На границе тучи ходят хмуро... (Агренев-1)

— Вчера до двух пополуночи в собрании проторчал.

Григорий понимающе улыбнулся в усы: в собрании до двух, а на заставу к девяти явился. Значит, баронессу "провожал"...

— Как там наш шпион поживает?

— Да все как обычно. Тут поспрошает, там послухает, ишшо где потрется...

Когда Григорий вычислил (молодец, кстати) в своем взводе "дятла", то поначалу хотел разобраться с ним по свойски, не выносить сор из избы. Но пока он прикидывал да примерялся, вернулся из отпуска командир, и унтер с облегчением свалил на него решение нежданной проблемы. Александр же, не раздумывая долго, указал: оставить все как есть и не устраивать рядовому Бибикову несчастный случай. А чтобы Гриша точно понял, почему это надо сделать, пояснил:

— Уберем одного, подсунут другого. Этот же теперь для нас безвреден почти, даже полезен будет! По расспросам сразу поймем, куда ветер дует. Ты нашим шепни о нем и постарайся выяснить к кому он бегает со своими докладами.

Последнее унтеру прояснить не удалось до сих пор — уж больно осторожен был чей-то информатор. Но видели разок в том же районе жандармского штаб-ротмистра Сурикова. Хотя, может это было простым совпадением. Бывает ведь и такое в жизни.

— И что он выспрашивает?

— Хы! Интересуется, стервец, как мы на "охоту" ходили, да как караваны таким малым числом перехватывали!

"Так... Вот и обещанные неприятности. Точнее, небольшое беспокойство. Поздно спохватились, чернильные души. Из "особой" ветеранской группы на заставе только двое и осталось, да и те скоро ко мне в Сестрорецк уедут. А остальные все как один подтвердят, что всю перехваченную контрабанду я сдавал родному государству. Что еще? И все, больше подловить-то и не на чем. Скупщик только по голосу опознает, да и то очень сомнительное доказательство. А большие потери среди бедняжек контрабандистов, так и караванов сколько перехватил! Чиновники-оценщики едва не плакали от радости. Вот у кого я на хорошем счету!"

— Сядет в уголок и вроде как и не интересно ему. Песий сын!

— Ладно. А! Совсем забыл, Валентин Иванович о тебе в своем письме справлялся.

— Поди ж ты, не забыл! И ему мой поклон передавай, Александр Яковлевич. Как оно тама?

— Слава богу, без накладок пока. Первую сотню Рокотов на склад отправили, патроны начали выделывать. Скоро посылка придет с образцами, вот и полюбуемся.

* * *

В первых числах декабря на заставу пожаловали нежданные гости: и если подполковник Росляков был привычен, то чиновник Таможенного департамента...

— День добрый, Сергей Юрьевич.

Немного напрягшийся при виде начальства штаб-ротмистр успокоено поздоровался в ответ — раз уж разговор начинают с имени-отчества...

— Позвольте вам представить моего спутника. Господин Хлудов, Николай Степанович, имеет честь служить в Таможенном департаменте в чине коллежского асессора. Сергей Юрьевич, господин Хлудов желает переговорить с поручиком князем Агреневым. Вы не могли бы послать вестового за ним?

Когда Александр зашел в канцелярию, то первое, что он увидел — недовольно-высокомерную мину на лице (вообще-то на язык просилось "харя") незнакомого ему чиновника.

"Можно сказать, любовь с первого взгляда. Специально такого послали что ли? Или чем толще рожа, тем выше чин?"

Представив чиновника ещё раз, подполковник поудобнее расположился и сделал приглашающий жест.

— Вы можете начинать господин Хлудов.

— Благодарю, господин подполковник.

Чиновник помедлил, видимо, подбирая нужные слова, затем негромко прокашлялся и выдал:

— Скажите, поручик...

— Великодушно прошу простить, что перебиваю, но для вас я "ваше благородие" или "ваше сиятельство". Только так и никак иначе. Прошу, продолжайте.

Побагровевший чиновник дернул щекой, но все же вспомнил на чем его прервали.

— Так вот, мне поручено осведомиться...

— Еще раз прошу прощения — кем поручено?

— Господином коллежским советником Вятовым! Я могу наконец продолжить? Сведения о том, что в городе Сестрорецке у вас имеется завод, соответствуют действительности? Он и вправду принадлежит вам?

— А что, есть какие-то сомнения?

Глядя на поручика, нельзя было сказать, что он тяготится разговором. Скорее немного скучает. А подполковник и штаб-ротмистр и вовсе молча наслаждались разворачивающимся действом: их сослуживец демонстративно и с некоторой ленцой унижал чиновника, уверенно доводя последнего до белого каления.

— То есть — да?! Тогда я попросил бы вас объяснить, откуда у вас взялись такие деньги!

— Плохо просите, плохо. Вот если бы на коленях...

— Да... Вы... Да что вы себе позволяете! Вы не смеете!

— Я? Это вы только что позволили себе оскорбить и честь четырнадцатой Ченстоховской бригады, и лично меня как офицера. Вы вообще понимаете, что и у кого вы спрашиваете?

— Я требую объяснений!

— Хм. А покажите-ка мне, любезный, предписание или какую другую бумагу, дающую право вам, гражданскому чину, требовать что-то от офицера Русской императорской армии? Что, неужели не озаботились выправить? Ну что же вы так плохо подготовились! Требовать будете у себя дома, голубчик, а здесь воинская часть. Молчать!

Последнее слово поручик произнес вполголоса и спокойно, но замерли все присутствующие — столько властности и угрозы прозвучало.

— На любые вопросы я отвечу только своему командованию. Или в суде, только тогда и я подам встречный иск и обязательно выиграю процесс. Вы же здесь никто и звать вас никак. Я доступно излагаю? Тогда я вас более не задерживаю...

Чиновник так торопился, что едва не выскочил на улицу без шубы. А подполковник Росляков, проходя мимо своего подчиненного, одобрительно кивнул, обернувшись напоследок уже на пороге:

— Всего хорошего, господа!

Глава 34

В середине декабря наконец-то прибыла долгожданная посылка от Греве. Вернее, четыре увесистых, немаленьких и крепко-накрепко заколоченных ящика, за которыми князю пришлось лично проехаться в почтово-багажное отделение железной дороги. Едва Александр и его денщик затащили в квартиру последний ящик, тут же нарисовался радостный унтер, причем не один, а в компании с маленьким ломиком.

— Вот, командир, у Трифона Андреича одолжился!

Даже с инструментом Григорию пришлось изрядно повозиться: неизвестно, кто именно упаковывал посылку, но железных лент и гвоздей явно не жалели, как и хорошего дерева.

Кррааак!..

Доска наконец поддалась, напоследок жалобно хрустнув. Резко запахло оружейной смазкой, а стоило убрать промасленную тряпку, как тускло засияли воронением аккуратно (и плотно) уложенные пистолеты — десяток Плеток и по пятнадцать штук Рокотов и Орлов.

— Эх, красота!

— Ты не останавливайся, раз уж начал.

— Тоже верно.

Спустя пять минут последняя часть четырехкомпонентной посылки лишилась крышки, а унтер в очередной раз лишился речи: на пол посыпались разнообразные ножи с чудной неровно-волнистой заточкой, ложки и вилки с вытравленными на них узорами, непонятные латунные коробочки, еще более непонятный инструмент.. И самое интересное — складные перочинные ножи в брезентовых чехольчиках. Однолезвийные и ножи-бабочки были осмотрены и одобрены Григорием и денщиком с редким единодушием, после чего пришел черед десятка ножей со странно толстыми рукоятками.

— Ого! Глядь, Савватей, это ж сколько лезвий! Ты смотри — шило... Ух ты, вилка! Отвертка, штопор... О, напильничек... Справная вещица, как есть справная. А эт чего, командир?

Александр в это время любовался первым серийным Рокотом. То есть не первым, конечно, первые пронумерованные сто штук, каждой из трех моделей, осели на складах до его особого распоряжения. Все равно — одним из первых! Особенно нравилось выбитое на ствольной коробке клеймо, бывшее в девичестве знаком радиационной опасности. Было радостно и немного грустно.

"Я все-таки это сделал".

— Командир?!

— А? Да, я слушаю?

— А это что за штука такая?

— Это инструмент слесарный такой, вон там покрути. Видишь размер меняется? Заменяет с десяток гаечных ключей.

— А это?

— Бритва. Безопасная. Надо же, и лезвие есть?

Почитав вложенную в коробочку-футляр записку от Греве, Александр разочарованно поморщился: проблему промышленной заточки лезвий так и не решили. А это маленький сувенир от Валентина Ивановича своему шефу, так сказать, ручная работа.

— А это?

— Я же тебе рассказывал. Бенза — то есть бензиновая зажигалка. Вон и жестянки с заправкой для нее. Ты сбоку на крышечку надави.

— Тугая какая!

— Хм?

Из дюжины зажигалок удачливому унтеру попалась одна-единственная с маленьким брачком — плохой подгонкой корпуса и крышки. Подумав, Григорий довольно улыбнулся и начал обстоятельно проверять ножи-мультитулы, взмахом руки мобилизовав себе на помощь Савву.

"Вот! В открытую просить не хочет, а бракованные вроде как и не жалко будет. И ведь знает же, что не откажу в любом случае, а все равно! Жук".

— Да не мучайся ты. Выберите себе по зажигалке и ножу-складничку, и всего делов. Савва, возьми еще на пробу вилок-ложек для Марыси. А ты, Гриша, захвати одну зажигалку для фельдфебеля — он у нас известный любитель махрой подымить.

В тот же день первый ящик — с пистолетами, второй — с патронами и третий — с кобурами и запасными магазинами — попали в нетерпеливо-загребущие (в полном соответствии с занимаемой должностью) руки господина заведующего оружием Ченстоховской бригады ротмистра Николаева.

Через два дня приключилось редкое событие: офицерская касса взаимопомощи заметно оскудела. Вначале разобрали (вернее сказать — расхватали) Рокоты. Тяжелый и мощный пистолет просто завораживал своей соразмерностью, хищной красотой и необычностью вида: рублено-четкие формы ствольной коробки резко переходили в плавно-изогнутую эргономичную рукоять с выступами. Тот, кто брал его в руки, как правило, уже не мог отказаться от покупки. Орел тоже пошел на ура, как меньший брат Рокота — более "зализанный" и полегче. Правда, и рукоять была немного похуже. А из-за последней Плетки даже немного поссорились: пока один офицер бегал и одалживался по друзьям-товарищам, второй сразу пришел со всей суммой, вот только уйти вовремя не успел и наткнулся на первого. Страсти утихли только после того, как ротмистр Николаев принял заявки от всех желающих и клятвенно заверил, что приложит все усилия для их скорейшей реализации! При этом ротмистр довольно улыбался и периодически поглаживал лежащую в кармане бриджей Плетку, жалея при этом только об одном — что находящийся дома Рокот ну никак невозможно носить вместо штатного Смит-Вессона.

* * *

Когда незадолго до новогоднего бала Александра вызвали в штаб бригады, он было решил, что его опять попросят ускорить прибытие второй партии пистолетов — по мере того, как господа офицеры "распробовали" новое оружие (разумеется, не забыв, словно невзначай, похвалиться перед сослуживцами и просто знакомыми), список заявок стал вдвое толще и демонстрировал устойчивую тенденцию к дальнейшему росту.

— Господин полковник, по вашему приказанию прибыл!

— Прошу, присаживайтесь, поручик. Мы с вами люди военные, потому перейдем сразу к делу. Александр Яковлевич, из Таможенного департамента поступил запрос касательно вашей персоны. И я просто обязан... э...

— Господин полковник, осмелюсь уточнить — запрос по поводу источника средств на открытие моего завода?

Толкушкин молча кивнул. Было видно, как его тяготит и сильно подобный разговор. Подозревать такого блестящего офицера, своего... ему было попросту стыдно.

— Ну что же. Надеюсь господ таможенников удовлетворят нотариально заверенные копии кредитных договоров и прочих бумаг?

— Несомненно!

Олег Дмитриевич прямо на глазах оживал и возвращал себе хорошее настроение. Через полчаса его настроение улучшилось опять — до самого что ни на есть верхнего предела: поручик Агренев посетил расположенное невдалеке отделение Русско-Азиатского банка (вернее, свою ячейку в нем) и вернулся в штаб с тоненькой картонной укладкой на веревочных завязках.

— Прошу.

Не открывая, старший офицер небрежно отодвинул ее в сторону и немного удивленно осведомился:

— Александр Яковлевич, как же вы так быстро управились? Или вы готовились заранее?

— Ну что вы, конечно же нет! Просто месяца два тому как потребовались копии для моего стряпчего, так я на всякий случай оформил все с некоторым запасом. Позвольте полюбопытствовать, Олег Дмитриевич, ежели это только возможно, за чьей подписью поступил запрос?

— За... один момент, где же... а, вот — господин коллежский советник Вятов, Филипп Арнольдович. Вы желаете требовать удовлетворения от этого господина?

"Что за слова такие! Так и вижу, как прихожу в кабинет этого Вятова и требую меня удовлетворить... разными способами. Пошляк вы, Олег Дмитриевич, ой пошляк. Правда, сами о том и не догадываетесь!"

— Собственно я предупреждал этих господ, но раз они не вняли...

Отпустив подчиненного, правда, не сразу, а немного побеседовав с ним на оружейную тему (вернее, о том, ну когда же будет долгожданная поставка пистолетов и патронов, да побольше, побольше!), полковник вздохнул и принялся знакомиться с содержимым невзрачной папки. И чем дальше он читал, тем больше улыбался. Уже выходя из своего кабинета, начальник штаба коротко сказал, как плюнул:

— Чинуши!

А князь, по возвращении сразу же уселся сочинять большое послание господину Луневу. Изложив свое видение проблемы, Александр поручал стряпчему подыскать хорошего... нет, очень хорошего юриста нужной специализации. Отыскав, немедленно приниматься за дело — вчинить господам Вятову и Хлудову хороший такой иск о клевете, подрыве деловой репутации, попрании чести.

"Сами пусть решают, но чем больше, тем лучше. И как только будет положительное, для меня, естественно, решение суда, пускай даже по одному из обвинений — появится законная возможность послать своих секундантов. Проще один раз подстрелить зарвавшегося чинушу и устроить широкую огласку причин дуэли, чем ждать следующей проверки. Все ж таки Николай Первый явно не любил своих чиновников, раз разрешил, пусть и с многочисленными оговорками, вызывать их. Жалко, что в моей первой жизни такого не было".

* * *

На новогоднем балу Сергей Юрьевич Блинский не ходил — порхал мотыльком и сиял при этом, как маленький прожектор. Командование сдержало слово и лишило его наконец-то приставки штаб-, сделав простым ротмистром. На этом хорошие новости для Александра заканчивались и начинались плохие: уже ротмистра Блинского вскорости переводили в распоряжение штаба, а взамен и тоже переводом должен был прибыть следующий командир Олькушского отряда — тоже ротмистр по фамилии Розуваев. То, что удалось узнать про нового "хозяина" заставы, оптимизма не внушало: ротмистр в пятьдесят четыре года, иные уже и генеральские погоны примеряют в таком-то почтенном для военного возрасте. Ну, пусть не генеральские — но, как минимум, чин подполковника-то уже должен быть! Вдобавок, по слухам, Розуваев сильно уважал шагистику и прочую уставщину, причем достиг в любимом деле немалых высот, если уж и другие офицеры признавали, что тот бывает чрезмерно строг к нижним чинам. Это при том что небольшое рукоприкладство по отношению к солдатам и за грех-то не считалось — так, обычная воспитательная мера воздействия на нерадивых к службе.