Иллюзия Свободы

Как и ожидал Ремус, Гарри был явно не в восторге от того, в какую сторону он повернул беседу. Но пока Поттер никак не выдавал своего неудовольствия, он даже ничего не ответил на слова Люпина. Нервозность подростка могли выдать только руки, нервно теребящие обивку кресел.

— Я понимаю, что ты слышал это сто раз. Но хотелось бы, чтобы ты был более... осторожным, — пытался как можно лучше подобрать слова Люпин. — Пожалуйста, объясни мне: почему я смог подобраться к тебе незаметно, даже не приложив для этого никаких усилий? Ты ведь понимаешь: что если бы это был твой враг, ты был бы уже мертв или в плену у Волдеморта, а ведь неизвестно, что из этого хуже!

После этого вопроса в комнате повисло неприятное молчание, только напольные часы мерно отчеканивали каждую секунду.

— Гарри, ну почему ты молчишь, я ведь хочу помочь тебе! — воскликнул Ремус сердито, не зная, что при этом больше испытывает: раздражение от того, что Гарри не желает ему отвечать, или сожаление, что не может достучаться до него и помочь. Но уже через минуту пожалел о своей несдержанности, потому что Гарри в ответ тут же вспылил.

— Я прекрасно знаю об опасности, которая мне угрожает. И об ответственности, которая лежит на мне. Не волнуйся, я постараюсь уничтожить убийцу родителей и Сириуса, чего бы мне это ни стоило. И очередное напоминание об этом ничего не изменит, — не менее сердито ответил Гарри.

Упоминание о друзьях обожгло Рема, а упрямство Гарри вызывало желание накричать на него. В этот момент Люпин очень жалел, что позволил Гарри общаться с ним на равных. Держась из последних сил, он продолжил:

— Если ты всё знаешь, то объясни мне: чем ты думал, когда решил самостоятельно покинуть дом своих родственников и направился сюда? Как твой поступок свидетельствует о том, что ты понимаешь, в каком положении находишься и помнишь о важности своей безопасности? Ты хоть на мгновение задумался, что будет с теми, кто волнуется за тебя?!

Люпин рассердился настолько, что забыл о том, что собирался говорить мягко и тщательно подбирать слова. Он действительно очень волновался за Гарри, но забыл, что когда переходишь в наступление, отклик будет только один — защита.

Гарри выпрямился в кресле как струна. Слова Люпина так его задели, что он задрожал от гнева.

"Как он не может понять, что для меня лучше умереть, чем находиться у Дурслей. Разве я не остался, если бы мог выдержать? Я терпел от них всё. Терпел презрение, терпел постоянные унижения, исполнял роль семейного раба. Терпел издевательства Дадличка, терпел тётушку Мардж. Я делал всё, что мог, чтобы сдерживать себя и безропотно переносить их издевательства, — мелькали мысли в голове у Гарри. — Вначале, потому что мне некуда было пойти, и я не знал, что может быть по-другому, что могут быть люди, которые будут меня любить и относиться ко мне не так как Дурсли или запуганные моей мнимой репутацией соседи. Потом из-за распоряжений Дамблдора, говорящего, что это нужно для моей безопасности. Но я никогда не смогу стерпеть незаслуженного презрения и унизительных слов о моих родителях. Всё, что у меня о них осталось, это память. И я никому не позволю запятнать её. Я готов понести любые потери, но не дам чернить имя родителей. Ты бы знал, Ремус, какой физической боли мне стоило сдержать себя, чтобы не дойти до кровопролития..."

Гарри хотелось выкрикнуть всё это в лицо Люпину. Он еле сдерживал себя и то только потому, что очень уважал Люпина.

Не в силах усидеть, он вскочил и сжал кулаки так сильно, что ногти до боли впились в ладони. Эта боль держала его на грани, но всё же он не смог сдержать волшебство, рвущееся из него.

Волна гнева обрушилась на комнату, отчего Люпин, пораженный чистоте и силе бушующего волшебства, почувствовал, как волосы на затылке зашевелились, а воздух в комнате стал тяжелым. Мелкие предметы, находящиеся в комнате, задрожали, готовясь пуститься в бешеный пляс. Мужчина подумал, что ещё немного и в комнате начнут сверкать молнии и рушиться мебель. Понимая свою ошибку, он решил попытаться успокоить Гарри, но Ремус, не угадав с доводами, сделал только хуже.

— Гарри, успокойся, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Пойми, я просто очень волнуюсь за тебя. Ты дорог мне, и я пытаюсь защитить тебя как умею. Вот и Дамблдор тоже очень переживает за тебя. Ты же понимаешь, что он просил тебя оставаться у родственников, потому что там ты был в полной безопасности. Он очень переживал, когда выяснилось, что ты самостоятельно покинул дом на Тисовой улице. Альбус сразу послал на твои поиски и успокоился только тогда, когда обнаружил тебя в доме Сириуса. Гарри, ты бы видел, какой разнос он устроил Флетчеру, когда выяснилось, что он опять проворонил своё дежурство. Я в таком гневе видел Дамблдора не часто. Только ради твоей защиты он принял о...

Но договорить Люпин не успел. Предметы всё-таки сорвались со своих мест. И одна особенно неугомонная хрустальная ваза выбрала траекторию, проходящую как раз напротив его головы. Он, резко откинувшись в сторону, спрыгнул с кресла, успев при этом подумать, что для него входит в привычку отскакивать от вещей Гарри, которые очень облюбовали его голову, потому что уже второй предмет за сегодня пытался крепко "поцеловать" Люпина, подарив "прекрасное" ощущение забытья.

Когда Гарри заметил, к чему чуть не привела его несдержанность, он испугался за здоровье Люпина. Сделав несколько глубоких вдохов, при этом сжав и разжав кулаки, он смог утихомирить выброс неконтролируемой энергии. После чего остался стоять, тяжело дыша и опустив голову.

Предметы, резко прекратив полет, попадали на пол, а злополучная ваза разлетелась на куски, угодив на кочергу возле камина.

Люпин, вскочив на ноги, посмотрел на Гарри со смесью тревоги и удивления. Он подошел к юноше, который всё ещё стоял, склонив голову, и, взяв его за плечи, спросил самым сочувствующим голосом, на который был способен:

— Гарри, пожалуйста, скажи, что с тобой происходит?

Несколько секунд Гарри продолжал молчать, а потом, подняв голову, посмотрел своими потемневшими зелёными глазами прямо в глаза Люпину и ответил:

— Я не знаю, Ремус. Прости.... Прости меня, я мог поранить тебя. Я не могу и сам себе объяснить, почему я думаю об этом, и вряд ли ты сможешь понять.

Услышав сбивчивые объяснения Гарри и поразившись боли и смятению, которые вышли на поверхность и теперь плескались в зелёных глазах, Люпин только сильнее сжал его плечи.

— Гарри, ты можешь мне довериться. Я пойму тебя. Расскажи, что тебя тревожит, тебе станет легче, а я буду знать, чем помочь тебе.

— Ремус, я сам не знаю: верить ли своим мыслям, может, это просто разгулявшееся воображение. Я не думаю, что нам нужно тратить на это время, давай я лучше уберусь в комнате. Я тут всё разгромил...

Гарри, разрываясь между желанием всё рассказать близкому человеку и страхом высказать вслух свои опасения, как бы делая их истиной, сделал последнюю попытку избежать разговора. Раньше он очень хотел, чтобы этот разговор состоялся с кем-нибудь, но когда этот момент настал, ему стало больно и неприятно от мысли, что придется озвучить свои опасения. Появилось чувство вины, как будто он этим предавал Дамблдора, хотя всё в нем кричало, что он прав.

Гарри непроизвольно мотнул головой, как бы стараясь вытряхнуть из неё нежелательные мысли.

— Нет, Гарри. Я думаю, это очень важно, судя по силе стихийного выброса волшебства, тебя этот вопрос очень волнует. И на этот раз я не отстану от тебя, пока ты мне всё не расскажешь.

Люпин не ослаблял хватки, и Гарри, поддавшись нахлынувшим чувствам, начал взволнованно выкладывать всё как есть:

— Но что? Что мне рассказать? Что я не чувствую себя героем? Что я, наконец, понял: я не смогу быть надеждой волшебного мира? Я обычный волшебник, без каких либо особых способностей, просто не могу им быть. Я очень устал. Устал от пророчеств, от ответственности. От того, что все ждут чего-то от меня. Устал от взглядов полных надежд, ожиданий. Словно я восьмое чудо света и прямо на глазах любопытных зрителей достану невиданное оружие из кармана и чудом избавлю всех от проблем. При этом я знаю не намного больше моих однокурсников. Что я, — Гарри сделал паузу и, тяжело вздохнув, закончил свой вопрос так тихо, что Ремус еле расслышал его, — больше не считаю Дамблдора непогрешимым как раньше? А больше я не знаю никого, кто мог бы мне помочь в борьбе с Волдемортом...

Услышав последние слова, шокированный Люпин отнял свои руки от Гарри и попятился от него, словно магл, увидевший перед собой приведение. Отойдя на несколько шагов назад, он почувствовал, как в его ноги упёрлось что-то твёрдое и, не удержав равновесия, мужчина осел в кресло, которое не так давно покинул.

Гарри, наблюдая реакцию Люпина, горько усмехнулся и сказал:

— Я же говорил: ты не поймешь. "Герой" не может испытывать слабости и сомневаться. Именно поэтому я не хотел говорить о своих чувствах.

Горечь в голосе Гарри заставила Люпина вздрогнуть.

— Гарри, пойми, Дамблдор верит в тебя. Он верит, что ты справишься. Он всё делает для того, чтобы защитить тебя. Ты тоже должен верить в себя и... в него.

— Снова должен. Да, я всем всё должен. И я пройду этот путь до конца, потому что мне есть за кого бороться. Мне есть за кого отомстить. Но скажи: во что мне верить? Как я могу верить, если у меня ничего нет для этого ни способностей, ни знаний?

— Дамблдор считает, что ты обладаешь особенной силой, которая проявит себя, когда ты будешь готов.

— Да, у него много идей и планов, в которых всё продуманно наперёд. Цель которых: несравненное благо. Только я всё больше сомневаюсь, что во благе есть место и для меня. Скорее, я средство для достижения этой цели, которое лелеют и оберегают до того времени, пока оно не выполнит своего предназначения. Рем, у меня такое чувство, что я нужен до тех пор, пока не устраню Волдеморта, — обида и гнев в голосе Гарри сменились все потопляющей грустью, он даже не заметил своей фамильярности по отношении к мужчине. — Рем, я не знаю, что мне делать. Эти мысли разъедают меня. Они лишают меня опоры. Я больше не знаю чему верить.

Люпин собрал все свои силы и, боясь услышать ответ, спросил:

— Гарри, ты... не доверяешь Дамблдору, считая его предателем?

В зелёных глазах промелькнуло удивление, которое сменилось горечью и сожалением. После минутной паузы он ответил:

— Нет. Что ты, Ремус. Я доверяю ему. Просто у меня сегодня настроение плохое, вот я и несу всякую чушь.

Голос Гарри казался чужим и надломленным, но это не смягчило сердце Люпина.

Он не мог понять чувств Гарри. Его задело за живое недоверие, которое высказывал сын Джеймса по отношению к Дамблдору — человеку, который столько сделал для волшебного мира, столько положил на алтарь борьбы со злом. Люпин всем, что имел, был обязан Дамблдору. Он помог ему, несмотря на то, как общественность относится к оборотням. Дал образование, помогал с работой. Друзей Люпин смог найти тоже только благодаря этому великому человеку. И сейчас у него появилась возможность отблагодарить его, защитив его доброе имя. В сердце Люпина зажегся огонь справедливого гнева. Потушить который можно было, только наставив Гарри на путь истинный. Встав и обогнув кресло, передумавший подходить к парню близко Люпин попытался надавить на Гарри авторитетом Альбуса Дамблдора.

— Гарри, как ты можешь после всего, что сделал Дамблдор, так говорить? Он столько сил прикладывает для того, чтобы защитить тебя! Как ты не видишь этого? Вспомни, именно Дамблдор поддерживал тебя, когда никто тебе не верил в возвращение Волдеморта. Сколько проблем у него было оттого, что он встал на твою сторону. Он тогда был даже лишен места директора и многих своих званий. И всё это ради тебя! Дамблдор великий светлый волшебник нашего времени. Он заслужил уважения хотя бы за то, что всегда помогает тем, кто в нём нуждается. Тебе, таким как я, Уизли, маглорожденным студентам. А сколько он сделал для Сириуса! Разве ты уже забыл всё это?! Дамблдор заслуживает нашего уважения, восхищения. А если мы будем проявлять недоверие, сработаем на руку нашего врага. Это его цель: посеять в наших сердцах сомнение и, рассорив, разобщить нас.

Закончив свою гневную тираду, Люпин ожидал увидеть раскаивающегося и чуть ли не рыдающего от мучительных угрызений совести Гарри, но вместо этого увидел упрямое настороженное лицо с осколками льда в глазах.

Гарри жалел, что затеял этот бесполезный разговор с Люпином, во время которого раскрыл мысли, которые привык ото всех прятать. Поддавшись обманчивым ощущениям родственности душ и причастности, он выложил всё как есть в надежде, что его поймут. Увидев реакцию Люпина, Гарри был, мягко говоря, разочарован. Он почувствовал саднящую боль в груди, вызванную чувством отрезанности от окружающего мира и неприятием его сущности даже близкими людьми.

"Пора уже вырасти и не верить сказочкам о том, что тебя могут понять другие. Для всех ты только сын Поттеров, Мальчик-Который-Выжил или орудие смерти против Волдеморта. Для каждого своё, но не более. Поэтому заткнись и выслушай покорно все, что тебе скажут, чтобы это быстрее закончилось", — приказал себе Гарри, для верности стиснув зубы и сжав кулаки.

Он смог сдерживать себя ровно до того момента, когда услышал имя своего крестного.

— И что же директор сделал для Сириуса выдающегося? Наверное, я просто неправильно воспринимаю жизнь. Потому что не понимаю: в чем заключается подвиг? В том, чтобы бросить человека гнить в Азкабане? Или запереть его в ненавистном доме, зная, что от постоянного нахождения в нем он может свихнуться, а смерть для него станет подарком, потому что будет хоть каким-то действием, к тому же, позволившем ему покинуть злополучное место? Я пробыл тут один всего несколько дней, а уже сам начал чувствовать, что ещё немного и я свихнусь. Объясни мне, Ремус, что я неправильно понимаю? — спокойным сильным голосом, словно разрезающим металл, спросил Гарри.

— Гарри, ты всё сваливаешь в кучу. Так нельзя. Директор не мог знать, что Сириус невиновен. И ты прекрасно знаешь, что он находился в доме для того, чтобы быть в безопасности. Мы оба знаем, насколько Бродяга был безрассудным. Нельзя во всём винить Дамблдора.

— Я не на столько самоуверен, чтобы винить только его. Я знаю, что я главный виновник, или, скорее, главная причина гибели Сириуса. И, к сожалению, я никогда не смогу этого изменить, вина за его гибель будет лежать на мне всю мою жизнь, сколько бы она не длилась. Но я не могу оставаться слепым и делать вид, что готов всё принять как есть. Дамблдор смог помочь Снейпу, он мог бы помочь и Сириусу, если бы постарался разобраться в ситуации. Может, я многого требую от Дамблдора, но он сам поставил себя на роль "вершителя судеб", а потому ответственность лежит и на нём. Я много думал и пришел к выводу: он совершил много ошибок, поэтому я не могу слепо верить ему и выполнять любой его приказ.

Видя, что Ремус пытается возражать, Гарри решил поставить точку в разговоре, уже сильно обременяющем его. Подняв в останавливающем жесте руку, он твёрдо сказал: