

— Слушаю... — едва слышно произнес он вслух, активируя связь.

— "Ты как там?"

Тихий встревоженный голос набатом раскатился в голове, вызвав непроизвольный мучительный стон.

— Говори тише... — прошептал воин, крепко зажмурившись. — Танцор, к чему вопрос?

— "Потом скину логи с твоими же жизненными показателями, поймешь, к чему вопрос."

Нервное ворчание подчиненного вызвало улыбку. Беспокоится и переживает.

Именно такие моменты лучше всего показывают истинное отношение бойцов к нему самому. Не во время работы или боев, не во время спокойствия быта на корабле. Нет. Только тогда, когда он сам попадает в... сложные ситуации. Как сейчас, когда встала под вопрос его судьба, здоровье и состояние разума.

— Жить буду. — ответил он, улыбаясь и приоткрыв глаза, глядя на темный полог листвы.

— "Приступы закончились?"

Навь устроил тихо сопящую девушку удобнее, уложив ее голову себе на левое плечо, вытянул правую руку, напряг до боли, а потом резко расслабил мышцы, чуть слышно замычав от удовольствия. Хорошо... Убийственная неестественная усталость плавно переходила в приятную ломоту перенапряженных до звона мышц.

— Не знаю. Сложно сказать, не зная их причин. — тем же умиротворенным и спокойным тоном отозвался росс. — Кто-то еще это видел?

Танцор ответил не сразу.

— "Ринор. Он..."

— Я видел. — донесся тихий укоризненный голос откуда-то снизу.

Навь устало потер висок, раздраженно прижав уши к голове. В полубреду накатывающей боли и судорог он не заметил приближение постороннего! Повезло, что этот посторонний — Ринор, его же подчиненный, в верности которого никогда не было ни тени сомнений. А если бы это был кто-то другой?

Недопустимая беспечность.

— Давно?

Ветка качнулась, чуткий слух различил едва слышный шорох, поскрипывание коры, боковое зрение уловило движение, но поворачивать голову Навь не стал. Ринор обошел так и лежащий на развилке снайперский комплекс и уселся на ветку возле ног своего командира.

— Миат с двадцать. Как увидел... критичные скачки показателей. На грассере. — после небольшой паузы добавил: — Коркс встревожен.

Не увидев нужной реакции, воин укоризненно добавил:

— У тебя дважды останавливалось сердце! Последний раз — на три с половиной миата.

Навь вздрогнул всем телом и приподнялся, опираясь свободной рукой на ветку у развилки.

— Три миата? — хрипло переспросил он.

— Клиническая смерть. — жестко припечатал нарим, пристально глядя в суженные глаза командира. Холодные глаза, едва заметно мерцающие в сумраке надвигающейся ночи, нереально-яркие и пронзительные. — Если бы датчики не показывали запредельно-высокую активность мозга при полной остановке сердца и дыхания, мы бы решили, что ты погиб.

Ринор смотрел с тем самым молчаливым укором, который лучше любых слов действовал на его молодого командира и заставлял того... чуть больше прислушиваться к инстинкту самосохранения.

— Я не могу сейчас прибыть на корабль. — тихо произнес Навь.

— Знаю.

Навь прикрыл глаза, медленно втянул вкусный ночной воздух, напоенный свежестью листвы и ароматами разнотравья.

— Возвращайся на точку. — охрипший голос был едва слышен в шелесте листвы.

Вновь задул с океана порывистый воздух, предвещая скорую непогоду, неся с собой запахи соленой воды. Зашумела крона, беспокойно запищали высоко над головой всполошившиеся куану, так и не покинувшие теплых уютных гнезд.

— Ретрансляторная станция работает в автоматическом режиме и укрыта от случайного взгляда. Ее не найдут ишон и не потревожат звери.

Навь открыл блеснувшие опасным топазовым блеском глаза, встречая настороженный, но твердый взгляд. Вновь неповиновение, сокрытое под логикой. Причина та же, что и всегда: тревога.

— Я хочу, чтобы ты был на достаточном удалении, чтобы твое присутствие не могло быть замечено при беглом осмотре. — голос звучал спокойно, даже мягко. — Но на достаточно близком, чтобы ты мог... вмешаться, если это будет необходимо.

Приказывать сейчас бессмысленно: в подобных ситуациях Ринор глух к приказам, руководствуется собственным опытом и чутьем, ранее не дававших сбоев. Заставлять его... глупо и недальновидно. Достаточно попросить и объяснить, что надо сделать. Ради чего — сам поймет и сам выберет лучший способ добиться желаемого и необходимого.

— На склоне у океана есть подходящее место. — прозвучал после затянувшегося молчания желанный ответ. — Если потребуется, я буду рядом за миат.