Печать богов

Тюремщики открыли дверь камеры Аполли, вошли, разгоняя заключённых ударами дубинок.

— Вали свиней! — закричал горбун, подавая сигнал к нападению.

Не меньше десятка заключённых с голыми руками набросились на тюремщиков, пытаясь повалить и отобрать оружие. Горбун увернулся от дубинки и от души врезал кулаком в тройной подбородок начальника темницы, отправив его отдыхать на дощатый пол. Обескураженные видом павшего лидера, тюремщики подались назад, потом вперёд, стремясь отвоевать его тело.

— Вали свиней! — повторил боевой клич Аполли, потрясая подобранной дубинкой в правой руке и отнятым факелом в левой.

Пламя факела осветило его изуродованное лицо, на котором играла дьявольская ухмылка. Жуткая картина: воплощённый демон среди озверевших прислужников-заключённых возвышается над беззащитной тушкой начальника. Зрелище навсегда врезалась в память подчинённых, чтобы холодить им кровь тёмными ночами.

Вдруг горбун изменился в лице, оно приобрело беспокойное выражение, и чем дальше, тем беспокойнее оно становилось. Аполли будто принюхивался к чему-то необычному, тревожащему его. Он позеленел, метнулся назад, за спины сокамерников, и лопнул подобно мыльному пузырю. Одежда кучей тряпья упала на пол.

Оцепеневшие заключённые пали духом. Тюремщики быстро оценили благоприятную ситуацию и возобновили порядок, избивая до бесчувственного состояния бунтовщиков. Крики и стоны недолго долетали до слуха обитателей соседних камер. Когда всё было кончено, из камеры, куда посадили Виктора Сандини, кто-то крикнул:

— Эй! Тут ведун помер.

Командор ди Вижен ураганом ворвался в резиденцию Карающих и поднялся на чердак к брату Игнатию. Тот возлежал на пуховике под каменным алтарём, при свете свечи читая запрещённую рукопись о похождениях одного не в меру любвеобильного крестьянина, притворившегося глухонемым в женском монастыре. Увидев вбежавшего командора, испачканного землёй, в изорванной сутане, запыхавшегося, мокрого от пота, он приготовился к ужасным известиям.

— Командор?

Брат Игнатий встал из-под алтарного камня, где располагалась его постель, навстречу ди Вижену. Командор, не смотря на плачевное состояние внешности, сиял от радости, чем поражал медиума.

— Всё в порядке, брат Игнатий, всё в полном порядке! — заверил ди Вижен, отдышавшись. — У меня хорошие новости. Мы немедленно проводим ритуал связи с духом преподобного ди Сави и спрашиваем, кто его убийца. — "Так вот кто стащил мой ритуальный нож", — догадался медиум за миг до того, как командор извлёк из складок одежды знакомое орудие вызова духов. — Вот, какой-то верующий пробрался на чердак, подслушал наш с вами разговор и — чистая душа! — захотел помочь осуществить правосудие, рискуя согрешить. Он позаимствовал у вас нож и ухитрился...

— Отрезать голову преподобного магистра? — оживился брат Игнатий.

— Нет-нет, лишь кусочек его обожжённой плоти.

Ди Вижен положил на камень лоскут чёрной, обуглившейся кожи. Медиум приладил на глаз линзу увеличительного стекла, всесторонне изучил трофей, переворачивая его длинным заострённым ногтем, и пришёл к потрясающе логичному выводу:

— Этот кусочек подвергся термической обработке. Говорите, он принадлежит магистру ди Сави? Проверим, проверим...

В руке медиума возникли серебристые металлические щипчики. Он аккуратно взял ими лоскут, подержал над огнём свечи и бросил в деревянную чашку. Достав из-под стола ступку, он размолол чёрный кусочек в порошок.

— Присаживайтесь, командор. Вы бы не могли дать немного вашей крови?

— Опять? Вы из меня всю кровь вытянете, брат Игнатий!

Ди Вижен огляделся, ища, куда бы присесть. До чего ж ему надоело отсутствие приличной мебели в комнате медиума! Он тяжело, кряхтя и отдуваясь, опустился на своё прежнее место за столом и дал на расправу проткнутый недавно палец.

— Вы не бойтесь, это не больно, — успокаивал брат Игнатий, остервенело массируя упитанный палец командора.

— Командоры Ордена Карающих ничего не боятся, — заявил бледный ди Вижен. — Они много чего опасаются в силу естественной осторожности.

— Как обстоят дела в городе? — ни с того ни с сего спросил медиум, уколов палец кончиком лезвия. — Давненько, знаете ли, не выходил на улицу.

— Хорошо дела обстоят, — произнёс кривящийся и отворачивающийся, дабы не видеть вынужденного кровопускания, командор. — Храм целителей бога Аксиила сгорел подчистую вместе с кварталом лекарей. Говорят, из-за воплотившегося демона высшей категории, которого клирики сжигали в храме. В остальном всё хорошо.

— Вот жалость.

— Что? Что-то не так с моей раной?

— Нет, я о квартале лекарей. Теперь город лишился системы медицинского обслуживания, ни лекарств, ни святой воды. В случае нападения на Лаврац защитникам не поздоровится в прямом смысле слова. Башня Святого Ведовства, квартал лекарей. Несчастья сыплются на наш Лаврац ровно из-под хвоста нечистого, не находите? Ну, вот и всё, благодарю за помощь.

Брат Игнатий отпустил побелевший палец командора, перемешал в чашке кровь с пеплом в единую бурую массу и, шепча молитву, вылил получившееся вещество на хрустальный шар. Бурая масса тонким слоем разошлась по гладкой поверхности, шар впитал её. Недра артефакта окрасились пурпуром, в котором замелькали тени. Медиум читал молитву на неведомом языке, делал над шаром загадочные пассы руками, а глаза его вылезали из орбит. Голос его, приобретший небывалую мощь, волнами бился о стены чердака.

— Агыр, гурыр, бурыр! Нервал, нарвал, урвал!

"Что ж он так кричит-то?" — недоумевал командор, с замиранием сердца следивший за процессом призыва духа преподобного магистра. "О, имена свиты бога Гортиила пошли",— подумал он, услышав знакомые слова.

Вырезанные на каменном столе знаки замерцали голубоватым светом, медиум дёрнулся всем телом, выпрямившись, точно палка, узкие ладони легли на хрустальный шар, и брат Игнатий сказал не своим голосом:

— Ожидание соединения...

За непонятной фразой последовало продолжительное гудение, издаваемое горлом медиума. Шар посветлел, в центре собралась бурая точка, которая неожиданно ринулась к поверхности и выплеснулась наружу, обдав ди Вижена бурой жижей. Брат Игнатий, громко вскрикнув, отлетел от каменного стола, стукнулся спиной о покатую чердачную стену и замер. Правая щека его подёргивалась, губы вытянулись трубочкой, один глаз был прикрыт, второй, наоборот, широко раскрыт, веко нервно дрожало. Приготовившийся к неприятностям командор вовремя зажмурился, сохранив позицию. Неуклюже перекатившись на четвереньки, он подполз к медиуму.

— Брат Игнатий! Брат Игнатий! — тряс он его за плечи, отплёвываясь. — Вы вызвали дух ди Сави, брат Игнатий? Что вам удалось выяснить?

Прошло немало времени, прежде чем взгляд медиума стал осмысленным. Губы его беззвучно двигались, то ли творя молитву богам, то ли проклиная плохо отлаженный артефакт.

— Вы ошиблись, командор, — сказал брат Игнатий с безумием в очах и ужасом на лице. — Тот, чью обугленную плоть вы принесли, не мёртв.

— Так магистр ди Сави жив? — удивился ди Вижен.

— Вряд ли, — туманно ответил медиум.

Кромешная тьма окружала Виктора, а тишина казалась нереальной. Неужели он умер и, как отступник истинной веры, попал в преисподнюю? Слишком тихо для места вечного мучения грешников. Где же зубовный скрежет и пылающие во тьме глаза демонов?

— Я мёртв? — сорвался с губ вопрос, канув в чёрное безмолвие.

— Да как бы тебе помягче сказать, — послышался писклявый голосок. — Лучше б ты сдох.

Виктор покрутил головой, пытаясь определить источник писка. Интонации показались ему удивительно знакомыми, однако, он не знал никого, обладающего столь тоненьким голосом. Забросив бесплодные попытки вспомнить, кто мог бы так говорить, он вникнул в суть сказанного.

— Если ты желаешь мне смерти, значит, я не умер, — сделал он вывод. — Кто ты, голос во тьме?

— А ты не догадываешься, демон тебя подери, кто я? — пропищало рядом.

— Ты пожелал мне смерти, следовательно, ты мой враг, — продолжал рассуждать Виктор. — Или, по крайней мере, недоброжелатель. Хотя бы скажи, где мы находимся? Я не чувствую себя живым, у меня ничего не болит, голова работает ясно, необычайная лёгкость в теле. Может быть, мы на Перекрёстке Судеб, месте между миром живых и миром духов? Мрак неопределённости терзает меня.

— Как ты красиво заговорил, дорогой Виктор! Прямо поэт! Глупый дохлый поэт! — захихикал пискун.

— Слова твои призваны запутать меня и вселить уныние в мою душу? Почему ты не говоришь прямо? Я чем-то обидел тебя при жизни?

— Ха! Ещё бы! Я себе места не нахожу с тех пор, как превратился в... это! Должен признать, ты выбрал утонченный способ покончить со мной и выбраться из темницы, дорогой Виктор. Притворился мёртвым, а меня обрёк на муки в крошечном комке шерсти! Твой план хорош, спору нет, если бы не два неучтённых тобою фактора. Во-первых, тебя не отправили сразу в городской морг, а оставили в хранилище темницы до прихода святого охотника Адами. Во-вторых, ты недооценил меня, Весельчака Аполли!

— Аполли? Горбун Аполли, втянувший меня во всю эту историю? — праведный гнев возгорелся в душе, сжигая преграды, воздвигнутые рассудком. Близость врага, возможность дотянуться до него, подержать за горло, слушая его предсмертный хрип, пьянила не хуже самого крепкого вина. На время забылась естественная осторожность, сдерживавшая неистовые порывы ярости, из горла вырвался душераздирающий вопль: — Убью!!!

Виктор рванулся, пытаясь вскочить, и со всего маху врезался лбом в нечто весьма твёрдое. Что-то хрустнуло — причём неизвестно, то ли низкий потолок, то ли череп бывшего послушника. Впрочем, вряд ли Виктор услышал хруст. Его бесчувственное тело приняло расслабленно-лежачее положение, в котором не представляло опасности для злого горбуна.

— Эй, — раздался взволнованный писк. — Ты ведь не умер по-настоящему, правда?

Молодые перепела в сметанном соусе удались на славу, и командор ди Вижен причмокивал от удовольствия, обгладывая тонкую косточку. Он ужинал один, если не считать монашка, прислуживающего за столом и незаметно забрасывающего в широкие рукава объедки с господского стола. Командор, естественно, замечал поползновения брата по ордену — он не дослужился бы до столь высокого звания, будь невнимательным к происходящим вокруг событиям, — однако, великодушно не выказывал озабоченности пропажей съестных отходов, коими в течение недели могла бы наедаться крестьянская семья из шести человек. То-то монашек за время пребывания в лаврасской резиденции Ордена Карающих изрядно округлился, а то ведь раньше был худосочный, бледный и напоминал одно из воплощений бога недоедания Глада.

Выпавший из руки столовый нож звякнул о пол. Энергично пережёвывая филе лосося, запечённое в огуречном соусе, ди Вижен подумал: "Нож упал — к гостю. Кого несёт на ночь глядя?"

Монашку вдруг страшно захотелось принести командору другой столовый прибор. Не говоря ни слова, он выбежал бодрой рысцой из трапезной. Массивная дверь за ним громко захлопнулась. Из мрака, скопившегося в углу, бесшумно выплыла серая фигура, размытая, словно пятно на дорожном плаще. Она приблизилась к обеденному столу, остановилась напротив переставшего жевать ди Вижена, вытянулась в подобие человека, с ног до головы закутанного в просторную хламиду, скрывающую лицо, и приветственно кивнула. Со страшным скрипом отодвинулся обитый шёлком стул. Фигура бесцеремонно уселась на него, поманила похожей на оформившийся сгусток тумана рукой. С серебряного блюда взмыла в воздух румяная перепелиная ножка, описала дугу над столом и угодила в расплывчатые пальцы посетителя. Уже поднеся ножку к невидимому рту, фигура поинтересовалась:

— Как дела?

Командор проглотил некстати застрявший в горле кусок мяса винторогой газели, прокашлялся, протёр глаза и руки белоснежной салфеткой и сипло ответил:

— Приветствую. Благодарю, у меня всё хорошо.

Перепелиная ножка исчезла под балахоном, оттуда послышался хруст. Ди Вижен изумлённо наблюдал за её неестественным поглощением, не торопясь заводить разговор. Под его пытливым взглядом пришельцу, наверное, стало неудобно, да и повисшее молчание могло ему показаться неловким, поэтому гость, желая поддержать беседу, пояснил:

— Давненько не пробовал изысканных яств. Не отвлекайся, рассказывай последние новости, у меня мало времени.

Рассказ командора относительно событий сегодняшнего дня был сжатым и содержательным. Говорил он быстро, стремясь сообщить о самых мелких, незначительных вроде бы деталях. Серая фигура, проглотив перепелиную ножку, подозвала графин флорского вина. Сосуд самостоятельно перелетел через стол, из горлышка, хлопнув, выскочила затычка, графин наклонился, плеснув красной жидкости в прилетевший от ди Вижена бокал; верно, гость не был брезглив.

— Из сказанного ранее можно предположить, что на Лаврац готовится нападение хитрого, умного противника, владеющего неизвестной нам магией. Не исключено присутствие некромагических сущностей, используемых противником. Отношение к нападению руководящей верхушки Ордена Мудрости пока неясно; вполне возможно, следующей целью противника будет кто-то из высокопоставленных лиц Ордена, — подвёл итог командор.

— Великая Магистресса? — спросил посетитель.

— После покушения на ди Сави она заперлась в Башне Небесного Ведовства, никого не принимает, усилила стражу у входа опытными боевыми ведунами из своей свиты. — Ди Вижен скептически улыбнулся уголком рта. — Связями с общественностью занимается её личный секретарь Орелли.

— Полагаешь, её ничто не спасёт, — понял улыбку командора гость.

— Да. В кабинете ди Сави найдены лента, какой перевязывают любовные послания, и горсть пепла, оставшегося от свитка. Думаю, магистр сам подписал себе смертный приговор, по незнанию активировав магическую ловушку. Спланировавший операцию по ликвидации Башни Святого Ведовства прекрасно осведомлён о его слабостях.

Серая фигура сделала крошечный глоток вина.

— Понтифик и король оповещены о произошедшем?

— Днём отправил отчёт в столицу конным гонцом и почтовым голубем, — ответил ди Вижен. — Я написал о твоём решении заняться проверкой группы "бродячих циркачей" в связи с открывшимися обстоятельствами.

— Ты поступил правильно. В данный момент меня больше интересует, какую роль играют "циркачи" в Лавраце.

Командор нахмурился.

— Их поведение безрассудно. Лезть в один из крупнейших городов королевства, обитель ведовства, грабить... — ди Вижен покачал головой. — Это всё равно, что воробью прилететь в гнездо орла и дёргать его за хвост.

— Потому они меня и заинтересовали. Полагаю, их главное выступление впереди, — произнёс гость. Он отставил полупустой бокал и замер, опустив голову, будто к чему-то прислушиваясь. Наконец, он повернулся к командору. — Вероятно, мы имеем дело с некромантией высшего порядка. Пусть Адами займётся магистром ди Сави.

— Он им уже занимается. По-моему, у вас с ним схожие мысли относительно покойного преподобного.

Фигура поднялась из-за стола, вмиг увеличившись в росте. Она стала ещё расплывчатей, её контуры терялись в полумраке, куда она спешно отступала, распадаясь клочками серого тумана.