Печать богов

Валерий Теоли

Печать богов

Глава 1. Странные личности

— Просыпайтесь немедленно, Виктор! — стучал в висок истеричный вызов Наставника Андрэ. — Немедленно!!!

Виктор Сандини, старший послушник Ордена Мудрости, с трудом разлепил веки. После вчерашнего просыпаться было тяжело, как, впрочем, и засыпать. В голове творился полнейший кавардак, в котором голос Наставника, донесённый телепатическим импульсом, загудел колокольным звоном. "По ком звонит колокол? Колокол звонит по тебе..." — ехидненько сказало называемое интуицией. Виктор сел на грубой лежанке, проклиная разом и вооружённых до зубов клириков Церкви, любезно пригласивших его на собеседование с Магистериумом Ордена семь лет назад, и собственную хвастливость, которые в итоге привели его сюда, в вырубленную в скале крошечную келью. А больше всех старика Мали, продавшего ему вчера, судя по всему, несвежее отворотное зелье. "Будь осторожен, юноша, это очень сильнодействующее средство, способное вызвать серьёзные побочные эффекты", — предупреждал седой хиромант, на досуге промышлявший бытовой алхимией. На вопрос "Какие же?" Мали перечислил с каменным выражением лица: "Чувство эйфории, граничащей с безумием, повышенная возбудимость, частичное или полное выпадение волос, тошнота, кровавый понос, может быть, смерть". Виктор тогда не поверил, а зря... Зато отворотный эффект старикан гарантировал. Теперь, после бессонной ночи, проведённой отнюдь не в мечтаниях о предмете страсти, старший послушник начал понимать секрет чудодейственного зелья.

Он медленно сел. Через зарешеченное дверное окошко проникал призрачный свет, наполнявший пространство комнаты предутренней серостью. Во мгле проступали чёткие очертания скудной меблировки, состоящей из лежанки, стула и стола.

— Слушаю вас, Наставник, — как можно бодрее произнес старший послушник.

— Виктор, с вами всё в порядке? — вдруг участливо спросил Андрэ.

Вопрос настораживал. Будто бы у старшего послушника что-то действительно случилось, и Наставник знает или догадывается, что именно.

— Да вроде всё в порядке, — недоумённо ответил Виктор. — Вы чего-то хотели, Наставник?

— Вас вызывает Мудрейшая, — тяжёлым тоном, преисполненным чуть ли не трепета перед священной особой, сообщил Андрэ.

— Мудрейшая? — переспросил Виктор.

— Совершенно верно. Сегодня же, к десяти, вы должны быть в её кабинете.

Мысли разбежались по необъятному пространству разума, чтобы собраться в чёрную жирную точку. Или крест, ставящийся на могилах. Или кол, коим пронзают зарвавшихся вампиров да упырей. Если вызывала она, значит, произошло что-то по-настоящему важное, не терпящее отлагательства. Требующее немедленного её вмешательства. Или же она узнала нечто значительное о самом Сандини. "Доигрался", — всплыло в мозгу вместе с видением пылающего костра, дюжих монахов Ордена Карающих и толпы, орущей проклятия в адрес сгораемого еретика. Виктор нервно сглотнул, а затем попытался засунуть волнение подальше, спрятать на нижние полки сознания.

— Наставник Андрэ, — опасливо, словно гном, ползущий по туннелю, нашпигованному гоблинскими минами, начал он, — а вы не знаете, в чём причина столь внезапного вызова?

Пауза. Странная, зловещая пауза, нагнетающая без того высокое напряжение. Долгая пауза, занявшая от силы несколько секунд.

— Боюсь, мне неизвестна причина.

Сухая, безжизненная фраза. Наставник, знатный говорун, ничего не хочет добавить.

"Знает он причину, знает. Ох, не к добру это. Может, по-другому попробовать?" — беспокойно подумал старший послушник и сказал ровным голосом, не выдавая переживания (так ему казалось):

— А у вас нет никаких предположений, Наставник?

Это наглость, рождённая ничем иным кроме страха. Маленького такого страха, даже не страха — ощущения нависшей угрозы. Зря он задал вопрос, всё равно положительного ответа не дождётся.

— Никаких предположений, Виктор, — слышится внутри. — Приходите к десяти, не забудьте. До свидания.

Звук затих. Телепатический канал связи закрылся.

— До свидания, Наставник, — прошептал старший послушник, потрясенно глядя перед собой.

Мысли двигались под черепной коробкой неприятным густым водоворотом, отчего становилось дурно. Виктор тряхнул головой, пытаясь отогнать их, очистить сознание хотя бы на миг. Нащупав глиняный кувшин на столе, он плеснул в лицо прохладной водой. Немного полегчало.

Скоро рассвет, пора вставать.

Старший послушник натянул новую рясу из плотной материи, подпоясался простой верёвкой, обул потрёпанные сандалии. Рядом с лежанкой стоял ясеневый посох со свинцовым оголовьем в виде шара — священной фигуры Вселенной. Виктор мутными глазами посмотрел на предмет, прикидывая на всякий случай, сможет ли отбиться им от разъярённой Мудрейшей. В результате мучительных размышлений был сделан однозначный вывод: нет, не сможет.

С чего бы он ей, Великой Магистрессе, понадобился? Он ведь занимает в Ордене довольно низкое положение, она не является его Наставником, общих дел у Виктора с ней нет. К тому же, Мудрейшая никогда не вызывала его к себе. Он, вообще-то, тоже не рвался лицезреть светлейшую персону без достойного нарушить её покой повода. Смутное подозрение закрадывалось в душу. Неужели он, сам того не ведая, в своих исследованиях ведовства переступил черту? Либо дело в событиях последней недели, связанных с его нелепым, греховным увлечением женщиной?

Голова кружилась от нахлынувших вопросов. Нет, лучше пока не думать. Ясно одно. Наверняка сегодня старшему послушнику предстоит пережить интереснейший разговор, вероятно, самый интересный в его сравнительно короткой жизни. Быть может, даже последний разговор в его никчёмном существовании.

Взревела труба, пробуждая жителей славного города Лавраца. Трудолюбивые богобоязненные горожане поспешно поднимались с кроватей, шли умываться, приводить себя в порядок после ночного отдохновения. Восход солнечного диска они должны встретить бдящими, коленопреклонными, обращёнными лицом на восток, чтобы солнечный бог Фариил уверился в преданности сотворённого им народа, возрадовался и подарил здоровье, силу и волю на день грядущий. Многие отправлялись до рассвета в храм, дабы сотворить смиренную молитву Всеотцу и богам небесным, Его старшим детям.

Сейчас, ранним утром, на улицах города господствовал густой туман. Из белесой субстанции выныривали торопящиеся прохожие, темнели стены ближайших зданий. Строение жилого комплекса послушников, вырубленное в цельной скале в те незапамятные времена, когда здесь только поселились первые монахи Всеотца, нависало угрюмой серой громадой. Оно единственное уцелело после перестроек, перекроивших город, и, несмотря на неказистый вид, являлось местной достопримечательностью.

Виктор вдохнул полной грудью холодный сырой воздух.

— Бр-р, — невольно вырвалось у него.

Он чувствовал себя значительно лучше. Головная боль затихла, мысли перестали путаться и заняли положенные места, тошнота отступила. Старший послушник постарался радостно улыбнуться. Улыбка, по его мнению, получилась вполне правдоподобной. Здравствуй, новый день! Итак, какие дела назначены на сегодня? До визита к Мудрейшей, напрочь поломавшему ранее установленный сжатый график, масса времени. Сначала главное — посещение храма.

Мощёная брусчаткой дорога легла под ноги. Путь хорошо известен, при необходимости Виктор пройдёт его с завязанными глазами. Нужно поторопиться, иначе опоздает на богослужение, чего старшие братья не одобрят. Братья? Ученики с послушниками не имеют права называть "братьями" вышестоящих по статусу членов Ордена — мастеров, гранд-мастеров и магистров. Сандини дал недопустимую свободу фантазии, тем более неуместную накануне разговора с Мудрейшей. Размечтался о ранге мастера, который надеялся получить после написания труда о средствах противодействия чёрной магии орочьих шаманов. Знания он почерпнул из собственного опыта, приобретённого в боевом походе с Наставником Андрэ, гранд-мастером, кстати. Предчувствие чего-то нехорошего не оставляло старшего послушника, то и дело возвращало к размышлениям о грядущей встрече. Эх, неизвестность — мать страха, опасность — мать осторожности, как говаривали древние. Причина вызова неизвестна, сама по себе Великая Магистресса опаснее степной гадюки. Может, старушка просто хочет спросить, как у него обстоят дела? Вряд ли...

— Осторожно, уважаемый! — послышалось рядом.

Виктор чуть не столкнулся с внезапно выросшим из тумана приземистым горбуном. Позади выплывала крытая повозка, запряжённая парой упитанных волов. На козлах сидел не то крошечный безбородый гном, не то карлик в сшитой из лоскутов разноцветной одежде, слишком пёстрой для обычного возницы.

Старший послушник, не задумываясь, извинился и хотел пройти мимо, однако, горбун преградил ему путь.

— Я понимаю, вы предаётесь молитве всюду и постоянно, но советую почаще смотреть под ноги, уважаемый, иначе рискуете свалиться в целое море неприятностей.

Голос горбуна был хриплым, но чрезвычайно сильным, под стать удивительному облику. Запахивающийся дорожным плащом неизвестный фигурой напоминал куб, углы коего скруглены, а спереди прилеплен конус капюшона, скрывающий голову.

— У вас ко мне какие-нибудь претензии? — вскинулся Виктор, отвечая на дерзость незнакомца.

— Нет, что вы! — деланно изумился горбун. — Убереги меня Всеотец от претензий к монаху, тем паче ведуну! Да и какие претензии могут быть у старого калеки? Вы молоды, полны сил, а я едва способен передвигаться. Могу лишь посоветовать вам, светочу веры и знания, погружённому в размышления о горнем, хоть иногда обращать взор на сирых, убогих людей, прозябающих в мирском болоте.

— Чего же вы от меня хотите?

— Прошу, не откажите в помощи больному человеку, уделите толику вашего драгоценного времени.

Манера горбуна вить словесные кружева раздражала.

— Быстрее к делу, — поторопил старший послушник, желая скорее закончить досадный разговор.

— Благодарю за щедрость! Не подскажете ли, уважаемый, где я мог бы найти преподобного Вальдена ди Сави?

— Магистра ди Сави? — уточнил Виктор, разглядывая подозрительных незнакомцев.

— О, нижайше прошу прощения! Разве дадите вы мне правдивый ответ, не зная моего имени? — спохватился горбун и, чуть склонившись, отбросил капюшон. — Зовите меня Аполли, уважаемый, Весельчак Аполли. Я торговец.

Виктор невольно вздрогнул, поражённый внешностью горбуна. С похожими типами встречаться ему не доводилось. Обширная плешь достигала покатого лба. Единственный глубоко посаженный глаз ядовито-зелёного цвета сильно косил, и нужно было немного поворачивать голову, чтобы увидеть им происходящее перед стариком. На месте второго глаза находилась уродливо заросшая глазница. Крупный крючковатый нос нависал над тяжёлым, выдающимся подбородком. Уголки рта незаметно оборачивались бороздами шрамов, тянущимися к большим, будто бы расплющенным ушам. Горбун ухмыльнулся, явно довольный произведённым эффектом; тускло блеснули крупные золотые зубы. Кровожадная ухмылка до ушей заставила Виктора поёжиться.

— Сейчас магистр наверняка молится в Соборе Трёх, — выдавил старший послушник, пытаясь обойти живое препятствие.

— Удивительная слава ходит по всему королевству о преподобном Вальдене ди Сави! — сказал горбун как бы между прочим. — Мудрец, аскет, святой человек! Нет никого справедливее, умнее, честнее его! Поистине, отмеченный печатью Всевышнего! Слышал, его преподобие магистр увлекается редкими книгами. У меня есть несколько, хотел бы предложить их ценителю. Может, взглянете, уважаемый, годны ли они ко вниманию преподобного?

— Меня не интересуют ваши книги! Я спешу, позвольте пройти! — возмущённым тоном потребовал Виктор.

— Прошу простить мою назойливость, уважаемый! Конечно, проходите. Только советую идти помедленнее, дабы не споткнуться.

Горбун посторонился. Послушник, довольный победой, сделал шаг, другой, третий... Он не понял, что случилось после. Мир перевернулся. Факт оставался фактом: он лежал, саднила ушибленная скула, а брусчатка оказалась куда твёрже, чем он мог представить.

— Ай-яй-яй, уважаемый! — покачал головой горбун. — Больно, наверно? Я ведь предупреждал не спешить, да когда молодые стариков слушали? Бегемот, помоги уважаемому встать, нехорошо такому важному человеку пылиться. Верно, Всеотец знак подал — грех старым людям в благом деле отказывать.

Виктор нехотя принял помощь. Покрытая шрамами здоровенная ручища ухватила его за шиворот, словно щенка, и рывком поставила на ноги. "Ну и силища", — успел подумать старший послушник. Спина его упёрлась во что-то мягкое. Он развернулся и оторопел. Перед ним колыхнулся громадный живот очень упитанного лысого мужика, настоящего великана. Одеждой ему служили лиловые шаровары, перетянутые малиновым кушаком. Чудище держало жареную баранью ногу, от которой откусывало изрядные куски мяса. По трясущемуся тройному подбородку стекал жир, капая на полную грудь.

— Привет, малыш! — исполин радостно показал редкие пожелтевшие зубы.

Виктор постарался пренебречь присутствием гиганта. Как ни в чём не бывало он отряхнул запачкавшуюся рясу, одновременно расправил складки, к сожалению своему обнаружив, что казавшаяся прочной ткань порвалась в некоторых нежелательных местах. Виктор представил глумливые морды недоброжелателей, когда он появится на пороге храма в неподобающем виде: избитый, грязный, немногим лучше бездомного. А ведь там будет чуть ли не весь Лаврац, высшее духовенство, дворяне, и среди них та, ради которой он готов почти на всё, ослепительно прекрасная, недоступная ему, простому послушнику. Мысли о походе в собор пробудили дремавшую до поры злость.

— Может быть, передумаете относительно моего товара, уважаемый? Сами бы чего купили, книг много, и вам, и преподобному магистру хватит. Цены умеренные, я бы сказал низкие. Соглашайтесь!

Послушнику стало неприятно. Гримаса горбуна на мгновение показалась издевательским кривлянием. Да как смеет жалкий смертный, лишённый благодати Великого Знания, насмехаться над старшим послушником сильномогучего Ордена Мудрости?! Над, почитай, мудрецом, постигающим тайны Мироздания?! С другой стороны осторожность гаденько нашёптывала: а ведь незнакомец совсем не прост, раз смело глядит в глаза ведуну. Говорят, существует некая тайная организация бродячих колдунов-самоучек, предлагающая определённые услуги за скромное вознаграждение. В основном занимаются чёрной магией, вредительством частной собственности, то бишь падежом скота, проклятиями и тому подобным, а также устранением оного. В общем, сами делают, а потом сами исправляют за золото наивных крестьян. Ведут себя наверняка заносчиво, прямо как этот горбатый. Надо бы с ним поаккуратнее... Ярость бушевала недолго, затем естественная осмотрительность, развитая во время ученичества в Ордене, победила, и вместо гневных слов Виктор тихо сказал:

— Нет, благодарю. Мне необходимо попасть в храм до восхода...

Старший послушник аж присел под тяжестью руки великана, мягко, но крепко приобнявшей его. Он, было, дёрнулся, тщетно пытаясь высвободиться, и услышал поблизости звериный рык. Сбоку заходил скалящий клыки огромный рыжий пёс.

— Вот незадача, уважаемый! Не делайте резких движений, скверная псина заподозрила у вас дурные намерения. Теперь вы должны доказать собаке обратное.

Во рту мгновенно пересохло, лицо сделалось белее полотна. Догадки заметались стаей перепуганных рыбок. "Кто они такие? Чего хотят? Зачем я им нужен? — отчаянно думал Виктор. — Закричать, позвать стражу? Почему нет ни одного прохожего?"

— Отзовите пса, — попросил старший послушник едва слышно.

— Увы, Берк чересчур своеволен. Лучше его не злить, уважаемый. Попробуйте доказать ему ваше дружелюбие.

— Как?

— Ну... может, вы всё-таки купите что-нибудь?

Виктор ответил согласием. Что ему оставалось?

Плешивый завёл его за тыл повозки, откинул полог. Послушник отпрянул, сжав покрепче посох. На него изнутри уставились два диковинных существа, неразличимо похожих друг на друга. Поросшие густой чёрной шерстью, они походили на наряженных в человеческое платье зверей. Одеты они были одинаково: облегающие коричневые костюмы, оставляющие открытыми волосатые кисти рук и стопы. Судя по сложению, существа обладали недюжинной силой и гибкостью, что делало их опасными противниками. Маленькие глазки настороженно следили за человеком, ноздри возбуждённо раздувались. Лишённые растительности носы более всего напоминали человеческие, как и толстые плотно сжатые губы.

— Не пугайтесь, это мои подопечные, они не причинят вам зла, — успокоил Аполли.

— Кто они такие?

— Всего лишь люди, покрытые волосами больше других. Совершенно безобидные юноши, их нечего бояться.

— Если они просто люди, почему не обреют тело, чтобы не отличаться от других? — задал вопрос послушник.

— Ха! — рассмеялся Аполли. — Если они станут похожи на других, никто не удивится их виду.

Ответ появился, подобный вспышке во тьме. Пёстро одетый карлик-возница. Фургон. Великан-силач. Диковинные волосатые ловкачи. Старый горбун.

— Вы... циркачи? — проблеял Виктор.

— Что-что, уважаемый?

— Вы меня... убьёте?

Что с голосом? Куда подевалась смелость, долженствующая владеть сердцем служителя Церкви при встрече с опасностью?

— Нет-нет, уважаемый, вы ошибаетесь. Мы торговцы.

— Вы ответите, если со мной случится беда, — неуверенно предостерег послушник. Доверия к горбуну он не испытывал.

Циркачи. Их присутствие в городах Виталийского Королевства стало с некоторых пор опасным. Церковь Всеотца объявила предлагаемые ярмарочными фиглярами развлечения греховными, высмеивающими власть и подталкивающими к беззаконию. Монашеский Орден Карающих, руки Матери-Церкви, даже охотился на уличных шутов, обвиняя их в ереси и демонопоклонстве, противоправном колдовстве, кражах, пропаже детей и, самое главное, в презрении духовной власти. Помнится, мастер Констанций Дерво предупреждал учеников: "Циркачи — тёмный народишко. Кто-нибудь из вас, дети, задумывался, почему они постоянно бродяжничают? А? Никто? Я скажу вам! Мятежный дух ведёт циркачей по кривому пути, заставляет ненавидеть дворян и духовников. Они сами не знают, чего хотят. Протягиваешь им хлеб — отворачиваются, селишь в доме — сбегают, причём прихватывают и хлеб, и сбережения доброго хозяина. Циркачи — враги порядка! Никогда не останавливайтесь возле них, никогда не верьте им, ежели не хотите оказаться обманутыми, ограбленными и убитыми!"

Значит, слухи о них правдивы. Откуда они здесь взялись? Странно видеть циркачей свободно гуляющими по виталийскому городу, тем более неподалёку от Собора Трёх. Узнай кто его, члена ордена ведунов, разговаривающего с ними... Извратят всё, перевернут с ног на голову.

Аполли взмахом руки приказал волосатым людям подвинуться дальше. Под ворохом шерстяного тряпья, на котором они отдыхали, обнаружился ветхий рваный мешок. Горбун развязал шнурок, затягивавший горловину, и вытряхнул десяток разваливающихся фолиантов.

— Бегемот, пёс вроде успокоился, уведи его, не пугай покупателя, — укоризненно поглядел на великана Аполли. — Не смущайтесь, уважаемый, подходите сюда. Уверяю, осмотр товаров не отнимет много времени. Пожалуй, у меня есть, чем заинтересовать вас.

Великан никуда не уходил.

Треклятые циркачи! Куда подевались искоренители скверны из отделения Ордена Карающих, расквартированного в Лавраце?

Командор Арно ди Вижен сладко потянулся на перине. Сон отступил немедленно, повинуясь железной монашеской воле. По правде, понежиться в постели хотелось подольше, но долг превыше личных желаний. Уже протрубил Соборный Рог, слуги суетились внизу (ди Вижен слышал их частый топот), за распахнутым окном быстро светало. М-да, час настал. Командор зевнул напоследок, прикрывая рот пухлой ладонью, и стал выбираться с просторного ложа. Подчас делать это было потруднее, чем бороться с целой бандой еретиков. Скомканные одеяла, будто сговорившись с шёлковыми простынями, оплетали плотное тело монаха наподобие ловчей сети. Никак происки нечистого, жаждущего задержать верного раба божьего, дабы не выполнил он предназначенной ему святой работы!

— Сгинь, нечистый! — вскрикнул ди Вижен и с грохотом свалился на пол.

Проворчав под нос проклятия в адрес супостата, он поднялся. Обмакнул кончики пальцев в холодную воду серебряного таза, стоявшего на столике рядом с кроватью, брызнул на помятое лицо. Вздрогнув от нескольких капель, командор фыркнул.

— Ваше Священство, с вами всё в порядке? — заорали за дверью, сопровождая слова не менее громким стуком.

— Зачем стучать, дубина ты стоеросовая, ежели твой вопль на весь город слышно? — рыкнул недовольно командор, освобождаясь от простыни. — Заходи, помоги одеться.

— Так вы же сами наказывали стучаться... — послышался из коридора слабенький голос.

— А кричать тогда на что было? Учи вас благородному вежеству, бестолочей, учи, а проку никакого...

В спальню влетели двое младших послушников, бросились к разложенной на специальной раме одежде. Командор сел на краю ложа, чтобы было удобнее натягивать штанины. Затем встал, расставил руки в стороны, пока послушники заталкивали полы рубахи ему в штаны и надевали простой жилет, поверх него — расшитый золотом парчовый камзол белого цвета с отороченными голубым мехом рукавами и воротником. Снова сел, на сей раз последовала очередь просторной белой юбки с сапогами из мягкой кожи. Потом ди Вижену расчесали окладистую бороду, прошлись по бровям, стараясь не тронуть выжженное на лбу крестообразное клеймо, надели на шею малый золотой крест с вправленным в середину крупным изумрудом, и, наконец, командор Ордена Карающих, глава искоренителей скверны и ловцов нечисти города Лавраца, был готов к выходу.

На первом этаже местной резиденции Ордена уже накрыли стол. Ди Вижен уселся в подставленное тяжёлое кресло, благословил пищу, прошептал короткую благодарственную молитву Творцу за ниспосланные скромному служителю Церкви щедрые дары и принялся завтракать. Два юных послушника, приставленные командору в качестве слуг, бросали голодные взгляды на густой луковый суп, поглощаемый ди Виженом с невероятной скоростью; на соловьиные язычки в сметанном соусе, до коих он ещё не дотянулся; на красавца-лебедя, занимавшего центр стола; на сладкое имбирное печенье и вкусный белый хлеб. Воистину, щедр Всеотец, и щедра Мать-Церковь, питающие слуг своих!

В зал тенью проскользнул лакей, приблизился к жующему командору, склонился над ухом.

— Ваше Священство, господин Жюмо, капитан городской стражи Северных Ворот, требует немедленной аудиенции, — сказал он еле слышно.

Ди Вижен оторвался от завтрака, скривившись, будто от сильной зубной боли. Усатый капитан Эрнест Жюмо, ветеран последней войны с орками, вызывал у него резкую антипатию. Во-первых, немолодой стражник отличался типичной для королевских пехотинцев "деревянностью", а командор любил людей, обладающих гибким умом. Во-вторых, капитан презирал правила этикета. В-третьих, Жюмо был простолюдином, точнее, крестьянином, дослужившимся до капитанского звания, которое, полагал ди Вижен, должно доставаться лишь дворянам, окончившим военную академию.

— Требует? — процедил он. Почуявшие неладное младшие послушники напряглись. — Всеотец не для того усадил меня за сей великолепный стол, полный яств, чтобы я прерывался ради какого-то невежды! Пусть подождёт!

В этот момент дверь распахнулась, и вошёл высокий поджарый стражник, облачённый в лёгкие, начищенные до блеска доспехи. На кирасе ярко светился герб города — крестообразное лавровое дерево, достигающее кроной облаков; именно лавр, коими изобиловали местные леса, дал название городу.

— Прошу простить за беспокойство, Ваше Священство, — выпалил стражник.

— В чём дело, капитан? — повысил голос ди Вижен.

— Циркачи в городе, Ваше Священство! Со вчерашнего дня!

Командор поперхнулся.

— Ты хочешь сказать, вчера в Лаврац пробрались бродячие исчадия нечистого, а ты докладываешь мне сейчас?!

— А... э... — замялся Жюмо. — Не совсем так, Ваше Священство. Вечером они проникли через Северные Врата, я тут же послал вам сообщение, однако, вы заснули слишком рано, посланца не допустили к вам.

Младшие послушники переглянулись. Прекративший есть командор отложил столовые приборы, дыхание его сделалось прерывистым, лицо потемнело, на гладко обритой макушке вздулись жилы. Он водил головой из стороны в сторону, явно не находя слов.

— Они до сих пор свободны? — выдавил ди Вижен.

— Так точно, Ваше Священство! — гаркнул капитан. — Ожидаем ваших приказов, Ваше Священство! Слишком у них главный языкатый, прям змий-искуситель, чтоб его. Без вас никак, Ваше Священство!

Вот идиот! Неужели вся пехота королевства такая? Да, арест еретиков производится по указанию духовных лиц, расследующих содеянные еретиками преступления. Согласно указу короля Жофре Светоносного, да пребудет в вечном покое душа его, городские власти обязаны всячески способствовать деятельности представителей Церкви. Еретики, конечно, бывают разные, большинство вообще под добропорядочных прихожан Матери-Церкви маскируется. Но циркачей-то разве трудно вычислить? Чай, не торговцы, не паломники блаженные. Ворюги да проходимцы, думать нечего!

— Вы не переживайте, Ваше Священство, — успокаивал Жюмо. — Я к ним соглядатаев подослал, следят за ними с этим, ну, штукой волшебной, Оком Всевидящим.

— Задержать! Немедленно! — прохрипел командор.

— Поражён вашей выдержкой, уважаемый! — восхищался Аполли. — Другой на вашем месте, завидев Берка в плохом настроении, лишился бы чувств. Наш пёсик почему-то производит весьма сильное впечатление на городских жителей. Его, конечно, стоит опасаться; в Энгвине, северном портовом городке, он загрыз двоих жуликов, решивших нас обокрасть. Но не знают же об этом случае везде, куда мы приезжаем! Вы, случаем, не хвораете, уважаемый? Бледны, точно покойник, дрожите. У меня кроме книг лекарства имеются дешёвые, не желаете?

— Нет-нет, благодарю, — отказался Виктор. — Я здоров. Во всяком случае, был здоров, пока вас не встретил.

— Как вам угодно, но выглядите вы и впрямь неважно. Быть может, глоток вина для успокоения души и тела?

— Буду признателен, если вы перейдёте к ознакомлению с главным товаром, — немного резко прервал горбуна старший послушник.

— Воля ваша, воля ваша, уважаемый. О вашем здоровье пекусь, а вы нервный, недоверчивый. Один знакомый лекарь говорил, беспокойство происходит от избытка желчи, лучшее средство против коего кровопускание. Правда, лекарь тот все болезни таким образом лечил, оттого, верно, мало кто из его пациентов выздоравливал. Нет, определённо, вы больны! Вон как позеленели вмиг!

Виктора затрясло, ноги стали ватными. Он не мог пошевелиться, разом как-то уменьшился, съёжился. Выпученными от страха глазами он смотрел на горбуна. Тем временем тот извлёк из-под тряпья внутри повозки пузатый глиняный кувшин, вынул кукурузную затычку и протянул сосуд послушнику.

— Не вздумайте отказаться! Пейте! Бегемот!

Гигант перехватил кувшин, двумя пальцами раскрыл рот вяло сопротивляющемуся Виктору и влил содержимое. Остро пахнущая жидкость полилась в горло, обжигая язык, нёбо. Послушник закашлялся, из носа полетели алые брызги вина. Циркачи хором захохотали.

Ох, забористое вино! Окружающий мир заколебался, точно по водной глади пруда пошли круги. Когда зрение прояснилось, страх исчез. Кто он такой? Виктор Сандини! Слуга Творца, демон побери! Он не уступит жалким циркачам, не позволит им насмехаться над старшим послушником величайшего ордена Виталийского королевства! Они убьют его? Пускай! Всеотец позаботится о нём, помянёт в горних чертогах, а клирики назовут мучеником, погибшим от лап врагов Матери-Церкви! Во рту остался необычный солёный привкус, захотелось ещё. Виктор ловко выхватил кувшин у Бегемота, приложился к узкому горлышку.

— Хватит! — приказным тоном воскликнул горбун.

Великан вырвал опустевший сосуд, закинул в повозку.

Нет, вы посмотрите! Сначала потчуют вином, а потом забирают обратно! Нехорошо, воспитанные люди так не поступают.

— Ты чего творишь, нелюдь? — угрожающе прорычал Виктор. — Ты вообще знаешь, у кого, ик, последнюю каплю отнимаешь?!

Циркачи народ ушлый, душу человеческую знают получше обывателя, но вряд ли им раньше попадался ведун, особенно старший послушник Ордена Мудрости. Обычные монахи были готовы добровольно отдать что угодно ради сохранения в целости собственной персоны, а вино использовалось, как правило, чтобы слишком впечатлительный "клиент" не свалился без чувств раньше времени. Немногие, впадавшие после ободряющего глотка в буйство, всё равно теряли способность к действенному отпору. Опьянение замедляло движения и реакцию, потому захмелевшего человека бойцом не считали. Впрочем, циркачи по возможности избегали конфликтов на улицах, даже пустынных. Поэтому горбун попробовал унять готового разбушеваться ведуна:

— Нижайше прошу простить моего недостойного товарища, он ни в коем разе не хотел отнять у вас последнюю каплю чудесного напитка и тем паче не хотел вас чем-либо обидеть, уважаемый! Он счёл кувшин пустым и подобрал выпадающий из ваших рук сосуд.

— Я ронял кувшин? — удивился Виктор. — Ты меня за дурака держишь, уродец? Или хочешь сказать, у меня руки дырявые?

Горбуна передёрнуло, он с трудом сохранил самообладание.

— Мой нерадивый товарищ полагал, вы специально бросили сосуд, поскольку он уже пуст, а не уронили его, — непринуждённо сказал он, будто бы пропустив оскорбление мимо ушей. — Прошу, не сердитесь на него, уважаемый. Как вам вино?

— Так-то оно лучше, — хмыкнул старший послушник, успокаиваясь. — Впредь зарубите себе на носу: я не потерплю пренебрежительного, ик, отношения! А вино неплохое, крепковатое, правда, и вкус какой-то, ик, странный. После него во рту солоно. Так что ты там говорил насчёт книжек, Аполли?

— Рад, что вам понравился напиток, уважаемый. Сразу узнаётся тонкий ценитель! Вот товар, извольте выбирать.

— Так-так. Да у вас тут, я погляжу, ик, литература вся переводная, — приговаривал Виктор, перебирая книги. — Так, у нас тут есть...Ик! "Книга Забытых Имён", Альхазред — о чём она?

— Увлекательнейшее историческое повествование, советую, — подсказал Аполли. — Правда, события разворачиваются в выдуманном автором мире.

— Не, — отмахнулся послушник, — историческую фантазию не люблю. Есть чего-нибудь серьёзное?

— Конечно! Вот, работа Чака Дорвинуса "О происхождении видов", описывает создание Творцом всех рас и животных. Очень остро, по-заграничному.

— Всех рас и животных? Орки там, гоблины всякие тоже описаны? — Виктор в очередной раз громко икнул, стукнул себя от досады кулаком в грудь и запросил воды. Кто-то дал ему флягу, наполненную сладковатой жидкостью.

— А как же! Дорвинус, надо заметить, знаменит гипотезой о происхождении гоблинов от высших орков, — продолжал просвещать горбун.

— Слышал, слышал. Сколько стоит?

— Для вас отдам почти даром, уважаемый, всего за полторы сотни золотых.

Виктор полистал увесистый том в потёртом кожаном переплёте, взял другой, поменьше.

— Морготий Подкаменный, "Правдивая история об эльфийских камнях: получение, обработка, хранение", — прочёл он с расстановкой изломанные, будто корчащиеся от боли буквы. Потом подобрал вторую, очевидно, той же серии — Сауроний Зоркий, "Технология изготовления чудесных колец". Небось, гномы написали, подумал он.

После вина восприятие Виктора изменилось коренным образом. Циркачи больше не казались такими уж опасными, наоборот, они сейчас смотрелись вполне дружелюбными людьми, не желающими отпускать потенциального покупателя. По сути, они походили на ярмарочных торговцев, только использовали куда более эффективные способы привлечения внимания к товару. Сзади путь к отступлению загораживал человек-гора Бегемот, спереди недобро зыркали существа, окрещённые обходительным хозяином Аполли лохматиками, а вокруг повозки бегал, приветливо помахивая пушистым хвостом и изредка показывая громадные зубы, пёс Берк.

— Ну и цены у тебя, — возмущённо покачал головой Виктор. — Захочешь купить, не купишь.

— У нас есть дешёвые книги, однако, их вид оставляет желать лучшего, уважаемый.

Аполли достал потрёпанный фолиант, буквально рассыпающийся трухой. Расслаивающаяся обложка носила следы цветного рисунка, ныне превратившегося в блеклые пятна, выбитое вверху название уже не читалось. Хозяин бродячего цирка бережно раскрыл книгу. Вываливающиеся листы приобрели коричневый цвет, уголки истончились, местами отсутствовали. Только тёмно-красные чернила до сих пор сохраняли слова текста.

— Что скажете, уважаемый?

Старший послушник окинул титульный лист равнодушным взглядом. Кажется, книга была самым старым товаром Аполли, причём скоропортящимся: "жить" ей оставалось недолго, пройдёт немного времени, и бумага обернётся пылью. Сколько же ей лет? Завитые литеры неведомого языка образовывали заросли слов, напоминая вычурный эльфийский стиль письма. Нет, эльфийский пропитан спокойствием чистой реки, а здесь чувствуется нечто иное, неимоверно глубокое, отталкивающее. Вместе с тем оно притягивает взор. Без сомнения, фолиант содержит магическую силу.

— Что скажете, уважаемый? — повторил хозяин цирка.

— Сколько хочешь за неё?

— А сколько предложите? Вещь древняя, раритет, можно сказать, такую где-нибудь не найдёшь.

Старший послушник возвёл глаза к небу, задумчиво почесал затылок, потеребил жиденькую бородку. Карман пока приятно оттягивали два золотых, полученные вчера у орденского казначея — жалование за месяц.

— Дюжина медяков твоему раритету красная цена, — заявил он гордо. — Откуда вы его, спрашивается, откопали, да ещё решились пристойному человеку представлять?

— Нет, — вздохнул Аполли, — боюсь, предложенная вами цена слишком мала, уважаемый. Я вдоволь постранствовал по свету, бывал везде. — Высокий лоб горбуна прорезала глубокая морщина. — Эта книга лежала под алтарём в полуразрушенном храме, затерянном в джунглях Востока. Змеи устроили там гнездо; казалось, они охраняли фолиант. Мои спутники погибли, сражаясь с гадами, выжил один я. Книга стоит много дороже.

— Ты её будешь продавать, пока она не распадётся прахом, — заметил Виктор. — Один золотой.

— Двадцать пять золотых, — гнул своё хозяин цирка, — и Бегемот попытается унять Берка.

— Думаешь, я боюсь шелудивого пса?! — заорал старший послушник. — Да ты знаешь, против каких тварей я, боевой ведун, выступал в одиночку?!

Правильнее было бы сказать "какие твари выступали против меня, когда я этого не ожидал и был один", но вино вскружило голову, и Виктор перепутал слова. Вино также избавило от страха и совершило то, о чём помыслить не могли циркачи.

Помнится, давным-давно старый магистр Вальден ди Сави учил: "Человек слаб, обуреваем... э-э... страстями. Пьянство — великая страсть, оно пожирает своего... э-э... носителя? Да, верно, носителя. Почему существует пьянство? Оно существует, потому что... э-э... э-э-э... — магистр надолго погружался в неизмеримую глубину собственных мыслей. Разум его блуждал вместе с духом по сферам, недоступным пониманию послушников, и возникающий в это время перерыв между частями фразы порождал разнообразные домыслы. Злые языки, например, утверждали, что магистр забывает, о чём говорил, и силится вспомнить; человек он пожилой, всю сознательную жизнь проведший в борьбе с нечистым и его мерзкими отпрысками, вследствие чего употреблявший немало волшебных настоек, а настойки, волшебные и не очень, как известно, в больших объёмах отрицательно сказываются на здоровье. Посему и неспешная речь преподобного, предельно ясная абсолютно всем, недоброжелателями воспринималась как тягучая, будто смола. — Пьянство существует, потому что есть вино и подобные ему напитки. Одни любят вино, другие... э-э... ненавидят. Ненависть грех, запомните сие! Нельзя ненавидеть, ибо пророки проповедовали любовь к миру. Мир сотворён Всеотцом, значит... э-э... любить нужно всё, что есть в мире. Значит, вино тоже любить надобно. Вино есть дикий зверь, — магистр заметно оживлялся, приступая к любимой теме, — коего человеку следует приручить. Оно почувствует любовь и будет служить сильному духом человеку. Первое чудо, которое вам предстоит усвоить, — чудо Пьяного Посоха".

— Не дёргайся, мал...

Хрясь!!! Свинцовый шар врезался в открытый рот великана, прервав на полуслове. Бегемот отшатнулся, явно ошарашенный внезапностью происходящих событий. Освободившийся из душных объятий Виктор застыл на мгновение, уподоблённый святому Франсуа Миролюбивому — основателю Ордена Мудрости: посох отведён назад для удара, рваную замызганную одежду развевает лёгкий ветерок, гневное выражение лица не предвещает врагам ничего хорошего, злобные осоловевшие глаза бродят в поисках следующего противника.

Раньше остальных среагировал на агрессивные действия ведуна пёс. Прыгнув, Берк целил, вероятно, в горло буяна, и послушник был вынужден защититься посохом, в который пёс и вцепился, повиснув на нём мёртвым грузом. Виктор зарычал от негодования. Вино отворило резервы скрытых возможностей, ключом забивших в теле молодого человека. Не чувствуя тяжести зверя, он бросился на опротивевшего горбуна. Аполли удивительно проворно отскочил, издав короткий свист. Тут же из повозки вылетели лохматики, намеренные сбить послушника с ног. Молниеносная реакция не подвела: ведун собачьей тушей поверг обоих наземь.

— Убью! Раждавлю! — взревел опомнившийся Бегемот, расставил толстые руки и кинулся ловить обидчика.

— Не надо! — предостерегающе крикнул горбун.

Виктор отмахивался от наступающих врагов несчастным Берком, жалобно поскуливающим и наверняка сожалеющим, что вгрызся в посох, но боящимся разжать челюсти. Послушник напоминал знаменосца, орудующего знаменем перед носом вражеской армии. Мало того: он пытался атаковать, причём довольно успешно! Досталось даже Аполли, жаждавшему усмирить гнев буйного ведуна мирной беседой. Разочаровавшись в собственном красноречии после оплеухи, полученной собачьим хвостом, горбун приказал циркачам напасть одновременно; он промычал нечто нечленораздельное и резко вскинул в сторону Виктора руки с растопыренными пальцами. Лохматики, уворачиваясь от пронёсшейся над ними песьей туши, добрались до ног послушника. Бегемоту повезло куда меньше, нижний конец посоха попал ему в живот, остановив манёвр с захватом монаха-ведуна сзади. Гигант согнулся пополам и последним рывком, падая вперёд, повалил противника. Напуганные падением человека-горы, лохматики вовремя откатились прочь, а послушник оказался погребённым под Бегемотом. Циркачи заломили ему руки, отобрали посох.

Волна ярости схлынула, вместе с ней ушли силы.

— Демон с вами, два золотых! Ни гроша более, либо я ухожу, — прохрипел изрядно протрезвевший Виктор.

Аполли замолчал, размышляя. После продолжительной паузы он промолвил:

— Умеете вы торговаться, уважаемый. Пятнадцать золотых! Сейчас я приму ваше золото, а за окончательным расчётом вернусь позже, когда вы будете в состоянии заплатить.

— Так... не... пойдёт, — воспротивился старший послушник, по одному выдавливая слова. — Каков окончательный... расчёт, по-вашему, и о каком сроке... идёт речь?

— Не волнуйтесь, — грустно улыбнулся горбун, потирая красную отметину на щеке — след от хвоста Берка. — Я не потребую от вас более того, что вы сможете дать. Когда-нибудь наши пути вновь пересекутся, и я попрошу вас о помощи. Разве накормить голодного старика, позволить ему переночевать в сарае — великая цена за обретённые славу и знания? Уверен, книга принесёт вам известность, почёт, стоит её прочесть. Что до срока, то я не собираюсь возвращаться сюда по доброй воле лет десять. Подойдёт вам, уважаемый?

Здесь точно кроется подвох. Зачем нужна многолетняя рассрочка? Таким образом, циркач хочет набить цену, чтобы покупатель чувствовал себя в долгу — вдруг действительно они вновь встретятся? Тогда к следующей встрече Виктор тщательно подготовится. Если она состоится, конечно, эта встреча. Платить — не платить, покупать — не покупать. Вообще ничего не покупать, и пускай делают с ним, что хотят. Пускай подарят ему мученическую смерть! Осклабившийся рядом Берк заставил засомневаться в принятом было решении. Циркачи ведь не посягают на его веру, и получится, погибнет он не за Творца, а за нежелание расставаться с презренным золотом.

— По рукам, — кивнул старший послушник.

Увесистые кругляши перекочевали в широкую, покоробленную ладонь Аполли. Хозяин цирка довольно усмехнулся, пряча монеты.

— Прежде, чем расстаться, назовитесь, уважаемый, — попросил горбун. — Годы обычно меняют личину человека, но не его имя, данное от рождения. И распишитесь вот тут.

В руках Аполли невесть откуда возникли измятый листок дешёвой бумаги, железная палочка, заменяющая перо, и чернильница. Горбун аккуратно выписал на листе какие-то цифры.

— Что это?

— Договор о продаже вкупе с долговой распиской. Мы же не какие-нибудь мошенники, уважаемый!

Монах внимательно прочёл содержание так называемого документа. "Я (прочерк) обязуюсь предоставить в двадцатилетний срок Весельчаку Аполли сумму в размере 13 золотых руфориев Виталийского королевства или же оказать ему услуги, угодные ему на момент их оказания, в обмен на книгу, приобретённую мною у него 13 апреля 1515 года от Первой проповеди Пророка". Услуги, значит. Хорошо, время покажет. Виктор взял палочку, поставил размашистую подпись.

— Меня зовут Виктор Сандини, я старший послушник Ордена Мудрости.

— Замечательно, уважаемый, замечательно! — расплылся в страшной улыбке горбун. — Не смею вас более задерживать! В знак уважения позвольте Бегемоту проводить вас до дому — очень уж плохо выглядите. Он понесёт книгу и ваш посох.

— Нет! — запротестовал послушник. — Я направлялся в храм...

— Никаких возражений, уважаемый Виктор! Вы же хотите вернуть посох? Сейчас вы пойдёте домой, приляжете, отдохнёте. Уверяю вас, нынче я пекусь о вашем здоровье и благополучии не хуже вашей матушки. Дома Бегемот отдаст ваше грозное оружие.

Аполли подал знак, Бегемот неуклюже поднялся и помог встать послушнику. Пёс улёгся у ног хозяина цирка, закрыв глаза лапой, как бы защищаясь от яркого света.

— Желаю вам осуществить ваши мечты, уважаемый Виктор, — сказал напоследок горбун, протягивая руку для пожатия.

— Благодарю, — ответил старший послушник. — Прощайте.

Руки он не пожал.

Громом ударили колокола Собора Трёх, разнося протяжный звон по всему городу, сообщая о нарождении нового дня, о восхождении солнечного бога Фариила в пламенной колеснице на небосвод.

Дин-дин-дин-дон! Дин-дин-дин-дон! — радостно неслось отовсюду, поднималось выше, выше, к хрустальному куполу небес, чествуя Творца и богов, детей Его.

По лицу Аполли пробежала тень презрения, смешанного с недовольством. Он бросил злой взгляд по сторонам и негромко произнёс, глядя в спину удаляющемуся Виктору:

— До встречи.

По дороге домой старшему послушнику и великану никто не встретился. Ведун еле переставлял ноги — плата за потраченную силу была справедливой. Равнодушие овладело им. О побеге он не помышлял, препоручив душу свою заботливой деснице любящего Творца. Наконец, он доплёлся до двери родной кельи, повозился с замком. Позади топтался нетерпеливый Бегемот. Виктор открыл дверь... и провалился в пустоту.

Принёс нечистый этого капитана Жюмо именно к завтраку! Визит его испортил аппетит ди Вижену, по причине чего командор голодным отправился на Рассветную службу. Там полупустой желудок дал о себе знать до неприличия громозвучным урчанием, поразившим находящихся вблизи клириков — некоторые всерьёз предположили, что снаружи начинается гроза, иные предпочли отойти подальше. Ну да Творец им судия! Ди Вижену доставляло удовольствие посещение храма; он наслаждался блестящей пышностью убранства, сладкоголосым пением девичьего хора, да и хористками тоже. Но и здесь настроение ему испортили; священник с кадилом, проходивший мимо, обдал командора облачком благовонного дыма, которого Его Священство не переносил. Надсадно кашляя, он промучился до конца службы, затем поспешил укрыться в коробке собственных носилок, чтобы отгородиться от окружающих бархатными занавесками насыщенного красного цвета.

Еда за время его отсутствия остыла и стала непригодна ко вкушению. О, как сокрушался командор по поводу утраты завтрака, однако, переступить через себя не мог, ведь остывшая пища — удел крестьянина, бедняка. Любимый луковый суп обернулся желеобразной массой, которую впору резать ножом; к холодному мясу неприятно притрагиваться; изысканные хвостики мышей-альбиносов, политые острым чесночно-молочным соусом, размякли и больше не хрустели.

Испорченное настроение ухудшилось с повторным приходом капитана Жюмо. Тот переминался с ноги на ногу, не зная, с чего начать, и про себя ди Вижен сделал неутешительный вывод.

— Вы, должно быть, задержали циркачей, капитан? Что-то не вижу радости на вашем лице.

— Никак нет, Ваше Священство! Циркачи ушли от преследования где-то у Башни Святого Ведовства!

— Тогда зачем вы ко мне пожаловали? — взорвался командор, привстав с обитого подушками сидения. — Ищите, капитан! Для чего вам чудесные предметы, коими снабжает стражу Орден Мудрости? Мозги, в конце концов! Нет мозгов — есть люди! Устройте облаву, прочешите патрулями город, переверните Лаврац вверх дном! Найдите циркачей до вечера!

— Будет сделано! — вытянулся по струнке капитан. — Разрешите обратиться, Ваше Священство?

— Что ещё?

— Сведения, могущие быть полезными, Ваше Священство! По пути к Башне Святого Ведовства, на перекрёстке, циркачи говорили с молодым ведуном. Там они и ушли от нас. Циркачи с парнем делали странные вещи — то обнимались, как старые знакомые, то не пойми что вытворяли. Словом, потолковать бы с тем ведуном. Узнать, кто, чем дышит. Всевидящее Око образ его запечатлело, показать бы кому, знающему всех монахов местных. Поможете, Ваше Священство?

— Без меня ни на что не годны, — буркнул ди Вижен. — Хорошо, давно собирался навестить кое-кого.

Под "кое-кем" командор подразумевал Великую Магистрессу Ордена Мудрости. В Лавраце размещалась главная резиденция Ордена, подавляющее большинство монахов, пребывающих в городе, составляли ведуны; кто, как не она, способна узнать возможного пособника нечестивых? К тому же, Великая Магистресса слыла умной, воспитанной, образованной женщиной, общество которой приятно любому мужчине. Командор надеялся, хотя бы она избавит его от плохого расположения духа. Само собой вспомнилось знаменитое изречение мыслителя Виниалия Пухо: "Кто ходит в гости по утрам, поступает мудро". После припомнилась ужасная судьба Пухо, опровергавшая данное изречение; движимый стремлением ходить в гости утром, причём без приглашения, он зашёл к отшельнику, обитавшему в глухом лесу. Случилось, на тот момент отшельник сдавал свою пещеру медведю, забредшему ночью на огонёк людского жилья. Ясное дело, отшельник как раз отлучался в местную деревню за помощью в выселении нежелательного квартиранта, и Виниалий застал дома вовсе не друга. Стоит ли говорить, что более мыслитель никогда не ходил в гости.

— Вы закончили, капитан?

— Так точно, Ваше Священство!

— Так идите, капитан, идите! Выполняйте свою работу!

Не успела закрыться дверь за капитаном, в проём неуверенно протиснулся молоденький безусый стражник.

— Простите за беспокойство, Ваше Священство, — нерешительно начал юноша, — меня зовут Этьен Луссе, я сержант городской стражи. У меня срочное дело.

— Всеотец — скала моя, не оставь меня, да не убоюсь я... — Командор откинулся на спинку резного кресла, устремив взор к потолку. — Неужели мои носильщики, возвращая меня, перепутали местную резиденцию Ордена Карающих с проходным двором? Где слуги?

— Ваше Священство, дело срочное, — смущаясь, продолжал юноша. — Мы поймали человека, поносящего наш город и священнослужителей. Он называет себя Эстебаном Вернье, отшельником.

— Вернье?

Ди Вижен знал Эстебана Вернье из слухов. Тот жил в окрестностях Лавраца, избрав местом отшельнического подвига дупло самого большого дуба, питался гусеницами, жирными личинками жуков, которых находил на дереве, и подношениями селян, почитавших его как блаженного. Сам командор полагал его умалишённым и относился к нему с некоторым подозрением, как и ко всем отшельникам, поскольку не понимал причин, загонявших вполне трудоспособных мужчин далеко от благ общества. Церковь не имела единого мнения об отшельничестве. Одни превозносили его до небес, другие критиковали, справедливо рассудив, что человеку, пребывающему в отдалении от светоча веры, то есть Церкви, невозможно устоять от соблазна неправильной, своевольной трактовки Святого Писания. Таким образом, отшельник становился опасным еретиком, поэтому уважительное отношение к нему невозможно.

Спустя несколько минут ди Вижен лицезрел запертого в камере человека. Вопли его мрачных пророчеств разносились по пустым коридорам подземелий, находившихся под зданием резиденции. Худой, перепачканный сажей, пылью и неизвестно чем ещё, заросший старик напрочь отбивал желание с ним знаться. Прикованный цепью к каменной стене, он сидел, вытянув ноги.

— Вы действительно Эстебан Вернье, отшельник? — поинтересовался вошедший командор, зажимая нос кружевным платочком: здесь витал целый букет резких, непередаваемых запахов.

— Я! Я Эстебан Вернье! Отпусти меня, дабы не уподобиться демонским прислужникам, и спасёшься! — кричал старик, зловеще сверкая глазами. — Проклят город сей пред ликом Творца, разрушен вскоре будет! Обиталище нечестия и греха! Беги отсюда, если можешь, спасайся!

— Зачем вы прибыли сюда? — поморщился ди Вижен.

— Явился мне во сне Всеотец и повелел нести весть о проклятом Лавраце, о проклятых ведунах и повелел найти магистра Вальдена ди Сави!

Ясно, разговаривать с Вернье бесполезно. Наихудшие подозрения оправдались. Всеотец являлся только Пророку, прочим посылая богов или праведников в видениях.

Лакей дёрнул командора за рукав роскошного одеяния.

— Кани! Где тебя носило, старый пройдоха? — вскинулся ди Вижен.

Опытный слуга никак не отреагировал на реплику господина. С серьёзнейшим выражением рябого лица он невозмутимо сказал:

— Ваше Священство, прибыл Давид Адами, он просит немедленной аудиенции.

Давид Адами, легендарный охотник за нечистью и слугами нечистого — колдунами, еретиками, ведьмами. Сердце каждого, заслышавшего его имя, сжималось. Формально он относился к Ордену Карающих и имел ранг прелата, то есть главного экзекутора. Но действовал он самостоятельно и никому конкретно, кроме понтифика Церкви, не подчинялся, что весьма злило руководство Ордена. Командор встречался с ним пару раз, и эти встречи он не назвал бы приятными. Адами считали вестником неприятностей; всюду, где бы он ни появлялся, случалось что-то нехорошее. Вернее, сначала происходило нечто плохое, а уж потом Церковь направляла вернейшего своего клирика расследовать случившееся. Зачастую охотник просвещал местные власти относительно устраиваемых безобразий и после тщательно проведённой охоты устранял проблему. Оно бы и хорошо, властям светской и духовной радоваться бы истребителю нечисти, да только истребитель чересчур скрупулёзно подходил к делу, отправляя на костёр не только виновника либо виновницу злосчастного происшествия, но и всех причастных. Скажем, поймал он ведьму. Обязательно ведь устроит допрос, вызнает, кто да как ей помогал, покрывал ведьмовство её бесовское, из-за чего стала она ведьмою, кому помогала. В результате наказывались зажиточные люди, дворяне, даже духовенство.

Давид ожидал в библиотеке, располагавшейся на втором этаже резиденции. Был он высоким жилистым человеком, по слухам невероятно сильным. Плотный чёрный плащ ниспадал до пола, на боку висел обоюдоострый меч с необычно узким клинком. Адами обернулся на звук шагов. Жёсткое обветренное лицо покрывала сеточка морщин, пересекавшихся с многочисленными шрамами, уродовавшими без того некрасивые черты и подчёркивавшими боевое прошлое их обладателя. Святой охотник никогда не улыбался, чем вгонял в тоску всех, кому не повезло с ним общаться.

— Рад видеть вас, Давид! — поздоровался командор.

— Приветствую, — ледяным тоном ответил Адами.

— Присаживайтесь, — пригласил ди Вижен. — Угостить вас чем-нибудь? Есть замечательная дичь, луковый суп.

— Нет, благодарю. Я приехал сообщить о смерти отшельника Эстебана Вернье. Позавчера он найден мёртвым.

Глава 2. Переполох

Ветерок гнал по небу перистые облачка. Они казались длинными косяками рыб, сверкающих серебристыми боками на фоне яркой небесной синевы. Под ними тянулись треугольные стаи птиц, возвратившихся из таинственных южных стран. Внизу раскинулись плодородные земли Виталийского королевства. Зеленела трава, ветви деревьев выбросили первые листочки, радостно щебетали пернатые. Сторонний наблюдатель, окажись он здесь, наверняка подумал бы: идиллия!

Но что это? Соловей поперхнулся собственной песней, крылатые певуньи разом запнулись, мирно почивавшее на пригорке семейство кроликов бросилось врассыпную. А над кронами низких деревьев показался трепыхающийся облезлый совиный голубь. Привязанный к когтистым лапам свиток мотался из стороны в сторону, немилосердно колотя его по бокам. Круглыми глазищами, полными необъяснимого фатализма, птах уставился вперёд, где угадывались чёткие контуры города. Из приоткрытого загнутого клюва свешивался розовым шнурком язык.

Совиный голубь, выведенный магами Священной Тролльской империи специально для почтовых нужд, преодолел долгий путь. О том свидетельствовали тяжёлые движения, выдававшие труд, с которым почтальон удерживался в воздухе. Никакая другая птица не вытерпела бы нагрузок, на которые был рассчитан совиный голубь. Многие, особенно лесные эльфы, до сих пор вроде бы партизанившие поблизости от болот — любимых мест отдыха троллей, — утверждали, что тролли надругались над природой, сотворив таких ужасных тварей, коими являлись совиные голуби. Создатели же степенно возражали, называя причудливых существ плодами научного эксперимента, не более того. Так или иначе, совиный голубь являлся лучшей почтовой птицей Закатных Земель; он был удивительно живуч — долетал, бывало, до пункта назначения, пронзённый парой-тройкой эльфийских стрел, невосприимчив к вражеским заклятьям и целеустремлён — покрывал огромные дистанции без посадок. Не говоря уже о перехвате с использованием соколов, ястребов и прочей хищной летающей живности — опознав указанную цель, нормальный перехватчик менял траекторию полёта и с непонимающим видом садился на руку хозяину. Ко всему прочему, необыкновенный почтальон имел зачатки разума.

Город приближался. Совиный голубь закрыл клюв, предварительно втянув язык внутрь, и спланировал вниз. Посадка у творений троллей оставалась слабым местом. Каменистая почва рванулась навстречу, птах зажмурился, выставив лапы. Главное вовремя затормозить. Когти прорыли канавки, почтальон кувырнулся через голову и покатился кубарем. Конец тормозному пути положило основание каменной стены, опоясывавшей город. Совиный голубь встрепенулся, топорща редкие перья, ухнул и завертел головой, ошеломлённо хлопая веками.

Сработало посыльное заклинание, напомнившее о задании. Город. Хорошо. Название? Лаврац, кажется. Хорошо, если Лаврац. Нужно найти башню. Стена. Высокая стена. Плохо.

Совиный голубь потоптался, с некоторой опаской поглядывая на мощные бастионы, венчавшие зубчатый верх стены, прыгнул и, взмахнув крыльями, взлетел.

Как и большинство людей, считающих себя важными персонами, ди Вижен боялся опростоволоситься. Именно поэтому он ненавидел всякого рода розыгрыши, хотя, признаться, ему нравилось подшучивать над другими, особенно над представителями низших сословий. Давид Адами, казалось, вовсе не был способен шутить, однако, его слова относительно смерти известного отшельника не вязались с наличием человека, пребывающего, как думал командор, в данный момент в камере под зданием резиденции. Если святой охотник прав, и Вернье в самом деле мёртв, то под сомнение ставилась личность задержанного старика. С другой стороны, нельзя отметать возможности ошибки Адами.

— Вы уверены в смерти Эстебана Вернье, Давид?

— Почему вы спрашиваете? Вам что-то известно? — настороженно поднял бровь святой охотник.

— Боюсь, да. Сегодня городской стражей арестован человек — грязный старик в лохмотьях, — назвавшийся отшельником Эстебаном Вернье. Кто им может быть, по-вашему?

Ишь, как глазки-то заблестели! Адами напомнил командору гончую, учуявшую добычу. Вот послушный пёс принял стойку, жаждая разрешения броситься за добычей.

— Где он?

Разрешение — ответ ди Вижена. Значит, командор хозяин? Приятно ощущать себя повелителем столь грозного зверя, пусть и ненадолго.

— Он проповедовал о падении Лавраца. Стража арестовала его и доставила сюда, ко мне. Не стоит беспокоиться, Давид; сейчас этот человек сидит в подземелье.

Внизу, на первом этаже, что-то бухнуло, зазвенели дорогие венийские стёкла в окнах. Затем звук повторился, уже тише. Командор слегка потрясенно поглядел на дверь, привычный к опасности святой охотник одной рукой потянулся к завязкам плаща, вторую положил на рукоять пистолета, засунутого за пояс. На всякий случай ди Вижен отошёл от двери к приоткрытому окну, Адами, напротив, занял позицию у книжных стеллажей.

— Что у вас происходит, ди Вижен? — прошипел Давид.

— Кажется, интересующий нас обоих субъект убегает, — пробормотал командор, выглядывая в окно.

По улице бодро ковылял доходяга-старик, волоча прикованную к ноге цепь с вырванным куском стены. Он благополучно миновал ажурные ворота резиденции, парочку валяющихся охранников с повреждениями разной степени тяжести и теперь менее благополучно старался затеряться в толпе прохожих, шарахающихся от него во все стороны.

Плащ упал бесформенным куском ткани, святой охотник к тому моменту распахивал дверь библиотеки. В руке он сжимал заряженный пистолет.

— Погодите, Давид! — крикнул ему командор. — Сюда! Через окно, быстрее! Здесь невысоко! Он уходит, ловите его!

Адами дёрнулся назад, следуя совету ди Вижена. Мгновенно оценив расстояние до земли, скорость убегающего старика и путь по лестнице и коридорам резиденции, он согласился с командором. Посему бесстрашно сиганул в окно, едва не разнеся оконную раму. Когда святой охотник приземлился на мягкую, шелковистую траву газона, до него долетело предостережение командора:

— Берегитесь собачек!..

"Каких ещё собачек?" — успела промелькнуть мысль в мозгу Давида, прежде чем из-под навеса, пристроенного к гладкой стене здания, выскочили две серые зверюги размером с новорождённого телёнка каждая. За ними с мелодичным звоном разматывались новенькие блестящие цепи, крепившиеся к шипастым шёлковым ошейникам нежно-розового цвета.

Близкие друзья и родные, а также слуги резиденции и отчаянные воры, безумные настолько, чтобы отважиться влезть в обиталище лаврасского отделения Ордена Карающих, знали о страсти ди Вижена к большим собакам, в частности, карабским волкодавам. Командор восхищался их пользой — собаки годились как для охоты, так и для охраны дома и лично хозяина, и, что естественно для влиятельного человека, обеспечивал своим питомцам беззаботную, полную удовольствий жизнь. Ухаживал за ними специально нанятый слуга, работавший ранее при королевских псарнях, питались хвостатые любимцы со стола командора с посеребрённой посуды. Сейчас ди Вижен содержал двух весьма непоседливых сук, доставляющих своими "шалостями" много проблем слугам.

Утром собаки командора по обыкновению скучали. На бредущих за забором людей им кидаться не разрешалось, а они плотно позавтракали и были не прочь развлечься. На шум в доме они, как любые воспитанные псины породистого происхождения, почти не реагировали, зато очень живо среагировали на фигуру в чёрном, чуть не свалившуюся им на головы.

Святой охотник, ошибочно приняв радостное выражение собачьих морд за враждебное, рванул с завидной для быстрейших бегунов королевства скоростью. Он буквально перелетел ажурное железное заграждение, отделявшее двор резиденции от улицы. Собаки одновременно ударили лапами в преграду, забор зашатался. Натянувшиеся цепи сдержали звериный натиск любимиц командора, провожающих разочарованными взглядами улизнувшую добычу.

— Ловите его, ловите! — кричал ди Вижен, указывая перстом на фигуру старика. — За меня не волнуйтесь, я вас догоню!

Совиный голубь, пыхтя и охая, взбирался по гладкой стене башни. Чрезвычайно высокой башни, надо сказать, до вершины которой было ещё лезть и лезть. Сторонний наблюдатель, найдись таковой поблизости, весьма удивился бы подобному виду подъёма, избранному птицей, то есть существом, самим Творцом предназначенным летать.

Тролли Священной Тролльской империи, создавая идеального почтового курьера, упустили одну важную деталь, отсутствие коей обернулось преимуществом. Совиный голубь летал без посадок потому, что плохо приземлялся. Точнее, он не умел приземляться так грациозно, легко, как остальные птицы. Вот теперь, например, при посадке он ушиб крыло. Вкупе с частичным отсутствием перьев травма сказалась самым печальным образом, вынудив пернатого почтальона карабкаться. К счастью, тролльи учёные мужи снабдили птаха крыльевыми когтями. Грозное оружие при надобности использовалось в качестве полезного лазательного приспособления. Тролли всерьёз подумывали, а не обзавестись ли совиному голубю ластами, но из-за очередной войны с Хоббитанской республикой финансирование проекта прекратилось, корабли с редкими экземплярами подопытных птиц пошли ко дну, потопленные хоббичьими боевыми галерами, и маги с сожалением перестали проводить эксперименты по улучшению гордости отечественного птицеводства.

Шкряб! Шкряб! — скребут когти, кроша податливую белую штукатурку, облицовывающую стену башни. Шуршит, болтаясь под хвостом, запечатанный сургучом свиток. У-б-хш! — подул ветер, силясь сбросить прирождённого скалолаза. Высоко... Люди отсюда чудятся аппетитными крысами, хомячками, полёвками. Совиный голубь проглотил вязкую слюну, мечтательно урлыкнул. Недурственно бы поохотиться после доставки. В пункте прибытия опять-таки покормить обязаны. М-да, от свежего мясца он не откажется. Кстати, далеко ещё до заветного стрельчатого окошка?

Кар-р! — оглушил смоляной ворон, сидевший на подоконнике немного выше крылатого почтальона. Он недобро покосился на перевитый золотисто-пурпурной ленточкой свиток, восторженно цокнул языком. "Какая красивая ленточка!" — говорили его противные зенки. В ответ совиный голубь угрожающе ухнул, щёлкнув клювом. Ничуть не смутившись, чёрный наглец смерил диковинного птаха оценивающим взором. Снова взгляд его вперился в свиток. Заподозривший недобрые намерения курьер освободил одну лапу, заграбастал ею ценный груз и спрятал под тощим брюхом. Попробуй, отбери! Ворон показательно отвернулся, будто ему до зарубежного гостя дела нет, ступил два шага и вдруг пронзительно свистнул. Заслышав условный сигнал, с позолоченной башенной крыши слетела целая туча птиц. Озлоблённо каркая, чёрные разбойники спустились к облезлому пришельцу, вжавшемуся в стену.

Совиный голубь понимал невыгодность собственного положения. Один, не способный летать, на опасной высоте, против группы остервенелых врагов. Они его скинут, потом заберут с его окровавленного тела понравившийся предмет. Вороны единственные, кто осмеливался нападать на совиного голубя. Надеялись они, скорее всего, на численное превосходство и хитрость, применяли различные тактики воздушного боя. Достойные противники. Будь почтальон здоровым, он без особого труда задал бы им трёпку.

До окна, что называется, клювом подать. Лишь бы добраться до него прежде, чем вороны начнут атаку!

Совиный голубь метнулся вверх, к подоконнику, рискуя рухнуть. Прыжок! Мощный изогнутый клюв с хрустом вошёл в облицовочную штукатурку, птах забился, ища лапой опору и молотя крыльями воздух. Из-под когтей посыпалась белоснежная крошка.

Он добрался!

Магистр Ордена Мудрости Вальден ди Сави вальяжно развалился в кресле, потягивая из миниатюрного хрустального кубка флорское вино тридцатилетней выдержки и почитывая недавно составленный сборник разнообразных трудов об искусстве, принадлежавших лаврасским авторам. Страницы увесистой книги, заляпанные вином, с засаленными уголками вследствие многодневного перечитывания, слиплись. Магистр причмокивал от удовольствия, корчил смешные рожицы и время от времени ставил кубок на письменный стол, чтобы сделать на полях необходимые, по его мнению, заметки.

— Вторично, всё вторично! — восклицал он, театральным жестом выражая негодование. В такие мгновения как раз и проливалось вино, пачкавшее листы.

С его точки зрения, стихи, написанные лаврасскими поэтами, были исключительно вульгарным маранием бумаги. Важное уже давно написано, ничего нового придумывать авторы либо не желали, либо не могли. Посоветовались бы с ним, что ли, создателем совершеннейшей лирическо-философской поэзии. Он бы научил, показал путь истинный! Творцу должны быть посвящены стихи, исторгаться они должны душою, а не холодным, скользким разумом. Знавал магистр настоятельницу одного известного монастыря, сочинявшую "великолепные" образчики поэзии, Лазарию ди Шизо. Подаренные ею произведения занимали добрую половину шкафа в кабинете преподобного. Названия говорили за себя: "Свеча под солнцем", "За Всеотца и королевство", "Обиженная помолюсь". Замечательные строчки её стихов постоянно всплывали в памяти, будоража воображение ди Сави:

Душа моя подобна арфе,

Что извлекает разный шум.

Шум тот молитвою зовётся,

Его я повторяю там и тут.

Естественно, магистр был бы рад забыть бессмертные творения матушки Лазарии, однажды прочтённые ею во время застолья у Великой Магистрессы, да никак не получалось. Он безуспешно пробовал заглушить воспоминания крепчайшими амнезийными снадобьями, в результате чего забыл, кто он, собственно, такой, чем занимается и вообще где находится. Слава Всевышнему, тайное лечение, произведённое Мудрейшей, вернуло ему память. С тех пор он боялся дотрагиваться до книг словоохотливой настоятельницы, опасался также с ней встречаться, хотя женщина она весьма неплохая. Ди Сави испытывал к ней противоречивые чувства. Она нравилась ему как человек, но от её творений его порой выворачивало наизнанку.

Преподобный лениво перелистывал книгу. Единственный в ней прок, и то сомнительный, он усматривал в её существовании. Авторов было у книги порядочно, половину из них магистр знал лично, о второй половине просто слышал. Взять того же Виктора Сандини, довольно известного в Башне Небесного Ведовства. Он предоставил малюсенький трактат о каком-то иноземном еретике, промышлявшем, насколько понял магистр, придумыванием героических баллад. Зачем еретик этим занимался, ди Сави не понял, и поставил соответствующую запись на полях, гласившую: "Глупый еретик! Глупые баллады!" Язык трактата тоже не удовлетворял великомудрого магистра, был чересчур неграмотным, без упоминания работ преподобного или, на худой конец, Магистрессы. Ну, не соображаешь, как правильно писать трактаты, приди, спроси совета! Лентяй, сущий лентяй, чтобы не сказать хуже. В общем, ранее магистр был о послушнике лучшего мнения.

Вальден ди Сави считал себя остроумным человеком. Остроумие его изливалось на поля сборника нескончаемым потоком. Кроме того, он полагал себя значительного таланта поэтом. Кто внушил ему данную мысль, оставалось секретом, иначе орда обиженных острым пером затоптала бы доброго советчика. Нынче магистру попался трактатик некоего Анри Белуа, посвящённый искусству помещения демонов в бутылки. Широкая душа преподобного, прочитавшего труд, сразу породила шутливый стишок.

Ох, разучились ныне писать трактаты. Одно только внушало надежду: последние страницы сборника занимал труд о целебных настойках, дорогих сердцу ди Сави.

Магистр испустил тяжкий вздох облегчения, отложив книгу. Откровенно паршивая поэзия вызывала желание написать нечто светлое, умное, вечное. Тогда преподобный утруждал себя нагнуться и извлечь из верхнего ящика стола толстенный фолиант, исписанный его творческим наследием. Он писал мало, коротко, чем страшно гордился. Стихи перемешивались с глубокомысленными изречениями, подчас сам ди Сави путал их. Он неторопливо, важно обмакнул гусиное перо в чернильницу, поднёс к листу дорогой рисовой бумаги, подержал так некоторое время, раздумывая. Наконец, с кончика пера сорвалась капля, расползлась чудовищной кляксой на чистой странице. Смятение овладело магистром, он издал гортанный возглас, обозначающий неудовольствие, и принялся размазывать кляксу, придавая ей форму священного зверька северо-восточных варварских племён — белки.

— Хе, чернильная белка, — буркнул он довольно.

Симпатичная белка подмигивала одним глазом; другого, равно и половины уха, задней лапы и хвоста у неё не было. Преподобный аккуратно, мелким корявым почерком вывел очередной бриллиант собственной необъятной мудрости: "Белки по весне голодные. Их нужно кормить. Тогда они жиреют. Но нельзя перекармливать — сдохнут". И добавил: "Я вышел из себя. Когда я вошёл обратно, там никого не было".

Распираемый гордостью и удовольствием от собственной мудрости, магистр любовался записью. И так её рассматривал, и эдак, и с каждым разом она ему нравилась больше и больше.

Процесс самолюбования прервали грубейшим образом. Задребезжали стеклянные вставки витражей в оконных ставнях, словно их кто-то настойчиво порывался выбить. Ди Сави болезненно скривился. Он сидел в кабинете, расположенном под крышей Башни Святого Ведовства, на головокружительной высоте. Изящное стрельчатое окно всегда было закрытым; магистр отличался крайней чувствительностью к переменам погоды. Залезть сюда снаружи без сверхъестественной помощи не представлялось ему возможным.

— Кто там ломится? — вопросил он возмущённо.

Отчётливое хлопанье десятков крыльев послужило ответом. Магистр нехотя встал, опираясь о массивный посох с навершием в виде распустившей хвост белки из червлёного золота, воззвал к силе бога Гортиила, дарующего силу узреть неведомое, пригляделся подслеповатыми глазами к витражам. С той стороны отбивался от стаи ворон совиный голубь, сжимающий в лапе свиток. Ага, почта! Преподобный, дёрнув ручку шпингалета, распахнул ставни.

В кабинет ворвались струя свежего весеннего воздуха и раздуваемые прохладным ветром клочья чёрных вороньих перьев, а также ввалился в плачевном состоянии почтовый птах. Вмиг продрогший магистр поспешно затворил ставни, накинул горностаевую мантию, висевшую рядом, и склонился над необычным посланцем. До сего дня он видел совиных голубей, путешествуя по Священной Тролльей империи. Врали тролли насчёт их выносливости, врали. Стоп, что за свиток? От кого, интересно?

Магистр потянул прекрасной работы ленточку, узел развязался, словно сам собой. Очнувшийся почтальон громогласно ухнул, ди Сави чуть не упал от неожиданности.

— Бедная птичка! Ты, верно, проголодалась. Дать тебе хлебушка?

Магистр взял со стола кусочек белого хлеба, предложил его птаху, деликатно держа пищу двумя холёными розовыми пальцами. Совиный голубь долго и пристально смотрел на подношение. Преподобный то ли не знал, то ли забыл, что перед ним плотоядная птица, признающая лишь мясо. Ну, в крайнем случае, живую плоть вроде сочных отростков, называемых людьми "пальцами".

От истошного вопля преподобного содрогнулась башня. Магистр стучал головой совиного голубя по столешнице, пока тот не отпустил лакомый кусочек, затем опять открыл окно и размашистым пинком послал хищного птаха в свободный полёт.

— Треклятая тварь! — ныл ди Сави, срочно вспоминая короткую целительную молитву богу Аскиилю.

Под воздействием святой силы рана стремительно затянулась. Магистр, в конце концов, смог обратить внимание на свиток. На ленточке полыхали зелёным огнём слова: "Матушка Лазария любимому рецензенту Вальдену ди Сави, преподобному магистру Ордена Мудрости". Ниже, крошечными буквами: "Осторожно! Не вскрывать ни при каких обстоятельствах!"

— Охотно верю, маленькая проказница, — усмехнулся магистр надписи и, сорвав печать, развернул пергамент.

Башня вздрогнула от основания до крестоподобного золотого шпиля на крыше.

Краткий миг пергамент пребывал в руках преподобного, скалясь единственным причудливым иероглифом, затем осыпался серым пеплом.

— Как, значится, тебя зовут, сынок?

Усатый упитанный сержант, пробиваясь к переносному прилавку с жареными крестьянскими колбасками, даже не смотрел в сторону шагающего следом парня.

— Тибальт, господин сержант.

— Тибальт, значится. Тибальт, Тибальт, — задумчиво повторял стражник имя напарника, словно пытаясь что-то вспомнить. Ему очень мешали дразнящий аромат колбасок и глубокое декольте пышногрудой продавщицы. — Ты точно нездешний? Я, часом, не мог знать твоих родителей?

— Нет-нет, господин сержант, я родом из Аноревы, маленького городка на юге королевства.

— Из Аноревы, значится. Ну, тогда понятно. Ты, часом, не участвовал в той заварушке, что у вас была в прошлом году? Две семьи что-то не поделили, кровь пролилась.

— Да так, немножко. В ней поневоле участвовала большая часть жителей городка, господин сержант.

— Доброе утро, Жанночка! Ты сегодня такая аппетитная!

— Только сегодня? — притворно насупилась продавщица.

— День ото дня ты аппетитнее, Жанночка! С каждым днём всё хорошеешь и хорошеешь!

— Вас послушать, так совсем аппетитной я стану к старости! — продавщица надула губки. — Чего вам надо?

— Дай-ка нам парочку булочек с колбасками! Сверху полей белым соусом, как я люблю. И перцу побольше, Жанночка!

Продавщица нагнулась, доставая с прилавка лакомство. Сержант облизнулся, созерцая в вырезе платья её соблазнительные формы.

— Нет, дай-ка лучше две пары булочек и в два раза больше колбасок, Жанночка!

Спустя пару минут стражники уплетали вкуснейшие в Лавраце булочки с колбасками.

— Ты у нас, значится, впервые, сынок?

— Так точно, господин сержант. — Тибальт закашлялся, открыл рот, часто вдыхая воздух, чтобы остудить горящую от острых специй глотку. — П-п-после п-погра-аничной службы.

— Слушайся старших по званию, значится, держись меня, сынок, и устроишься как положено. Через десять — пятнадцать годков будешь, как я! — усач похлопал себя по объёмному животу. — У нас вообще город спокойный, земля орденская, значится, так что воров мало, а те, что есть, нам, значится, дань плотят. Они нас не беспокоят, мы их не трогаем.

— Так ведь говорили, господин сержант, в Лавраце преступности нет.

— Преступность, сынок, везде есть. Только у нас она умная и денежная. У нас она живёт, а в иных местах промышляет. Уяснил, сынок? Значится, город у нас тихий, мышь без нашего разрешения не пискнет, собака не гавкнет.

В этот миг дальше по улице толпа спешащих по своим делам прохожих заволновалась, в считанные секунды смятение докатилось до жующего патруля стражи. Люди встревожено оборачивались, стремились поскорее убраться прочь. В конце концов, человеческая масса расступилась, явив взору завтракающих стражей правопорядка грязного голодранца, придерживающего неопределённого происхождения каменюку, скованную с его худой ногой ржавой цепью. Он довольно резво убегал от человека в чёрной одежде. Пробегая мимо стражников, застывших с отвисшими челюстями, оборванец противно заверещал:

— Карау-ул! Стража! Убива-ают!

Ошеломлённые стражники неподвижно смотрели вслед погоне. Крошки падали изо рта усатого сержанта, пачкая соусом лёгкие доспехи.

— Собака не гавкнет, — произнёс Тибальт. — Город тихий.

Запиликала сверчком прицепленная к мочке уха наподобие серьги Всеслышащая Раковина — дар ведунов городской страже. Как и Всевидящее Око, Раковина была чудесным предметом, помогающим, во-первых, подслушивать разговоры обывателей, и, во-вторых, общаться страже между собой, что значительно облегчало поимку преступников. Артефакт имел вид крошечной улиточной раковины. Сержант приложил её к уху, Тибальт еле различил доносившиеся оттуда ругательства. Усач невольно выпрямил спину; верно, с ним говорил старший по званию. Окончив сеанс связи, сержант заорал на напарника благим матом, перемежая нецензурную речь со словами приказа, суть коего сводилась к преследованию особо опасного еретика, только что бежавшего по улице.

— Которого из двоих? — робко уточнил молодой стражник.

— Ловим обоих, а там разберутся! Чего встал? Непонятно, что ли? — гаркнул сержант оглушительно.

Тем временем другой патруль, руководствовавшийся точно таким же приказом, выступил навстречу бегущим. Завидев их, сержант издали закричал:

— Именем графа Сержа ди Камбро, наместника короля в городе Лавраце, приказываю остановиться!

Повеление стражников, очевидно, не устраивало закованного беглеца. Он стремглав ринулся в боковой туннель узеньких переулков, петляющих между зданиями. Заметив, что приказ не возымел должного действия, стража бросилась наперерез человеку в чёрном.

— Стоять! — истерически взвыл сержант.

В этот момент святой охотник уразумел три вещи: его не знают, ему не доверяют, и потасовка с блюстителями закона неизбежна. Несколько удивлённый реакцией стражи на его появление, он притормозил. Ему противостояли двое мужчин, вооружённых крепкими дубинками — закон запрещал носить на городских улицах острое металлическое оружие. Зато умелый боец дубинкой может раскроить череп.

Не теряя время на бесплодные уверения в собственной невиновности, Давид атаковал. Ближайший стражник неожиданно взвился в воздух, испытав приступ страшного неудобства от встречного удара ногой в грудь, и, дрыгая толстыми конечностями, с чавкающим звуком приземлился на напарника.

Бывший узник как раз приостановился у невысокой стены, превращавшей переулок в тупик. На той стороне тянулись от дома к дому бельевые верёвки, сушилось бельё. Старик озирался, ища другой путь. Его окружали двух и трёхэтажные дома зажиточных горожан, но не было ни одной двери. Окна начинались со вторых этажей.

— Понастроили, демоны, честному человеку укрыться негде, — кряхтел беглец, перелезая стену.

Святой охотник быстро оторвался от стражи. Другое дело, что исчезнувший среди кирпичных зданий старик словно сквозь землю провалился. Адами рыскал злым волком, не желая мириться с потерей. Разве можно кого-то найти в этом лабиринте? Напрашивался однозначный ответ: невозможно. Также созрела идея: чтобы кого-то здесь найти, необходимо подняться повыше, осмотреть сразу большую часть квартала. Крыша! Нужно забраться на крышу! Как это сделать без лестницы? Просто!

Стенка, разделявшая переулок, точно специально высилась в десятке шагов от Давида. Святой охотник с разбегу заскочил на неё и увидел внизу скрюченную фигуру, замотанную с ног до головы в просторное сероватое одеяние, смахивающее на старую простыню. Голову покрывал кружевной женский чепец, лицо спрятано под густой марлевой вуалью. Фигура семенила к противоположному концу переулка.

— Эй, любезная! — окликнул Адами. Особа, не оборачиваясь, продолжала идти мелкими шажками. Святой охотник позвал громче: — Эй, старушка, постой! — фигура встала, повела головой из стороны в сторону. "Вот глухая тетеря!" — в сердцах подумал Давид. Он спрыгнул с края стены, догнал таинственную персону, отметив про себя её выпирающий живот. Активно жестикулируя, он спросил: — Ты не видела старика с цепью на ноге?

— Ась? — выдохнула особа.

— Старик! — терпеливо пояснял Адами, показывая жестом, будто приглаживает длинную бороду, хотя по обыкновению был выбрит. — С цепью на ноге! — он произносил слова медленно, громко, делая паузы. Вдобавок дёрнул ногой, имитируя затруднённое передвижение. — Старик! С цепью! На ноге! Куда пошёл? Видела? — в завершение он двумя пальцами ткнул себе в глаза, после чего направил пальцы в глаза таинственной персоны, намереваясь сорвать вуаль. Та взвизгнула, видимо, испугавшись движений святого охотника, отпрянула и подняла руку с указующим перстом в сторону конца переулка. Перст был длинный, узловатый, с грязью под массивным продолговатым ногтем.

Самым удивительным было то, что живот особы вдруг провалился, и на ступню Адами упало нечто тяжёлое и твёрдое, вызвавшее взрыв острейшей боли. Тут же он почувствовал хлёсткий удар в лицо. Вокруг потемнело. Когда зрение восстановилось, он узрел улепётывающую "старушку", несущую знакомый булыжник, прикованный цепью к ноге. Мелькали женские шерстяные панталоны, надетые для достоверности образа. Напяленные, стоит заметить, в спешке, задом наперёд. Надо же! Ведь она с самого начала показалась ему подозрительной, и лишь врождённая скромность не позволила ему сорвать марлевую вуаль немедля!

Святой охотник зарычал. Стена, о которую ему пришлось опереться, холодила спину, но он не ощущал прохлады. Боль пронзала ступню тысячами раскалённых игл, в глазах расползались тёмные пятна, поглощающие мир. Нет, он не сдастся! Давид рванулся за беглецом, схватил краешек серого одеяния. Манёвр задержал беглеца ровно на одно мгновение.

Старая влажная простыня покачивалась в руке никчёмной тряпкой, старик в лохмотьях пропал за углом. Рычащий молитву Адами двинулся за ним нелепыми, неуклюжими скачками, стараясь не ступать на повреждённую ногу. За углом оказался тупик, на сей раз перегораживавшая дорогу стена была куда выше предыдущей. Неужели беглец ушёл окончательно? Справа чернел дверной проём, возле него покоились остатки разбитой двери. Святой охотник погрузился в темноту, прислушался к звукам дома. Над ним кто-то шаркал босыми подошвами, шарканье сопровождалось позвякиванием. Старик? Кто, кроме него?

Привыкнув к темноте, Давид разглядел очертания ведущей наверх лестницы.

Старик поднялся на третий этаж, но, как ни странно, нигде не находил выхода на ту сторону улицы. Из окон открывалась панорама на центральную площадь города. Поражающий размерами Собор Трёх, находящийся в центре площади, походил на гигантский разноцветный леденец. Пылающими свечами праздничного пирога казались четыре Башни Ведовства, стоявшие по углам квадратной площади и огороженные коваными заборчиками наподобие того, что окружал резиденцию Ордена Карающих.

Беглец укорил себя за недостойное сравнение, мысленно попросил прощения у Творца. Последние двадцать лет он питался червями, древесной корой, листочками, изредка чёрствым хлебом, приносимым крестьянами, и неуместная ассоциация со сладостями устыдила его. Старик выбрался на обнаруженный балкон, перегнулся через парапет. Придётся прыгать, другого пути вниз нет. Осуществить спуск с куском стены, прикованной к ноге, будет чуточку проблематично. Обняв булыжник, точно ценнейшее сокровище, он прыгнул.

И повис вверх тормашками. Кто-то — беглец даже знал, кто — держал его за цепь и не давал упасть.

— Отпусти, подпевала демонской власти! — взвизгнул старик.

— Упадёшь — разобьёшься, дурак, — прохрипел багряный от натуги святой охотник. — Ты мне живой нужен.

— Не отпустишь — прокляну! — фальцетом пригрозил беглец. — Мы, отшельники и пророки, проклинать ещё как умеем!

— Ты кто? — просипел Адами.

— Я Эстебан Вернье, отшельник! — попытался гордо вскинуть подбородок старик, отчего его всклокоченная борода попала ему в рот. Отплевавшись, он снова стал угрожать: — Отпусти, не то хуже будет!

Святой охотник пропустил угрозы мимо ушей, и беглец перешёл к их выполнению. Он достал Давида свободной ногой и резкими движениями принялся массировать ему челюсть. Адами по возможности отворачивался, но после болезненного попадания вонючей шелушащейся пятки в нос всё-таки выронил старика на мостовую. С противным хрустом тот шмякнулся о каменные плиты, сверху на него упал сроднившийся с ногой кусок стены. Беглец хекнул, выражая удовлетворение от полученной свободы и вместе с тем неудовольствие от жёсткого покрытия мостовой, и некоторое время пролежал неподвижно, с широко открытыми глазами, внушая святому охотнику самые мрачные подозрения. К величайшему удивлению Давида, порхающих голубей и гуляющих по площади людей старик встал и, опьянённый долгожданной свободой, неровной походкой направился к Башне Святого Ведовства. Кусок стены тащился диковинным хвостом, царапая плиты; сильно подволакивающий ногу беглец не утруждался подобрать его для удобства передвижения.

Дежурившие у ворот Башни Святого Ведовства стражники напряглись, лицезрея приближающегося более чем странного субъекта. Старик тоже готовился. Он, наконец, поднял волочившуюся каменюку и умело раскручивал её над головой, тем самым вызвав чуть ли не панику у стражников, привыкших считать ворон на фонарных столбах, а не сражаться с тяжеловооружённым противником. С балкона Адами видел, как сержант что-то прокричал старику, отдал троим подчинённым команду нападать и юркнул в ворота двора башни, чтобы запереть их изнутри. Колеблющиеся стражники атаковали грамотно, с трёх сторон, однако, взмаха глыбы хватило, чтобы опрокинуть одного, выбить дубинку из рук второго и вынудить третьего побежать за помощью. Позже настал черёд хлипких ажурных ворот, брызнувших искрами и приветливо распахнувшихся после мощного удара едва не развалившимся куском стены. Сержант устремился к деревянной двери, ведущей в башню, и распростёрся на пороге, сбитый с ног каменюкой. Старик неспешно поднялся на крыльцо, деликатно переступил через подёргивающееся тело стражника и, вытолкав его наружу, затворил за собой дверь.

С исчезновением старика Башня Святого Ведовства содрогнулась, словно живое существо. Святой охотник почувствовал мгновенную дрожь земли, всколыхнувшую площадь и здания, по каменным плиткам мостовой зазмеились трещины. Из-под островерхой крыши башни ослепительно сверкнуло, стены замерцали призрачным зеленоватым свечением.

Совиный голубь летел вниз. Хлопающие крыльями вороны остались где-то вверху, торжество ясно читалось в их мерзких гляделках. Плохо, что всё закончилось именно так. Ну, хоть послание доставлено по назначению. Работа сделана, и красивая ленточка не достанется врагам. Жаль, не покормили в пункте прибытия. Правда, хотели покормить; перед глазами стоял образ толстых, нежных, розовеньких мясистых отростков, похожих на уменьшенные копии излюбленных троллями сосисок. Тролли давали почтовому птаху сосиски на обед раз в неделю. Собственно, и питался он раз в неделю. Чего он такого содеял, что его выкинули из окна? Сами предложили поесть, он принял предложение и... Нет, люди — существа противоречивые, с ними опасно иметь дело.

Совиный голубь расслабился. Ничего не изменить, трепыхаться бесполезно. Нужно с достоинством встретить конец Великого Полёта. В ушах гудел ветер, воздух пеленал тело прохладой, проносились окна ставшей ненавистной башни. А в небе спокойно плыли облака. Перистые, светлые облака на синем фоне. Как прекрасно! Впервые в жизни совиный голубь заплакал. Солёные капли стояли в круглых светло-коричневых глазах, отрывались и парили перед или, вернее, над клювом впечатлительной птицы. Совиный голубь плачет, предчувствуя свою гибель. Так утверждал тролль, выведший его из синего в белую крапинку яйца. Синего, как небо, белого, как облака...

Удар! Тело птаха подскочило вверх и скатилось по плотной ткани, рухнув на каменные плиты.

— Едрить твою налево! — выругался карлик в пёстрой одежде, правивший волами. — Что за пакость?

— О, птишка упала, — сочувственно прошепелявил громадный лысый детина в лиловых шароварах. — Штранная птишка. Больная, наверно. Шильно больная.

— Не трогай каку, Бегемот, — посоветовал сидевший рядом с карликом горбун. — Может, она заразная. Тебе ещё подхватить какую-нибудь болячку не хватало.

Крытая повозка затряслась от взрыва хохота. Засмеялся и великан, равнодушно перешагнувший через распростёртое птичье тело, не подававшее признаков жизни.

— Школько нам ходить вокруг этой башни? — вопрошал Бегемот. — Мне нужен жубной лекарь, я уштал!

— Может, тебе лучше Жубную Фею поискать? — передразнил беднягу горбун. — Устал он! Ходить будем, сколько понадобится. Секретарь преподобного ди Сави сказала, он занят весьма важным делом, и отвлекать его нельзя. А ходим мы, если ты забыл, чтобы нас не поймала стража. Она в одно место, а нас там уже след простыл, потому что мы в другом!

— Этот ди Шави хоть жубы вштавить может? — угрюмо поинтересовался великан.

— Бегемот, я тебе сейчас сам вставлю, если ты не заткнёшься! Лечить потом будет нечего!

— Ой-ой-ой, какие мы грожные! Нет-нет, молчу, молчу! — примирительно показал ладони гигант. Помолчав, он сказал: — Вшьо-таки я уштал. Можно в повожку?

— Куда тебе в повозку? Она ж развалится! — съехидничал горбун. — Рождённый плавать ездить не может!

Бегемот опять помолчал, на лице его отразилась напряжённая мыслительная деятельность.

— Почему рождённый плавать? — выдал он.

— Ты такой жирный, что тебе легче всего либо ползать, либо плавать, — пояснил горбун.

Карлик чуть не свалился с козлов от смеха, в повозке захохотали лохматики. Обиженный великан грянул лопатоподобной ладонью по повозке, призывая к тишине и спокойствию.

— Тебе вшьо шуточки шутить, Вешельчак. Небошь, жа них тебе улыбочку до ушей раштянули.

— А то ты не знаешь, бегемот ходячий! — заливался смехом горбун. — Признавайся, что с несчастным Виктором Сандини сотворил? Наверно, "раждавил" нечаянно!

— Много будешь жнать — до утра не доживёшь, — буркнул гигант.

Карлик медленно выправлял положение, глядя в сторону жилых домов, окружающих площадь. Несколько успокоившийся горбун проследил за взглядом возницы и насторожился. От трёхэтажного дома плёлся старик в изорванной ветхой одежде, таща на цепи, прикованной к худой ободранной ноге, булыжник величиной с бычью голову. Он шёл по направлению к Башне Святого Ведовства, окрестности которой избрали для прогулки Бегемот с товарищами.

— Смотрите, хозяин, — кивнул на старика карлик.

— Погоди, — опустил руку на вожжи Весельчак. — Я его знаю. Он отшельник, зовут Эстебаном Вернье. Однако, за каким демоном ему понадобилось покинуть родное дупло?

В следующие несколько минут они стали свидетелями триумфального вхождения старика в Башню Святого Ведовства. Затем земля вздрогнула, а от стен башни стало исходить зловещее зелёное свечение.

— Воняет сильной магией, хозяин, — произнёс карлик. — И смертью. Она поселилась внутри.

Горбун подозвал великана.

— Бегемот, хочешь пройтись?

— Куда?

— Ко входу в башню и назад. Попробуй открыть дверь.

— Тебе очень нужно, чтобы я туда ходил, Вешельчак? — с сомнением спросил гигант.

— Очень, Бегемотик. Двигай поскорее, пока стражи нет!

Бегемот, ежесекундно осматриваясь, потрусил к разбитым воротам. Шагнув через четыре ступени крыльца, он ухватился за ручку и сейчас же отпрянул, словно обжёгшись. Вернувшись, он доложил:

— Барьер, жащитный барьер. Не пройти.

Горбун прикрыл синюшные веки, помассировал виски, размышляя.

— На ди Сави свет клином не сошёлся. Уходим отсюда, — решил он.

Рельефные мышцы рослых носильщиков перекатывались под чёрной кожей, блестящей от пота. Движения их, отточенные годами службы, были слаженны, словно у диковинных механизмов, производимых умельцами-гоблинами. Ди Вижен, следивший за носильщиками в щель в занавесках, восхищался ими. Ни у кого не было столь замечательных чернокожих слуг.

Командор спешил. Он послал весть о сбежавшем еретике городской страже, не удосужившись сообщить его приметы. Втайне он надеялся, что схватят и беглеца, и святого охотника, тем самым унизив последнего. Сведений о них не поступало, и он, вспомнив допрос отшельника, — либо самозванца, окончательно не было ясно, — приказал носильщикам торопиться к Башне Святого Ведовства. По дороге он ощутил подземный толчок, испугавший суеверных чернокожих. Сам ди Вижен не придал землетрясению значения. Согласно поверью, земля дрожит, когда демоны пытаются вырваться из преисподней; слабость толчка свидетельствовала или о том, что демоны вышли далеко от Лавраца, или о неудачной попытке. Значит, волноваться не о чем.

Святой охотник сидел на мостовой у распахнутых ворот Башни Святого Ведовства. Башня источала ядовитый зелёный свет, наталкивая на мысль об очередном эксперименте, проводимом в стенах орденской обители. Вокруг здания установила оцепление стража; подходы перегораживали шипованные щиты, за которыми сновали стражники, вооружённые глефами и короткими мечами. Ведуны разных рангов, от младших послушников до гранд-мастеров, принадлежащие ко всем Четырём Башням Ордена Мудрости, прощупывали башню с помощью дознавательных чудес. Исцелённая мастером-ведуном ступня не болела, но на душе было тяжко и мерзко, как в трюме галеры работорговца.

— Давид! С вами всё в порядке? — поинтересовался командор, отодвинув бархатную занавеску. — Вы неважно выглядите. Поймали еретика?

Адами метнул в ди Вижена пронзительный взгляд, командор невольно поёжился.

— Он в башне, — отвернувшись, ответил святой охотник.

— Кошмар! — всплеснул пухлыми ладошками командор. — Он сбежал от вас! — Адами одарил его более ненавистным взглядом, и он переменил тему разговора. — Вы, случайно, не знаете, почему светится башня?

— Без понятия.

Командор стих, обдумывая дальнейшую речь. Выводить из себя святого охотника было неосмотрительно и опасно даже для него, занимающего высокий ранг в иерархии Ордена.

— Тяжёлый сегодня день, — доверительно промолвил ди Вижен. — Сначала циркачи, потом ведун, теперь отшельник в башне...

— Циркачи? — заинтересованно обернулся Адами. — Расскажите подробно о событиях сегодняшнего дня, ди Вижен.

Глава 3. Кровавая Белка

Интересные послания стала писать матушка Лазария, интересные...

Серая кучка пепла была безмолвной свидетельницей озадаченной физиономии магистра. Он наклонился, рассматривая её, разогнулся от стрельнувшей в пояснице боли, почесал пятернёй затылок, но всё равно не мог взять в толк, что сим хотела сказать его незабвенная подруга. Ди Сави взял ленточку, которой был перевязан свиток, повертел её, помял. Красивая ленточка, мягкая ткань прям-таки переливается, золотистые буковки — произведение искусства. Тонкая работа. И нет ни единого намёка на содержание послания. Что за отвратительный болотный свет? При таком тусклом освещении невозможно думать!

Магистр раздражённо поднял взгляд на окно. Цветное стекло витражей испускало неприятное зеленоватое свечение, заполнявшее комнату. Оно клубилось подобно ядовитым испарениям восточных болот, затрудняло дыхание. Ди Сави возмущённо фыркнул, подошёл к узкому стрельчатому проёму. Что-то в глубине души подсказывало, что лучше не открывать ставни, и монах поверил невидимому доброжелателю. Стоя у окна, он изучал загадочное явление и прихлёбывал недопитое вино из хрустального кубка.

— Что за... — вырвалось у него, когда предметы в комнате подёрнулись зелёной дымкой. Свет будто загустевал, переходя в новое состояние.

Развивавшаяся ситуация не нравилась магистру. Он улавливал некую связь между распечатыванием свитка и разлитой повсюду зелёной субстанцией — светом назвать туманообразное нечто язык не поворачивался, но не был до конца уверен в этом. Смутные сомнения терзали душу владетеля Башни Святого Ведовства, как за глаза называли Вальдена ди Сави. Феномен необходимо всесторонне исследовать, дабы развеять закрадывающиеся подозрения. Магистр силился вспомнить, не читал ли он о подобном в книгах. Перед внутренним взором замельтешили обложками когда-то прочитанные фолианты, преимущественно авторства матушки Лазарии, забегали знакомые строчки стихов, молитв, гимнов, выскочил портрет матушки в полный рост.

— Тьху ты, привидится же, прости Всеотец, — в сердцах сплюнул монах и пробормотал молитву богу Гортиилу, прося раскрыть тайное.

Он сосредоточенно разглядывал воображаемую точку посреди кабинета, под висевшей на короткой серебряной цепочке лампой. Лазарии нет, её творчества не существует... Впервые за несколько лет ему удалось дистанцироваться от надоевшей поэзии и отчасти пробиться к залежам памяти. Как ни старался магистр, вспомнить хоть что-то, отдалённо похожее на наблюдаемый феномен, он не смог. Бросив бесплодные попытки — пусть разбираются специалисты из Башни Небесного Ведовства, — он налил себе из хрустального графина флорского вина, отлично прочищающего сосуды и посему способствующего оздоровлению больного магистерского организма.

"Надо бы выйти, посмотреть, что в Башне творится", — подумал он отрешённо, перекатывая на языке душистую жидкость. Неплохое вино. Ди Сави вдохнул тонкий цветочный аромат, глотнул, отставил кубок и приоткрыл дубовую дверь кабинета. В приёмной царил ядовитый зеленушный полумрак, вязкая тишина настораживала. За небольшим письменным столом склонилась пожилая секретарша, уронив голову на руки. Магистр тихонько выскользнул из кабинета, ткнул женщину посохом. Та не шевелилась, да и вообще сидела в весьма странной, неудобной позе, навевающей определённые подозрения.

— Констанция, — негромко позвал ди Сави. — Проснись, Констанция!

Секретарша не отозвалась. Магистр аккуратно тюкнул её по плечу и, не заметив никакой реакции, подошёл ближе. Женщина казалась спящей. Монах дотронулся до её шеи, собираясь проверить пульс. Пульс не прощупывался; следовательно, сердце секретарши молчало, подтверждая наихудшие опасения.

Ситуация ухудшалась, что всё больше не нравилось ди Сави. Сомнения перерастали в мрачные подозрения, готовые трансформироваться в предположения. Магистр осторожно, прислушиваясь к царившей в башне тишине, приоткрыл дверь приёмной и выглянул на крохотную площадку коридора. Кабина чудесного подъёмника, работавшего благодаря усилиям заключённого в трубы духа воды, стояла на привычном месте. Окружавшая шахту подъёмника спиральная лестница также никуда не делась. Зато обычно шумный коридор пугал безмолвием, а на ступенях распростёрся младший послушник. Магистр, неслышно ступая и едва унимая кажущееся громовым сердцебиение, приблизился к телу. Сомнений не было — мёртв.

Ди Сави, озираясь загнанным зверем, отступил. Вскоре он запер дверь кабинета на железный засов толщиной с человеческую руку, хитроумный замок гномьего производства и дюжину защёлок. Вдобавок он, кряхтя и охая, притащил под дверь своё тяжеленное кресло; письменный стол сдвинуть не удалось.

Смахнув со лба честный трудовой пот, преподобный уселся на пол с кубком флорского, выпростал ноги и стал размышлять над случившимся.

Могло ли быть происходящее случайностью? Изощрённый разум услужливо отвечал: могло. Мало ли во Вселенной несчастных случаев, в конце концов! Отдельные безбожники утверждают, мир возник случайно. Будучи монахом, магистр отрицал подобное, однако, будучи сведущим в науках, не был склонен принижать роль случая в становлении Вселенной, случая, рассчитанного и допущенного Творцом. Если же произошедшее не случайно, то...

В общем, перед преподобным разверзлась бездна разнообразных объяснений выпавшего на его судьбу несчастья, и ни одно его не удовлетворяло. Подводя итог размышлениям, он сформулировал основные вопросы, требующие ответов. Первый: есть ли выход из башни? Второй: открыта ли дверь на первом этаже, ведущая во двор? Третий: возможно ли добраться до первого этажа без происшествий?

Магистру представилась тьма ужасных тварей, поджидающих его под дверью кабинета. Прочь, прочь, бестолковые видения! Нужны достоверные данные! Ди Сави вновь обратился к силе бога Гортиила, желая узреть неизвестное.

Представшее пред внутренним взором поражало масштабностью. Магистр оцепенел от неожиданно быстрого действия молитвы. Он видел внутренности Башни Святого Ведовства: проткнутый штырём шахты подъёмника цилиндр здания, вьющуюся вокруг шахты лестницу, видел устланные телами учеников, младших послушников и мастеров залы, видел одиноко бредущую по лестнице фигуру в испачканных панталонах и сдвинутом на бок кружевном чепце... Стоп! Что за неизвестный в исподнем?

Видение покрылось рябью, словно гладь пруда под дуновением ветра, и исчезло.

— Ургхм! — издал огорченный возглас преподобный.

Он с трудом обрёл стоячее положение — ноги затекли, их пришлось растирать, — похромал к письменному столу, где возлежала, прикрытая шёлковой салфеткой, прозрачная призматическая конструкция. Новейший образец Всевидящего Ока являл собой воплощение самых смелых монашеских желаний, позволяя заглядывать куда угодно и когда угодно. Специально увеличенный из-за слабого зрения магистра, он был предметом мечтания всякого шпиона. Склонившийся над призмой ди Сави сосредоточился, припоминая странную фигуру, прикоснулся кончиками пальцев к холодной поверхности. Лестница. Панталоны. Чепец. В глубинах призмы заклубился туман, серой пеленой распространившийся на все грани кристалла, в нём проступили очертания ступеней, перил из красного дерева, обозначился контур удивительного существа. Изображение становилось чётче, детализировалось, обретало цветность, которой не было в предыдущих образцах Всевидящего Ока.

Пол существа оставался загадкой. Оно оказалось заросшим, невероятно грязным, с воспалёнными красными глазами и сухой шелушащейся кожей, что навевало мысли о его нездоровом состоянии. Из-под спущенной марлевой вуали торчала борода, однако, бороды имеются, как известно, и у некоторых женщин. Создание несло глыбу, прикованную цепью к босой ноге. Оно напоминало мужчину-оборванца, наряженного невесть зачем в женскую одежду.

Без помощи свыше не обойтись. Монах вскрыл стоявший в восточном углу комнаты шкафчик. Оттуда задорно мигнули запотевшими боками хрустальные графины и стеклянные бутылки, расставленные вокруг нефритово-мраморного алтаря.

Каждый имеет бога-хранителя, которому поклоняется больше других небожителей. Разумеется, исключая Творца, почивающего на Седьмом небе после сотворения мира. Знания и возможности ведуна прямо зависят от хранителя. Вальден ди Сави чтил бога Бухаиля, заведующего приготовлением и потреблением хмельных напитков. Его маленький алтарь помещался в секретной нише, недоступной непосвящённым. Бог изображался плотного телосложения мужчиной с двумя ликами: передний показывал добродушного бородатого старичка с синим носом и заплывшими глазками, задний был ликом чудовища с мешками под злобными буркалами, синим же носом и страшными обломанными клыками. Ноги сидящего на бочонке божества обвивал зелёный змий, а на плече примостилась белка — священные существа, символизирующие Бухаиля.

Магистр неловко опустился на колени. Заскрипели больные суставы, монах поморщился. Сосуды призывно мерцали, обещая забвение тревог и улучшение самочувствия. Ди Сави зажёг тоненькую голубую свечку, молитвенно сложил руки, прочёл гимн хранителю, бережно взял с полки бутыль собственноручно приготовленной крепчайшей настойки, откупорил и опрокинул содержимое в горло.

Буль-буль-буль! — журчал голосок напитка, перетекающего в преданного поклонника Бухаиля. Говть! Говть! Говть! — глотал монах-ведун, прослезившийся от чрезмерной крепости настойки. Сосуд стремительно пустел, последняя капля упала на язык, магистр утёр рот тыльной стороной ладони, попутно занюхав широким рукавом.

Ди Сави крякнул от удовольствия, отдышался. Захотелось спать, веки налились свинцовой тяжестью. Он положил бутыль на пол, потянулся за хрустальным графином и опорожнил его в течение полуминуты.

Пустая тара множилась, уменьшалось число бутылок вокруг статуэтки-алтаря. Настал момент, когда магистр понял: достаточно. Сила бога наполнила его, он, шатаясь и цепляясь за шкаф, поднялся. Пол качался, не позволяя выпрямиться; пришлось опереться на посох. Зато теперь ничто не страшно. Проблемы рассеялись дымом, и над ними уже не надо ломать голову ввиду заторможенного чудесными настойками мышления.

На коридорной площадке никого не было. Ди Сави распахнул створки двери подъёмника, вошёл внутрь, в обитое шелками помещение, вдавил кнопку с изображением волнистой линии — символом бога Нетала, повелителя вод — и цифрой "1", обозначающей первый этаж здания. Загудел по трубам дух воды, кабина подъёмника тронулась с места и поползла вниз.

Внезапно на середине пути сверху раздался грохот, кабину тряхнуло, резной деревянный потолок треснул. Чудом устоявший на ногах магистр вжался в стену.

— Что за... — процедил он возмущённо.

Из лопнувшей трубы сочилась вода, вместе с ней вытекал пленённый дух. Подъёмник ускорялся, угрожая рухнуть на дно шахты. Удар сверху повторился, хотя и значительно слабее первого. Трещины удлинялись, их становилось больше. Ди Сави тупо уставился на потолок, ожидая, что будет дальше. Грянул третий удар, за ним последовал четвёртый. Кто-то, догадался преподобный, норовит попасть в кабину.

— Здесь, э-э, занято, — произнёс он. — Это, э-э, мой личный подъёмник, сюда, э-э, нельзя...

Набравшая приличную скорость кабина резко затормозила; верно, дух воды не совсем покинул движительную трубу и выполнил задание. Магистра бесцеремонно приложило рёбрами о застеленный ковром пол, он смачно выругался. Непонятно откуда взявшаяся каменюка пробила потолок и теперь свисала на коричневой от ржавчины цепи. Опомнившийся ди Сави, просунув посох в образовавшуюся меж дверными створками щель, раздал её до приемлемой ширины и ползком выбрался их кабины. Тотчас послышался противный скрежет, и кабина сорвалась вниз, увлекая незадачливое существо с камнем. Из подвала, куда упал подъёмник, донёсся гулкий звук удара, сопровождаемый треском, затем всё затихло. Из шахты выплыло облачко пыли, знаменующее окончание падения.

— Э, не повезло, — выразил мысль вслух магистр, припомнив, сколько времени и средств ушло у монахов Башни Земного Ведовства на конструирование и строительство механизма подъёмника, ловлю водяного духа и заключение его в трубу.

Он заглянул в шахту. В серой мгле угадывались обломки кабины и тело; светлым пятном смотрелись панталоны диковинного существа, валяющегося на дне. Покачав седой головой, преподобный двинулся к выходу.

Нижний зал башни имел форму кольца, опоясывающего ствол шахты, скрытый тонкими дощатыми стенками от любопытных глаз. Стены украшали гобелены, живописующие сцены из жизни Пророка, битвы с участием знаменитых ведунов, и, естественно, показывающие во всей красе основателя Ордена Мудрости Франсуа Миролюбивого, терзающего чёрного дракона, по ошибке задушенного им во время дружеской пирушки. Над выходом висела отполированная табличка, гласившая: "Твори добро по всей земле! Франсуа Миролюбивый, 1187 год от Первой проповеди Пророка". Ди Сави остановился под ней, потрогал дверную ручку, проверил замки, ещё раз подёргал ручку. Дверь не поддавалась, и он саданул по ней плечом несколько раз. Должный эффект не спешил проявляться.

Увлечённый процессом открытия двери, он не заметил, как из подъёмной шахты показалась замызганная, исцарапанная рука.

Если бы совиный голубь умел стонать, он стонал бы. Тело болело до последнего пёрышка, хотя перья-то болеть не могут. Издаваемые им звуки походили на крики бьющегося в экстазе человека. Протяжные, полные муки, сбивающие с толку суетящихся людей. Почтовый птах перевернулся на брюшко и пополз, помогая крыльями и лапами; сначала приподнимал зад, потом с чувственным уханьем распрямлялся. Со стороны могло представиться, что данные движения доставляют ему массу удовольствия. Передвигаясь таким нехитрым образом, он одолел довольно приличное расстояние от Башни Святого Ведовства до края площади. Позади раздавались команды бряцающих доспехами стражников, шёпот молитв шуршащих одеждами ведунов, скрежет перетаскиваемых щитов. Совиный голубь неосознанно стремился удалиться от чересчур громких, непривычных для него звуков. Он любил тишину, которой недоставало в его долгих странствиях. Ну, не совсем тишину, конечно; за редким исключением абсолютная тишина настораживала, предвещая беду, ему привычнее шум ветра в ушах. Хозяева заботливо заталкивали его в клеть, давали поесть, накрывали тёмным покрывалом, и он забывался. Тишина...

Тишина избегала человеческих городов днём. Сейчас, например, крылатый почтальон слышал впереди приближающийся мерный конский топот, смешанный с пением. Удивительной чистоты высокий голос выводил рулады замысловатой песни, завораживающей красотой слога. Тролли, у которых совиный голубь прожил большую часть своей жизни, обожали человеческое и эльфийское пение. Бывало, засадят певца или певицу, а то и нескольких, чтобы получался настоящий хор, в подогреваемый на медленном огне чан с водой и слушают, пока вода не закипит. Их любовь к песне передалась пернатому посланцу. Вот и сейчас, блаженно прикрыв выпуклые глаза, он заслушался пением, замер уродливой грудой обломанных перьев и чуть не пропустил прущих на него коней. Выведенный из умиротворённого состояния громыханием копыт, он заверещал дурным голосом, противоположным поющему сладкозвучному голоску. Обалдевшие от вдруг заоравшего комка перьев лошади заржали, стали на дыбы, чем ещё больше поразили щуплого старенького возницу. Мужичок, в свою очередь, тоже присоединился к невообразимому хору, помянув всех известных богов и демонов.

Пение прекратилось, из бокового окошка повозки высунулась голова пожилой женщины, увенчанная громоздкой конструкцией наподобие островерхого колпака; понизу колпак обнимал широкий золотой обруч в виде крыльев, растущих из солнечного диска — знак настоятельницы монастыря.

— Сколько я наказывала тебе не богохульствовать, хвост смердящий! — строго выговорила она.

— Простите, матушка Лазария! Тварь какая-то на дороге, — ответствовал мужичок. — Кони перепугались, чтоб её!

— О, птичка! — из повозки выскочила юная девушка, подбежала к шипящему угрозы совиному голубю. — Матушка, это несчастная птичка, попавшая в беду! Можно, я заберу её? Я вылечу её и отпущу на свободу!

— О, Жак! Ты хотел задавить бедную, беззащитную птичку? До чего же ты жесток, до чего же ты низок! — надрывалась настоятельница, театрально заломив руку. Чтобы её видели, она открыла настежь дверцу повозки. — Агнесс, конечно же, я разрешаю тебе взять бедняжку! Помогать нуждающимся — наш долг!

Птах перестал издавать устрашающие звуки. Девушка не выглядела опасной, и он позволил взять себя на руки.

— Тише, тише, мой маленький, — успокаивала Агнесс, сгребая птицу подмышку. — С тобой всё будет в порядке.

— Нашли птицу тоже, — сплюнул возница. — Я таких страшилищ сроду не видывал.

— Помолчи уже, изверг! — прикрикнула настоятельница.

Агнесс затащила совиного голубя в повозку, распластала на обитом подушками сидении.

— Бедная, бедная птичка! — приложила ладони к груди матушка Лазария. — Не могу на неё смотреть, сердце разрывается! Моя печаль рождает строки, я посвящаю их этому несчастному созданию.

Настоятельница приняла соответствующую важности момента позу, смиренно возведя глаза к потолку, в который упиралась громадина её колпака, и начала:

Ты был рождён летать,

Но по нужде ты ползать

Научился. Теперь познать

Ты должен горечь жизни!

Едва она закончила декламировать, раздался душераздирающий крик:

— Прекрасно! Великолепно! Божественно! Ещё, ещё!

Совиный голубь подскочил, вытаращившись на кричащего похвалы в адрес матушки Лазарии ручного медведа-говоруна. Бурый зверёк сидел на коленях настоятельницы с видом заправского обожателя её творчества, закатив глаза и запрокинув мордочку. Совиному голубю он сразу не понравился.

— Как же я тебя люблю, мой хороший! — монахиня дала медведу кусочек копчёного сыра, пребывавший до того в кармане её роскошного атласного одеяния. — Хороший Говорун! Говорун хороший!

— Говорун хороший! — повторил медвед за хозяйкой.

— Восхитительно! — захлопала Агнесс. — Ваши стихи похожи на звёзды, горохом сыплющиеся с неба, матушка! Для меня честь пропеть их!

Настоятельница расплывалась от удовольствия. Смахнув платочком накатившие от переизбытка чувств слёзы, она сказала:

— Дорогая Агнесс, вы так милы! Мы знакомы всего седмицу, а у меня такое ощущение, будто я знаю вас целую вечность. Спойте, прошу! Думаю, даже бедной птичке понравится ваш голосок, и она скорее поправится! Какие прелестные у неё глазки! Назовите её Пучеглазиком, Агнесс!

— Непременно, матушка! — дала слово девушка и запела, увлекая совиного голубя в кущи блаженства.

Он старался подпевать. Поскольку издаваемое им пение более походило на исторгнутый мужской глоткой экзальтированный полустон-полукрик, перемежаемый с залихватским уханьем, создавалась поистине дивная какофония: прелестное женское пение смешивалось с восторженными воплями ручного медведа и облезлого птаха.

— Велик Творец, немало и творенье, — пела Агнесс.

— Оух-х! А-о-у-о-ух! — самозабвенно имитировал страстного любовника совиный голубь.

— Ещё! Ещё! — густым басом вторил ручной медвед.

На подъезде к Башне Святого Ведовства повозку остановил стражник. Настороженно прислушиваясь к доносящимся из богатой повозки стенаниям, он подошёл к вознице.

— Заворачивай, Башня не работает, — заявил он. — Чрезвычайное происшествие.

— А чего стряслось-то, служивый? — поинтересовался возница.

— Ты тупой, что ли? Сказано же: чрезвычайное происшествие! — раздражённо ответил стражник, обошёл повозку, выискивая просматриваемые отверстия, и, ничего не найдя, уже тише спросил: — Что ты тут такого интересного везёшь?

— Настоятельницу Юрпрудского монастыря Лазарию ди Шизо с визитом к преподобному магистру ди Сави, — с достоинством, задирая по-знатному нос, проговорил возница.

— Ну, сейчас к нему точно не попасть. Мой тебе совет: езжай отсюда, целее будешь.

Поющая повозка неспешно развернулась.

— Вот блудилище, — промолвил стражник ей вслед.

Мужчина, называвший себя в застенках резиденции Ордена Карающих отшельником Эстебаном Вернье, отнюдь не хотел насилия. По натуре он вообще считал себя человеком незлобивым и, страшно признаться, немного трусоватым. Он совсем не желал калечить охранников Башни Святого Ведовства; кто ж виноват, что они чисто случайно попались под раскручиваемый для выбивания ворот кусок стены?

Бог, явившийся ему как-то на днях в дупле родного дуба, сообщил пренеприятнейшее известие: город Лаврац превратился в обитель скверны, коей, как нетрудно догадаться, объявлялся Орден Мудрости. "Иди туда и найди главного осквернителя истинной веры — Вальдена ди Сави! Наставь его на путь исправления!" — повелел небожитель. Скромный отшельник сначала расстроился, уж очень ему не хотелось покидать насиженное дупло, да и ведунов он раньше почитал братьями по вере, потому посмел высказать робкое "но ведь", чем весьма огорчил божество. Это было понятно по молнии, тут же расколовшей жилой дуб надвое, и вспыхнувшему лесному пожару. Раскаявшийся отшельник громко и долго просил прощения, пытаясь выбраться из горящего дерева; вопли его слышали, говорят, даже в ближайшей деревне. Бог, видя истинное сожаление в мутных глазах отшельника, смилостивился над ним и пообещал посильное содействие в поисках.

Город встретил его негостеприимно. Найдя ярмарочную площадь, отшельник принялся вещать о духовном упадке горожан, призывал раскаяться в грехах, спрашивал, как найти Вальдена ди Сави, по чём свежие фрукты и овощи и уверял торговцев, что еду нужно раздавать голодным бесплатно. У торговых лотков его и поймала стража.

Отшельники всегда отличались крепким здоровьем и недюжинной силой, возрастающей в случае опасности благодаря богу покровителю, поэтому нет ничего удивительного в том, что назвавшийся Эстебаном Вернье, оскорблённый отношением властей, выдернул сковывавшую его цепь вместе с изрядным куском стены и сбежал.

Дальнейшие события, включая победоносное вхождение в Башню Святого Ведовства, укрепили его веру. Он не знал дороги к мерзкому жилищу нечестивых, то есть четырём Башням Ордена Мудрости, и нашёл её. Он не умел сражаться, и бог направил врагов под мирное орудие его. Воодушевлённый поддержкой вышних сил, он принялся обыскивать здание. Кара Божья настигла беспечных ведунов в сердце их гадкой обители; залы и коридоры были завалены их трупами, и отшельник начал опасаться, не выпала ли та же участь приснопамятному Вальдену ди Сави. Дойдя до пятого этажа башни, он заметил движимый нечистым духом ящик. Решив, что внутри находится цель его поисков, он бесстрашно запрыгнул на него. Ни окон, ни дверей демонская коробка не имела, пришлось проделывать вход самостоятельно с помощью бесценного орудия — куска стены.

В самый неподходящий момент, когда верхушка ящика дала трещину, а из его дьявольского нутра донеслись какие-то слова, демоны оказали сопротивление. Коробка внезапно встала, стукнув отчаянного отшельника о доску. Разноцветные звёздочки закружились хороводом вокруг святого человека, зазвенели колокольчики. "Красота-то какая!" — подумал он, прежде чем злосчастный ящик рухнул.

Очнулся он среди обломков досок, лоскутов материи и гусиного пуха, набившегося в нос. Он находился в узком стволе шахты, на дне, где было прохладно, сухо и темно, словно в дупле полусгоревшего дуба, расщеплённого молнией. Погоревав о сгинувшем доме, отшельник начал восхождение к бледному пятну света, видневшемуся вверху.

— Презренный раб! Покайся!

Копавшийся с дверью магистр поглядел по сторонам.

— Раб? Где раб? — пробурчал он растерянно, не замечая причину звука. — Кто говорит?

В ответ прогремело, наполняя пространство башни:

— Это я, отшельник Эстебан Вернье, ничтожное ты отродье нечистого! Ты Вальден ди Сави, червяк? Отвечай немедленно!

Верх неприличия обзывать людей нелицеприятными словами, тем паче несоответствующими истине. Куда разумнее обращаться к незнакомому человеку вежливо, дабы понять, кто перед тобой, и впоследствии вести беседу с уважением, коего заслуживает собеседник. Особенно следует избегать дерзости в общении с важными персонами, пусть они и выглядят чуть-чуть нетрезвыми.

— Сам ты червяк, пузырь надутый, — обиделся преподобный, обернулся и увидел грубияна.

Существо, представшее его взору, чем-то неуловимо походило на человека. То ли абрисом фигуры, то ли... нет, пожалуй, больше ничем. Серые, перепачканные грязью, пылью, сажей волосатые ноги вырастали из разорванных панталон, съехавших с худого, прикрытого лохмотьями корпуса. Длинные жилистые руки, поросшие редкой светло-серой шерстью, раскручивали прикованный к ноге излишне длинной цепью камень. Взлохмаченные волосы свисали грязными сосульками на грудь, скрывая наверняка безобразное лицо. Ко всему прочему, на плечах, голове трепетал нежный белесый пух. Кем-кем, а отшельником отвратительное создание точно не являлось. "Уж не по мою ли бессмертную душу явилось оно из глубин адовых?" — задавался вопросом преподобный, поудобнее перехватывая посох.

— Демон! — вскрикнул ди Сави и с самым воинственным видом, на который был способен, бросился на врага.

— А, призываешь нечистого, — промолвил отшельник, окончательно убедившись в порочащих связях ведуна. — Боюсь, момент для покаяния безвозвратно упущен. Что ж, Всеотец рассудит, кто прав, кто виноват!

Звякнула разматываемая цепь, глыба рванулась к магистру разъярённой змеёй. Преподобного повело, он отклонился, и бросок отшельника прошёл впустую. Камень потянул за собой, отшельник едва не упал, чудом сохранив равновесие.

Магистр представлял собой устрашающее зрелище. Округлившиеся, налитые кровью глаза метали молнии, красный нос нервно подёргивался, клацали белоснежные фарфоровые зубы, губы искривились в злорадной ухмылке. Ди Сави завертелся волчком, вращая посох над головой. Трезвым он никогда бы такого не сделал. Его телом управлял сейчас бог Бухаиль; дрожащая рука магистра была его рукой, заносчивая нетвёрдая походка магистра была его походкой, и любое движение магистра было продиктовано его волей.

Отшельник несколько раз шарахнул глыбой по полу, не успевая за выписывающим причудливые кривые преподобным. Тот двигался вроде бы совершенно неуверенно, еле держался на ногах, выплясывая зигзагообразный пьяный танец вокруг противника, однако постоянно уклонялся от выпадов противника, причём будто бы совершенно случайно, чем несказанно бесил отшельника.

— Стоять! — истерически взвизгнул он, в который раз собираясь сбить противника с ног глыбой либо задеть цепью.

Магистр, не останавливаясь, применил секретное оружие. Уходя из кабинета, он прихватил парочку пустых бутылок; негоже стоять пустой таре у алтаря Бухаиля. Неуклюжий взмах руки — и из широченного рукава вылетел стеклянный сосуд, нацеленный в голову отшельника. Ржавая цепь метнулась наперехват, точно поразив цель. Отшельник радостно наблюдал, как бутылка отскочила от цепи, пролетела шагов десять и упала в шахту.

Ликование сменилось удушьем, когда неизвестно откуда взявшийся графин угодил ему в солнечное сплетение. Дыхание сбилось, Эстебан Вернье стал похож на выброшенную на берег диковинную рыбину с открытым ртом и выпученными глазами. Воспользовавшийся заминкой ди Сави поднырнул под крутящуюся цепь, и противник попал в зону поражения посоха. Хрястнул подбородок, отшельник воспарил над мозаичным полом, лестницей и приземлился на ступени. Там он и остался лежать.

Преподобный стоял, шатаясь и не понимая, как ему удалось уложить демоническое отродье. Его тошнило, мир кружился, предметы двоились, троились и расплывались. Прошептав молитву во избежание обморока, он ощутил прилив новых сил. Магистр сфокусировал внимание на разлёгшемся существе, чью личность собирался исследовать. Тьху, нашёл время! Надо искать выход из Башни, покуда не подоспели дружки поверженного создания, либо запереться в кабинете, пытаясь переждать критический период; благо, выпивки там достаточно для многократного призывания помощи Бухаиля.

М-да, проблема. Жаль, подъёмник не работает, придётся пешочком топать по лестнице на девятый этаж. Почему, спрашивается, построили башню, а не одноэтажное здание? Земли выделили мало, что ли?

Так, размышляя о высоком, то есть о предстоящем подъеме, магистр преодолел десяток ступенек. На втором десятке его внимание привлёк раздавшийся позади хриплый голос.

— Тебе не победить меня, отрыжка нечистого! Святая сила поможет мне!

Ведун неторопливо обернулся. Рёв существа рванулся ввысь, к потолку, отразился гулким эхом от стен башни, молотом бухнув по нежному слуху ди Сави. Демоническое создание преобразилось. Оно стало выше, раздалось в плечах, чётче обрисовались выпуклые мускулы. Капельки пены, исторгнутые его пастью, казалось, достигали магистра, равно и смрадное дыхание.

— Опять ты, — устало буркнул преподобный. — Настырный какой...

Он сделал шаг и... споткнулся! Во всяком случае, создавалось именно такое впечатление. Ди Сави взвился в воздух, нелепо размахивая руками и ногами. Существо промелькнуло тенью, оказавшись перед магистром. Жилистая рука молниеносным движением ударила по занесённому посоху. С треском разломилась прочная древесина, посох разделился на две части; верхняя с золотой белкой покатилась по ступеням, нижнюю сжимал ошарашенный ведун. Ухватив преподобного за горло и просторную мантию, дьявольское создание подняло его и швырнуло с лестницы.

"Так вот что такое свободный полёт!" — некстати пронеслось в мозгу магистра вместе с видением падающего совиного голубя. Далее он врезался в дверь выхода, разнеся её в щепки, а на него рухнула табличка с девизом Башни Святого Ведовства, ушибив плечо. "Хорошо, что пьяный, — уныло подумал ди Сави. — Был бы трезвый, переломал бы все кости. А так хоть позвоночный столб цел, кажется". Непрерывно стеная, он пошевелился. Острая боль пронзила грудь, внутри захрустело, точь-в-точь в мешке, заполненном водой и костями. Преподобный засомневался, сможет ли продолжать поединок.

Отшельник, заранее смакуя грядущую победу над силами зла, неспешно спускался. Босые ноги шлёпали по мраморным ступеням, каждая из которых приближала его к славе победителя еретиков. Ди Сави корчился раненой птицей, накрывшейся крылом-табличкой.

— Народ шумел, Драконы гнулись, и Белка рыжею была, — затянул магистр старинный гимн в честь бога Бухаиля.

— Не помогут тебе ни народ, ни Драконы, ни белка, — проворчал отшельник.

Он легко разорвал железное кольцо, крепившее его ногу к цепи, неторопливо намотал цепь на правую руку. Захапав преподобного за грудки, вздёрнул над полом. Ноги магистра беспомощно болтались, руки висели плетями.

— Бухаиль, помоги! — пробулькал он в харю врага.

Отшельник сорвал с его груди массивный золотой крест, изукрашенный драгоценными камнями.

— Он тебе ни к чему, — сообщил он.

Противник размахнулся, и ди Сави сжался, глядя на приближающийся громадный кулак.

В следующее мгновение свет померк для магистра.

У Вальдена ди Сави была трудная судьба. Его отец служил послом в Шоколадной Орде — могущественном восточном государстве коричневых орков-степняков. Однажды, во время устроенного орками и лесными варварами праздника, один пьяный варвар проломил виталийскому послу череп. Старший ди Сави скоропостижно скончался, оставив маленького Вальденчика круглым сиротой; по обычаям орков, в могилу мужа положили жену, а его слуг и охрану передали на попечение племени, то бишь, проще говоря, обратили в рабов. Над телом невинно убиенного гостя насыпали курган, на вершине поставили копьё с нанизанным на него вываренным черепом убийцы. Чтобы не возиться с малышом — проку от него никакого, к себе его брать тоже никто не желал, — его отдали на воспитание клану варваров, из коего происходил убийца незадачливого посла; мол, вы виноваты, вы и воспитывайте. К тому же, у вас человек наказания путём засыпания жёлтых муравьёв в печёнку не выдержал, вот вам взамен. Варвары клятвенно обещали вырастить из мальчика достойного члена общества, не проламывающего бошки по пьяни, как приснопамятный олух. Таким образом, все остались довольны и претензий ни к кому не имели.

Тотемом клана считалась Кровавая Белка, повелительница пьяных кошмаров, насылающая видения шаманам. Восточные варвары, к слову, славились оборотнями, в чём и заключалась причина их успешного противостояния оркам и другим неблагоприятным соседям. Члены клана Кровавой Белки, например, умели превращаться в белок — огромных, пушистых, кровожадных. Шаманы были способны оживить фигурку белки, вырезанную из дерева, вселив в неё дух мёртвого зверька.

Минули годы. Вальден стал мужчиной, вернулся на родину, принял постриг. Но навсегда засела в нём память о времени, проведённом в клане Кровавой Белки.

Тело магистра ухнуло в шахту подъёмника.

Отшельник выпрямился, хрустнув суставами. Никто не выдержит его удара, задание можно считать выполненным. Ди Сави мёртв. Но, вспомнив поразившую дуб молнию, Эстебан Вернье решил проверить. Он остановился на краю и услышал позади громкий хлопок и странное потрескивание. Повеяло холодом, заставившим привычного к зимним морозам отшельника поёжиться. Ещё один противник?

Каменные плиты у основания лестницы, там, где валялся обломок посоха, треснули, в полу образовалось углубление. В нём помещалась полупрозрачная сфера, по поверхности которой пробегали белые молнии. Внезапно она растворилась, растаяла, явив взору золотистую лужу. Золотая жидкость неожиданно вспучилась, принимая определённую форму. Обозначились тельце, маленькая головка, пышный хвостик. "Э, да это ж белка!" — узнал отшельник зверька. В ямке на самом деле сидела золотая белка в натуральную величину. Полностью сформировавшись, она несколько мгновений не двигалась, точно настоящее изваяние.

Со звоном упала разматываемая цепь.

Крошечные глаза раскрылись. Не имеющие зрачков, они уставились на отшельника неживым взглядом. Вернье стало не по себе, зашевелились волосы на затылке. Белки в лесу не любили его, не жили на его дубе, правда, иногда заглядывали в его дупло, чтобы своровать припасы — орехи, сушёные грибы. Отшельник при случае расправлялся с ними жесточайшим образом, и вот, явился призрак замученных им белок, суровый мститель, не знающий пощады.

Глаза золотой белки приобрели злое выражение. Она противно, яростно заверещала, затопала задними лапками и засучила передними, будто разрывала что-то на мелкие кусочки. Отшельник живо представил, как она вгрызается ему в горло, и содрогнулся. Смерть не входила в его планы, бог не говорил ни о чём подобном.

— Тс-с, — прошипел отшельник, пригнулся и послал в наглую тварь смертоносный снаряд.

Глыба ударила куда нужно. Бамкнуло, заскрежетало, белка скрылась из виду. Лишь торчала из-под убийственного камня подёргивающаяся задняя лапка.

Отшельник злорадно расхохотался. Конец ди Сави, конец золотому зверю! Ликуя, он не расслышал скребущего звука, доносящегося от каменюки. Глыба, хрустнув, в считанные мгновения покрылась густой сеточкой трещин. Отшельник перестал смеяться, ухмылка сползала с его заросшего лица. Камень распался мелкой крошкой. На его месте, присыпанная пылью, возлежала золотая белка. Она проворно вскочила, показала передней лапкой на Вернье и чиркнула пальцами по горлу, предрекая ему печальную долю.

— Ах, ты, тварь поганая, — процедил отшельник и уже прокричал: — Я сокрушу тебя во имя Всеотца!

Цепь хлестнула по полу, высекая искры. Белка невероятно быстро увернулась, изловчившись, запрыгнула на цепь и длинными прыжками помчалась по ней к врагу. Вернье заорал, выпустил оружие из рук, стремясь предотвратить телесный контакт. Эти мгновения он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Время замедлило бег, предоставив отшельнику возможность ужасаться ловкости маленькой бестии. Вот цепь отделяется от руки, расстояние увеличивается. Бешеная тварь скачет, оскалив золотые резцы, она совершает прыжок, пролетает отделяющую от врага дистанцию и запрыгивает на его предплечье. Он не кричит, ибо крик безнадёжно застрял в горле, он отступает. Белка перескакивает на его плечо и вцепляется ему в холку.

Дальнейшие события разворачивались с головокружительной скоростью.

Визжа, отшельник катался по полу, стараясь или раздавить ловкую тварь, или хотя бы сбросить её со спины. Поймав, наконец, белку за хвост, он отодрал её от шеи с куском мяса в зубах, придавил к полу и принялся колотить по ней кулаком, оставляя вмятины на золотом тельце. Бестия не оставалась в долгу: она вгрызлась противнику в костяшки пальцев и абсолютно не реагировала на удары, расширявшие её пасть до неестественных размеров. Вопящий от боли Вернье с превеликим трудом оторвал мерзкую тварь от кулака, подхватил цепь, крутанул пару раз вокруг кисти и начал охаживать белку бронированным кулаком. К счастью для отшельника, золотые зубы оказались бессильны против железа. Бестия прекратила сопротивление, безвольно дёргаясь под ударами. Отшельник бил до тех пор, пока не занемела рука. Наконец он отшвырнул изуродованные останки и отдышался.

Искорёженная белка шевельнулась. Она тихо, медленно встала. Нанесённые повреждения, вмятины распрямлялись на глазах, она приобретала изначальный вид. Полностью вернув облик здорового животного, она укоризненно посмотрела на отшельника жёлтыми беззрачковыми глазами, покачала головкой, что-то чирикая, наставительно помахала пальчиком, словно отчитывающая ребёнка мать.

Вернье охватил безотчётный страх. Проклятую тварь невозможно убить! В конце концов, она загрызёт его! Он ринулся на неё, не осознавая своих действий, она прыгнула навстречу. Рука отшельника поймала маленькую бестию в полёте, пальцы сдавили, промяли мягкий металл. Лапки оказались скованными мёртвой хваткой, зубы не доставали до врага. Отшельник приблизил её отвратительную мордочку к своему лицу, посмотрел в глаза, зловеще ухмыльнулся. Она заверещала, пытаясь вырваться.

"Попалась, гадкая зверюга! Я откручу тебе голову — посмотрим, сможешь ли ты жить без основной части тела! Потом оторву лапки и засуну в такое место, о котором не знает сам Творец! Нет, Он, впрочем, знает, он да я один!"

Иглы пробили ладонь отшельника. Их золотые острия сверкали, измазанные кровью.

Отшельник взвыл и отбросил белку. Она влетела в дверной проём, образованный после уничтожения входной двери, в зеленоватое свечение, ограждающее внутреннее пространство башни от мира снаружи, и запищала. Золотое тело мгновенно потускнело. Оно плавилось, тварь извивалась, погружаясь в зелёный барьер.

Спустя минуту золотая белка окончательно растворилась в таинственном свечении.

Кровавая Белка изредка резвится в ветвях Вселенского Древа, корни которого обвивает Зелёный Змий — слуги и помощники бога Бухаиля, охраняющего Древо. Кровавая Белка вместо орехов грызёт черепа, запивая кровью врагов, любит полакомиться мозгом. Ходит она невидимой по земле и, встретив слабого, немедленно загрызает. Ночевать отправляется на кладбище. С почитателями Бухаиля она, напротив, ласкова, говорлива и всегда придёт на помощь воззвавшему. Однако, необходимо всегда помнить, что природа её разрушительна, и воззвавший к ней рискует погибнуть от её же помощи. Он превращается в существо, одержимое жаждой крови; редко кому удаётся избежать незавидной участи, потому обращаться к Кровавой Белке можно лишь в крайнем случае.

Так говорил магистр Вальден ди Сави, умудрённый опытом ведун, посвящённый в высшие таинства бога Бухаиля.

Из шахты подъёмника вылетела кошмарная тварь, видеть которую Эстебану Вернье ещё не доводилось. Более всего она походила на белку белого цвета, величиной со взрослого мужчину. Из пасти высовывались чудовищные зубы, глазищи пылали адским огнём возмездия, длинная шерсть стояла торчком. Она приземлилась в трёх шагах от отшельника, щёлкнула когтями-кинжалами, буравя Вернье плотоядным взглядом. Миг, короткий миг — и она напала.

Отшельник пробовал защититься, выставив перед собой обмотанную цепью руку. Челюсти со страшным скрежетом сомкнулись на ней, когти разорвали грудь, срезая рёбра, как бумагу. Гигантская белка вдруг почти отпустила его, издала чирикающе-булькающий звук и кинула Вернье через весь зал. Он столкнулся с трубой подъёмника, переломив её собственным телом, будто соломинку, и, падая в шахту, еле успел ухватиться за край каменной плиты, коими был выложен пол. Превозмогая боль, он подтянулся. Адская тварь с любопытством наблюдала за его действиями, склонившись над шахтой. Едва отшельник выбрался на пол, она подхватила его за ноги и, размахнувшись им, шмякнула о пол.

Сил у него почти не осталось. Он торопливо хрипел молитву, прося помощи у Всеотца. Тот не отвечал.

Белка нагнулась над отшельником с твёрдым намерением закусить человечинкой. Собрав последние силы, он отпихнул её, привстал на колено и совершил рывок вперёд, к почему-то замешкавшейся твари.

Удар плечом. Обняв отшельника, белка вместе с ним полетела в шахту. Расколотая труба, выдающаяся из глубины, встретила обоих.

Вальден ди Сави захлёбывался. Труба пробила его сердце, и жить ему оставалось совсем недолго. На нём покоился его враг.

— Тебя хоть как зовут? — прохрипел отшельник.

— Вальден ди Сави, магистр, — ответил преподобный через силу.

— Хорошо, — протянул назвавшийся Эстебаном Вернье.

Башня Святого Ведовства вздрогнула. Зелёное свечение обратилось вязкой слизью, сползавшей со здания на площадь и там засыхающей дурно пахнущей коркой. В окнах и дверях первого этажа ослепительно блеснула белая вспышка.

— Уже выяснили, что за зелень обволакивает Башню? — грозно спрашивал Давид Адами у стоящего перед ним ведуна.

— Субстанция имеет неизвестную нам природу, господин Адами, — отвечал щуплый бородатый мастер. — Более ничего нельзя сказать.

— Плохо, плохо, мастер, — журил святой охотник. Он повернулся к начальнику городской стражи. — Полковник, немедленно утройте охрану ворот, выделите усиленные патрули для прочёсывания города. Циркачи не должны ускользнуть. Ди Вижен, вы узнали, кто был тем монахом, с которым они разговаривали?

— Секретарь Великой Магистрессы Алесандр Орелли узнал его. Это Виктор Сандини, старший послушник Ордена Мудрости. За ним уже послано.

Глава 4. Арестанты

Капитан городской стражи Южных Ворот Тевенен Мальори нервничал. Обычно он преспокойно отлёживался в постели целый день, ребята без его участия разбиралась с потоком людей, а он всего лишь носил рапорты полковнику Рафаэлю Клево — начальнику городской стражи. Сегодня же его вытащили из кровати — она была поставлена в надвратном помещении специально для нужд старого ветерана, коим являлся капитан — и послали на особо опасное задание. Он во главе многочисленного отряда, состоящего из стражников, ведунов и бойцов Ордена Карающих, обязан задержать некоего Виктора Сандини, старшего послушника Ордена Мудрости. Дело имело большую важность, простого сержанта не пошлёшь, и выбор полковника пал на престарелого сонного вояку давно прошедших войн. Тревога повисла в воздухе Лавраца; поговаривали, что-то плохое стряслось с Башней Святого Ведовства, по городу сновали усиленные патрули стражи, торговки шептались об ужасных событиях утра.

Старый костлявый капитан, пригретый весенним солнышком, беспокойно дремал в седле дряхлой вороной клячи. Его разбудило чьё-то грубое прикосновение.

— Ах, да, да, слушаю, — зевнул капитан, продирая глаза.

— Господин капитан, мы его нашли, — негромко проговорил стражник, оглядываясь на громаду жилого комплекса послушников.

— Нашли? — строго переспросил Мальори, принимая бравый вид. — Отлично! Очень хорошо! — он нахмурился, наклонил седую голову к стражнику и тихо спросил: — А, собственно, кого нашли, сержант?

— Как кого? — удивился страж порядка. — Виктора Сандини, ренегата.

— А! Да, да, да, да, — вспомнил капитан. — И где он?

— В своей келье дрыхнет, господин капитан!

— Очень, очень хорошо! Будем брать живым! Возьми людей понадёжнее, сержант, и схватите его!

— Капитан! — возмущённым тоном прервал молодой мужчина в голубой атласной мантии Башни Небесного Ведовства. На груди его поблёскивал медальон мастера Ордена Мудрости — золотой крест с топазом в центре. Узкое лицо обрамляла чёрная бородка. Сидя в седле гнедой лошадки, он держал руку на посохе с пирамидальным навершием. — Вы, вероятно, забыли, насколько опасным может быть этот человек, если он замешан в делах тьмы! Нельзя рисковать! Пошлите первыми ловцов нечисти; они, в отличие от вас и ваших людей, знают, как обращаться с подобными ему сущностями. В случае чего я подстрахую.

— А ты, собственно, кто такой, сынок? — сдвинул кустистые брови Мальори. — Что-то я тебя не припоминаю. Ты ходил со мной в Поход Чести?

— Капитан! Я, если забыли, секретарь Великой Магистрессы Алесандр Орелли, мастер ведовства! — высокомерно ответил мужчина в мантии. — Задержание члена Ордена Мудрости, хоть и, полагаю, бывшего, требует соблюдения определённых предосторожностей, неизвестных простому стражнику. А Поход Чести закончился сорок лет назад, и ваши суждения относительно моего в нём участия наталкивают меня, человека ещё молодого, но с отличием закончившего обучение, на мысль о несостоятельности вашего рассудка оперировать простейшими...

Капитан переменился в лице. Он покраснел, как варёный рак, потом стал бурым, проступили непонятного цвета пятна, испугав стоявших поблизости стражников. В конце концов, он схватился за клюку, успешно заменявшую ему меч, и треснул ею по лбу заносчивого ведуна. Тот без чувств свалился с коня, хлюпнувшись в случившуюся сточную канаву.

Капитан осанисто нахохлился, с чувством выполненного долга любуясь полоскающимся в грязевой жиже роскошным голубым одеянием мастера.

— Вы ответите за неуважение к ведунам Ордена Мудрости! — раздался придушенный возглас младшего послушника, сопровождавшего секретаря Магистрессы.

— А? Что? — не расслышал, к счастью для послушника, капитан. — Кто-нибудь, уберите его оттуда и приведите в приличествующий мастеру ведовства вид.

Трое стражников потащили бесчувственное тело к колодцу.

Солнечные лучи щекотали затылок, и казалось, короткие волосы на нём шевелятся. Капитан Мальори улыбнулся доброму светилу и задремал.

Шумел прибой. Громко шумел, оглушительно. От грохота закладывало уши. Боль накатывала волнами, угрожая утопить в пучине мучений. Харя лысого толстяка-гиганта, словно выщербленная, усеянная ямками — следами от оспы. Толстые розовые губы растянуты в мстительной ухмылке. Невыносимо печёт солнце. До чего же плохо...

Виктор Сандини очнулся. Знакомые стены кельи, убогая меблировка, на столике одиноко лежит купленная накануне у подозрительных личностей книга, к стенке прислонён посох. Он распростёрт на лежанке, рука свешивается к полу, пальцы в чём-то мокром. Он поднёс кисть к носу, поморщился; жилище наполнял устойчивый запах перегара, у лежанки валялась опрокинутая бутыль с вином. Виктор привстал на локте. Сквозь дыры в изорванной, перепачканной рясе проглядывало голое тело. Суставы ломало, голова раскалывалась, будто вчерашний день был посвящён исключительно употреблению хмельных напитков, и сегодня наступила расплата. Вот потешился бы магистр ди Сави, усмотрев в поведении старшего послушника предрасположенность к почитанию бога Бухаиля. В таком облике хоть к Великой Магистрессе за снисхождением, хоть на паперть Собора Трёх искать новое жизненное занятие.

Великая Магистресса! Воспоминание о визите к Мудрейшей было подобно взрыву в трюме корабля, перевозящего пороховую смесь, только вместо разрываемой корабельной обшивки мозг Виктора. Десять часов! Он метнулся к окну, спотыкаясь; ноги отказывались слушаться, поддетая стопой винная бутыль, грохоча по полу, откатилась к стене.

Солнце высоко. Слишком высоко для десяти часов утра. Полдень? Похоже на то. Демоны и преисподняя! Он опоздал, тем самым проявил неуважение, нет, больше, — пренебрежение к вызову Великой Магистрессы.

Он пропал. Окончательно. Старший послушник, значит? Какой ты после такого старший послушник? Без рекомендации Мудрейшей тебя даже на паперть лаврасского собора не возьмут, братишка! Пойдёшь искать лучшей доли на чужбине, устроишься чернорабочим в портовом городе, благо, там рабочие руки всегда нужны. В лучшем случае. О худшем думать не хотелось — бывших ведунов, как известно, не бывает. Придётся драпать от Ордена Карающих, искоренителей ереси и истребителей нечисти. Говорят, хоббиты в своей Республике очень нуждаются в чародеях, людей привечают.

Не раскисать! — приказал себе Виктор. Ещё неизвестно, как отреагирует Мудрейшая. Плохого он ей ничего не сделал, опоздал по уважительной причине — дрых по вине треклятых мошенников-циркачей, опоивших его хмельным сонным зельем, так что всё будет в порядке. Необходимо срочно увидеться с руководящим составом Ордена, убедить их в правдивости показаний. Хорошо, его никто не видел спящим в келье, а то выглядело бы это, мягко говоря, нехорошо. Надо бежать к Наставнику Андрэ, объяснять ситуацию, и бежать именно в потрёпанном виде, чтобы предоставить наочное доказательство собственной невиновности. Нет, надо хотя бы умыться.

Столик, внутри должен быть Камень Мысленной Связи — артефакт, использующийся в телепатических переговорах. С его помощью послушник, не обучившийся пока в достаточной степени телепатии, может связаться с другими членами Ордена Мудрости. Простой камешек, точь-в-точь речной окатыш. Куда он подевался, демоны побери, прости боги! Куда запропастились вещи из столика включая старенькую залатанную рясу и медяки на пропитание? Пусто, шаром покати! Виктор бросился к тайнику, где хранил скромные сбережения — десять золотых, нажитых непосильным трудом в лабораториях, мастерских Башни Небесного Ведовства и в долгих походах (вернее, всего в одном). Отодвинул лежанку, вскрыв выдолбленную в каменной стене нишу. Ничего. Совершенно пустая внутренность тайника зияла раскрытой пастью голодного чудовища.

Обокрали! Творец, святые заступники, помогите вынести испытание, укрепите телесно и духовно! Столько напастей в один день!

Виктор сел на холоднющий каменный пол, обхватил голову ладонями и устремил взгляд под лежанку, в скопившийся там пыльный полумрак.

Пропало, всё пропало! Деньги, место в Ордене Мудрости, доброе имя. Насмешкой торчит из купленной книги долговая расписка.

Это, с одной стороны, даже хорошо. Значит, его больше ничего не держит в Лавраце, ему нечего терять, он свободен как ветер. Жены, детей нет, работы нет, никому не служит, никому ничего не обязан. Не жизнь — мечта идиота. Ещё бы золотых руфориев тысчонки три-четыре.

С другой стороны, ничего хорошего в теперешнем положении нет. На утреннюю церковную службу он не заявился, это раз. До полудня беспробудно спал в пьяном виде, это два. К Великой Магистрессе не изволил прийти, это три. Потом всплывут его ночные похождения, порочащие связи с женщинами, увлечение запрещённой литературой. Что из всего этого следует? Исключение из Ордена с дальнейшим расследованием, обвинением в чернокнижии, ереси, прелюбодействе (Творец Всемогущий, не было же такого!) и возможность поджариться на разложенном фанатиками костре. И не докажешь ты своей невиновности, грешник, даже не мечтай! Приди с повинной в резиденцию Ордена Карающих, покайся, испроси прощения у Матери Церкви, у Магистериума Ордена Мудрости, да ступай в отшельники. Если разрешат, конечно. Ведь могут и не разрешить, послать на очищение пламенем. Или можно пойти в армию, устроиться в наёмничий полк Сорвиголов — туда, ходят слухи, всех без разбору принимают. Правда, тяжеловато с непривычки мечом махать.

Что делать? Для начала, возьми себя в руки, братишка. Не получается? Примени решительные методы успокоения. Виктор отвесил себе оплеуху, от которой едва не свалился на пол. Успокоился? Отлично! Теперь вставай, умойся и иди искать Наставника Андрэ, поставить его в известность о сегодняшних приключениях будет полезно.

Эх, найти бы проклятых циркачей! Тогда бы ситуация прояснилась, и его признали невиновным.

Виктор неровным шагом вышел из кельи, слегка удивившись присутствию большого количества стражи на улице, и направился к колодцу, у коего несколько стражников возились с мастером-ведуном среднего ранга, мокрым и грязным, пребывающим в бессознательном состоянии. Кого-то он напоминал. Виктор, опасливо косясь на странную компанию, встал в сторонке — ведро было занято. Стражник окатил бесчувственного ведуна ледяной водичкой, частично смыв грязь со смуглого лица, и тот, подскочив от неожиданности, смачно выругался. Он испуганно зыркнул на Виктора и закричал, тыча в него пальцем:

— Он! Это он! Хватайте его!

Так бесцеремонно тыкать пальцем мог лишь один человек в Лавраце: Алесандр Орелли. К чему бы он здесь со стражей и отрядом ловцов нечисти Ордена Карающих?

Капитан Мальори мирно почивал в седле верного скакуна, гарцевавшего под ним ещё в те незапамятные времена, когда трава была зеленее, небо голубее, а женщины красивее и моложе.

— Господин капитан, ведун-ренегат вышел из дома, — разбудил его сержант, дотронувшись до ноги.

— А? Что? Какой ренегат? Где ренегат? — спросонья не уразумел Мальори.

— Вон он, проклятый, — кивнул на молодого человека в рваной рясе стражник. — Никак, по воду вышел, гад! Пить ему захотелось!

Капитан пригляделся. Видок у ренегата впрямь не очень; наверное, именно такой и должен быть у отринувшего святое учение подлеца. Почему подлеца? Потому что все ренегаты подлецы!

— Сержант, а скажи-ка мне, что нам до сего мрачного типа в рванине? — осведомился Мальори. Сержант тотчас ответил:

— Так ведь мы посланы его задержать и доставить в городскую темницу, господин капитан!

— Да? Ну, тогда понятно. Почему же вы его не задерживаете?

— Ждём приказа, господин капитан.

— Чьего приказа, сержант? — Мальори повертел сухощавой головой, выискивая персону, командующую задержанием.

— Ну, так, вашего приказа, господин капитан, — растерялся стражник.

Тут завопил пришедший в себя у колодца мастер ведовства, и всё стало на свои места. Враг впереди!

— Ах да! Верно! — спохватился Мальори, выхватил клюку и скомандовал: — В атаку! За короля, за королевство!

Вооружённые глефами стражники двинулись на ренегата мерным строевым шагом. Уверенные, большей частью бывалые воины, они не видели в нём особой опасности.

Виктор на самом деле не представлял для них угрозы. Приводившие в порядок ведуна стражники у колодца, заслышав приказ командира, схватились за оружие и буквально припёрли Виктора к стенке. Поражённый числом отправленных на его поимку войск, он пролепетал:

— Так вы за мной?! Так скоро...

Ноги его подкосились, и он бы, несомненно, упал, если бы не ловцы нечисти, прижавшие его к стене железными ухватами — орудиями наподобие крестьянских рогачей, коими вытаскивают горшки из печи. Один сдавил шею Виктора, остальные обездвижили конечности. Двое ловцов приволокли толстенную цепь из сплава железа и серебра и тесно заковали Виктора, в результате чего он еле дышал и не мог пошевелиться.

— Ты, рекомый Виктором Сандини, арестован по обвинению в сочувствии еретическим настроениям и подлежишь взятию под стражу до выяснения причастности к распространению еретического учения и прочим богопротивным делам! — возвестил секретарь Великой Магистрессы.

— Я ни в чём не виноват! — пропищал Виктор; сказать нормальным голосом ему не давали тяжёлые цепи, стягивавшие грудь.

Надо признать, ловцы нечисти знали своё дело и к аресту предполагаемого отступника отнеслись со всей возможной серьёзностью, соблюдая необходимые меры предосторожности. Ему завязали глаза, чтобы он не смог никого сглазить, и заткнули рот тряпичным кляпом, чтобы никого не проклял, заключили в сколоченный из массивных брусков деревянный ящик, дополнительно укреплённый бронзовыми и железными листами и полосами. Ящик был без отверстий, поверхность исписана охранными молитвами, священными символами. Его взвалили на телегу, запряжённую конём-тяжеловозом, и повезли на окраину Лавраца.

Крытая повозка остановилась в узком переулке, в тени растущих у дороги деревьев и трёхэтажных домов. Любопытствующий прохожий, найдись таковой поблизости, наверняка поинтересовался бы у хозяина повозки, как он втиснул её между зданиями. Однако, пока у повозки высился весьма упитанный лысый гигант в лиловых шароварах, прохожие обходили её десятой дорогой.

На козлах, как и прежде, сидели горбун и карлик в пёстрой одежде.

— Как думаешь, что случилось с Башней Святого Ведовства, Шиок? — спросил Аполли, изучая взором местность.

— Демон его знает, хозяин, — ответил карлик. — Скажу лишь, что похожий зелёный свет я видал на Гнилых Болотах, поглотивших древние города эльфов. Там, среди топей, торчат развалины, населённые призраками. По слухам, проклятые места, туда боятся заходить даже тролли. Впрочем, зачем я вам рассказываю то, что вы сами видели и знаете?

— Одна голова хорошо, а две лучше. Ты сказал тогда, у Башни, что воняет смертью. Как считаешь, какая магия здесь задействована, мой маленький дружок?

— Трудно определить, хозяин. По-моему, злое волшебство сродни магии Гнилых Болот. Жуткая вещь, хозяин. — Карлик осклабился, в крошечных чёрных глазках заплясали огоньки. — Когда-то я брался исследовать болота, но ничего, кроме сильнейших эманаций смерти и боли, не нашёл. Там погибали эльфы, хозяин, сотни эльфов. Они погибали в страшных муках, выделяли много злой силы. Сила поселилась в болотах, вода впитала её и превратилась в мёртвую. Знаете, хозяин, я наткнулся там на стольких интересных существ, — цокнул языком карлик. Ему, по всей вероятности, очень нравилось то, о чём он рассказывал.

— Э, ты потише, маньяк доморощенный, — приструнил его горбун, — соблюдай приличия, не у себя дома. — Аполли потёр затёкшие ноги. Шиок молчал, злобно улыбаясь чему-то своему. — Невесёлый ты, мой маленький друг, скучно с тобой; не пошутишь, не скажешь чего приятного.

— Я весёлый, — возразил карлик. — И вещи говорю приятные. Для меня приятные, хозяин.

— Всегда считал — чрезмерное образование портит разумных существ, — сказал Аполли. — Вот взять одного моего знакомого. Хороший мужик был, добрый, отзывчивый. Потом поступил на священника в семинарию, читать научился, писать. Перечитал Святое Письмо и — что бы вы думали? — нашёл в нём ошибки и противоречия! Беднягу сожгли, стоило ему рот открыть. А ведь он так хотел быть учёным, вступить в Орден Мудрости, дабы изучать причины святых чудес и волшбы бесовской! Вот тебе и приятные вещи, Шиок.

— Ну, я ведь не рассуждаю о правоте Святого Писания на каждом углу, хозяин, — парировал карлик. — Прошу вас, давайте поговорим о чём-нибудь другом. Например, об усиленных патрулях городской стражи.

— Штража шовшем оборжела, проходу не даёт, — встрял в разговор Бегемот. — Ох, боюшь, повяжут наш, ш боем прорыватьшя придётшя.

— Вынужден признать твою правоту, дорогой Бегемотик, — согласился Аполли. — Ситуация сложилась и впрямь неблагоприятная, потому предлагаю план ухода от патруля, если нас заметят. Ввязываться в драку нам нельзя, за нами вся местная стража гоняться будет, объявят в государственный розыск, чего доброго. План такой: вы убегаете, меняете одежду, чтобы вас не узнали, и встречаетесь у гостиницы "Приют странника" недалеко от местной резиденции Карающих. Где резиденция знаете, не знаете, у людей спросите. Там сидите, меня ждёте до заката. А я, пока вы смываетесь, заговариваю зубы страже. Не будет меня до заката, значит, не свезло мне, и сижу я в темнице сырой, средь крыс и других тварюшек. Понятно? И вообще, надо избавляться от повозки, слишком приметные мы с ней.

— А чего делать, ешли тебя поймают?

— Тихо!!!

Из-за угла неторопливо, с присущей стражам закона важностью выползала гусеница патруля. С дюжину уставших стражников в лёгких доспехах несли на плечах глефы, на поясе у каждого висело по короткому мечу. Командовал отрядом средних лет поджарый сержант — удивительное явление для Лавраца, в командном составе стражи которого состояли почти сплошь грузные люди.

— Серьёзно они вырядились, — шепнул карлик. — Прям на войну собрались.

Сержант бодро осматривал улицу. Стражники плелись за ним с кислыми минами, пот градом катился из-под начищенных до блеска круглых шлемов. Взгляд сержанта, скользящий вдоль домов, остановился на гиганте в лиловых шароварах; его трудно было не заметить. Затаившуюся в тени повозку он ещё не разглядел, чем не преминул воспользоваться горбун.

— Шиок, бери лохматиков и Берка и дуйте в переулки. Не забудьте пожитки. Встретитесь у гостиницы, — скомандовал он. — Бегемот, на месте. Сматывайся по моему сигналу. Да, и сделай лицо попроще, а то стражники перепугаются и начнут упражняться в фехтовании раньше времени.

Карлик, не сказав ни слова, полез в повозку. Послышался скулёж пса, не желающего покидать полюбившееся место.

Патруль приближался. Опасность пробудила бравый дух у стражников, они приободрились. Бравада была показной; в глубине их глаз ледяной глыбой ворочался страх. Некоторые сняли с плеч оружие; побелевшие костяшки пальцев, стискивавших древко, выдавали их волнение. Храбрящийся сержант встал напротив застывшего статуей исполина, невзначай коснувшись его кушака лезвием глефы. Скрестив на груди ручищи, великан продолжал невозмутимо взирать на стражу.

— Имя, место жительства, род деятельности, — потребовал сержант надтреснутым голосом.

Бегемот смотрел на него сверху вниз, как на копошащееся у ног насекомое. Он выпятил нижнюю челюсть, надул щёки и чуть сморщил грушеподобный нос. Безмерное презрение придавало ему несколько комичный вид в глазах Аполли, но стражникам он отнюдь не казался смешным.

— Господин стражник, не трогайте моего племянника, пожалуйста! — подал голос из-за спины великана горбун. — Он с рождения умственно отсталый, его обидеть — что ребёнка. Прошу, не наставляйте на него оружие, он может испугаться!

— Испугаться? — изумился сержант. Бегемот повернул недовольно скривившуюся физиономию к Аполли, словно хотел сказать: "Как ты меня назвал?" Стражник тем временем зашел сбоку, обнаружив горбуна. — Кто, что везёшь, откуда?

— Называйте меня Аполли, господин сержант, я торговец. Вожу всякое разное по городам нашего славного королевства, приехал с Востока. Путешествую, как вы успели заметить, со своим племянником в надежде исцелить его недуги.

— Что за недуги?

— Слабоумие и обжорство, господин сержант. Мы добрые люди, племянник так вообще душка. Миленький, улыбнись!

Плямкнув губами, Бегемот нехотя улыбнулся, изобразив совершенно идиотское выражение лица. У него это, надо сказать, вышло очень правдоподобно, даже талантливо. Прорехи в зубном ряду делали его улыбку по-детски непосредственной и незабываемой. Ошеломлённый стражник отшатнулся, покрепче сжав древко глефы.

— Гы, гы, гы! — рассмеялся гигантский "душка", добавляя образу убедительности.

— Вот видите, добрейшее существо на свете, господин сержант! Хороший, хороший мальчик! — погладил горбун великана по лысой макушке. — Хочешь сладостей, маленький? Подожди, скоро доберёмся до постоялого двора, куплю тебе конфет.

Сержант отступил на пару шагов, и Бегемот повернулся к Аполли. Рожа его была злющей до колик в животе, настоящим ликом демона из преисподней. Кровожадно вращая зрачками, "добрейшее существо" прошипело:

— Гнида ты, Аполли, а не мой дядя!

— Почему одежда у него странная? — не отставал стражник.

— Моему мальчику нравятся яркие цвета, они его успокаивают, — терпеливо пояснял горбун. — Знаете ли, после смерти обоих родителей он совсем голову потерял. Что с родителями стало? Их зарезали разбойники на глазах бедного мальчика, а над ним хотели поиздеваться противоестественным способом.

— Противоестественным способом? — поднял бровь стражник. — Как это?

— Вам, пожалуй, лучше и не знать, господин сержант. Так вот, с него штаны сняли красивые, лиловые, точно такие, в каких сейчас ходит, и он тогда день-деньской гонялся за грабителями по лесу, пытаясь вернуть важнейший элемент одежды. Потом вышел к деревне, где разбойники жили, и гонялся уже за мирными жителями. В общем, кончилась заваруха кучей мертвецов и нервным расстройством малыша. Штаны он отобрал, успокоился, и с тех пор носит только одежду ярких цветов.

— Ма-ма! Па-па! — захныкал Бегемот.

— Ну-ну, не плачь, мой маленький, — горбун ласково похлопал великана по спине. — Они с небес смотрят на тебя и, — Аполли вполне натурально всхлипнул, — и радуются, малыш!

— Какой товар? — положил конец трогательной сцене стражник.

— Да так, лекарства, нитки, иголки всякие.

— Стража! Обыскать повозку! — скомандовал сержант.

— Зачем? Почему? — опешил горбун. — Мы расторговались, сейчас у нас ничего нет, не тратьте ваше драгоценное время! Господин сержант, может быть, договоримся?

Стражники сноровисто заскочили в повозку, оттуда полетело тряпьё.

— Книги! Здесь книги! — крикнули из повозки. — И пузырьки, и порошок!

— Мы не договоримся. Вы задержаны, — отчеканил сержант.

Бегемот взревел, шваркнул несговорчивого сержанта о стену и, не дожидаясь сигнала горбуна, побежал. Трое стражников на его пути то ли оцепенели от страха, то ли решили прикинуться посторонними людьми и просто наблюдать за побегом здоровяка. Они замерли с вытянутыми лицами и опущенными глефами, что было в корне неправильно. Бегущая туша гиганта сбила их с ног и помчалась по улице, норовя свернуть в переулок.

— Беги, малыш, беги! — запоздало крикнул горбун.

Самые смелые бросились в погоню, но великан уже скрылся в запутанном лабиринте переулков.

Давид Адами стоял у окна и смотрел сквозь прутья решётки на синее безоблачное небо. Сложив руки за спиной, он теребил красивую ленточку с вышитыми золотой нитью словами. По прищуренным глазам нельзя было догадаться, о чём он думает.

Годы общения с людьми научили святого охотника скрывать эмоции за непроницаемой маской уверенности, да и стальные нервы никогда не подводили, потому он казался окружающим хладнокровным специалистом, не ведающим поражений, однако сейчас предательски подёргивалась щека, свидетельствуя о высшей степени взволнованности. В придачу ужасно чесался нос, по которому проехалась шелушившаяся пятка беглого отшельника. Её тошнотворный запах преследовал Давида повсюду, даже промывание с последующим вдыханием ароматов курительных смол не помогло, а к помощи ведунов он прибегать не желал. Адами поминутно испытывал приступы тошноты, не мог есть и часто чихал. Главное неудобство, причиняемое болезненным состоянием, заключалось в сбивании святого охотника с мысли во время напряжённых размышлений о событиях, произошедших в Лавраце. Засевшая в носу вонь постоянно возвращала его к трагической судьбе отшельника, и Давид еле сдерживался, дабы не нарушить заповедь Пророка, гласившую: о мёртвых или хорошо, или ничего.

Адами был лично знаком с большинством отшельников Виталийского королевства, в том числе с человеком по имени Эстебан Вернье. У святого охотника сложилось о нём хорошее впечатление, он характеризовал его как честного, горячо верующего сына Церкви, не лишённого некоторой изобретательности; не всякий додумается поселиться в дупле и жить за счёт сбора ягод, грибов, орехов и беличьих шкурок. Отшельник не только делал припасы на зиму, он нанимал крестьян для продажи припасов в городе, вырученные деньги пересылал семье, состоявшей из жены и девятерых детей. Из-за отшельничества главы семейства их не облагали налогом, и мать открыла собственную мануфактуру по производству церковных свечек. Милая женщина, Давид с ней как-то встречался, составляя дела на всех анахоретов королевства. К тому же, предприимчивый отшельник поддерживал материально четырёх своих бывших любовниц с их детьми. Как видно, дело отшельника процветало.

В тот день Адами решил навестить Эстебана Вернье по причине планового обхода королевских земель. Он застал выжженный дотла лес, расщеплённый молнией обгоревший дуб посреди пепелища и обугленные останки человека в чудом уцелевшем дупле. Признав в мертвеце отшельника, он похоронил его под дубом за счёт деревни и, не предполагая ничего подозрительного, поехал в Лаврац известить местное руководство о смерти святого человека. Тут-то и начались невероятные приключения святого охотника.

Более всего смущала Давида зеркальная схожесть беглеца и Эстебана Вернье: то же лицо, та же фигура, тот же голос. А был ли отшельник в дупле? Либо он неизвестно как избежал смерти и попал в город? Кого, в таком случае, нашли в дубе?

Куда загадочней казалось происшествие в Башне Святого Ведовства. Странный отшельник забегает в здание, оно сразу же начинает странно светиться, внутри происходят странные вещи. Кстати, ведуны, эти всезнайки, призванные изучать чудеса и вражескую магию, не дают однозначного ответа, чем являлось зелёное свечение. Неведомое вещество, слизью сошедшее со стен здания, вызвало недоумение на надменных, едва не трескающихся от осознания собственной важности рожах. Ведуны мололи всякую чушь о природе ведовства, колдовства, чародейства, магии, делали многозначительные паузы, производящие впечатление на непосвящённых, намекая, что им-то всё известно, однако, разве ж их кто поймёт? На самом деле они проявили полнейшую некомпетентность в интересующем святого охотника вопросе.

Как только сошла зелёная слизь, Давид проник в Башню Святого Ведовства. Когда-то оживлённая и шумная, теперь она стала местом смерти для сотен членов Ордена Мудрости. Бросались в глаза почерневшие, закопчённые внутренности, носящийся в воздухе запах гари и пепел, покрывавший пол толстым слоем. На первом этаже башни бушевал пожар. Мысль о нём подтверждало множество трупов, обезображенных пламенем. Очевидно, пожар был коротким и сильным. Оставалось загадкой, почему огонь пощадил восемь верхних этажей. Определённо, и отшельник, жаждавший встречи с магистром ди Сави, и пожар, уничтоживший первый этаж башни, и свечение связаны. Что общего у Эстебана Вернье и Вальдена ди Сави, магистра Башни Святого Ведовства?

В здании произошла катастрофа. Отличались от других трупов два тела, нанизанные на металлическую трубу. Оба тела носили следы нешуточной борьбы, в одном из них лишь по золотому кресту, изукрашенному самоцветами, опознали магистра. В кабинете преподобного замечены следы ритуального употребления хмельных напитков. Не удивительно, учитывая поклонение ди Сави богу Бухаилю. Особо заинтересовали Давида две вещи: кучка пепла на ковре и красивая ленточка, какими перевязывают послания, адресованная магистру от Лазарии ди Шизо, настоятельницы Юрпрудского смешанного монастыря.

Святой охотник оглушительно чихнул. В дверь постучали, вошёл стражник.

— Ваша милость, ведун отступник успешно доставлен. При обыске кельи найдена старинная книга непонятного содержания на неизвестном языке, с картинками, долговая расписка и посох. Ещё поступили известия от патруля, ему удалось задержать подозрительного вида горбуна, соответствующего описанию соглядатаев. При обыске его повозки найдены книги на неизвестном языке, разноцветные порошки и пузырьки со снадобьями. Горбун называет их лекарствами. К сожалению, не удалось задержать человека в лиловых шароварах, бывшего с горбуном. Поиски продолжаются, основные дороги по вашему приказу перекрыты.

— Молодец, сержант. Приведите мне ведуна-отступника. Когда будет доставлен горбун, приведите его тоже. Да, и принесите мне изъятые при обыске вещи.

— Так точно.

Вскоре стражник вернулся с посохом, книгой и исписанным листом бумаги. Положив их на стол у окна, он удалился. Давид внимательно прочёл долговую расписку, полистал рассыпающуюся книгу. Наткнувшись на цветную картинку, святой охотник узнал в изображённом трёхголовом ящере демона Горяка, грозу гномов Сканбрии прошлого тысячелетия. Непростая книжонка попалась, по демонологии. Она могла быть как справочником по ведовской демонологии, так и практическим руководством по вызыванию демонов, её наличие у старшего послушника на дому не поощрялось и являлось нарушением орденского Устава, что, в свою очередь, послужит поводом к обвинению в расхищении орденской собственности и, учитывая характер книги, в чернокнижии. Посох Давида ничем не заинтересовал.

Адами взял со стола личное дело Виктора Сандини, прочитал первые строки. Что мы имеем? 24 года, родился в посёлке под названием Малый Верг, прилежно учился, подавал большие надежды, направлен по указанию Великой Магистрессы Ордена на соискание ранга мастера ведовства. Неплохая ему карьера светила, судя по всему. Тематика исследований: чёрная магия. Так вот откуда ноги растут! Святой охотник знавал многих еретиков и чернокнижников, вкусивших запретный плод именно в Ордене Мудрости, изучая природу чёрной магии. Итак, далее. Наставник: Андрэ ди Луссе, мастер ведовства. Сандини, исходя из данной Наставником характеристики, человек большей частью уравновешенный, иногда злобный, подвержен длительной хандре. Умело скрывает недостатки. Беспощаден к врагам Всеотца. Любопытная личность, подумал Давид, довольно образованная, допрос обещает быть интересным.

Слишком много странностей в один день: воскресший отшельник, уничтожение целого подразделения Ордена Мудрости, появление в Лавраце циркачей, ведун-ренегат. Новое дело походило на клубок ядовитых гадов, который святому охотнику предстояло распутать.

Виктор сидел в крайне неудобном положении на дне ящика. До того он не подозревал о существовании цепей столь тяжёлых, что закованный в них человек способен задохнуться под их весом. Положение усугублял тряпичный кляп, мешающий дышать. Абсолютная тьма, населённая жуткими чудовищами, пролегла между реальным миром и сознанием Виктора. Как ни удивительно, она успокаивала его, дарила мимолётное забвение, он растворялся в ней, словно в безбрежном океане. Чудовища, совсем не страшные, казались стражами его спокойствия. Отвлекала тряска едущей телеги, единственное свидетельство существования жестокой действительности.

В один прекрасный миг тряска прекратилась. Телега остановилась, послышались приглушённые голоса стражников. Они снимали замки с ящика, отпирали запоры, выдёргивали раздвоенными ломами гвозди, крепившие крышку. Внутрь ворвался вихрь новых, громких звуков. Виктор разобрал тихие молитвы монахов, отрывистые команды и громкую ругань стражи на фоне шумной улицы. Извозчик погонял лошадей, о своём разговаривали прохожие, наверняка косящиеся на диковинный ящик.

Виктора извлекли наружу, грубо подхватив под руки, бросили на брусчатку и куда-то потащили. Он пересчитал рёбрами ступени лестницы — семь крутых ступенек, очень твёрдых.

Весь день выдался сегодня сплошной чередой неприятных моментов. Лязг железа сопровождал бывшего послушника, пока его тащили по длинному коридору.

"О Всеотец, когда этот кошмар закончится?"

Кончился он внезапно. Виктора освободили от цепей, сняли кляп и повязку с глаз, усадив на колченогий стул и привязав к спинке верёвкой. Он оказался в небольшой комнатке с дощатым полом, голыми каменными стенами и низким потолком. Напротив, присев на краешек крепко сколоченного стола, находился высокий мужчина в строгой чёрной одежде. Деталей не видел; солнце из прорубленного под потолком окошка светило в глаза.

— Вам удобно? — поинтересовался человек в чёрном.

— Да, благодарю, — слабо отозвался Виктор. Его собеседник чихнул, обдав узника брызгами, поспешно достал платок и утёр нос. — Будьте здоровы.

— Спасибо, — кивнул мужчина.

"Учтивый еретик", — подумалось святому охотнику. Он отвернулся, вдоволь почесал нос и с ужасом обнаружил, что его кожа шелушится. Таки подхватил заразу от гадского отшельника! Кто его знает, куда отшельник вступал своей поганой пяткой?! Ладно, придётся обратиться к лекарю, тут уж ничего не поделаешь. Мысленно отгородившись от возникшей проблемы, он обернулся к ведуну-ренегату.

— Вас зовут Виктор Сандини?

— Да, господин.

— Моё имя Давид Адами, я веду ваше дело. Слышали обо мне?

Святой охотник давно отметил, что собеседники становятся намного сговорчивей, когда узнают, кто перед ними. Ведун-ренегат сразу занервничал, отвёл взгляд.

— Да, конечно, — дрожащим голосом ответил он.

— В таком случае вы должны осознавать, в какую скверную историю попали, Виктор. Вы знаете, о чём я говорю? — арестант понуро кивнул. Совсем пал духом парень. — Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Расскажите всё, что вам известно, и я позабочусь о том, чтобы вам было максимально удобно в условиях заключения.

Адами подразумевал, естественно, послабление режима, возможность питаться казёнными харчами и, в конце концов, милосердное удушение перед сожжением на костре. В вине бывшего послушника он не сомневался; ещё никто не уходил от святого охотника живым.

Он снова чихнул. Носового платка из рук Адами более не выпускал.

— Я невиновен! — воскликнул Виктор. — Меня опоили сонным зельем, ограбили, избили! Виноваты циркачи! Я очень хотел прийти к Великой Магистрессе вовремя!

— При чем здесь Великая Магистресса? Не бойтесь, рассказывайте, я защищу вас от её чар. Она спланировала убийство магистра ди Сави?

— Уб-бийство м-магистра? — заикаясь, произнёс Виктор. — Вальден ди Сави м-мёртв?

— Да, мёртв. И с ним около полутора сотен ведунов, находившихся в Башне Святого Ведовства. Вижу, вы боитесь, и понимаю ваши опасения. Магистресса сильна и влиятельна, но, уверяю, я сумею защитить вас. Вы раскаиваетесь в совершённых преступлениях, преступных намерениях и невольных действиях, направленных на подрыв светской и церковной власти? Можете говорить совершенно свободно, как на исповеди, ведь я в некотором роде священник и уполномочен исповедовать слуг нечистого. А-апчхи!

— Нет! — Виктор дёрнулся, порываясь встать. — Я ничего не знаю об убийстве преподобного! Я только знаю, что циркачи спрашивали у меня, как его найти! Потом они опоили меня, избили и заставили купить книжку! Они привели меня домой, и больше я ничего не помню!

Святой охотник будто не замечал нервного поведения собеседника. Он, сморкаясь, в задумчивости переворачивал листы древнего фолианта.

— Это ваша книга, Виктор? — спросил он как бы между прочим. Ведун-отступник вперил в том тяжёлый взгляд. — Ваша, спрашиваю? — в тоне Адами прорезалась сталь.

— Меня заставили её купить!

— Ваша или нет?

Виктор опустил голову.

— Да, — еле слышно сказал он.

— Присутствие данной книги в вашем жилище грозит вам костром. Полагаю, не стоит упоминать об иных грехах. Назовите ваших сообщников, и вам полегчает. А-а-апчхи!

— Я вам сказал, что знал, господин Адами. Всё равно мне конец. Найдите циркачей, надеюсь, они скажут вам больше моего.

Фолиант грохнул о стол. Святой охотник обошёл вокруг Виктора, словно волк вокруг загнанного лося, выискивая уязвимые места. Бывший послушник упрямо молчал.

Раздавшийся стук обрушил тишину.

— Ваша милость?

Давид вышел в коридор, плотно прикрыв дверь.

— Ваша милость, горбуна привели, — доложил стражник.

— Отлично! Ведите ко мне. Апчхи!

Адами неслышно вернулся в комнату. Ведун-отступник угрюмо ковырял носком прохудившегося башмака половую доску. Пока никто не видел, святой охотник принялся расчёсывать шелушащийся нос, получая несказанное удовольствие. О боги, до чего хорошо! Открывающаяся дверь толкнула его в спину, он чуть не упал на сидящего узника.

— Горбун Аполли, ваша милость! — выпалил конвоир.

Виктор вздрогнул, попытался обернуться.

Ввели горбуна со связанными руками. Он встал поодаль от ведуна-отступника, спиной к окну. Внешность его поразила святого охотника. Приземистый, крепко сбитый, с вечной ухмылкой до ушей. Горбун проделал элегантный полупоклон, оказывая дань уважения присутствующим в комнате.

— Моё почтение, господа! — поздоровался он. — Вы, должно быть, Давид Адами, знаменитый святой охотник? Рад знакомству, многоуважаемый Адами! Наслышан о ваших подвигах, наслышан. И вы здесь, дорогой Виктор! Воистину, неисповедимы пути Творца и детей его! Так о чём поведём речь?

— Ты! Ты во всём виноват!

Глаза Виктора заволокло алым, он попытался разорвать путы, врезавшиеся ему в плечи. Не достигнув желаемого, он попробовал достать ненавистного горбуна ногой, ради чего, криво выпроставшись, съехал с сидения. Верёвка скользнула по плечам вверх и впилась в его горло, зато освободились руки. Хрипящий, задыхающийся Виктор схватился за верёвку и получил удар ногой в живот. Он скорчился на полу, свалив стул. Давид поднёс к его лицу кинжал.

— Если вы обещаете вести себя достойно, Виктор, я перережу верёвку, — произнес он.

У ведуна, лицезреющего серый клинок длиной в добрый фут, начисто пропала охота размахивать ногами и чем-либо ещё. Он любезно принял предложение святого охотника, разрезанная верёвка спала, и он заново умостился на стуле.

— Я тоже рад вас видеть, дорогой Виктор! — засмеялся горбун. Смех его напоминал воронье карканье. — Как ваши дела?

Виктора передёрнуло от ярости.

— Ты ограбил меня, выродок! Из-за тебя я здесь! — вскричал он. — Господин Адами, он предводитель циркачей! Он всучил мне ту проклятую книгу! Он спрашивал, как найти магистра ди Сави!

— Ведун говорит правду, Аполли? Вы ограбили его? — тоном, замораживающим воду в южном море, спросил святой охотник.

— Ни в коем случае, многоуважаемый Адами! Дорогой Виктор ошибается! Разве он видел, кто его грабил? Нет, не видел. Его кто-то ограбил, а он обвиняет старого беззащитного калеку. Я, конечно, не хочу сказать о дорогом Викторе ничего дурного, и уверен, произошло недоразумение, однако, обвинение больного старика в преступлении, по-моему, не красит молодого человека высокого положения.

— Это ваша долговая расписка, Аполли? — Давид показал скомканный лист бумаги. — Вы вынудили Сандини купить у вас книгу?

— Недоразумение, многоуважаемый святой охотник, абсолютное недоразумение! Дорогой Виктор по доброй воле купил у меня книгу, притом избил до полусмерти моего любимого племянника!

— Сандини купил у вас эту книгу?

Горбун присмотрелся к фолианту в руках Адами.

— Та книга была поновее, многоуважаемый святой охотник, и цела-целёхонька. Называлась она "Поваренная книга монаха столпника" или что-то в таком роде.

Нос чесался невыносимо, Давид еле сдерживал себя. Он набрал воздуха, прерывая готовый вырваться из груди чих; треклятая болячка взяла верх, он мощно чихнул, затем чихнул пять раз подряд. Допрашивать арестантов становилось всё тяжелее.

— Вы, по-моему, нездоровы, многоуважаемый Адами, — заметил горбун. — Ежели господа стражники вернут мне моё имущество, я с удовольствием продам вам лекарство от простуды.

— Апчхи! Если вы не перестанете нести околесицу, клянусь жезлом богини — а-а-апчхи! — богини Мариэль, я убью вас!

— Сколько раз убеждаюсь — не делай людям добра, не получишь зла, — сокрушённо вздохнул горбун. — Чем я вас прогневил, многоуважаемый Адами? Заботой о вашем драгоценном здоровье?

— Зачем вам понадобился магистр Вальден ди Сави? — задал вопрос Давид, улучив момент между чихами. — Признавайтесь, кто в вашей шайке! У вас сговор с ведунами?

— О, да вам требуется лекарство не только от простуды, многоуважаемый Адами, — покачал головой горбун. — Советую обратиться к лекарю. Рекомендую одного хорошего специалиста, лечит кровопусканием. Дать его адрес?

Святой охотник закрыл нос платком и, выпучив глаза, двинулся к двери. Уходя, он назначил Аполли ночное свидание в пыточной, на что горбун загадочно ответил:

— Держу пари, ночью меня здесь уже не будет, многоуважаемый Адами.

Глава 5. Лечение и похороны

Доктор Гошье Хази обитал в двухэтажном домике в Квартале Лекарей; первый этаж занимала приёмная, где он пользовал больных; на втором были, как водится, спальня и столовая. По соседству расположилась похоронная контора, которой также владел доктор. Над входной дверью, снабжённой серым шнурком, была прибита броская вывеска весёленькой расцветки. Буквы из осколков цветного стекла соединялись в слова: "Доктор Гошье Хази: приём родов, кровопускание, организация похорон". Содержание вывески, в некотором роде философское, заставляющее задуматься о конечности жизни, сразу не пришлось по нраву Давиду. Доктора Хази посоветовали ему ещё в столице как отличного диагноста, практикующего прогрессивные методы лечения, но святой охотник четырежды почесал нос и дважды затылок, прежде чем потянул за шнурок вызова.

Где-то в доме раздался мелодичный звон, послышались быстрые шаги, и дверь открыла миловидная женщина средних лет в чистенькой косынке и заляпанном кровью переднике. В левой руке она держала мясницкий нож, в правой руке — молоток. Она вопросительно уставилась на неожиданного посетителя. Крупные алые капли стекали с лезвия и падали на паркетный пол.

— Добрый день. Я могу видеть доктора Гошье Хази?

Женщина оглядела Адами с ног до головы, взгляд её задержался на рукоятке пистолета, торчавшей из-за пояса, и эфесе меча.

— По какому вопросу? — промолвила она сухо.

— Мне необходимо лечение, — не менее холодно ответил Давид и чихнул, приложив к носу мокрый платок.

Мускул не дрогнул на бесстрастном лице женщины. Она была похожа на статую бога справедливости Маадиля. Нож с молотком и запачканный кровавыми пятнами передник дополняли сходство с неподкупным небожителем.

— Как о вас сообщить? — шевельнулись тонкие губы женщины.

— Давид Адами, святой охотник Церкви Пророка.

Женщина оторвала от посетителя цепкий взгляд и позвала:

— Господин Хази! К вам больной, назвался Давидом Адами, святым охотником. Будем лечить или пусть гуляет?

— Давид Адами? — донеслось из глубины дома. — Проведи его, Жозефина.

Женщина посторонилась, пропуская посетителя, заперла за ним дверь и жестом пригласила следовать за ней. Она привела его в залитую солнечным светом просторную комнату и вышла. У стены стоял ряд кривых табуреток, напротив них сидел в обитом чёрной кожей кресле худосочный неопрятный тип с тростью, в шерстяных штанах до середины голени и помятом камзоле неопределённого цвета, на котором недоставало медных пуговиц. Плохо причёсанный, постоянно чешущий ногу, он производил впечатление неряшливого холостяка, покинутого друзьями и прислугой. Взор бесцветных выразительных глаз рассеянно блуждал по святому охотнику, доставляя последнему некоторое неудобство.

— Вы доктор Хази? — поинтересовался Давид, чтобы удостовериться, не ошибся ли адресом.

Неприятные водянистые глаза остановились.

— Совершенно верно. Вас что-то беспокоит, насколько я понял. Красный нос, шелушащаяся кожа, сыпь. На лице воспаление. У вас чешется нос, верно?

— Да, вы правы. И я чихаю. Это сводит с ума, не знаю, что с этим поделать.

— Лучшее, что вы можете сделать — отрубить себе нос вашим мечом или отстрелить, — сказал доктор. — Справитесь и без меня.

— Пожалуй, я отстрелю нос вам, а заодно отрежу злой язык, чтобы не молол чепухи, — ровно, без эмоций проговорил Адами. — Вы что-то имеете против меня?

Доктор достал из кармана коробочку, извлёк белую крошечную пилюлю, раскусил, выворачивая шею. Наблюдать подобный приём лекарства было жутко, Давид всерьёз обеспокоился, не решил ли доктор покончить жизнь самоубийством таким необычным способом, как произвольное ломание шейных позвонков. Однако, Хази не рухнул замертво, чего в глубине души ожидал святой охотник, а выгнулся дугой, заскрипел остатками зубов и расслабился.

— Я пошутил, — сказал он безжизненным голосом. — Не примите на свой счёт, у меня специфический юмор.

— Ваша шутка оценена по достоинству, — угрюмо произнёс святой охотник. — От моего смеха дрожит ваш дом.

— А вы остряк, — заметил доктор. — Наверное, душа любой компании. Вы служащий Церкви, почему не обратились за помощью в храм Аксиила?

— Вы точно доктор Хази? По-моему, обязанность доктора лечить, а не допрашивать пациентов; допросы оставьте страже и Ордену Карающих.

— Простите мою назойливость. Вы правда пришли за лечением и ничем более?

— У вас проблемы, доктор? — в лоб спросил Адами; ему надоело играть словами, он чихнул.

— Уже нет. Покажите язык, будьте любезны.

Давид высунул язык. Лекарь потрогал его горькими пальцами, потянул, постучал по нему ногтем, затем попросил открыть рот пошире.

— Что скажете, доктор?

— Раздевайтесь, больной.

Хази послушал сердцебиение через трубку, надавливал в разных местах и спрашивал об ощущениях. Святой охотник честно отвечал, ничего не утаивая, и вскоре лекарь разрешил ему одеться, помыл руки в жестяном тазу. Вода в нём была мутной; не возникало сомнений, что экономный доктор использовал её неоднократно.

— Вы больны, — сообщил Хази равнодушно, — и не знаете, насколько основательно. У вас воспалены миндалины, гланды, язык, и ещё с десяток симптомов почти неизлечимых болезней. У вас есть деньги, чтобы заплатить за лечение?

— Есть. Сколько?

— Много, очень много. Вы смертельно больны грибком носоглотки — крайне редким заболеванием. Без квалифицированной помощи вам остаётся жить максимум два часа — налицо опухоль. Жозефина, подойдите сюда! — женщина явилась по первому зову, образец покорности и безмятежности. Молотка с ножом при ней не было, зато передник измазался алым пуще прежнего. — Знакомьтесь, Жозефина, моя экономка, подрабатывает помощницей. Она занимается оздоровительными процедурами и будет лечить вас по моему рецепту. Жозефина, вы закончили операцию по удалению зубов?

— Да, доктор Хази.

— Больной заплатил?

— Да, доктор Хази, всё до последнего медяка.

— Вы умница, Жозефина. Слушайте внимательно и запоминайте. Господину сделайте промывку горла спиртом, устройте кровопускание в ротовой полости. Вам кровопускание обычное либо пиявочное? Предупреждаю: пиявочное дороже. Нет, сейчас лучше обычное, чтобы не терять времени. Кстати, вы нуждаетесь в немедленной госпитализации. Когда опухоль сойдёт, я применю к вам новейший метод лечения — полное очищение организма с помощью полутораведёрной клизмы.

— Что??? — Давид сгрёб квелого доктора за грудки. Экономка-живодёр рассудительно попятилась к выходу, бросив господина лекаря на волю святого охотника.

— Опять грубость и недоверие! — возопил Хази. — Я рассчитывал, что имею дело с честным человеком, а вы как тот вчерашний горбун! Не дышите на меня!

— Горбун? О чём ты толкуешь? — прорычал Адами.

— Отпустите, я скажу! — Давид усадил доктора обратно в кресло.

— Говори, — коротко приказал он.

— Вчера ко мне завалилась толпа странных личностей во главе с уродливым горбуном. Он сказал, двум его людям нужна помощь в избавлении от лишней волосатости, а одному от лишнего веса. Мы не сошлись в цене, и он заставил купить у него волшебную половую тряпку за две тысячи золотых. У меня не было столько денег, и они ограбили меня! Вынесли мебель, забрали деньги и лекарства! Три дорогих письменных стола, три очень дорогих набора стульев иноземного производства, двенадцать костюмов, целебные порошки, эликсиры! Полторы тысячи руфориев! Я ещё должен остался, горбун взял с меня долговую расписку и обещал вернуться за золотом! Он угрожал мне телесной расправой, если я расскажу о них страже!

— Что за волшебная половая тряпка? — святой охотник скалой навис над скукожившимся доктором.

— Подделка чистой воды! Горбун говорил, она обладает лечебными свойствами, потому что ею мыли полы в небесном дворце бога Аксиила, и она звездой упала с небес. Её, мол, надо прикладывать к больному месту, а в крайне тяжёлом случае облизывать. Я проверял, нет в ней ничего лечебного! Вон она, в углу, возле ведра со шваброй!

Лекарь указал кивком в угол. Там вправду валялась грязная половая тряпка. Адами расчихался, у него разболелась голова, распухший язык еле помещался во рту.

— Мы продолжим разговор позже, — с трудом произнёс он. — Ничего не выбрасывай, я приду за тряпкой и распиской.

Глаза слезились. Неистово растирая нос, Давид направился к двери.

— Погодите! — окликнул его Хази. — Вам нужна помощь! Если вам не полегчает в течение часа, вас уже никто не вылечит. Возвращайтесь тогда ко мне — я ведь ещё и организацией похорон занимаюсь.

Святой охотник не слушал рачительного доктора. У него оставалось мало времени, а успеть нужно многое.

Благо, до храма бога целительства Аксиила рукой подать; он возвышался над кварталом лекарей коршуном, выслеживающим добычу. Адами старался не тревожить монахов-целителей по пустякам, да и, к слову, накладно было бежать к ним из-за каждой царапины, полученной в бою с нечестивыми. У поклонников Аксиила имелся собственный маленький орден, увеличивавший их целительную силу, они считались лучшими целителями королевства, и Давид надеялся на благополучное излечение от мучившего недуга.

Изнемогая от чесотки и головной боли, он еле добрёл до бронзовых ворот храма. На них издыхала змея, испробовавшая святой воды из Чаши Исцеления — священная эмблема ордена целителей. Чаша символизировала бога Аксиила, Подателя Жизни, обвившая чашу змея с вывалившимся языком олицетворяла болезни, травмы и вообще вредный образ жизни. Святой охотник взялся за массивное медное кольцо и постучал по воротам.

Бом! Бом! Бом! — разносилось по округе.

— Уже иду, уже иду, — донеслось из дворика храма.

В воротах лязгнуло, появилось зарешечённое смотровое окошечко, за ним — розовощёкая, гладко выбритая физиономия монаха.

— Открывай, человек погибает, — сквозь зубы процедил Адами, стукнув по створке кулаком.

— Назовитесь, уважаемый, и поднесите в дар храму посильное добровольное пожертвование, — елейным голоском пропел слуга Аксиила, высунув тарелочку для пожертвований. Пошарив в карманах, Давид положил на тарелку один золотой. — Жадность есть один из тягчайших грехов, боги не любят скупых, — надулся монах. Взрыкнув раненым зверем, святой охотник кинул набитый монетами небольшой кошелёк. — Славься, славься Аксиил, делающий скупых щедрыми, больных здоровыми! — запел монах, просовывая назад тарелку. Он задвинул ставенку окошка, отвалил щеколду и распахнул ворота, приветствуя Давида: — Милости просим в обитель здоровья духовного и телесного!

Дворик храма был ухоженным, чистым местом. Мимо подстриженных газонов вела выложенная жёлтыми камешками дорожка, в центре журчал стилизованный под водопад фонтан; вода скапливалась в неглубокой чаше зелёного мрамора. Под сенью каменного козырька, поддерживаемого увитыми плющом колоннами, темнело пятно входа. Возле него стояла скамья для хворых и убогих; нынче она пустовала. К козырьку прибили табличку с изречением Маргариты Воскресительницы, ученицы Пророка. Надпись призывала: "Лечиться, лечиться и ещё раз лечиться! Здоровых людей не бывает!"

За входом располагалась каморка, где добрые монахини стояли у прилавков со святой водой и разнообразными целебными эликсирами и маслами на основе святой воды, чудодейственными фигурками бога Аксиила, отгоняющими нечистых духов болезней, и всякой полезной в хозяйстве мелочью вроде веников, мыла, бритв и тому подобного. Через узкий низкий проём, занавешенный зелёным сукном, Адами попал в полупустой молельно-лечебный зал. С потолка, из-за нарисованных облаков выглядывали постные физиономии богов с крыльями и святых без крыльев, меж облаков мерцали звёзды вделанных в потолок золотых и серебряных светильников. Цветные витражи огромных стенных окон под потолком пропускали много света; голубые, розовые, белые блики играли на полу, из которого стволами деревьев вырастали мраморные колонны, зелёные с белесыми прожилками. В противоположном конце зала на трёхступенчатом возвышении находилась искусно выполненная статуя Аксиила в три человеческих роста. Алебастровая фигура плачущего юного бога с развёрнутыми крыльями окуривалась благовониями, сотни свечей горели по всему пьедесталу. Слёзы, капая с подбородка статуи, катились по серебряным желобкам и собирались во вместительную чашу, стоявшую перед изваянием и представлявшую собой белокаменный алтарь; посреди чаши на выступающей из святой воды платформе лежала раскрытая книга.

К охотнику подошёл лысый грузный клирик в зелёной бархатной одежде — зелёный цвет издавна был цветом целителей. На груди его светился серебряный крест, инкрустированный изумрудами разной величины.

— Что привело тебя в храм бога Аксиила, сын мой? — спросил он вкрадчиво. — Уж не хворь ли с тобою приключилась?

Вместо ответа Давид закашлялся.

— Нос чешется, трудно дышать, носоглотка опухла, — пояснил он ситуацию.

— Дай-ка поглядеть на тебя, сын мой. — Святой отец вывел Адами на свет, осмотрел горло, провёл перед носом крестом и изложил результаты обследования: — Чёрная магия здесь задействована, ой, плохи дела твои, сын мой. Ты, кстати, посильное добровольное пожертвование храму внёс?

— Да, отче.

— Внёс, внёс, отче! Хорошее пожертвование, пятнадцать золотых! — подтвердил розовощёкий монах-привратник, активно кивая.

— Ну, раз так, милостивый Аксиил исцелит тебя. Может быть. Разумеется, если помыслы твои чисты, и раскаяние живёт в твоей душе.

— Чёрная магия, отче? Вы уверены? — удивился Давид.

— Опознавательный камень не ошибается, сын мой. Видишь, изумруд в моём кресте помутнел? Верный признак, что ты под влиянием чёрной магии. — По правде сказать, Адами не видел помутнения в драгоценном камне; кристалл казался ему расплывчатым зеленоватым пятном. Ему ничего не оставалось, кроме как довериться святому отцу. Тем временем тот вещал: — Болезни, насланные с помощью чёрной магии, очень сложно лечить, сын мой, очень затратно. Сначала мы проведём обряд очищения, помолимся, дабы изгнать нечистого духа болезни, потом тебе нужно пройти длительный период восстановления. Изгнание болезнетворного беса весьма опасное занятие, мы будем рисковать жизнями, и успех не гарантируем. Мы используем для обряда ценные материалы из кладовых самого святейшего престола. Организация мы бедная, нищая, можно сказать, храму ремонт нужен. Ты понимаешь, о чём я, сын мой? Твои пожертвования придутся как нельзя кстати. — Давида мучило удушье, он хотел кашлять, чихать, и не мог. Посинев, хрипя, он упал под ноги святого отца. — Что ж ты так разнервничался? Мы можем принимать пожертвования в рассрочку, даже имуществом. Тебе что, плохо, сын мой? Аксиил Милостивый, придётся тебя лечить сейчас же! Эй, очнись! Где ты живёшь? У тебя есть деньги? — Святой отец потрудился нагнуться и похлопать бесчувственного Адами по щекам. Кликнув монахов, он приказал срочно готовиться к обряду изгнания болезнетворного беса. Вмиг молельно-лечебный зал наполнился суетящимися целителями, тихими переругиваниями и очистился от спешно выгнанных во двор прихожан.

Ноздри щекотал запах фимиама, смешанный с болотной вонью. Тишину нарушали чьё-то учащённое дыхание и тихое потрескивание. Святой охотник дышал свободно, ровно, а главное, перестал чесаться нос. К нему вернулась былая ясность разума, удивительное спокойствие разлилось в душе. Он пролежал неподвижно, прислушиваясь и принюхиваясь, пытаясь вслепую определить, где находится.

— Сын мой! Сын мой! — услышал он робкий зов. — Очнись, сын мой!

Давид медленно открыл глаза. Предметы, сначала расплывчатые, постепенно обретали данную Творцом форму. Из-за сизого облака скорбно выглядывал желтушный лик бога Аксиила с блестящими влажными очами. Небесного Повелителя окружал сонм богов рангом помельче и толпа разодетых святых, возглавляемых, несущим на плече громадный двуручный меч как символ усмирения мира.

Храм целительства! — вспомнил Адами. Он приподнялся на локте и захотел снова забыться, потому что увиденное повергло его в сомнения относительно здравия рассудка.

Святой отец сидел на тонкой руке алебастрового изваяния, обнимая каменное плечо статуи, чтобы не рухнуть на море горящих свечек. Розовощёкий монах-привратник восседал на шее Аксиила, свесив ноги и обхватив кудри бога. Оба — и святой отец, и монах-привратник — были белее скульптуры, на которой устроились. Другие служители культа заняли удобные места на подоконниках. Святой охотник лежал на нижней ступени пьедестала статуи.

— Что вы там делаете, отче?

Клирик попытался приложить палец к устам в жесте, обозначаемом молчание, и чуть не свалился со статуи.

— Тише, тише, сын мой! — прошептал он, обливаясь потом. Лысина его блестела не хуже начищенных золотых подсвечников, стоявших у икон в стенных нишах. — Оно нас слышит и ползёт на голос!

Давид оглянулся. Пустой зал, закрытые входные двери. На полу светятся слабым зеленоватым светом склизкие дорожки, расчертившие зал странным зловещим узором. Рука потянулась к поясу и не обнаружила ни пистолетной рукоятки, ни эфеса меча, ни кинжала.

— Извини, мы сняли с тебя оружие, когда изгоняли болезнетворного беса, сын мой, — сконфуженно произнёс клирик.

Святой охотник поднялся на ступень. Так, на всякий случай.

— Где оно? — не поворачивая головы и следя за обстановкой, спросил он.

— Что именно? — последовал ответ.

— Оружие. Где вы его спрятали?

— Отдали бабушкам-торговкам, — отозвался святой отец. — Дверь заперта снаружи.

— Почему вы туда залезли?

— Мы изгнали нечистого духа и хотели его навеки вселить в камень, всегда так поступаем. Бес на этот раз оказался сильнее, вырвался из-под контроля и воплотился, — объяснил клирик. — Он не послушался, когда мы назвали его по имени — Элькринсел. Не прикасайся к нему, он есть квинтэссенция болезни!

За одной из дальних колонн что-то шевельнулось. Святой отец замолчал, Давид от напряжения перестал дышать. Из-за колонны выползала студёнистая масса ядовито-зелёного цвета, полупрозрачная и светящаяся изнутри. Похожая на гигантского плотоядного слизня, только с подобием распухшего человеческого лица на спинном горбу, она резво поползла в сторону Адами. По мере приближения святому охотнику открывались ужасные подробности горбомордого чудовища; выражение скользкой рожи было болезненно-гордым, словно её обладателя укачало в поездке, и он изо всех сил старался сохранить достойный знатного дворянина вид. Давид узнал беса, много раз виденного на картинках демонологических справочников. Несомненно, это горбоморд смердящий, болотный демон низкого пошиба. Обычно он является существом нематериальным, отгоняемым молитвами, символами богов, святой водой и огнём. Воплощались горбоморды из рук вон плохо и редко, разочаровывая членов Ордена Мудрости и маститых церковных демонологов. Что с ними делать в воплощённом виде наверняка не знал никто.

Эх, где наша не пропадала! Святой охотник метнул в комок светящейся слизи первую попавшуюся свечку и бросился к алтарю. Свеча угодила прямиком в морду болезнетворного беса, чем спровоцировала бурю отрицательных эмоций с его стороны. Нечистый запищал раненой мышью — к слову, так пищит почти вся мелочная демонская братия — противно, громко, раздражая слух. Мерзопакостная харя скривилась, покрутила недоразвитым носом, зашлёпала обожжёнными губами. Недовольный поведением человека болезнетворный бес пополз за ним, оставляя слизистый след.

Адами оказался у алтаря. Зачерпнув ладонями святой воды, он щедро окропил ею горбоморда. Нечистый встал, отплёвываясь, точно взял в рот какую гадость, и фыркая рыцарским конём-тяжеловозом. Капли святой воды шипели, пенились при соприкосновении со слизистой оболочкой, не производя мгновенного губительного эффекта. В конце концов, они испарились, оставив оскорблённо-презрительное выражение бесовской хари. Презрительное до такой степени, что создавалось впечатление, будто нечистого вот-вот стошнит. Очухавшись от последствий вынужденного душа, горбоморд продолжил преследование обидчика.

Давид прыжком преодолел расстояние до ближайшей статуи. Возле неё на длинном подсвечнике горели четыре свечки. Святой охотник использовал их в качестве метательных снарядов, а подсвечник собирался пустить в ход как оружие ближнего боя. При попадании свечой в рыло бес обиженно вздыхал и, несмотря на трудности, пёр на врага. Адами ткнул его четырьмя рогами подсвечника в основание трясущегося холодцом подбородка; не испытывая ни малейшего сопротивления, металл окунулся в желеобразное тело. Вынув подсвечник, Давид отскочил. Дыры в студёнистой туше затянулись с поразительной скоростью, процесс остановил нечистого на несколько мгновений.

Значит, железо и святая вода вкупе с огнём бессильны против горбоморда, уныло размышлял святой охотник. Надо записать как-нибудь в составляемую на досуге демонологическую энциклопедию. Естественно, если после встречи с горбомордом Адами останется жив. Занятно. А что даст применение комбинированных атак?

Давид отыскал другой подсвечник. Свечи в нём уже догорали, и он решил их не вынимать. Отбросив прежний подсвечник, он двинул свечами по морде подползающего нечистого. Огонь опалил мутные буркала, нечистый пропищал нечто ругательное на демонском наречии и замотал горбом, щурясь.

А, не нравится! Так получай!

Святой охотник превосходно фехтовал, и с подсвечником управлялся не хуже, чем с мечом. Он не давал болезнетворному бесу сдвинуться с места, осыпал градом ударов и кромсал желейную плоть. Раны нечистого зарастали, он расползся по полу омерзительной кляксой, терпеливо пережидая нападение человека. Адами понял: сколько бы он ни избивал врага рода людского, его атаки не причинят вреда горбоморду. Тогда он переключил своё внимание на поиск других средств уничтожения нечистого. Воткнув подсвечник в гадкое рыло, он сорвал со стены чадящее кадило, раскрутил его и точным броском отправил в зеленогубый рот.

Харя болезнетворного беса раздулась, буркала превратились в неразличимые щёлки. Горбоморд срыгнул, изо рта повалил густой чёрный дым. Он завизжал свиньёй, вспыхнул и покатился по полу; дорожки слизи, оставленные им ранее, также занимались очищающим пламенем.

Вскоре в зале заполыхал пожар. Обезумевшие от страха целители кричали о победе над величайшим демоном, разбивали окна и выбирались наружу. Торговки, не покидавшие прилавков с товарами, открыли дверь, и из пылающего зала вышел святой охотник в обгоревшей одежде. Небрежно сбив рукой пламя, поселившееся на плечах его дорожной куртки, он вежливо попросил отдать ему оружие. Прицепив портупею с мечом, засунув за пояс пистолет и кинжал, он надел чёрную широкополую шляпу — верную спутницу, плотный плащ и отправился прочь из храма, напоследок поблагодарив бога за исцеление.

Уходя, он не обернулся, чтобы поглядеть на столб дыма, поднимающийся над храмом. Его не интересовал пожар. Он углубился в раздумья. К нему вернулось утраченное во время болезни самообладание, дарующее способность мыслить свободно и легко.

Начала вырисовываться общая картина происходящего.

И, самое главное, нос больше не чесался.

Хотя считалось, что преступности в Лавраце нет, она всё-таки существовала. Кристаллы Правды выводили на чистую воду злоумышленников, собирающихся попасть в город; предполагаемых преступников всегда достаточно, чтобы битком набить городскую темницу. Как правило, все камеры полны разнообразного сброда. Одиночных апартаментов при строительстве тюрьмы не проектировали. Поэтому Виктора Сандини, бывшего старшего послушника Ордена Мудрости, определили в общую камеру с доброй дюжиной людей явно бескультурных, одного взгляда на коих довольно для лёгкого обморока. Они встретили нового сокамерника радостным гиканьем и развесёлыми шуточками, вводящими воспитанного человека в смущение. Виктор же не замечал творившегося вокруг веселья, так как был всецело во власти мрачного настроения и дум о своей печальной судьбе. Какой-то здоровенный тип, заросший рыжей шерстью и напоминающий борова, в кожаной куртке лучника и дырявых рейтузах пикинёра по-дружески приобнял Виктора и стал толковать что-то о наличии у него, Сандини, золотых зубов. У рыжего детины со шрамом через всё лицо зубов явно не хватало, и он хотел позаимствовать их у новоприбывшего заключённого. К сожалению, бывший послушник ещё не заработал денег на золотые коронки, к тому же, скверное настроение стало причиной агрессивного поведения. Разве мог он бояться какого-то разбойника более гнева Великой Магистрессы? Однозначно, рыжий казался ему милым пушистым котёнком по сравнению с грядущими неприятностями. Объятия детины стали радушно сжиматься, превращаясь в тиски, и ярость, захлестнувшая Виктора горячей волной, выплеснулась на попавшего под руку преступника. Рыжий взвыл, когда Виктор саданул его коленом в область паха и, подскочив, вцепился обеими руками в горло. Противники повалились, причём сверху оказался бывший послушник, колотящий рыжего с неистовством берсерка. Его оттащили от оглушенной жертвы дружки здоровяка и принялись объяснять с помощью ног и кулаков, как нужно вести себя в условиях тюремного общежития. Видимо, Виктор решил свести счёты с жизнью, поскольку отчаянно отбивался, провоцируя сокамерников на более жёсткие объяснения. Конец потасовке положили тюремщики, привлечённые шумом драки; имевшиеся у них дубинки решили исход битвы.

Виктор отдыхал, прислонившись спиной к стене. Лицо его сияло в полутьме камеры парой фонарей под глазами, на подбородке запеклась кровь из рассечения. Его давешний противник выглядел получше; он обошёлся многочисленными шишками, выпирающими несуразными рожками из густой рыжей шевелюры, и ссадиной на скуле. Правда, ссадина совершенно терялась на фоне устрашающего шрама и заросшей щетиной бороды. Детина искоса поглядывал то на дверь, у которой дежурил тюремщик, то на Виктора. Синюшные веки Сандини подрагивали; нервы у него сегодня были на взводе. Остальные заключённые перестали обращать внимание на новоприбывшего и занимались кто чем.

За стеной послышалась заунывная песня о беглом каторжнике, вернувшемся домой после долгих лет и заставшем жену в постели с любовником, о том, как каторжник задушил обоих и по своей воле отправился в тюрьму, где его благополучно повесили за побег и двойное убийство. В соседней камере суровые разбойники плакали навзрыд, слушая финал песни, посвящённый матери каторжника, носившей ему цветочки на могилу до самой своей смерти. Песня исполнялась так проникновенно, что тюремщик всхлипнул за дверью, а у Виктора защемило сердце.

— Как вам моя песня, дорогой Виктор? — спросил из-за стены знакомый голос.

Голос принадлежал горбуну Аполли. Бывший послушник стиснул зубы, дабы не выдать какую-нибудь грубость. Уняв нахлынувшую злость, он произнёс:

— Тебе не выкрутиться, под пытками во всём сознаешься, и меня отпустят, восстановят в Ордене. Лучше сознайся поскорее.

Горбун за стеной тихо рассмеялся.

— Думаете, старый калека боится пыток, дорогой Виктор? Творец пошутил надо мной, создав таким, какой я сейчас. Моя жизнь пытка с рождения. Прерывание этой бесконечной пытки будет для меня означать лишь покой, дорогой Виктор. Никакие иглы под ногти не сравнятся с моим жалким существованием.

— Почему ты заговорил со мной?

— А почему птицы улетают на юг осенью? Почему сани готовят летом, а телегу зимой? Ответите ли вы на эти немудрёные вопросы, мудрейший Виктор?

— Тебе что-то от меня нужно.

— Поистине, вы догадливы не по годам, мне нравится ход ваших мыслей. Видите ли, мы в некотором роде можем быть полезны друг другу. У меня есть то, что поможет вам, а у вас есть то, что поможет мне.

— Поможет в чём? Куда ты клонишь, горбун?

— Люблю прямых людей, отбрасывающих учтивость! Посуди сам, дорогой Виктор: ты попал в очень деликатную ситуацию, и выбраться из неё не сумеешь в одиночку. Даже если я дам оправдательные показания, с тебя не снимут обвинения в хранении запрещённой книги. Почему, спросит многоуважаемый святой охотник, ты купил именно книгу по демонологии, а не безобидную книжонку про обработку эльфийских камней?

— У меня не было денег на более дорогую книгу.

— Допустим. Возможно, ты скажешь, дескать хотел сразу после покупки отнести книгу в библиотеку Ордена Мудрости, да кто тебе поверит с Кристаллом Правды? Ведь на самом деле ты не хотел отдавать её Ордену.

Виктор задумался. Горбун безжалостно излагал факты, и они свидетельствовали не в пользу бывшего послушника. Аполли железно доказал его виновность и неотвратимость будущего наказания, загоняя в угол, откуда всего два выхода: один на кладбище еретиков, второй...

— Вступай в нашу шайку, дорогой Виктор! — предложил горбун в конце обвинительной речи.

— И что я с этого буду иметь? — скептически отозвался об идее бывший послушник.

— Деньги, приключения и жизнь без куцых ограничений закона! Ты человек умный, разбираешься в ведовстве, мне как раз такой нужен.

— Не сегодня — завтра нас казнят, а ты говоришь о деньгах и приключениях! — вспылил Виктор. — Пообещай что-то реальное.

— Хорошо, — с лёгкостью согласился горбун. — Я предлагаю тебе свободу.

Ди Вижен пребывал в плохом расположении духа. Гибель магистра ди Сави и Башни

Святого Ведовства нехорошо сказывались не только на его настроении, от дурных мыслей, зряшных переживаний и недоедания у командора разболелась голова и сильно сосало под ложечкой, в его объёмном животе недовольно бурчал зверь чревоугодия. Надо же, погибло столько членов Ордена Мудрости, изучавших святые чудеса и религиозные верования рас всего мира! Невосполнимая потеря для Ордена и королевства, чувствительный удар по государственной мощи. Отлично спланированный, точный удар. Ди Вижена как главу местного отделения Ордена Карающих, в обязанности коего входит расследование явлений, связанных с Орденом Мудрости, тревожил вопрос: кому понадобилось утренняя катастрофа? Чтобы найти ответ, необходимо узнать, кому выгодно ослабление Виталийского королевства и, в частности, монахов-ведунов, и у кого есть возможность на столь радикальное, действенное средство ослабления?

Виталийское королевство воевало в разное время со всеми соседями, пока не добилось подлинного могущества, превратившись из крошечного княжества в сильнейшее государство человеческой расы. Эльфы, гномы, орки, альвы, тролли, хоббиты, люди — да разве упомнишь всех врагов? Большинство из них бесследно сгинули в круговороте истории, иные создали собственные крупные государства. На данный момент из застарелых соперников на звание главного врага претендовали Священная Троллья империя, Хоббитанская республика и, возможно, Севданское королевство гномов. Недобитые эльфы с альвами, запертые на Закатных островах, опасности не представляли, Великие Дома эльфов вечно грызутся между собой, и сил на общего врага у них не хватит. Другое дело проныры хоббиты, поднаторевшие в морских войнах и поднявшиеся за счёт морской торговли в последние века. Главное, жил себе мелкий народец спокойно в норах, пока не появился у них свой Белобородый Пророк, поведший их в дальние странствия, и началось: завоевательные походы на благо Республики, безвозмездное распространение хоббичьего образа жизни, борьба за общерасовые ценности, постройка хоббичьих харчевен в самых больших и значимых городах мира. Фу, гадость! Лишь извращённый еретический разум мог додуматься до такого. Священная Троллья империя вела с мохнатоногими приверженцами народоуправления непримиримую войну. Тролли существа открытые, искренние, в интригах неискушённые, сторонники честных и справедливых войн, и усматривают в общественном порядке хоббитов угрозу укладу жизни цивилизованных народов, с чем лично ди Вижен, а с ним вся Церковь полностью соглашались, но в перепалку двух могучих государств не лезли, ожидая, кто кого победит первым. Из этих двух в организаторы лаврасского акта агрессии годились, пожалуй, хитрюги хоббиты; троллям честь не позволила бы ударить исподтишка. Были также гномы, те ещё соседи по морской границе. Они воевали одновременно со всеми понемножку. Гномы совершали опустошительные набеги на прибрежные земли Виталийского королевства, чем несказанно раздражали понтифика; никому нельзя безнаказанно истреблять людей и забирать их имущество кроме слуг Церкви, то есть членов Орденов Хранителей! Попытки высадить десант на Севданском полуострове успехом не увенчались; из походов не вернулся никто, о судьбе флотов, посланных штурмовать гномьи берега, ничего неизвестно до сих пор.

Сегодня день скорби, подумал командор, отвлекаясь от тягостных размышлений. Тела погибших в Башне Святого Ведовства требуют захоронения до заката, дабы их бессмертные души присоединились к умершим праведникам. Полдень давно миновал, в Соборе Трёх началась отходная служба. Похороны диктуют определённые условия участникам обряда: одежда должна быть по возможности скромной, поведение не вызывающим, желательно обильное проливание слёз по умершему. Кликнув помощников, ди Вижен переоделся в сутану из чёрного бархата, взял в руки церемониальные чётки из чёрного жемчуга и молитвенник. Хорошенько подумав, он позвал на чердак брата Игнатия, специалиста по связи с духами, проще говоря, медиума.

Брат Игнатий презрел духовные выгоды одинокой жизни в лесу ради общего блага человечества и жил на чердаке почти что затворником. Чердак ему оформили в лесном стиле: потолок, прикрытый темно-синим шёлком, имитировал затянутое тучами небо, сквозь которое поблёскивали точки золотых гвоздиков-звёзд; балочные подпорки уподоблялись стволам деревьев, пол устилали зелёные ковры с тонкой бахромой, похожей на траву. Центр чердака занимал круглый плоский камень наподобие алтаря; на нём были вырезаны имена богов и духов, входящих в свиту бога Гортиила, проводника в царство мёртвых, покровительствующего раскрытию тайного. Впечатление таинственности усиливал змеиный череп в центре, напрасно пытающийся проглотить хрустальный шар величиной с человеческую голову, и огромный жертвенный нож с кривым клинком. Помещение освещала единственная свеча, горевшая подле жуткого черепа.

Брат Игнатий появился внезапно, деликатно кашлянув под руку ди Вижену. Командор подскочил от неожиданности, обернулся и подскочил ещё раз; внешность монаха под стать его мрачной специализации: кожа казалась желтоватой в неверном свете свечи, торчавшие скулы наводили на мысль о мертвеце, глубоко посаженные глаза похожи на заполненные тьмой глазницы. Брат Игнатий смущённо улыбнулся, отчего у ди Вижена зашевелились волосы на затылке.

— Что вам угодно, командор?

До пострига брат Игнатий был слугой в хоббичьей харчевне, и повадки у него не изменились с тех безрадостных времён.

Если святой охотник Давид Адами полагался в основном на собственный разум, то ди Вижен предпочитал дедовские методы добычи сведений, использовавшиеся со дня основания Ордена Карающих.

— Свяжитесь с духом покойного Вальдена ди Сави и спросите, кто и по чьему наущению убил его.

Брат Игнатий тотчас приступил к исполнению возложенной миссии. Он устроился за каменным столом, скрестив под собой ноги (как такое у него получается? — удивлялся командор), жестом пригласил ди Вижена сесть напротив. Пыхтя, чисто южный олифант, исполняющий брачный танец на голове поверженного противника, командор уселся на тёплый пол. Брат Игнатий взялся за жертвенный нож.

— Прошу, вашу руку, командор.

— Это обязательно? — засомневался в правильности производимых действий ди Вижен.

— Боюсь, да. К сожалению, у меня случилось малокровие, а вы человек полнокровный, к тому же, лично знали магистра.

Зажмурившись, ди Вижен протянул руку, почувствовал прикосновение холодных длинных пальцев. Брат Игнатий сделал неощутимый укол кончиком клинка, сдавил холёный палец командора в надежде выдавить хоть каплю крови. Ди Вижен кривился так, словно медиум причиняет ему адские муки, терзая его израненное тело. Провозившись с пальцем, брат Игнатий добился желаемого, на отполированную хрустальную поверхность шара упала малюсенькая алая капля и расползлась кляксой. Медиум отпустил руку командора, закрыл глаза и зашептал слова старинных молитв, подчиняющих волю духов. Кровь впиталась в шар. Ди Вижен осторожно приоткрыл правый глаз, с интересом наблюдая за процессом. Голос брата Игнатия становился громче, отчётливее слышались слова неведомого языка, забытого уже в те далёкие времена, когда человеческая нога ступила на древние земли Лэсатра — так, во всяком случае, любил говаривать о языке сам медиум.

— Абыр, абыр, абырвал! Нервал, нервал, урвал! — исступлённо вещал он, проводя пассы руками над хрустальным шаром. Вдруг из его уст прорезался грудной женский голос, равнодушно сообщивший: — Духовная сеть перегружена. В доступе отказано.

Руки брата Игнатия бессильно упали, голова свесилась на грудь, недра хрустального шара выплюнули капельку крови прямо в прищуренное око ди Вижена. Командор медленно, прилагая немалые усилия для сохранения равновесия, завалился на спину и выругался, вытираясь.

— Трудности, брат Игнатий? — поинтересовался он, становясь на четвереньки.

Медиум нервно барабанил пальцами по каменной столешнице, презрительно уставившись на средство связи с миром духов.

— Боюсь, сейчас нам не удастся связаться с духом преподобного магистра ди Сави, — тяжко произнёс он. — Для установления контакта с ним, оказывается, необходимо нечто близкое покойному, ногти там, волосы, а ещё лучше — голова, отрезанная жертвенным ножом.

— Вы в своём уме, брат Игнатий? Мёртвое тело неприкосновенно!

— Простите, командор, мой разум немного помутился из-за неудачи. — Медиум теперь принялся неистово грызть ногти. — Чего-нибудь ещё?

— Нет. К сожалению, мне пора идти. Нет ли иного способа связаться с духом магистра, без головы и прочих частей тела?

— Боюсь, нет. Слишком крепка стена, отделяющая дух преподобного от нас, кто-то нарочно препятствует нашей с ним связи. Прошу прощения, заговорился. Я проведу вас до лестницы.

— Да-да, конечно.

Уходя, ди Вижен незаметно прихватил с собой жертвенный нож — авось пригодится.

Командор не успел на заупокойную службу в Соборе Трёх и встречал процессию на улице, запруженной народом. Его носилки еле протиснулись через толпу к воротам храма. Ему пришлось спешиться.

Он ненавидел похороны знатных особ, потому что, по правилам похоронного этикета, сочувствующие обязаны пройти пешком весь путь от храма, где отпевали покойного, до кладбища. Прохаживаться пешком по, бывало, мокрым, слякотным дорогам ему страшно не нравилось. Он быстро уставал, его мучила одышка, он потел. Как лицо должностное, он должен посещать подобные обряды. Ну, как не отдать в последний раз дань уважения знатному градоначальнику, например, или богатому торговцу, снабжавшему Орден Карающих постоянными пожертвованиями?

Из ворот храма двинулась процессия разномастных гробов, несомых послушниками и учениками Ордена Мудрости. В конце шестеро дюжих мастеров-ведунов, употребивших, судя по их нетрезвым лицам, горячительного напитка в честь бога Бухаиля, несли украшенный цветами и яркими ленточками гроб из красного дерева. Движения их были неуверенными, шли они не в ногу. Чья-то нога подвернулась, чего и следовало ожидать, тяжёлая ноша грохнула о каменные ступени, крышка отлетела при ударе, явив миру бренные останки магистра ди Сави в погребальном саване. Закричали пострадавшие при падении гроба ведуны, толпа разом ахнула, кто-то бросился помогать поднимать гроб и ставить крышку на место.

— Вальден! На кого ж ты нас покинул, голубчик! — завопил ди Вижен и кинулся к покойнику, нащупывая припрятанный в рукаве жертвенный нож.

Тело человека, конечно, неприкосновенно, нарушение данной заповеди расценивается как тяжкий грех, однако, командор пребывал в полной уверенности — в будущем он отмолит сие прегрешение, заказав поминальную службу в Соборе Трёх. К тому же, он непременно поспособствует наказанию виновных в смерти преподобного магистра.

Подобравшись вплотную к телу и стараясь не смотреть в обезображенный пламенем лик, не дышать, ди Вижен незаметно достал нож. Тут его, как назло, оттеснили от покойного, гроб накрыли крышкой, и процессия возобновила шествие по улицам города.

Уныло плёлся за гробом командор, глаза его были полны слёз, а душа — отчаянья. Нанятые плакальщицы из числа послушниц Ордена Мудрости голосили на разные лады, восхваляя добродетели покойного магистра, его ум, честь и совесть. Размахивали кадилами и крестами, читая молитвы, священники. Некоторые сердобольные товарищи преподобного воздавали должное его богу-хранителю, распивая бутылки с настойками и распевая на ходу гимны в честь Бухаиля. Царила атмосфера скорби по преждевременно умершим насильственной смертью членам Ордена.

Процессия вылилась через городские ворота на устроенное в поле новое кладбище. Чернели свежевырытые могилы, куда поспешно — солнце клонилось к горизонту — закапывали гробы, произнося напутственные молитвы и добрые прощальные слова. Здесь ди Вижен увидел святого охотника, тенью скользящего меж могильных холмов и сочувствующих людей. Адами, вероятно, искал встречи с Великой Магистрессой, которая по обыкновению произносила прощальные речи на похоронах подчинённых. Странно, её командор в похоронной процессии и на кладбище не замечал.

Прощальную речь взялась сказать матушка Лазария ди Шизо, нарядившаяся по печальному поводу в чёрную шёлковую мантию, натянутую поверх небесно голубого атласного платья. Шляпу настоятельницы украсили жёлтыми тюльпанами — символом разлуки с любимым человеком. Подняв очи к небу, она начала говорить.

— Я рада сегодня видеть всех вас здесь, дорогие друзья! У человека в жизни есть два события, равные по значимости: день рождения и похороны. Наш общий друг Вальден ди Сави, преподобный магистр Ордена Мудрости, — она всхлипнула и элегантным, лёгким движением смахнула наметившиеся на ресницах слёзы, -талантливейший поэт, гениальный мыслитель сегодня умер. Так и напрашиваются из моего трепетного, нежного сердца строки, написанные мною, когда меня известили о его трагической кончине...

Ди Вижен не желал слушать отвратительную, по его мнению, поэзию матушки Лазарии. Заорав нечто умилительное, он рассчитанным движением запрыгнул на державшийся руками носильщиков гроб и сшиб с него крышку, оказавшись поблизости от цели. Не выдержавшие командорского веса носильщики выронили гроб, рухнувший в яму вместе с завывающим ди Виженом.

— О, я понимаю ваши чувства, дорогой друг, но возьмите себя в руки! — патетично крикнула в яму матушка Лазария. — Милого Вальдена уже не вернёшь, он навсегда останется в нашей памяти. Святые угодники, да помогите же ему вылезти оттуда кто-нибудь!

Командора с превеликим трудом вытащили из могилы. Сутана его, испачканная сырой могильной землёй, изорванная, не подлежала восстановлению. И всё же он сиял от радости, которую многие приняли за расстройство расшатанных нервов. Выбравшись из щекотливой ситуации, он не пожелал остаться на поминальный ужин во дворце градоначальника и вернулся в резиденцию Ордена Карающих.

Глава 6. Мышиная возня

— Ужин! Ужин! Ужин! — раздавалось отовсюду вместе с ударами вечернего колокола.

В коридорах городской темницы витал дурманящий аромат грибной похлёбки, он забирался в камеры и дразнил заключённых, захлёбывающихся слюнями. По освещённому огнём настенных факелов коридору гордо шествовал тюремщик-повар в белом колпаке и переднике поверх кольчуги. На подносе дымили миски со снедью для начальника темницы, выводя из себя воющий, бранящийся и выглядывающий из камер лихой люд.

От всеобщего гама проснулся Виктор. Как ни странно, он выспался за те короткие часы, что даровал ему до заката солнечный бог Фариил, и чувствовал себя отдохнувшим и уверенным в правоте принятого им решения.

Аполли был везде прав. Виктору не выбраться из переделки живым, не восстановить своё доброе имя, статус в Ордене. Оставалось лишь уныло ждать трагической развязки, либо, что было по душе бывшему послушнику, с головой броситься в омут новой жизни, изо всех сил сопротивляться судьбе и выйти победителем. Виктором овладело возбуждение, подобное тому, какое испытывают лошади перед скачкой. Он поставил цель и либо добьется своего, либо погибнет. Так он решил и не отступит ни перед какими трудностями. Правда, он ни на секунду не забывал, по чьей милости оказался в затруднительной ситуации, положившей конец его старой, давно спланированной жизни, и собирался отплатить гадкому горбуну. Доверия Аполли не вызывал ровным счётом никакого, иметь с ним дело всё равно, что полагаться на симпатию пустынного скорпиона. В голове роились фантазии, показывающие Виктора наступившим на горб Аполли, горбун слёзно умолял о пощаде, обещая отдать бесплатно все книги, артефакты и хранящиеся в заколдованной пещере сокровища.

"Вот ребёнок", — оборвал мечтания строгий внутренний голос. Заключённых держат в городской темнице всего несколько дней, потом отправляют в Каменное Гнездо, откуда ещё никто не сбегал.

Действительно, прежде всего стоит подумать о том, как выбраться из темницы. Стены толсты, дверь не выбить даже ручным тараном, прутья оконной решётки глубоко вмурованы в стену, к тому же, они крепятся железной рамой. Есть, конечно, возможность проскрести острым твёрдым предметом дыру в полу, попасть в подвал, а далее попробовать прорыть подземный ход за пределы города, благо, темница лепится к городской стене. На это уйдут годы, нет, десятилетия! Он к тому времени состарится и, может быть, отдаст концы, передав дело всей жизни какому-нибудь молодому сокамернику. "Чушь, полная чушь! Думай обстоятельно, не представляй себе всякие глупости!" — заорал внутренний голос. Ну, обстоятельно так обстоятельно.

В конце концов, он ведун, причастный к таинствам богов Гортиила и Чусана. Гортиил, бог знаний, откроет ему способ сбежать из темницы, непредсказуемый бог случайности Чусан подарит удобный случай. Если, разумеется, после исключения его из Ордена Мудрости они услышат его молитвы.

Но чего он добьётся без посоха, аккумулирующего дарованную ему богами духовную силу? Для совершения чудесного воздействия необходимо сосредоточение; где его найти в шумной камере, забитой негодяями, норовящими поиздеваться над ним, слабым и беззащитным? И чего такого чудесного он способен сделать со своим намоленным посохом? Высшие силы откликались на его призывы неохотно, как бы подчёркивая его маловерие, поэтому он мог творить лишь простейшие чудеса: зажечь огонь в лампадке, подчинить крошечное живое существо, скажем, таракана, создать кратковременную иллюзию, исцелить лёгкие раны. Небогатый арсенал.

Огонь. Может, устроить в камере небольшой пожар, пускай прибегут тюремщики, начнут тушить, создастся паника, и появится шанс в суматохе сбежать? Нет, маловероятно, что у него получится сбежать, входы-выходы наверняка тщательно охраняются, незаметно пройти мимо бдительных сторожей с собаками вряд ли возможно. Зато есть вероятность пострадать при пожаре в случае нерасторопности тюремщиков.

А что, если сотворить иллюзию пожара? Нет, вряд ли он способен на столь сложный морок. Подчинение таракана или нескольких вшей, в изобилии лазающих по полу, стенам, потолку и одежде заключённых, тоже мало чем поможет.

Когда ведовство бессильно, в ход пускается ум, ловкость, смекалка и все доступные предметы, любил говаривать мастер Констанций Дерво, упокой Господь его бессмертную душу. Значит, придётся обойтись без помощи вышних сил.

На ум не приходило ничего путного. Зато горбун наверняка придумал план побега, не зря он обещал святому охотнику к вечеру смыться. Хотя вечер наступил, и святой охотник с минуты на минуту мог объявиться. При мысли о нём Виктора охватывал неосознанный страх. Чего в нём, спрашивается, страшного кроме злого голоса, злого взгляда, бредовых идей и власти над судьбами заключённых? Тот же Аполли его ничуть не боится. Вон, сидит за стенкой и наравне со всеми обсуждает несправедливость темничного режима и недостатки питания заключённых.

Зайдя в тупик собственных опасений, страхов и подозрений, Виктор ощутил сжимающееся пространство камеры. Стены сдвигались, потолок давил на грудь неподъёмной ношей, не дающей свободно дышать, недовольные возгласы заключённых гудели в черепной коробке, угрожая взорвать голову. Тише, тише, успокойся, братишка, всё будет в порядке, только не бери близко к сердцу. Помнится, один из гранд-мастеров так разволновался по поводу гибели любимого хомячка, что у него случился сердечный приступ, и душа его отлетела в заоблачные высоты, к пушистому грызуну. Нет, нам такого не надо. Дыши ровно, глубоко, сосредоточься на дыхании, как учили делать в чрезвычайных обстоятельствах наставники Ордена Мудрости.

Спустя некоторое время дыхательная гимнастика помогла. Давящая безысходность отступила, и как-то само собой получилось войти в молитвенное состояние души, в котором осуществлялся контакт молящегося с высшими сущностями.

Виктор поудобнее умостился на покрытом гнилой соломой полу и постарался отгородиться от раздражающих звуков, дабы предаться молитве. Вера, являвшаяся источником его духовной силы, не подвела и на сей раз: вскоре он ощутил себя в полной темноте, наполненной звенящей тишиной. В ответ на горячий призыв вереницей потянулись расплывчатые образы. От них веяло силой огромной, несоизмеримой с жалкими возможностями бывшего старшего послушника. Внутренне сжавшись от соприкосновения с таинственным проявлением божественной мощи, Виктор вынырнул из тишины в галдящую реальность камеры.

— Сволочи! — возмущался рыжий детина, давешний любитель золотых зубов. — Они кормят нас раз в день помоями, а жирному борову носят отменную еду по десять раз на дню! Мимо нас проносят блюда, чтобы мы поскорее окочурились!

— Поднимем бунт! Покажем ублюдкам! — подстрекал из соседней камеры горбун.

Случайное чудо. Совершенно непрогнозируемое, неконтролируемое чудо. Опаснейшая вещь, о ней упоминал Наставник Андрэ как о проявлении безответственности у ведуна, совершающего чудо, поскольку последствия его неизвестны.

Осенённый внезапным прозрением, Виктор принял молитвенную позу и обратился мысленно и чувственно к богу Чусану. Сила вливалась в него рекой, переполняла, и казалось, пожелай он, чтобы дверь исчезла, она разлетится в щепки. Он никогда прежде не испытывал подобного, учитывая отсутствие у него намоленного посоха, помогавшего концентрировать духовную силу и высвобождать её по желанию.

"У-у-у, противные тюремщики! Вы пожалеете, что прошлись по моим рёбрам тяжёлыми деревянными дубинками! У-у, гадкий горбун, ты пожалеешь, что связался с таким могущественным ведуном!" — злорадно думал Виктор, всем существом своим желая наказать повинного в его несчастье Аполли и выбраться из темницы.

Из коридора доносились шаги десятков ног, по стенам скрежетали дубинки тюремщиков, нагоняя страх на заключённых.

— Кто тут болтает про бунт? — гаркнул низкий полный мужичок с перекошенным от гнева лицом — начальник темницы. — Отбивную сделаю, демонское отродье! Повешу!

Губы шептали молитву богу Чусану, Стоящему Отдельно. Мольба явить его чудесную силу заглушалась рёвом особо непримиримых борцов за справедливость в темничном питании и отменной бранью с обеих враждующих сторон. Тем не менее, заключённые поутихли при звуке голоса начальника темницы, известного страстью к жестоким истязаниям. Примолк и заваривший кашу горбун.

Чусан откликнулся на зов. Случайное чудо приближалось, Виктор чувствовал это нутром. У него спёрло дыхание от небывалой ранее мощи, сердце стиснуло ледяными клещами.

Тюремщики открыли дверь камеры Аполли, вошли, разгоняя заключённых ударами дубинок.

— Вали свиней! — закричал горбун, подавая сигнал к нападению.

Не меньше десятка заключённых с голыми руками набросились на тюремщиков, пытаясь повалить и отобрать оружие. Горбун увернулся от дубинки и от души врезал кулаком в тройной подбородок начальника темницы, отправив его отдыхать на дощатый пол. Обескураженные видом павшего лидера, тюремщики подались назад, потом вперёд, стремясь отвоевать его тело.

— Вали свиней! — повторил боевой клич Аполли, потрясая подобранной дубинкой в правой руке и отнятым факелом в левой.

Пламя факела осветило его изуродованное лицо, на котором играла дьявольская ухмылка. Жуткая картина: воплощённый демон среди озверевших прислужников-заключённых возвышается над беззащитной тушкой начальника. Зрелище навсегда врезалась в память подчинённых, чтобы холодить им кровь тёмными ночами.

Вдруг горбун изменился в лице, оно приобрело беспокойное выражение, и чем дальше, тем беспокойнее оно становилось. Аполли будто принюхивался к чему-то необычному, тревожащему его. Он позеленел, метнулся назад, за спины сокамерников, и лопнул подобно мыльному пузырю. Одежда кучей тряпья упала на пол.

Оцепеневшие заключённые пали духом. Тюремщики быстро оценили благоприятную ситуацию и возобновили порядок, избивая до бесчувственного состояния бунтовщиков. Крики и стоны недолго долетали до слуха обитателей соседних камер. Когда всё было кончено, из камеры, куда посадили Виктора Сандини, кто-то крикнул:

— Эй! Тут ведун помер.

Командор ди Вижен ураганом ворвался в резиденцию Карающих и поднялся на чердак к брату Игнатию. Тот возлежал на пуховике под каменным алтарём, при свете свечи читая запрещённую рукопись о похождениях одного не в меру любвеобильного крестьянина, притворившегося глухонемым в женском монастыре. Увидев вбежавшего командора, испачканного землёй, в изорванной сутане, запыхавшегося, мокрого от пота, он приготовился к ужасным известиям.

— Командор?

Брат Игнатий встал из-под алтарного камня, где располагалась его постель, навстречу ди Вижену. Командор, не смотря на плачевное состояние внешности, сиял от радости, чем поражал медиума.

— Всё в порядке, брат Игнатий, всё в полном порядке! — заверил ди Вижен, отдышавшись. — У меня хорошие новости. Мы немедленно проводим ритуал связи с духом преподобного ди Сави и спрашиваем, кто его убийца. — "Так вот кто стащил мой ритуальный нож", — догадался медиум за миг до того, как командор извлёк из складок одежды знакомое орудие вызова духов. — Вот, какой-то верующий пробрался на чердак, подслушал наш с вами разговор и — чистая душа! — захотел помочь осуществить правосудие, рискуя согрешить. Он позаимствовал у вас нож и ухитрился...

— Отрезать голову преподобного магистра? — оживился брат Игнатий.

— Нет-нет, лишь кусочек его обожжённой плоти.

Ди Вижен положил на камень лоскут чёрной, обуглившейся кожи. Медиум приладил на глаз линзу увеличительного стекла, всесторонне изучил трофей, переворачивая его длинным заострённым ногтем, и пришёл к потрясающе логичному выводу:

— Этот кусочек подвергся термической обработке. Говорите, он принадлежит магистру ди Сави? Проверим, проверим...

В руке медиума возникли серебристые металлические щипчики. Он аккуратно взял ими лоскут, подержал над огнём свечи и бросил в деревянную чашку. Достав из-под стола ступку, он размолол чёрный кусочек в порошок.

— Присаживайтесь, командор. Вы бы не могли дать немного вашей крови?

— Опять? Вы из меня всю кровь вытянете, брат Игнатий!

Ди Вижен огляделся, ища, куда бы присесть. До чего ж ему надоело отсутствие приличной мебели в комнате медиума! Он тяжело, кряхтя и отдуваясь, опустился на своё прежнее место за столом и дал на расправу проткнутый недавно палец.

— Вы не бойтесь, это не больно, — успокаивал брат Игнатий, остервенело массируя упитанный палец командора.

— Командоры Ордена Карающих ничего не боятся, — заявил бледный ди Вижен. — Они много чего опасаются в силу естественной осторожности.

— Как обстоят дела в городе? — ни с того ни с сего спросил медиум, уколов палец кончиком лезвия. — Давненько, знаете ли, не выходил на улицу.

— Хорошо дела обстоят, — произнёс кривящийся и отворачивающийся, дабы не видеть вынужденного кровопускания, командор. — Храм целителей бога Аксиила сгорел подчистую вместе с кварталом лекарей. Говорят, из-за воплотившегося демона высшей категории, которого клирики сжигали в храме. В остальном всё хорошо.

— Вот жалость.

— Что? Что-то не так с моей раной?

— Нет, я о квартале лекарей. Теперь город лишился системы медицинского обслуживания, ни лекарств, ни святой воды. В случае нападения на Лаврац защитникам не поздоровится в прямом смысле слова. Башня Святого Ведовства, квартал лекарей. Несчастья сыплются на наш Лаврац ровно из-под хвоста нечистого, не находите? Ну, вот и всё, благодарю за помощь.

Брат Игнатий отпустил побелевший палец командора, перемешал в чашке кровь с пеплом в единую бурую массу и, шепча молитву, вылил получившееся вещество на хрустальный шар. Бурая масса тонким слоем разошлась по гладкой поверхности, шар впитал её. Недра артефакта окрасились пурпуром, в котором замелькали тени. Медиум читал молитву на неведомом языке, делал над шаром загадочные пассы руками, а глаза его вылезали из орбит. Голос его, приобретший небывалую мощь, волнами бился о стены чердака.

— Агыр, гурыр, бурыр! Нервал, нарвал, урвал!

"Что ж он так кричит-то?" — недоумевал командор, с замиранием сердца следивший за процессом призыва духа преподобного магистра. "О, имена свиты бога Гортиила пошли",— подумал он, услышав знакомые слова.

Вырезанные на каменном столе знаки замерцали голубоватым светом, медиум дёрнулся всем телом, выпрямившись, точно палка, узкие ладони легли на хрустальный шар, и брат Игнатий сказал не своим голосом:

— Ожидание соединения...

За непонятной фразой последовало продолжительное гудение, издаваемое горлом медиума. Шар посветлел, в центре собралась бурая точка, которая неожиданно ринулась к поверхности и выплеснулась наружу, обдав ди Вижена бурой жижей. Брат Игнатий, громко вскрикнув, отлетел от каменного стола, стукнулся спиной о покатую чердачную стену и замер. Правая щека его подёргивалась, губы вытянулись трубочкой, один глаз был прикрыт, второй, наоборот, широко раскрыт, веко нервно дрожало. Приготовившийся к неприятностям командор вовремя зажмурился, сохранив позицию. Неуклюже перекатившись на четвереньки, он подполз к медиуму.

— Брат Игнатий! Брат Игнатий! — тряс он его за плечи, отплёвываясь. — Вы вызвали дух ди Сави, брат Игнатий? Что вам удалось выяснить?

Прошло немало времени, прежде чем взгляд медиума стал осмысленным. Губы его беззвучно двигались, то ли творя молитву богам, то ли проклиная плохо отлаженный артефакт.

— Вы ошиблись, командор, — сказал брат Игнатий с безумием в очах и ужасом на лице. — Тот, чью обугленную плоть вы принесли, не мёртв.

— Так магистр ди Сави жив? — удивился ди Вижен.

— Вряд ли, — туманно ответил медиум.

Кромешная тьма окружала Виктора, а тишина казалась нереальной. Неужели он умер и, как отступник истинной веры, попал в преисподнюю? Слишком тихо для места вечного мучения грешников. Где же зубовный скрежет и пылающие во тьме глаза демонов?

— Я мёртв? — сорвался с губ вопрос, канув в чёрное безмолвие.

— Да как бы тебе помягче сказать, — послышался писклявый голосок. — Лучше б ты сдох.

Виктор покрутил головой, пытаясь определить источник писка. Интонации показались ему удивительно знакомыми, однако, он не знал никого, обладающего столь тоненьким голосом. Забросив бесплодные попытки вспомнить, кто мог бы так говорить, он вникнул в суть сказанного.

— Если ты желаешь мне смерти, значит, я не умер, — сделал он вывод. — Кто ты, голос во тьме?

— А ты не догадываешься, демон тебя подери, кто я? — пропищало рядом.

— Ты пожелал мне смерти, следовательно, ты мой враг, — продолжал рассуждать Виктор. — Или, по крайней мере, недоброжелатель. Хотя бы скажи, где мы находимся? Я не чувствую себя живым, у меня ничего не болит, голова работает ясно, необычайная лёгкость в теле. Может быть, мы на Перекрёстке Судеб, месте между миром живых и миром духов? Мрак неопределённости терзает меня.

— Как ты красиво заговорил, дорогой Виктор! Прямо поэт! Глупый дохлый поэт! — захихикал пискун.

— Слова твои призваны запутать меня и вселить уныние в мою душу? Почему ты не говоришь прямо? Я чем-то обидел тебя при жизни?

— Ха! Ещё бы! Я себе места не нахожу с тех пор, как превратился в... это! Должен признать, ты выбрал утонченный способ покончить со мной и выбраться из темницы, дорогой Виктор. Притворился мёртвым, а меня обрёк на муки в крошечном комке шерсти! Твой план хорош, спору нет, если бы не два неучтённых тобою фактора. Во-первых, тебя не отправили сразу в городской морг, а оставили в хранилище темницы до прихода святого охотника Адами. Во-вторых, ты недооценил меня, Весельчака Аполли!

— Аполли? Горбун Аполли, втянувший меня во всю эту историю? — праведный гнев возгорелся в душе, сжигая преграды, воздвигнутые рассудком. Близость врага, возможность дотянуться до него, подержать за горло, слушая его предсмертный хрип, пьянила не хуже самого крепкого вина. На время забылась естественная осторожность, сдерживавшая неистовые порывы ярости, из горла вырвался душераздирающий вопль: — Убью!!!

Виктор рванулся, пытаясь вскочить, и со всего маху врезался лбом в нечто весьма твёрдое. Что-то хрустнуло — причём неизвестно, то ли низкий потолок, то ли череп бывшего послушника. Впрочем, вряд ли Виктор услышал хруст. Его бесчувственное тело приняло расслабленно-лежачее положение, в котором не представляло опасности для злого горбуна.

— Эй, — раздался взволнованный писк. — Ты ведь не умер по-настоящему, правда?

Молодые перепела в сметанном соусе удались на славу, и командор ди Вижен причмокивал от удовольствия, обгладывая тонкую косточку. Он ужинал один, если не считать монашка, прислуживающего за столом и незаметно забрасывающего в широкие рукава объедки с господского стола. Командор, естественно, замечал поползновения брата по ордену — он не дослужился бы до столь высокого звания, будь невнимательным к происходящим вокруг событиям, — однако, великодушно не выказывал озабоченности пропажей съестных отходов, коими в течение недели могла бы наедаться крестьянская семья из шести человек. То-то монашек за время пребывания в лаврасской резиденции Ордена Карающих изрядно округлился, а то ведь раньше был худосочный, бледный и напоминал одно из воплощений бога недоедания Глада.

Выпавший из руки столовый нож звякнул о пол. Энергично пережёвывая филе лосося, запечённое в огуречном соусе, ди Вижен подумал: "Нож упал — к гостю. Кого несёт на ночь глядя?"

Монашку вдруг страшно захотелось принести командору другой столовый прибор. Не говоря ни слова, он выбежал бодрой рысцой из трапезной. Массивная дверь за ним громко захлопнулась. Из мрака, скопившегося в углу, бесшумно выплыла серая фигура, размытая, словно пятно на дорожном плаще. Она приблизилась к обеденному столу, остановилась напротив переставшего жевать ди Вижена, вытянулась в подобие человека, с ног до головы закутанного в просторную хламиду, скрывающую лицо, и приветственно кивнула. Со страшным скрипом отодвинулся обитый шёлком стул. Фигура бесцеремонно уселась на него, поманила похожей на оформившийся сгусток тумана рукой. С серебряного блюда взмыла в воздух румяная перепелиная ножка, описала дугу над столом и угодила в расплывчатые пальцы посетителя. Уже поднеся ножку к невидимому рту, фигура поинтересовалась:

— Как дела?

Командор проглотил некстати застрявший в горле кусок мяса винторогой газели, прокашлялся, протёр глаза и руки белоснежной салфеткой и сипло ответил:

— Приветствую. Благодарю, у меня всё хорошо.

Перепелиная ножка исчезла под балахоном, оттуда послышался хруст. Ди Вижен изумлённо наблюдал за её неестественным поглощением, не торопясь заводить разговор. Под его пытливым взглядом пришельцу, наверное, стало неудобно, да и повисшее молчание могло ему показаться неловким, поэтому гость, желая поддержать беседу, пояснил:

— Давненько не пробовал изысканных яств. Не отвлекайся, рассказывай последние новости, у меня мало времени.

Рассказ командора относительно событий сегодняшнего дня был сжатым и содержательным. Говорил он быстро, стремясь сообщить о самых мелких, незначительных вроде бы деталях. Серая фигура, проглотив перепелиную ножку, подозвала графин флорского вина. Сосуд самостоятельно перелетел через стол, из горлышка, хлопнув, выскочила затычка, графин наклонился, плеснув красной жидкости в прилетевший от ди Вижена бокал; верно, гость не был брезглив.

— Из сказанного ранее можно предположить, что на Лаврац готовится нападение хитрого, умного противника, владеющего неизвестной нам магией. Не исключено присутствие некромагических сущностей, используемых противником. Отношение к нападению руководящей верхушки Ордена Мудрости пока неясно; вполне возможно, следующей целью противника будет кто-то из высокопоставленных лиц Ордена, — подвёл итог командор.

— Великая Магистресса? — спросил посетитель.

— После покушения на ди Сави она заперлась в Башне Небесного Ведовства, никого не принимает, усилила стражу у входа опытными боевыми ведунами из своей свиты. — Ди Вижен скептически улыбнулся уголком рта. — Связями с общественностью занимается её личный секретарь Орелли.

— Полагаешь, её ничто не спасёт, — понял улыбку командора гость.

— Да. В кабинете ди Сави найдены лента, какой перевязывают любовные послания, и горсть пепла, оставшегося от свитка. Думаю, магистр сам подписал себе смертный приговор, по незнанию активировав магическую ловушку. Спланировавший операцию по ликвидации Башни Святого Ведовства прекрасно осведомлён о его слабостях.

Серая фигура сделала крошечный глоток вина.

— Понтифик и король оповещены о произошедшем?

— Днём отправил отчёт в столицу конным гонцом и почтовым голубем, — ответил ди Вижен. — Я написал о твоём решении заняться проверкой группы "бродячих циркачей" в связи с открывшимися обстоятельствами.

— Ты поступил правильно. В данный момент меня больше интересует, какую роль играют "циркачи" в Лавраце.

Командор нахмурился.

— Их поведение безрассудно. Лезть в один из крупнейших городов королевства, обитель ведовства, грабить... — ди Вижен покачал головой. — Это всё равно, что воробью прилететь в гнездо орла и дёргать его за хвост.

— Потому они меня и заинтересовали. Полагаю, их главное выступление впереди, — произнёс гость. Он отставил полупустой бокал и замер, опустив голову, будто к чему-то прислушиваясь. Наконец, он повернулся к командору. — Вероятно, мы имеем дело с некромантией высшего порядка. Пусть Адами займётся магистром ди Сави.

— Он им уже занимается. По-моему, у вас с ним схожие мысли относительно покойного преподобного.

Фигура поднялась из-за стола, вмиг увеличившись в росте. Она стала ещё расплывчатей, её контуры терялись в полумраке, куда она спешно отступала, распадаясь клочками серого тумана.

— Мне пора. Будь осторожен, Арно, — донеслись её последние слова.

— Удачи тебе, Анатоль, — пожелал в пустоту ди Вижен.

Тюремщик Крес стоял на посту возле двери темничного хранилища. Дальше по коридору следил за порядком второй постовой тюремщик. После инцидента с заключёнными начальник, приведённый в чувство ведром холодной воды, пожелал повысить безопасность во вверенном ему заведении и расставил нескольких ребят в коридоре, чтобы они дубинками и громкими нецензурными выражениями прерывали неформальное общение заключённых, а заодно следили за тем, не появится ли откуда пропавший невесть куда из камеры горбун. Уродец, бесспорно, пользовался чёрной магией, иначе как он исчез на глазах толпы тюремщиков? Нагнал он страху, нагнал. Начальник темницы, очухавшись, сразу послал донесение в резиденцию Ордена Карающих с просьбой срочно прислать какого-нибудь борца с нечистой силой. Святые каратели не торопились давать ответ, посыльный до сих пор не вернулся.

Было тихо, только иногда попискивали мыши, деловито перебегая коридорный тракт. Откровенно говоря, Крес скучал, к тому же, не привык он так долго стоять на ногах. От нечего делать он закручивал и раскручивал собственные длинные усы, и спустя полчаса такого вот немудрёного занятия стал в нём профессионалом высочайшего класса.

Наполненное томительным ожиданием смены караула существование тюремщика было прервано весьма странным, загадочным звуком, долетевшим из-за двери склада. Кто-то произнёс "убью" угрожающим тоном.

Мурашки устроили на спине несчастного тюремщика ипподром. В хранилище перенесли труп скончавшегося незнамо от чего ведуна отступника. Больше там никого нет, а мёртвые не кричат. Поговаривали, покойник поссорился с треклятым горбуном. Мало ли, какие чары наложил горбатый чернокнижник? Вдруг мертвец встал и жаждет крови невинных людей? Или горбун на кого-то чрезмерно обижен и хочет расквитаться?

Крес, побелевший от страха, срывающимся голоском окликнул ближайшего тюремщика:

— Эй, Растаг, ты, с-случайно н-ничего не слышал?

Растага вопрос застал врасплох. Покрутив бритой башкой, словно пытался увидеть ускользнувший звук, он недоумённо пожал плечами:

— Да вроде тихо. А что такое?

— Да так, ничего. Послышалось, наверно.

Крес на негнущихся ногах подошёл к двери хранилища, осмотрел громадный навесной замок. В памяти стояла кошмарная сцена избиения начальника темницы, ужасный лик бешеного горбуна, с которым встречаться хотелось меньше, чем с восставшим из мёртвых ведуном. Замок крепко держался на толстых железных петлицах, и никто мимо Креса не проходил в хранилище. Звук не повторялся. Тюремщик решил, что ему и правда послышалось. На всякий случай потрогал дверной засов и подпёр дверь найденной в коридоре метлой.

Дрожь в коленях не унималась добрых десять минут. Прислонившись к стене, Крес радовался тишине, нарушаемой мышиным писком и окриками коллег, когда его ушей достиг душераздирающий вой, сменившийся воплем и грохотом из хранилища.

Очнулся бывший послушник Ордена Мудрости злым.

— Аполли, уродец мелкий, ты здесь? — гаркнул он.

Тьма молчала целую вечность. Виктор начал успокаиваться, приняв за страшный сон болтовню с горбуном. Внезапно кто-то пропищал:

— Пожалуйста, успокойся и не делай резких движений. Может, поговорим без лишних эмоций, как серьёзные разумные существа? Ты погорячился, и я очень хорошо понимаю твоё возбуждённое состояние. Приношу глубочайшие извинения за тот глупый случай на дороге, потом в келье и при встрече со святым охотником. Поверь, я делал это не со злости, а по глупости. Нынче я осознал глубину моих ошибок и признаю себя виновным в твоих злоключениях.

— Признаёшь виновным?! Ты сломал мне жизнь, испортил карьеру, навсегда очернил перед Орденом! Хочешь отделаться извинениями? Не выйдет!

Последнюю фразу бывший послушник буквально провыл. Памятуя о низком потолке, он на ощупь выбрался из какой-то непонятной ниши, рыкнул Слово. Заложенная в рык молитвенная сила возымела успех: в темноте зажглась перламутровая точка, быстро разрастающаяся. Вскоре она превратилась в пылающий шар — оголовье ведунского посоха, свет выхватывал из мрака заставленные разнообразными предметами высокие стеллажи. На полке такого вот стеллажа покоился немногим ранее бывший послушник.

Светящийся свинцовый шар позволил по-новому взглянуть на хранилище. Удивительное, потрясающее алчный разум зрелище открылось Виктору. Нет, здесь не блистали драгоценные камни, не было набитых сокровищами сундуков и груд золота. На построенных аккуратными рядами стеллажах лежали самые разные вещи, до которых городской власти нет дела. Обычно конфискованные драгоценности, монеты сразу забирала городская казна. За счёт конфиската Лаврац содержал темницу с ордой тюремщиков. Прочие вещи не торопились пускать в ход, и они мёртвым грузом оседали на складских полках. Предметы получше присваивал себе начальник темницы, они продавались из-под полы местным скупщикам краденого и честным торговцам, обогащая город, лично начальника и его помощников. Тем не менее, даже загребущие лапы тюремщиков не могли охватить всего обилия доставляемого в хранилище добра. Происходило это из-за подчас пристального внимания городской стражи к конфискованным вещам, фигурирующим в расследованиях, проводимых Орденом Карающих.

Большинство хранящегося добра составляла всякая дребедень, не заслуживающая внимания, изредка попадались действительно ценные вещи. На полках рулоны дешёвой ткани соседствовали с дорогущими шёлковыми свёртками, привезёнными с Востока, простая глиняная посуда стояла рядом с блестящими фарфоровыми сервизами. Виктор не поверил глазам, увидев висящие под потолком гирлянды копчёных колбас, окорока, стоящие на полу ящики с вяленой рыбой, орехами, овощами. На склад свозился конфискат, в том числе продовольственный. Немало торговцев желали сбыть в Лавраце товар, не платя положенного налога и пряча предметы сбыта от бдительных стражей порядка. Уклоняющихся от уплаты выводили на чистую воду с помощью Кристаллов Правды на городских Воротах, взимали приличный штраф и забирали выявленный товар. Начальник темницы даже поставил продовольственный ларёк на лаврасском рынке, где приторговывала продуктами его тёща.

Виктор ловко поймал подлетающее орудие ведовства. Едва он коснулся тёплой древесины посоха, волна мистической силы прокатилась по его телу.

Свинцовый шар полыхнул белым пламенем, осветив половину огромного хранилища. Единственная дверь виднелась в конце стеллажного ряда. На полу от Виктора пятилась горбатая мышь с изуродованной мордой, напоминающая кое-кого.

— Ты, главное, не горячись, дорогой Виктор, — пискнула она и юркнула под полку ближнего стеллажа, скрывшись под грудой контрабандных сапог из оленьей кожи.

Мгновение на лице бывшего послушника отражалось удивление, затем глаза его зажглись злорадством, и он произнёс не внушающим доверия тоном:

— Вылезай, Аполли, поговорим без лишних эмоций как разумные люди!

— Знаешь, дорогой Виктор, у меня вдруг случилась боязнь яркого света. Я побуду тут, в тенёчке, а ты говори, ладно? Я тебя внимательно слушаю.

Ведун громогласно рассмеялся. Сейчас он походил на взбесившегося колдуна — волосы растрёпаны, грязная одежда свисает лоскутами, очи пылают целым набором чувств, не подобающих покорному служителю Церкви, губы искривлены в злобной усмешке.

— Убью, — с чувством пообещал он и ринулся в атаку.

Свинцовый шар неестественно легко проломил полку толщиной в два пальца. Отвратительная мышь тенью метнулась под следующий стеллаж, на ходу пища о благоразумии и полчищах бдительных тюремщиков, охраняющих хранилище. Виктор если и слушал, то не внимал писклявому голосу, как ни в чём ни бывало продолжая крушить полки с казённым имуществом. Мимолётного взгляда на искажённое лицо хватило горбуну, чтобы уразуметь: бывший послушник вовсю наслаждается актом отмщения и не собирается складывать оружие, лучшим выходом будет удалиться. Мышь, бросив тщетные попытки успокоить ведуна, устремилась прямиком к щели под дверью, Виктор кинулся за ней. Проворный грызун прошмыгнул в потайной лаз, избегнув мощного удара, разнёсшего ведшую наверх деревянную лесенку.

Призывая вышние силы, бывший послушник всадил свинцовый шар в крепкую с виду дверь. Доски оказались не такими уж прочными и от первого же удара треснули, выгнувшись наружу. Второго удара дверь не выдержала. Тлеющие щепки выбросило из хранилища, облако багровых искр роем заполнило коридор. Из поднимающейся пыли и опадающих обломков обрисовался контур бывшего послушника, бесстрашно шагнувший навстречу тюремщикам.

— Упырь! — взвыл один.

— Вурдалак! — взвизгнул другой.

— Мертвяк! — всхлипнул третий.

Четвёртый ничего не сказал, а рванул прочь. Остальные последовали его примеру, благоразумно решив, что дубинка против намоленного ведунского посоха, горящего белым огнём, ровно спичка против молота. Бегущих встретили вышедшие им на подмогу тюремщики в кожаных доспехах, позади них поспешал начальник темницы, деловито отдающий приказы. Забинтованная голова его белела издалека, щекастая физиономия выглядела болезненной, но решительной. Вид взбешённого отступника привёл его в расстроенные чувства, и он остановился. Решимость подчинённых мгновенно улетучилась. О живую стену товарищей разбилась паникующая четвёрка.

Внимание ренегата всецело поглотила горбатая мышь, улепётывающая по коридору. Она затерялась под ногами тюремщиков, сомневающихся, стоит ли стараться задержать ожившего мертвеца, тем более, судя по всему, очень злого мертвеца. На их решение повлияли недоброжелательные действия отступника, бросившегося на них, размахивая пылающим посохом.

Не будь посоха, Виктор поостерёгся бы нападать на ораву вооружённых дубинками людей. Впрочем, он не собирался сражаться с ними, желая их припугнуть. Надо признать, гнев — великая сила, и правду говорили древние: "Гнев не хуже отваги". Он на самом деле не боялся никого и ничего, поставив себе чёткую цель — догнать гадкую мышь и... Вот тут он не мог прийти к единственно правильному решению. По сути, горбун впервые в его власти и. Возникало естественное желание поквитаться с ним за совершённые злодеяния. С другой стороны, его можно изловить и заставить рассказать правду. Изловить! Где его найдёшь в этой неразберихе, спрашивается?

Тюремщики неорганизованно отступали, толкаясь и сбивая друг друга с ног. Споткнувшийся начальник темницы полз на карачках, поскуливал и бранился по чёрному. С ним на полу барахтались некоторые особо неповоротливые подчинённые, поваленные благодаря его нерасторопности. Оживший мертвец — неведомо, то ли упырь, то ли вурдалак, — неотвратимо приближался, скаля зубы в ужасающей ухмылке. Тюремщики ломанулись в открытую дверь, побежали дальше, оставив начальника на милость ведуна. Они были настолько заняты увеличением дистанции между собой и жутким ренегатом, что не заперлись. Начальник, переждав, пока остальные пробегут и перестанут пинать его ногами, подскочил с несвойственной для людей его комплекции лёгкостью и бросился за коллегами.

Виктор упустил мышь из виду, но, взмолившись богу Гортиилу, ощутил её присутствие. Она поблизости отчаянно силилась найти выход из темницы или, на худой конец, забиться в норку. Ага, вот ты где!

Комната тюремщиков совмещалась с кухней и караулкой. Аполли выскочил вместе с до полусмерти перепуганными тюремщиками в караулку, оттуда, рискуя быть затоптанным, выбрался в тюремный двор. Виктор добавил ходу, предчувствуя скорую встречу.

Тюремный двор был скорее двориком — маленькой площадкой перед низеньким каменным зданием темницы, огороженным высоким бревенчатым забором. У закрытых на железный засов ворот под чадящим факелом дежурил дюжий тюремщик в кожаном доспехе. Завидев вывалившуюся из строения массу народа, он вытаращился на хромающего последним начальника.

— Отпирай ворота! — заорал ему начальник, махая рукой.

— С чего бы?

— Открывай, кому говорю! — истерично взвизгнул начальник темницы.

Недоумённо хмыкнув, тюремщик выполнил приказание. Сняв тяжеленный засов, он распахнул створки ворот.

Затем случилось несколько значительных событий. Прежде всего, из темницы вразвалочку вышел Виктор Сандини, бывший послушник Ордена Мудрости, объявленный властями отступником. Он резко нагнулся, схватив пробегавшую мимо горбатую мышь, нехорошо улыбнулся, рассматривая её в руке. Мышь истошно пищала, чуя недобрые намерения ограбленного ведуна. Некоторые тюремщики много позже, сидя в харчевне, рассказывали, что будто бы разбирали отдельные слова в её писке, она, дескать, молила о пощаде. А ренегат молчал, смакуя момент истины, и его зловещая улыбка становилась шире.

В воротах стояли трое стражников в кольчугах до колен, подпоясанные широкими грубыми ремнями, в закрывающих лица шлемах, вооружённые до зубов. Двое невысоких, худощавого телосложения, и один богатырь, выше их на две головы, широкий и могучий. За ними угадывалась повозка с махоньким возничим, тоже облачённым в кольчугу и шлем. Глефы угрожающе опустились в сторону ведуна-отступника, преграждая путь к свободе.

— Шдавайшя! — прошепелявил гигант, для убедительности пырнув глефой воздух.

Вид грозного оружия остудил пыл Виктора. Гнев схлынул так же внезапно, как и пришёл. Перепрыгнуть через забор нет возможности, миновать стражу без боя тоже никак не выйдет. Проклятье! Похоже, побег не удался. Зато основная цель достигнута. Кулак с горбатой мышью сжался сильнее, выдавливая дух из противного грызуна. Мягкое тельце чавкнуло.

— Ты испортил мне жизнь, Аполли, — прошипел ведун, — а я испортил жизнь тебе. Думаю, это достаточное наказание за твои грехи. Мы квиты.

Виктор широко улыбнулся стражникам и резко выбросил вперёд руки. Посох врезался в крайнего слева стражника, стукнув его по лбу и немного оглушив. Стражник шагнул назад, пошатнулся. Мышиное тело попало аккурат в смотровую щель шлема богатыря и застряло там намертво, обескуражив стражника. Он от неожиданно подлого приёма выпустил глефу, схватился за забрало, стараясь снять шлем. Воспользовавшись замешательством, Виктор кинулся на стражников и нырнул между ног исполина, таким образом проникнув им за спины. Его задумка, несомненно, имела бы шанс на успех, если бы не богатырь, потерявший равновесие и неуклюже севший на ведуна. Виктор издал звук, напоминающий скомканное кваканье. "Везёт сегодня на здоровяков, сваливающихся на меня в самый неподходящий момент", — уныло подумал он и потерял сознание.

Его привела в чувство тряска. Он приподнял тяжёлые веки, осмотрелся. Тускло светила настенная лампа, рассеивая мрак в роскошно отделанной повозке. Сидения, обитые подушками, шёлковые занавески. Напротив сидят две связанные женщины с атласными кляпами во рту, слева в простой одежде, личико спрятано под вуалью, справа в дорогом одеянии, в причудливом колпаке, обвитым золотым обручем наподобие растущих из солнечного диска крыльев. Ба, настоятельница монастыря! Виктор встряхнулся, насколько позволяли ему впившиеся в запястья верёвки, и всмотрелся в старческое лицо монахини. Он узнал настоятельницу юрпрудского монастыря Лазарию ди Шизо.

Тиха кладбищенская ночь! Не слышно пения птиц и стрекота насекомых, только воют на покойника собаки в далёких дворах да громко бьют морду на околице перепившие мужики. Никто более не беспокоит покой усопших. Над могильными крестами висит жёлтая луна, к ней тянет ветви старый раскидистый дуб — обязательный сторож погоста. Ухает филин и полночным чудищем срывается с ветки, чтобы поскорее улететь из мрачной местины.

Со стороны свежей богато убранной цветами могилы под мраморным крестом доносится тихий скрип. Земля вспучивается, и из шевелящейся чёрной массы вырывается человеческая рука, унизанная запачканными драгоценными перстнями.

Глава 7. Побег

Виктор, будучи с кляпом во рту, промычал нечто невразумительное, выражая приветствие присутствующим в повозке дамам, особенно матушке Лазарии. Настоятельница юрпрудского монастыря учтиво кивнула в ответ, отчего колпакообразная конструкция, венчавшая её голову, сползла набок; она бы вообще свалилась с матушкиной маковки, если бы не шёлковые полупрозрачные завязки, элегантно крепившие головной убор под подбородком.

Неужели матушку арестовал Орден Карающих? Надо же, такую влиятельную особу, постоянную посетительницу балов, устраиваемых градоначальником, и арестовали! М-да, обнаглел Орден, обнаглел. Чем же провинилась добрая женщина? Неужели до понтифика дошёл слух о её поэтическом даровании, и её бесподобные творения ему не понравились? Какой изысканный литературный вкус у Его Святейшества, кто бы мог подумать.

Верёвки, связывавшие запястья Виктора, были прочными, и освободиться от них представлялось трудным занятием. Перетереть их не было никакой возможности, перерезать тоже, разве что у благородных дам имеется в наличии холодное оружие. Кстати, о дамах. Матушка Лазария мучительно дулась, медленно водя головой из стороны в сторону, потом не менее мучительно двигала челюстями, пока не случилось подлинное чудо: кляп зашевелился и спустя пару минут выпал у неё изо рта.

Истинно говорил Франсуа Миролюбивый после близкого знакомства с боевыми монахинями-вопительницами: "Голосу верующего нет преград!"

— На помощь! Бандиты чести лишают! — истошно заголосила настоятельница.

Надеждам далеко немолодой женщины, увы, не суждено было сбыться. Повозка остановилась, дверка отворилась, внутрь ворвался карлик-возничий и мигом заткнул ей рот выпавшим кляпом, для перестраховки завязав крикливый рот полоской ткани, предусмотрительно оторванной от её платья.

В памяти всплыл образ циркачьей повозки и сидящего на козлах человечка в пёстрой одежде. Ба, это же он! Тут у Виктора отпали всякие сомнения: его выкрали переодетые стражниками подельники горбуна. Наверное, матушку Лазарию тоже похитили. И что они собираются делать с похищенными? Требовать выкуп?

Настоятельница сопротивлялась, как могла: извивалась всем телом, аки гусеница яблоневой плодожорки (зелёное атласное платье придавало сходства с садовой вредительницей), крутила головой, порывалась укусить за короткие пальцы обидчика и издавала захлёбывающиеся возмущённые звуки из-под кляпа. К сожалению, её попытки оставались безуспешными. Карлик грубо схватил её за руку и швырнул в открытую дверку повозки, ничуть не озаботившись состоянием её головного убора, треснувшего о низенькую притолоку и разделившемся на две неравные части. Послышались звук упавшего тела, тонкое поскуливание (неужто, подумал Виктор, настоятельница рухнула на дремавшего у выхода циркового пёсика?) и тихие шепелявые ругательства.

Поймав за локоток девушку, карлик выбросил её из повозки. "Откуда такая сила у карлика?" — успел удивиться Виктор, прежде чем последовать за спутницами.

На улице царила прохлада. Первым, увиденным Виктором из положения лёжа на брусчатке, — а это была точно брусчатка, ибо с некоторых пор бывший послушник научился безошибочно определять, на чём лежит, — был ботфорт громадного размера, куда он нечаянно уткнулся носом. Над ботфортом высилась толстая нога и виднелось необъятное брюхо. На фоне ночного неба, усыпанного мириадами звёзд, оно казалось куском вселенской Тьмы, ненасытной утробой, угрожающей поглотить мир. Возможно, теогонические размышления Виктора пошли бы намного дальше устоявшихся канонов истинной веры, благо, созерцание чёрного пятна способствовало мыслительному процессу, возможно, он вывел бы новые умозаключения касательно природы вещей, однако, рывок поставил его на ноги, прервав раздумья о Вселенной.

Великан. Человек-гора Бегемот. Его не забудешь и на смертном одре. Одной ручищей он держал за шкирку бывшего послушника, второй будто обнимал женщин. Ещё две тёмные фигуры — должно быть, переодетые стражниками лохматики — нервно курили в стороне самокрутки из высушенных листьев. Багряные точки тлеющих папирос освещали их напряжённые злые мордашки, зловещие из-за окружающих повозку могильных крестов. Крестов?! Почему, интересно, они на кладбище?

Среди невзрачных могильных холмиков с простыми и вычурными надгробиями выделялись небольшие постройки гробниц и громадные здания фамильных склепов, похожие скорее на дворцы здравствующих вельмож, чем на место последнего упокоения: роскошные дома, украшенные мраморными статуями богов-хранителей.

Их привезли на Жгучую Домовину — самое крупное и старое кладбище Лавраца, закрытое много лет назад, по слухам из-за странных происшествий, повлёкших за собой гибель нескольких людей. Старожилы рассказывали, на кладбище когда-то нашли труп, бесхозно валявшийся на дорожке меж могилками и отпугивавший прогуливавшихся по некрополю посетителей. Жгучая Домовина считалась местом элитных захоронений, оттого гробницы строили здесь очень красивые, и со временем кладбище превратилось в некое подобие музея архитектурных памятников под открытым небом. Естественно, городские власти углядели в данном факте дополнительный источник прибыли. По погосту стали водить экскурсии для туристов и лиц, желающих присмотреть местечко поживописнее для собственного погребения.

Но вернёмся к трупу. Оказалось, принадлежал он какому-то эльфу. Причину смерти, равно и её точную дату, установить не удалось. Эльфийские тела имеют дурное качество не разлагаться, они просто коченеют, а спустя некий продолжительный срок затвердевают до степени камня, превращаясь, таким образом, в статуи. Такая вот статуя, раскинув растрескавшиеся конечности, лежала на дорожке. Многие принимали тело за каменное изваяние, необычайно реалистично показывающее агонизирующего эльфа. Но по описи никакой статуи на кладбище не должно было быть, к тому же, настораживало ужасающее выражение твердокаменного лика. Заявившиеся светлые эльфы, община которых проживала в Лавраце, личность мертвеца не опознали, а на мягкий упрёк городского начальства — вашего же племени существо, похоронить надо бы по-людски — ответили, мол, средств на захоронение чужого эльфа, умершего, как они выразились, "единорог ведает когда", тем более, даже не светлого, они давать не намерены. Власть имущие, недолго думая, водрузили злосчастный труп на постамент, присоединив к скульптурной композиции "Орки наступают!" у Башни Ведовства (ведуны тогда имели всего одну башню, нынче прозываемую Башней Общего, или Небесного, Ведовства, где заседает Великая Магистресса). Следующей ночью тело эльфа исчезло с постамента и утром обнаружилось на прежнем месте между могилками вместе с трупом кладбищенского сторожа. Как выяснилось позже, кладбищенский сторож по темноте вроде бы споткнулся об эльфийские останки и сломал себе шею при падении. Дальше — больше. Посчитав перенос тела-статуи противоправным действием неизвестных вандалов, власти вернули его на постамент. Тем же вечером умерла от разрыва сердца старушка, убиравшая пыль с каменных фигур. Мёртвый эльф ночью скрылся в неведомом направлении, а туристы, посещавшие Жгучую Домовину, утверждали, что видели его бодро вышагивающим в сопровождении покойных сторожа и старушки. Странное тело утром нашли, как водится, меж могилками родного погоста. Власти переполошились, подозревая происки нечистого, подключили специалистов из Ордена Карающих. Последние тщательно обследовали эльфийский труп, сказали, умер он очень давно и на всякий случай посоветовали провести над ним очистительный обряд и сжечь, то бишь раздробить, а пыль развеять по ветру. Священнослужители всю ночь отпевали мертвеца за затворенными дверями в часовенке при кладбище. Утром долго никто не выходил из храма. Взбудораженные слухами прихожане силой вломились в часовню и застыли от ужаса. На полу, на концах начертанного кровью мистического знака, лежали обгоревшие до неузнаваемости трупы священников. Мёртвый эльф пропал. С тех пор никто не видел его статуеподобного тела, а на Жгучей Домовине таинственным образом начали исчезать люди. Ни живых, ни мёртвых не находили. Самым чувствительным ударом для городских властей стала пропажа туристической группы, шлявшейся по кладбищу ночью в поисках приключений. Искали её три месяца и три дня, после чего, отчаявшись, закрыли погост. И на протяжении многих лет тёмными ночами у тёплых домашних очагов старожилы рассказывали жуткие истории о призраках и вурдалаках, шастающих по древнему некрополю в свете полной луны и разрывающих любого, кто попадётся им на пути, и о демонопоклонниках, устраивающих мерзкие оргии в заброшенных склепах.

Бегемот сгрёб женщин и бывшего послушника в охапку и потащил к ближайшей усыпальнице. Виктор дёрнулся, промычав обидное ругательство в адрес гиганта, и тут же получил по шее. Великан прижал его к себе так крепко, что шейные позвонки захрустели, и поволок далее. В глазах потемнело, словно на ведунской пирушке после ведёрка ликёра, и бывший послушник безропотно позволил себя дотащить до здания и забросить внутрь. За ним последовали женщины. Заскрипели несмазанные петли закрывающейся двери, щёлкнул дверной замок. В темноте раздавалось недовольное сопение.

Хорошее местечко выбрали проклятые злоумышленники-циркачи для сокрытия свидетелей преступлений. Тихое, безлюдное, если не считать покоившихся в гробах мертвецов. Кричи сколько влезет — никого не дозовёшься. Не освободишься от верёвок, и тебя ждёт бесславный конец, долгая голодная смерть. С другой стороны, окажись правдой досужие слухи о нежити, обитающей на кладбище, и конец настанет куда быстрее. Нет, Виктор совершенно не боялся в данный момент восставших мертвецов. Кровь бурлила в нём при воспоминании о циркачах, гнев застилал глаза алым, несмотря на кромешную тьму усыпальницы. Он во что бы то ни стало выберется отсюда и, может быть, отомстит. Жестоко отомстит за перенесённые невзгоды! Он мог забыть афёру с вымогательством, ограбление, но поломанную судьбу и покушение на его бесценную жизнь не простит никогда!

Для начала следует отделаться от кляпа. Виктор с трудом начал сдавливать тряпицу зубами, пока она немного не сплющилась, затем принялся пережёвывать её. Кляп намок от слюны, потерял жёсткость и форму, и вскоре Виктор, набрав воздуха в лёгкие, выплюнул его далеко от себя.

Теперь займёмся верёвками, опутывавшими его руки за спиной и ноги в районе щиколоток и коленей. Виктор поднатужился, путы врезались в тело, причиняя боль, притупляющуюся из-за напряжения, из горла вырвался измученный, замогильный стон, заставивший женщин насторожиться и затаить дыхание. Бывший послушник расслабился, отдышался и повторил попытку. Верёвки, как назло, не растягивались. Надо отдать аферистам должное, выбирать путы для своих гнусных целей и вязать узлы они умели.

— Эй, госпожи! Не хотите ли выбраться отсюда? — позвал он в темноту. Ответ пришёл незамедлительно в форме нестройного мычания, подталкивающего к задушевной беседе. — Итак, излагаю план нашего спасения. Я перегрызаю ваши верёвки, вы развязываете мои. Пожалуйста, издайте какой-нибудь звук, дабы я смог найти вас в темноте.

Женщины с надеждой замычали. Виктор покатился на звуки и наткнулся на матушку Лазарию, судя по обломанному колпаку-короне, в который он врезался щекой. Крылья головного убора сделали металлическими, резанувшими не хуже орочьего ятагана. Выдержка опытного ведуна и природная склонность к вежливости не позволили осквернить слух пленниц грязной бранью, Виктор лишь зашипел от боли. Потыкавшись лицом о спину настоятельницы, он нащупал верёвки на её запястьях.

Перегрызание длилось целую вечность. Виктору казалось, он искрошил о неподатливую материю зубы, поседел, состарился и давно умер. Воображение нарисовало полуистлевший скелет, грызущий ржавые железные оковы. Он грыз ненавистные путы, сплёвывал и грыз, грыз и сплёвывал. Вкус у них был донельзя противный, будто они сделаны из волокон полыни.

Пробил час, и верёвка пала под натиском крепких зубов молодого человека. Матушка Лазария, почувствовав свободу, затрепыхалась и выдернула запястья из петли. Наученная горьким опытом, она первым делом вынула кляп и чистосердечно возблагодарила Всеотца за избавление от мук, затем обратилась к бывшему послушнику:

— Благодарю вас за спасение, милый юноша! Как вас зовут?

— Виктор Сандини, — прогудел бывший послушник без особого энтузиазма.

— Я запомню ваше имя, милый юноша, и буду думать о вас по ночам в моей келье! То есть я буду молиться о вас, — поправилась матушка. — В знак моей глубокой признательности я напишу о вас стихи, мой юный спаситель! Вы, случайно, не хотели бы пожить в смешанном Юрпрудском монастыре, где я влачу жалкое существование настоятельницы?

— Я, э-э, знаете ли... — Чего-чего, а поползновений влиятельной старушенции ему не хватало до полного счастья. Мысли разбегались, и Виктору стоило усилий, чтобы собрать их и дать связный и, главное, обходительный ответ. — Я весьма польщён вашим предложением, госпожа настоятельница...

— Называйте меня Лазарией, о мой прекрасный спаситель! Просто Лазарией!

— Я весьма польщён вашим щедрым предложением, госп... Лазария, но, к величайшему моему прискорбию, обстоятельства моей жизни вынуждают меня отказаться. Я, э-э, дал обет. Чрезвычайно важный обет.

— Какой обет? — капризно вопросила матушка.

— Тройной обет целомудрия: не жениться, не прикасаться к женщине и не смотреть на неё, доколе не сражу первого попавшегося дракона.

— У вас великий обет, — тяжко, с досадой признала настоятельница. — Мне искренне жаль, что вы отвергли моё предложение, милый юноша, но я всё равно благодарна вам и сочиню песнь о том, как вы спасли меня.

— Спасибо. Гос... Лазария, вы бы не могли попробовать развязать верёвки?

— Да-да, конечно. Вы не знаете, милый юноша, эти страшные разбойники уже убежали и не услышат моих взываний о помощи?

— Полагаю, сначала вам стоит разобраться с путами.

— Да, я уже, — послышалось натужное пыхтение, означающее прилагаемые матушкой усилия для выполнения поставленной задачи, и частое дыхание. — А-а! Не получается!

— Пробуйте, у вас обязательно получится, — ласково подбодрил старушку бывший послушник. — Ощупайте узлы, представьте их в уме и распутывайте.

Настоятельница честно пыталась развязать верёвки, по отдельности стягивавшие её щиколотки. В отчаянии она пробовала разорвать их, однако, осознав свою беспомощность в данном деле, стала искать иные пути решения проблемы. Пошарив вокруг руками, она отыскала на полу шершавый булыжник.

— Я придумала! Я придумала! — повизгивая от восторга, сообщила она. — Я перебью верёвки камнем! Я знала, Творец не оставит верную рабу на погибель! Он послал мне камень!

Живо представив, как настоятельница со всего маху бьёт по его связанным запястьям найденной каменюкой, Виктор прохрипел:

— Не надо! В темноте вы можете промахнуться и раскроить кому-то череп...

— Господь направит руку мою! — возразила она и опустила орудие свободы туда, где, как полагала, были верёвки. Бухнуло, чавкнуло, хрустнуло и взвыло нечеловеческим голосом. Так вкратце можно описать последовавшую звуковую палитру. Виктор невольно откатился от матушки Лазарии. Он и не знал, что человеческая гортань способна производить подобное. — А-а-а! Бо-ольно-о! — выла она, когда к ней вернулась способность излагать мысли словами. — Мои но-ожки-и!

Внезапно из противоположного конца комнаты послышалось бормотание, разом прекратившее вопли настоятельницы.

— Люди! Чего так шумите? Мёртвых тревожите...

Виктор почувствовал, как волосы на голове начинают медленно подниматься. Сердце ухнуло вниз, оставив в груди неприятный холодок. Бывший послушник замер, перестал дышать, прислушиваясь: вдруг померещилось?

— А что вы тут делаете вообще? — задребезжал старческий голос. Может, спутница настоятельницы сама освободилась, и это её голос? Вряд ли, голос явно мужской.

Виктор осмелился спросить:

— А вы кто?

Громко треснуло и зашипело. Огонь охватил маленький факел, из тьмы возникли красноватое в отблесках пламени лицо с чёрными впадинами глубоко посаженных глаз, сухая тонкая шея, узкие плечи старика в холщовой рубахе. Издали он походил на обтянутый кожей скелет. Единственным, задержавшим панический страх в душе Виктора, было наличие горящего факела в костлявых руках — нежити использовать огонь незачем.

Раздалось буханье упавшего тела — сидевшая доселе матушка не разделяла надежд молодого человека на благополучный исход и предпочла впасть в бесчувственное состояние.

— Я первый спросил, — напомнил сутулящийся старик и повыше поднял факел над простоволосой головой.

— Нас похитили циркачи и заперли здесь, — ответил за всех Виктор. — А вы кто?

Старик подошёл поближе, освещая лежащих.

— Я кладбищенский сторож, Этьен меня зовут, — гордо приосанился он, потом как-то сник. — Я сегодня того, перепил немножечко, так меня жена, гадюка, из дому выгнала, на ночь глядя. Ну, так я тут заночевать и решился, на улице ведь холодно, — пожаловался он.

Сильнейший перегар, нёсший от старика, подтверждал его слова.

— Развяжите нас, пожалуйста. Это, — кивок в сторону бесчувственного тела, — матушка Лазария ди Шизо, настоятельница Юрпрудского смешанного монастыря. Она вознаградит вас за помощь. Щедро наградит.

— Развязать? — старикан пожевал губы, раздумывая, не наживёт ли себе проблем своей помощью. Обещание награды перевесило риск. — Сейчас, сынок.

Он вытащил из-за пояса нож и сноровисто разрезал верёвки. Виктор занялся восстановлением кровообращения, растирая занемевшие конечности, спутница матушки Лазарии, скрывая лицо за тканью, хлопотала возле настоятельницы. Старик порывался сделать женщинам массаж, на что получил отказ в резкой форме. Разобидевшись, он наверняка в глубине души пожалел о помощи этим неблагодарным особам. Очнувшаяся матушка Лазария, выяснив, в каком обществе находится, ещё раз возблагодарила Всеотца за спасение.

Виктор, обзаведясь факелом, осмотрелся. Круглая комната саженей десять в диаметре, в центре стела из зелёного мрамора с вырезанным на ней повествованием о деяниях усопшего. Четыре статуи богов-хранителей, расставленные по сторонам света, лепнина. Штукатурка с потолка частично обвалилась, пол устилал слой мусора и пыли. Трухлявую двустворчатую дверь скрепляли позеленевшие бронзовые полосы. Наверняка она заперта, иначе быть не может. Выбить её здоровому сильному человеку не составит особого труда. Примерившись, Виктор с разгону ударил в дверь плечом и отскочил, не добившись ожидаемого результата.

— Ты чего творишь, супостат? — замахал на него руками сторож. — Зачаровано тут всё. Погоди, отопру.

Старик взял давешний ножик, просунул лезвие в щель, поводил им вверх-вниз. Послышался слабый лязг, и дверь распахнулась, впуская в затхлое помещение свежий ночной воздух.

— Нечего тут крушить подотчётное имущество, — наставительно сказал сторож, — я же за него отвечаю.

Виктор остановился на пороге и впервые после встречи с горбуном Аполли вздохнул полной грудью. Его не смущал еле заметный запах тлена. Это был запах свободы, его свободы.

— Уважаемые дамы, прошу вас, передайте господину Давиду Адами, с ним вы вскоре увидитесь, что Виктор Сандини ни в чём не виноват. Прощайте! — воскликнул он и растворился в ночи.

Старик Мали слыл личностью весьма незаурядной, окутанной удивительными, зачастую забавными историями. Большую часть жизни посвятивший собиранию наследия великого барда Есена, он попросту не мог не стать ходячей легендой. Что о нём только ни болтали на рынках и в тавернах! Поговаривали, он занимается подпольной торговлей детьми из неблагополучных семей (подпольной в прямом смысле слова, так как бедняжек он, по свидетельским показаниям господина Вороно, содержал в тайнике под полом своего дома), практикует чёрную магию и по ночам отправляется на колдовские шабаши. Несколько раз к нему в гости приходили ловцы нечисти из Ордена Карающих, перерыли весь дом, но так ничего и не нашли. О нём также ходила слава старого развратника, посещающего заведения с сомнительной репутацией. Сплетни смешивались с действительностью, создавая колоритный образ хироманта и алхимика. Мали никогда публично не опровергал возведённых против него обвинений, рассказывая правду наедине, сидя у очага долгими зимними вечерами. Правду ли? Виктор почти не задумывался об этом, ему просто нравилось общение со стариком.

Поглядев по сторонам, бывший послушник постучал в хлипкую дверь. Тёмные окна свидетельствовали о том, что хозяин небольшого одноэтажного дома уже спит. Виктор стукнул дополнительно пару раз.

Дверь открылась внезапно, чуть не припечатав стоявшего под ней молодого человека. Из появившейся щели выросла рука, схватила бывшего послушника за шиворот и затащила в дом. Дверь захлопнулась.

— Хвала Творцу, с тобой всё в порядке, Виктор. Сиди здесь, не разувайся.

На столе горела свечка в видавшем виды подсвечнике. Седой длинноволосый старик с закутанными тряпками руками и ногами, в тёплом полушубке расположился на истрёпанном диванчике возле кресла. Голубые глаза, окружённые сеточкой морщин, влажно поблёскивали, взгляд был решительным, несмотря на признаки усталости.

— Доброй ночи, — поздоровался Виктор.

— Здравствуй, — ответил алхимик. Бывший послушник заметил, что Мали мелко дрожит.

— Вы неважно выглядите. Приболели?

— Не обращай внимания. Теперь это моё естественное состояние. Заварить чаю с лимоном? Или ты голоден? Меня вчера навещали родные, принесли разных вкусностей.

— Не стоит беспокоиться. — В животе предательски заурчало. — Мне нужен ваш совет. Вы слышали о моих злоключениях?

— Естественно. Хотя лучше бы не слышал. Продолжай, не отвлекайся.

И Виктор продолжил. Наряду с советом он хотел выговориться и выложил старику историю собственных похождений всю, без утайки: рассказал о неудачном утреннем походе в собор, об ограблении, заключении под стражу, допросе, сотворении случайного чуда, превратившего горбуна в мышь, о побеге. Мали внимательно слушал, уточнял детали, и, чем больше рассказывал бывший послушник, тем мрачнее становился алхимик.

— Что посоветуете мне вы, человек опытный, в такой вот щекотливой ситуации? — спросил под конец Виктор.

— Я посоветую тебе в первую очередь поесть и поспать до утра, потом плотно позавтракать и уходить из города, — ответил Мали.

— Господин Адами, чего мы ждём? — вопрошал в десятый раз ловец нечисти Гильом, подёргивая святого охотника за штанину.

Давид каждый раз вздрагивал, покрепче сжимая конечностями ветку дуба, на которой висел. Надоедливый ловец нечисти не иначе как получал удовольствие, угрожая своими действиями сбросить командира на землю и тем самым выдать местоположение и сорвать ночную операцию. Адами выругался сквозь зубы и метнул на висящего рядом бойца испепеляющий взгляд. Если бы Гильом его заметил, точно сгорел бы. Однако, тьма вкупе с дубовыми листьями образовывали непроницаемую для взгляда стену между командиром и подчинённым. — Думаете, вурдалаки заявятся или чего похлеще?

Адами тихонько заскрежетал зубами. Будь его воля, он послал бы ловца нечисти далеко-далеко, с соответствующими жестами. Жаль, ничего подобного нельзя сделать: операция начата, и свалившийся с веток ловец нечисти в полном боевом облачении вызовет подозрения у того, на кого они устроили засаду на новом загородном кладбище.

— Заткнись, идиот, и не поднимай шума, а то я тебя своими руками... — шикнул святой охотник и кончил реплику на самом интересном месте. Могила, за которой они следили, зашевелилась.

Земляной холмик вздулся, и на свет божий показалась рука. Многочисленные кольца сверкнули самоцветами, светлым пятном затрепетал кружевной манжет рубашки. Из могилы выбирался покойный магистр Вальден ди Сави. Выглядел он вполне сносно, не считая запачканной землёй одежды.

— Вау! — вздохнул Гильом. — Настоящий мертвяк! Подавать сигнал о задержании, господин Адами?

Кладбище окружали три дюжины ловцов нечисти — здесь собраны почти все бойцы Ордена Карающих из лаврасского отделения. Условный свист, и они выскочат из укрытий на помощь святому охотнику. Но что-то тревожило Давида. Вылезший преподобный отряхнулся, мигом очистив одеяние, и огляделся. Обычные действия обычного ожившего мертвеца высокого класса.

— Атакуем! — скомандовал святой охотник, спрыгивая.

Свист взрезал ночную тишь. И тут Адами понял, что его насторожило.

— Воздух! — крикнул он, перекатываясь.

В воздухе пахло грозой, хотя на небе ни облачка.

Сверкнувшая ветвистая молния с оглушительным треском расколола дуб надвое, на землю переспелыми плодами посыпались бойцы Ордена. Молнии поменьше одновременно ударили в места, где засели ловцы нечисти. За мгновение из отряда Ордена остался в живых единственный человек.

Святой охотник швырнул себя вперёд, в прыжке выхватывая скрученную сеть. Бросок, и она, раскрывшись наподобие паучьей западни, накрыла магистра, стоявшего и, казалось, ничего не понимавшего. Давид приземлился, вынимая меч. Разум лихорадочно подсчитывал потери, анализировал ситуацию. Противник использовал громадное количество силы на молниеносный удар, который должен был стать решающим. Что дальше?

Дальше покойный ди Сави откупорил бутылку, неведомо как оказавшуюся у него в руках, одним махом проглотил содержимое, закряхтел, затрясся и шумно выдохнул:

— Ху!

День для матушки Лазарии имел удивительную событийность. Хорошие события чередовались с плохими, подтверждая прогрессивную идею настоятельницы о чёрных и белых полосах в жизни. Сам по себе успешный приезд в Лаврац, несомненно, хорошее событие. Очень повезло ей с находкой — совиным голубем, редчайшей птицей, коего матушка хотела в будущем подружить с ручным медведом и сделать из них дуэт, восхищающийся плодами её творчества. Однозначно плохое событие — новость о трагической смерти магистра ди Сави. С другой стороны, покойному устроили грандиозные похороны, где она хорошенько отдохнула, насладившись пением собственных песен в исполнении племянницы Агнесс. Ди Сави матушка считала близким человеком, и ей было приятно видеть на похоронах множество скорбящих по нему людей. Воздав должные почести богу Бухаилю, настоятельница возвращалась с устроенного во дворце градоначальника поминального ужина. Возница Жак переусердствовал в возлияниях и свалился с козлов во время движения повозки. Он упал в сточную канаву и не двигался, здорово напугав матушку Лазарию, ведь она не умела управляться с лошадьми. Тут из подворотни вынырнули четверо стражников с собакой и предложили услуги по сопровождению духовного лица, только почему-то вместо выполнения прихотей могущественной настоятельницы Юрпрудского монастыря женщин связали, заткнули рты кляпами, отобрав деньги и драгоценности. Разбойники! — возмущалась матушка Лазария, твёрдо решив пожаловаться градоначальнику. Хорошим моментом стало мимолётное знакомство с юношей Виктором, плохим его нежелание отправляться в монастырь. Теперь настоятельница ожидала от судьбы чего-то хорошего, светлого...

Но её мечтаниям не суждено было сбыться.

Кладбищенский сторож уверенно маневрировал между могил, и со стороны могло показаться, что он трезв как стёклышко. Матушка Лазария не поспевала за старым проводником, постоянно спотыкалась на мощёных речной галькой дорожках. К счастью, благодаря поддерживающей её Агнесс она не падала и пыталась завязать разговор с единственным живым мужчиной, пожелавшим сопроводить их до гостиницы за вознаграждение в золотой. Очевидно, настоятельница жить не могла без привлечения внимания к своей скромной персоне.

— Вы знаете, этот юноша, любезно перегрызший мои путы, такой странный, — делилась она впечатлениями от знакомства с Виктором. — Вот почему, как вам кажется, милая Агнесс, он так скоропостижно нас покинул? По-моему, такое поведение не красит молодого воспитанного человека. Бросить двух беззащитных женщин на попечение какого-то пьяного сторожа, у которого неизвестно какие мысли на наш счёт, по меньшей мере, неосмотрительно.

— У него, возможно, были срочные дела, матушка, — отвечала племянница.

— Это его не оправдывает! — задрала нос настоятельница и споткнулась на ровном месте.

Сторож неопределённо хмыкнул, услышав нелицеприятные намёки в свой адрес. Оборачиваться он не стал, буркнув на ходу:

— Итить, умная сыскалась.

Матушка Лазария не разобрала его реплики и не ответила. Быстрая ходьба по кладбищу измотала её, она прислонилась к каменному кресту и потребовала отдыха.

— Этьен, погоди! Я устала, хочу отдохнуть. Покажи место, где можно присесть. Слышишь меня, Этьен?

Сторож остановился, поискал глазами и указал на каменную скамью возле миниатюрной гробницы. Туда женщины и уселись.

— Я слышала, Жгучая Домовина очень древнее кладбище, — со вздохом произнесла настоятельница, разобрав на кресте очертания венка. — Его, по-моему, закрыли лет десять назад. Кто-нибудь навещает могилы?

— Конечно, навещают. Родственники покойных заботятся о кладбище, денежку дают на ремонт склепов, мне плотят, работничков нанимают, чтоб дорожки подлатали. Добрые люди из знатных богатых родов. Давайте уже пойдёмте, а?

Кладбищенский сторож петлял меж гробницами, словно хотел запутать след или заблудился. Прошло около получаса, и он привёл женщин к богатому лепниной монументальному зданию с фигурами горгулийских кроликов, сидящих по углам квадратной островерхой крыши. Непривычно было видеть не богов-хранителей, а уродливых тварей, смахивающих на безволосых крылатых кроликов, скалящих безмерно отросшие резцы и угрожающих небу козлиными рогами. Арочный вход стерегли два высеченных из мрамора льва со змеиными глазами и заячьими ушами и хвостиками.

— Необычная гробница, — отметила Агнесс.

— О всеблагой Создатель! Это же горгулийские кролики, — воскликнула настоятельница, рассмотрев каменные изваяния, — самые кровожадные обитатели Горгульих гор, подчиняющиеся воле чернокнижников и колдунов, младшие демоны. Ты права, милая Агнесс, странная гробница и страшная. Она наводит на меня мрачное настроение, наполняя душу грустными рифмами. Зачем ты привёл нас сюда, Этьен?

Сторож бесшумно отворил бронзовые ворота. Створки разошлись, представив взору чёрную непроницаемую тьму. Из склепа пахнуло тленом, на пороге вдруг предстала персона в балахоне, держащая угасающую лучину.

— Рогатый Кролик непобедим, — произнёс загадочно кладбищенский сторож.

— Ещё непобедимее два Рогатых Кролика, — не менее загадочно ответил незнакомец на пароль.

Ни матушка Лазария, ни Агнес не знали, что Жгучая Домовина является излюбленным местом собраний демонопоклонников города Лавраца, здание с кошмарными тварями — мавзолей Филора Премудрого, противоречивой личности позапрошлого столетия, обвинённого в чернокнижии ведуна, а кладбищенские сторожа Жгучей Домовины на самом деле закрытая, глубоко засекреченная организация служителей демонического культа Рогатых Кроликов. Но вскоре монахиням предстояло это узнать...

Серая вязкая хмарь утреннего тумана застилала землю, будто дым глюк-травы. Видимость в эдаком киселе была нулевая, зато чётко чувствовался дух перегара, навевающий мысли о пьяном дебоше. Лишь с ним у командора ди Вижена ассоциировался царивший на новом загородном кладбище бардак.

Складывалось впечатление, что на погосте вволю погуляла банда никчемных еретиков, отмечающих день борьбы с Писанием: кресты повалены, надгробные плиты опрокинуты, измазаны, оградки снесены напрочь. Хорошо, хоть нецензурных ругательств нет на памятниках. Правда, из-за грязи, покрывающей надгробия, их может быть не видно. Кто бы мог подумать, что такой кощунственный беспорядок мог учинить всего на всего один захмелевший человек?

Командор с ужасом вспоминал прошедшую ночь и невольного виновника кладбищенских разрушений. Главу местного отделения Ордена Карающих, разбудили среди ночи крики прислуги. Спустившись (а он долго ждал под одеялом, надеясь, что крики стихнут сами собой), он узрел святого охотника Давида Адами, доверенное лицо понтифика, в исключительно жалком состоянии. Святой охотник передвигался по лестнице, ведущей на второй этаж, в личные покои ди Вижена. Передвигался на карачках, тем не менее умудряясь спотыкаться и падать. На порывы слуг и охраны оказать ему посильную помощь он огрызался, брыкался и не позволял к себе приближаться под страхом неминуемой смерти. Каким образом Адами думал совершить кару в столь плачевном состоянии, непонятно. Оружия при нём не наблюдалось, пустые ножны из шагреневой кожи волочились безобидной лентой. Однако, прислуга с охранниками трогать его опасались. Заприметив на ступеньках фигуру командора в ночной рубашке, вооружившегося позолоченным канделябром из опочивальни, святой охотник возрыдал от счастья. Ди Вижен тогда предположил, что святой охотник тяжело ранен, но потом по специфическому запаху понял: Адами пьян, то есть подвергся сильному опьяняющему эффекту вследствие противоправных действий со стороны покойного магистра ди Сави, как заявил святой охотник.

Рассказ Давида был историей о героическом противостоянии человеческой воли чёрной магии восставшего из мёртвых чудовища. Покойник оказал сопротивление при задержании, применив чудо "Дыхание Бухаиля". Потерявший ориентацию святой охотник мог погибнуть, надышавшись ядовитых спиртовых паров, однако благодаря вере и выдержке выжил. "Дыхание Бухаиля" обычно погружает жертву в сильнейшее алкогольное опьянение, жертва теряет способность двигаться и говорить.

Давид, напротив, не уснул мгновенно, как рассчитывал мёртвый магистр, а пошёл в атаку. Вернее, пополз, ибо идти сил не осталось. Он преследовал покойника по кладбищу, сражался с вызванными из недр адовых чудищами, призраками, вурдалаками, драконами (никаких доказательств присутствия вышеперечисленных существ обнаружено не было), потерял оружие и, если бы не проклятая дезориентация, победил бы врагов и настиг магистра! В общем, ди Сави благополучно скрылся.

За Адами выстроилась очередь желающих незамедлительно попасть на приём к командору. Начальник городской стражи был страшно обеспокоен внезапным исчезновением целого патруля стражников — дюжины крепких мужиков, вооружённых до зубов. Беспокойство проявлялось в горящих глазах, дёрганых движениях, выкриках "Они и меня достать могут!" и нецензурной речи (именно речи, а не отдельных выражений). Раньше за начальником стражи ничего подобного не водилось, из чего ди Вижен сделал вывод о его, мягко говоря, крайней степени обеспокоенности. Далее поступило сообщение об удивительной находке. В сточной канаве недалеко от резиденции нашли маленько пришибленного посыльного от начальника темницы. Ввиду невменяемости посыльный передать ничего от главного тюремщика не смог, только бормотал о великане в лиловых шароварах и карлике.

В той же сточной канаве (она в Лавраце длинная, пересекает город и вливается в протекающую поблизости речушку) позже обнаружили дюжину связанных, раздетых до панталон стражников. По свидетельским показаниям горе-патрульных, им встретились четверо подозрительных личностей со здоровенным псом. Масла в огонь подлил начальник темницы, к которому выехали узнать, зачем он посылал посыльного. Главный тюремщик одновременно обрадовался и огорчился позднему визиту ловцов нечисти, ибо как раз командовал нелегальной погрузкой на телегу конфискованных продуктов питания из хранилища. Он поведал леденящие кровь истории о восстании заключённых под предводительством горбуна, о загадочной смерти арестованного отступника и его страшном перерождении в упыря, от одного дыхания которого разлетались в щепки прочнейшие тюремные двери, о грандиозных битвах в стенах темницы и о том, как врага рода человеческого схватили ребята из городской стражи и увезли в богатой повозке с надписью "имущество Юрпрудского смешанного монастыря". Также он сказал пару слов о некоем пророчестве упыря: дескать, отступник, пребывая наедине с начальником темницы, обещался в скором времени вернуться и сжечь темницу дотла, и лишь по этой причине происходит эвакуация продовольствия. В результате проведённой дознавательной работы выяснилось, что приехавшая в Лаврац по делам настоятельница Юрпрудского монастыря не вернулась в гостиницу с массовых похорон ведунов, погибших в Башне Святого Ведовства. Под утро разыскали возницу матушки Лазарии, мирно почивавшего в пресловутой сточной канаве. Он оказался мертвецки пьян.

Волна неслыханных преступлений захлестнула многострадальный Лаврац. Ди Вижен при содействии начальника стражи распорядился удвоить патрули, укомплектовав ведунами не ниже ранга старшего послушника, проверять каждого подозрительного типа и утроить стражу на воротах, кардинально ужесточив режим пропуска в город и выпуска из него. Командор же всецело посвятил себя расследованию дела о гибели ловцов нечисти на загородном погосте.

Ди Вижен срочно вызвал ведунов и лично возглавил группу по расследованию происшествия. На кладбище они нашли, как и говорил Адами, убитых молниями ловцов нечисти, пустую могилу магистра ди Сави и следы отчаянной борьбы. С временной негодностью святого охотника (проспится он нескоро) командору прибавилось забот. Голова раскалывалась.

— Инфернальных возмущений не обнаружено, — сообщил подошедший тихонько со спины мастер ведун.

Нюхающий надушенный носовой платок ди Вижен кивнул. Значит, демоны здесь не вмешивались. Пахнет чудесами хмельного бога, совершать которые способны лишь его верные последователи. Мертвецам чудеса богов творить не дано, разве что мертвец не совсем мертвец. Магистр ди Сави святым не являлся. Тогда напрашивается вывод: восставший из могилы живое существо, использующее чудеса бога Бухаиля. Как такое возможно? Покойник имел внешность и повадки ди Сави. Брат Игнатий сказал, что магистр скорее всего мёртв, а срезанная вроде бы с его трупа плоть принадлежит живому.

Тело ди Сави опознали по золотому кресту. Может быть, крест у магистра отобрали? Кто? Убийца!

Осколки головоломки вставали на свои места. Магистр ди Сави погиб, а его место занял в гробу тот, кто убил его, и этот кто-то, похоже, умеет принимать облик убитых им людей. Надо добавить, убийца потрясающе живуч. В таком случае не исключено, он выдал себя также за отшельника Эстебана Вернье. Неясно, почему оборотень способен совершать чудеса Бухаиля? Он что, его поклонник? И молнии, убившие ловцов нечисти. Подобное под силу только мастеру высокого класса, и работает громовик в паре с убийцей.

Командор тряхнул головой. Похоже, всё-таки придётся навестить Великую Магистрессу. Она, по сведениям, большой знаток небесных чудес и первый номер в списке таинственного убийцы.

О том, что оборотень не только принимает облик своих жертв, но и может совершать их чудеса, командор старался не думать.

Глава 8. Катакомбы

Старик Мали разбудил Виктора с первыми лучами солнца, дал позавтракать вчерашней жареной картошкой и отправился в храм. Виктор нехотя ковырялся в блюде, поражаясь, каким образом можно было пожарить картофель ровно наполовину. Одни кусочки сильно подгорели, другие остались совершенно сырыми. Схрумкав несколько ломтей, он решил, что насытился, и в ожидании хозяина дома предался размышлениям о ночном разговоре.

Добрую половину ночи Виктор и Мали провели, обсуждая приключения бывшего послушника. Особенно старика заинтересовали циркачи-мошенники. Он недоумевал, почему они выбрали для своих махинаций ведуна, противника весьма опасного, за которым стоит Орден Мудрости. И, тем паче, зачем им понадобился покойный магистр ди Сави? Они хотели и его обвести вокруг пальца? В конце концов, почему не убили Виктора и сопровождавшую матушку Лазарию незнакомку? Хотели потребовать за них выкуп? Циркачей разыскивает стража Лавраца, более того, их разыскивает Орден Карающих, они должны сидеть тише воды ниже травы, избавившись от ненужного балласта. Им сейчас не до вымогательств и случайных свидетелей. Да ещё долговые расписки, насторожившие старика Мали пуще иных проделок. Очень странные личности. Однако, странные лишь на первый взгляд. В их непонятных действиях усматривалась определённая логика.

Прежде всего напрашивался закономерный вывод: циркачам Виктор Сандини приглянулся неспроста, вся их деятельность подчинена некоей цели. Бывший послушник занимает значительное место в их плане. Алхимик пожалел, что нет под рукой книги, всученной циркачами Виктору. Долговая расписка навела его на мысли о том, кем могут быть предприимчивые мошенники.

— Виктор, ты только не волнуйся, хорошо? Я скажу кое-что, для тебя неприятное, и заранее прошу прощения. Это мои предположения — предположения старого больного человека, не воспринимай их близко к сердцу, — начал издалека старик, потупив взгляд. — По-моему, твои циркачи — не циркачи.

— Кто же тогда?

— Помнишь, ты говорил, что подумал при первой встрече с ними, будто бы они колдуны-самоучки? Думаю, ты недалёк от истины, юноша. Знаешь, кто любит возиться с разного рода контрактами и тому подобными бумажками? — при словах Мали Виктор побледнел. Холодок пробежал у него по спине. — Нет-нет, думаю, это не юристы, — успокоил его старик. — Есть люди, поклоняющиеся демонам. Они помогают им в злых делах, строят козни против богов. Главная их цель — совращать с праведного пути слабых духом, вовлекая в ряды демонопоклонников. Собирателей новой паствы для демонических культов называют по-разному, кто адскими ловчими, кто демоническими пауками, кто чёрными лисами. Они расставляют ловушки, в которые попадаются неосторожные люди, мостят им дорогу в преисподнюю. В обмен за загубленные души собиратели получают силу. У демонов, как и у богов, свои дары отличившимся поклонникам. Так люди превращаются в полудемонов, помощников нечистого. И они, так же, как и дьявол, обожают различную документацию. Ты не волнуйся, может, я ошибаюсь, но похоже на их приёмы...

Скрип отворяющейся двери отвлёк Виктора от тяжких воспоминаний. Вернулся Мали. Он с ходу выложил на стол буханку хлеба и кусок ветчины. Обрадовавшийся нормальной пище Виктор протянул руки, но старик проворно спрятал кулинарные сокровища в латаную-перелатаную сумку.

— Стоп! Стоп! Стоп! Тебе на дорогу! — сообщил алхимик.

Понадеявшись на силу воли бывшего послушника, Мали оставил его наедине с аппетитным содержимым сумки. Возвратился он вскорости с почти целой рубахой и холщовыми штанами.

— Надевай, юноша, — наказал старик.

Пока Виктор одевался, Мали рассказывал ему о делах в городе.

С утра стража лютовала. Городские ворота закрыли, патрули прочёсывали Лаврац не хуже гребешка, к прохожим цеплялись на улице, обыскивали и многих задерживали из-за косого взгляда или потому, что "морда не понравилась". С патрулями ходили ведуны, заставлявшие целовать крест. К некоторым неблагонадёжным лицам даже приходили с обыском, из чего следовало, что Виктору необходимо как можно скорее рвать когти из жилища старика Мали, ещё лучше вообще из Лавраца. "Интересно, как? — подумалось Виктору. — Ведь городские ворота закрыты. По воздуху?" Мали, понимая смятение молодого человека, подсказал: подземные туннели, используемые контрабандистами и прочим преступным людом.

Одежда на бывшем послушнике сидела крайне плохо. Где-то жало, где-то провисало, и создавалось правильное впечатление, будто одежда с чужого плеча. Тем не менее, алхимик широко улыбнулся и промолвил:

— Прекрасно! Теперь ты вполне сойдёшь за бродягу, юноша!

Нетерпеливый стук в дверь заставил Виктора поёжиться. Когда к стуку присоединился окрик "Открывай, стража!", он примёрз ногами к полу, округлившимися глазами глядя на Мали. Тот даже не вздрогнул. Показательно закряхтев, алхимик крикнул:

— Ой, больно-то как! Совсем проклятый радикулит замучил! Сейчас, сейчас открою, а-а-а! — и, сунув бывшему послушнику сумку с едой, сорвал с пола циновку.

Аккуратно поддев кончиком ножа крышку, он открыл проход в тёмный сырой подвал. Жестом позвал Виктора.

В просторном подвале было темно и сыро, пахло гнилью вперемешку с алхимической дрянью. Старик, очевидно, великолепно ориентировался в темноте по памяти. Раздался тихий низкий гул, и бывшего послушника куда-то толкнули, вручив оплетёную бутыль, огниво и факел.

— Освящённое храмовое вино с кое-какими примесями, пригодится, — шепнул на ухо Мали. — Следуй указаниям на стенах, и скоро выйдешь за город.

Снова послышался гул, и световое пятно с поднимающимся по лесенке алхимиком заслонила тьма.

Тишина. Интересно, почему её называют звенящей? Может, звон издают мысли, копошащиеся в голове?

— Э-э, — протянул задумчиво бывший послушник, скребя затылок пятернёй. И, чтобы подбодрить себя, вслух сказал: — Так, значит, это и есть Катакомбы Лавраца, о которых столько рассказывал старик Мали? Вот уж не думал, что попаду в них. Надеюсь, здесь не водятся чудовища и привидения, как говорят в народе.

Произнося последнюю фразу, он нервно оглянулся. Вокруг не наблюдалось никаких признаков затаившихся чудовищ.

Об основании Лавраца ходит великое множество легенд. Согласно одной из них, Франсуа Миролюбивый, основатель не только Ордена Мудрости, но и города, бродил по землям людей и нелюдей в поисках знаний, приключений и славы. Как-то раз решил он отдохнуть под высоченным лавром, росшим поблизости от родника. Тенёк и прохладная вода привлекли инока, спасающегося от зноя. Впрочем, помимо прелестей в том месте оказался существенный недостаток в виде лезущего по дереву медведя, на ветвях находилось гнездо диких пчелосов (пчелосы плод скрещивания ос и пчёл, проведённого троллями). Тихоню медведя монах не заметил, зато заметил свалившееся на голову пчелосное гнездо, сброшенное с ветвей неуклюжей медвежьей лапой. В тот злосчастный миг Франсуа Миролюбивый постиг две важнейшие истины: во-первых, закон всемирного тяготения, во-вторых, проповеди мира против злющих пчёлосов, обуреваемых жаждой мести, не срабатывают. Монах, не желая губить жизни сотен безвинных существ, поступил мудро, — на то он и основатель Ордена Мудрости, — дал дёру. Его спасла пещера у ручья. Трёхголового дракона, обитавшего в ней, от Франсуа Миролюбивого не спасло ничто. Пришибив по дороге ползучего гада, пытавшегося по доброте душевной согреть бегущего героя пламенем из ноздрей, монах побежал дальше. Пробежав мимо драконьей сокровищницы, он ворвался в запутанный лабиринт древних туннелей, вырытых неизвестно кем неведомо когда. Подземелья кишели всякой злой гадостью вроде летающих пещерных вепрей. Столкнувшись нос к носу с десятком тварей, Франсуа Миролюбивый вдруг понял, что оторвался от преследования, и захотел вернуться той же дорогой побыстрее, что и сделал с завидной для человека его комплекции скоростью. Однако, мстительные пчелосы засели у выхода и, завидев человека, набросились на него. Теперь от грозных насекомых улепётывали уже и монах, и летающие пещерные вепри. Делать нечего, иноку довелось переждать в пещере. Пчелосы туда не летели, наверное, боялись темноты и замкнутого пространства. Ожидание продлилось три года, три месяца и три дня. За это время добрый монах с голодухи перебил летающих пещерных вепрей и попутно обустроил часть туннелей под человеческое жильё. Настал час, и ему надоело сидеть взаперти, боясь обидеть пчелосов. Связано сие, рассказывал мастер Констанций Дерво, большой знаток истории ведовства, в первую очередь со снижением популяции летающих пещерных вепрей, составлявших основу рациона вынужденного отшельника. Сшив из шкуры дракона бронированную рясу, а из костей вырезав первый ведовской посох, он двинулся к выходу и застал там вместо озверевших пчелосов группу почитателей, идущих, чтобы поселиться в туннелях и создать общину. Как оказалось, местных жителей изводил дракон, а с приходом в их земли святого человека супостат бесследно пропал, и люди решили послать разведывательную экспедицию. Разведчики обнаружили костяк ящера и спящего на груде шкур монаха. Будить его не стали и ушли, убоявшись гнева драконоборца. С тех пор слава о нём гремела по королевству, и появились почитатели, пожелавшие жить с ним бок о бок и перенимать его мудрость.

Хорошенько поразмыслив, Франсуа Миролюбивый создал Орден Мудрости, куда принимал отмеченных дарами богов людей, и основал над туннелями город Лаврац, тем самым способствуя торговому сообщению меж миром и Орденом. Унаследованными от дракона сокровищами он распорядился с умом и во благо родины. Постепенно монахи переселились на поверхность, обосновавшись в городе, и туннели опустели, навсегда оставшись в памяти горожан Катакомбами.

Поговаривали, в Катакомбах с некоторых пор появились разные чудовища. На сигналы горожан ведуны отмалчивались, в итоге вмешался Орден Карающих, постановивший провести рейд по заброшенным туннелям. Ловцы нечисти вроде бы не нашли в загаженных, наводнённых крысами подземельях ничего предосудительного, а чтобы воспрепятствовать размножению грызунов замуровали все выходы. Такова официальная версия. По иным сведениям, передаваемым шёпотом из уст в уста по ночам, за закрытыми дверями, Орден Карающих нашёл в подземельях нечто ужасное, с чем не захотел связываться. Старик Мали помнится, рассказывал о контрабандистах, вскрывших пару-тройку входов-выходов для своих нужд.

Алхмик поставил у себя тайную дверь в Катакомбы. Не зря он собирал городские легенды, слухи и сплетни. Никак, надумал искать клад Франсуа Миролюбивого в туннелях. Хотя...

В новом свете предстала личность Мали. Байки о нём уже не казались полнейшей нелепицей.

Виктор разложил на холодном каменном полу предметы, полученные от старика. Сумка заинтересует позднее, храмовое вино тоже. Факел с огнивом нужнее всего. Бывший послушник над факелом, обмотанным сухой просмоленной тряпицей, ударил кресалом о камень. Яркие жёлтые искры отогнали темноту, ткань покрылась багровыми точками, запахло паленым. Набрав побольше воздуха, Виктор что есть мочи дунул на тлеющую тряпицу. Пламя вспыхнуло, мгновенно охватив оголовок факела и раздвинув границы видимого пространства.

— Другое дело, — улыбнулся сам себе Виктор, убрав огниво в сумку, затем достал ветчину, хлеб и позавтракал.

Отблески заплясали на грубо отёсанных влажных стенах уходящего вдаль туннеля. За спиной глухой угол, ничто не намекает на потайную дверь. Бывший послушник внимательно осмотрел стены, потолок, пол, но не нашёл никаких указательных знаков. Благо, туннель впереди прямой, без перекрёстков, и невольный ренегат Ордена Мудрости решил, что это и есть путь за городские стены.

Беззаботно насвистывая мотивчик развесёлой ведунской песенки, он двинулся вперёд. Он был сыт, одет и, главное, свободен. Разгоралась надежда на светлое будущее. Виктор, чтобы провести время путешествия с пользой, придумывал планы на жизнь.

Как ни жаль расставаться с друзьями, необходимо покинуть Виталийское королевство. Чем бы заняться квалифицированному ведуну? Понятно, чем: сотворением чудес малого уровня сложности, творить чудеса среднего, высокого и высочайшего уровней он не научился. С его-то способностями на хлеб с водой заработать можно везде. Например, податься в наёмники к какому-нибудь мелкому феодалу. Нет, сопряжённая с опасностью деятельность его совершенно не прельщала. Наёмники обычно выполняют грязную работу, а грязная работа (убийства исподтишка путём наведения порчи, проклятий и тому подобного, кражи, подглядывания за жизнью недругов господина) противоречила убеждениям бывшего послушника. Кроме того, сама мысль о насилии вызывала волну отвращения, поэтому варианты героической борьбы с нежитью и нечистью также отметались. Выдать себя за знахаря, лечить зубную боль, икоту, поселившись в деревушке на живописном берегу реки, любоваться природными видами? Со временем обзавестись хозяйством, жениться на дочке деревенского старосты и провести жизнь уважаемого человека. Однако, по здравом размышлении вспомнилось, что крестьянская жизнь тяжела, а зубная боль и икота случается в небольшой деревеньке не каждый день. Вдруг за помощью обратится тяжелобольной? Не оправдавшего надежд знахаря вздёрнут на ближайшей осине родственники погибшего. В том, что тяжелобольной вряд ли выздоровеет после лечения ведуна низкой квалификации, сомневаться не приходилось.

Показывать чудеса за деньги, словно какой-то циркач? Ну, на крайний случай сойдёт.

Погружённый в размышления Виктор дошёл до первого перекрёстка и чуть не пропустил выцарапанную на стене стрелку, сопровождаемую корявой надписью: "Бальшой Каридор — пряма". Удовлетворённый полученным знанием, бывший послушник, не сворачивая, прошёл футов пятьдесят. Туннель дальше поворачивал вправо и вниз.

— И где Большой Коридор? — недоумевал Виктор.

Туннель заворачивался длинной кишкой. Крутые спуски сменялись пологими подъёмами, путь стал петлять, словно след уходящей от погони лисицы. И, хуже всего, появились перекрёстки. Многочисленные ответвления были уже и ниже, только поэтому бывший послушник ещё не заблудился. Продвижение существенно замедлилось. Виктор осматривал стены и даже потолок в поисках какого либо знака, часто останавливался, чтобы не пропустить заветный указатель. Он двигался так неторопливо, что выход в Большой Коридор оказался для него полнейшей неожиданностью.

Стены кончились тьмой. Бывший послушник посветил факелом, выискивая границы неведомого обширного пространства. Потолок и стены образовывали ход шириной шагов тридцать. Над выходом из туннеля, откуда появился Виктор, виднелся указатель направления.

Над стрелкой, показывающей направо, читалась нацарапанная надпись: "Выхад за горад". Слова над стрелкой, посылающей налево, были зачёркнуты грубыми бороздами в камне, словно чудовище когтями прошлось по стене. Надпись едва читалась, и гласила: "к храму деманапаклонникав". Выше кто-то аккуратным каллиграфическим почерком вырезал: "Нет там никакого храма демонопоклонников. Иди, не бойся!"

— Наконец-то, — облегчённо вздохнул Виктор, повернув направо.

Путешествие по Большому Коридору длилось недолго. Наверное, в дни, когда Орден Мудрости обитал в подземельях, здесь размещалась столовая или библиотека или банкетный зал, где принимали важных гостей, устраивали пиршества и разные полезные мероприятия. Рассчитывался зал на сотни людей, если не на тысячи. А возможно, здесь центральный перекрёсток, сообщающий части подземного лабиринта между собой. В пользу такого предположения свидетельствовали многочисленные ходы, пересекающие Большой Коридор. Конец предположениям положила жестяная вывеска, криво держащаяся на вбитых в потолок гвоздях. Как она сохранилась за полторы — две сотни лет, то есть с тех пор, как Орден переместился на поверхность, бывший послушник не представлял. Побледневший рисунок изображал корзину овощей и снабжался пояснением, составленным из разноцветных букв: "Овощной отдел". Ба, да раньше тут был орденский рынок, ярмарка окрестных деревень, устраиваемая в конце каждой недели! О ней писалось в книгах об истории Ордена.

Туннель закончился развилкой. Напрасно Виктор высматривал царапины на стенах, напрасно тратил драгоценное время и быстро прогорающий факел. Ни стрелок, ни вывесок, ни надписей поблизости не обнаружилось, и бывший послушник, всецело положившись на удачу и придерживаясь правой стороны, завернул в боковой ход.

В ноздри ударила вонь крысиного логова. Виктор чихнул, почувствовав резь в заслезившихся глазах. Крыс он люто ненавидел, так люто, что, завидев предмет ненависти, старался оказаться от него как можно дальше. Пройдя сотню шагов, он остановился. Вонь усиливалась, смешиваясь с запахами гнили и разложения. Зажимая нос пальцами и вдыхая воздух маленькими порциями сквозь стиснутые зубы, Виктор продолжал идти. Ему пока не встретилось ни одной крысы.

Под ногой хрустнуло. В тишине подземных коридоров звук показался оглушительным. Бывший послушник посмотрел вниз, подсветив факелом, и вздрогнул; пол устилал ковёр из костей, изгрызенных, поломанных, расщеплённых. Виктор нагнулся, взял косточку покрупнее, оглядел. Берцовая кость, носит следы зубов. Кость влажная, будто её только что грызли и вдруг бросили.

Спину, шею и затылок продрал мороз. Кожей бывший послушник ощутил на себе самодовольный голодный взгляд. Ему сделалось нехорошо, совсем нехорошо в этом тёмном, сыром месте, больше похожем на крысиный лаз, чем на туннель, созданный человеческими руками. Дальше он не пойдёт ни за какие сокровища мира. Ведь там, на развилке, есть ещё два хода, и в них наверняка гораздо уютнее и безопаснее. Пора возвращаться, причём возвращаться быстро!

Виктор неслышно положил кость, выпрямился и оторопело замер, с возрастающим страхом всматриваясь в темноту. До его слуха донёсся слабенький, тоненький писк на грани слышимости.

Перед ним вспыхнули зеленоватым светом две точки, приковавшие к себе внимание, зашуршали мягкие, нарочито медленные шаги. И вот...

"Творец, всеблагие боги, пророки, святые и мученики! Смилуйтесь над моею душой, даруйте мне избавление от мук телесных и духовных, простите меня, грешного!"

Из темноты выбежала здоровенная толстая крыса. Уставившись на незваного гостя наглыми глазами-бусинками, она села и стала умываться, тихонько попискивая. Обыкновенная чёрная крыса, каких в любом городе пруд пруди.

— Вот сволочь! — выругался Виктор и в сердцах запустил в зверька костью, которую положил было на пол.

Жительница лаврасских подземелий ловко увернулась, исчезнув. Бывший послушник покачал головой, кляня свою трусливость, ещё раз глянул на кости и собирался развернуться, чтобы пойти к развилке, когда нос к носу столкнулся с хмурой крысиной мордой. Тут он окончательно понял, что вляпался в скверную историю. На сей раз морда была куда больше.

Чёрные глаза-бусинки буравили Виктора с беззастенчивым удовольствием предвкушающего скорый обед гурмана. Выражение казалось суровым, словно могильные холмы восточных степняков, усы щетинились пиками хоббитских пикинёров, влажный блестящий нос завораживал, будто хрустальный шар чернокнижника.

Вперёд выбежала толстая чёрная крыса. Показывая лапой на обидчика, она пропищала своему громадному заступнику. Бывший послушник явственно уловил в её тоне обвинительные нотки. Морда, не сводя с человека глаз, сочувственно кивнула крысе и ощерила в плотоядной ухмылке острые длинные резцы.

— Уитхиикаай, — выдохнула она, наслаждаясь моментом. Так маньяк решает поиграть с жертвой перед её кончиной.

— Извините, не расслышал, — виновато пожал плечами Виктор, лихорадочно обдумывая дальнейшие действия — и свои, и противника. Враг оказался не таким ужасным, как он ожидал вначале. Подумаешь, крыса-переросток, любящая поболтать на досуге!

— Утхикай, — повторила морда более разборчиво, и бывший послушник ясно различил раздражение в её голосе.

— Угу, — кивнул он в ответ, — понял, спасибо, — и что есть сил ткнул факелом в отвратительную рожу.

Брызнули искры, на мгновение осветив контуры призёмистого тела и остатки светлой погребальной туники.

Нежить! И не просто какая-нибудь зомбированная крыса, выращенная до размеров человека, а настоящий крысолюд! Если раньше оставались сомнения, то сейчас, при виде одежды, они отпали. Проклятье, вот не повезло!

Виктора отскочил от чудища, исполняя в воздухе разворот на сто восемьдесят градусов. Его занесло при приземлении, он едва не упал и рванул по туннелю назад, к Большому Коридору. Под ногами хрустело, хлюпало, чавкало, он бежал в полной темноте, надеясь только на память. Благо, туннель прямой, без разветвлений, и можно не бояться налететь на стену. Хотя, если постараться... Не дай Творец упасть!

Позади раздался долгий визг. Крысолюд, будучи нежитью, не чувствовал боли, и причиной визга никак не мог быть удар человека.

Шелест. Сначала тихий, он усиливался, доносясь сразу со всех сторон. Зловещий звук, создаваемый сотнями лап, бегущих по подземелью. Звук, подгоняющий знающего ведуна не хуже обещания расправы от Великой Магистрессы.

Виктор вылетел в Большой Коридор и, сам того не зная, помчался по направлению к месту, названному контрабандистами "храмом демонопоклонников".

Схватив, матушку Лазарию с племянницей служители культа Рогатых Кроликов заперли в подземелье. Спустя некоторое время — как поняла Агнесс, несколько часов — дверь скрипнула несмазанными петлями и впустила пятерых неизвестных в чёрных сутанах, со скрытыми под глубокими капюшонами лицами. Их одежды были настолько просторны, что пришедшие постоянно спотыкались, путаясь в длинных полах одеяний, к тому же, наверняка в темноте, разгоняемой светом одного-единственного факела, они плохо видели из-под капюшонов. С превеликим трудом им удалось успокоить лягавшихся, вопящих о помощи женщин и надеть на них старые железные кандалы, покрытые жирной копотью и потому наводящие на невесёлые мысли о судьбе тех несчастных, кто побывал в этих орудиях пыток раньше. Женщинам заткнули рты кляпами и провели по мрачным туннелям в овальный зал, где уже собралось около дюжины личностей в одинаковых сутанах. Посреди зала проклятые культисты установили импровизированный алтарь-жаровню, на которой жарили мясо, присыпая изрядным количеством специй, отчего по залу витал дурманящий дух. Низенький тощий тип в уголке распевал богохульные песни монотонным фальшивым голосом под бренчание мандолины. Заунывная песня вызывала тоску, воспоминания о растраченной попусту жизни, рассказывала о несправедливости Творца и о покое царства мёртвых. Разбившиеся на группки культисты говорили на свои, непонятные простому человеку темы, травили анекдоты, от содержания которых стыла кровь в жилах, ели жареное мясо, запивая вином из глиняных бокалов, стилизованных под черепа.

Женщин приковали к полу, расставили вокруг них чёрные свечи. В центре зала, вокруг жаровни, расчертили многолучевую звезду. Демонопоклонники чертили усердно, используя огарки чёрных свеч. Завершив работу, построились в кружок. Среднего роста субъект с массивным медальоном на золотой цепочке снял капюшон, блеснув лысиной в обрамлении смоляных с проседью волос, и заговорил приветственную речь.

— Поздравляю вас, дорогие мои, с сегодняшним праздником! — приветствовал Господин Радуга собравшихся. Ни ласковый голос, ни мягкая улыбка, не сходившая с его тонких губ, ни добрые чёрные глаза не соответствовали его роли в задуманном действе и резко контрастировали с чёрной сутаной, медальоном в виде засушенного цветка семицветика, распяленными возле разгорающейся громадной жаровни женщинами и статусом главы колдовского Ордена Радуги, членов коего ведуны, кстати говоря, презрительно называли колдунами-самоучками.

Господин Радуга, несмотря на сомнительную репутацию, был человеком мягким и не любил жестокость. Например, он всегда отворачивался, когда кого-нибудь мучили, даже несчастную кошку, приготовляемую для гримуара. Сам он напрасно никого не истязал и любил жизнь с её прелестями. Ему нравились вкусная еда, красивые женщины, дети, животные, искусство. Человеком он слыл разносторонним, увлекающимся разными отраслями культуры, и вписывался в любое общество, нанявшее его для проведения того или иного ритуала. Он посвятил жизнь собиранию знаний о магии, поднаторел в колдовстве (чтобы обрести магическую силу, он отбирал её у колдунов помельче и, в конце концов, как всякий порядочный колдун, продал душу нечистому) и давал гарантию качества нанимателю. Иначе его не пригласили бы на здешнее мероприятие, важнейшее событие для почитателей Рогатых Кроликов и для демонопоклонников в целом.

— Я хотел бы в первую очередь поблагодарить нашего старого друга, верного товарища, единомышленника, устроившего нашу замечательную встречу — Белого Стража, почётного кавалера Ордена Рогатого Кролика Бруно Усени! — сказал он.

Господин Радуга захлопал, призывая шквал аплодисментов на голову виновника собрания.

— Пожалуйста, без имён и титулов, все мы равны пред ликом Рогатого Кролика, — остановил рукоплескания человек, сбросив на покатые плечи капюшон. — Мне не нужно ничего, кроме признания Его Кроличьего Высочества.

Бруно Усени выглядел жутковато. Белые всклокоченные волосы наподобие пучка соломы, неестественно бледная кожа и бесцветные водянистые глаза, вечно смотрящие исподлобья, будто их обладатель задумал что-то недоброе. На перекошенной физиономии, обезображенной полосами шрамов, застыла презрительная гримаса.

— Никто из людей не помог мне, когда меня выбросили на улицу, испугавшись моей внешности, — произнес угрюмо Усени. — Только Рогатый Кролик возвысил меня, дал цель в жизни, одарил работой кладбищенского сторожа на Жгучей Домовине, возможностью служить ему. Явившись мне во время ритуала демоновещания, Рогатый Кролик вошёл в меня и моими устами повелел вызвать его лично в наш мир, дабы сокрушил он врагов, что скоро придут. Начинайте ритуал вызова, Господин Радуга, и не отвлекайтесь на пустые слова!

— Да, начнём, — согласился Господин Радуга, ничуть не смутившись. В конце концов, ему платят за работу, а не за восхваления в адрес глав ковенов.

Повернувшись к жаровне лицом, он повелительно взмахнул рукой. Тут же два помощника, покряхтывая, притащили и поставили перед колдуном ажурный металлический постамент. Господин Радуга выудил из складок одежды книжонку размером с ладонь в белоснежном переплёте из эльфийской кожи — собственную книгу заклинаний, составляемую колдуном в течение всей жизни — и положил её на постамент. Открыв нужную страницу, он принял сосредоточенную позу великого мага, готовящегося сотворить невиданное волшебство: ноги на ширине плеч, указательный палец левой руки уткнулся в строчку заклинания, пальцы правой растопырены, словно сжимают невидимый шар, рука нацелена на жаровню, с которой поспешно убрали жарившееся мясо. Сделав строгое выражение лица, он начал читать нараспев, шевеля растопыренными пальцами, будто бы щупал незримый кошель Белого Стража, набитый золотыми монетами — платой за проведение ритуала.

— Фатима, Балима, курашлык парцхлава гюль!

Голос его наливался силой с каждым произнесённым звуком, отдаваясь от сводов зала неразборчивым эхом, подобным пьяному бормотанию духов Бухаиля. Вот звук наполнил пространство зала, вытеснил мысли из голов присутствующих и заменил их словами заклинания. Сами того не осознавая, демонопоклонники вторили колдуну, их шёпот растворялся на фоне могучего баритона Господина Радуги.

— Шаурма, Зульфия, убиван мордокрыл-чатай!

Господин Радуга обращался к одному ему известным демоническим сущностям, называл имена демонов и их жён, моля исполнить его просьбу — позвать Рогатого Кролика из геенны огненной, где тот любил плавать, пропустив с друзьями повелителей преисподней стаканчик-другой жидкой смолы после завтрака. Рогатый Кролик, согласно представлениям демонопоклонников, стерёг адские врата на пару со своим единоутробным братом, вернее, братьями — сросшимися близнецами-собаками и драконом, неведомо как оказавшимся на месте собачьего хвоста. Это невообразимое соединение тел называли ЦеРБеРом, по первым буквам и слогам в именах сросшихся бедолаг, и оно наглядно доказывало, что ставить эксперименты над животными могут не только учёные Священной Тролльей империи.

Кто-то таки откликнулся на зов. Засветились багровым пламенем строчки заклинания на странице, воздух окрасился оттенками красного и уплотнился до такой степени, что вдыхался с трудом. Полыхнул огонь в жаровне, взвившись чуть ли не до потолка.

— Рогатый Кролик, Великий Сторож Врат адовых, покровитель кладбищенских сторожей Жгучей Домовины, Тринадцатый Принц преисподней — призываю тебя!

Пол ощутимо вздрогнул, по каменным плитам поползли трещины, закачалась громадная колесоподобная люстра. Господин Радуга впервые засомневался, стоило ли совершать ритуал вызова глубоко под землёй.

Над жаровней загудел огненный столб, достигший потолочных перекрытий. Постепенно пламя принимало форму гигантской морды, уродливой, длинноухой и рогатой, с непомерно разросшимися резцами.

По рядам демонопоклонников пробежал испуганно-восторженный шепоток, слабые духом качнулись к выходу.

— Свершилось! — исступлённо воскликнул Усени.

Оформившаяся багровая голова в алом ореоле повернулась к замолчавшему колдуну.

— Кто посмел прервать мой отдых? — раздался в рёве пламени гневный голос Рогатого Кролика.

В момент проявления демонической сущности Рогатого Кролика в Лавраце икнулось магистрам Ордена Мудрости, святой охотник Давид Адами заворочался во сне, а командор Арно ди Вижен поперхнулся белым сухариком, вымоченным в сметанном соусе, и закашлялся над тарелкой. Слуга изо всех сил похлопал его по спине, то ли втайне желая пришибить, то ли горя искренней заботой о его здоровье. Сухарик вылетел изо рта командора и шмякнулся о белоснежную скатерть, но слуга продолжал самозабвенно лупить по спине хозяина, пока тот не развернулся и не ухватил его за шиворот.

— Смерти моей хочешь, паршивец эдакий?! — прошипел ди Вижен.

Лицо его раскраснелось, покрылось синими пятнами, глаза выпучились, налившись кровью — он действительно напоминал человека, которого пытались сжить со свету.

— Нет-нет, хозяин, — мелко затряс жиденькой бородкой нерадивый слуга, побелевший как полотно.

Выпустив его из рук, командор резко встал. Загрохотало кресло, чуть не отлетев.

— Передай Кани, пусть созывает всех бойцов Ордена, имеющихся в наличии, и шлёт за помощью к ведунам, — приказал ди Вижен. — И приготовь мои доспехи и оружие.

— Господин, что-то случилось? — круглыми от страха глазами глядя на хозяина, спросил слуга. — Что сказать посыльному?

— Демоны в городе! — гаркнул командор.

Карлик Шиок сидел на каменном саркофаге и думал. Во всяком случае, вид у него был задумчивый. Рядом расположились лысый гигант, здоровущий пёс и двое косматых человекоподобных существ в доспехах городской стражи. Из лежащей на каменном гробе шкатулки донёсся слабый писк.

— Придумал, что дальше делать? — с надеждой задал вопрос великан.

Вместо ответа карлик открыл шкатулку. На обитом алым бархатом дне перебинтованная мышь сжимала в лапках импровизированный костыль из дамской шпильки.

— Хозяин, я чую серу, — сообщил Шиок. — Ритуал Вызова начат.

Грызун застонал и протянул переднюю лапку, прося помощи. Карлик осторожно, боясь причинить боль переломанному тельцу, помог ему сесть. Зверёк благодарно кивнул. Опираясь забинтованным горбом о стенку шкатулки, мышь прохрипела человеческим голосом:

— Проклятый ведунишка! Мало того, что превратил меня, так ещё и переломал все кости. Не сотвори он со мной этой пакости, я бы уже давно был на месте проведения ритуала. Ничего, мы ещё встретимся на узкой дорожке! Ты всё равно будешь моим!

— Хозяин, поскольку Ритуал Вызова начат, нам больше нет смысла скрываться, — проговорил карлик. — Каковы будут Ваши приказания?

Мышь глухо рассмеялась.

— Бегемот с пёсиком пусть идут к Башне Земного Ведовства, а лохматики стерегут Башню Людского Ведовства, ты, Шиок, отправляйся к Башне Небесного Ведовства. Я навещу нашего рогатого друга и вскоре присоединюсь к вам. Пора показать этому городку представление Адских Циркачей Весельчака Аполли!

— Кто посмел прервать мой отдых?

Демонопоклонники все как один бухнулись на колени и приветствовали демонического владыку. "Получилось, получилось!" — радовался про себя Господин Радуга успешному ритуалу.

— Мы, смиренные рабы твои, дерзнули позвать тебя, о Владыка! — дрожа, сказал Белый Страж Усени. — Не по прихоти своей, о Владыка Рогатый Кролик, но по твоему велению, данному нам во время демоновещания.

Огнистая кроличья голова помолчала, переваривая полученную информацию, и растянула губы в трогательном полуоскале-полуулыбке.

— Дети мои! — взревела она почти ласково. — Отрадно знать, что вы в точности выполняете мои веления. Будет вам за это хорошо в жизни земной, и по смерти будете возле меня пребывать! — В каком именно качестве будут пребывать культисты после смерти, демон не уточнил, а Господин Радуга, равно и любой из присутствующих, спросить побоялся. — Истинно говорю вам: грядут славные времена! Война надвигается! Запылают города, и народы падут пред Повелителем Преисподней! Обретёте вы силу невиданную, богатства и власть неслыханные, и преклонятся пред вами человеки и нелюди! Но вот, прежде того идёт смута великая. Поднялся против нас враг древний, нас ненавидящий, и... — голос демона сорвался, он прокашлялся и злобно глянул на культистов. — Где моя еда, мелкие выродки? — загремел он.

— Вон там, Ваше Высочество, уготованные для Вашей трапезы женщины, — залебезил Господин Радуга, не поднимая головы и указывая рукой. — Не извольте гневаться...

Рогатый Кролик осмотрел будущих жертв, обнюхал и остановил выбор на полноватой немолодой настоятельнице, потерявшей сознание от ужаса. С жаровней голову демона соединяла тоненькая ниточка шеи, исходящая от пылающих угольев. Из ужасающей пасти стекала тягучая слюна, прожигавшая каменные плиты пола.

Удар! С омерзительным хрустом демоническая голова вырвала тело матушки Лазарии из оков, подбросила в воздух и поймала раскрытой пастью. Настоятельница рухнула в узкую глотку и... застряла, вызвав на кроличьей морде выражение глубочайшего изумления. Рогатый Кролик задёргался в приступе адского удушья, непроглоченная матушка Лазария очнулась, невообразимо как избавилась от кляпа и заорала. У демонопоклонников, а, возможно, и у демона заложило уши от настоятельского крика, чудовищная голова хлестала по щекам раздвоенным змеиным языком, шея напрягалась, стараясь протолкнуть жертву культистского произвола. Глазищи демона неестественно увеличились, могло показаться, они вот-вот вылезут из орбит.

— Ему плохо! Рогатый Кролик подавился! — догадался кто-то из младших демонопоклонников, осмелившись поднять глаза и узрев причину непонятных звуков, издаваемых демоном.

Белый Страж Усени саданул не в меру любопытного культиста под дых

Отчаявшийся Рогатый Кролик грохнулся несколько раз о своды зала, и это помогло: настоятельница, вереща, провалилась в глотку. Шея утолщалась, пропуская жертву в огненные глубины демонского пищеварительного тракта. Успокоившийся Великий Сторож Врат адовых прокашлялся, повёл головой из стороны в сторону.

— Ненавижу узкие проходы между земным миром и преисподней, постоянно пища в глотке застревает, — посетовал он и спустя минуту продолжил проникновенную речь: — Так вот, грядёт смута, война всех против всех. Мёртвые восстанут и захотят власти над живыми. Но я не покину вас, дети мои, я дам вам оружие, способное повергать врагов в прах. Скоро, очень скоро появится в этом зале тот, кто поведёт вас на врага! Слушайтесь его, ибо он есть посланник того, кто стоит выше меня. Он, только он должен взять оружие, которое я дарую вам!

Рогатый Кролик запрокинул морду кверху, отрыгнул и выплюнул чёрный продолговатый предмет. По каменным плитам покатился, глухо стуча, жезл в виде обугленного человеческого хребта с черепом. В глазницах горели два кроваво-красных камня.

— Ну, вот и настоятельница сгодилась, — буркнул демон про себя. — Да не прикоснётся к сему оружию никто, кроме того, кто скоро войдёт в зал сей! Я закончил говорить, вопросы есть?

Белый Страж Усени робко потянул руку.

— Ну? — рыкнул демон. — Спрашивай!

— О Великий Принц преисподней, не гневайся, но как мы узнаем того, чей приход обещан Тобой?

— Он не обычный человек, вы его сразу узнаете, — заверил Рогатый Кролик. — А мне пора возвращаться в геенну огненную, меня там заждались Тиамат с Унголиантой. Только перекушу — не оставлять же продукты пропадать...

Демон склонился над телом Агнесс, плотоядно облизываясь. Слюна лилась потоком, скапливалась в дымящую лужицу на полу. Ушастая голова отодвинулась назад, примериваясь для удара...

Раздался противный скрежет, словно поблизости разрывали надвое лист железа, с потолка посыпалась белесой струйкой пыль, оседая на шишковатой макушке Рогатого Кролика. Опустив башку, демон поглядел вверх. Он услышал тихий вопль, приглушённый толщами каменных перекрытий. Вопль становился отчётливее, громче. Штукатурка обвалилась крупным куском, образовав в потолке круглое отверстие, из которого на люстру упал вопящий человек. Ржавая цепь, крепившая люстру к потолку, лопнула, и тяжеленная махина, увешанная цепями, с мелодичным звоном рухнула на рогатую голову демона. Кроличьи резцы, каждый в рост человека, до половины воткнулись в каменные плиты пола.

Жаровня опрокинулась, угли высыпались в лужу слюны и зло зашипели. Закатившиеся глаза демона спрятали змеиные зрачки, вывалившийся из пасти язык выпростался на всю длину, уши поникли. Чудовищная голова побледнела, насыщенно красный сменился розовым. Рогатый Кролик медленно истаивал, оставляя после себя пятно горячей жижи.

Человек соскочил с обломков люстры, перепрыгнув останки демона. Обычный бедняк в старенькой одежонке, явно чужой — в тесной рубахе и чересчур просторных холщовых штанах, с перекинутой через плечо дорожной сумой. Он окинул зал безумным взглядом в поисках выхода.

— Прошу прощения, я, кажется, помешал, — пробормотал он. — Я, наверное, пойду. Извините, — и стал помаленьку пятиться к ближайшей двери.

— Святотатец! — взвыл Белый Страж Усени, вскочив с колен.

— Кто святотатец? Я? — искренне удивился новоприбывший. Предчувствуя драку, он нагнулся и взялся за первое, попавшееся под руку. — Я не святотатец, я Виктор Сандини и не потерплю оскорблений от какого-то белобрысого демонопоклонника!

Он даже не заметил, что рука его сжала устрашающего вида чёрный жезл из человеческих костей.

Глава 9. Избранный

Белый Страж Усени напрягся, готовый наброситься на Виктора. Господин Радуга, выпрямившись, остановил его властным жестом и подозвал помощника с тяжёлым посохом из железного дерева.

— Молодой человек, — сказал он, обращаясь к Сандини, — есть мнение, и не только у меня, что вы в этом зале человек случайный и не при делах. У вас, насколько я понял, сложилось о нас превратное мнение, вы, вон, обзываться вздумали. Если и дальше так пойдёт, у кого-то могут не выдержать нервы, и кто-то может пострадать, и я даже знаю, кто именно. Так что, будьте добры, положите на пол предмет и уходите. — Господин Радуга доброжелательно улыбнулся, разведя руки в стороны. — Мы люди мирные, бояться вам нечего!

"Ну, почему в последние два дня я попадаю в самые мрачные истории из всех возможных? — задался вопросом бывший послушник. — Их больше десятка, они наверняка вооружены и очень опасны, особенно те двое — альбинос и лысый с медальоном. Судя по книге, он либо колдун-самоучка, либо банальный чернокнижник. И посох у него здоровый, как стукнет больно..."

Правильно оценив свои силы и силы противника, Виктор понял, что не хочет драться с таким количеством фанатиков-культистов. Заметив мычащую женщину, он сделал шаг в её сторону. Бегло взглянул на оковы, потрогал носком, проверяя прочность железа, и произнёс:

— Невежливо скрывать своё имя, если собеседник представился. С кем имею дело?

— О, имена несущественны, — замахал на него руками и посохом колдун-самоучка, словно пытался отогнать надоедливое насекомое. Учитывая вырезанные на посохе знаки тайного культистского языка и медные полосы, какими был обит посох, вышло довольно грозно. Виктор подумал, а не наводит ли колдун чары, и на всякий случай мысленно прочитал молитву Всеотцу. — Мы вас, кстати, не просили представляться и, уверяю, были бы не против, если бы вы вовсе не сказали своего имени. Я Никто, и фамилия моя Ничто.

Виктор хмыкнул.

— Значит, так, Некто по фамилии Нечто, я забираю женщину, и мы с ней беспрепятственно уходим, — заявил он.

— А интересующий нас предмет оставите?

— А что вы предложите взамен?

— Взамен? Хм, какой предприимчивый тип, — приподнял бровь Господин Радуга. — Впрочем, как и все лаврасцы. Разве жизни, свободы и красивой девушки вам недостаточно?

— Сдаётся, не его приход обещал Великий Рогатый Кролик, — вступил в разговор Белый Страж Усени. Сузившиеся глаза выдавали гнев, бушевавший в альбиносе. — По-моему, этот хитрец хочет нас обмануть и присвоить себе чужое добро. Хочешь узнать, что я делаю с ворами и мошенниками, мальчик? — глава демонопоклонников подался вперёд.

— Ну-ну, — замахнулся Виктор странным предметом, отступив на шаг. — Не пугай — пуганый! Двинешься — разобью вашу штуковину на кусочки!

— Силёнок не хватит, — осклабился Белый Страж. В грудь ему уткнулась ладонь Господина Радуги.

— Мы не знаем, с кем нам довелось столкнуться, — предупредил колдун. — Не стоит недооценивать незнакомца. К тому же, вы помните наставления Рогатого Кролика: никто из нас не смеет прикасаться к оружию. Дадим ему то, чего он хочет. Чего, кстати, вы хотите, молодой человек?

— Для начала освободите женщину.

— Нет ничего проще! — Господин Радуга щёлкнул пальцами, и оковы разомкнулись.

Агнесс вынула кляп, встала, плюнула в сторону культистов, послала в их адрес заковыристое словосочетание и прижалась к Виктору, тяжело дыша от возмущения. Глаза её метали молнии из-за плеча бывшего послушника, отметившего, что спасаемая им молодая привлекательная особа, а не молчаливая скромная монахиня, как он предполагал.

— Что-нибудь ещё? — любезно поинтересовался колдун. — Только учтите, мы не будем исполнять любые ваши капризы, терпение наше на исходе. Не приведи Творец вам увидеть их в ярости. Кстати, вы не симпатизируете культистам, молодой человек? Может быть, в последнее время вам снились необычные сны, в которых вы, к примеру, властелин мира?

— Нет, — резко ответил бывший послушник.

— Какая жалость! Ладно, оставьте предмет и ступайте, куда пожелаете.

Господин Радуга взмахнул рукой, и многочисленные двери зала открылись настежь. Виктор и Агнесс попятились к ближайшему выходу.

— Эй, а предмет? — окрикнул их Белый Страж, переминающийся с ноги на ногу от нетерпения.

— Носители истинной веры не ведут переговоров с демонопоклонниками! — бросил бывший послушник с порога.

— Ах-х ты!... — заскрипел зубами Усени, ринувшись в погоню.

— Мастер, а кто такие крысолюды?

Вопрос ученика застал мастера Констанция Дерво врасплох. Он пожевал губами, вытер доску, не торопясь отвечать, нарисовал мелом какую-то каракулю, потом стал говорить. Не отвечать, нет — просто говорить о вреде, причиняемом сельскому хозяйству и королевству крысами, чтобы выиграть время и сформулировать ответ.

— Но это ещё не всё. Вы знаете, кто такие крысы? — вопросил он аудиторию. Ученики недоумённо переглядывались и жали плечами, подозревая в простейшем вопросе мастера подвох. Дерво едва заметно ухмыльнулся в бороду. — Неужели никто из вас не знает?

— Н-ну, — протянул ученик, считавший себя самым умным в группе будущих ведунов. Он постоянно докучал преподавателям разными каверзными вопросами. Звали ученика Виктор Сандини, и имя его прочно засело в памяти мастеров Ордена Мудрости, преподающих основы ведовства. — Крысы есть мерзкие существа, оскверняющие своими гнусными деяниями лик Лэсатра. Когда-то они были белыми и пушистыми, со временем стали завидовать людям, любимым творениям небесных и земных богов, и воровать у них еду. Тогда Творец проклял их, обязал жить во тьме под землёй и питаться краденой пищей и отбросами. Мы должны ненавидеть и презирать их.

Ученик замолчал. Мастер выдержал паузу, прежде чем начать рассказ.

— Воры и грабители имеют крысиный характер. Много веков назад они собирались в банды и грабили целые города. Как-то они разграбили столицу Виталийского королевства, воспользовавшись отсутствием короля и понтифика. Узнав о таком бесчинстве, понтифик Антоний Первый проклял преступников. С тех пор воры, разбойники и грабители после смерти перерождаются в крысолюдов — наполовину людей, наполовину крыс, имеющих власть над настоящими крысами. Их посмертное наказание — пребывать в отвратительном теле грызуна-переростка, всеми гонимого и проклинаемого. Конечно же, понтифик, проклиная, имел практический интерес — крысолюдов стали использовать в качестве диверсантов во вражеских городах. Правда, потом секрет управления ими был безвозвратно утерян, и теперь крысолюды представляют серьёзную угрозу безопасности нашего королевства. Будучи нежитью высокого класса — напомню, к низкому классу относятся вурдалаки и упыри — крысолюды обладают разумом, помнят прошлую жизнь, не чувствуют боли, и убить их можно, лишь отрубив голову или иным способом повредив головной мозг. Самое плохое в крысолюдах отнюдь не способность к саморазвитию, как интеллектуальному, так и телесному. Повстречав крысолюда, помните: он никогда не охотится в одиночку. Я удовлетворил ваше любопытство, ученик?

Из отверстия, откуда свалился на башку Рогатому Кролику Виктор, выпала громадная чёрная крыса. Она приземлилась аккурат в белесую шевелюру альбиноса, закрыв ему обзор передними лапками. Белый Страж закричал от неожиданности, попытался избавиться от грызуна, однако, тот вцепился ему в волосы мёртвой хваткой. Бегая по залу и визжа от боли, Усени оторвал крысу вместе с изрядным клоком белых волос. Сгруппировавшись, хвостатый вредитель покатился в толпу перепуганных культистов.

В следующее мгновение из открытых дверей повалил чёрный живой поток из сотен крысиных тел. Потерявшие самообладание демонопоклонники бросились врассыпную, один Господин Радуга сохранил ясность мысли и твёрдость духа. Пролистнув книгу заклинаний, он нараспев прочёл длинную фразу, набрал в грудь воздуха, после чего дохнул на бегущих к нему грызунов струёй оранжевого пламени. Визг, крики о помощи — всё смешалось в огненной круговерти. В ноги колдуну вцепилось несколько крыс, он сбил их посохом и начал читать очередное заклинание, отмахиваясь от кровожадных грызунов. Посох двигался в его руках живым существом, плетя вокруг владельца светящийся серебристый узор. Линии уплотнялись, скоро узор образовал сферический сетчатый кокон, сквозь который не в силах пробраться ни одна крыса. Подбегая к нему, животные отлетали мокрыми шерстяными ошмётками. Находящийся внутри Господин Радуга перестал читать заклинание и сейчас рылся в книге в поисках действенного антикрысиного колдовства. Отрешённый от творящегося в зале хаоса, он являл собой довольно любопытное зрелище — лысый муж, нервно листающий небольшой томик посреди бушующего океана крысиных тел.

Почитатели Рогатого Кролика на поверку оказались слабаками, брошенными на растерзание грызунам. Демон, очевидно, забыл о своих почитателях, предпочтя заботе об их никчёмных жизнях приятное времяпровождение в компании демонических приятелей, или же удар люстрой по черепушке лишил его желания помогать жалким людишкам. Много ли надо от любви до ненависти? Тем более, в случае с Рогатым Кроликом никакой любви и в помине не было. Чёрная шевелящаяся лавина накрыла корчащиеся в предсмертных муках человеческие тела, культисты затихли. Вдруг грызуны, повинуясь неслышному приказу, отхлынули, создав дорогу от дверей к Господину Радуге. Крысы расселись вокруг сверкающего колдовского кокона. Их мордочки зловеще подёргивались, шёрстка лоснилась, лапки в нетерпении скребли коготками пол.

В зал вошли четверо. Колдун боковым зрением обнаружил их. Бешено колотилась в висках кровь, потрескивали горящие факелы в стенных нишах. Четверо были крысолюдами. Двое серых, помельче, в обрывках погребальных саванов, увешанные метательными ножами и короткими мечами на широких кожаных ремнях, шли по бокам от чёрного крупного чудища в мешковатой полуистлевшей одежде, с изъеденной язвами шкурой. Чёрный походил на раздувшийся бурдюк. Лапы стискивали короткое копьё, железный зубчатый наконечник покрывала зеленушная плесень. "Чумной король!" — блеснула в мозгу колдуна догадка. Статус чёрного крысолюда подтверждал бронзовый венец, инкрустированный мелкими полудрагоценными каменьями. Четвёртым был маленький, совершенно облезлый уродец в грязной льняной мантии. По бокам морды у него торчали клочки белой шерсти наподобие бакенбард, в ушах сверкали бриллиантовые серьги, на морщинистой шее сияло золотое ожерелье, в сочетании с серьгами образующее гарнитур. В лапах, украшенных перстнями, он сжимал причудливо изогнутый расщеплённый древесный посох с навершием в виде скалящейся крысиной головы. Подойдя к серебристому кокону, четвёрка провела обсуждение возникшего затруднения.

— Папа, что это? — задал вполне уместный вопрос Чумной король, собираясь ткнуть в кокон копьём. — Никогда такого раньше не видел.

— То, сынок, защитный колдовской барьер, — прокряхтел старый крысолюд. — Ничего так колдовство, надёжное. Ты лучше, сыночек, не трогай его — мало ли какие гадости этот пакостник туда вложил.

— Что ж делать-то? — вопрошал Чумной король. — Там же столько свежатинки! Котлеток детишкам нажарить, рулетиков напечь...

— А ничего не делать. С голодухи колдун ослабнет, и барьеру конец. Эй, там! Ты, часом, не вор, не разбойник, не грабитель? Никогда чужого не брал? — Господин Радуга не удосужился ответить, продолжая перелистывать книгу заклинаний. — Не слышишь? К тебе обращаются! — укоризненно окликнул облезлый крысолюд. — Гордый, значит, — сделал вывод старшой. — Мол, я колдун великий, щас отыщу заклинание да ка-ак жахну по вам, мерзавцам эдаким, молнией али чем похуже. Ну-ну. Отойдите-ка, мальчики, я его щас жизни учить буду!

Крысолюды и крысы отошли от кокона, встали у стены. Старший в четвёрке напрягся так, что шерсть на бакенбардах встала торчком, издал нечленораздельный горловой звук и взмахнул посохом в направлении Господина Радуги. Кокон заскрежетал и взмыл под потолок, вырвав добрый кусок каменной плиты из пола. С оглушительным грохотом он врезался в своды зала, брызнул серебристыми каплями-искрами. Взлетели фонтаны каменной крошки, кокон разбился на мириады крохотных осколков, исчезающих в воздухе.

На полу, среди мусора, оседающей пыли и медленно падающих листков распотрошённой книги заклинаний неподвижно лежал Господин Радуга. В глазах чернокнижника поселился животный ужас, рот кривился в немом крике, крючковатые пальцы вцепились в камни.

— Ну, как колдуется, великий колдун? — насмешливо ощерился облезлый крысолюд и коротко скомандовал: — Рвите его, пакостника!

"А она хорошенькая", — подумалось Виктору, бегущему по освещённому факелами коридору вслед за Агнесс. Девушка подобрала полы одеяния и сверкала пятками наравне с бывшим послушником, любующимся её щиколотками и рыжими развевающимися волосами. "Огненный цветок" — нашёл он сравнение пышным локонам и заранее решил, сделать ей комплимент на первом же привале.

Вскрик отвлёк его. Агнесс резко остановилась, и Виктор налетел на неё, чуть не сбив с ног. На пути беглецов стоял крысолюд с опаленной мордой и злобно фыркал на бывшего послушника.

Старинная виталийская пословица гласит, что рядом с женщиной последний трус превращается во льва. Надо признать, пословица не врёт, особенно в тех случаях, когда рядом с женщиной находится не последний трус.

— Боги небесные и демоны преисподней! — прорычал Виктор, удобнее перехватывая жезл из человеческого хребта. — Почему ж мне вчера и сегодня так не везёт?!

Он опустил руку в сумку, вынул оттуда бутыль, с яростным видом откупорил зубами и влил в себя содержимое. Глоток, второй, третий... В желудок падал жидкий огонь, лава, извергаемая вулканом. Горячие волны разошлись от живота, поселив в теле негасимое пламя. Мышцы свело судорогой, внутренние органы выкручивало. Бывший послушник взвыл и упал, корчась в конвульсиях.

И что за мерзость дал ему на прощание старик Мали?...

Сознание взорвалась разноцветной болью, уходя от реальности во вселенную абсолютного хаоса. Образы возникали и исчезали, переходили друг в друга и растворялись на фоне тьмы и пурпурного света. Они постоянно менялись, вызывая тошноту и чувство неопределённости. Из глубин фиолетового моря вырастали, плещась в алой пене, зелёные, жёлтые, белые круги, в которые, словно в фантастические туннели, проваливалось сознание. За ними набухали почки новых земель, бежевых и синих, бежали по сиреневому небу коричневые облака... И музыка. К дьявольскому дробному бою барабанов примешивалась гитарная струна. В музыку вплеталась резкая как рычание дикого зверя песнь на совершенно глупые стихи...

Крысолюд пнул затихшее тело, перескочил через него и двинулся к девушке. Она переводила взгляд с чудовищного грызуна на лежащего Виктора, не понимая сути происходящего. Только что он спас её от рогатого демона и банды остервенелых культистов, а сейчас, выпив какой-то дряни из бутыли, валяется на полу! Он решил покончить жизнь самоубийством, приняв яд? Испугался крысы-переростка? Трус! Негодяй! Как он мог оставить её одну в такой опасный момент?!

— Виктор! — заорала она. — Поднимайтесь и спасите меня! На помощь!!!

— Тсс! — приложил когтистый палец к отвисшим губам крысолюд. — Не кхричши... Схмотрхи на меня...

Агнес примёрзла к полу. Разум её сопротивлялся, тело же слушалось команд чудовища. Она посмотрела в чёрные магнетические глаза, и воля к сопротивлению пропала, утонула во тьме. Крысолюд вытащил из-за пазухи две пары громадных ножниц, взял их в обе лапы и клацнул.

— Пходстричься тебе нхадо, — прошелестел он.

Ржавые лезвия приблизились к нежному горлу девушки и замерли в волоске от кожи.

Позади чудовища раздался безумный хохот. Долгий, непрерывный, он определённо не принадлежал обычному человеку. Грызун-нежить настороженно повёл ушами, ловя непривычные звуки, медленно обернулся. Смеялся Виктор. Он стоял, держа в одной руке бутыль, а в другой жезл из человеческого хребта.

— Чхего смешного? — растерялся крысолюд. Обычно при встрече с ним люди бросались убегать или со страху кидались драться, но никто не смеялся. От смеха продирало шкуру — впервые за длинную не-смерть стало страшно. Он оглянулся — нет ли у странного человека соратников с крестами, большущими серебряными мечами и святой водой. Вроде никого. Тогда с чего хохочет? Может, умом тронулся от страха? Наверное.

Вдоволь отсмеявшись, безумец прохрипел:

— У тебя ножницы грязные. Инфекцию занесёшь, — и неожиданно прыгнул на крысолюда.

Бутыль хрустнул, смявшись о расквашенный нос нежити. Одновременно с этим жезл прошёлся по лапам, выбив ножницы. Пораженное стремительной атакой чудовище попятилось, пытаясь оторваться от противника. От мощного толчка в грудь оно повалилось на спину, на него запрыгнул человек и принялся охаживать костяным жезлом по морде.

Крысолюд заверещал, задёргался, пытаясь вывернуться из-под врага. Он прекрасно понимал: добром для него избиение не кончится. Запаниковав, он сбросил с себя противника и на четвереньках рванул прочь. Внезапно на него опустилось что-то тяжёлое, искристое, похожее на факел. Собственно, это и был факел, направляемый твёрдой девичьей рукой.

— Не уйдёшь, зараза! — воскликнула Агнесс, повторно стукнув вражину по темечку.

От силы удара деревянный факел треснул, но череп крысолюда оказался прочнее дерева. Царапая когтями каменный пол, ослеплённое чудовище пробовало быстренько уползти с места схватки. Возможно, ему и удалось бы спастись, если бы Виктор не наступил ему на хвост. Крысолюд снова заверещал от подступающего отчаяния, заскрёб по полу с утроенной скоростью, однако, энтузиазм не помог. Бывший послушник ухватил хвост, вздёрнул, подняв беднягу в воздух, и закрутил его по часовой стрелке. С чавкающим звуком голова чудовища соприкоснулась со стеной, выбив каменные осколки.

— Конец тебе, — прорычал Виктор, зашвыривая обмякшее тело подальше.

Боль наполняла его до краёв, он жаждал движения, битвы.

Будто по заказу из-за угла выскочил второй крысолюд, уже с разделочным ножом. Компанию ему составляли два десятка крыс. Мгновенно оценив ситуацию, он подал сигнал к атаке. Его крошечная армия бесстрашно ринулась на человека, замелькали обнажённые зубы, хищно заблестели глазки, вздыбилась тёмная шерсть. Бывший послушник широко улыбнулся наступающим.

Над трупом Господина Радуги возвышался живой курган из шевелящейся массы крысиных тел. Четверо крысолюдов откровенно наслаждались зрелищем трапезы своих маленьких слуг и подопечных. Сами они питались не чаще чем раз в месяц и предпочитали детей и молоденьких девушек, похищаемых живьём из близлежащих деревень, хотя не брезговали ни животными, ни падалью, ни украденным из амбаров продовольствием.

— Цирюльник с Мясником запаздывают, — подал голос один из серых. — Они паренька с девчонкой нетронутыми принести обещали, специально для Шапочника подарок. Как бы не забыли.

— Да, Цирюльник — личность творческая, запамятовать вполне может, — высказал мнение облезлый крысолюд с посохом. — Иди-ка проверь, сынок.

Чумной король скрылся в туннеле, куда перед началом бойни побежали Виктор с Агнесс. Спустя минуту он запищал, предупреждая об опасности, и кубарем вкатился в зал. За ним из коридора прилетел очень побитый серый крысолюд, шлёпнувшийся у ног старшого. Он тоненько пискнул, положил сломанную переднюю лапу на облезлую ступню и скончался.

— Это ж Мясник! — охнули серые разом. — Эка его расплющило!

Под сводами пронёсся безумный хохот. На пороге показался человек, по виду — паренёк, убежавший недавно от культистов вместе с девчонкой. Он окинул столпившихся крыс и нежить радостным взором.

— Сумасшедший, — выразил общее мнение облезлый крысолюд. — Брать живым.

— Осторожнее с ним, папа, он прикончил Цирюльника, — предупредил Чумной король.

— Да, Цирюльника кончить — не Мясника отмутузить, — согласился старшой. — Крепкий парнишка видать. Интересно, он когда-нибудь брал чужое? Так, построение номер четыре — "крысиная клетка"! Я страхую!

Виктор не позволил чудовищам построиться. Он напал первым, наметив главным противником облезлого крысолюда. Бросившиеся ему наперерез серые схватили лапами воздух на пустом месте. Старый предводитель на удивление ловко ушёл от удара, хлестнув бывшего послушника по ногам хвостом. Виктор устоял, но вдруг замедлился, упал на колено, тряся головой и помахивая рукой.

Единственным недостатком зелий старика Мали были тяжёлые побочные эффекты. Грудь распирало от боли, мир вокруг подёрнулся сиреневым туманом. Бывший послушник ощутил, как на него наваливаются враги, пытаясь прижать к полу.

"Увижу старика Мали — набью физиономию за побочные эффекты", — отрешённо подумал он, проваливаясь во мглу.

Лёгкий ветерок освежал. Ничего не болело, мысли приобрели ясность, было уютно и хорошо. Где я нахожусь? Воспоминания отразились далёким эхом от уголков сознания. Боль, яркий свет, неприятный привкус во рту, горечь поражения. Туннель, свет в конце туннеля... Это что, смерть?

— Повелитель, а это точно тот, кто нам нужен? — послышался сильный мужской голос. — Хлипенький он какой-то, да и вид у него болезненный...

— Хотел бы я на тебя посмотреть после битвы с ордой крысолюдов во главе с Шапошником, — раздался второй голос — низкий, с хрипотцой. — И вообще, ты что, не доверяешь нашему высочайшему выбору?

— Конечно, я доверяю Вам, Повелитель! — поспешил согласиться первый голос и тут же произнёс с малой толикой скепсиса: — Но он не сражался с ордой чудовищ, к тому же, зная, как делался Ваш выбор... Нет-нет, Вы не подумайте, я всецело верю в Великий Промысел и благодарен за оказанные мне и моему Ордену благодеяния...

— Хватит ныть! — раздражённо произнёс второй. — Всю рыбу распугаешь, изверг! Лучше займись человеком, он уже очнулся.

На лоб легла прохладная ладонь, пальцы оттянули верхнее веко. Виктор, возражая против подобных действий, стряхнул с себя чужую руку и открыл глаза. Над ним склонился гладко выбритый круглолицый мужчина, гривой белоснежных волос спадала ему до пояса. Широкий лоб и крупные черты лица, немного насмешливый взгляд серых глаз будили в памяти неясный образ. Наряд беловолосого состоял из простой льняной туники, перевязанной шёлковым золотистым пояском. За его плечами тихо шумела сочная зелёная листва высоких деревьев, в чистом голубом небе величественно проплывали громады кучевых облаков.

— Доброе утро! — добродушно улыбнулся незнакомец, спрятав насмешку в уголках глаз. — Как спалось?

— Где я? Кто вы?

— Ты находишься на Нижнем небе, малыш, а я, — белобрысый подбоченился, — несравненный борец с нежитью, нечистью и прочими порождениями пекла, любимец богов, королей, жен...

— Не выпендривайся! — одёрнул словоизлияния белобрысого второй голос. — Говори по существу!

Нижнее небо? Всемилостивый Творец, посмертие! Сюда попадают благочестивые люди, в земной жизни совершившие больше праведного, чем грешного. Здесь умершие беззаботно обретаются на лоне природы, наслаждаются заслуженным отдыхом. Праведники, святые и прочие угодники Божьи обитают выше.

Кончились мучения твои на земле, Виктор! Отбегался, послушник. Всё, отдыхай. Вернувшиеся по тем или иным причинам с того света рассказывали, что на Нижнем небе море удовольствий для простого человека: берёзки, сосенки, окушки в речке, грибочки-ягодки... Ну, слава Всеотцу! Виктор блаженно зажмурился, потянулся и вдохнул чистейший воздух. Э-эх, жить хорошо! То есть не совсем жить, но всё равно хорошо!

— Меня зовут Франс, — представился белобрысый. — Тебя я и так знаю, не представляйся.

Франс, Франс... Знакомая внешность, только чего-то недостаёт. Да, точно! Морщин и бороды не хватает для полного сходства с Франсуа Миролюбивым, основателем Ордена Мудрости. Погоди-ка...

— Прошу прощения, — смущённая улыбка тронула уста бывшего послушника, — а вы случайно не...

— Не случайно, да, — подтвердил его догадку белобрысый. Тьфу ты, не белобрысый, а великий и несравненный, любимец светлых сил, людей, богов, королей и других существ славнейший Франсуа Миролюбивый. — Ты же не считаешь, что умер, и тебя прописали на постоянное местожительство в райские кущи? Вынужден разочаровать, малыш, ты жив, и тебе предстоит нелёгкая работёнка.

Жив? Нелёгкая работёнка? О чём толкует этот белоб... то есть Франсуа Миролюбивый?

— Я э-э-э... а-а-а... Почему я тут нахожусь? — переборов растерянность, осведомился Виктор.

Основатель Ордена Мудрости хитро сощурился.

— Как думаешь, с какой стати ты попадаешь во всякие неприятности со вчерашнего дня? И не просто вляпываешься в истории. Одна влечёт за собой другую, не менее неприятную, и в результате ты оказываешься в такой беде, что, казалось бы, хуже некуда, хотя на самом деле благополучно выбираешься из неё.

Виктор задавался подобными вопросами с момента побега из усыпальницы на Жгучей Домовине. Он бы не стал утверждать, что благополучно выбирается из каждой заварушки. Проблемы накапливаются и преследуют его злой лавиной, угрожающей настигнуть и похоронить. Но с угодником Божьим спорить невежливо, и он промолчал, ожидая продолжения.

— Возрадуйся! Ты Избранный! — огорошил его святой, обратив взор к небесам. Мина у него сейчас была самая что ни на есть ехиднейшая. — Все твои неприятности суть кажущиеся, это препятствия, проверяющие крепость твоей веры и ведущие к спасению душ людей, вовлечённых в битву между богами и демонами!

Челюсть бывшего послушника немедленно съехала вниз. Насколько он знал из истории и Святого Писания, быть Избранным с одной стороны весьма престижно, с другой опасно. Мало кто соглашался становиться таковым добровольно, Виктор не исключение. Избранность означает постоянное напряжение духовных и телесных сил, пристальный взгляд небес и преисподней и строгое наказание в случае невыполнения задания.

— Может, не надо, а? — промямлил он. — Слаб я, могу не справиться...

— Откровенно говоря, — понизил голос Франсуа Миролюбивый до полушёпота, — будь моя воля, я бы тоже не доверился такому разгильдяю. Сам понимаешь, не я делал выбор. Ладно, чего уж там. От избранности тебе не отвертеться, слушай внимательно и запоминай. Итак, — святой заговорил громче, — твоё задание — спасти Лаврац, Виталийское королевство и всю землю от зла, восставшего против мира.

— Разве мне такое под силу? — отпирался Виктор.

— Не сомневайся в собственных силах, верь в богов, тебе помогающих! Не то... — погрозил кулаком святой.

Бывший послушник часто закивал, соглашаясь. Спорить с Франсуа Миролюбивым себе дороже.

— Почему я? — проблеял он.

Святой тяжко вздохнул, опустив очи. Лик его сделался скорбным.

— Не задавай глупых вопросов, у тебя мало времени. Сначала главное. Забери мой посох у Шапочника — Крысиного Властелина. Затем, если получится, найди того, кто истребляет мой Орден, преображаясь в благочестивых людей, и останови его. Ну, или хотя бы попробуй.

Тихонько шелестели кроны деревьев, о чём-то переговариваясь, журчала неподалёку вода. Виктор обдумывал наказ святого, сопоставляя с имеющимися у него знаниями. Придя к выводу, что он ничего не знает ни о Шапочнике, ни об истребителе Ордена Мудрости, он отважился спросить:

— Великий уничтожитель демонов и чудовищ святейший Франсуа, прошу вас, помогите. Не сочтите меня непонятливым, я лишь хочу выполнить задание. Скажите, кто они и где их найти?

Основательный подход исполнителя к делу всегда радует заказчика. Святой аж просветлел.

— Так бы сразу! Шапочник — Крысиный Властелин. Его тебе искать не придётся, он сам тебя найдёт. Он, нежить поганая, усыпальницу мою осквернил, последнего земного достояния лишил. Кольца из драгметаллов — десять штук, браслеты серебряные — две штуки и дальше по описи. Ну, ладно драгоценности — оружие моё любимое забрал! Посох себе оставь, пока некроманта-оборотня не сдюжишь, потом или в усыпальницу мою отнесёшь, или, там, в музей моего имени сдашь, пусть потомки удивляются. С оборотнем труднее будет. Он жаждет изничтожить ведунов, судя по всему. Кто он точно неизвестно даже мне. Ни живой, ни мёртвый. Его сила в знании божественных даров. Он пленитель душ. Убивая кого-либо, принимает телесный облик убитого и забирает его душу, чтобы войти в неё и править ею. Оборотень пришёл в наш мир совсем недавно и жаждет узнать о нём больше. Замыслы его запутанны, знания обширны, дорога его выстлана мертвецами. Будь осторожен в битве с ним. Ты найдёшь его в одной из оставшихся Башен Ведовства.

— Святейший Франсуа, могу я задать ещё несколько вопросов?

— Давай быстрее!

— Кто такие циркачи и горбун Аполли?

— Циркачи, с которыми тебя свела судьба — демонический диверсионно-вербовочный отряд. С ними тебе лучше не сталкиваться, в особенности с тем, кого ты назвал горбуном Аполли. Очень страшная личность: жестокий, расчётливый. Дальше.

Значит, старик Мали был прав, предполагая связь между циркачами и демонами. Вот умная голова!

— В чём секрет той штуки, которую хотели забрать культисты?

— Она хранилище духов. С её помощью подчиняют мёртвых, она также обрывает нить между духом и телом. Используется при борьбе с нежитью.

— Святейший Франсуа, меня беспокоят ещё два вопроса личного характера... Даже не знаю, как правильно сформулировать...

Святой подозрительно посмотрел на бывшего послушника.

— Говори как есть.

— Понимаете...

— Понимаю, говори уже! Думаешь, мне заняться нечем, кроме как слушать твоё мычание? Каждую минуту, каждый миг идёт война с исчадиями Лакергиля, промедление стоит тысяч невинных душ! Желаешь стать виновником смерти людей и нелюдей?

— Нет-нет! — собравшись с духом, Виктор выпалил: — Почему, стоит мне начать побеждать в драке, я неизменно теряю сознание? Прямо как девица при виде крови! Мне надоело, меня из-за этого не воспринимают всерьёз! Я хочу быть героем, а не второстепенным комическим персонажем!

Основатель Ордена Мудрости понимающе ухмыльнулся, в глазах его заплясали искорки веселья.

— Ты отнюдь не второстепенный персонаж, малыш! А что до потери сознания, то такое случается из-за чрезмерного эмоционального напряжения. Дам тебе совет: пить тебе меньше надо зелий сомнительного качества. Задавай следующий вопрос.

— Святейший Франсуа, боюсь, мне не поверят на слово. Вы бы не могли сотворить какое-нибудь чудо, чтобы люди убедились в моей избранности богами? Народ нынче недоверчивый, в частности, из Ордена Карающих.

— Поверят, — задумчиво протянул святой.

Он повертел на среднем пальце правой руки массивное золотое кольцо-печатку с изображением меча, летящего в облаках в окружении элементалей. "Неужели Франсуа Миролюбивый намерен даровать мне, бывшему послушнику, кольцо со своего пальца?" — пронеслась мысль в воспалённом мозгу Виктора.

— Дай правую руку, — приказал святой и ободряюще похлопал по плечу. — Не бойся, всё будет хорошо, ты только мой посох не забудь захватить.

Сияя от счастья, бывший послушник выполнил приказ. Святой же со всего маху впечатал ему в запястье кольцо. Боль пронзила предплечье, Виктор вскрикнул и провалился в тёмный туннель...

Франсуа Миролюбивый обернулся к сидящему в камышах Повелителю. Слепящие белизной перья на крыльях трепетали под слабым напором ветерка. На зеркальной поверхности водоёма колыхались два поплавка, распространяя круги.

— Повелитель Гортиил, у меня есть предложение, — сказал святой, присаживаясь рядом с богом и беря в руки удочку.

— Валяй, — качнул длинными блистающими локонами небожитель.

— Давайте при следующем выборе Вы не будете подбрасывать монетку, рассчитывая на удачу.

Бог пожал плечами.

— Знаешь, у него ведь есть кое-что общее с тобой, Франс.

— Что же, интересно?

— Выбирая тебя, я тоже подбрасывал монетку.

"Когда его принесли?"

Магистр Симон ди Воели удобно расположился в резном кресле, запрокинув ноги на письменный стол, и крутил в руках конверт с печатью Великой Магистрессы.

День сегодня выдался необычный. Отчасти хозяин Башни Земного Ведовства связывал это со вчерашними событиями, отчасти с безалаберностью и распущенностью башенной стражи. После разгрома в Башне Святого Ведовства Великая Магистресса через своего секретаря Орелли распорядилась довести число стражников до двенадцати, вооружив арбалетами, и выставить часовым ведуна рангом не ниже старшего послушника. К тому же, в Ордене Мудрости ввели жёсткий пропускной контроль. Канцелярия Башни Небесного Ведовства выдавала специальные пропуска с двигающимся рисунком, подделать который, по мнению Мудрейшей, невозможно. Орден Карающих, в свою очередь, прислал для охраны Башен своих ребят, больно смахивающих на псов войны из трактиров Карбона — пограничного города, славящегося обилием наёмников всех мастей. В лёгких разномастных доспехах, увешанные разнообразным оружием присланные воины разительно отличались от дисциплинированных ловцов нечисти. Бойцов, разумеется, наняли из пригорода Лавраца, там всегда полно желающих наняться охранниками купцов и вельмож бездельников. Да, туго у Карающих с кадрами, раз приходится нанимать всякую шваль со стороны. Впрочем, дело нужное в сложившихся обстоятельствах. Магистр краем уха слышал, что нынешней ночью на пригородном кладбище произошло побоище, погибло большинство ловцов нечисти, и Орден нынче остро нуждается в людях, знающих, как обращаться с оружием. Ещё до слуха ди Воели дошло известие о похищении настоятельницы Юрпрудского монастыря и о королевских войсках, спешно стягиваемых к Лаврацу.

Город бурлил. Толпу будоражили новости о множащихся плохих приметах. Поговаривали, сегодняшней ночью видели комету о двух хвостах, пролетевшую над Башней Небесного Ведовства. Шептались о том, что из утиного яйца вылупился трёхголовый петух и прокукарекал пророчество о падении Лавраца, после чего превратился в зелёную лужу дурно пахнущей болотной воды. А у одного крестьянина вчера свинья заговорила человеческим голосом, родила четырёх сросшихся поросят и сдохла от горя. И много чего ещё говорили на улицах, рынках и в храмах, к чему не стоит прислушиваться, но чего нельзя игнорировать.

Городская стража постоянно патрулировала город, хватая подозрительных личностей толпами. Горожане, напуганные происшествиями и приметами, давно бы потянулись из Лавраца, да ворота заперты, утроенные посты стражи заворачивали несостоявшихся беженцев назад, недовольных препровождали в темницу. Темница уже не вмещала людей, пришлось использовать в качестве камер сараи, подвалы и погреба городских учреждений. Набирались добровольные дружины, помогающие страже в патрулировании и задержаниях.

Город перешёл на чрезвычайное положение.

Магистр поморщился, вспоминая перепившихся стражников. Он бы понял, хоть и с трудом, если бы напились наёмники Карающих, но чтобы наклюкалась башенная стража и ведун! Башенники, как прозвали воинов, охраняющих покой обители Ордена Мудрости, отличалась строгостью порядков, в страже служили ветераны, прошедшие горнило войн и пограничных стычек. И вот, командир поста в обнимку с наёмником и ведуном орут непристойные песни, а их боевые товарищи валяются, упившиеся, где попало. Это недопустимо! Магистр немедленно дал распоряжение передать личное дело нерадивого ведуна Ордену Карающих, требуя немедленно заключить его под стражу. То же он сделал с воинами башенной стражи.

Масла в огонь подливал всплеск инфернальной энергии, переполошивший ведунов и ловцов нечисти.

Ещё беспокоил сумасшедший.

В подвале Башни Земного Ведовства нашли пьяного нищего. Грязного, в рваной одежде. Очевидно, он проник в подвал, воспользовавшись опьянением стражи. Бездомный утверждал, что зовут его Вальденом ди Сави, и он пришёл, дабы сообщить магистру ди Воели некие важные сведения касательно мироустройства. Нищего сочли умалишённым, заперев в мрачном подземелье, где монахи проводят опыты. Он не возражал. Улёгся спать под столом для вскрытия трупов и никого не беспокоил.

Зловещая улыбка зазмеилась на высокомерном лице магистра. В найденном безумце он представлял дешёвый материал для экспериментов, не более того. На нищем можно испытывать новые зелья, экспериментировать с его телом. Не выдержит опытов — не беда, трупы тоже нужны. Главное удостовериться в том, что бездомного никто не будет искать...

Мысли ди Воели возвратились к конверту, порхающему у него в руках. Послание оставили на столе в кабинете магистра, неведомым способом открыв запертую на ключ, имеющийся только у него, дверь. Сургучовый кругляш имел оттиск печати Великой Магистрессы — парящий в небесах меч, окружённый духами воздуха, в кольце Пернатого Змея, глотающего свой хвост. По краям названия учреждений, выдавших печать — Орден Мудрости, Башня Небесного Ведовства — и регалии Мудрейшей. Печать подлинная, магистр проверял.

Секретарь не знал о послании. Никто, по его словам, не входил в кабинет в рабочее время.

Должно быть, нечто важное, иначе Великая Магистресса вызвала бы магистра по Всевидящему Оку.

Ди Воели достал из ящика стола нож, вспорол конверт и вытряхнул аккуратно сложенный белоснежный лист. Послание полетело под кресло, лавируя меж растопыренных пальцев. Хватая воздух, ведун чуть не сверзился с кресла. Он раздражённо снял ноги со столешницы, нагнулся, нащупал бумагу и развернул.

Лист рассыпался в его руке чёрной сажей.

Башня вздрогнула, вмиг покрывшись зеленоватым свечением.

В камере для подопытных животных проснулся испачканный землёй и пылью бездомный.

Серый крысолюд грыз берцовую кость, оставшуюся от Господина Радуги. Его товарищ, тоже серый, облюбовал чью-то ключицу. Чумной король разглядывал перевёрнутую жаровню и пустое блюдо, в котором раньше лежали кусочки жареного мяса, употреблённого культистами.

Дверь бесшумно отворилась, и в зал проковылял горбун, опираясь о палку. Низкий, с заострёнными скулами, обезображенный тянущимися от уголков рта до ушей шрамами. Свет догорающих настенных факелов добавлял безобразной фигуре фантастические черты, а тень вошедшего будто падала от совершенно иного существа. Горб напоминал очертания сложенных перепончатых крыльев, руки — когтистые лапы. Крысолюды отвлеклись от трапезы, двое серых осклабились, подбираясь к будущей жертве.

Горбун поднял лицо, принюхиваясь. Губы раздвинулись, показав золотые зубы. Приготовившихся чудовищ он вовсе не замечал, размышляя о своём.

Один из серых прыгнул к нему, метя когтями в горло, и внезапно остановился в дюйме от пола, суча задними лапами. Хвост змеёй бился по каменным плитам, крысолюд захрипел. Треск ломаемого позвонка, и лохматое тело, пролетев через половину зала, врезалось во второго серого, сбив с ног. Чумной король с разбегу хотел заскочить на горб противника, напав сзади. Горбун нехотя отклонился, чудовище покатилось мимо. Тут же атаковал серый, метнув нож. Враг легко поймал его за рукоять и обратным движением послал назад. Промелькнув молнией, клинок вонзился в глаз нежити. Крысолюд опрокинулся, не издав ни звука.

Чумной король отбежал от горбуна в противоположный конец зала и оттуда бросил в него полупрозрачным сосудом, заполненным фосфоресцирующей зелёной жидкостью. Сосуд с громким хлопком разорвался в четырёх шагах от горбуна, обдав его зловонными брызгами и образовав ядовитое зелёное облако.

— Оригинальная способность — метание собственного жёлчного пузыря, — отметил про себя пришелец.

Занервничавший Чумной король взял наизготовку копьё и отступил. Горбун неторопливо приближался, отстукивая палкой по полу похоронный марш. Не выдержав, крысолюд показал спину и припустил галопом по коридору. Вслед ему полетела палка и стукнула в основание черепа, повалив. Чумной король замотал ушибленной головой, привстал на задних лапах, ощупывая пол в поисках потерянного оружия. Рука схватила его за шею и вздёрнула. Захрустели шейные позвонки.

— Куда вы дели Виктора Сандини? Паренька, с ним была девушка, — зашипел в ухо пришелец. — И куда заныкали Жезл Потерянных Душ?

— Н-не нужно насилия, — сипел крысолюд, вспомнив о гуманном обращении с животными и преступниками. — Я отведу, я покаж-жу...

Глава 10. Гроб на колёсиках

Крутило живот, было жарко, душно, пахло крысиными экскрементами и тленом, а во рту словно посыпали толчёным красным перцем, отчего язык казался шершавым и горел в огне. Казалось, откроешь рот, и из него вырвется струя пламени. "Храмовое вино, значит. Хотелось бы знать, какие добавки использовал старикан", — подумал бывший послушник, вспоминая выпитый напиток и прощание с алхимиком.

Виктор резко сел, распахнув глаза, и тут же подумал, что после путешествия на небеса попал в настоящий ад.

Он сидел в большой кованой клетке на груде древнего тряпья, рядышком примостилась девушка с заплаканным личиком. А снаружи, за прутьями клетки...

Огромный подземный зал, освещённый горящими колдовским зелёным пламенем факелами, до отказа заполняли крысолюды всех мастей. Они развалились за колченогими столиками, лениво потягивали вино или хлебали из кубков чистый спирт, играли в кости, в карты, хохотали, переругивались, переговаривались, сыпали сальными шутками, повизгивали, похрюкивали, подвывали и подпевали трубадурам на импровизированной сцене из сложенных гробов. Пёстро одетые музыканты исступлённо колотили в барабаны костяными палочками, тренькали на костяных гитарах, гремели медными тарелками и дули в костяные дудки. Замшелый певец в исподнем горланил время от времени нецензурные слова, беспрестанно махал башкой, пил и опрыскивал ближайших к нему слушателей напитком из бутылки. Музыка чудовищного вокально-инструментального ансамбля оглушала, напоминая мелодичный грохот валящегося с чердака мешка с посудой.

За стойкой в уголке зала упитанный чёрный крысолюд в кожаном фартуке отдавал распоряжения крысолюдкам-разносчицам, по совместительству работающим танцовщицами на столах клиентов. Их тела, прикрытые полосками выцветшей ткани, грациозно двигались в такт сумбурной музыке, задевая хвостами развлекающихся за столами чудовищ.

Всхлипнувшая девушка бросилась Виктору на грудь, личико её засветилось от радости, и тут же отстранилась, в смущении потупив взор.

— Я так рада, что вы пришли в себя. Думала, уже не проснётесь. Вы так ударились головой, когда упали под натиском нежити! Хвала Всеотцу, вы живы! Как ваше самочувствие?

До чего же она всё-таки хорошенькая!

— Всё отлично, — стараясь не дышать на девушку, ответил бывший послушник.

Голова раскалывалась, и Виктор начинал подумывать, не привиделось ли ему в бреду путешествие на небеса. Защемила правая рука. Мимолётного взгляда хватило, чтобы понять: разговор с основателем Ордена Мудрости действительно состоялся. На внутренней стороне запястья, где переплетались выпуклые голубоватые вены, темнело крестообразное родимое пятно, похожее на клеймо. Линии кровеносных сосудов образовывали очертания облаков и кружевное кольцо крыльев, в котором заключался тёмно-коричневый, почти чёрный меч. Эмблема Ордена Мудрости, попутно — личный герб Франсуа Миролюбивого.

Головная боль затихла под напором хорошего настроения, поднимающегося в бывшем послушнике. Он Избранный, и за ним стоит сила небесных богов! Даже похмелье можно обернуть себе на пользу, умеючи. Нежить не выносит храмового вина в любом виде. Ди Сави как-то рассказывал о подвигах бога Бухаиля, когда того ещё не взял на небеса Всеотец, и его считали просто героем. От одного похмельного дыхания будущего божества духи гибли сотнями.

Виктор ободряюще улыбнулся девушке.

— Не волнуйтесь, с нами всё будет в порядке. Обещаю! Как вас зовут?

Агнесс теребила тонкими пальчиками полуоторванный краешек платья, украдкой бросая взгляды на бывшего послушника. Его улыбка, уверенный голос внушали надежду на благополучный финал свалившегося на её долю приключения.

— Меня зовут Агнесс Фармер из Юрпрудского монастыря. Правда, я в монастыре совсем недавно и не успела принять постриг.

Виктор устало прислонился к решётке спиной.

— Я в самых смелых мечтаниях не мог предположить, что повстречаю в этом царстве кошмаров столь очаровательную особу. Позвольте полюбопытствовать, госпожа Агнесс, как вы попали в монастырь? Неужели у вас не было достойных женихов?

Щёчки девушки зарделись, выдавая смущение.

— Простите, — чуть наклонился Виктор. Ему стало неудобно из-за собственного шутливого вопроса.

— Не стоит извиняться.

Отвечать молодому человеку Агнесс впрямь не хотелось, и отнюдь не потому, что он ей не нравился, наоборот, она испытывала к нему с каждым часом всё большую симпатию. Просто имелись причины скрывать истину. Она родилась в семье сельского старосты недалеко от Лавраца, с детства мечтала о тихой спокойной жизни, обыкновенной семье, работящем муже. Со временем, как и следовало ожидать, выросла, превратившись в первую красавицу на селе. Отец поначалу хотел отдать её замуж за кузнеца — довольно состоятельного по сельским меркам, обходительного и привлекательного жениха пятидесяти лет от роду. Малышка Агнесс тоже была не против, да вмешался злой рок: откуда ни возьмись, примчалась жена кузнеца с пятью великовозрастными детьми, брошенная им несколько лет назад в Лавраце. Случилась эта оказия за день до намеченной свадьбы. Пришлось разорвать помолвку и в срочном порядке подыскивать нового жениха, приглашения-то разосланы, гости у порога толпятся, столы от кушаний ломятся, за священника и музыкантов уплачено...

Как раз через село проезжал богатый купец, вызвавшийся добровольно помочь несчастной горе-невесте. Объёмное брюшко предполагаемого будущего мужа внушало родителям надежду на то, что в браке их доченька также голодать не будет. Кто ж знал, что до момента бракосочетания он, воспользовавшись возможностью подкрепиться бесплатно, переест и скончается перед алтарём, не успев произнести клятвы верности?! Особенно расстроились, не считая невесты, родители Агнесс, втайне надеявшиеся заполучить богатство несостоявшегося покойного зятя. Праздничный банкет обернулся роскошной тризной. Раздосадованная невеста просидела три дня и три ночи, оплакивая судьбу-злодейку горючими слезами. "Успокойся, доченька! — увещевал прагматичный отец. — Ну, с первым не получилось, ну, со вторым, так с третьим обязательно повезёт! Приданое есть — и жених сыщется!" Обдумав положение, отец взял любимую дочурку, жену и поехал на ежегодную ярмарку, устраивавшуюся в Лавраце. Там сельский староста познакомился с натуральным дворянином, правда, из обнищавшего рода, но всё ж таки дворянином, подыскивавшим невесту для своего сыночка. Ударив по рукам, отцы семейств вернулись по домам готовиться к генеральным смотринам и к предстоящей свадьбе. В назначенный день лаврасские дворяне посетили деревню, и тут выяснилось пренеприятнейшее обстоятельство: дворянский сын терпеть не мог спиртного — ни деревенского самогона, ни столичного вина. На почве неприятия даров бога Бухаиля разгорелся нешуточный скандал, приведший к изгнанию дворян из села. Старый дворянин тогда ещё пообещал отомстить, помнится. Спустя седмицу он прискакал с отрядом бойцов из Ордена Карающих, разговор вёл со священником, после чего священник обвинил Агнесс в колдовстве. В тот день она, вконец разочаровавшись в перспективе замужества, отправилась к тётушке Лазарии в Юрпрудский монастырь.

Теперь, симпатизируя молодому человеку, она боялась очередной неудачи. Вдобавок к нависшей тени злого рока её тяготил обет безбрачия, который она собиралась дать при постриге. Девушка уже считала себя монахиней. Ещё её мучил очень важный вопрос.

— Господин Виктор, а как вы оказались в том ужасном зале, откуда спасли меня?

— О! Я узнал о вашем похищении культистами и искал вас. К сожалению, не успел спасти матушку Лазарию, да пребудет её душа на небесах, — он изобразил скорбь на лице. Не говорить же понравившейся девушке, что бежал от крысолюдов и упал в какую-то яму, откуда совершенно случайно брякнулся на голову Рогатому Кролику. "Эх, неподходящее место для комплиментов", — подумалось Виктору. Разговаривая с девушкой, он прикидывал варианты побега. Клетка стояла у каменной стены, поблизости топтались двое серых крысолюдов с палками. Два выхода из зала призывно манили темнотой распахнутых настежь дверей. Бежать из места, доверху забитого нежитью? Подобная мысль могла прийти только Избранному. Вслух он спросил: — Эти мерзкие существа не навредили вам?

Раскаты барабанного боя заглушили слова девушки. На сцене намечалось значительное событие. Крысолюд-певец выбросил пустую бутылку в группку заседающих за столиком пропойц и пафосно заголосил, обводя присутствующих осоловелым взглядом:

— Трепещите, хвостатые порождения мрака и лысые обезьяны поверхности! — под "лысыми обезьянами" он имел в виду, естественно, пленников. — Перед вами предстанет сам князь нежити, повелитель ночи, наш горячо любимый царь — Шапочник!

У Виктора забулькало в животе. Внутри происходили подозрительные процессы, вызванные, надо полагать, употреблением винными добавками старика Мали. Жаль, гигант бытовой алхимии не предупредил о дозировке и побочных действиях.

Забили частой дробью барабаны, возвещая выход могучего существа. Крысолюды замерли в благоговейном трепете, уставившись на сцену, где должен появиться обещанный "князь нежити". Занавес раздвинулся, и перед присутствующими предстал роскошный бронзовый саркофаг на приделанных к нему маленьких колёсах! Мастера изрядно постарались, украшая его сценками из жизни понтификов Виталийского королевства: церемонию возведения в сан, исцеление больных, сжигание святым огнём толп еретиков и, в заключение, сцена соборования умирающего священнослужителя. На крышке центральное место занимало изображение словно бы спящего понтифика.

"Откуда у них гроб главы Церкви?" — удивился Виктор.

Серые крысолюды открыли дверцу клетки и бесцеремонно вытолкали пленников наружу, заломав им руки за спины. Люди пытались по возможности сопротивляться. Агнесс, например, упиралась ногами. Чудовища, схватив её за волосы, поволокли к сцене. Бывший послушник больше преуспел в сопротивлении, он вырвался из лап конвоиров и, не вписавшись в поворот, упал на стол, испортив отдых четверым сидевшим крысолюдам. Поймав неугомонного человека, серые стукнули его пару раз. Тем не менее, наказание не повлияло успокаивающе. Вырываясь, он запел песню беглого каторжника, за что немедленно поплатился. Удар концом палки под дых выбил из него воздух и желание сопротивляться. Остаток пути его протащили по полу.

— Не рыпайся, дольше проживёшь, — заботливо прошипел в ухо Виктору хвостатый конвоир, подкрепляя слова чувствительным тычком под рёбра.

Людей поставили на колени перед сценой, пригнув головы к полу.

— Шапочник! Шапочник! Отец! Отец! — скандировали крысолюды.

Своды зала дрожали от слитного голоса десятков чудовищ. Темп произносимых воззваний учащался, пока не превратился в рёв под бой барабанов. Внезапно звуки оборвались. Краем глаза Виктор наблюдал за саркофагом. Со скрежетом отодвинулась крышка, над гробом показалась костлявая крысиная лапа. Пергаментная растрескавшаяся кожа с редкими белыми волосками навевала мысли о древности существа, покоившегося в бронзовом ящике, золотые перстни на тонких скрюченных пальцах свидетельствовали о высоком положении мертвеца. На массивном кольце-печатке мерцали потусторонним зеленоватым светом инициалы хозяина — литера "А" и цифра "I".

"Неужели крысолюды ограбили могилу понтифика Антония Первого, виновника их возникновения?"

За рукой последовал головной убор, расшитый золотом и серебром — митра понтифика, предназначенная для проведения таинств. Естественно, металл померк за долгие годы, ткань испачкалась и утратила пышность, но впечатление митра производила неизгладимое. Под ней кривилась крохотная по сравнению с головным убором крысиная мордочка, белая, поросшая короткой жёсткой растительностью. Ядовитой зеленью горели крошечные глазки без зрачков. Бывший послушник сообразил, почему существо называли Шапочником — подобной "шапки" не носит никто кроме понтификов.

Протарахтев костями и драгоценностями, прошуршав одеянием, тварь встала, выпрямившись. Ниспадающее до пят белое одеяние не могло скрыть выпирающего живота, и Виктор невольно задумался о рахите у чудовища. Определённо, восставший из гроба крысолюд обожал роскошь, причём, в отличие от иных, обвешивающихся несчётным количеством драгоценностей, обладал вкусом. Плечи преображённого мертвеца охватывала короткая накидка из тончайшего узорного шёлка с горностаевым подбоем, застёгивающаяся на груди рубиновой брошью. Сейчас одеяние, некогда великолепное, представляло собой удручающее зрелище: грязное, изъеденное насекомыми. Горностаевый мех свисал мелкими клочьями. На груди висел на толстенной золотой цепи медальон в виде человеческого черепа, заключённого в неправильной формы звезду — священный некромантский знак. Чудовище стискивало медный посох с насаженным на него черепом и перебирало другой лапой покрытые лаком костяные чётки.

Крысолюд неспешно вылез из саркофага. Мелькнули почти новые красные кожаные туфли. Он повернулся к гробу, порылся в карманах облачения, выудил маленький предмет вроде брелка из змеиной головы и направил на гроб. Предмет и саркофаг одновременно тренькнули, крышка сама собой встала на место.

Медленно обозрев зал, крысолюд осклабился и довольно захихикал.

— Привет, молодёжь! — взвизгнул он.

— Здравствуй, Шапочник! — хором отозвались собравшиеся.

Шапочник говорил степенно, предоставляя слушателям возможность вдуматься и понять, о чём идёт речь. От него исходила некая мистическая сила, называемая учёными мужами "харизмой". Сразу видно серьёзный субъект, не любящий шуток, настоящий главарь преступного сброда. Насколько понял бывший послушник, крысолюд провозглашал скорый поход против живых в помощь призвавшему нежить в Лаврац "большому другу крысиной расы". Собравшиеся в городских катакомбах "перерождённые" — разведывательный отряд, за которым придут несметные полчища. Они разрушат старый мир, на руинах построят новый порядок, и главную роль в нём будет играть нежить. Под конец Шапочник воззвал к бурному празднованию грядущей победы над живыми.

Выговорившись, он удосужился взглянуть на поникших у сцены людей. Кровожадная ухмылка, не сползавшая с его морды, стала ещё шире.

— Ты кто будешь, мил человек? — проскрипел он, больно пнув бывшего послушника по ладони. Виктор ойкнул и повалился носом в пол, руки-то у него были заломлены за спину. Заметивший необычное пятно на запястье крысолюд пригляделся, ухмылка превратилась в оскал. — Так-так, кто у нас тут объявился? Костюмчик у тебя, ровно у крестьянина вонючего, да только землёй ты не пахнешь и ручки-то у тебя белые, к тяжёлой работе не приученные. Родинка интересная... Никак, сам Избранный к нам пожаловал!

Отрешиться от мыслей, чувств, происходящего... Чудо требует полной концентрации на желании, подкреплённой верой.

Виктор крайне редко прибегал к чудесам Бухаиля, хотя именно ему они удавались лучше, чем остальным послушникам. Ди Сави утверждал, что божество отметило даром молодого человека, совершенно не склонного к распитию спиртного. Пил парень редко, исключительно по праздникам, не считая особых случаев вроде столкновения с циркачами. Всерьёз избирать покровителем бога вина он не собирался, предпочитая бога знаний Гортиила, одного из небесных Великих Повелителей.

— Вот потеха! — Шапочник пнул Виктора по рёбрам, перекинув на бок. — Что скажешь, Избранный? Ну? Почему молчишь?

"Боли нет", — твердил себе бывший послушник, холодея от ужаса при мысли о близком присутствии Агнесс и о возможной неудаче и вдыхая побольше воздуха.

"Дыханию Бухаиля" Ди Сави научил только выбранных им учеников. Вечером он заставлял их напиться, утром, грозя своим тяжёлым посохом, вводил в особый похмельный транс. "Почувствуйте вино в крови, — говорил он, прохаживаясь за сидящими в молитвенной позе юношами. — Почувствуйте его в лёгких. Не получается? Обратитесь к богу Бухаилю, молитесь ему, прося осуществить ваше желание. Не вино в жилах ваших, а божественная сила! Сам небожитель управляет вами, находится в вас! Ваше желание — его желание, ваша воля — его воля! Жарко в груди? Вот теперь выдохните!"

— Издеваться вздумал? — взъярился крысолюд.

Винный газ шумно вырвался изо рта Виктора, создавая прозрачное облако, куда угодила морда под митрой понтифика. Бледный нос раздражённо задёргался, Шапочник отпрянул, закрутился волчком, исторгая проклятия в адрес гнусного человечишки. Будь вино не созданным в храме, ничего не произошло бы, разве что Агнесс захмелела бы. Крысолюды не нуждаются в дыхании, однако, наделены потрясающим нюхом и постоянно втягивают крохотными ноздрями воздух. Способность, помогающая учуять добычу и опасность, сыграла с ними злую шутку. Вдобавок, невидимые капельки "Дыхания Бухаиля" оседали на шкуре, прожигая её подобно кислоте, и проникали в глотку и лёгкие. Естественно, у бога чудо приобретало поистине убойное воздействие, чего не скажешь о произведённом его почитателем эффекте.

Удерживавшие человека крысолюды покатились по сцене. Их глазки-бусинки остекленели, в них поселились страх и удивление. Невидимое облако удушливого газа с огромной скоростью распространялось по залу, выкашивая чудовищ не хуже косы бога смерти. Они падали где были: пьющие — за столами, танцовщицы-официантки — на столах и по пути к оным, крысолюд в фартуке — за стойкой, в окружении сосудов с хмельными напитками. Конвоиры, стоявшие возле Агнесс, рухнули. Последним на ногах оставался Шапочник. Он схватился за горло, хватая зубастой пастью воздух. Кашель сотрясал его тщедушное тельце. Загремел по полу выпавший из ослабевшей руки посох.

— Убийца! — самое невинное, чем обозвал человека крысолюд. — Я ж тебя за... На... В... Будешь у меня... Задуши-ил!...

Непереводимая игра слов, использованная Шапочником для передачи собственного скверного настроения, закончилась его падением. Перед этим действием он закатил пылающие зелёной ненавистью очи и взмахнул руками, будто желал взлететь. Взлететь у него не получилось, зато он эффектно упал на колени, изогнулся дугой, низвергся со сцены и распростёрся на земляном полу, подёргивая воздетыми к потолку четырьмя лапами.

— Оух-х, — вырвался у Виктора вздох облегчения, когда он обвёл взглядом лежащие тела.

Он вылез из-под груды крысолюдов, направился к уже вставшей девушке. Агнесс ошалело крутила головой, очевидно, не веря в произошедшее чудо.

— Как это всё? Они что, все умерли?

Бывший послушник спустился со сцены, разминая нывшие мускулы, оценивающе глянул на конвульсивно подрагивающего конечностями Шапочника и с жестоким наслаждением пнул его под рёбра. Чудовище никак не отреагировало, уставившись мутными зенками в сводчатый потолок.

— Если не умерли, то в глубокой коме.

— В чём?

— Спят крепко. Уходить нам надо. Мало ли, кого нелёгкая принесёт. Но сначала нужно кое-что найти.

Убедившись, что с девушкой всё в порядке, Виктор обыскал Шапочника. Найдя диковинный брелок, он запрыгнул на сцену и подошёл к саркофагу.

"Какой он смелый и могущественный! — восхищённо подумала Агнесс, наблюдая за его уверенными движениями. — Ах, какие у него сильные руки, какие красивые плечи! Какой он обходительный!" Залюбовавшись видом Виктора сзади, она нечаянно наступила на пальцы крысолюда-конвоира. Кости жалобно хрустнули, девушка отскочила, испугавшись пробуждения чудовища. До чего же омерзительное создание! Поделом ему... Агнесс, мстительно улыбаясь, прошлась по пальцам конвоира, таскавшего её за волосы.

Бывший послушник надавил на теменное око трёхглазой змеиной головы. Тренькнул сигнал, и крышка саркофага отодвинулась, демонстрируя внутреннее убранство последнего приюта понтифика. Обитое красным бархатом ложе было изгрызено крысиными зубами, а исполосованная когтями ткань свисала узенькими лоскутами. Похоже, крысолюда заперли в гробу. Интересно, кто и зачем? Ага, вот оно — сокровище Франсуа Миролюбивого! У стенки лежал жёлтый отполированный посох в виде вытянутого в струнку дракона. Искусная работа! Вырезанный из кости ящер казался живым, до того искусно мастер воссоздал детали миниатюрного драконьего тела: набегающая друг на друга чешуя, складочки клыкастой морды, многочисленные рожки, образующие подобие короны над изумрудными глазами. Да, именно так должен выглядеть первый ведовской посох, сделанный из драконьей кости. Он полнился великой силой, вложенной в него основателем Ордена Мудрости; Дотронувшись до гладкой поверхности, бывший послушник ощутил великую силу, вложенную основателем Ордена Мудрости в своё творение. Чудесный предмет хранил тепло рук прежнего владельца. С помощью столь могущественного артефакта легко стирать в пыль горы и осушать болота, жечь огнём демонов и воскрешать умерших.

— Посох-Дракон! — благоговейно прошептал Виктор, вынимая реликвию из саркофага.

Почувствовалось покалывание в ладонях, предмет нагрелся, изумруды в драконьих глазницах засветились ярче.

Бывший послушник вознёс хвалу Всеотцу. Одна задача выполнена, остаётся найти демонскую штуковину и выйти из лаврасских катакомб.

Жезл валялся около облезлого крысолюда, готовившегося преподнести её Шапочнику. Чудовище держало предмет на вытянутых руках, лёжа в проходе меж ближайших к сцене столиков. Облако газа настигло его, когда он направлялся к повелителю ночи.

Виктор забрал свою сумку из оцепенелых лап охранявших его крысолюдов и положил в неё жезл.

Так, дело сделано. Пора убираться, иначе, с везением бывшего послушника, вероятна нежелательная встреча с существами похлеще грызунов-переростков.

Обитая бронзовыми полосами массивная дверь напротив сцены манила приоткрытыми створками. Табличек с указателями не наблюдалось, на каменном полу скопилась пыль. Там давно не ходили, что наводило на подозрения о ловушке. Крысолюды отличаются помимо острого нюха хитростью, с них станется устроить какую-нибудь подлость. Сразу за сценой чернело пятно узкого лаза, по которому можно только ползти. Видимо, его проделала нежить и пользовалась в основном им. Доверия лаз не вызывал. Из него приехал Шапочник на диковинном средстве передвижения.

По неизвестной причине бывшего послушника сильно тянуло к саркофагу. Виктор, подчиняясь наитию, тщательно осмотрел ящик мертвеца. Взяв брелок, нажал поочерёдно на змеиные глаза.

— Пункт назначения, — неожиданно донеслось из гроба.

Вот оно, значит, как действует! Бывший послушник жестом подозвал Агнесс.

— Прошу, доверьтесь мне и ни о чём не спрашивайте, — прошелестел он ей на ушко. — Залезаем в саркофаг. Он возил крысолюда и нам послужит.

Собор Трёх поражал размерами каждого, кто смотрел на него снаружи. Взмывающие ввысь башни колоколен, увенчанные сверкающими серебром мечами, располагались по четырём сторонам света от гигантских, блистающих золотом и самоцветами куполов. Центральный купол поддерживали трое богов-близнецов, стоящих голыми пятками на острых верхушках декоративных башенок. Небожители будто бы желали переступить с ноги на ногу, а ещё лучше — расправить крылья и улететь. Статуи здорово напоминали эквилибристов, застывших в самый опасный момент выступления и чудом удерживающих на плечах крышу, символизирующую мироздание.

Изнутри собор казался огромнее, чем снаружи. Большую часть площади храма занимал зал для прихожан, где совершались службы. Мощные увитые декоративным плющом колонны стволами мраморных деревьев поднимались к высоким сводам потолка, выкрашенного под небесную лазурь. С тщательно выписанных облаков недоверчиво поглядывали святые и мученики, грозные лики взирали на творящееся внизу непотребство с капителей колонн. Громадные статуи близнецов Фариила, Гортиила и Аксиила, стоявшие в разных концах зала и окружённые свечами, равнодушно смотрели на движущихся цепочкой семерых вооружённых людей. С высоты роста богов отряд на фоне пустующего зала выглядел кучкой потерянных муравьёв.

Впереди вышагивал командор ди Вижен в боевом облачении. Золотые кресты горели на бирюзовом панцирном нагруднике и высоком шлеме, полностью закрывавшем лицо. Поверх жилета был надет подбитый бобровым мехом камзол из плотной ткани со вшитыми в неё проволочными кольцами, из того же материала юбка, опускающаяся до щиколоток, из-под неё торчали грубые солдатские ботфорты. По краям юбки вились вышитые серебром имена богов-хранителей. На плече командор нёс боевой молот, скреплённый бронзовыми кольцами, в другой руке держал большой серебряный крест, при нужде использующийся как оружие. За ди Виженом следовали несколько ловцов нечисти и бородатый подслеповатый ведун — помощь, выделенная Орденом Мудрости. Отряд сопровождал отец Лазариус — родной брат покойной матушки Лазарии, служивший в соборе.

— Сюда, сюда, прошу, сюда, — показывал он дорогу.

Священник завёл бойцов за мечеподобный алтарь, отворил потайную дверку, замаскированную под икону, и пригласил спуститься по дощатой лесенке в подвал. Ступени затрещали под грузным телом ди Вижена, принявшегося распевать бесогонные молитвы. Шедшие за ним люди иногда крестились, поминая богов-хранителей и святых и моля предотвратить обрушение лестницы.

— Верно, давненько по ней не ходили, — заметил командор, выбрав паузу между строчками молитвы.

— Истинно так, — елейным голоском подтвердил отец Лазариус.

— Пользуетесь обычно входами в подвал из подсобных помещений, здешнюю лесенку совсем запустили, — развивал мысль ди Вижен.

— Истинно так, — согласно кивал священнослужитель.

— Думали, вход в катакомбы размуровывать уже не придётся, — мыслил вслух глава лаврасского отделения Ордена Карающих.

— Истинно так, — привычно приговаривал священник.

Отец Лазариус остановился перед окованной железом дубовой дверью, достал висевшую на поясе связку ключей и попробовал отворить висячий замок. Проржавевший механизм напрочь отказался открываться. Тогда командор могучим плечом отодвинул священника и применил самый надёжный метод вскрытия замков из всех известных — оголовье святого молота бухнуло по замку, сорвав его вместе со стальными петлями. Мощным ударом ди Вижен распахнул дверь и вошёл в подвальное помещение.

— Темно тут у вас, — отметил он и нараспев прочёл молитву богу Фариилу.

Во мраке зажёгся жёлтый огонёк. Он медленно увеличился, превратившись в зависший возле командора шарообразный сгусток пламени. Ровный свет озарил низкий потолок, расписанные образами святых стены — когда-то здесь жил иконописец. Ступая по пыльному полу, ди Вижен приблизился к одной из стен. Внешне она ничем не отличалась от других, разве что на ней нарисовали в полный рост Франсуа Миролюбивого, попирающего дракона. Перекрестившись, командор поплевал на ладони, защищённые кожаными перчатками, размахнулся молотом, хакнул и ударил. Лик святого вмиг состарился, покрывшись сеточкой трещин.

— Качественно муровали раньше, — поделился мнением ди Вижен. — Крепкая кладка.

— Истинно так, — повторил в который раз отец Лазариус.

Трещины расползлись по образу основателя Ордена Мудрости, одна расчертила пол под ногами молотобойца. Хмыкнув, командор продолжил долбить стену. Удары гулким эхом восходили к сводам храмового зала, вылетая из потайного хода. В конце концов, стена рухнула, подняв тучи строительной пыли и обдав людей мелкими обломками. В отверстие вплыл огненный шар, осветивший каменные ступени уходящей вниз лестницы. Переступив через обломки, выставив перед собой крест, — командор втиснулся в получившийся проём и первым сошёл в катакомбы. За ним, немного подождав, последовали Карающие с ведуном.

— Удачной охоты! — помахал им на прощание отец Лазариус.

Пятеро неопытных ловцов нечисти, недавно прибывших из столичной академии — вот и все обученные бойцы, оставшиеся в распоряжении главы местного отделения Ордена после бойни на кладбище. Старичка-ведуна ди Вижен рассматривал как насмешку со стороны Великой Магистрессы. У Ордена Мудрости, видите ли, нет незанятых людей! Все корпят над книгами, выясняя причину трагической гибели отдела Святого Ведовства! Если бы не глухой шлем, командор сплюнул бы от горечи предательства. "Незначительные всплески инфернальной энергии не являются причиной, изменяющей распорядок работы отделов Ордена Мудрости", — вспомнил он фразу секретаря Великой Магистрессы.

Отряд спустился в туннель. Со сводчатого потолка капала зеленоватая влага, собираясь в лужицы на щербатом полу. Жидкость фосфоресцировала, вызывала дурные предчувствия и ассоциации с веществом, окутывавшим Башню Святого Ведовства. Ди Вижен предупредил на всякий случай не вступать в странноватую жидкость. Воины Ордена Карающих и ведун неторопливо преодолели туннель и попали в обширное пространство подземного зала. Низкий потолок подпирали неохватные балки, похожие на приземистые колонны. Посреди зала, на свободной от балок площади просвечивала колючим зелёным светом фигура.

Командор наступил на каменную плиту, скрытую слоем пыли. Плита со скрипом утонула в полу, активируя механизм ловушки.

— Стоять! — выкрикнул командор, отскакивая назад.

Плотная комплекция ничуть не мешала ди Вижену двигаться быстро. Молниеносная реакция спасла его. На месте, где он только что стоял, разверзлась пропасть. Дно маслянисто поблёскивало смазанными ядом стальными шипами.

— Волчья яма, — проронил кто-то.

— Полагаю, об осторожности напоминать не стоит, — донёсся из-под шлема приглушённый голос ди Вижена. — Мастер Мюралли, вы, случайно, не специализируетесь на обезвреживании ловушек?

Старичок в рясе, вооружённый деревянным посохом со свинцовым навершием, покачал плешивой головой.

— Боюсь, нет, господин командор. Я специализируюсь на чудесах бога Гортиила. Некоторых чудесах, осмелюсь сказать.

— Что же вы раньше молчали, мастер Мюралли? Нам как раз нужен человек с дарами от бога знания. Вы сможете опознать тот знак? — показал молотом на зелёное свечение ди Вижен. — Подобраться к нему, как вы уже поняли, несколько проблемно.

— Да-да, конечно, я смогу, — надувшись павлином, пообещал ведун.

Он отдал посох ловцу нечисти, зажмурился и стал водить перед собой руками, точно ищущий дорогу слепец.

— Вижу, вижу, — простонал он.

— Рассказывайте, что вы видите, мастер Мюралли! — потребовал ди Вижен.

Ловцы нечисти раскрыли рты, заворожённые действиями и замогильным стоном ведуна.

— Некромагический знак, незавершённый, — вещал старец. — Субстанция, из которой он состоит, подобна покрывавшей Башню Святого Ведовства. А-ах-х! Больше ничего не вижу! А-а!

Он всхлипнул и прижал ладони к глазам.

— Господин командор! Господин командор! — раздалось вдруг с лестницы. — Вернитесь, пожалуйста! На Башню Земного Ведовства напали!

Ди Вижен простоял с минуту в задумчивости. Людей без стоящего командира на поиски локальных инфернальных возмущений он посылать не решился, бросать катакомбы с их секретами тоже не хотелось. И за атакованной Башней необходимо самое меньшее установить наблюдение. Не может же он разорваться! Ещё и святой охотник Адами дрыхнет, пропойца, никакой надежды на него. Обдумав различные варианты, командор обратился к старшему ловцу нечисти в отряде:

— Мюрат, остаёшься с ребятами здесь, ждёте брата Игнатия. С помощью мастера Мюралли обезвредьте ловушки, затем, когда придёт брат Игнатий, исследуйте некромагический знак. И пошли кого-нибудь к Давиду Адами, пусть его разбудят и введут в курс дела. Я иду к Башне Земного Ведовства.

— Ваше Священство, а как же демоны? — развёл руки старший ловец нечисти.

— Без меня или святого охотника в подземелья дальше этого зала не соваться! — отрезал ди Вижен. — Головой отвечаешь! Приказ понятен?

— Да, Ваше Священство, — покорился боец.

Ловить демонов по мрачным подземельям, нашпигованным ловушками, ему совсем не хотелось, но долг стоит превыше желания, и он, как истинный ловец нечисти, обязан показать рвение в поимке инфернальной сущности.

Командор спешил. У врат собора ожидали носилки, доставившие его к храму. Умостившись на подушках, он назвал носильщикам адрес и расслабленно потянулся, наслаждаясь краткими минутами покоя. Тело его отдыхало, однако, разум напряжённо работал, выстраивая цепочку вопросов, возникших в связи с выявленными обстоятельствами. Над ответами он поразмыслит позже, а пока нужно усердно собирать данные и сортировать их по степени важности.

Башня Земного Ведовства, обитель орденского отдела, занимающегося изучением чудес богов земли. Ведуны ставили опыты над почвой и всем, на ней произрастающим. По сути, они изучали влияние божественной силы на почвы, камни, растения, грибы и собирали знания, касающиеся земных процессов — землетрясений, оползней и прочего. Весьма полезный отдел Ордена Мудрости, не испытывающий недостатка в практике. Почему Башню Земного Ведовства атаковали второй? Не первой, не третьей, не четвёртой, а второй?

Носильщики выгрузили ди Вижена в сотне шагов от светящейся зелёным Башни. У основания здания собралась городская стража и разгоняла зевак ласковыми тычками и словами:

— Ну, чего уставился? Нету здесь ничего занимательного, иди себе домой и не высовывайся, ежели не хочешь в холодную загреметь!

— Сержант, где башенная стража? — смерив стражника высокомерным взглядом, поинтересовался командор.

— Откуда мне знать, господин? Я токмо прибыл на место происшествия, гляжу — башня светится. Разбежались охраннички, наверное.

От простого стражника мало чего добьёшься, надо бы спросить кого поважнее. К счастью, здесь собралось много разных людей, в том числе присутствовала горстка ведунов. Ухватив за шиворот проносившегося мимо старшего послушника, ди Вижен развернул его лицом к себе и грозно вопросил:

— Что тут произошло знаешь?

— Башня зелёная, — выдавил перепуганный ведун.

— Раньше что тут произошло? — понизил тон командор, чтобы успокоить послушника.

— Н-не знаю, — мелко задрожал послушник.

Ди Вижен оттолкнул бесполезного ведуна. Значит, нет никого, кто объяснил бы толком ситуацию. Полно мелких сошек, нигде не видно командующих стражниками, стекающимися на площадь. Командор снова захотел сплюнуть. Самое время опрашивать свидетелей, но тут сказывалась катастрофическая нехватка кадров. О Всеотец, вместо сбора свидетельских показаний придётся брать на себя командование городской стражей, дружинниками и шляющимися без дела ведунами!

— Стража! К вам обращается командор Ордена Карающих Арно ди Вижен! Оцепить башню! — гаркнул он так, что его услышали все в радиусе двухсот ярдов. — Не подходить к стенам ближе, чем на двести шагов! Гражданских лиц не подпускать, ведунов пропускать! Господа ведуны! Ваша задача узнать о вражеской магии как можно больше. Применяйте чудеса, проверяйте опытным путём, познавайте! Добровольные дружинники! Допросите свидетелей! Узнайте у людей, кто что видел и знает о происшествии! Ведуны и дружинники! О результатах исследований и допросов докладывать мне лично! Выполняйте!

Командный тон командора возымел действие. Стражники окружили башню живой цепью, дружинники бросились приставать к прохожим с расспросами, в случае отказа угрожая заключением, и лишь ведуны не торопились с выполнением приказа. Они предпочитали разглядывать заколдованную башню с безопасного расстояния, рассуждая меж собой о природе зелёного цвета. Заметив отлынивание от работы, ди Вижен с тройкой наиболее крепких, внушающих уважение стражников подошёл к кучке ведунов и вежливо попросил заняться изучением феномена, упомянув между тем о важности помощи Ордену Карающих. Намёк на сжигающие еретиков костры повлиял весьма благотворно, ведуны тут же взялись читать молитвы богу Гортиилу, тыкать в зелёную субстанцию опытными инструментами — палочками, камешками, в общем, что под руку подворачивалось, — и рассматривать полученные образцы. Командор, развернувший под башней кипучую деятельность, словно находился в нескольких местах одновременно. Он успевал присматривать за порядком, обходя и проверяя цельность оцепления, слушать отчёты и корить дружинников за неумение вести допрос свободных свидетелей.

Картина вырисовывалась любопытная. Согласно показаниям, ночью в Башню Земного Ведовства проник нетрезвый человек. Кто такой, с какой целью — неизвестно. Он споил охрану и остался в здании. Больше его никто не видел. Сопоставив словесный портрет неизвестного с образами из своей памяти, ди Вижен узнал восставшего из могилы магистра ди Сави. Итак, мертвец навестил коллег ведунов, и Башню Земного Ведовства постигла участь Башни Святого Ведовства. Командор, ознакомленный с утренним инцидентом, касающимся пьяных башенных стражников, вспомнил отчёт ловца нечисти, проводившего допрос. Наёмники заверяли в собственной невиновности, божились, что капли в рот не брали. Дескать, "пришкандыбал" старик, дохнул на них перегаром, а дальше они ничего не помнят. Очень похоже на чудо "дыхание Бухаиля", применённое против Давида Адами на кладбище.

Отчёты ведунов порадовали содержательностью. Ди Вижен мысленно возблагодарил Всеотца за отсутствие ведунов высоких рангов, в прошлый раз тормозивших работы по изучению субстанции. Сведения тогда проходили через гранд-мастеров, и уже гранд-мастера докладывали ему выводы исследований, урезая и обобщая их. Сейчас командор имел дело с конкретизированным материалом, откуда он узнал несоизмеримо больше, чем из скупых гранд-мастерских докладов. "Нечистый кроется в деталях!" — правильно отметил первый глава Ордена Карающих Томассо ди Торкведамо, рассматривая на досуге картину художника-еретика, на коей был изображены обнажённые купающиеся девицы.

Оказывается, зелёная субстанция пребывала в двух физических состояниях — жидком и газообразном. Жидкое вещество покрывало поверхность стен тонкой плёнкой, от него исходили ядовитые испарения, вызывающие ложные видения. Чересчур ретивый ведун, надышавшись ими, начал видеть повсюду то ли водопад, то ли степной пейзаж. Попавшие в субстанцию деревянные палочки мгновенно сгнивали, металлы и камни приобретали плесневелый зеленоватый налёт, будто пробыли долгое время в болоте. Совать в ядовитую зелень руку или хотя бы палец ведуны не осмелились даже ради эксперимента, поэтому влияние субстанции на плоть осталось, к сожалению, невыясненным.

— Жаль, — проронил командор, услышав об этом из уст старшего послушника, которого хватал за шиворот у башни.

В тот же миг из окон магистерского кабинета, расположенных под крышей, выплеснулся и погас ослепительно белый свет. Зелёное свечение исчезло, загадочная субстанция в считанные мгновения загустела и зловонной жижей поползла вниз.

— Стража! Следите за нижними этажами! — заорал ди Вижен. — Дружинники, следите за верхними этажами! Ведуны, собирайте образцы субстанции! Быстро!

Мало кто из собравшихся под Башней обратил внимание на подпрыгивающий на булыжниках мостовой огромный саркофаг. Гроб на колёсах катился со стороны Жгучей Домовины, распугивая случайных прохожих и норовя задавить перебегающих ему дорогу кошек. Выехав на площадь, он нацелился на Башню Земного Ведовства. Громыхали бронзовые колёса, стучала, точно невиданное чудище зубами, крышка. Жуткая повозка остановилась недалеко от башни. Из саркофага вылез парень в бедняцкой одежонке, с сумой через плечо и удивительным посохом. Он подал руку рыжеволосой девушке в изодранном монашеском одеянии, помогая выбраться. Наказав ей оставаться у гроба, парень направился к Башне Земного Ведовства. Посох в его руках был подобен вытянувшемуся по струнке худосочному дракону.

— Всем успокоиться! — воскликнул он, подходя. — Я Виктор Сандини, истребитель нежити! Где тут у вас некромант-оборотень?

— Папа! Что с тобой стало, папа? — рыдал над телом облезлого крысолюда Чумной король. — Порву, удавлю, загрызу!

Зрелище валявшейся по заставленному столиками залу нежити поразило бы кого угодно. Аполли бродил меж окоченелых тел горбатым призраком, выискивая труп Виктора и Жезл Потерянных Душ. По правде сказать, найти бывшего послушника мёртвым он надеялся меньше, чем отыскать жезл, поскольку привык к тому, что ведун выкарабкается из любого пекла. Редко ему попадались такие субъекты. Глядя на скорченные туши чудовищных грызунов, горбун начинал сомневаться, правильно ли оценил способности Виктора при первой встрече. Далеко не каждый магистр ведовства способен на учиненную бывшим послушником расправу над бедной нежитью.

Под сценой заворочался Шапочник. Его-то, небось, и осиновый кол не проймёт. Молодые слабые особи погибли, крысолюды постарше отделаются жуткой головной болью и ломотой в костях. Главарь застонал, забрыкался и принял сидячее положение. Вид истреблённых собратьев поверг его в тихий ужас, он молчал целую минуту. Потом, пробормотав ругательство, схватился за край сцены и встал на задние лапы. Отсутствие любимого саркофага возмутило его до глубины души.

— Караул! — возопил Шапочник. — Гроб угнали!

— Не кричи. И твоё имущество найдём, — буркнул горбун и расхохотался собственной шутке.

Глава 11. Гамбит Аполли

Ручной медвед не понравился совиному голубю. Напыщенный, самовлюблённый баловень матушки Лазарии вызывал отвращение самим своим существованием. Нечто гнилое крылось за его противными ужимками и постоянными криками. Что именно совиный голубь затруднялся ответить. Медвед же с затаённым страхом поглядывал на лежащего в клетке пернатого почтальона и передвигался по комнате короткими перебежками, пригибаясь, чтобы быть менее заметным на фоне бурых ковров, устилавших дощатый пол гостиничного номера. К металлической клетке он не приближался, резонно опасаясь за свою лохматую шкуру.

Вчера днём настоятельница привезла "забавных зверушек" в гостиничный номер, снятый накануне неудачного посещения магистра ди Сави, поместила совиного голубя в клетку, а ручного медведа привязала шёлковым шнурком за ногу к ножке дивана в гостиной. Медведу она дала мисочку с мёдом и молоком, совиному голубю предложила краюху хлеба и чашку воды. Она понятия не имела, чем нужно кормить гордость тролльего птицеводства. Чудо-птах не прикоснулся к пище, зато выпил воду и, промочив горло, потребовал положенного ему мясного рациона. Его беспокойство (он орал во всю глотку, кидался на прутья клетки, щёлкал клювом при приближении к нему матушки Лазарии) было воспринято настоятельницей как следствие плохого самочувствия и возможной болезни. Болезнью она объясняла также отсутствие большей части перьев на теле птицы. Лишь Агнесс, поющая замечательным голоском, предположила плотоядность пернатого, но настоятельница быстро переубедила её.

На виду у измученного голодом совиного голубя настоятельница с племянницей отобедали куриным бульоном и запечёнными в тесте рябчиками, оставив после трапезы гору вкуснейших объедков. Тролли не были так жестоки со своими питомцами. Они скармливали им всё, что не могли доесть, правда, случалось такое редко. Обычно тролли съедали всю пищу и жадно косились на корм совиных голубей. Отобедав, Лазария и Агнесс ушли. Объедки, совиный голубь и ручной медвед остались.

Недолго думая, медвед аккуратно, со знанием дела развязал шёлковый шнурок, залез на стол и захрумкал косточками рябчиков. Наблюдавший за ним совиный голубь давился слюной, пытался протиснуться через прутья и исступлённо хрипел. Проглотивший большую часть объедков зверёк вдоволь нагулялся по номеру, вернулся на положенное ему место, заново привязал себя к ножке дивана и прилёг отдохнуть.

Ночь совиный голубь провёл в беспокойном забытьи. Ему мерещился недожаренный, окровавленный окорок ручного медведа, приправленный мясистыми пальцами магистра ди Сави. Он поедал это яство под пение сладкоголосой девушки и болезненные стенания старухи настоятельницы. Просыпался птах каждый раз от боли и осознания, что жуёт свой язык.

За ночь ненависть к медведу возросла пропорционально усилившемуся голоду. Обуреваемый страстью к пище, совиный голубь постарался думать о мести. Создания троллей, надо сказать, существа не робкого десятка и, в отличие от обыкновенных голубей, умеют мстить. Мстить страшно! К утру птах точно знал, что сотворит с медведом и недогадливой старухой. Обследовав клетку, он понял, как из неё выбраться...

Едва в комнату прокрались серые тени грядущего рассвета, совиный голубь просунул через прутья лапу и отодвинул задвижку, запиравшую дверцу. Дверца бесшумно распахнулась, открыв хищнику путь к свободе, мести и долгожданной еде. Медвед, дурачок, преспокойно спал под диваном. Птах замер, балансируя на пороге и выцеливая жертву, и камнем ринулся вниз, раскрыв крылья.

От грохота его падения пробудился медвед. Сначала он ничего не понял, его зрение и сообразительность значительно уступали голубиным, потом протёр зенки и, с ужасом разглядев топорщащее скудные перья создание на полу, заверещал. Начисто забыв о шнурке, он бросился наутёк и растянулся на ковре. Совиный голубь к тому времени принял стоячее положение, закурлыкал, мечтательно-кровожадно прикрыл глаза и направился к жертве. Настал час мести!

Зверёк заметался под диваном, тщетно пытаясь разорвать шёлковый шнурок. Совиный голубь прыгнул на несчастное животное, впившись когтями в густую шерсть. Взревев, медвед рванулся изо всех сил. Предчувствуя гибель, он сломал ножку дивана и понёсся по номеру. Ретивость жертвы удивила и даже слегка испугала. Птах вцепился когтями в шкуру бегущего, прильнув к его холке на манер всадника на скачущей галопом лошади, и методично долбил клювом по темечку, вырывая клочки коричневой шерсти. Обезумевший "скакун" запрыгнул на диван, оттуда на штору, по которой взобрался на карниз, и скакнул на люстру. Люстра со свечами не была предназначена для прыжков, потому грохнулась на обеденный столик, разбив вдребезги глиняную посуду и вазу с цветами. Зверёк перепугался пуще прежнего и понёс с удвоенной скоростью. Ветер ударил в лицо птаха, он ощутил себя летящим по небу...

Солнце клонилось к закату, когда в дверь деликатно постучали. Совиный голубь, почивавший на куче разодранных в пух подушек, встрепенулся. Впервые в жизни он наелся так, что ему стало трудно шевелиться. Роза, застрявшая в перьях на голове, диковинным украшением нависала над его правым глазом. Очищенные от крови пёрышки блестели, и совиный голубь имел основание считать себя красавцем мира пернатых.

— Прошу прощения, есть кто дома? — раздалось за дверью.

Совиному голубю было лень отвечать. Будь ручной медвед жив, обязательно бы ответил. Крылатый почтальон покрутил головой, проверяя, нет ли кого в комнате, и нехотя сполз с горы уничтоженных подушек. Если сюда войдёт жадная старуха, надо её встретить подобающим образом. Птах залез на стену, расположившись над входом, и стал ждать. Полное брюхо оттягивало его вниз, но он стойко переносил тяготы засадного положения.

— Вот видите, в номере никого нет, — послышался женский голос. Совиный голубь узнал по нему служанку, приносившую еду. Заскрипел проворачивающийся в замочной скважине ключ. — Пасмурно сегодня, тучи набежали аж чёрные, я таких никогда не видела. Тётка Джулиана — наша посудомойка — говорит, тоже ничего похожего не помнит. Как вы думаете, к чему бы это?

— К склерозу, — рассеянно пробормотал старческий мужской голос. — И к большому дождю, может быть. Не обращайте на тучи внимания, дорогая Селеста, открывайте дверь.

— А вы точно близкий друг матушки Лазарии? — с подозрением спросила служанка. — Что-то раньше вас никто не видел рядом с ней, а ведь она постоянно снимает номер в нашей гостинице.

— Дорогая Селеста, вы держите меня, уважаемого в городе человека, за мошенника и обманщика? — возмутился старик.

Что-то тихо звякнуло, и служанка довольно произнесла:

— Нет-нет, я просто хотела сказать, вы, наверное, очень близкий друг матушки, раз она предпочитает встречаться с вами тайно...

— Вот плутовка, — усмехнулся старик. — Матушка Лазария — моя любимая поэтесса!

Дверь отворилась. Вдруг с хрустом со стены отвалился кусок штукатурки вместе с прижимающимся к нему птахом и рухнул под ноги седовласому старику.

"Провалилась засада!" — подумалось совиному голубю.

— А вот и птичка, которую я обещался принести матушке Лазарии! — радостно воскликнул старик, подхватывая расстроенного птаха на руки. — Пойдём со мной, мой маленький свидетель!

Совиный голубь не противился человеку. На руках ему сделалось тепло и уютно, и он мгновенно уснул.

Сердце Виктора пело. Удачное избавление от плена, сопряжённое с уничтожением крысолюдов, придало ему уверенности. Теперь он не сомневался, что справится с любым врагом, будь то огнедышащий дракон или некромант-оборотень. Он прослывёт героем, реабилитируется в Ордене, с него снимут подозрения и восстановят в ранге. Да его вообще возведут в ранг Великого Магистра, сместив Мудрейшую! И красотке Агнесс он как будто пришёлся по душе. К девушке он почему-то испытывал трепетное, нежное чувство, названия которому пока не подобрал. О Всеотец, до чего хорошая жизнь начнётся!

Исполненный радужных перспектив, бывший послушник размашисто шагал к столпившемуся у подножия Башни Земного Ведовства народу. Стражники, дружинники, среди них мелькают знакомые физиономии ведунов. Из пёстрого сборища выделялся, точно упитанный королевский лев на фоне уличных шавок, командор Ордена Карающих, вооружённый боевым молотом. Он может и не поверить на слово новоявленному Избранному.

— Всем успокоиться! — надрывая голосовые связки, крикнул Виктор. — Я Виктор Сандини, истребитель нежити! Где тут у вас некромант-оборотень?

Командор явно заинтересовался прибывшим в лице "истребителя нежити" подкреплением. Он терпеливо ждал его приближения, обратив к Избранному лицевую пластину глухого шлема.

— Виктор Сандини, бывший старший послушник Ордена Мудрости, подозревающийся в порочащих связях с циркачами и другими неблагонадёжными личностями?

На плечо Виктору легла тяжёлая рука, остановив его продвижение. Рядом стоял святой охотник Давид Адами. Видок у него был несколько помятый: под красными глазами синюшные мешки, лицо необычайно уставшее, с глубокими складками у рта, одежда сидит плохо. Святой охотник сверлил бывшего послушника взглядом из-под надвинутой на лоб шляпы. Виктор хотел сбросить ладонь с плеча, однако, Адами держал беглого отступника мёртвой хваткой.

— Вы задержаны и подлежите заключению под стражу. Вам нельзя здесь находиться. Стража! Взять его!

— Не имеете права! Я Избранный! — запротестовал бывший послушник, вскидывая руку и показывая родинку на запястье. — Видали? Я Избранный и хочу избавить благочестивых людей от некроманта-оборотня!

Адами ухватил его за предплечье, глянул на знак Франсуа Миролюбивого, на удивительный ведовской посох и равнодушно пожал плечами. "Не поверил", — подумал Виктор.

Городские стражники, не опознав святого охотника, с надеждой посмотрели на командора. Изобилие свалившихся на них важных персон, отдающих приказы, сбивало с толку. Командора они считали главным в творящейся вокруг неразберихе и искали у него ответа, как реагировать на странного парня, объявившего себя истребителем нежити, и на неизвестного типа в шляпе.

— С чего вы взяли, что некромант-оборотень в этой башне? — прогудел из-под шлема подошедший командор.

— А кто ещё способен уничтожить отдел Ордена Мудрости, прибегнув к неинфернальной магии?

На том разговор вынужденно прекратился. Подсыхающая слизь, сползающая с башни и застывающая коркой, внезапно лопнула на месте входа в здание. Изнутри раскатисто бамкнуло, кора потрескалась и рассыпалась зеленоватой пылью, освободив дверной проход. За ним в клубах пыли угадывались очертания фигуры человека с посохом, одетого в длинное одеяние.

О Викторе мигом забыли, переключив внимание на темнеющий в дверном проходе силуэт. Святой охотник подобрался, словно гигантский кот, его ладони легли на рукояти пистолета и меча. Командор взялся обеими руками за покоившийся на плече молот, готовясь нанести удар по врагу. Ведуны потихоньку отступали от башни, теряясь в рядах застывших в ожидании приказа стражников и дружинников.

Пыль опустилась, и перед людьми предстал магистр Башни Земного Ведовства. Высокий, среднего телосложения, со злым взглядом и вздыбленной бородкой, он опирался на тисовый посох с базальтовым кубическим навершием чёрного цвета.

— Что вам здесь нужно? — окинул он толпу свирепым взором.

— Если не ошибаюсь, ваше имя Симон ди Воели, вы магистр Ордена Мудрости, — опознал командор мужчину. — Меня зовут Арно ди Вижен, мы имели возможность встречаться с вами несколько раз в Соборе Трёх. Я командор Ордена Карающих и Его Святейшеством понтификом наделён правом задерживать всякого, по моему мнению, подозрительного субъекта.

— Чего вы от меня хотите?

— Узнать о случившемся здесь.

— На Башню напал мёртвый ди Сави. По всей видимости, его призвал к жизни могущественный некромант, пославший убить меня. Старик при жизни мне проигрывал, что уж говорить о трупе? Я отправил его на тот свет, разумеется! Более у меня нет времени говорить с вами, необходимо срочно встретиться с магистром ди Мечелли.

— Господин ди Воели, нам нужно подробно поговорить с вами в более спокойной обстановке. Будьте любезны проследовать за мной в резиденцию Ордена Карающих для подтверждения вашей личности, — приказным тоном сказал командор. — Магистра ди Мечелли оповестят о вас, и он, возможно, посетит вас позднее. Кстати, почему вы хотите увидеться с ним?

— Что?! — лицо магистра вполне искренне вытянулось и покраснело, бородка затряслась от бушующего гнева, сжимавшие гладкий посох пальцы побелели. Тем не менее, ведун взял себя в руки и угрожающе проскрежетал зубами: — Вам, вероятно, надоел пост командующего ловцами нечисти в Лавраце, ди Вижен. Я знаком с понтификом и обещаю похлопотать о вашем переводе в живописнейшую деревушку на северной границе, если вы не одумаетесь!

Ди Воели двинулся на командора, но тот не шевельнулся, чтобы уступить дорогу.

— Господин магистр, мы будем вынуждены применить силу и возбудим против вас дело в случае отказа подчиниться, — вмешался Адами.

— Силу?! — вместе с бородой у ди Воели затряслись губы, лицо его приобрело багровый оттенок. — Я покажу вам силу, собачьи отродья! Силу бога Гевулиила!

Гевулиил повелевал землёй — почвами, камнями, горами. Отмеченный его дарами мог разверзнуть пропасть под ногами врагов, что, собственно, и постарался проделать магистр. Он выкрикнул всего одно слово, схватил посох обеими руками и ударил им в мостовую. Командор попробовал помешать ему, надеясь врезать кулаком в челюсть. Ди Воели, к сожалению, оказался на редкость ловким и увернулся, произнеся коротенькую молитву.

Из собравшихся над Лаврацем туч грянул гром. Земля на площади заколебалась, по мостовой побежали трещины. Магистр юркой рыбкой проскользнул сквозь нестройный ряд стражников и выпорхнул из толпы, лупя посохом направо и налево хранителей порядка. Опомнившийся быстрее остальных святой охотник кинулся вдогонку. Он чуть не схватил убегающего ди Воели, как вдруг земля под Адами ухнула и просела, увлекая вниз, в воронку из земли и камней и его, и командора, и бывшего послушника, и оказавшихся поблизости людей.

Проваливаясь, Виктор думал об одном: только бы не потерять сознание. Ноги утопали в земляной массе, сверху били сыплющиеся камни, сдавливали с боков провалившиеся вместе с ним дружинники со стражниками. Человеческие тела, камни, песок, земля перемешались в хаосе катастрофы. Шум опускающейся земли напоминал усталое уханье великана. Шуршание, крики, недоумённые возгласы, отчаянная ругань и воззвания к богам — вот далеко не полный перечень звуков, раздававшихся в обвале. В какой-то момент бывшему послушнику почудилось, что его затягивает в пасть невообразимо огромного чудовища, он старался вылезти из неё и не смог. Падение казалось бесконечным путешествием в преисподнюю, хотя Виктор представлял её совершенно иначе — царством огня. Здесь же было царство всепоглощающего страха и страданий. Неужели ему, Избранному, предстоит сгинуть так бесславно? Что скажет он Франсуа Миролюбивому, возлагавшему на него надежды по спасению Посоха-Дракона? "Извините, провалился"?

Медленное падение, наконец, закончилось. Виктор сидел верхом на ди Вижене, распластанном на обломках. Из земли торчали руки, ноги и головы, некоторым, подобно бывшему послушнику, повезло больше, они остались невредимы. Командор закряхтел и заворочался, выказывая недовольство собственным положением. Виктор, шатаясь, встал с него и тут же сел на свободное от тел место. Круглыми от чрезмерного волнения глазами он уставился на уцелевший Посох-Дракон в своих руках.

— Хвала Создателю, — облегчённо вздохнул он, не обнаружив на полированной кости ни царапины.

Зашевелились выжившие. Выдающаяся из обломков рука сжалась в кулак, задрожал холмик, из которого она торчала, и вылез донельзя испачканный тип в разорванной шляпе. Громко чихнув, он поднял с себя облачко пыли, отчего стал отчётливее виден знакомый профиль.

— Вы живы, господин Адами, — сказал без малейшей радости в голосе командор. — Будьте добры, помогите откопать погребённых заживо. Это и вас касается, молодой человек. Не сидите, налюбуетесь ещё своим посохом. Окажите помощь уважаемому святому охотнику. Все, слушайте меня! Кто может — откапывает товарищей как можно скорее!

— Ди Вижен, почему бы вам не заняться тем, к чему вы призываете остальных? — задал резонный вопрос Адами.

Командор примостился на крупном куске гранита и приводил себя в порядок, стряхивая пыль с одеяния. Шлем он снимать не захотел, опасаясь, как бы чего не упало на голову, и ограничился протиранием лицевой пластины для лучшей видимости. К тому же, шлем застрял на ди Вижене, и попытки снять его успеха не принесли.

— Я, господин Адами, уже занят весьма важным делом. Думаю о дальнейших наших действиях.

— Кто мешает вам думать, откапывая живых людей? Ещё живых.

Святой охотник поднатужился и сбросил громадную глыбу с груди расплющенного стражника. Командор, тяжело дыша, словно ворочал трёхпудовые камни, прокричал в пятно неба с ломаными краями, виднеющееся со дна провала:

— Эге-гей! Там, наверху, на помощь!

Ему ответили четверо заглянувших вниз ведунов:

— Ваше Священство, мы уже послали за помощью. Ждите, скоро прибудут стражники с верёвками и носилками, вас обязательно вытащат!

— Куда пошёл тот, м-м, нехороший человек?

— Далеко, Ваше Священство, на подходе к Башне Людского Ведовства.

Командор задрожал от охвативших его чувств. Он быстренько поднялся, опёрся о боевой молот и обернулся вокруг своей оси, высматривая, куда попал. Потолок отсутствовал, зато имелись каменные стены, начинающиеся примерно на глубине двадцати локтей от уровня мостовой. В стенах темнели небольшие арочные проходы, засыпанные почти доверху обвалом.

— Молодой человек, позвольте поинтересоваться, почему вы решили, будто вы Избранный? — отдышавшись, спросил ди Вижен.

Виктор, вытаскивавший за руку плотного дружинника, в перерывах между рывками постарался кратко изложить историю временного вознесения души на Нижнее небо. Получилось у него сумбурно и малопонятно, однако командор внимательно его выслушал, уточняя детали разговора с Франсуа Миролюбивым.

— Полагаю, вам нужно будет пройти ряд проверок, когда мы вернёмся в резиденцию Ордена, молодой человек. А пока от нас требуется задержать этого, — в голосе ди Вижена зазвенела сталь, — субъекта, представившегося магистром ди Воели.

Святой охотник выпрямился.

— Ты тоже понял, что он не магистр. Я уверен, ди Вижен, он тот, кого мы ищем.

— Вы правильно рассудили, господин Адами. Если оборотень идёт к Башне Людского Ведовства, то очень скоро мы станем свидетелями уничтожения очередного отдела Ордена Мудрости, и, осмелюсь предположить, сегодня враг планирует покончить со всеми ведунами. Одному Всеотцу известно, что случится, когда ведовские Башни падут. По сути, Виталийское королевство останется без одного из трёх Орденов Хранителей. Полагаю, наш враг не ограничится простым истреблением ведунов. Учитывая широко используемую им некромантию, он задумал нечто более грандиозное. Скорее всего, разрушение Лавраца.

— Чего мы ждём? — вспыхнул святой охотник. — Пока мы здесь, оборотень убивает ведунов!

— Остыньте, господин Адами. Из проклятой ямы нам не выбраться без посторонней помощи, нечего пялиться на стены с таким видом, точно собираетесь выпрыгнуть отсюда кузнечиком. Есть другой способ нагнать некроманта. Оглянитесь! Мы в знаменитых лаврасских катакомбах под городом. Говорят, раньше в каждом доме имелся вход в подземелья. Я точно знаю о пяти. Один в подвале Собора Трёх, четыре других под Башнями Ведовства. Если не заплутаем, окажемся в Башне Людского Ведовства одновременно с противником. От стражников и дружинников в их нынешнем состоянии толку никакого, так что пойдём на некроманта втроём.

— Втроём? О ком это вы, ди Вижен?

— Обо мне, вас и нашем новом помощнике, господине Сандини.

— Сандини? — святой охотник скользнул к командору, схватил за грудки и прошептал в ухо: — Вы в своём уме? Он же подозреваемый! Нас мало, но мы не можем полагаться на человека, обвиняющегося в связях с циркачами! Может быть, он заодно с некромантом!

— Отпустите немедленно, — процедил ди Вижен. — Вы забываетесь, Адами. Я знаю, что делаю. Не надо спорить. Поверьте мне, и всё будет в порядке. У меня личный приказ Его Святейшества.

Какое-то время святой охотник буравил взглядом лицевую пластину шлема командора, затем бросил его камзол.

— Надеюсь, вы действительно знаете, что делаете.

Ди Вижен поправил воротник.

— Молодой человек, вы согласны сразиться с отродьями тьмы плечом к плечу со мной и господином Адами?

— Да! — с готовностью кивнул Виктор, оставив в покое наполовину откопанного дружинника.

— Превосходно! Слушайте все! Способные двигаться продолжайте вытаскивать раненых, а я и господа Адами и Сандини уходим за магистром ди Воели. Если его не остановить, погибнет Лаврац. Адами, Виктор, — покряхтывая, командор подошёл к почти полностью засыпанному арочному проходу, — полезайте сюда и помогите пролезть мне.

Святой охотник нырнул в проход первым, за ним бывший послушник. Они попали в тёмное сырое место, похожее на узкую длинную комнату. Ди Вижен просунул перед собой молот и полез сам, протягивая вперёд руки. Ухватившись за них, Виктор с Адами потянули его и заставили съехать по покатому склону засыпавшейся в помещение горы грунта и обломков, поддержали поднимающегося командора.

— Ди Вижен, вам известно, где мы находимся и как пройти к Башне Людского Ведовства? Вы знаете план катакомб?

Вопрос святого охотника ничуть не смутил командора. Напротив, глава резиденции Карающих уверенно заявил:

— Я никогда не видел плана лаврасских катакомб. По слухам, подземелья соединяют основные здания города. Нужная башня расположена на западе, значит, мы пойдём на запад и выйдем к замурованному выходу. Вас же не смущает тупик, не так ли, господин Адами?

— Ди Вижен! — взорвался святой охотник. Даже во мраке было заметно, как сверкнули его глаза. — Зачем мы вообще сюда полезли, если можем заблудиться?! Вы не знаете, где точно расположена Башня! Вы старый обманщик!

— Ничего подобного, — спокойно произнёс командор. — "Око Фариила" подскажет путь к врагу.

Командорами Ордена Карающих становились зачастую люди, получившие от богов за отличную службу дар творить чудеса. Крепкий верой ловец нечисти мог воззвать к любому из небесных богов. Сотворение чуда "Око Фариила" относилось к разряду наиболее сложных чудес, совершать которые способны всего несколько человек в Ордене. Адами и не подозревал в ди Вижене такую мощь. В личном деле командора речь шла о низком уровне чудотворчества либо о его отсутствии.

Ди Вижен пропел молитву богу Фариилу, покровителю Ордена Карающих. Он просил ниспослать великую силу нуждающимся, озарить светом темноту и указать правильный путь заблудшим воинам Всеотца ко врагу рода человеческого. Слова молитвы отдавалась от стен помещения, удалялась в незримые переплетения подземных туннелей и возвращались эхом. Грань между словами постепенно стиралась, песнь-молитва превращалась в ритмичный набор звуков.

Враг. Командор и святой охотник считали врагом некроманта, принявшего облик магистра ди Воели, Виктор врагом номер один считал горбуна Аполли, после него шли крысолюды всех мастей.

Пространство перед ди Виженом посветлело, в темноте зажглась яркая жёлтая звезда. Она стремительно выросла до размеров среднего яблока. Огненный шар осветил стены с древней отслаивающейся штукатуркой. Око проплыло дальше по коридору и остановилось у развилки. Провисев минуты три неподвижно (Виктор уже начинал беспокоиться, не случилось ли чего с чудесным Оком), оно задрожало и разорвалось на две части, разлетевшиеся в разные стороны.

— Что с ним? — подивился чудному раздвоению Адами.

— Вероятно, нам следует разделиться, — предположил командор, проведя перед лицевой пластиной ладонью — не мерещится ли. — Вы, Адами, идите налево. Я с Сандини пойду направо. Вы справитесь с врагом и в одиночку, мне же потребуется помощь. Стар я, слаб телесно.

— Как скажете, ди Вижен. — Святой охотник припомнил заявление командора о личном приказе понтифика и не стал противиться.

Шарик величиной с крупную сливу улетел в левый проём. Не колеблясь, Адами вынул пистолет и пошёл следом. Для истинно верующего нет ничего убедительнее чуда. Второе Око влетело в правый проход и замерло, приглашая командора с бывшим послушником.

— Пойдёмте, молодой человек, — ди Вижен взвалил на плечо тяжёлый молот. — Поскольку противник издалека заметит Око Фариила, а мы издалека заметим противника, то соблюдать тишину не имеет смысла. Я предлагаю вам рассказать о ваших приключениях в подземельях, о крысолюдах, о спасённой вами девушке. И поподробнее, пожалуйста. Как её зовут?

— Агнесс Фармер, Ваше Священство...

Виктор рассказывал о чудовищах из катакомб, о девушке, о смерти матушки Лазарии, о культистах, поклонниках Рогатого Кролика, о главаре крысолюдов в одежде мёртвого понтифика. О многом он умолчал. Например, об истреблении большого количества крысолюдов в их логове — не дело распространяться ведуну о явленных им чудесах. Говорил он долго, командор понимающе кивал, изредка переспрашивал. Так, мирно беседуя и никуда не сворачивая, они миновали множество перекрёстков. На одном из них до слуха бывшего послушника донёсся далёкий зов. Виктор дотронулся до рукава ди Вижена.

— Ваше Священство, вы ничего не слышали?

Командор застыл.

— Ничего.

— Наверное, показалось. Продолжим путь.

— Ступайте осторожно, берегитесь ловушек, — предупредил ди Вижен. — Не исключаю, под Башней их устроили великое множество, как и под Собором. Ступайте за мной след в след. По моим расчётам, скоро мы должны упереться в стену, выстроенную на месте входа в подвал.

Люди тихо продвигались по катакомбам, выдавая своё присутствие лёгким шорохом шагов и светом Ока Фариила. Командор не требовал рассказа, и Виктор замолчал.

— Викто-ор! Сюда-а!

— Агнесс?

Бывший послушник замер, оторвавшийся на пару шагов ди Вижен недоумённо посмотрел на него. Пылающий шар осветил тупик и исчез за очередным поворотом. Не останавливаясь, командор двинул за ним и вышел в знакомый зал. Многочисленные колонны поддерживали низкий потолок, между ними пробивался зелёный свет колдовского знака. Око Фариила взмыло под потолок, бросив свет на чёрную тушу крысолюда.

— Викто-ор! Скорее!

Зов был на грани слышимости. Не удивительно, что командор, будучи в шлеме, ничего не услышал. Она зовёт на помощь? Бывший послушник неуверенно свернул в боковой туннель. Он хотел позвать ди Вижена, однако, тот исчез неведомо куда с огненным шаром. Виктор вдохнул затхлый воздух подземелья, удобнее перехватил заветный посох и углубился в неизвестность.

— Викто-ор! Викто-ор!

Куда запропастился командор со светом? Неужто их устранили настолько ловко, что бывший послушник не успел ничего заметить? По спине потекла одинокая капля холодного пота. Одна надежда на Посох-Дракон и заступничество Франсуа Миролюбивого. Губы беззвучно зашептали молитву Всеотцу, прося избавить от вражьей силы. Страх свернулся холодным гадом в животе. Всё будет хорошо, всё будет хорошо... Знать бы, как пользоваться посохом Франсуа Миролюбивого. Принцип действия его должен быть, по идее, таким же, как у любого ведовского посоха. В специально изготовленный предмет ведун вливал силу бога, даровавшего ведуну способность к чудотворчеству. Сила бога смешивалась с личной духовной силой человека, затем на посохе вырезались имена небожителей, молитвы и запечатлевались духовные образы чудес. При обращении к богу и желании чуда заложенная сила преобразовывается в само чудо. Чем крепче вера ведуна, тем больше накапливает и отдаёт посох силы, то есть, чем крепче вера, тем мощнее чудо.

Оружие Франсуа Миролюбивого наверняка накопило невероятно много силы, вопрос заключался только в том, отдаст ли её при надобности бывшему послушнику, чья вера хоть и укрепилась после путешествия на Нижнее небо, но оставляла желать лучшего. Согласно орденским хроникам, Франсуа Миролюбивый сделал себе посох из кости убитого им дракона, поместив часть духа ящера в чудесный предмет. Это расширило возможности использования посоха, наделив святого драконоборца несвойственными ему ранее чудесами. Франсуа Миролюбивый, по преданиям, вытворял такое, перед чем меркли деяния всех Великих Магистров и Магистресс, вместе взятых.

Виктор двигался на ощупь очень медленно, натыкаясь в темноте на валявшиеся под ногами камни. Грубая кладка стен свидетельствовала о древности туннеля. Периодически издалека долетал девичий голосок, и чем дальше заходил человек, тем громче звучали призывы.

Стены туннеля внезапно кончились, дав ощутить большое свободное пространство. Ветерок скользнул по лицу, взъерошив волосы. Бывший послушник перекрестился. Откуда в подземелье гуляет ветер? Он ведь чувствовал пологий спуск, туннель уводил вниз, не вверх Старинная вентиляция, устроенная ведунами, или...

Щелчок! Багряное пламя настенных факелов развеяло тьму, обозначив кольцо небольшого зала. В центре на краю древнего колодца, вальяжно закинув ногу на ногу, сидел горбун в дорожном плаще. Его лик в обманчивом свете постоянно менялся, становясь то размазанным пятном, то лицом прекрасного юноши, то мордой ужасного чудовища.

— Наконец ты пришёл ко мне, дорогой Виктор, — сказал он.

— Знаете, Лари, когда я гостил у эльфийского князя Феагунда Красивого, мне представилась возможность увидеть удивительные эльфийские обряды, — поделился Ури ди Мечелли с пожилой секретаршей, цедящей зелёный чай сквозь щели зубных протезов.

Секретаршу не интересовали обряды, её обеспокоил совершенно иной вопрос.

— Ури, как же вас занесло на Закатные острова? Я думала, туда не пускают людей. Эльфы, насколько я знаю, очень суровый народ. Помню, мой дедушка, воевавший на Закатном Берегу с этими мерзкими существами, рассказывал мне страшные истории об их кровожадности. Ах, до чего эльфы жуткие твари! — всплеснула руками старушка. — А глазищи-то у них вы видали какие? Так и зыркают, так и зыркают! Всё мечтают вернуться на большую землю, уродцы!

— Господин ди Мечелли, — прервала словоизлияния секретарши черноволосая девушка, распивавшая чай вместе с ней магистром, — прошу, рассказывайте дальше, я вся внимание. Эльфы изумительно прекрасные существа, их обряды тоже должны быть прекрасны!

Старушка гневно сплюнула чай в чашку.

— Вы ничего не смыслите в эльфах, Вирджиния, потому что слишком молоды и поддались тлетворному влиянию их культуры! Помню, мой дедушка рассказывал, как они вырезали целые селения виталийцев. Не угоняли в рабство, не насиловали, — секретарша всхлипнула, — а убивали. Даже животных не жалели, подонки... Дедушка пугал меня в детстве эльфами...

— Полноте вам, успокойтесь, Лари, — магистр погладил секретаршу по сгорбленной спине. — Вы же любите слушать про всякие обряды, вот я и подумал, что вам интересно узнать об эльфийских. Они не такие уж кровожадные создания, какими вы их себе представляете. Да, безжалостны к врагам, любят живьём сдирать с них кожу и гадать на внутренностях, но ведь никто не безгрешен, как учил пророк Вито Светлый. Кому-то по душе, например, отрывать крылышки мотылькам и перебивать лапы щенкам, но это же не преступление! Пророк учил нас пониманию других существ, и мы обязаны выполнить его завет. Я плавал на Закатные Острова по командировке, Орден Мудрости проводил обмен мудрецами с Великими Домами, и я вызвался в группу по обмену. Знаете, эльфы преклоняются перед красотой до такой степени, что возводят в вид искусства каждое занятие, начиная с гончарного ремесла и заканчивая охотой. В день солнцестояния эльфы водят хороводы вокруг костра, на котором сгорает уставший от жизни старичок, поют весёлые песни, кружатся в танце под метель из лепестков ромашек. А самой длинной ночью незамужние и неженатые эльфы собираются в одном месте, выбирают себе пару и уединяются в лесу.

— Господин ди Мечелли, самая длинная ночь зимой. Где же они уединяются? Не в сугробах, надеюсь, — прыснула в кулачок черноволосая Вирджиния.

Магистр рассмеялся шутке девушки. Он любил женское общество и, более того, женское внимание, оказываемое ему. Хороший рассказчик, внешне подтянутый, средних лет, в меру привлекательный мужчина, он имел успех у противоположного пола. Частенько пил чай со своей секретаршей и её дальней родственницей — весьма миловидной особой, бывшей без ума от баек господина ди Мечелли.

— Чуть не забыла, — пожилая секретарша хлебнула чаю, порылась в кипе бумаг на письменном столе и подала магистру конверт с печатью Великой Магистрессы. — Вам письмо от Мудрейшей.

Ди Мечелли взял конверт, точно хрупкую драгоценность, поискал на нём дату отправки и, не найдя таковой, повернулся к старушке.

— Когда и кто принёс письмо, Лари?

— Вчера его не было, Ури. Когда я пришла с обеденного перерыва, оно лежало на столе поверх остальных бумаг.

— Любопытно. Дамы, разрешите откланяться — дела.

Магистр поднялся со стула, элегантно поцеловал ручку Вирджинии и пошёл в кабинет, рассматривая странное послание. Он плотно прикрыл за собой дверь, уселся за роскошный письменный стол из красного дерева. Участвовавшие в расследовании вчерашнего происшествия в Башне Святого Ведовства ведуны донесли о подозрительном письме Лазарии ди Шизо, ставшем, возможно, причиной трагедии, поэтому ди Мечелли не торопился вскрывать конверт и предпочитал его досконально изучить. Печать Ордена Мудрости безукоризненна, подпись Великой Магистрессы правильно выведена. Адресат: Ури ди Мечелли, магистр Ордена Мудрости, Башня Людского Ведовства. Почерк показался знакомым. Бумагами Мудрейшей обычно распоряжался её секретарь Орелли, он вписывал имена получателей и их адреса. Ди Мечелли потянул за шёлковый шнур вызова. В приёмной у секретарши зазвонил серебряный колокольчик, из раковины Всеслышащего Уха, лежащего на столешнице, раздался голос Лари:

— Вы что-то хотели?

— Лари, дорогая, скажите, сегодня заходил господин Орелли, секретарь Мудрейшей?

— Да, — протянула старушка, вспоминая подробности визита посланца Великой Магистрессы. — Он заходил, выпил чаю, поболтал о всяких глупостях с Вирджинией, ну, прямо как вы. Это произошло аккурат до трагедии в Башне Земного Ведовства. Орелли напомнил вчерашний приказ Мудрейшей о действиях членов Ордена в случае нападения на Башню.

— Спасибо, Лари.

— Кстати, господин ди Мечелли, к вам посетитель.

— Кто?

— Магистр ди Воели из Башни Земного Ведовства. Говорит, ему срочно нужно поговорить с вами по поводу письменного приказа Великой Магистрессы.

— Письменного приказа? Ди Воели? — опешил магистр.

После непонятного зелёного свечения, окутавшего Башню Земного Ведовства, он полагал, её постигнет плачевная участь вотчины покойного ди Сави и не ожидал увидеть магистра ди Воели живым. О каком письменном приказе он желает говорить? Уж не о том ли, который находится в конверте без даты? Без даты? Ошибка канцелярии либо секретаря Мудрейшей. Ури торопливо надорвал верхний край конверта, вынул сложенный вдвое лист рисовой бумаги и развернул послание.

На миг оскалившись алым иероглифом, лист распался прахом в руках получателя.

— Где Агнесс? — прорычал бывший послушник, замахиваясь посохом.

— Ах, молодость, горячность, — произнёс горбун. — Агнесс здесь нет, дорогой Виктор. Тебя звал я.

— Что тебе-то от меня нужно?

— А как ты думаешь? — Не дожидаясь ответа, горбун продолжил: — Хочу улучшить твой уровень жизни. Не смотри на меня так строго, я не шучу и не обманываю тебя! Нас свела судьба, дорогой Виктор, на счастье или на беду судить не мне. Я вообще не умею и не хочу судить кого бы то ни было, у каждого своя правда. Тебе, например, справедливо хотелось бы придушить Весельчака Аполли. Убийство, к твоему сведению, грех пред лицом Всеотца. А я ничего , достойного казни, за собой не нахожу. Видишь? Правда бывает разной. Согласись, не было бы меня, тебе жилось бы скучно. Я спас тебя от серости повседневной рутины, дорогой мой!

— Чего ты от меня хочешь, — набычился бывший послушник, размышляя, как бы незаметнее подобраться к горбуну и оглушить посохом. Врагом станет меньше, да и благодарность получит от властей за поимку особо опасного преступника.

— Я уже говорил, что люблю людей, сразу переходящих к делу? Дорогой Виктор, я хочу сделать тебе предложение, от которого невозможно отказаться! Согласись, с твоей жизнью и карьерой в Ордене Мудрости покончено. Тебя ищут ловцы нечисти, стража, друзья ведуны. Тебя хотят пытать и сжечь на костре. За что? Что ты сделал плохого? Ты молился каждый день, ходил в храм, выполнял чёрную работу в Башне, слушался учителей и Наставника, боролся со страстями, причём борьба давалась тебе тяжело. Орден отказался от тебя, выбросил, словно мусор, в печь Карающих. Мир сыграл с тобой злую шутку. Разве он заслуживает милосердия, будучи жестоким? На твоём месте я бы ненавидел его сильнее, чем Весельчака Аполли, открывшего тебе глаза на несправедливость Орденов.

— К чему ты клонишь?

— Лаврац обречён. Орден Мудрости вот-вот падёт. Некроманты и демоны объединились ради сей благой цели. Оборотень уничтожает отдел Людского Ведовства. Мои слуги дорисовывают некромагический знак под Башней Небесного Ведовства. Когда рисунок будет завершён, в Соборе Трёх начнётся нечестивая служба понтифика Шапочника, творца и повелителя крысолюдов. Она пробудит погибших ведунов, нежить вернётся и истребит всех людей в городе. И тогда мертвецы восстанут и пойдут войной на Виталийское королевство, знаменуя начало Новой Эпохи.

Превозмогая страх, бывший послушник подходил к горбуну. Не то, чтобы он поверил ему, но врал подлец складно. Ну, ещё пару шагов...

— Предлагаю тебе, дорогой Виктор, возглавить объединенную армию нежити и нечисти и смести с лица земли существующие государства, установив новый мировой порядок! Ты — Избранный!

Предложение огорошило бывшего послушника. Он непонимающе вытаращился на горбуна, забыв о своём хитром плане.

— Я и так знаю, что я избранный, — проговорил он.

— Откуда? — поразился горбун.

— Мне сказал Франсуа Миролюбивый. Он вознёс меня на Нижнее небо и там всё рассказал. Я Избран Всеотцом и богами Его, я должен остановить некроманта-оборотня и всё такое.

— Хм. Нижнее небо, говоришь, и всё такое... А про демонов этот святоша ничего не сказал?

— Нет, вроде, — замялся Виктор, детально воспроизводя в памяти разговор со святым. — Нет, о демонах ничего не говорил.

Горбун хмыкнул.

— Ну, тогда...

Он громко щёлкнул пальцами, и Виктор внезапно оказался на вершине бурой, растрескавшейся скалы. Над ним горело багряным закатом небо, облака плыли сгустками запёкшейся крови. Скала возвышалась над горным перевалом, из ущелья по дороге маршировали орды краснорожих чудовищ разных видов. Крошечные бесята путались под ногами рогатых гигантов с пылающими мечами, рядом топали раздвоенными копытами невысокие крепыши, в красных небесах трепетали кожистыми крыльями клыкастые хвостатые бестии. Цепь армии двигалась на северо-запад, и не было ей конца.

— Твою ж ма, — захлопнул открывшийся рот бывший послушник.

— И я так думаю, — произнёс притаившийся за плечом горбун. — Это ещё далеко не все. На земле к ним присоединятся колдуны, ведьмы, чернокнижники, одержимые и прочие слуги моего владыки. Вся мощь преисподней передана тебе, дорогой Виктор. Ни одно государство не устоит против твоей армии, земные князья и короли приползут к тебе на карачках, прося пощады. Ты будешь есть с золотых блюд, а прислуживать тебе будут обнажённые рабыни — дочери земных владык! — горбун засмеялся. — Ты избранник моего бога, дорогой Виктор, Повелителя демонов Лакергиля!

От имени могущественнейшего сына Твроца воздух разредился, затруднив дыхание, а на землю набежала густая тень. Его не зря боялись произносить простолюдины и священники. Оно несло несчастье, приманивало болезни и отродий тьмы. Так считали даже ведуны, доказавшие это на опытах. "Отцом зла" называли старшего из богов, отринувшего законы Всеотца и возжаждавшего власти над миром. Читая о нём, учёные мужи тряслись от страха по ночам. Чернокнижники, и те никогда не призывали его, ограничиваясь многочисленными нижестоящими божками вроде Рогатого Кролика.

— Почему же ты сразу мне не сказал, а ходил вокруг да около? — выдавил тихо бывший послушник. — И с Франсуа Миролюбивым как быть?...

— Я хотел показать тебе несправедливость мира и царящих в нём орденов, дорогой Виктор. Не знаю, что там плёл тот святоша, но советую забыть его бред. Он обещал блаженство после смерти? Я обещаю все удовольствия сейчас!

— А если я соглашусь? — вяло поинтересовался бывший послушник, неотрывно глядя на марширующие внизу адские легионы. Посох-Дракон в его руке нагревался, щипля кожу.

— От тебя потребуется в первую очередь убить некроманта, истребляющего ведунов. Он лишь делает вид, будто предан Властелину, на самом же деле лелеет планы о восстании и свержении Повелителя. Убей некроманта, возглавь его армию нежити и создай свой мир! Отомсти Орденам, завоюй Лэсатр от края до края и поведи войска на штурм Семи небес!

Раскалившийся посох заставил Виктора вскрикнуть от боли. Наваждение пропало. Он стоял в круглом подземном зале у колодца, рядом сидел осклабившийся в жуткой усмешке горбун.

— А если я откажусь?

— Тогда гони тринадцать золотых, дорогой Виктор.

— Чего? Каких ещё тринадцать золотых?

Горбун достал из-под дорожного плаща помятую расписку и сунул её под нос бывшему послушнику.

— Тринадцать золотых руфориев за книгу либо услугу.

— И какова услуга?

— Ты соглашаешься стать предводителем нежити и нечисти, — сощурился горбун. — В противном случае я заберу твою душу, и тебе предстоит вечно служить мне и моему Повелителю. Вот, — он ткнул пальцем в то ли грязное пятно на листке, то ли вмятину, — условия указаны в расписке. Мелким почерком, правда, куда уж без него. Выбор невелик, дорогой Виктор!

Бывший послушник ухмыльнулся. Он ощутил силу, пульсирующую в Посохе-Драконе и готовую обрушиться на горбуна.

— Кто ты такой вообще? — спросил он.

— Весельчак Аполли, — растянул тонкие губы в усмешке горбун. — Разве одного имени недостаточно? Каков твой ответ, Избранный?

Глава 12. Тайна Великой Магистрессы

Ди Вижен вышел к светящемуся зелёному знаку под Собором Трёх. По вырезанным в каменном полу линиям текла зелёная слизь. Такая же покрывала Башни Святого и Земного Ведовства. У дальнего входа в зал командор рассмотрел обгрызенные человеческие останки, над которыми возился чёрный крысолюд. Услышав шаги, Чумной король оставил обед и повернулся к пришедшему оскаленной пастью.

Смерть подчинённых (кто здесь мог находиться, как не ловцы нечисти с ведуном и братом Игнатием?) привела ди Вижена в сильнейшее негодование. Какая-то дохлая крыса-переросток безнаказанно лакомится людской плотью и смеет щериться на слугу Матери Церкви, представителя Ордена Карающих!

Крысолюд спрыгнул с окровавленного холмика, бывшего когда-то мастером Мюрелли, и начал разбег к новой жертве, перепрыгивая ловушки. О чутье нежити на ловушки справедливо ходили легенды. Чёрная тварь ни разу не наступила на плиту-перевёртыш, не затронула невидимую обычному зрению нить самострельного капкана. Она знала, где подстерегает опасность.

— Фариил! Пламенный Молот! — выкрикнул командор, размахнулся и метнул навстречу чудовищу своё основное оружие.

В воздухе оголовье молота вспыхнуло жёлтым огнём. Бешено вращающийся снаряд стал похож на пламенный диск, посланный божественной рукой в нечистого. Чумной король перепугано пискнул, тщетно попытался уклониться. Оружие смяло грудную клетку и швырнуло крысолюда назад, заставив проехаться по полу, разряжая спрятанные в стенных нишах самострелы и переворачивая плиты-ловушки, скрывавшие волчьи ямы. Чудовище врезалось в стену возле выхода и задёргалось в конвульсиях.

Обогнув ямы, ди Вижен приблизился к корчащемуся Чумному королю, поднял оружие. От нежити разило паленой шерстью и тухлятиной.

— Ты в курсе, вообще, кого тронул? — пищал покалеченный крысолюд. Молот переломал ему рёбра и перебил позвоночник, частично парализовав. — Вали отсюда, пока цел! Нас много, мы знаем, где ты живёшь! Мы знаем, где живёт твоя семья!

— А мне по боку, — равнодушно проронил командор, оставляя в зале окончательно мёртвое тело с проломленным черепом. Выходя, он прошептал короткую заупокойную молитву.

Подвал собора пустовал. Через открытый тайный проход сверху лились богохульные песнопения, состоящие из грязнейших ругательств. Поднимаясь по ступеням хлипкой лестницы, ди Вижен знал, кого увидит в богослужебном зале. Следы многочисленных крысиных зубов на останках ловцов нечисти говорили о десятках, если не сотнях крыс, накинувшихся на горстку людей.

В соборе людей — живых, по крайней мере, — заметно не было, зато пол покрывала бурлящая серая масса из тысяч крысиных тел. Грызуны свисали со штор, сидели на подоконниках, карнизах, столиках для подношений, статуях богов. Богатое убранство нынче пришло в негодность. Загаженная, опрокинутая храмовая утварь утратила блеск, святые на иконах лишились бород и некоторых важных частей тел и с немым укором взирали на беспорядок. Статуи богов также пострадали от острых крысиных резцов.

У алтаря, заключённого в многоугольную демоническую фигуру, правил богохульную службу чудовище в облачении понтифика. Ему помогали четверо облезлых крысолюдов с расщеплёнными священническими посохами.

На появление человека сразу отреагировала крысиная масса. К ди Вижену хлынули живые волны грызунов, жаждущих крови. Командор поднял над собой молот, крикнул "Фариил! Разящий Свет!" и грянул пламенеющим оголовьем о пол.

Громыхнуло, подступившие к человеку крысы разлетелись, сгорая в воздухе от брызнувшего из-под оружия ослепительного света. На мгновение свет заполнил зал и устремился из окон с осколками цветных витражей. Здание собора вздрогнуло, закачались статуи трёх богов. У изваяния святого Алкона отвалилась борода, однако, вид у него сделался довольный, равно и у других святых, "переживших" крысиное нашествие.

В полу на месте удара возникла небольшая воронка, от неё к стенам шли глубокие трещины. Зал усеивали обугленные грызуны. Вновь заблестели золото и серебро, радуя душу ди Вижена. Он недвижимо стоял, держа одной рукой молот, а другой серебряный крест. Грудь его тяжко вздымалась.

— Уф-ф, — лицевая пластина шлема повернулась к обгоревшей, скукожившейся нежити. — Ваша очередь.

Чудовище в одеянии понтифика, прервав песнопение, указал трясущимся костлявым перстом на ди Вижена. Судя по клацающим зубам и налитым кровью буркалам, крысолюд был вне себя от гнева. Какое-то время он невразумительно мычал, силясь произнести хоть слово, потом взвизгнул:

— Убить!!!

Огненный шар вёл святого охотника по извилистым коридорам катакомб. Адами почти бежал за чудесным проводником, так быстро тот летел. Бесчисленные повороты могли легко запутать менее искушённого в подземных путешествиях человека, однако, Давид помнил пройденный путь, словно успел нанести его на карту. Когда Око Фариила зависло перед кирпичной стеной, знаменующей окончание блужданий по лаврасским катакомбам, он насчитал двадцать восемь поворотов и тридцать четыре перекрёстка, через которые довелось пройти.

У стены зеленела многолучевая звезда, вписанная в многоугольные геометрические фигуры. Будучи святым охотником, то есть доверенным лицом понтифика, Адами отлично разбирался в магии прихвостней нечистого. Вырезанный в камнях знак относился к некромагическим и подчинял духов умерших. Ди Вижен оказался прав. Некромант, судя по всему, замыслил нечто куда более масштабное, нежели уничтожение Ордена Мудрости. Например, перевод погибших ведунов в разряд нежити с их дальнейшим использованием в коварных замыслах.

Осторожно обойдя светящийся рисунок, Давид осмотрел стену. Она выглядела крепкой, и завалить её с наскока не представлялось возможным, несмотря на недюжинную силу святого охотника. Он отстегнул от пояса кожаный футляр, достал начинённый порохом полый кирпич с приделанным кое-как сбоку шнуром и заложил под стену. С помощью огнива выбил пару искр. Пропитанный порохом шнур весело вспыхнул, затрещал. Адами, вопросительно взглянув на Око Фариила, отбежал подальше и присел за поворотом, прикрыв уши руками. Огненный шар опередил его, освещая путь.

— Пять, шесть, семь, — досчитал Давид.

Грохот прокатился по туннелям. Подземелья тряхнуло, с потолка посыпалась пыль. Эхо долго бродило, пока не затихло вдали. За пылью с потолка посыпались камешки, сначала мелкие, потом крупнее, и Адами понял, что переборщил с зарядом. Придерживая разорванную шляпу и меч в ножнах, он бросился к стене.

К счастью для святого охотника, на месте тупика зияла брешь, куда тут же влетел огненный шар. В длинном помещении двумя рядами стояли бочки с пивом и вином и шкафы с бутылками — ведуны использовали подвал в качестве винного погреба. Давид несколькими прыжками покрыл расстояние до каменной лесенки, взлетел на верхнюю ступеньку, толкнул плечом оказавшуюся незапертой сосновую дверь и выпал в полутёмную каморку под центральной лестницей Башни.

Итак, он в Башне Людского Ведовства. Отдел Ордена Мудрости, ютившийся здесь, занимался изучением возможностей человека — его тела, духа и души. Согласно писаниям, оставленным пророками в разные периоды истории, Всеотец одарил людей великими способностями, возносящими их над животными. Прежде всего, Создатель наделил человека восстановлением плоти, а также разумом, верой и способностью творить чудеса. Эти чудеса малы, незначительны по сравнению с чудесами, которые дают возможность творить боги. Апологеты идеи так называемых "людских чудес" полагали, что, благодаря усиленным тренировкам тела, духа и души, можно развить в себе соответствующие способности и достичь бессмертия (в идеале, конечно), уподобившись богам. Орден Карающих пристально следил за деятельностью данного отдела ведунов, так как весьма осторожно относился к идее богоподобия и искал повод объявить её еретической, тем самым ослабив позиции ведунов у престола понтифика.

Внутренности Башни освещались мутным зеленоватым светом. В воздухе колебалось призрачное марево, словно ядовитые испарения юго-восточных болот. Ведунов смерть застала за обычными делами, многие спешили по центральной лестнице и упали, где стояли, иные лежали у окон, выходящих на Соборную Площадь. Очевидно, они наблюдали за метаморфозами Башни Земного Ведовства в последние моменты жизни. Самодвижущиеся ступени центральной лестницы — ещё одного ведовского чуда наравне с лифтом Башни Святого Ведовства — навсегда остановили движение. Должно быть, тянувшие ступени духи тоже погибли. Над выходом красовалась золочёная табличка с изречением бессменного начальника отдела Людского Ведовства Ури ди Мечелли: "Пить — здоровью вредить!" Как ясно из текста, магистр был ярым противником приснопамятного магистра ди Сави.

Сверху донеслись звуки отчаянной борьбы, кто-то закричал и выпал меж лестничных пролётов, махая конечностями. Падая, неизвестный натыкался на перила, ломал их и летел дальше, его крик по естественным причинам прерывался треском и болезненным ойканьем. Святой охотник деликатно отошёл в сторонку, уступая свободное место падающему. Снеся перила первого пролёта, несчастный шлёпнулся на мраморные ступени грудой искорёженной плоти, из которой высовывались белесые кости.

"Конец бедняге", — сочувственно подумал Адами, и тут случилось невероятное: упавший шевельнулся и застонал! Отхаркавшись, он пробулькал:

— Ублюдок! Садист! Сын землеройки и рогатого кролика! Ой-й, больно-то, ай-яй-яй!

— Не надо было послание разворачивать, идиот! Всех, всех погубил! — раздался поучительный вопль с этажа эдак седьмого. — Не мог меня дождаться, вместе бы развернули!

— Откуда ж я знал, что там некромагическая ловушка! — оправдывался упавший. — Печати-то настоящие!

— Правильно, настоящие! Мудрейшая его тебе прислала, чтобы ты что сделал? И-с-с-л-е-д-о-в-а-л! А ты ручонками своими шаловливыми полез, женолюб хренов!

— Мне же никто ничего не сказал!

— Правильно! Это тайное задание, мне о нём бог впервые поведал, от Мудрейшей присланный, уже после того, как я с некромантским порождением сразился!

— С каких пор Великая Магистресса богов в посыльные назначила? — полюбопытствовал Адами.

— Я тоже хотел бы знать, — прокашлял калека, распрямляя сломанные пальцы. — Вы, кстати, кто такой?

— Я Давид Адами, святой охотник. А вы?

— Меня зовут Ури ди Мечелли, имею честь быть магистром Ордена Мудрости. Вы пришли спасти меня? — Ведун приподнялся на локтях, вправляя вывихнутые суставы и сломанные кости. Раны стремительно затягивались розовой кожицей. Святой охотник слышал о способности ведунов к ускоренному восстановлению, но увиденное поразило даже его, немало повидавшего на своём веку. Вот к чему, оказывается, приводит здоровый образ жизни.

— Да, верно, спасти, — проговорил он. — Вы ранены...

— Чепуха, царапина! Спасите меня! Ди Воели взбесился, он хочет меня убить! Понятия не имею, почему! Его аргументы крайне алогичны, сводятся к тому, что я не должен был в одиночку открывать послание Великой Магистрессы. Он единственный кроме меня выжил после того, как я раскрыл то проклятое послание! По-моему, он сошёл с ума! Остановите его, пожалуйста!

— Поэтому я здесь, — улыбнулся Адами, вынимая из-за пояса пистолет. На пролёте показался торжествующий ди Воели, трясущий посохом и бородкой. — Пригнитесь.

Ди Мечелли плюхнулся на живот. Прицеливание заняло у святого охотника мгновение.

Бах!!!

Магистра ди Воели отшвырнуло назад, он грохнулся о портрет Ури ди Мечелли, висевший на лестничной площадке, и упал. Ему напрочь снесло верхнюю половину черепа. Такие повреждения, по мнению Адами, несовместимы с жизнью ни обычного человека, ни некроманта-оборотня. Тем более, если учесть серебряный заряд пистолета, освящённый понтификом.

— Всего-то, — промолвил про себя святой охотник и обратился к ди Мечелли: — Вам помочь?

— Нет, благодарю, сам справлюсь, — проскрипел магистр, вбивая на место плечо.

Давид спрятал пистолет. Подняв глаза, он взялся за рукоять меча. На лестничной площадке стоял труп ди Воели. Острый запах разложения ударил в ноздри. Мёртвый магистр покачивался, точно на ветру. Одежда слезала с него лоскутами, обнажая облепленное зелёной слизью тело.

Слухи назойливыми мухами вились вокруг Великой Магистрессы, создавая ей таинственный, страшный образ. Всякий влиятельный человек обрастает сплетнями, а если он стар настолько, что мало кто помнит его точный возраст, и в придачу возглавляет один из могущественнейших и загадочнейших орденов королевства, домыслы о нём становятся несусветным бредом, принимающимся народом за истину.

Мудрейшей нравилось рассказывать, как она сидела на коленях последнего пророка, почившего приблизительно полтора века назад. Что она делала на коленях святого старца, сколько на тот момент ему было лет, она не говорила, оставляя простор для фантазии слушателей.

Она и впрямь считала себя очень старой. Поэтому, вероятно, носила фарфоровую маску в виде прекрасного женского лица в обрамлении пышных смоляных волос. Волосы, разумеется, были чужими, хотя её приближённые клялись в обратном. Особенно её нынешний секретарь, с которым её повенчали злые языки завистников. В тёмных углах тёмных комнат тёмных домов тёмными ночами рассказывали о лысой Магистрессе, более всего на свете желающей вернуть молодость, красоту и какую-никакую шевелюру и по этой причине ставящей опыты над невинными девушками в подземельях ведовской Башни. Но это так, досужие домыслы охочих до предположений обывателей и дворянок. Поклонники бога исцеления Аксиила шептались о тяжёлой болезни, поразившей Великую Магистрессу, поклонники бога огня Фариила, преимущественно члены Ордена Карающих, утверждали, что Мудрейшая лишилась божественного благословения и в наказание за грехи утратила волосы. Почитатели бога знаний Гортиила, пожалуй, знали истину, но не торопились ею делиться с ближними.

Великая Магистресса восседала на престолообразном кресле за необъятным письменным столом и смотрела на только что вынутый из столика конверт. Его припорошило тонким слоем пыли — настолько долго он хранился под стражей карманного духа молнии. Мудрейшая бережно переворачивала конверт, запечатанный гербовой печатью Ордена Мудрости, сдувала с него пылинки и нервно поглядывала на входную дверь кабинета, обитую алым бархатом.

— Он не придёт, — неожиданно услышала она и молниеносно повернулась на звук.

На краешке дивана присела сотканная из серого полумрака фигура, напоминающая человека в хламиде. Лицо незваного гостя скрывал просторный капюшон. Очертания фигуры колебались, делая её размытой, похожей на призрак.

— Добрый день, — поздоровался посетитель.

— Здравствуйте, — ответила Мудрейшая. По тону было непонятно, испугалась она или нет. Она всегда разговаривала ровно, не выдавая чувств. — У вас приятный мужской голос.

— Кхм-кхм, — прокашлялся он. — Спасибо. У вас великолепные косы. Сами заплетаете?

— Сама. Заплела однажды, так и держатся.

— Я бы хотел, чтобы моя внучка умела так обращаться с волосами. Она ещё совсем молоденькая.

— Приводите, научу.

Гость тихо засмеялся.

— Нет, не получится. Вас чересчур часто не бывает в городе. Слышал, вы недавно вернулись из Священной Тролльей империи. Верно, видели немало интересного.

— Видела.

— А до восточных болот, образованных над эльфийскими городами, добирались?

Мудрейшая промолчала. Тонкие восковые пальцы теребили уголки старого конверта. Гость вёл себя слишком раскованно, не замечая напряжения хозяйки гигантского кабинета.

— Есть древняя легенда, передаваемая из уст в уста со времён Франсуа Миролюбивого, о древнем городе тёмных эльфов, лежащем под лаврасскими катакомбами, — сказал он. — Согласно ей, под Лаврацем сокрыто великое зло. Сдерживать его был избран Всеотцом и небесными богами Франсуа Миролюбивый. Во тьме подземелий ниже катакомб в круглом зале есть колодец, ведущий в обиталище тёмных эльфов. Когда-то они владели этими землями. Люди вынудили их отступить в мрачные глубины земли. То ли они там все передохли, то ли приспособились и выжили — неизвестно. Потом пришёл основатель вашего ордена и закупорил выходы из их логова, оставив единственный для наблюдения и изучения — тот самый колодец. Говорят, никто из спускавшихся в эльфийский город не вернулся. Впрочем, неизвестно, город ли там на самом деле. О колодце быстро забыли, карту катакомб убрали подальше от любопытных глаз рядовых ведунов. История о городе затерялась среди сотен книг Большой лаврасской библиотеки. А потом на Жгучей Домовине наткнулись на труп эльфа. Люди начали пропадать, преимущественно женщины и дети. Поползли слухи о чудовищах, рыскающих по катакомбам. Орден Карающих провёл рейд по подземельям и никого не нашёл. Зато ловцы нечисти набрели на маленькую девочку, неведомо как попавшую туда. О её родителях никто ничего не знал, и её определили в сиротский дом при Ордене Мудрости. Она выросла, стала ведуньей. Я слышал, она дослужилась до высокого ранга, потом куда-то пропала. Возвратилась она могущественной повелительницей молний, посвящённой в высшие таинства бога Зериила, Хранителя Небес, равного Фариилу. Впрочем, что я вам рассказываю, собственную историю вы знаете лучше кого бы то ни было. — Незваный гость откинулся на спинку дивана, вытянув ноги. — Вы два дня не появлялись в храме. Не захворали случаем?

Великая Магистресса отрицательно покачала головой.

— Должно быть, климат Священной Тролльей империи пошёл вам на пользу, — допустил гость. — Верно, вы занимались чем-то очень важным в эти дни, раз не посещали храм. Верно, изучали путевые записи и книги троллей, добытые в путешествии. Вы ведь ознакомились с передовыми достижениями их науки. Как вам понравился совиный голубь? По-моему, весьма любопытное существо. Он обладает превосходными качествами пернатого почтальона: выносливостью, ужасным видом, отпугивающим хищников, смышлёностью и чудесной памятью. Представляете, он запоминает всё, когда-либо виденное в жизни. Настоящий клад для умеющего проникать в память живых существ и находить нужные воспоминания. Совиные голуби всегда помнят лица отправителей.

Мудрейшая звонко рассмеялась. Всё ещё смеясь, она протянула затянутую белоснежной перчаткой руку к лицу, дотронулась до фарфоровой маски и молниеносным движением сорвала её.

Гладкая нежная кожа, румяные щёчки с ямочками, пунцовые губы и черные, слегка раскосые глаза. Идеальные черты. На гостя смотрела неотразимая красавица, обладательница пышных чёрных локонов явно натурального происхождения.

— Так, значит, повреждение головного мозга и устранение глазных яблок на него не действует, — размышлял вслух святой охотник. — Попробуем проверенные средства...

Некромант-оборотень. Впервые об этом виде нежити он узнал, как ни странно, сегодня от Виктора Сандини. Против нежити действенны обезглавливание, вырезание сердца, чтение очистительных молитв с последующим сожжением, святая вода, освящённое храмовое вино, чеснок и освящённый серебряный крест, иногда осиновый кол. Итак, обезглавливание оказалось в конкретном случае бесполезным, что свидетельствует в пользу высокого уровня нежити. Черёд антиоборотнических средств.

Из шеи некроманта высунулась совершенно безволосая лопоухая голова с раскосыми миндалевидными глазами и тонкими чертами лица. Зелёный цвет влажной кожи вкупе с лысиной навевали мысли о редком и опасном кожном заболевании.

— Эльф? — изумился ди Мечелли.

— Зелёный лысый эльф, — подтвердил святой охотник и, подумав немного, добавил: — Мёртвый зелёный лысый эльф.

Оборотень хрустнул суставами, разминаясь. Низкого роста, тощий, голый, он ничуть не походил на соплеменников с Закатных Островов. Он пронзительно взглянул на людей, из его ладоней выросли тонкие плети, усеянные крошечными шипами.

Не теряя ни мгновения, Адами выудил из сумочки на поясе серебристую верёвку и метнул во врага, одновременно вынимая меч из ножен. Верёвка расширилась в полёте, обратившись в сеть из серебряных нитей, и обвила плечи и руки эльфа, сковывая его движения. Оборотень пошатнулся, защёлкали по полу в бессильной злобе плети. Серебряные нити врезались в плоть, задымились. Вымоченная в святой воде сеть работала безотказно, буквально разрезая некроманта. Подскочивший святой охотник плеснул на эльфа святой водой, хранившейся в хрустальном флаконе, и по рукоять вогнал клинок меча ему в грудь.

Взор эльфа подёрнулся пеленой. Он осел на колени. Кожа его, окроплённая святой водой, пузырилась, на ней разрастались язвы.

— Ну, вот и всё, — констатировал Адами.

— А вы неплохо сохранились за последнюю сотню лет, — отметил незваный гость. — Кремами пользуетесь, настойками, услугами лекарей?

— Природная красота! — залилась смехом Великая Магистресса. — Натуральная!

— Именно её я и хотел увидеть. Понимаю, почему вы прятались под маской — черты предков трудно скрыть. Спасибо, вы облегчили мне задачу.

— Сомневаюсь, мой бесплотный друг! Вы лицезрели нечеловеческую красоту и обязаны заплатить. Скоро придёт тот, кто уничтожит вас.

— Боюсь вас огорчать, но никто не придёт. Вашего сообщника, уж не знаю, кем он вам приходится, братом, отцом, любовником, казнят.

— Ошибаетесь! — Мудрейшая продолжала смеяться, вызывая подозрения в невменяемости. Её поведение можно было оправдать необыкновенной старостью, вернее, начинающимся слабоумием. — Он поистине бессмертен. Никакое оружие не причинит ему вреда, пока я не захочу!

На стол полетели клочки разорванного конверта. Великая Магистресса ловко развернула лист бумаги, мгновенно истлевший в её пальцах.

Повреждённая кожа сползала кусками, влекомая потоками зелёной слизи, выделяющейся из тела оборотня. Эльф вздрогнул, ловчая сеть распалась и потекла серебряными струйками на пол. Святой охотник вытащил из пробитой груди изъеденный кислотой огрызок клинка и отскочил, на ходу вытаскивая футовый кинжал и склянку с чесночной эссенцией. Откупорив её зубами, он брызнул содержимым в лицо врага. Оборотень тряхнул головой, разбрызгивая зелёную слизь, и взмыл вверх, перескочив остававшийся до магистра лестничный пролёт. Вправивший себе позвоночник к тому моменту ди Мечелли активно пополз в противоположную сторону, намереваясь спрятаться в подвале. Хлестнувший жгут распластал человека на полу. Эльф запрыгнул ему на спину и рывком оторвал бедняге голову.

"Интересно, оживёт?" — подумалось Давиду, уверовавшему в восстановление плоти. Удирая, он продумывал очередные способы уничтожения противника. Чеснок, серебро, обезглавливание, святая вода не возымели должного эффекта. Протыкание сердца серебром, популярное против оборотней, тоже не подействовало. В мозг упрямо стучала мысль о кресте и осиновом коле. Бывало, серебряным крестом забивали до смерти еретиков с колдунами да ведьмами. Если им ожившего мертвеца по макушке приложить, тоже помогает. Но массивного креста у Адами не было. Осиновый кол он, как всегда, забыл в спальне под подушкой, осиновые стрелы с серебряными наконечниками и лук остались в его комнате.

А не сжечь ли вредоносного эльфа? В спокойной обстановке Адами развёл бы костёр, взял головешку и ткнул ею врага куда надо, чтобы быстрей загорелся. А так, на бегу, не сразу кресало достанешь.

Заповедь ловца нечисти гласит: если не помогают проверенные средства борьбы, нужно обрушить на врага всё, имеющееся под рукой, авось, поможет. Святой охотник, следуя заповеди, забежал в подвал. За ним туда влетел оборотень, цепляясь непомерно длинными плетями за плохо прибитые гвозди, выступающие из шкафов с бутылками. Бежать в катакомбы? Нет, там случился обвал после взрыва. Пробиваться наверх? И тут пришла Она. Идея.

— Ко мне! — заорал святой охотник. — Иди сюда, мелочь лысая! Подходи, не бойся!

Эльф встал в нерешительности, заподозрив подвох. Человек сдурел от страха? Мало ли. Ничего, по сравнению с психопатом ди Воели этот экземпляр кажется вполне вменяемым. Да и что он сделает бессмертному существу, жаждущему новых знаний и впечатлений?

— Возьми меня, стручок тупоголовый! — орал Адами, выкатывая из орденских закромов бочонок с флорским вином. — Возьми!

Оборотень покосился на бочонок и прыгнул к человеку. Реакция не подвела святого охотника. Подняв над собой, он швырнул бочонок. Снаряд попал в эльфа и треснул, выскочила ослабленная усилиями Давида затычка, на рухнувшего врага полился дорогущий напиток, припасённый ди Мечелли специально для опытов над ярыми трезвенниками. За бочонком в воздух взвилась запасная серебряная сеть, спустя миг опустившаяся на барахтающегося в луже вина эльфа.

В руках Адами появилось кресало. Разбежавшись, он перепрыгнул через пытающегося встать оборотня и помчался к выходу, на ходу высекая искры.

Крепкое вино занялось не хуже тополиного пуха. Загудело распространяющееся пламя, охватило эльфа, перекинулось на деревянные шкафы и забушевало на бутылках. Оборотень рвался из устроенной человеком западни, бил плетями, сшибая ряды бутылок и перекидывая шкафы. Разбивающиеся сосуды подливали вина в огонь, отчего тот становился жарче и веселее.

Налюбовавшись зрелищем поджаривающегося врага, святой охотник повернулся, чтобы уйти. Плеть змеёй окрутила его лодыжку, мешая ступить за порог. Рыкнув, Адами ножом отсёк шипастый отросток и вышел, заперев за собой дверь. Для надёжности он пододвинул под неё громадный горшок с растущим папоротниковым деревцем. Управившись, он заметил отсутствие зеленоватого свечения в холле Башни. "Хороший признак", — мелькнула мысль перед тем, как закружилась голова. Святого охотника затошнило, он сделал несколько шагов и привалился к круглой колонне, поддерживающей лестницу.

Шипы щупальца пробили обувь и впились в ногу, вызывая жжение. Нога распухала на глазах. Давид ножом разрезал стягивавшую щиколотку плеть и отбросил подальше. Щупальце, извиваясь змеёй, зигзагообразно поползло к человеку.

В глазах потемнело. Адами вспорол сапог, разулся. Нога наливалась зеленью, обозначились потемневшие вены. Яд разносился по кровеносным сосудам, заражая организм. К горлу подкатила тошнота, святой охотник сплюнул кровяной сгусток и тихо зарычал.

Дверь в подвал разлетелась щепками под мощным ударом. Горшок с деревцем опрокинулся. В проёме возник зелёный эльф. На его теле не было ни царапины, ни намёка на ожог, разве что дымились кончики длинных ушей. Найдя взглядом человека, он направился к нему спокойной походкой победителя. У ног оборотня вились целые и невредимые плети. Подойдя, враг стеганул Адами по плечам, разорвав ткань куртки и рубахи. Плеть обвилась вокруг шеи святого охотника, дёрнула, повалив на пол, и потащила к эльфу. Другая плеть выбила нож. Полузадушенного Давида приподняло, поставив на ноги.

Бездонные антрацитовые глаза оборотня, до того равнодушные, как и их обладатель, вдруг ожили. Сначала откуда-то взялся блеск, потом из тьмы всплыло лицо. Святой охотник узнал себя. Он смотрел в собственное отражение, дьявольски точное, ужасающее правдоподобием. Отражение внезапно побледнело, наполняясь необычным бледным светом, идущим изнутри, кажется, из черепа эльфа. Свет затопил отражение, излился из глаз молочным туманом, приятно обволакивающим Давида Адами.

Мгновенная дрожь пробежала по Башне Небесного Ведовства. Здание замерцало зеленью, от фундамента расползлись по мостовой трещины. Из-под крыши блеснула яркая вспышка.

Великая Магистресса удивлённо смотрела на склонившуюся над ней расплывчатую фигуру. Гость погружал в её грудь дымчатую руку и сжимал сердце, мешая произнести заклинание.

— Ты должен был погибнуть со всеми, — прошептали обескровленные губы. — Ты должен был...

Шёпот прекратился. Мудрейшая закатила прекрасные очи, дыхание прервалось.

— Не нужно было разворачивать лист, — проговорил гость. — Меня не убить столь простым изгнанием духа. Вы были правы, за всё нужно платить.

Он уложил остывающее тело в кресло, сокрушённо поцокал языком и растаял.

Не успевшая выступить из стен здания слизь засыхала на подувшем ветру. Тоненькая корка шелушилась и опадала на площадь диковинными листьями. Башня Небесного Ведовства, пробыв зелёной всего пару минут, снова поменяла окраску и стала такой, как преджде. За одним, пожалуй, исключением: в ней не осталось живых людей.

В холле Башни Людского Ведовства залегла тишина, заполнив все углы и ниши. Среди устилавших пол и центральную лестницу обгоревших трупов расположилась скульптурная композиция: лысый лопоухий эльф с плетями, растущими из рук, душит измученного ловца нечисти в шляпе с оборванными полями. Скульптуру создали, судя по всему, из гипса. Внезапно фигура человека шевельнулась. Она чихнула, подняв с себя облако белесой пыли, и попыталась освободиться от захвата. С треском сжимавшая шею плеть отломилась. Святой охотник Давид Адами — это был он — шлёпнулся на пол от неожиданно скорого освобождения и чихнул.

Струя синего пламени сорвалась с Посоха-Дракона и устремилась к горбуну, поглотив стоявший у неё на пути древний колодец. Виктору показалось, даже камни полыхнули, будто сухие дрова. Когда огонь опал, на месте колодца зияла обрамлённая кольцом оплавленных, растрескавшихся камней дыра. Бывший послушник прищурился, прикрыв лицо ладонью от жара. Сзади раздался глумливый голос горбуна:

— Так-так, дорогой Виктор, ты нашёл неплохую игрушку. Но она тебя не спасёт.

Синее пламя прочертило вокруг бывшего послушника круг, испепеляя настенные факелы и оставляя борозды в стене. Оборачиваясь, Виктор ударил огнём, изливавшимся из посоха, словно кнутом. Позади никого не было.

Бывший послушник ощутил опасность в последний момент. Не обладая реакцией святого охотника, как раз устраивавшего взрыв в катакомбах, он всё же успел отклониться. Тонкий чёрный хвост, оканчивающийся маслянисто поблёскивающим треугольным жалом, молнией ударил с потолка, рассёк ткань рубахи и врезался в пол, выбив фонтанчик каменной крошки. К потолку понеслась синяя струя, на локоть разминувшаяся со спрыгнувшим вниз горбуном.

Кем-кем, а человеком горбун точно не был. Находившееся перед Виктором существо лишь напоминало горбатого человека в дорожном плаще. Из рукавов высовывались продолговатые когтистые пальцы с выраженными суставами, над горбом высился на целых три локтя гибкий хвост, выраставший из-под полы плаща. Он слегка раскачивался, похожий на удивительную змею. Надвинутый на лоб капюшон затемнял верх лица, зато удалось рассмотреть квадратный подбородок, снабжённый выпирающими клыками. Губы кривились в вечном оскале. Горбун присел на корточки, коснувшись когтями пола. Очевидно, он готовился к нападению.

Виктор дал мысленный приказ посоху атаковать, и тот послушно, как в первый раз, выстрелил языком синего пламени по врагу. Горбун непостижимым образом переместился вправо, и огонь жадно лизнул пустое пространство. Хвост со свистом вспорол воздух, клинок рубанул по оружию ведуна. Посох разломился на две неравные части. Оголовье в виде драконьей головы осталось в руках, нижняя часть отлетела прочь.

Кто-то внутри Виктора закричал от боли. Бывший послушник почувствовал, будто ему отсекли руку, и тоже закричал, но не услышал себя. Посоха-Дракона больше нет! Задание Франсуа Миролюбивого провалено! Как он объяснится со святым? Что делать? Успокоиться, собраться и дать врагу отпор. Боги небесные какой отпор? Что он может без чудесного посоха? Подставить грудь под удар, чтобы всё скорее закончилось?

"Идиот! — возник голос Франсуа Миролюбивого на границе сознания. — Ты знаешь, чем всё закончится в случае победы горбуна".

Тогда необходимо уносить ноги!

"Ну-ну, попробуй. Схлопочешь жалом в спину".

Тогда сражаться? Драться с Аполли без оружия бессмысленно, он чересчур быстр и опасен. Но я же Избранный, придумаю что-нибудь. Хотя, какой я, к рогатому кролику, Избранный...

Пока Виктор ошарашено смотрел на обломки посоха, воспользовавшийся его замешательством горбун подскочил к нему и ударил рукой наотмашь. Бывшего послушника подбросило в воздух, он пролетел добрых шесть шагов и упал на каменные плиты. Счастье, что ударом ему не свернуло шею. Придя в себя, он привстал на четвереньки. Аполли ухватил его за волосы и, приподняв, шарахнул лбом о пол. Виктор распластался, из рассечённого лба потекла кровь, заливая глаза. Почти ничего не видя, удерживая в руке обломок Посоха-Дракона, он подобрал под себя колени, локти и опять постарался встать. Горбун вытянул его вдоль спины хвостом, заставив улечься и застонать сквозь крепко сжатые зубы. Пересиливая себя, бывший послушник поднял голову, подтянул дрожащие руки для следующей попытки. На сей раз Аполли не препятствовал ему. Виктор встал на ноги, упёрся ладонями в дрожащие колени, выплюнул окровавленный зуб и попробовал выпрямиться. Его шатало, точно под порывами ураганного ветра. Он повернулся к горбуну.

— Чего ты добиваешься? — взъярился Аполли. — Почему не ползёшь отсюда? Почему не молишь о пощаде? Почему не пытаешься договориться со мной, согласившись на роль предводителя адской армии? Неужели хочешь стать мучеником? Цепляешься за свою веру, как утопающий за соломинку! И, кстати, куда ты подевал мой Жезл Потерянных Душ?

— Вряд ли меня пропустят на небеса, — прохрипел Виктор. — Я не оправдал доверия святого и богов. Они в меня верили. В меня поверили Агнесс и даже командор Карающих. Предавать веру нехорошо, Аполли. И я не предам...

Хвост хлестнул по ногам, и бывший послушник рухнул, не подавая признаков жизни. Горбун, бормоча себе под нос ругательства, приблизился к нему, нагнулся и отпрянул. Знак Франсуа Миролюбивого, запечатлённый на запястье, полыхнул синим пламенем, охватившим обломок посоха.

— Вечно с этими ведунами проблемы, — буркнул Аполли, пятясь. — То в Кровавую Белку обратятся, то во что похуже.

Виктор открыл глаза. Сила переполняла его, от водопадом вливающихся в память знаний становилось дурно. Он судорожно вздохнул и не ощутил боли в сломанных рёбрах. Спокойствие овладело им. На краткий миг он забыл, где находится, что делает. Бывший послушник неторопливо встал, оглядел зал. Ему не были видны собственные глаза — насыщенная синева пылала вокруг двойной серо-голубой радужки. Он вдруг осознал, что ему не нужен посох. И всё-таки, испытывая уважение к Франсуа Миролюбивому, он поднял с пола обломки и засунул в сумку.

— Аполли, где ты? — позвал он, разглядывая стены и потолок. — Здесь темновато, я не вижу тебя.

Виктор ничего не сделал, только пожелал, и зал опоясала стена ревущего синего пламени. За грудой камней, бывшей недавно колодцем, затаилась низкая горбатая фигура. Она бросилась к человеку, хвост дёрнулся вперёд, целя в лицо. Ведун вскинул руки, их в мгновение ока объял огонь, оформившийся в синие звериные лапы. Они удлинились, сомкнулись на шее горбуна и с размаху впечатали его в стену. Затрещал материал дорожного плаща под лижущими его язычками пламени. Аполли взревел, жало хвоста замолотило по камням, раскалывая плиты. К огненным лапам хвост не приближался.

— Хорошо-хорошо, ты силён, признаю, — просипел горбун. — Я согласен на почётную ничью. Забудем обиды, начнём всё с начала, а? Отпус-сти-и...

— Не выйдет, демон. Прощай.

— Так, да? Что ж, дорогой Виктор, если хочешь расстаться, я не против. До встречи!

Плащ на горбу Аполли разорвался, вздыбив громадные перепончатые крылья. Они захлопали, нагоняя ветер. Демон замотал головой, схватился за пальцы огненных лап, с трудом отжал их от горла и вывалился из синих тисков. Взмахнув крыльями, он взмыл вверх, проломил потолок и, разворотив перекрытия, пропал из виду.

В следующее мгновение потолок обрушился, навеки запечатав вход в таинственное обиталище тёмных эльфов.

Поймав улепётывающего крысолюда за хвост, ди Вижен размозжил ему голову молотом и огляделся. В соборе не осталось прислужников Шапочника, а вот их изуродованные тела валялись повсюду. Сам командор тоже выглядел неважно. Помятый шлем съехал набок, ограничив обзор, облачение было продырявлено, в панцирном нагруднике виднелись следы от когтей и зубов, камзол и юбка понизу свисали жалкими лохмотьями, ткань над левым плечом пропиталась кровью.

Крысолюд в одежде понтифика, наблюдавший за боем, фыркнул и потёр нежно-розовые ладошки. Он произнёс ругательство, обозначавшее конец всему живому, потеребил посох и неожиданно застыл, к чему-то прислушиваясь. Ди Вижен различил нарастающее колебание пола, затем с улицы донёсся грохот, и он узрел в разбитом окне стрелой мелькнувший силуэт крылатой твари, летящей на юго-восток.

— Вот, — крысолюд прорычал ругательство, обозначающее скверное состояние дел и, в общем-то, звучавшее так же, как конец всему живому. — Аполли, — он сказал ругательство, смысл которого сводился к побегу, — Эльф, — последовало ругательство, значащее конец всему, — и мне пора. Ну, командор, может, свидимся!

Он раскинул руки, словно хотел кого-то обнять, и распался десятками чёрных и серых крыс, бросившихся врассыпную. Ловить грызунов, разбежавшихся в разные стороны, ди Вижен счёл ниже собственного достоинства; к тому же, сил у него оставалось только на то, чтобы выбраться из зала и упасть на лавочку для бедняков на паперти. "Интересно, куда запропастился Сандини с посохом Франсуа Миролюбивого?" — подумал он.

Вместо эпилога

Ни облаков, ни речек с окушками, ни лавовых потоков и смоляных котлов с варящимися грешниками. Посмертие оказалось куда более унылым, чем предполагал Виктор. Серая мгла, в которой мечутся серые тени. И всё. Верно, Франсуа Миролюбивый разгневался и определил его сюда за невыполнение задания. Потихоньку закрадывалась мысль: может, это место между небесами и преисподней, что-то вроде секретарской приёмной в покоях Великой Магистрессы? Когда-то она его к себе вызывала. Давно это было. Чего хотела от него старая карга, так и осталось неизвестным. Нет, он представлял, что именно могла она от него хотеть. Наверно, отчитала бы за ту интрижку с одной из ведуний. Ну, может быть, отчитала бы за интрижку с двумя ведуньями. Хотя, что теперь думать о начальстве. Лучше вспомнить красотку Агнесс, о ней всегда приятно вспоминать. И о том, как они вместе лупили крысолюдов в лаврасских подземельях. Что с ней стало, с красоткой Агнесс? Что стало с Башнями Ведовства, Орденом Мудрости, Лаврацем? Узнать бы. Глянуть бы разочек на Агнесс, услышать её.

— Господин командор, кажется, он просыпается!

Нет, не может быть! Неужели Всеотец сжалился над ним, и он слышит её? Звонкий, точно ручеёк, сбегающий по весне с горных круч, голосок.

— Агнесс, дорогая, вы уверены?

— Да, господин командор, абсолютно уверена. Его веки задрожали!

И окружающий мир как-то вдруг начал меняться. В светлеющей серости проступили контуры предметов. Над ним кто-то склонился. Рыжие волосы, подобно огненному цветку, обрамляли знакомый овал лица. Она?..

— Агнесс?

— Виктор! Да, это я!

К постели, заправленной шёлковыми простынями, подошёл командор Ордена Карающих Арно ди Вижен. Одет он был в белоснежный камзол с золотистыми кинжалами, вышитыми на высоком жёстком воротнике и манжетах.

— Доброе утро. Рад видеть вас бодрствующим, — искренне улыбнулся он. — После двух недель глубокого сна, думаю, вы выспались. Как ваше самочувствие?

— Спасибо, хорошо. Что со мной? Как я здесь очутился? Оборотень сбежал?

— Успокойтесь. Мы нашли вас на Соборной площади. Там образовался очень большой обвал после того, как из-под земли выскочил демон. Да, настоящий демон. Выскочил, чисто ошпаренный, и улетел. Подозреваю, в этом ваша заслуга. Восстановительные работы на площади будут идти ещё долго. Пострадало множество построек, в том числе Башни Ведовства и собор. А находитесь вы в резиденции Ордена Карающих в Лавраце. Некромант побеждён, планы врагов разрушены. Подробности позже, сейчас вам нужны покой и хорошая пища. Ах да, чуть не забыл. Орден Мудрости прекратил существование, с вас сняты все обвинения, и нынче вы значитесь безработным. В связи с сим печальным фактом хочу предложить вам место в Ордене Карающих. Агнесс, между прочим, уже вступила в наш Орден. — Ди Вижен хитро подмигнул девушке. О том, что он ей дал всего два варианта выбора — либо вступить в ряды Ордена и работать с Виктором Сандини, либо быть сожжённой на костре по обвинению в противоестественном сведении со свету женихов — он не сказал. Правда, девушка совсем не протестовала против работы в паре с бывшим послушником. — Она, между прочим, ухаживала за вами всё время, пока вы спали, так что вам стоит её поблагодарить. О посохе не волнуйтесь, мы его склеили и сдали в музей Франсуа Миролюбивого. Ну, отдыхайте и решайте. — Командор загадочно улыбнулся. — Вам предстоит многое узнать. Ни о чём не волнуйтесь! До встречи!

Сжав на прощание запястье Виктора, на котором виднелся знак святого, ди Вижен вышел. Вокруг бывшего послушника засуетилась Агнесс.

— Вы знаете, я познакомилась с таким замечательным человеком! — сообщила она. — Его зовут Анатоль Пьетро Мали, он нашёл моего совиного голубя. Такой интересный старичок!

— Да, прекрасный старик. Я знаю его с детства...

Она говорила и говорила. Виктору было приятно слушать её. Он почувствовал себя счастливым.

Ему действительно предстояло узнать от командора о многом. Например, о том, что его отметили печатями сразу несколько богов — Гортиил, Чусан и Лакергиль, прознавший о новом Избранном от соглядатаев в Церкви. Печати слились в одну, образовав неразрывную духовную конструкцию — Печать богов. Жизни она не угрожала, зато из неё Виктор мог черпать силы Повелителей небес и преисподней. О Печати богов было известно до рождения Сандини из божественных откровений, и за ним всю жизнь следил Орден Карающих. Предстояло Виктору узнать больше и о доверенном лице понтифика Арно ди Вижене, принявшем обязанность по присмотру за Избранным, а также о тайне Великой Магистрессы — полуэльфийки, решившей возродить народ тёмных эльфов, из-за чего пошедшей на сделку с некромантами восточных болот. И о нарождающемся противостоянии некромантов и демонов и о том, что назревает Великая война. Но обо всём этом Виктор узнает потом. А пока он был счастлив из-за новой любви, новой работы и... и, в конце концов, просто потому что остался жив.

— ... Шеф, всё пропало!

Крик разнёсся по пустым залам затерянного в болотах храма и распугал лягушек, загоравших на растрескавшихся ступенях крыльца.

— Нэ надо паники, Антоний-шеф, — сказал с акцентом субъект в чёрной сутане, сидящий в медитативной позе на макушке исполинского каменного черепа.

— Но ведь всё пропало, — не унимался крысолюд в облачении понтифика, стоявший напротив. — Лаврац для нас потерян! Планы по его использованию в качестве плацдарма сорваны! Наши агенты раскрыты и уничтожены! В городе разместили роту ловцов нечисти!

— Нэ надо паники, Антоний-шеф, — повторил субъект на черепе. — Всё идёт по плану. Мы сдали Лаврац, чтоби противник нэ заинтэрэсовался проектом "Дохлая криса". Мы одэржали значитэльную побэду, нас уже нэ побэспокоит Ордэн Мудрости. Верно я говорю, Вларату-шеф?

Тип в красной сутане, восседавший на костяном троне справа от каменного черепа, согласился:

— Верно, Тануримал-шеф.

— Ваша мудрость поистине безгранична, — пролепетал крысолюд.

Занимавшие десять костяных тронов персоны в разноцветных сутанах склонили головы в знак солидарности с мнением Шапочника. Польщённый субъект в чёрном сверкнул зелёными глазами из-под капюшона:

— К осущэствлэнию второго этапа проекта "Дохлая криса" мы приступаем нэмэдлэнно, братья.

Глоссарий

Краткая история сотворения мира, основание Церкви Пророка

Всеотец и боги.

Согласно писанию пророков, прежде существовал Всеотец. Мысли его воплотились в окружавшей его пустоте в неясный, туманный, населённый призраками будущего, идеями мир. Затем идеи оформились в богов — осознавших себя сущностей. Боги были первыми хозяевами Лэсатра. Они по воле Всеотца создали плотную материю и мир, который ныне известен разумным. Со временем боги выбрали себе Повелителей, дабы не тревожить Всеотца по пустякам. Ими стали семеро самых сильных, ловких и умных: Фариил, бог Огня; Аксиил, бог Исцеления; Гортиил, бог Мудрости; Мариэль, богиня Божественной Чистоты; Гевулиил, бог Крепости; Зериил, бог Врат и Лакергиль, бог Равновесия, следящий за остальными. Гевулиил по жребию правил землёй, старшему из богов Лакергилю во владение достались подземные просторы, заполненные лавой и тьмой. Зериил создал для Всеотца Семь небес с прекрасными дворцами. Обустроив мир, Всеотец удалился на Седьмое небо и почти прекратил общение с детьми.

Боги же принялись расширять мир, создавая себе в помощники новые расы. О сотворённых ими в начале времён разумных известно крайне мало. Позднее появились эльфы, из-за которых произошла Великая война.

Восстание Лакергиля.

Лакергиль страдал от одиночества в подземных чертогах. Ему казалось несправедливым, что его окружают безмолвные призраки, из-за должности судьи богов его не любили. Однажды, покончив с делами, он вышел на земную поверхность и встретил сладкоголосых эльфов, не знавших печали. Их королева покорила сердце сурового Повелителя, чувства оказались взаимны, и вскоре возлюбленные соединились в союзе. Много счастливых столетий прожил Лакергиль, забыв и о тьме своего обиталища, и о своих обязанностях. За это время, не имея судьи, божества перессорились друг с другом и явились во дворец эльфийской королевы в поисках подземного Повелителя. Эльфийку обвинили в том, что Лакергиль из-за неё бросил судейство, некоторые горячие головы тут же вынесли ей приговор, не дожидаясь возвращения мужа с охоты, и казнили её.

Великий бог застал королеву умирающей. Он ничего не мог поделать, только просил, а затем требовал Всеотца нарушить законы мира и воскресить любимую, ведь наказание было несправедливым, именно он, бог справедливости, должен судить и выносить приговор. Однако, Всеотец остался глух к его мольбам, жертвам и угрозам. Тогда Лакергиль отринул законы, которые обязался чтить и исполнять, и сам попытался вдохнуть в королеву жизнь, тем самым сотворив первое в истории заклятие некромантии.

Тело удалось оживить, однако, оно не было королевой. Оно кричало, корчилось в судорогах, и богу пришлось, обливаясь слезами, испепелить его, дабы избавить от мучений.

Лакергиль поклялся отомстить убийцам. Поведя за собой эльфов и созданий тьмы и лавы, он начал войну. К нему присоединились несколько недовольных устоявшимся порядком божеств, а также создательница эльфов Мариэль. Мир запылал, кровь полилась реками, увлажняя землю. Смрад пожарищ достиг Седьмого неба, и с них сошёл Всеотец, дабы разнять сражающихся. Он запер Лакергиля, не пожелавшего признать свою вину за начало кровопролития, в Бездне, а с ним его ближайших соратников. Мариэль вовремя раскаялась и была прощена, как и боги, воевавшие против Повелителя подземных пространств. Убийц эльфийской королевы наказали изгнанием во Тьму Внешнюю, за пределы мира.

В Бездне Лакергиль, обозлённый на Всеотца, готовил сокрушительный удар. Он извратил светлую сущность богов из своей свиты, превратив их в архидьяволов, и создал демонов и прочих чудовищ. Он увеличил Бездну вширь, опустошив сердцевину земли. Настал день, когда наказанный бог повёл войско на завоевание всего сущего. Он жаждал доказать собственную правоту и попутно разрушить сотворённый Всеотцом и богами Лэсатр. Позже люди назвали его нечистым, а также Властелином преисподней. Изрыв внутренности огромнейшей горы, он создал невиданную крепость, открыл ходы и выплеснул на обжитые эльфами равнины орды демонов. По горе он взобрался на Нижнее небо и в битве встретился с собратьями богами, сбросившими его назад, в бездну. Гевулиил сковал его цепями и заключил в каменном склепе, дабы вечно испытывал захватчик муки.

Однако, недобитые архидьяволы и демоны сокрушённого войска затаились под землёй. Отныне они совращали народы с пути истинного, сеяли смуту и раздоры и собирали силы для новой войны.

Появление людей.

Разочарованный в эльфах, Всеотец повелел богу Фариилу создать народ с огнём в сердцах. Поразмыслив, боги сотворили людей, в коих поместили частичку собственных сущностей. Фариил зажёг в их сердцах огонь веры и жизни, Гевулиил наделил твёрдой волей, Зериил даровал им надежду на лучшее, Гортиил дал знания, Мариэль одарила тягой к чистоте и порядку, Аксиил укрепил телесно.

Племена людей расселились по континенту. Они выступали прежде всего в качестве наёмников у эльфов, спустя тысячи лет основали собственные королевства, захватив территории тех же эльфов. До поры они поклонялись древним элементальным духам и животным, а затем объявился Арктур Странствующий и принёс свет истинной веры.

Пророк.

Первым, принёсшим свет истинной веры в Лэсатр, был Арктур Странствующий, в дальнейшем прозванный просто Пророком. Со дня произнесённой им Первой проповеди начинается так называемое арктурианское летоисчисление. В те далёкие времена люди заняли запад континента, выбив оттуда разрозненные кланы эльфов, и основали первые человеческие королевства. Неизвестно, где родился Арктур и кем были его родители, где прошли его детство, юность и молодость. Теологи до сих пор спорят по этому поводу. Одни считают его полубогом, воспитанным на небесах, другие утверждают, что он родился в обычной семье и вырос на земле. Сам Пророк о своём происхождении говорил весьма туманно и неопределённо. Так или иначе, он явил себя миру в уже зрелом возрасте. Сообщив об откровении, ниспосланном ему свыше, Арктур бродил от деревни к деревне, от города к городу, творя чудеса и проповедуя основы новой религии. Жил он сначала на пожертвования, потом сколотил из самых преданных учеников боеспособный отряд и стал зарабатывать на перевоспитании многочисленных разбойничьих шаек, невероятно расплодившихся после войн с эльфами и племенами нелюдей. Вскоре его отряд превратился в небольшую, отлично вооружённую армию фанатиков, состоявшую из бывших солдат и разбойников. Слава о нём как о великом поборнике справедливости ширилась со скоростью лавины, личность обрастала слухами и легендами. Происходило массовое обращение в истинную веру, что не могло не встревожить жрецов старых культов. В результате Арктур пережил тридцать четыре покушения и открыто выступил против древних религий, начав громить храмы и святилища. Обеспокоенные правители, на службе у которых он состоял, под давлением жрецов собрали войска и напали на него. В решающей битве погибли все бойцы Пророка, его взяли в плен и приговорили к повешению. Однако, в ночь перед казнью он сбежал, разрушив тюрьму вместе с городом. Понимая, что в королевствах людей ему ничего хорошего не светит, он подался на восток, к троллям, и там начал сеять зёрна истинной веры. Добрых несколько лет он путешествовал по диким землям, пока его не поймали шаманы и не расправились особо жестоким способом.

Последователи Арктура после его смерти создали Церковь и вели непримиримую борьбу с древними культами. Ученики написали под влиянием божественного откровения множество трудов и распространили истинную веру по западу континента. Немало мучеников отдали свои жизни, прежде чем короли смирились с поражением культов и приняли крещение мечом и огнём. Посодействовало этому появление новых пророков. Каждый из них творил чудеса и предсказывал грядущие события, укрепляя веру во Всеотца и богов небесных.

Священным символом истинной веры, принесённой Арктуром, изначально был меч. Со временем меч трансформировался в крест с косыми горизонтальными линиями.

Ордена Хранители Виталийского королевства

История Виталийского королевства тесно связана с Орденами Хранителями, и прежде всего с Орденом Святого Храма — знаменитой организацией рыцарей-паладинов.

Орден Святого Храма. Основан в 910 году от Первой проповеди Пророка, является самым старым из Орденов Хранителей. Основателем считается Франциск Защитник, паладин из города Леко. На тот момент независимых королевств людей не существовало, территории находились под властью троллорков — так называли себя воины и правители смешанного народа троллей и орков, нахлынувшего с востока и разрушившего государства лесных эльфов и людей. Истинная вера сплотила население людских областей. Франциск собрал армию из рыцарей и при поддержке повстанцев повёл её на врага. В течение трёх лет он освободил большую часть захваченных территорий. В цитадели Мутуза понтифик Церкви провозгласил его королём новообразованного Виталийского королевства. В течение многих лет паладин воевал с троллорками и не уступил им ни пяди людской земли. Погиб он, как и полагается настоящему воину, в битве; попал под лошадь и задохнулся под тяжестью рыцарского жеребца-тяжеловоза, перед тем сразив дюжину троллей. Желая отомстить за предводителя, паладины наголову разбили войско троллорков и погнали их на восток, по дороге грабя и убивая. В общем, троллорки искренне раскаялись в смерти Великого Генерала, хоть и не были её прямой причиной.

Главная резиденция Ордена расположена в Мутузе, славящейся высотой и неприступностью крепостных стен. Орден выполняет функции королевской армии: ходит в походы и охраняет границы. Численность храмовников колеблется от двадцати до тридцати тысяч, из них приблизительно две тысячи конных рыцарей. Основная эмблема Ордена — храм в облаках. Покровителями Ордена считаются боги Зериил, Аксиил и Мариэль.

Иерархия Ордена: рядовой, сержант, лейтенант, капитан, майор, генерал. Руководит Орденом Великий Генерал, не обязательно королевской крови. Великий Генерал, как правило, входит в состав так называемого Малого Совета, управляющего Виталийским королевством. Малый Совет состоит из глав Орденов Хранителей, короля и понтифика.

Орден Карающих. Второй по влиятельности Орден Хранитель. Основан в 1177 году от Первой проповеди Пророка кардиналом Томассо ди Торкведамо вследствие повсеместного распространения по Виталийскому королевству многочисленных ересей, колдунов и ведьм. Кардинал ди Торкведамо, позже ставший понтификом, основал институт ловцов, специализирующийся на выслеживании и поимке нечисти, нежити, еретиков и колдунов. Часто членов Ордена именуют ловцами нечисти или искоренителями ереси, так как борьба с ересью была их первоначальной целью. Со временем сфера деятельности Ордена переросла борьбу со слугами нечистого, на плечи ловцов легли обязанности по расследованию особо важных преступлений, поимке опасных преступников, внешнему и внутригосударственному шпионажу.

Орден зорко следит за международной ситуацией и проводит активную политику по укреплению позиций Виталийского королевства в регионе. Иногда устраняет неугодных Церкви лиц за границами государства, также в перечень целей Ордена входит противодействие иноземным шпионам на территории королевства.

Главная резиденция находится в Риеве, Святом Городе. Там живёт понтифик — глава Церкви. Численность ловцов нечисти неизвестна. Основная эмблема Ордена — меч с распростёртыми крыльями, парящий в облаках. Покровительствуют Ордену Фариил и Гортиил.

Иерархия Ордена: ученик, послушник, ловец, экзекутор, прелат, командор, Великий Командор. В отличие от иных глав Орденов, личность Великого Командора строго засекречена ради его защиты. Его знают лишь командоры, выбравшие его на высокий пост путём голосования. Тем не менее, Великий Командор состоит в Малом Совете королевства.

Орден Мудрости. Самый "молодой" из Орденов Хранителей. Основан в 1180 году странствующим монахом и, по совместительству, искателем приключений Франсуа Коили, прозванным в дальнейшем Франсуа Миролюбивым. По легендарности Франсуа Миролюбивый не уступает Франциску Защитнику. Родился будущий основатель ведовского Ордена в деревне Марти и с раннего детства проявлял удивительные способности к чудотворчеству. Будучи ребёнком, не раз в одиночку прогонял волков от вверенного ему стада коз, в засуху вызывал дождь, останавливал бури. На него обратила внимание Церковь и после ряда испытаний, в числе коих было тушение костра, угрожавшего сжечь мальчика, его поместили в монастырь, где он принял постриг. Повзрослев, он пустился в странствия, желая уподобиться Арктуру Странствующему. Побывав в ближайших странах и пережив множество приключений, он вернулся на родину и основал Орден Мудрости. Членов Ордена он нарёк ведунами — теми, кто ведает божественные тайны. В Орден изначально принимали только людей со способностями к чудотворчеству. Франсуа Миролюбивый противопоставлял свою организацию расплодившимся в то время обществам колдунов и чернокнижников, изучавших тайные знания чёрной магии. После смерти Церковь причислила его к лику святых.

Главная резиденция Ордена расположена в городе Лавраце. Задача Ордена — изучение силы богов и магии демонопоклонников, поддержка других Орденов Хранителей в извечной войне с нечистым. Численность ведунов около семисот человек, из них порядка четырёхсот работают в четырёх Башнях Ведовства, остальные рассредоточены по городам и деревням королевства. Основная эмблема Ордена — меч в облаках, окружённый кольцом крыльев. Покровительствуют Ордену боги Гортиил, Зериил и Гевулиил.

Иерархия Ордена: ученик, послушник, мастер, гранд-мастер, магистр, Великий Магистр. Великий Магистр, возглавляющий Орден, имеет право голоса в Малом Совете королевства наравне с другими главами Орденов Хранителей.

Печатью бога называется избранность человека высшими силами для выполнения определённого задания. Так, на Франсуа Миролюбивом лежала Печать бога Гортиила, его заданием было основание Ордена Мудрости и поражение слуг нечистого. В более широком смысле под Печатью бога понимают наделение человека неестественной силой, что применимо ко всем ведунам, способным к чудотворчеству.

140