Вирус разума

Дальше было не интересно, и Кирилл выключил телевизор.

— Ты считаешь, что это как-то связанно с пропажей из Архива?

— Конечно! Кратос прочел хроники и теперь знает, где хранятся саркофаги. А эти люди — его разведка.

— Тогда, может быть, ты знаешь, от чего они погибли?

— Ты же слышал, их напугал снежный человек.

— Брось, Дед. Снежный человек — это же не серьезно.

— Это более чем серьезно, Кирилл. Когда мы уходили с Сейдозера, мы оставили три кольца защиты, охраняющих наших товарищей. Стая снежных людей — это биороботы с неограниченным жизненным ресурсом, подпитывающиеся энергией источника Силы, находящегося в этом месте. Они стерегут Хранилище с суши. Со стороны озера его охраняет семья плезиозавров, запрограммированная не подпускать к подводному входу в Хранилище никого, кроме арктидов. Ну, а третьим кольцом, контролирующим деятельность первых двух, осуществляющим эшелонированный контроль местности, сбор необходимой информации и являющимся первым звеном сигнальной системы, было и есть племя лопарей, оставленное нами жить в этих местах. Первое время, когда холода там были настолько суровыми, что ни о какой жизни на поверхности планеты и речи быть не могло, они жили в глубоких пещерах в скалах. Потом, когда климат смягчился, они вышли наружу и поселились в долине, выполняя возложенную на них задачу. Впрочем, с каждым годом им удается это все труднее и труднее. Мир изменился — и люди изменились. Корреспондент прав, эти три жертвы не отпугнут, а наоборот, привлекут толпы любопытных.

— Да, Дед, ты не перестаешь удивлять меня. И когда ты собирался рассказать нам об этом? Надеюсь, до того, как эти монстры начали бы рвать нас с Ладой на части?

— Вам с Ладой нечего опасаться. Ваша кровь является пропуском в эти места, и они для вас совершенно неопасны. Более того, при необходимости, вы вполне можете рассчитывать на их помощь. И не надо думать, что они там носятся вокруг озера и пугают до смерти всех подряд. Просто эти ребята сунули свой нос уж совсем, видимо, туда, куда соваться не следовало. Именно поэтому я и думаю, что Кратос Хроники прочел и через пару недель выступит туда с большой экспедицией. Ваша задача его опередить, так что на сборы вам неделя.

* * *

Горнолыжный курорт Мюррен, расположенный в швейцарских Альпах, в межсезонье являл собой классический образец первозданной, но комфортабельной природы для любителей уединенного отдыха. Свободная от автомобилей зона в Бернских Альпах гарантировала отсутствие случайных автотуристов, коими так богаты швейцарские дороги в это время года. Чтобы попасть в Мюррен, приходилось пользоваться подвесной дорогой, так как город располагался на возвышенной части пастбища и напоминал орлиное гнездо.

Жизнь городка в межсезонье затихает. Стаи любителей экстремальных и не очень спусков со снежных вершин дружно перекочевывают на другие курорты, все еще кутающиеся в снежные одежды. Жители Мюррена остаются подсчитывать барыш после славно проведенной зимы и готовятся к новой, в надежде, что она удастся, по крайней мере, не хуже, чем предыдущая. Редкие любители июньского горного воздуха бродили по склонам, любуясь замечательными видами на вершины Айгер, Мёнх и Юнгфрау, знаменитым Труммельбахским ущельем на противоположной стороне Шварцмюнха и угощались коктейлями на вершине Шилторн во вращающемся ресторане Piz Gloria, известного тем, что именно здесь происходили события в одном из фильмов знаменитой бондианы.

Именно сюда две недели назад прибыл Полковник, чтобы прийти в себя после московской операции, привести в порядок нервы и обрести душевное равновесие. За все это время Полковник лишь дважды видел горы. Первый раз, когда добирался до Мюррена в вагончике канатной дороги, и во второй раз, когда Жаклин, проститутка, снятая им в баре отеля, смогла все-таки вытащить его на улицу, чтобы дать возможность горничной прибраться в номере. Все остальное время он беспробудно пил водку и лил пьяные слезы на роскошной груди Жаклин, рассказывая ей истории из жизни. Впрочем, как говорится, мастерство и профессионализм не пропьешь, поэтому все его истории были из чьей угодно жизни, только не из жизни Полковника ГРУ Скубина Алексея Ивановича. Скорее всего, он пересказывал ей истории из книг или фильмов, благо, не очень образованная девушка, была готова слушать какую угодно ахинею, лишь бы клиент платил исправно. Клиент, надо сказать, попался ей весьма странный: с утра до вечера пил водку, заставлял ее слушать пьяные бредни, иногда занимался с ней любовью и снова пил. А еще говорил, говорил, говорил, как будто до этого десять лет провел на необитаемом острове, где не то, что выпить, а и поговорить-то не с кем было. Единственное, что не нравилось Жаклин, это то, что он заставлял ее пить вместе с ним, и если бы не ее профессионализм, она наверняка уже давно загнулась бы от алкогольного отравления. Впрочем, после третьей-четвертой рюмки клиент уже не обращал внимания на то, каким образом пьет его подруга и куда выливает налитую ей водку. Ночью Полковник забывался в тяжелом, неспокойном сне, то вскрикивал, то всхлипывал, мучимый сновидениями. Жаклин поначалу пугалась этих внезапных ночных криков на незнакомом ей языке, но потом привыкла и даже как-то стала жалеть своего беспокойного клиента. В эти минуты в ней просыпалось неведомое ей ранее материнское чувство по отношению к мужчине, почти вдвое ее старше. Она прижимала его голову к своей груди, гладила волосы и тихонько шептала, пытаясь успокоить. Полковник постепенно затихал и засыпал теперь уже спокойно и без сновидений.

Нападение на Архив было далеко не первой боевой операцией в жизни Полковника. Приходилось ему и раньше убивать, приходилось и товарищей терять, и нынешнее вздернутое состояние было связано, видимо, не с этим. Или, по крайней мере, не только с этим. Что-то было не так в этом последнем задании. С одной стороны, все как всегда. Пришли, повоевали немного, взяли, что нужно, и ушли. С другой, — чем-то таким зацепили его душу эти странные парни в русских одеждах, принявшие смерть с достоинством уверенных в правоте своего дела людей. Как раз этой самой уверенности Полковнику и не хватало. Не покидало Полковника ощущение, что он воровал в собственной семье для чужого дяди. Там, в подземелье, когда он пришел в себя после удара сундуком по голове, первое, что пришло ему в голову:

— Как-то все это неправильно. Что и для кого мы пытаемся украсть? А главное, у кого?

Впрочем, профессионализм быстро взял дело в свои руки, отмел в сторону ненужные и даже вредные в бою мысли, и Полковник ринулся в бой.

Дело было сделано, и вот теперь мысли вернулись. Полковник как человек опытный и умный, естественно, ни с кем своими мыслями делиться не стал и позволил себе расслабиться только здесь, в тихом Мюррене.

* * *

Мишель и Франсуа Кретоны прибыли в Мюррен рано утром на собственном вертолете. Полковника предупреждать о своем приезде, учитывая его состояние, они не стали. Встречал дорогих гостей сам хозяин отеля, где остановился Полковник, Жульен Берсье, невысокий, лысоватый человек, с круглым брюшком, суетливыми руками и вечно бегающими глазками.

— Как там наш подопечный? — спросил Кретон старший после того, как они обменялись приветствиями с хозяином отеля.

— Не просыхает, господин Кретон. Ох, и крепкое здоровье у вашего друга. Он пьет только русскую водку, выпил все мои запасы, пришлось даже дважды гонять посыльного в долину за новыми партиями, — то ли порадовался, то ли пожаловался Берсье. — Желаете пройти к нему в номер?

— Нет, я хотел бы сначала посмотреть, как он вел себя все это время.

— Тогда прошу в мой кабинет. Там компьютер и все, что мы записали, как вы и приказывали. Правда, господин Кретон, сказать по чести, смотреть особо не на что. Пьянство, секс и пьяный бред в промежутках.

— Это уж позвольте мне решать, есть там, на что смотреть, или нет, — оборвал его Кретон старший.

— Конечно, конечно, господин Кретон, — тут же поднял руки вверх и заискивающе заулыбался хозяин. — Вы платите, вам и решать. Прошу Вас, — распахнул он перед гостями дверь собственного кабинета.

На экране монитора мелькали картинки из последних дней жизни Полковника. Скрытые камеры были поставлены не только во всех комнатах, но и в туалете и ванной. Все время, что Полковник находился в номере, он был под постоянным и неусыпным контролем. Впрочем, жизнь его в эти дни не отличалась особым разнообразием. Выпивка, нечастый секс, снова пьянка и, наконец, тревожный сон. Так проходили день за днем.

— Кто эта девушка? — спросил Кратос хозяина.

— Жаклин — проститутка, из местных. Во время сезона их здесь обычно много приезжает, а сейчас остались только местные, да и то практически без работы сидят. А Жаклин вот повезло, клиент попался, на все время пребывания снял, платит регулярно, да и не очень утруждает, как видите. — Хозяин весьма гадко хихикнул, вглядываясь в монитор на занимающуюся сексом пару.

Кратос продолжил просмотр записи в режиме быстрой перемотки, иногда останавливая ее, чтобы прослушать подробности. В основном это касалось ночных кошмаров Полковника. Сны тому снились исключительно на русском языке, и Кратос внимательно вслушивался в крики, пытаясь составить картину мучающего Полковника кошмара. Мишель, разобравший в отдельных криках Полковника расширенный набор матерных выражений и отдельные, плохо сочетаемые с ними фразы и междометия, заскучал и сидел, молча потягивая принесенный хозяином ароматный кофе. Оживлялся он лишь тогда, когда Кратос останавливал перемотку в местах дневных откровений Полковника. Мишель с интересом слушал его интерпретацию всевозможных произведений литературы и кино в жанре приключений и боевиков. Охват историй был широчайшим: от Джека Лондона и Шерлока Холмса до 'Крепкого орешка' в исполнении Брюса Виллиса. Мишель откровенно веселился, слушая, как Полковник виртуозно примеряет на собственную шкуру все эти истории, откровенно цитируя первоисточники, и то, с каким неподдельным интересом слушает его эта девчонка. 'Она или полная дура или актриса профессиональная', — думал он. Если человек так виртуозно зарабатывает деньги, то его, пожалуй, нужно прикормить, чтобы использовать в дальнейшем.

Хозяин отеля, тоже поначалу с интересом следивший за происходящим, вскоре понял, что эротические сцены интересуют гостей меньше всего, начал зевать, прикрывая рот потной ладошкой, и лишь изредка вставлял необходимые комментарии к картинке, когда того требовал Кретон старший.

Ближе к полудню, просмотрев последнюю пленку, Кратос поднялся из-за стола и с наслаждением потянулся:

— Ну что же, господин Берсье, диски мы забираем, надеюсь, вы не додумались сделать копии наиболее интересных моментов?

— Не беспокойтесь, господин Кретон, я пока еще в своем уме. Да к тому же мне и кроме вашего клиента есть кого снимать в этих номерах.

— Ну, ну, — Кратос посмотрел на Берсье тяжелым, проникающим, казалось, до самых пяток взглядом. — Вы меня знаете, я неожиданностей не люблю и не прощаю. А теперь оставьте нас ненадолго.

Когда за хозяином отеля закрылась дверь кабинета, Кратос хлебнул кофе и обратился к Мишелю.

— Ну, что скажешь? Он всегда себя так ведет после боя?

— Первый раз его таким вижу. Люди, конечно, расслаблялись после дела, были и выпивка, и девочки, но не в таких масштабах. Я вот что подумал, отец. А не водит ли он нас за нос?

— То есть?

— Не игра ли — его нынешнее состояние? Ты обратил внимание, как изощренно он трепался перед этой девчонкой. Мне кажется, он абсолютно себя контролирует.

— Ошибаешься, он пытается себя контролировать, и если днем ему это еще удается, то ночью, когда просыпается подсознание, не очень. А его дневная болтовня из той серии, когда человек боится сказать вслух то, что у него на уме, и поэтому готов болтать без умолку на любые другие темы. Ну, а пить водку и не терять контроль его наверняка учили на прежней службе. Впрочем, он и ночью почти ничего не сказал, однако, настроение кошмаров его выдает. Последние события весьма сильно его взволновали, и это связано не с гибелью Самурая, вернее, не только с его гибелью. Наш полковник крепко задумался о смысле всего происходящего, и, похоже, что наши объяснения его больше не устраивают.

— Он становится нам опасен?

— Опасен? Ну, что ты. Он становится нам бесполезен. И нам придется с ним расстаться.

— Но, отец, мы же сейчас в цейтноте. Вряд ли мы успеем его заменить кем-то другим. Ведь предстоящая операция вновь будет на территории России.

— Да, конечно, на эту операцию я сумею его мобилизовать, но после ее окончания нам придется с Полковником расстаться.

— Может быть, подберем ему какое-нибудь другое дело. В качестве инструктора он вполне может быть полезен.

— Не обольщайся, Мишель, после операции он нам будет вреден, а не полезен. Быть может, мы его и готовили именно для этой операции. Полковник, как человек умный, рано или поздно должен был задуматься о том, что делает. А думающий исполнитель вреден.

Кратос обнял Мишеля и внимательно посмотрел ему в глаза:

— Не грусти и учись вовремя расставаться с людьми, даже если они тебе дороги. Люди — это все лишь инструмент для достижения цели. Только так можно ставить перед собой великие задачи и с успехом их решать. Ладно, пошли лечить твоего Полковника.

В номере Полковника стоял стойкий запах перегара, спертого, несвежего воздуха и давно не мытых тел. От шума открываемой двери Жаклин проснулась и с испугом уставилась на вошедших мужчин, натягивая до подбородка простыню. Хозяина отеля она знала, а вот двух других видела впервые. Берсье масленым взглядом уперся в сосок, выглядывающий из складок простыни, а тот, что был постарше, не обращая внимания на Жаклин, с брезгливым выражением лица сбросил с кресла какую-то одежду, уселся напротив кровати и прикрыл глаза, словно ожидая момента, когда здесь все приведут в порядок. Мишель подошел к не сводящей с него испуганных глаз Жаклин вплотную и протянул ей купюру:

— Приведи себя в порядок и жди в баре, тебя позовут, если понадобишься.

Жаклин, по-прежнему прикрываясь простыней, молча сползла с кровати и юркнула в ванную, захватив по пути кое-что из своей одежды.

— Господин Берсье, проводите девушку, — произнес Мишель, когда одетая Жаклин вышла из ванны. — Здесь вы нам больше не понадобитесь.

Когда дверь закрылась, Мишель распахнул настежь окно, подошел к Полковнику и сильно потряс его за плечо. Полковник открыл глаза сразу же, как только Мишель прикоснулся к нему. Тому даже показалось, что Полковник не спал, а притворялся, а впрочем, какая разница.

— Добрый день, Полковник. Как спалось?

— Добрый, если он конечно добрый, — проворчал Полковник, усаживаясь на кровати, — а спалось мне, господа, весьма хреново. Опять смотрел этот 'сон ужасов'. Каждую ночь его смотрю, а на утро вспомнить не получается. Дайте мне пять минут, господа, а то мне пока не говорить, а блевать охота.

Он с трудом выпрямился и направился в ванную комнату. Сказать, что он неважно себя чувствовал, — это практически не сказать ничего. Голова не просто болела, она буквально раскалывалась. Казалось, что череп вместо мозга заполнен жидким, готовым в любую минуту взорваться нитроглицерином. Каждое маломальское движение рождало шквальные волны боли, сопровождающиеся яркими, до рези, вспышками света в глазах и гулкими, рвущими перепонки звуками. Автофокус не работал, поэтому взгляд на предметах приходилось задерживать на некоторое время, чтобы глаз успевал настроить резкость. Переводить глаза с предмета на предмет было еще более мучительно, чем просто сопровождать направление взгляда головой. Все управление телом, видимо, передалось спинному мозгу и поэтому из-за нарушившихся связей происходило с некоторой задержкой. Мысли, рожденные неизвестно где, не успевали целиком сформироваться и улетучивались раньше, чем распухший в пересохшем рту язык успевал начать их воспроизводить. Поэтому тело более или менее свободно могло извлекать только междометия и слова, записанные ранее в подкорку, произнесение которых не требовало умственного напряжения.