На границе тучи ходят хмуро... (Агренев-1)

Полученное главой семейства послание было очень лаконичным:

"С получением сего немедленно выехать на дорогу к поселку Виргень. Под красной тряпкой будут дальнейшие инструкции".

Как хочешь, так и понимай.

Место Александр подобрал идеальное, по крайней мере, он сильно на это надеялся. С одной стороны пыльной грунтовой дороги тянулись свежескошенные поля с редкими стогами сена, с другой — чахлые рощицы, просматриваемые насквозь из любого места и дремучие заросли колючего (шипы были просто на загляденье) кустарника, гарантирующие сверхнадежный тыл. Когда корнет прорубал короткий путь отхода через это зеленое царство, то до крови рассадил себе руку подвернувшимся не вовремя сучком и едва не стал похож на Кутузова — благодаря чересчур упругой и упрямой ветке. Тогда, успокаиваясь, пришлось использовать без остатка все немаленькие возможности русского командного. Сразу за кустарником начинался глубокий и широкий овраг, через который корнет не поленился протянуть "тарзанку", после чего наконец-то и успокоился: по всем прикидкам его не то что поймать — догнать не получиться. Единственный выявленный минус после недолгих раздумий обратился в плюс. Дело в том, что самая удобная точка для наблюдения уже была занята почти полутораметровым в высоту муравейником, и его обитатели поначалу как-то плохо приняли нежданного гостя, зато потом... Кусочек мяса, плошка с медом и пара разбитых яиц заняли мурашей как минимум до начала ночи, не позволяя отвлекаться на всякие мелочи вроде большой кучи веток и листьев рядом со своим домом.

Не успел засадник заскучать, как вдали запылил одинокий фаэтон с двумя фигурками людей в нем. Чем ближе он подъезжал, тем отчетливее можно было разглядеть пузатый саквояж (скорее баул) на коленях пассажира и напряжение на морде амбала, сидевшего на облучке. Поравнявшись с невзрачным колышком на обочине, вокруг которого на манер пионерского галстука и был обвязан лоскуток ткани, кучер тяжеловесно спрыгнул и принялся бродить в поисках дальнейших указаний.

— Ну, чего там копаешься?

— Да ышшу я, ышшу...

Всласть размяв ноги и всего за две минуты отыскав таки засунутую под ткань немаленькую записку, с довольной (и слегка ехидной) улыбкой кучер передал ее хозяину. Хозяин прочитал, заозирался вокруг и с большой неохотой спустился наземь. Походил немного вокруг столбика, досадливо пнул его, выругался от боли в ушибленной ноге и едва ли не со слезами расстался с деньгами.

"Вовремя. Попытался бы уехать с ними, здесь бы и остался".

— Я знаю, вы где то рядом!

Кшиштоф Ягоцкий решил напоследок толкнуть речь, при этом невольно очень удачно встал — как раз напротив муравейника. Пять минут, секунда в секунду, он орал в никуда и при этом ни разу не повторился, обрисовывая затейливую родословную похитителей и перечисляя все способы, которыми он их поимеет. Под конец своего повествования он побагровел так, что даже страшно стало — вдруг прямо на месте подохнет?

— ...И буду искать всех вас до конца своей жизни! Анджейка, поехали!

"Точно дед умирать собрался! У него не жаба даже — динозавр настоящий, судя по громкости и продолжительности воплей".

Фаэтон еще виднелся вдали, когда у Александра закончилось терпение. Большими прыжками, напоминая внезапно оживший кусок дерна, он подлетел к саквояжу, подхватил его на руки и, не открывая, припустил к таким родным и надежным зарослям. Обрезая ставшую ненужной веревку через овраг, он напряженно прислушивался и осматривался, и только короткая пробежка через знакомый (еще бы, неделю здесь все готовил!) до мелочей лесок позволила окончательно успокоиться. Саквояж полетел на упругую траву, а корнет принялся оттирать лицо и руки от коричнево-зеленых разводов, не трогая пока балахон. Закончив, аккуратно и не спеша снял кусок дерна с краю полянки, под которым обнаружилась яма с вкопанным бидоном, и нетерпеливо принялся потрошить добычу:

"Какая прелесть. Пачки только вот потрепанные, но ничего, я не в претензии. Одна, две, три, четыре..."

Всего в бидон улеглось пятьдесят банковских упаковок ассигнаций по десять тысяч каждая. Хороший задел на будущее, очень хороший. Приладить крышку, накрыть промасленной бумагой и слегка присыпать яму землей из мешочка рядом. Утоптать и кинуть в уже неглубокую ямку небрежно упакованный револьвер, на тот случай, ежели все же отыщут (но в последнем были сильные сомнения), и высыпать остатки земли. Когда он уходил, на полянке оставалась только примятая трава, все остальное он запихал в саквояж, который по дороге выкинул в неглубокое болотце — пускай попробуют отыскать без акваланга.

— Когда вы... Все прошло благополучно?

— Завтра обнимешь своего темпераментного папочку. Кстати, привет ему передавай, говоруну. Скажи от всех от нас. Руку подставляй.

Стефан до последнего не верил в наступление светлого завтра, но отрубился быстрее обычного — устал, сердешный, от переживаний. Кряхтя и плохо отзываясь о строителях бункера, Александр вытащил под свет луны его безвольную тушку и, уложив в сторонке, тщательно прибрался за собой. Что смог — выбросил в старый нужник в саду, что не смог — засунул в печку и поджег. Передохнув, загрузил уже не дорогого гостя на коня, прикрыл мешковиной и, осторожно осматриваясь, двинулся в город.

"Хорошо все то, что хорошо кончается. Бедняга Стефан, мне почти его жалко. Он-то думает, что все его неприятности позади".

Глава 22

На следующий день после возвращения "блудного сына" богато одетый господин откровенно азиатской наружности напросился на беседу к постоянному и даже иногда успешному конкуренту Ягоцких — купцу первой гильдии Ежи Ковальски.

— Как прикажете представить?

Азият весело улыбнулся и сиплым голосом дал ответ:

— Скажите господин Абай, с выгодным предложением.

Служка провел нахального гостя в гостиную и замер как истукан, ожидая своего хозяина и попутно бдительно присматривая за подозрительным господинчиком — еще стянет чего. Минут через пятнадцать пожаловал и сам Ежи, с недовольной миной на старательно откормленном лице. Недовольный, но поздороваться все же не позабыл, заработав тем самым маленький плюсик в глазах Александра.

— Итак, чем могу быть вам полезен, господин Абай?

— Для начала вот, попрошу вас ознакомиться.

Выложенные на стол три листка хозяин читал минут двадцать, внимательно, неторопливо и явно запоминая все дословно, до малейшей запятой. Дочитав, сухо констатировал:

— Здесь не все. Чего вы хотите?

"Матерый хомячок. Моментально перспективы оценил".

— Двести тысяч.

— И что я получу взамен?

— Еще пятьдесят три страницы отменного качества. Фамилии, имена, даты. Хватит, чтобы ваш коллега поехал в Сибирь до конца своей жизни. Но если вас не интересует, тогда я пожалуй...

— Нет! Простите мою горячность, но вы же понимаете?

— Понимаю. Когда?

— Цена все же... Ладно, по рукам! Два дня обождете?

— Нет. Вечером следующего дня я отъезжаю из этих мест. Кстати, это и в ваших интересах.

— Тогда... А, черт! Завтра после полудня вся сумма будет у меня на руках, буду ждать вас.

— Простите, лучше я подожду. Место вы узнаете в семь вечера от мальчишки-вестового. Всего наилучшего, уважаемый Ежи.

На старый заросший пустырь на окраине города покупатель явился не один, а в сопровождении грузчика — двести тысяч ведь так тяжелы! Повертев головой по сторонам, купец суетливо достал из жилетки большие золотые часы и с тревогой уточнил время. Продавец же, еще раз осмотревшись и не найдя поводов для тревоги, соскользнул с дерева, быстро снял маскбалахон и, проверив, как вынимается револьвер (моментально, как и положено), двинулся совершать бартерную сделку — обменивать бумагу исписанную на бумагу раскрашенную.

— Вы исключительно вовремя, пан Ковальски. Все как договаривались?

— Где бумаги?

Купец опять начал подозрительно озираться, а грузчик попытался неуклюже выхватить оружие.

Клац!

Вроде простой звук, а какое действие произвел на покупателя и его подручного! Замерли оба, кто как стоял, только и слышно было, как кого-то из них икота пробила.

— Ты! Ко мне! Стоять. Брось на землю и проваливай!

"Было бы время да свобода действий, подоил бы я сообщество купеческое, ох и подоил бы. Блин! Чего такой тяжелый то? Вот ведь! Под пачками десятки золотые. Наверно кубышку свою растряс, не иначе. Увесистая сумочка получается".

— Куда! Стой, где стоишь. Пан Ковальски, позади вас камешек лежит, так вы его в сторонку. Вот, теперь мы в расчете.

Пока оживший купец радостно терзал плотно увязанный сверток, Александр тихо отступил в сторону и присел позади высоченных зарослей полыни, полностью скрывшись из виду. К тому моменту, когда Ежи Ковальски, радостно помаргивая и улыбаясь, оторвался от дорогостоящей покупки (на такое хорошее дело ему денег было совершенно не жалко), его недавнего собеседника и след простыл. Но это уже было неважно. Был господин — нет его! Это все мелочи, а вот прикинуть, чем и как он придавит давнишнего врага-товарища, и сколько ему запросить за молчание — это да, это ух как сладко...

* * *

Скромно положив свой подарок на специальный столик, в кучу таких же нарядно-праздничных коробочек, Александр прошел дальше, поздороваться с хозяйкой и устроительницей приема. Мадам Кики, к удивлению корнета, оказалась не общепризнанной красавицей, а пожилой стройной женщиной за... точно определить последнее оказалось затруднительно, так как он никогда не считал себя экспертом в данной области, но шестьдесят ей уже точно было. Несмотря на очень почтенный по местным меркам возраст, кое в чем хозяйка легко давала фору молодым: слушая ее шутки и невинные вроде бы вопросы, Александр поймал себя на том, что непроизвольно улыбается, а это дорогого стоило. Для него, по крайней мере.

— Прошу принять мои наилучшие пожелания в связи с вашим днем ангела, мадам.

— О! Корнет, наконец-то вы пожаловали в гости к скромной затворнице!

Окинув взглядом немаленький зал для приемов, Александр мысленно с нею согласился — до масштабов столицы затворнице, да еще и такой скромной, было явно далеко. Всего-то под сотню человек.

— А где же Софья Михайловна, или вы уже разучиваете новый романс?

"Блинский похоже всем доложился, зачем и к кому я приезжаю в город. Или это со стороны? Насчет изучения романсов я проехался по ушам только ему. Вот что значит нет ни телевизора, не кинотеатров. Любой слух распространяется со скоростью как минимум, радиоволн".

— Увы, мадам, я не силен в музыке.

Собеседница князя довольно прищурилась, поглядывая на подходящую пару новых гостей.

— Мне верно говорили — у вас отменное чувство юмора, корнет. Всегда рада видеть вас у себя. Прошу прощения.

Побродив между колонн, раскланявшись со всеми знакомыми офицерами и чиновниками, Александр счел, что упрекнуть его больше не в чем и со спокойной душой затаился в нише рядом с большим окном, где и принялся коротать время, вспоминая недавние события.

Старина Кшиштоф орал не напрасно, он и в самом деле решил выполнить свое обещание: его доверенные люди весьма активно начали доставать всех встречных-поперечных расспросами на тему незнакомых приказчиков (наверно поговорили как следует с последним пареньком-курьером, потому что приметы полностью совпадали с обликом его второй маски), и уж точно самым тщательным образом прочесали место, где остался заветный саквояж. Все это дело продолжалось три дня, а на четвертый пан Ковальски пригласил пана Ягоцкого в гости. Ходили слухи, что приглашение получил и его сын Стефан, но тот сказался больным и вообще давненько уже не показывался почтенной публике на глаза. О чем беседовали два купца-миллионщика, знали только они, вот только после этой беседы все купеческое сообщество сильно удивилось: преуспевающий гешефтмахер Кшиштоф Ягоцкий стал очень нервным и сильно чем-то опечаленным, к тому же начал резко сворачивать все дела, распродавать имущество и вовсю готовиться к отъезду в дальние края. Настолько дальние, что даже загранпаспорта выправлять начал — себе и сынку. Несмотря на это самое удивление, никто из сотоварищей по торговой стезе не отказался хапнуть себе хотя бы кусочек чужого дела, но, разумеется, больше всех поимел (во всех смыслах) с проигравшего купца Ежи Ковальски.

— Корнет?!!

Оказывается он так увлекся своими мыслями, что не заметил появление смутно знакомой дамы.

— Кем же вы так увлеклись, мон шери, что забыли обо всем на свете?

— Простите, Наталья Павловна, мне просто нет оправдания. Вы чудесно выглядите, как и всегда. Как изволит поживать ваш почтенный супруг?

— Спасибо, хорошо. Вот кстати! Ежели на то БУДЕТ ваше ЖЕЛАНИЕ, то Я ПРИГЛАШАЮ посетить наш дом.

Чертовка весьма ловко выделяла нужные ей слова, произнося их с придыханием и томными улыбками, подкрепляя свои намеки движением веера и тонких длинных пальцев. И не то, чтобы Александр был сильно против, скорее даже за, вот только будет ли он в ее постели хотя бы сотым? А ведь антибиотиков пока нет и когда появятся — неизвестно.

— Наталья Павловна, благодарю за приглашение, непременно воспользуюсь. Вот только Софья Михайловна захочет ли, не знаю.

— Мон шери, не будьте таким ханжой.

Выдав напоследок ценный совет, дама поспешно отошла в сторону, а уже через мгновение и корнет увидел баронессу, в сопровождении двух незнакомых ему девушек целеустремленно приближавшуюся к нему с ласково-злобной улыбкой.

— Князь, познакомьтесь: Анна Викторовна и Татьяна Викторовна, мои давние подруги.

Неизвестно, какие они были подруги, но глазки строить начали обе и практически одновременно. Да и по поводу давности баронесса слегка погорячилась — девицы были заметно моложе ее, годов этак восемнадцати.

"И к тому же явно сестры. Чего она их ко мне притащила? Опа! Молодец что притащила, умничка — пока эти рядом, другие не подойдут. Особенно вон та, в лиловом платье. Наверняка считает, что я отличная пара ее бледненькой жирненькой доченьке".

— Корнет, а как вам прием?

— Да-да, так хорошо все устроено! Я в восхищении.

Сестрички щебетали не переставая, полностью похоронив надежду Александра послушать еще шутки хозяйки приема. Вдобавок баронесса недвусмысленно давала понять свое недовольство, впившись своими на диво острыми коготками ему в ладонь. Едва заметно поморщившись, князь тихо прошипел:

— Соня!

В ответ раздалось тихое мурлыкание:

— Улыбайся, милый, улыбайся. О чем это вы так мило разговаривали с этой... Натальей Павловной? Или это тайна, господин офицер?

Пользуясь тем, что девицы отвлеклись на проходившую мимо даму, точнее на обсуждение ее платья, Александр вполголоса ответил ревнивице:

— Приглашала тебя и меня к себе на чай. А если ты еще раз ущипнешь меня, я рассержусь.

— Ах так! Тогда видеть тебя не желаю... сегодня. Вот!

Тяжелее всего от их нежданной размолвки пришлось именно князю: покидая бал, он был обременен дюжиной приглашений "помузицировать" и тройкой добродушно-требовательных "заходить попросту, не чинясь". Причем если первые его просто раздевали взглядом, то вторые еще и в карманах попутно пытались пошарить, определяя, насколько обеспечен потенциальный зять.