— Добраться до Наиргона так быстро нелегко.
— Я знаю. Загоняй коней, используй эликсиры выносливости, убивай по пути, если кто-то посмеет мешать. Неважно. Ты должна успеть. От этого зависит слишком многое.
Найлиэна склонила голову.
— Слушаюсь матушка, я буду там.
— Вот и хорошо, — зрящая улыбнулась, на сей раз — безо всякого притворства, тепло и искренне. — До встречи, дочка. Буду ждать от тебя вестей.
Тириомаль погас, вновь превращаясь в мертвый шар и Парниэла поднялась.
Она спрятала драгоценное переговорное устройство, накинула плащ, затем — подошла к коню и, дружески похлопав того по голове, достала небольшой пузырек.
— Прости, — со вздохом произнесла эльфийка, заставляя животное выпить жидкость, пахнущую мятой и клевером, — ты станешь быстр, как ветер, но это будет наша последняя скачка, дружок.
Сказав это, она вскочила в седло и ударила животное пятками в бока, переводя его с шага в дикий галоп.
Конь яростно заржал, его глаза налились кровью, и животное устремилось вперед, точно стрела, пущенная с тетивы.
"Я успею, я обязательно успею", — пообещала себе Парниэла, припав к лошадиной шее. — "Обязана успеть"!
Глава 10.
Пятнадцатый день второго месяца лета 4-го года со дня Реставрации (по имперскому летоисчислению), вечер.
Длительный переход через реку Быстротечную закончился в открытом поле. За сутки до этого Шахрион инспектировал крепость Ларнисию, затем — проверял новую речную флотилию, призванную оберегать границу провинции, и остался доволен увиденным. В первые два года на столь затратную игрушку денег не хватало, и приходилось довольствоваться тем, что осталось от Саргилэнов, добавив всего несколько кораблей, зато теперь все было именно так, как император и желал.
Увы, в результате они выехали позже, чем хотелось, а потому процессия не успела добраться до ближайшего города, и Черный Властелин дал добро на создание походного лагеря. Кареты тотчас же были составлены в круг, палатки — разбиты внутри этой импровизированной крепостной стены, а люди занялись своими обычными делами. Слуги — готовили пищу, ухаживали за лошадьми, чистили хозяйскую одежду и выполняли самые разнообразные поручения. Солдаты — распределили часы службы и заступили на посты. Благородные имперцы из свиты тратили свободное время по собственному усмотрению.
Шахрион же закрылся в шатре и принялся в очередной раз штудировать вызубренные уже наизусть книги, пытаясь в сотый раз найти в них хотя бы небольшую подсказку. Он понимал, что результат вряд ли изменится, даже если каждая из книг будет прочитана не сто, а тысячу раз, но не мог заставить себя сдаться.
"Все-таки то видение появилось не просто так. Раньше его не было. Оно связано с дневником Безумного Императора"?
Раздалось тихое деликатное покашливание и Шахрион повернулся, кивая вошедшему.
Это был высокий статный мужчина, годящийся Черному Властелину в сыновья. Облаченный во все черное, с головой, укрытой капюшоном, он отдаленно смахивал на Тень, но в отличии от постоянной спутницы императора, был, наверное, самым ценным и преданным его сторонником.
— Приветствую, мой Властелин, — вошедший рухнул на колени, старательно буравя взглядом пол. — Да будут года твои долгими и безоблачными.
— И тебе доброго здравия, Первый, — поздоровался Шахрион. — Можешь подняться.
Человечек тотчас же встал и устремил на императора полный обожания собачий взгляд.
Первый был тем самым человеком, кто притащил змеиный огонь в твердыню магов света, устроив Сынам незабываемую огненную феерию. Именно он являлся главой тройки безымянных орудий, взращенных Черным Властелином для самых сложных и деликатных дел. И именно он отвечал за работу личной тайной службы императора, о существовании которой не знала даже Тартионна. Провернуть подобное оказалось куда сложнее, чем скрыть от Лиги приготовления к войне — шпионы и доносчики жрали золото едва ли не по своему весу, а Ледяная Ведьма идеально разбиралась в вопросах финансов — но они все-таки кое-как справились, хотя время от времени нехватка средств и напоминала о себе.
— Тебе понравились книги, которые скромный слуга достал?
— Да, очень. Если получится, постарайся найти еще что-нибудь похожее.
— Как будет угодно моему Властелину.
Ответ этот был столь честным и искренним, что где-то в глубине души Шахриона шевельнулся червячок раскаяния, которого он тотчас же безжалостно растоптал. Да, при разговоре со своими безымянными ему — человеку, преступившему ради победы все писаные и неписаные законы — изредка становилось совестно за то, что изуродовал трех ни в чем не повинных детей. А потом он вспоминал о том, что сотворят страны Лиги с возрожденной Империей, если та даст слабину, и стыд улетучивался.
Шахрион потер виски — головная боль в последние пару суток заметно усилилась, а он и так уже выпил многовато пилюль, в результате чего мозги работали не лучшим образом.
"Надо быстро разобраться с главным и идти спать", — решил император.
— Ты приехал сам. Какие-то важные вести? Что-то случилось в столице?
— Нет, владыка, в Черной Цитадели было спокойно, когда я покидал ее. Госпожа как раз собиралась на восток. Но по дороге я получил важные вести с севера.
С этими словами он протянул своему хозяину небольшой, сложенный вчетверо, листок. Шахрион развернул его, внимательно прочитал, и брови императора приподнялись.
"Ну надо же, как интересно", — подумал он. — "Да, новости, действительно, любопытные".
— Хорошо. Тогда продолжай наблюдение.
— Слушаюсь, владыка. Будут ли какие-нибудь еще распоряжения?
Шахрион задумался.
— Да, пожалуй, будут. В Исиринатии как-то все подозрительно затихло. Конечно, новому венценосцу сейчас не до внешней политики, но все же... Попробуй выяснить, что происходит.
— Я уже занимаюсь этим, владыка.
"Как всегда инициативен".
— Прекрасно, — кивнул Шахрион. — На этом все, можешь заняться делом.
Первый поклонился и бесшумно покинул шатер.
"Кажется, в этом году произойдет много интересного", — подумал император, гася свечи и укладываясь на походное ложе.
Доказательств у него не было, но чутье буквально вопило благим матом: что-то назревает, а значит — следует быть готовым к любым неожиданностям. В этот момент император ощутил острую тоску по Тартионне. Хотелось сыграть с ней партейку в шемтис и немного развеяться. А еще очень хотелось, чтобы изматывающая головная боль наконец-то отступила. Эта непрерывная мука, а также пилюли, которые ему приходилось есть едва ли не каждый день, затуманивали разум, мешая соображать. Вот и сейчас Шахриону казалось, что он упускает нечто важное в донесениях агентов, но он в упор не понимал, что же именно.
Император вздохнул и перевернул страницу.
— Мы не всегда получаем то, что хотим, не так ли? — проворчал Черный Властелин, проводя рукой по остаткам своих волос и закрывая глаза.
* * *
Семнадцатый день второго месяца лета 4-го года со дня Реставрации (по имперскому летоисчислению), утро.
Фанфары били по ушам так, что Шахрион с трудом сдерживал желание найти где-нибудь большую подушку и, накрыв ею голову, забиться в дальний угол. Доблестные жители Наиргона, кажется, решили перещеголять всех своих предшественников на имперском тракте, и устроили правителю самый настоящий триумф, подобный тем, которых в древние времена удостаивались самые могучие и удачливые из Черных Властелинов. И даже карета не стала препятствием для их благородного порыва.
Выглядело это донельзя пошло и глупо, но хороший правитель не должен смеяться над верноподданническими чувствами своих людей, даже если те и перегнули палку. Особенно если они ее перегнули!
Нет, музыка оказалась хороша, городской совет не поскупился аж на пять трупп, которые и сводили Шахриона с ума. Но на достигнутом было решено не останавливаться, а поэтому подъезды к городу украшало такое количество флагов Империи Таараш, что, наверное, ими можно было снабдить целую армию. Как будто этого мало, восторженные толпы, высыпавшие ради такого случая из ворот, радостно выражали любовь к Черному Властелину, а вся верхушка провинции во главе с наместником уже заняла положенное по этикету место.
И Шахрион, даже сидя в карете, ощущал сильнейшее желание запихнуть клятые музыкальные инструменты этим напыщенным индюкам в задницы!
Император, определенно встал сегодня не с той ноги: голова болела так, что временами хотелось разбить ее о камень, лишь бы прекратить эту пытку; то и дело накатывала тошнота; и, точно всего этого недостаточно, Шахриона поминутно окутывало жаркое пламя ярости. Его бесило буквально все: и эта тупая жара, и эта тупая музыка, разносящаяся над окрестностями, и эти тупые людишки, стоящие на коленях по обе стороны дороги. Хотелось спать, пить, и чтобы мигрень закончилась, а вместо этого следовало готовиться к очередному идиотскому пиру с ограниченными посредственностями. Пиру, который, судя по всему, растянется на добрую неделю!
"Саргилэнов и их вассалов всегда бросало из крайности в крайность", — думал император, разглядывая все это безобразие из окна кареты.
Какие мы нежные, — фыркнула Тень.
В последние дни она вела себя как-то... сдержанно, что ли? Почти не язвила, редко появлялась, не действовала императору на нервы. Если бы не странный провал в памяти и головная боль, он даже счел бы, что его состояние начало улучшаться.
"Но я помню взгляд наместника Пергиона, помню тот безотчетный ужас. Что же он увидел? И как я оказался на улице"?
Сам Шахрион решительно не мог вспомнить, что же именно произошло в тот вечер. Император изнывал от скуки на праздничном ужине, ведя ничего не значащую светскую беседу с несколькими влиятельными купцами, затем — провал, чернота, без единого намека на свет, время и пространство, — и вот он уже стоит в закутке меж домов, а Пергион смотрит на своего владыку, точно на мертвеца, выбравшегося из могилы.
— Эй, может расскажешь, что это было? — поинтересовался Шахрион у Тени, но та деликатно молчала, сидя напротив Черного Властелина и направляя свое безглазое лицо в окно.
Карета остановилась, телохранитель, как и всегда, открыл дверцу и Шахрион, приказав себе не поддаваться слабости, как и всегда — собранный и энергичный — вышел наружу, в рев толпы и музыкальных инструментов, представ перед коленопреклоненными благородными и благороднейшими, собравшимися для того, чтобы продемонстрировать, как же сильно они любят своего нового правителя.
— О владыка, недостойные приветствуют тебя! — раболепно продекламировал один из них и в этот момент музыканты — все пять трупп — грянули торжественную мелодию.
Получилось на удивление сыгранно, но, великая Мать, как же громко!
Шахрион скрипнул зубами, собирая в кулак все силы, чтобы не потерять сознание от этой безумной какофонии.
— А я приветствую вас, поднимитесь! — прокричал он.
"Что ж, начнем, и чем быстрее — тем лучше. Еще пять минут, и я оглохну"!
Экскурсия по огромному Наиргиону мало чем отличалась от прочих. Знатные и богатые горожане демонстрировали достижения, рассказывали, что же стало лучше, просили о незначительных мелочах. Короче говоря, вели себя так, как и должны были.
Серьезные разговоры, конечно же, последуют, но проводиться они будут отнюдь не на улице, заполоненной толпами простолюдинов, а за закрытыми дверьми, там, где нет лишних ушей и глаз.
Шахрион позволял себя водить туда-сюда, сдерживая ярость, с каждой минутой становившуюся только сильнее. Император не до конца понимал, что же именно так выводит его из себя, но всячески сдерживал раздражение и внимательно следил за выражением собственного лица. Подданные не виноваты в том, что у Черного Властелина сегодня дурное расположение духа, а значит — незачем отыгрываться на них. И вообще, издеваться над теми, кто слабее — не самая полезная для правителя привычка.
Тень в очередной раз хихикнула и Шахрион едва заметно скривился. Проклятая тварь с каждым новым днем училась выводить его из себя все лучше и лучше.
"Нужно искать способ избавиться от нее, а не бегать по балам", — мрачно подумал император, и тотчас же одернул себя. — "Но и этот праздник необходим, как воздух. Мы слишком разобщены, не едины. Должны стать пальцами, сжатыми в кулак, а не ладонью"!
За этими размышлениями он не особо слушал рассказ благороднейшего, которого наместник отрядил вместе с императором гулять по городу. Сам же испросил разрешения отправиться в особняк — готовить пиршество. Этот человек был с Шахрионом в дни тяжких испытаний, и Черный Властелин наградил верного слугу по-императорски. Огромные земельные владения, право распоряжаться судьбой одной из важнейших провинций и баснословные доходы от торговли зерном надежно привязывали наместника к трону.
Еще надежнее с Черной Цитаделью его связывала общая ненависть местной знати, которой пришлось изрядно потесниться. Шахрион не был столь наивен, чтобы верить в человеческие качества даже самых верных своих слуг, а поэтому предпочитал в каждом отдельном месте стравливать новые и старые элиты. Пускай грызутся и интригуют за близость к трону, пускай ненавидят и подставляют друг друга, пускай даже проливают кровь с помощью наемных убийц. Это все отвлечет их от мыслей об измене.
"А если кто-нибудь и подумает", — решил Шахрион, — "то я лично объясню ему всю ошибочность подобных действий".
Некоторая странность мешала Шахриону сосредоточиться на том, что говорил провожатый. Черный Властелин нахмурился, пытаясь понять, что же именно не так. Прищурившись, он различил непонятную тень на крыше ближайшего дома. Приложив руку козырьком, чтобы прикрыть глаза от бьющего в лицо солнца, император сумел различить очертания человека, держащего в руках нечто, напоминающее арбалет. И это нечто смотрело прямо на него.
— А что... — начал Шахрион, и в этот самый миг в его сторону устремилось что-то, а буквально в следующую секунду все тело императора пронзила дикая, слепящая и лишающая рассудка боль.
Он посмотрел вниз и расплывающимся взглядом увидел оперенный конец болта, торчащий из груди. Там, где располагалось сердце.
Вслед за этим из переулков и домов начали выбегать вооруженные люди, которые сходу врубились в строй телохранителей Шахриона и людей наместника...
— Защищайте императора! — донеслось откуда-то издалека.
— Смерть некроманту! — послышалось в ответ.
Звенела сталь, всюду раздавались крики, а на самого Черного Властелина, как будто бы никто не обращал никакого внимания.
Еще один болт вонзился в тело Шахриона — на сей раз в живот. Но боль отсутствовала. Она пропала, уступив место чему-то новому, чему-то темному, поднимающемуся из самих глубин естества.
Вместо боли пришла дикая черная ярость, необузданная и всепожирающая.
"Они... Эти твари... Они предали меня. Предали! Смерть, смерть им всем"!!!
Шахрион закричал, и в вопле его не было страха или отчаяния, лишь жажда крови. Он широко развел руки и во все стороны хлынул поток энергии, не разбирающей, где свои, а где чужие.
