На границе тучи ходят хмуро... (Агренев-1)

"Значит, Есю все же отловили. Он хоть успел насладиться честно заработанными? Судя по некоторым деталям и рассуждениям газетчиков, мои заявления в банке не остались незамеченными и польский след — основная версия. Нда. Не о том думаю. Впереди испытание посложней и поопасней недавнего дела. Тетя своего племянника как облупленного знает".

* * *

В Рязань поезд прибыл поздней ночью. Настолько поздней, что через три часа уже и солнышко должно было взойти.

"Поместье тети в Иванеево... Нет, в Ивантеево. От Рязани двадцать верст. Изрядно".

С рассветом, привокзальная площадь оживилась. Появились первые торговцы-коробейники, вкусно запахло из пары едален и небольшого бистро, засуетились железнодорожники в преддверии очередного поезда. И экипажей побольше стало — их владельцы скучковались в небольшую толпу и развлекались разговорами. Выбрав по виду самую резвую конягу, Александр молча уселся на скрипнувшее кожаное сидение подрессоренного фаэтона.

— Куда изволите?

— В Ивантеевку.

— Далековато будет, вашбродь.

— Пять рублей устроит?

Вместо ответа, обрадованный "таксист" залихватски свистнул, понукая своего жеребца. Сначала кончился город, потом пригороды, а потом потянулся однообразный сельский пейзаж. Пассажира на солнце немного разморило, и он едва не уснул, тем более, что теплый ветер с запахом свежескошенной травы, мерная качка повозки и ритмичный стук подков по грунтовке действовали как хорошее снотворное.

— Ваше благородие!

— А! Приехали?

— Энто... куды далее править?

— К усадьбе и правь, голубчик. Далеко еще?

— Да не. Эвон крыша дома господского ужо показалося.

Пока подъезжали к двухэтажному деревянному дому, Александр напрягал и расслаблял тело, стряхивая сонную одурь. Заодно слегка погримасничал, готовясь улыбаться — много, радостно и самое главное — искренне.

"Господи, только бы обошлось".

Так он не волновался уже давно. Но вместо тети на крыльце показалась...

"Тетке лет пятьдесят, сестре двадцать недавно исполнилось. Тогда кто?"

— Батюшки святы, Александр Яковлевич пожаловали!

Кто бы она не была, но гостя узнала сразу и безошибочно, и моментально обрадовались.

— Сенька!

Появившийся на крик коренастый мужичок молча ухватил чемодан и исчез с ним в глубине дома.

— Вытянулися-то как! Вот Татьяна Львовна с Анной Петровной обрадуются, они вас так ждали.

— А где же сама тетушка?

— Так оне с час назад к Харокиным с визитом отправилися, но к полудню непременно назад.

— Понятно. Может?..

Александр кивнул на дом, вопросительно поглядев на свою безымянную (пока!), собеседницу.

— Ой! Что же это я! Милости просим!

Проводив поручика до его личной (о как!) комнаты, женщина побежала распорядиться о ванной.

"Мою домохозяйку напоминает".

Комната была какая-то нежилая. Узкая кровать с горкой подушек и толстой периной, два тройных бронзовых подсвечника с короткими обрубками свечей, в дальнем углу помесь письменного стола и шкафа — и столешница есть, и множество шкафчиков и полочек над и под ней. Керосиновая лампа на подоконнике, стены затянуты в светло-синюю ткань, на полу — тонкая войлочная дорожка. Очень удобное даже на вид кресло, обтянутое гобеленовой тканью, графинчик с водой.

"И ночной горшок под кроватью. Какая прелесть! Словно в сказке очутился. Наверное тут и не спал никто после того как племянник уехал в Павловское поступать".

На дверном косяке обнаружились аккуратные царапины, а рядом с ними — цифры. Десять лет, одиннадцать, тринадцать. Еще, очень много было вязанных кружевных салфеток и кисейных платков-накидушек — на спинке стула, на подоконнике, на подушках, на одеяле. И цветы везде. Легкий перекус окончательно добил Александра, и он задремал прямо в кресле, успев только слегка расстегнуть китель и ослабить портупею.

Свет. Яркий, ослепительный, но не обжигающий, скорее ласково-теплый. Пронзительная синева неба, тихий шелест волнующейся под ветром травы и смех — беззаботно-счастливый. Его смех... Тонкие руки сестры Ани. Он иногда звал ее Анечкой, а она его, по-детски еще шепеляво, Шашей, отчего он постоянно хихикал.

Из сна его выкинуло резко, ударом лютой боли в виски. Она все нарастала и нарастала, буквально иссушая разум, и даже транс не помогал — эта боль с легкостью проламывала лед безразличия и отстраненности, пульсируя уже по всему телу, пока... пока он не понял. Боли больше не будет — никогда. Последний кусочек чужой памяти растворился в нем, последний привет от бедного юнкера Агренева. Теперь стали вполне понятны необъяснимые прежде приступы боли. Это чужая память, последние следы старого хозяина тела, "усваивались" его разумом. Размышления резко оборвались, стоило только услышать через неплотно прикрытую дверь негромкие женские голоса:

— И ты молчала!

— Так ведь с дороги же, утомилси!

— А, ну да. Ты иди проверь, только тихонько, не разбуди.

"К чему оттягивать неизбежное?"

Утренняя знакомая, так душевно встретившая гостя на крыльце, только коротко ойкнула и подалась в сторону, пропуская Александра.

— Тетушка!

Теперь уже оторопела хозяйка дома: таким она своего племянника не видела никогда! В последнее их свидание он был такой же, как и всегда — застенчивый, часто краснеющий юноша, всегда смущающийся открыто выражать свои чувства, с вечными чернильными пятнами на указательных пальцах рук, худенький. Сейчас к ней подходил уверенный в себе, сильный и спокойный загорелый офицер. И глаза... Больше Татьяне Львовне рассмотреть не удалось — ее мягко и осторожно обняли, поцеловали и напоследок слегка поцарапали пуговицами на мундире.

— А где же Аня?

— Ну, здравствуй, племянничек. Хорош гусь! За столько времени — и ни одного письма. А ну! Повернись, дай тебя рассмотрю. Ой, вымахал-то как. Да телеса какие себе отрастил! Хорош! Все соседи с зависти помрут, как есть помрут! И наградами удостоен!

Александр не совсем понял, как он связан с будущей эпидемией соседских смертей, но уточнять не стал. Вместо этого засыпал свою тетушку градом вопросов: как жизнь, как урожай, чего нового в округе, как прошла помолвка? Что самое занятное — было действительно очень интересно слушать ее ответы. Пользуясь тем, что дочка приводит себя в порядок после долгой и утомительной поездки (аж три версты в крытой бричке), тетя беззастенчиво резала всю правду матку. Жених из-за невеликого своего чина и почти пятнадцатилетней разницы в возрасте ей не глянулся, но раз уж у Анны Петровны приключилась внезапная "Лубофф" (с большой буквы), то мешать высоким "чюйствам" она не будет, урожай в этом году вышел на славу, а соседи... Племянник молча слушал и улыбался. Татьяна Львовна очень сильно напоминала ему подругу мамы. Той мамы, одной-единственной и неповторимой. Тетя Зина тоже была женщиной сильной и мудрой, а главное — энергичной и неунывающей, впрочем, как и ее подружка.

"А ведь когда у Татьяны Львовны умер муж (даже и не помню, кем он был), она в золоте не купалась, скорее наоборот. Однако без малейших колебаний забрала к себе единственного сына сестры и растила, как своего"

— Так я и отписала Амалии Федоровне, ты же помнишь, в каких чинах ее супруг ходит? И месяца не прошло — ответила и про адрес твой, и кое-какие подробности. О том, что служишь исправно, у командиров на хорошем счету, награды уже имеешь. Вот похвастайся тетке, за что Анну навесили? И оружие, как посмотрю, не простое. А?

— Да пустое, тетя. С контрабандистами в перестрелке побывал, мне это в подвиг зачли.

— Как был скромным, так и остался! — осуждающе-довольно констатировала Татьяна Львовна.

Вспомнив о подарках, Александр заговорщицки подмигнул и на минуту исчез в своей комнате, появившись с изящной узкой шкатулкой в руках.

— Ох! Да ты с ума сошел, Сашенька, такие деньги на... Пелагея! Где ты там? Зеркало подай! А там что?

— Анне, подвеска и серьги. На помолвку.

— Красота какая! А кольца?

— Ну тетя! Вас двое, колец два, чего ж тут гадать?

— Вот дай-ка я тебя расцелую!

К тому времени, когда в гостиную изволила пожаловать двоюродная сестра Александра — Анна Петровна, там уже вовсю шло веселье: племянник рассказывал тете очередной смешной случай из нелегкой жизни несунов, а Татьяна Львовна и ключница, она же — гувернантка, она же — младшая подруга по имени (наконец-то!) Пелагея, заливисто хохотали, повторяя понравившиеся фразы. Потому и не сразу услышали ее недоумевающий голос:

— Рада вас видеть, Александр!

Князь досадливо поморщился (и это не укрылось от зоркого взгляда тети), плавно встал и коротко кивнул-поклонился.

— И я рад приветствовать вас, Анна.

Сел обратно и как ни в чем не бывало, продолжил рассказывать историю, краем глаза рассматривая свою двоюродную сестру. Немного манерная, "городская" девушка со сложной прической и нервными пальцами. Чужая ему, в отличие от тетушки. Переждав, пока утихнет смех, и отпив глоток душистого чая, он задумчиво поинтересовался:

— Тетя, а кто сейчас распоряжается в моем поместье?

Едва не поперхнувшись от такого плавного поворота в беседе, хозяйка ненадолго задумалась.

— Э... ну... Да ведь оно в закладе уж лет пять. Значит, в управлении банка. Последний владелец, Тихон Иулинович, хозяйствовал неважно, усадьба-то сама обветшала сильно, да отсырела, земли неустроенны. Разве что где арендаторы есть, да сено косят по селам. Ну и распахивают кое-где без дозволения — хозяйского пригляду ведь нету.

— Печально. Ежели это возможно, то я хотел бы съездить, осмотреть?

"А заодно узнать потихоньку, где могила матушки "донора"".

— Коли есть желание, так почему бы и не навестить поместье? Поутру, после завтрака и устроим все.

— А когда планируете свадьбу?

Теперь уже поперхнулась Анна. Немного заалев, она все же открыла страшную тайну:

— Через год, в августе. Виктору Даниловичу обещано место и чин коллежского секретаря, вот после...

— Может удастся отпуск испросить? По такому случаю отказать не должны.

В общем, можно было с уверенностью утверждать — вечер удался. Тетя достаточно спокойно приняла все изменения в своем племяннике, и когда расходились по комнатам по причине позднего времени, сама подошла и еще раз расцеловала, дрогнувшим голосом пробормотав напоследок:

— Вот бы Верочка порадовалась...

На следующий день они в полном составе навестили родовое поместье князя Агренева, полюбовались вблизи на богатый урожай травы и сорняков на полях, одичавшие кусты смородины и малинника рядом с дорогой. Сама усадьба... если коротко — набор сырых и гнилых дров.

— Это что же — банк совсем не следит за своей собственностью?!

— Таких поместий с десяток по округе наберется, ежели не больше будет. Ранее следили и землям пустовать не давали, да вот как-то забросили.

На обратном пути они сделали изрядный крюк и заехали в приходскую церковь, вернее, на кладбище при ней — поклониться могиле Веры Львовны, княгини Агреневой. Все это время Александр ждал хоть какого-нибудь проблеска-воспоминания, но увы и ах — не дождался ничего. В родовом поместье, на кладбище, и даже при взгляде на памятник-крест на могиле приходилось изображать приличествующие моменту эмоции, полностью гася настоящие, и это не прибавляло ему хорошего настроения.

"И обманывать плохо, и правду сказать нельзя. Скорей бы все закончилось. Еще сестра двоюродная..."

Анна ему не то, чтобы не глянулась, но на томно-загадочных или чересчур манерных девиц он вдоволь насмотрелся еще в Ченстохове. Или это так и положено — вести себя с родственником, как со слабознакомым человеком? Мда...

* * *

Узнав о том, что к помещице Лыковой приехал в отпуск ее племянник, и вроде как даже и холостой (не помолвленный ни с кем), тут же зашебуршились соседи, у которых были дочери подходящего возраста. Словно сам собой организовался большой прием на свежем воздухе, на котором были представлены все сливки местного светского общества — то есть десяток семейств разного возраста. Слава богу, что вместе с дамами прибыли и их пожилые кавалеры. Они с легкостью согласились поделиться с молодым поручиком своим боевым прошлым. Вернее, согласился один — остальные слушали без интереса (и наверняка не в первый раз), как когда-то воевал в горах Кавказа почтенный Исидор Карпыч. В отличие от остальных, молодой племянник Татьяны Львовны проявил неподдельный интерес и постоянно уточнял непонятные ему моменты. Тема разговора петляла, как след зайца на снегу, и вскоре про диких горцев забыли, переключившись на извивы грандполитик — чем и воспользовались кружащие невдалеке (как акулы) гостьи.

"Вот и верь после этого, что сельские девушки милы, скромны и до невозможности застенчивы. Или это мамаши им накачку сделали? И сам дураком оказался. Подарки сделал, а о последствиях позабыл. Подарки дорогие — значит богатый, а богатый и молодой аристократ — знатная добыча и трофей для любой решительной охотницы. Тетя просто цветет от счастья".

В бой пошла тяжелая артиллерия — величаво подплыв поближе, одна из недавно представленных ему помещиц осведомилась с утвердительной интонацией:

— Князь, приглашаю вас завтра к нам на обед!

— Почту за честь.

"Вот и определилась самая решительная маман".

Вскоре определилась и самая умная (или хитрая) девица. Она попросту напросилась на тот же обед в компании своих подружек, причем словно бы и не хотела, но раз уж пригласили... Послушав прелестное щебетание юных (иногда весьма и весьма условно) девиц, поручик страстно захотел обратно на заставу, к таким милым и родным "контрабасам". Какая тоска этот сельско-светский флирт! Тем более, что ни одна не была в его вкусе: или стройная до невозможности (невозможности обнаружить грудь, например), или слишком фигуриста, примерно полторы Софьи сразу, как минимум. Вдобавок, бледные, как поганки — и это в конце августа месяца! Нет, понятно, что загорают только крестьянки и мещанки, но надо же и меру знать?

— Что-то ты невесел, мой мальчик?

Подошедшая тетушка просто лучилась радостью — у нее в гостях собралось такие господа! Вернее, сударыни.

— Неужели тебя никто не заинтересовал? Вот, хотя бы, дочка помещицы Федоровой — чудо как хороша, прямо кровь с молоком!

— Благодарю, но свои сердечные дела я устрою сам.

— Ну, Сашенька, не сердись. Ты же знаешь, я желаю тебе только хорошее.

— Ну что вы, тетушка, как я могу на вас сердиться. Просто я еще не готов к серьезным отношениям!

"Иначе замучают до смерти. О! Я ведь еще и на фабрику успею заглянуть! Или не успею? Ежели послезавтра отправиться и не ночевать в Сестрорецке — вполне успеваю".

— Тетя, я хотел бы просить вашего совета.

— Слушаю тебя, мой мальчик?

— Мне хотелось бы знать, возможно ли выкупить Агренево, и какую сумму выставит банк. Но сам я с этим управиться не смогу, попросту не достанет времени. Возможно, вы?

— Сколько долгу я тебе и сама скажу. Дай бог памяти... Тихон Иулинович ведь говорил мне как-то... Вспомнила! Две закладных на общую сумму в сорок тысяч. Почти сорок, точно все же не помню. Но на выкуп надо меньше: все порушено да заброшенно, земля сорняком взялась, поместье, поди, и сгнило уже совсем.