До последнего вымпела

— За Цусиму?

— Да нет — за прорыв из Артура, — слегка порозовел лейтенант.

— Неужели всех офицеров эскадры за прорыв наградили георгиевскими крестами?

— Нет, конечно. Мне пришлось заменить на мостике миноносца раненого командира. Отбились от двух японцев, одного из них потопили. Повезло... — Соймонов чувствовал себя 'не в своей тарелке', очень не хотелось показаться нескромным.

— Ого! Потопили японский корабль, а говорите 'за прорыв', — лицо Гусева выражало нешуточное уважение. И, честно говоря, капитан чувствовал лёгкую зависть: 'А мне ведь просто не выпало случая показать...'

— Василий Михайлович, — встрял в разговор Серёжа, — а вы на каком пароходе плаваете?

Лейтенант даже обрадовался смене темы общения:

— Не пароход, а корабль. Броненосец. 'Пересвет' называется. Назван в честь героя Куликовской битвы. Знаешь про такую?

— Мужчины! — вмешалась хозяйка квартиры. — Прошу к столу! Вы не забыли, что здесь дамы присутствуют? Хотелось бы немного вашего внимания.

Василий с удовольствием последовал приглашению Александры Игоревны:

— Прошу прощения, Фёдор Сергеевич, но придётся подчиниться женщинам — дома командуют они.

— Не могу не согласиться, — улыбнулся капитан, — Пойдёмте.

Чай был очень хорош. А уж пирожки к нему — выше всяких похвал: и с капустой, и с вареньем, и с рыбой. Гусева показала себя образцовой хозяйкой и великолепным кулинаром.

Разговором за столом 'руководили' женщины, и, следовательно, он шёл как бы ни о чём. Но время протекало в очень приятной и душевной обстановке.

Наверное так и надо. Обладает 'слабая половина человечества' каким-то врождённым талантом, который позволяет им и в двадцать первом веке уводить мужчин от разговоров о работе, футболе и политике, к чему, в конце концов, скатывается любое общение в чисто мужской компании...

— Тебе когда на корабль? — спросила Ольга, когда Соймоновы вернулись в свою квартиру.

— К полудню.

— Ну что же, значит, по магазинам и модисткам мне придётся ходить одной...

Василий внутренне напрягся, предугадывая очередной виток сегодняшних перепадов настроения супруги.

— Оля, я, конечно, не возражаю, если ты хочешь несколько обновить свой гардероб, но как-то странно выглядит, что с отъездом мужа на службу, это становится для тебя столь важным делом, — лейтенант попытался придать лицу шутливое выражение, но получалось это у него не очень убедительно — 'Чудище с зелёными глазами' легко может захватить сознание мужа красивой женщины...

Супруга легко прочитала настроение Соймонова по его лицу.

— Вася, — обняла она мужа, — я тебя очень люблю, но ты настоящий телёнок. Как ты умудряешься своими матросами и даже офицерами управлять — не понимаю.

— Ты о чём?

— А не заметил ли мой благоверный, что его жена слегка поправилась? — лукаво посмотрела на мужа Ольга.

— Ну, есть слегка. Тебе идёт, — с трудом до Василия стала доходить и анализироваться информация... — Чтооо?

— Через полгода ты станешь отцом, Васенька, — подтвердила несмелые, только что зародившиеся подозрения лейтенанта жена.

— Оля! Олюшка!! Солнышко моё!!! — счастливый будущий отец по медвежьи облапил супругу, и, подняв на руки, закружил по комнате.

— Ай! Васька! — засмеялась женщина, — Поставь нас на место!

Обалдевший Соймонов с трудом сообразил, что беременной не очень-то показаны такие 'аттракционы'. Бережно приведя любимую в вертикальное положение, он стал расцеловывать всё её лицо: щёки, глаза, губы, нос...

— Родная моя, что же ты сразу об этом не сказала?

— Скажешь тебе: только увидел — сразу, как медведь набросился и в постель потащил...

— Оленька, — смутился Василий, — так может тебе сейчас нельзя...

— Дурачок ты. Пока хочу — можно...

А с утра уже пора было собираться обратно на броненосец. Господи! Как же Василий хотел остаться с любимой ещё хоть на немного! Он ещё не до конца осознал новость, которую узнал вчера вечером. Очень хотелось говорить и говорить об этом, именно об этом. Однако слов просто не находилось. Просто в голове, не смотря на все старания, складывались предложения не длиннее чем из трёх-четырёх слов. Причём исключительно по одному предложению — придумать второе и связать его по смыслу с предыдущим, было совершенно нерешаемой для захваченного эмоциями разума потенциального папаши.

— Оль, может тебе денег побольше присылать? Начал лейтенант разговор за завтраком.

— Я же тебе говорила, что кое-какой запас у меня имеется. Но поскольку придётся обновлять гардероб — пригодиться, конечно. Ты лучше скажи, когда тебя снова в гости ждать? Может твой командир примет к сведению ситуацию?

— Война, — понуро выдавил из себя Василий. — Ничего не могу сказать. К тому же ремонт и перевооружение 'Пересвета' закончены — скоро, наверное, и в море пойдём.

— Понимаю. Буду молиться за тебя... Ладно уже, пойдём — провожу тебя до причала.

— Не пустят тебя к причалу, Оленька, — грустно улыбнулся лейтенант, — только до ворот порта. Сейчас с этим строго.

— Ну и ладно. Всё равно прогуляюсь.

Василий по дороге просто поражался на жену: даже в такой момент она нашла темы для пустой болтовни, чем избавила мужа от мучительных попыток придумать тему для разговора, подходящего к данному моменту. И был очень благодарен за это своей супруге.

Только у ворот порта, когда они разомкнули объятия, Соймонов заметил, что глаза у Ольги влажные.

И весь путь и до причала, где его ждал катер, и до самого борта броненосца, лейтенант благодарил небеса, за то, что награждён такой изумительной спутницей жизни.

Ну а уже на 'Пересвете', служба завертела старшего офицера так, что почти не оставалось времени, чтобы вспомнить о своих семейных проблемах.

Глава 18

— Новости неприятные, Роберт Николаевич, — флагарт заранее попросил Вирена, чтобы на его докладе присутствовало минимальное количество людей. Командующий пошёл навстречу и в кабинете находился ещё только Клапье-де-Колонг.

— Я вас слушаю.

— Вчера были произведены стрельбы для проверки новых орудий 'Пересвета' и качества снарядов. Мы с вами говорили уже на эту тему, если помните...

— Разумеется, помню, Фёдор Аркадьевич, так что со стрельбами?

— Процент попаданий очень хорош, в пересчёте на морское сражение на средних дистанциях — около пятнадцати.

— Процентов?

— Процентов.

— Очень хорошо, а что за грустные новости вы нам приготовили?

— Вот именно грустные... Было сделано двадцать выстрелов из десятидюймовых орудий боевыми снарядами — семь неразрывов.

— Ого! Значит всё-таки переувлажнённый пироксилин?

— Это было бы ожидаемым. Потом сделали восемь выстрелов снарядами, снаряжёнными песком вместо пироксилина. Потом вывинтили взрыватели — полюбуйтесь:

Берсенев выложил из саквояжа бойки взрывателей.

— Видите? Бойки взрывателей расплющились о капсюль и не инициировали взрыв.

— Из чего изготовлены бойки?

— Алюминий.

— А почему не сталь? — удивился Вирен.

— Прошу меня простить, но я не могу ответить на данный вопрос. Так сконструировал взрыватели генерал Бринк. — развёл руками полковник.

— Чёрт знает что! — прошипел адмирал. — Как до такого вообще додуматься можно было? А в старых снарядах боёк из чего?

— Как ни странно — тоже алюминиевый. Но он твёрже. Извольте убедиться, — Берсенев вытащил ещё две составляющих взрывателя и положил на стол перед командующим. — Один боёк из снаряда выпуска девятисотого года, а второй — девятьсот четвёртого. Попробуйте надавить одним и другим на твёрдую поверхность.

Клапье-де-Колонг тоже подошёл поближе, чтобы увидеть результаты эксперимента.

Всё произошло, как и ожидалось: один боёк практически не изменил своей формы, а другой, более новый, в значительной степени деформировался.

— Дьявол! — злобно выдохнул Вирен, глядя на покорёженный кусок металла. — И какой мерзавец додумался снабдить этим флот? Неужели японские шпионы работают и на заводах выпускающих боеприпасы?

— Вряд ли, Роберт Николаевич, — наконец подключился к разговору начальник штаба. — Нужно сделать анализ состава обоих образцов...

— Я уже распорядился, Константин Константинович. Результаты будут завтра. — тут же отозвался флагманский артиллерист.

— Какими бы ни были результаты — нам этими снарядами воевать. И не будет разрываться каждый третий... — мрачно проговорил командующий. — Что можно предпринять в срочном порядке?

— Не вижу никакой другой возможности, кроме как начать изготавливать бойки самостоятельно и переснаряжать ими снаряды, Роберт Николаевич. Это будет в любом случае быстрей, чем вступать в переписку со 'шпицем' и Главным Артиллерийским Управлением.

— Но туда сообщить всё равно необходимо, — вставил Клапье-де-Колонг.

— Разумеется, займитесь сегодня составлением телеграмм по соответствующим адресам, — поддержал начальника штаба Вирен. — Но, зная наш российский бардак, ожидать нужных результатов наивно, а нам не завтра так послезавтра в бой. И что делать сейчас? Нет вариантов, кроме изготовления новых бойков?

— Лично я не вижу никакой альтернативы, — Берсенев предпочёл быть пессимистом, — и бойки, это ещё не всё — под них придётся вытачивать стальные же гильзочки, а то, я опасаюсь, что два разных металла, не 'притёртых' друг к другу... Могут случиться ещё большие проблемы, чем сейчас имеются.

— То есть...? — выжидательно посмотрел на флагарта командующий.

— За месяц, и это при самых радужных прогнозах, мы успеем сделать по полтора-два десятка новых взрывателей на ствол калибром от шести до двенадцати дюймов.

— Понятно. Я распоряжусь. Благодарю вас, Фёдор Аркадьевич, — Вирен, казалось, стал меньше ростом под грузом навалившихся на него новых проблем. — Можете быть свободны. Но как только будут результаты анализа металла бойков — прошу ко мне сразу, я предупрежу флаг-офицеров, чтобы вас пропустили вне всякой очереди.

На следующий день Берсенев прибыл уже к полудню.

— Отчёт о результатах анализов металла готов, Роберт Николаевич.

— Прочитаю позже, доложите пока на словах.

— Всё до смешного просто — старые бойки изготовлены из не очень чистого алюминия, и, вероятно, именно из-за примесей они твёрже. Новый металл повышенной чистоты и обладает свойствами, которые ему и положены. То есть 'хотели как лучше...'

— Чёрт знает что! — выругался Вирен. — И ведь ничего уже не сделать. Я говорил с инженерами из мастерских — всё ещё хуже, чем мы думали: для выточки новых бойков нужны очень высококвалифицированные токари и соответствующие станки. И тех, и других во Владивостоке раз-два и обчёлся...

Остаётся только телеграфировать в Петербург, чтобы как можно быстрее нашли на складах старые взрыватели и литерным составом отправили нам.

— Хорошо, если за месяц успеют, — недоверчиво пробормотал полковник.

— А что, у вас есть другие предложения?

— Есть одна мысль.

— Говорите.

— А что, если не укрепить боёк, а 'ослабить' капсюль? То есть подшлифовать его. Сточить 'лишнюю' латунь — тогда, глядишь, и мягкий алюминий даст достаточный для инициации подрыва накол...

— Попробовать, во всяком случае, стоит, — подумав, произнёс адмирал, — ведь других реальных вариантов я пока не вижу. Немедленно организуйте изготовление двух-трех опытных партий по штук по десять переделанных взрывателей с разной толщиной капсюля и проведите соответствующие испытания. И еще одно: доработанный взрыватель ни в коем случае не должен срабатывать при выстреле или, не дай Бог, прямо в погребе при неаккуратной перегрузке. Так что не забудьте убедиться в полной безопасности ваших переделок. А я попробую вытрясти хоть какое-нибудь количество старых взрывателей из крепостной артиллерии.

Вирену дьявольски не хотелось что-либо просить у сухопутного командования — до сих пор были свежи в памяти объяснения со Стесселем и Фоком, когда пришлось выколачивать из крепости Порт-Артур свои 'родные' пушки временно переданные на сухопутный фронт.

А здесь, во Владивостоке, отношения между моряками и сухопутными были ещё более натянутыми. И виноваты в этом, честно говоря, были в первую очередь офицеры и матросы эскадры: прошедшие Цусимское сражение и победив, они свысока относились к тем, кто за всю войну лишь пару раз пострелял по врагу не понеся практически никаких потерь.

Уже состоялось несколько массовых драк между солдатами и матросами, и было назначено несколько дуэлей по окончании войны. В такой обстановке надеяться, что комендант крепости Владивосток и его начальник артиллерии пойдут навстречу просьбе моряков было наивно — наверняка генералы найдут множество причин, по которым они 'при всём желании' не имеют возможности оказать помощь флоту...

Даже если из Петербурга придёт прямой приказ, то наверняка он будет саботирован до последней возможности.

В общем, с генералом Казбеком говорить, как давиться, а придётся...

Тем не менее, не мытьём, так катаньем, за неделю удалось изготовить или добыть несколько десятков взрывателей: дюжину всё-таки выделила крепостная артиллерия под видом экспериментального материала, а остальные были изготовлены на эскадре несколькими матросами. Испытания дали весьма обнадёживающие результаты — процент невзорвавшихся снарядов понизился в три раза — уже терпимо. Оставалось надеяться, что в ближайшее время прибудет прямой приказ из Петербурга, и сухопутное начальство, хоть и скрипя зубами, будет вынуждено поделиться с флотом.

Глава 19

Паттон-Фантон-де— Веррайон. Каких только 'исконно русских' фамилий не встретишь среди офицеров флота российского...

Пётр Иванович ещё совсем недавно был старшим офицером крейсера 'Изумруд', но, после назначения капитана второго ранга барона Ферзена на 'Громобой', вместо убитого в бою Дабича занял должность командира.

Облик новый командир крейсера имел далеко не самый геройский: невысокий толстяк с бесцветными глазами, да ещё и голос у него был высокий и писклявый. И команда его раньше не очень жаловала, и с бароном в своё время отношения не сложились. Но приказ есть приказ и 'Ватай-Ватай' (кличка, которую дали ему матросы), принял под команду один из двух самых быстроходных крейсеров флота.

И вот первая самостоятельная операция: требовалось 'сбегать' на разведку миль на триста южнее Владивостока и, возможно встретить ожидаемый немецкий транспорт с углем.

Два дня, во время следования в район патрулирования, погодка стояла премерзкая — сплошная пелена мелкого, но частого дождя. Видимости почти никакой, во всяком случае, для разведки.

— Без толку уголь жжём, Пётр Иванович, — поднялся на мостик лейтенант Заозерский, бывший минный, а ныне старший офицер крейсера, — думаю, стоит вернуться.

— Нужно поговорить со стармехом, выяснить, насколько ещё у нас угля.

— Уже поговорил. Семенюк утверждает, что если проведём здесь ещё двое суток, то сможем вернуться во Владивосток только экономическим ходом. То есть, если по дороге встретим сильного противника, то можем от него и не уйти.

Командир отнюдь не порадовался в душе инициативе своего старшего помощника. Совсем напротив — почувствовал лёгкое раздражение оттого, что лейтенант без его приказа решил самостоятельно оценивать возможности продолжения крейсерства.